Страница:
---------------------------------------------------------------
OCR, spellcheck: Н.А.Сапегин; 17.12.2001
OCR: Красно; 16.06.2000 г.
Из коллекции Вадима Ершова: http://vgershov.lib.ru/
---------------------------------------------------------------
Оранжево-желтый круг, пересеченный наискось голубой полосой, появился
над бетонированной лентой автомагистрали, когда вечебус находился еще в
пятистах метрах. Неподвижный, резко очерченный, пронизанный насквозь
солнечными лучами, лившимися с безоблачного неба, он блестел точно маленькое
солнце, внезапно возникшее в воздухе над самой дорогой.
Внутри вечебуса прозвучало негромко:
-- Внимание! Приближаемся к линии шарэкса. Поезд находится в ста десяти
километрах. Желающие наблюдать прохождение экспресса, поднимите руку!
В глубоких креслах сидело человек тридцать, вечебус не был заполнен
даже на одну четверть. Восемнадцать пассажиров подняли руки.
Едва слышный шипящий звук нарушил бесшумность бега машины. Заработали
тормоза. Вечебус остановился у самого оранжево-желтого знака, который,
постепенно тускнея, вскоре совсем исчез, словно растворившись в воздухе.
Хотя желание увидеть экспресс на полном ходу выразили только
восемнадцать человек, из машины вышли все находившиеся в ней пассажиры.
Шарэкс появился не так уж давно, и интерес к нему еще не успел перейти в
привычку. Жителям городов не часто выпадал случай увидеть поезд на середине
перегона, когда скорость доходила до шестисот километров в час.
Внутри вечебуса было прохладно, снаружи июльский полдень дышал зноем.
Местность у переезда была открытая, равнинная. По обе стороны автомагистрали
бесконечной прямой линией уходили к горизонту желтовато-серые опоры
желобовой дороги, висящей в четырех метрах над землей. Золотисто блестели,
точно солнечные лучи раскалили их, полукруглые "рельсы" пути.
Пассажиры вечебуса были одеты очень легко, большинство -- в светлые, из
тонкой материи костюмы, но все же летняя жара давала себя чувствовать: день
был безветренным.
Среди них сразу обращала на себя внимание высокая девушка в белом
платье, более коротком, чем обычно носили в это время. Странный зеленоватый
оттенок ее кожи, изумрудно-сапфировый отлив густых черных волос, ничем не
покрытых, точно девушка не замечала зноя, косо поставленные глаза,
приподнятые к переносице -- удивительно длинные и кажущиеся вследствие этого
более узкими, чем они были на самом деле, -- все выдавало в ней человека не
земной расы. От белых туфель до колен стройные, красивой формы голени были
обвиты перекрещивающимися узкими белыми лентами, закрепленными тоже белыми,
как будто металлическими, пряжками в виде удлиненных листьев какого-то
неизвестного растения. Как два щитка, они закрывали ее колени. Тонкие руки,
обнаженные до плеч, заканчивались длинными гибкими пальцами с ярко-зелеными
блестящими ногтями, точно на конце каждого пальца девушка носила по крупному
изумруду. Зеленый цвет ясно проступал в углах рта и особенно был заметен на
крыльях прямого носа.
Но кровь девушки явно имела красный цвет. Зеленый оттенок, видимо,
придавали ее коже особые свойства пигмента. Кое-где в местах сгибов это
сочетание окрашивало ее тело в коричневый цвет загара.
Ее платье не доходило до колен и было сильно открыто сзади. Обнаженная
спина почти совсем скрывалась под волнами длинных волос, перехваченных у
затылка широкой белой пряжкой, все той же формы листка не известного на
Земле растения. Из-за удивительной густоты эти волосы производили
впечатление тяжелой массы, в которой лучи Солнца создавали изумрудные
переливы при каждом движении головы.
Но "зеленость" не портила внешнего вида девушки, наоборот, она казалась
своеобразно красивой, возбуждала невольное чувство симпатии своей свежестью,
нерастраченной силой цветущей юности. И только ее глаза, косо расположенные,
придавали лицу выражение грусти.
Пассажиры вечебуса успели уже приглядеться к своей необычайной спутнице
и не обращали на нее особого внимания. Все знали, кто она такая. Не было на
Земле человека, который не слыхал бы о ее фантастической и загадочной
истории. Только иногда чей-нибудь любопытный взгляд украдкой останавливался
на ее статной высокой фигуре, пытливо всматривался в черты лица, словно
стараясь угадать, что нужно здесь "гостье Земли", зачем оказалась она в
вечебусе, идущем по маршруту Киев -- Полтава.
Девушка не замечала этих взглядов. Казалось, что она вообще не замечала
никого из окружающих ее людей. Ни разу ни на ком не остановился взгляд ее
бархатно-черных глаз.
Ее звали Гианзя.
Рядом с ней неотлучно держалась другая девушка, но уже обычного земного
типа. Она тоже была высокого роста, но все же на полголовы ниже своей
спутницы, с такими же густыми черными волосами, но без зеленого оттенка,
одетая в такое же белое платье, но более длинное и не столь открытое. На ее
ногах были такие же туфли, но без лент. И ее черные глаза были немного узки,
но расположены прямо.
Пассажиры вечебуса знали, кто эта вторая девушка. Так же, как Гианэю,
ее знали все. И вся Земля знала ее имя и фамилию.
Они говорили между собой на звучном красивом языке, но говорили очень
тихо. Слух Гианэи, и это тоже было известно всем, обладал исключительной,
невозможной у людей Земли остротой.
И не только слух. Все органы чувств были развиты у пришелицы из другого
мира в превосходной степени. Она видела то, что человек Земли не мог бы
увидеть без бинокля, улавливала запах, которого не почуяла бы и специально
натренированная овчарка. Тонкие нервные пальцы Гианэи были способны ощутить
совершенно недоступное пальцам людей.
Способности загадочной гостьи давно уже привлекли пристальное внимание
ученых. Она обладала чудесным голосом, диапазон которого охватывал почти все
октавы земного рояля, прекрасно рисовала. С непринужден ной легкостью лепила
из глины и высекала из мрамора скульптурные портреты. И все это делала так,
словно всю жизнь была певицей, художником или скульптором. Ее тело было
способно к самым невероятным гимнастическим упражнениям. Во всех видах
легкой атлетики Гианэя далеко превосходила людей. Только спортсмены-мужчины,
рекордсмены своего вида спорта, могли соревноваться с ней без риска
обязательно оказаться побежденными.
Было замечено, что Гианэя больше всего любит плавание. И она плавала в
отточенном стиле классического кроля, что доказывало, во-первых,
распространенность этого вида спорта на ее родине, а во-вторых, что
изобретение наиболее быстрого способа плавания не являлось прерогативой
Земли.
-- Физически, -- говорили ученые, -- Гианэя человек будущего. Такими,
как она, должны стать и обязательно станут все люди у нас, на Земле.
Эволюция человеческого организма закономерно приведет к тому, что все так
называемые таланты станут обычной нормой здорового человека.
Говоря о физических данных, ученые ни словом не упоминали об умственных
способностях Гианэи. Они их просто не знали. Только по косвенным признакам
можно было предполагать в ней высоко развитый мозг.
За полтора года, прошедшие с момента первого появления на Земле этой
девушки из другого мира, все еще не удалось найти с ней общего языка,
достигнуть полного взаимопонимания. Гианэя не выражала ни малейшего желания
изучить земной язык, предоставляя всю инициативу знакомства людям Земли.
Перед группой ученых-лингвистов, взявшихся за изучение ее языка, встала
нелегкая задача, и не только из-за трудностей самого языка, но главным
образом из-за явного нежелания Гианэи помочь людям. Она очень неохотно
"давала уроки", ограничиваясь самыми простыми словами и понятиями, без
которых сама не могла обойтись, живя на Земле. Малейшая попытка расширить
знакомство с ее языком, с целью затронуть научные вопросы, встречала
неизменный молчаливый отпор. Создавалось впечатление, что Гианэя твердо
решила ни за что не дать людям возможности задать ей вопросы научного или
технического характера.
Может быть, Гианэя сама была не знакома с наукой своего мира?
Обстоятельства ее появления на Земле решительно говорили против такого
предположения. Она безусловно многое знала. Но было ли это "многое" большим,
чем знали на Земле?
Ученые не теряли надежды получить, наконец, ответ на интересующие их
вопросы. Не будет же Гианэя вечно молчать? Если она хочет когда-нибудь
вернуться на родину, то это может случиться только с помощью людей Земли, с
помощью земной техники.
Совсем недавно эта надежда сломить непонятное упорство Гианэи
усилилась. Гостья впервые заговорила о прошлом.
-- Я покинула родину, -- сказала она единственному человеку, к которому
явно чувствовала расположение, -- Марине Муратовой, ленинградской
лингвистке, той самой, которая сопровождала ее теперь в поездке, -- почти
против своей воли. Но почему-то я не ощущаю особой тоски по ней. А к вам, на
Землю, я попала совсем уж против воли. Удивительно неудачен был для меня
этот рейс. Но остаться у вас навсегда... -- она вздрогнула.
Наконец-то проявились в Гианэе человеческие чувства! Полтора года она
держала себя, с первого же момента, с неестественным спокойствием.
-- Ваша родина лучше нашей Земли? -- спросила Муратова, вполне
убежденная, что получит утвердительный ответ.
И ошиблась.
-- Нет, -- ответила Гианэя. -- Ваша Земля гораздо красивее. Но мне все
же дороги воспоминания детства и юности.
И это было все. Гианэя снова замкнулась в себе, не ответив на
дальнейшие вопросы Муратовой, пытавшейся продолжить беседу.
Но и то, что она сказала, было проблеском. Гианэю окружили еще большим
вниманием и заботой. Было решено не форсировать событий, ожидать, когда она
сама захочет высказаться. Раз заговорив о своем прошлом, Гианэя должна была
рано или поздно снова вернуться к нему.
Муратова стала постоянным спутником и переводчиком Гианэи. Между двумя
девушками постепенно устанавливались дружеские отношения. Возможно, что
этому способствовало хотя и небольшое, но несомненное внешнее сходство.
Где находилась родина Гианэи? Откуда явилась она столь странным и
загадочным образом в Солнечную систему? И как это могло произойти "против ее
воли"? На эти вопросы могла ответить только сама Гианэя.
И вот сейчас, в жаркий июльский полдень, таинственная пришелица из
другого мира стояла у переезда через линию шарэкса, среди зеленой равнины, в
центре украинской земли.
Что привело ее сюда? Этого не знала и Муратова. Гианэя выразила такое
желание, и этого было достаточно. Ее желания старались выполнять
беспрекословно. Можно было только предполагать, что в Полтаву ее привлекло
предстоявшее в скором времени приземление Шестой лунной экспедиции на
полтавском ракетодроме. Другую причину трудно было придумать.
Но было одно "но" в этом вопросе, и ученые Земли дорого бы дали за то,
чтобы узнать, интересует Гианэю Луна или не интересует. Выяснение этого
вопроса могло пролить свет на многое, что до сих пор оставалось тайной.
Сомнения вызывал тот факт, что о возвращении Шестой никто не говорил
Гианэе. Откуда же она могла узнать об этом?
Времени оставалось немного. Для шарэкса, идущего, на полной скорости,
сто километров -- это десять минут. Группа пассажиров направилась к
небольшой возвышенности, находившейся метрах в сорока от автомагистрали.
Наблюдать прохождение экспресса снизу было не так интересно.
Первой на вершине маленького холма оказалась Гианэя. Подвижность, явное
предпочтение, отдаваемое бегу перед ходьбой, стремительность движений были
характерными чертами этой девушки. Она легко взбежала по довольно крутому
склону, одним прыжком одолев последние метры.
На фоне синего неба отчетливо вырисовывался ее стройный силуэт,
свободно развернутые плечи и гордая посадка головы. В солнечном свете,
издали, исчез зеленоватый оттенок ее тела, и Гианэя казалась коричневой
статуей, одетой в ослепительно белое короткое платье.
-- Очень красива! -- заметил кто-то из пассажиров вечебуса.
Муратова была хорошей спортсменкой, но при подъеме на холм отстала от
своей спутницы метров на десять. Оказавшись рядом, она невольно обратила
внимание на то, как спокойно и ровно дышит Гианэя. Стремительный подъем,
очевидно, нисколько не утомил ее и не нарушил ритма сердцебиения.
-- Я слышу какой-то протяжный гул, -- сказала Гианэя, протягивая руку в
ту сторону, откуда должен был появиться экспресс.
Он был еще очень далеко, за горизонтом. Никто в мире не смог бы уловить
на таком расстоянии характерный шум идущего полным ходом шарэкса.
Со стороны вечебуса металлический голос предупредил:
-- Экспресс приближается!
Значит, и механический водитель машины услышал шум поезда.
Кибернетический автомат обладал такой же остротой чувств, как и живая
Гианэя.
Пассажиры заторопились.
-- Что он сказал? -- спросила Гианэя. Муратова перевела.
-- Да, он все ближе, -- подтвердила девушка. Линия шарэкса была отсюда
-- как на ладони. Влажно (так они были отполированы) блестели полукруглые
опоры -- рельсы. Их геометрическая правильность создавала зрительную
иллюзию, что и внизу, где была пустота, они продолжаются, замыкаясь
невидимой поверхностью, создавая сплошную опору в форме трубы, разрезанной
вдоль, -- желоба. Потому и назывался этот путь "желобовой дорогой".
Но название имело и другую, историческую, причину. Самая первая линия
шарэкса была действительно построена в виде сплошной полутрубы. Только
впоследствии пришли к убеждению, что нижняя часть не нужна, что она даже
уменьшает скорость, создавая излишнее трение. Сокращение площади "рельсов"
вполне можно было скомпенсировать увеличением количества шариков на опорной
поверхности самого шарэкса. Эта рационализация, предложенная и рассчитанная
молодым тогда инженером -- Виктором Муратовым, родным братом спутницы
Гианэи, -- дала блестящие результаты: скорость экспресса сразу возросла на
двадцать процентов.
Форма пути изменилась, но первоначальное название так и осталось за
дорогой.
Шарэкс приближался. Теперь его слышала не одна только Гианэя. Где-то,
еще за горизонтом, но уже близко, словно гудела туго натянутая толстая
струна.
-- Нас не сметет отсюда? -- опасливо спросил кто-то рядом с Муратовой.
-- Ну, что ты! -- ответил другой. -- От нас до пути метров тридцать.
Точно услышав этот разговор, механический водитель вечебуса снова подал
свой голос.
-- Рекомендуется не стоять, а сесть на землю, -- внятно и раздельно
сказал он.
Все поспешили выполнить этот совет. Но, выслушав перевод, Гианэя
осталась на ногах. Севшая было Муратова поспешно поднялась. Она не могла
допустить, чтобы вверенная ее попечению гостья упала из-за своей
неосторожности и, возможно, получила хотя бы и небольшую травму. Встав рядом
с Гианэей, она крепко обняла девушку за плечи -- так было устойчивей.
Гианэя улыбнулась и, в свою очередь, обхватила рукой талию Марины.
"Теперь мы не упадем", -- подумала Муратова, ощутив всем телом, как
надежна опора этой тонкой, нежной с виду, но такой сильной руки.
Она хотела поддержать Гианэю, а вышло, что Гианэя поддерживала ее.
"Как бы то ни было, а теперь мы не упадем, промчись тут хоть два
шарэкса" -- еще раз про себя сказала она.
-- Эту дорогу построил ваш брат? -- неожиданно спросила Гианэя.
Муратова вздрогнула. Нет, это уже слишком! О своем брате она никогда не
упоминала в разговорах с Гианэей, исполняя просьбу Виктора. Он не хотел,
чтобы гостья знала об их родстве. Ведь самого Виктора Гианэя хорошо знает,
не подозревая, что он брат Марины. Кто же мог сказать ей о нем? И откуда она
знает, что именно Виктор предложил идею такого пути?
Большие, столь необычно посаженные глаза внимательно смотрели на
Муратову, ожидая ответа. Едва заметная улыбка тронула зеленоватые углы
красиво изогнутого рта. И у Марины, не в первый раз, мелькнула мысль, что
Гианэя притворяется, -- она знает земной язык, втайне от нее читает газеты и
журналы.
-- Нет, -- машинально ответила Муратова на своем родном языке. -- Он не
строил эту дорогу, а только предложил идею.
-- Что вы сказали? -- спросила Гианэя.
"Если притворяется, то очень искусно! Но, может быть, она знает не
русский язык, а какой-нибудь другой?"
Муратова перевела сказанное на язык гостьи.
-- Идет! -- сказал кто-то.
Вдали, там, где "рельсы" пути казались слившимися в одну тонкую прямую
линию, появилась ярко блестевшая точка. Она стремительно приближалась.
Низкий протяжный гул усиливался с каждой секундой.
"Шофер" вечебуса услужливо информировал:
-- Шарэкс идет со скоростью шестисот десяти километров в час, или ста
шестидесяти девяти и семнадцати сотых метра в секунду.
Пока звучала эта фраза, экспресс успел пройти около двух километров и
находился уже близко. Отчетливо можно было рассмотреть длинный, обтекаемой
формы корпус переднего вагона, сделанный из серебристого металла. Позади
экспресса, ясно видимый в солнечных лучах, тянулся шлейф взвихренного
воздуха.
Некоторые из зрителей заткнули уши. К могучему гулу присоединился все
усиливающийся свист.
Гианэя стояла неподвижно, не спуская глаз с приближающегося экспресса.
Много раз она ездила на шарэксе, но еще ни разу не видела его со стороны, во
время движения. Говорил ли ей что-нибудь вид сверхбыстрого поезда, будил ли
в ней воспоминания? Кто мог ответить на это?
В тот момент, когда короткий состав серебристой молнией промелькнул
мимо холма, ударив по зрителям тугой волной рассеченного воздуха, Муратова
случайно посмотрела в лицо Гианэи и успела заметить, как в темных глазах ее
спутницы блеснул огонек.
К чему он относился? Что его вызвало? Было ли это восхищение
могуществом земной техники, или... насмешкой над ее отсталостью?..
Обе девушки не знали, что человек, о котором они недавно говорили,
находился в экспрессе, только что пронесшемся мимо них.
Виктор Муратов сидел в глубоком мягком кресле у стенки вагона и
внимательно просматривал страницы какой-то рукописи.
Это был очень высокий, сильно загорелый, атлетически сложенный мужчина,
лет тридцати пяти. У него были такие же, как у сестры, густые черные волосы
и темные глаза, приподнятые к переносице. Это делало его немного похожим на
Гианэю.
Но сам он не замечал этого сходства, которое, безусловно, бросилось бы
в глаза каждому. Правда, один раз, в очень памятный день, ему сказали об
этом, но Муратов вскоре забыл эту фразу.
И не вспомнил о ней даже сейчас, когда перед его глазами была
фотография Гианэи, наклеенная на одной из страниц рукописи.
Он даже не взглянул на снимок. В этом не было никакой нужды, так как
именно он, в числе немногих других людей, первым увидел пришелицу из другого
мира, и ее черты навсегда врезались в его память. Слишком необычайны были
обстоятельства этой первой встречи и место, где она произошла.
Быстро прочтя последнюю страницу, вернее, только скользнув по ней
глазами, Муратов сложил листки, аккуратно выровняв углы, и, согнув рукопись
пополам, сунул ее в карман.
-- Нет, это совсем не то! -- сказал он, пожав плечами.
-- Что не то? -- спросил сидевший рядом в таком же кресле пожилой,
скорей даже старый, человек с белоснежными волосами.
-- Не то пишет автор. Это очередная теория появления Гианэи. Меня
просили прочесть и сказать свое мнение.
-- И оно отрицательное?
-- Да, как видите.
-- А вы, простите, кто будете? Муратов назвал себя.
-- Слышал, -- сказал старик. -- Как же, слышал и не однажды. Кстати,
вот этот самый шарэкс, на котором мы сейчас едем, ваше изобретение?
-- Нет, к изобретению, как вы выражаетесь, шарэкса я не имею никакого
отношения. Единственное, в чем я повинен, -- это небольшое изменение формы
пути, но не больше.
-- Да, да, -- сказал старик. -- Вы правы, теперь я вспомнил. Прошу
прощения. Но раз уж мы с вами встретились, то, если вы не возражаете,
осмелюсь задать вам вопрос.
"Кто он такой? -- подумал Муратов. -- Даже манера говорить у него
какая-то странная".
-- Пожалуйста, -- сказал он вслух.
-- Вот еду, -- начал старик. -- Весь путь длится всего два часа. В мое
время на это понадобились бы целые сутки на скором поезде. Еду, а не знаю,
что же позволяет шарэксу мчаться с такой безумной скоростью...
-- Почему безумной?
-- Ну, не знаю, -- сердито сказал старик. -- Для вас это может казаться
самым естественным, но для меня... для меня это не так. Так вот, если будете
столь любезны, объясните, пожалуйста.
-- Простите, -- сказал Муратов подделываясь под манеру говорить своего
спутника, -- не скажете ли вы, сколько вам лет?
Старик неожиданно весело рассмеялся.
-- Готов спорить, -- сказал он, -- что вы задаете себе вопрос: откуда
взялся такой неуч? Не возражайте, я не обиделся. Это вполне естественно, что
вы так подумали. Да, с современной точки зрения я мало знаю. А когда-то
считался образованным человеком. Учил других. Трудно поверить, правда? -- и
он снова засмеялся, как показалось Муратову, с легким оттенком горечи.
Догадка мелькнула в мозгу Муратова. Неужели это тот самый? Похоже, что
так. В то время людей еще называли не только по имени, но и по отчеству...
-- Вы ошибаетесь, Николай Адамович, -- сказал он, -- никто не считает
вас неучем. Старик не удивился.
-- Догадались, -- усмехнулся он. -- Да, я и есть Болотников, Николай
Адамович, доктор биологических наук второй половины прошлого века. И мне
девяносто семь лет. А если прибавить сюда время, которое я провел во сне, то
и все сто двадцать два, -- Во сне... -- машинально повторил Муратов.
-- Ну не во сне, а в анабиозе. Разница небольшая. Анабиоз -- это тот же
сон, только более глубокий.
Муратов все вспомнил.
Это произошло в дни его детства, в начале века. Погружение в сон, или в
состояние анабиоза, как средство продления жизни, служило тогда темой
бесчисленных дискуссий среди медиков и биологов. Этот метод, наравне с
другими, был признан заслуживающим внимания, но не во всех случаях. Опыты
над животными показали, что наибольший эффект достигался тогда, когда
анабиоз применяли к организму уже состарившемуся. Нужен был опыт над
человеком. И вот девяностотрехлетний профессор Болотников предложил себя.
Муратов помнил фотографии в журналах, которые он, ребенок, рассматривал с
любопытством. Видимо, лицо Болотникова не произвело на него большого
впечатления, если он совершенно забыл его и не узнал сразу. Значит,
Болотникова вернули к жизни четыре года назад. Как раз в то время он,
Муратов, находился далеко, увлеченный своим делом, и это событие прошло мимо
него.
Он с любопытством смотрел на своего спутника. Ведь этот человек был
ровесником Октябрьской революции!
-- Теперь вас не должно удивлять мое невежество во многих вопросах, --
продолжал старый профессор. -- Четыре года -- срок небольшой. Мне едва
хватило времени на ознакомление с достижениями биологии -- моей области. Все
остальное как-то выпало из поля зрения.
-- Я понимаю, -- сказал Муратов. -- Интересная встреча. Я очень
доволен. Мне вообще везет в этом отношении. Я много раз встречался лицом к
лицу с знаменитыми людьми. Может быть, вы не знаете, но и Гианэю...
-- Это-то я знаю, -- перебил Болотников. Он посмотрел на часы. -- В
нашем распоряжении осталось всего пятнадцать минут. В Полтаве я выхожу.
-- Времени хватит, -- сказал Муратов. -- Вы хотите знать, как движется
шарэкс?
-- Да, если это не затруднит вас.
-- Вы, конечно, знакомы с токами ультравысокой частоты? -- Болотников
кивнул головой. -- Если мне не изменяет память, ко дню вашего выхода из
жизни их передавали по подземным кабелям. Автобусы, берущие энергию для
своих моторов от этих проводов, или, как их называют теперь, вечебусы,
существовали уже тогда...
-- Вы хотите сказать, что шарэкс...
-- Вот именно. Только теперь токи ультравысокой частоты идут не по
кабелям. Найден способ передавать их прямо по воздуху, наподобие радиоволны,
и притом без потерь. На определенной высоте, над землей, разлита, если можно
так выразиться, сплошная пелена энергии. Если раньше, например, вечебусы
вынуждены были передвигаться только по тем дорогам, под которыми проложен
кабель, то теперь они могут ходить где угодно. Но двигатели вечебуса --
электромоторы, а у шарэкса они реактивные. Энергия, практически безграничной
мощности, берется "с воздуха", а шариковый принцип скольжения... он известен
очень давно. Скажем, шарикоподшипники. Трение между шарэксом и его опорой, в
виде идеально гладких полукруглых "рельсов", весьма незначительно. Вот все
это и дает возможность развить... безумную скорость, -- улыбнулся Муратов.
-- Ишь злопамятный! -- сказал Болотников. -- Ну, спасибо, голубчик. Все
ясно. Недаром говорили в старину: "Дело мастера боится". Вы объяснили просто
и исчерпывающе. Приближаемся к Полтаве, -- прибавил он, посмотрев в
огромное, во всю длину вагона, окно. Шарэкс продолжал мчаться с прежней
быстротой. За зеркальным стеклом, сколько хватал глаз, раскинулась панорама
огромного города. Высоко в небо уходили шпили высотных зданий.
-- Нет, это еще не Полтава, -- сказал Муратов. -- Это Селена, совсем
новый город, выросший за последние пять лет вокруг ракетодрома. Это пригород
Полтавы.
-- Хорош пригород, -- усмехнулся Болотников. -- Побольше прежних
столиц. Между прочим, я был здесь в последний раз ровно сто лет тому назад;
это был сравнительно небольшой город. Я говорю, конечно, о Полтаве, а не о
Селене.
Шарэкс начал замедлять ход. Мощный гул, едва слышный внутри вагонов,
OCR, spellcheck: Н.А.Сапегин; 17.12.2001
OCR: Красно; 16.06.2000 г.
Из коллекции Вадима Ершова: http://vgershov.lib.ru/
---------------------------------------------------------------
Оранжево-желтый круг, пересеченный наискось голубой полосой, появился
над бетонированной лентой автомагистрали, когда вечебус находился еще в
пятистах метрах. Неподвижный, резко очерченный, пронизанный насквозь
солнечными лучами, лившимися с безоблачного неба, он блестел точно маленькое
солнце, внезапно возникшее в воздухе над самой дорогой.
Внутри вечебуса прозвучало негромко:
-- Внимание! Приближаемся к линии шарэкса. Поезд находится в ста десяти
километрах. Желающие наблюдать прохождение экспресса, поднимите руку!
В глубоких креслах сидело человек тридцать, вечебус не был заполнен
даже на одну четверть. Восемнадцать пассажиров подняли руки.
Едва слышный шипящий звук нарушил бесшумность бега машины. Заработали
тормоза. Вечебус остановился у самого оранжево-желтого знака, который,
постепенно тускнея, вскоре совсем исчез, словно растворившись в воздухе.
Хотя желание увидеть экспресс на полном ходу выразили только
восемнадцать человек, из машины вышли все находившиеся в ней пассажиры.
Шарэкс появился не так уж давно, и интерес к нему еще не успел перейти в
привычку. Жителям городов не часто выпадал случай увидеть поезд на середине
перегона, когда скорость доходила до шестисот километров в час.
Внутри вечебуса было прохладно, снаружи июльский полдень дышал зноем.
Местность у переезда была открытая, равнинная. По обе стороны автомагистрали
бесконечной прямой линией уходили к горизонту желтовато-серые опоры
желобовой дороги, висящей в четырех метрах над землей. Золотисто блестели,
точно солнечные лучи раскалили их, полукруглые "рельсы" пути.
Пассажиры вечебуса были одеты очень легко, большинство -- в светлые, из
тонкой материи костюмы, но все же летняя жара давала себя чувствовать: день
был безветренным.
Среди них сразу обращала на себя внимание высокая девушка в белом
платье, более коротком, чем обычно носили в это время. Странный зеленоватый
оттенок ее кожи, изумрудно-сапфировый отлив густых черных волос, ничем не
покрытых, точно девушка не замечала зноя, косо поставленные глаза,
приподнятые к переносице -- удивительно длинные и кажущиеся вследствие этого
более узкими, чем они были на самом деле, -- все выдавало в ней человека не
земной расы. От белых туфель до колен стройные, красивой формы голени были
обвиты перекрещивающимися узкими белыми лентами, закрепленными тоже белыми,
как будто металлическими, пряжками в виде удлиненных листьев какого-то
неизвестного растения. Как два щитка, они закрывали ее колени. Тонкие руки,
обнаженные до плеч, заканчивались длинными гибкими пальцами с ярко-зелеными
блестящими ногтями, точно на конце каждого пальца девушка носила по крупному
изумруду. Зеленый цвет ясно проступал в углах рта и особенно был заметен на
крыльях прямого носа.
Но кровь девушки явно имела красный цвет. Зеленый оттенок, видимо,
придавали ее коже особые свойства пигмента. Кое-где в местах сгибов это
сочетание окрашивало ее тело в коричневый цвет загара.
Ее платье не доходило до колен и было сильно открыто сзади. Обнаженная
спина почти совсем скрывалась под волнами длинных волос, перехваченных у
затылка широкой белой пряжкой, все той же формы листка не известного на
Земле растения. Из-за удивительной густоты эти волосы производили
впечатление тяжелой массы, в которой лучи Солнца создавали изумрудные
переливы при каждом движении головы.
Но "зеленость" не портила внешнего вида девушки, наоборот, она казалась
своеобразно красивой, возбуждала невольное чувство симпатии своей свежестью,
нерастраченной силой цветущей юности. И только ее глаза, косо расположенные,
придавали лицу выражение грусти.
Пассажиры вечебуса успели уже приглядеться к своей необычайной спутнице
и не обращали на нее особого внимания. Все знали, кто она такая. Не было на
Земле человека, который не слыхал бы о ее фантастической и загадочной
истории. Только иногда чей-нибудь любопытный взгляд украдкой останавливался
на ее статной высокой фигуре, пытливо всматривался в черты лица, словно
стараясь угадать, что нужно здесь "гостье Земли", зачем оказалась она в
вечебусе, идущем по маршруту Киев -- Полтава.
Девушка не замечала этих взглядов. Казалось, что она вообще не замечала
никого из окружающих ее людей. Ни разу ни на ком не остановился взгляд ее
бархатно-черных глаз.
Ее звали Гианзя.
Рядом с ней неотлучно держалась другая девушка, но уже обычного земного
типа. Она тоже была высокого роста, но все же на полголовы ниже своей
спутницы, с такими же густыми черными волосами, но без зеленого оттенка,
одетая в такое же белое платье, но более длинное и не столь открытое. На ее
ногах были такие же туфли, но без лент. И ее черные глаза были немного узки,
но расположены прямо.
Пассажиры вечебуса знали, кто эта вторая девушка. Так же, как Гианэю,
ее знали все. И вся Земля знала ее имя и фамилию.
Они говорили между собой на звучном красивом языке, но говорили очень
тихо. Слух Гианэи, и это тоже было известно всем, обладал исключительной,
невозможной у людей Земли остротой.
И не только слух. Все органы чувств были развиты у пришелицы из другого
мира в превосходной степени. Она видела то, что человек Земли не мог бы
увидеть без бинокля, улавливала запах, которого не почуяла бы и специально
натренированная овчарка. Тонкие нервные пальцы Гианэи были способны ощутить
совершенно недоступное пальцам людей.
Способности загадочной гостьи давно уже привлекли пристальное внимание
ученых. Она обладала чудесным голосом, диапазон которого охватывал почти все
октавы земного рояля, прекрасно рисовала. С непринужден ной легкостью лепила
из глины и высекала из мрамора скульптурные портреты. И все это делала так,
словно всю жизнь была певицей, художником или скульптором. Ее тело было
способно к самым невероятным гимнастическим упражнениям. Во всех видах
легкой атлетики Гианэя далеко превосходила людей. Только спортсмены-мужчины,
рекордсмены своего вида спорта, могли соревноваться с ней без риска
обязательно оказаться побежденными.
Было замечено, что Гианэя больше всего любит плавание. И она плавала в
отточенном стиле классического кроля, что доказывало, во-первых,
распространенность этого вида спорта на ее родине, а во-вторых, что
изобретение наиболее быстрого способа плавания не являлось прерогативой
Земли.
-- Физически, -- говорили ученые, -- Гианэя человек будущего. Такими,
как она, должны стать и обязательно станут все люди у нас, на Земле.
Эволюция человеческого организма закономерно приведет к тому, что все так
называемые таланты станут обычной нормой здорового человека.
Говоря о физических данных, ученые ни словом не упоминали об умственных
способностях Гианэи. Они их просто не знали. Только по косвенным признакам
можно было предполагать в ней высоко развитый мозг.
За полтора года, прошедшие с момента первого появления на Земле этой
девушки из другого мира, все еще не удалось найти с ней общего языка,
достигнуть полного взаимопонимания. Гианэя не выражала ни малейшего желания
изучить земной язык, предоставляя всю инициативу знакомства людям Земли.
Перед группой ученых-лингвистов, взявшихся за изучение ее языка, встала
нелегкая задача, и не только из-за трудностей самого языка, но главным
образом из-за явного нежелания Гианэи помочь людям. Она очень неохотно
"давала уроки", ограничиваясь самыми простыми словами и понятиями, без
которых сама не могла обойтись, живя на Земле. Малейшая попытка расширить
знакомство с ее языком, с целью затронуть научные вопросы, встречала
неизменный молчаливый отпор. Создавалось впечатление, что Гианэя твердо
решила ни за что не дать людям возможности задать ей вопросы научного или
технического характера.
Может быть, Гианэя сама была не знакома с наукой своего мира?
Обстоятельства ее появления на Земле решительно говорили против такого
предположения. Она безусловно многое знала. Но было ли это "многое" большим,
чем знали на Земле?
Ученые не теряли надежды получить, наконец, ответ на интересующие их
вопросы. Не будет же Гианэя вечно молчать? Если она хочет когда-нибудь
вернуться на родину, то это может случиться только с помощью людей Земли, с
помощью земной техники.
Совсем недавно эта надежда сломить непонятное упорство Гианэи
усилилась. Гостья впервые заговорила о прошлом.
-- Я покинула родину, -- сказала она единственному человеку, к которому
явно чувствовала расположение, -- Марине Муратовой, ленинградской
лингвистке, той самой, которая сопровождала ее теперь в поездке, -- почти
против своей воли. Но почему-то я не ощущаю особой тоски по ней. А к вам, на
Землю, я попала совсем уж против воли. Удивительно неудачен был для меня
этот рейс. Но остаться у вас навсегда... -- она вздрогнула.
Наконец-то проявились в Гианэе человеческие чувства! Полтора года она
держала себя, с первого же момента, с неестественным спокойствием.
-- Ваша родина лучше нашей Земли? -- спросила Муратова, вполне
убежденная, что получит утвердительный ответ.
И ошиблась.
-- Нет, -- ответила Гианэя. -- Ваша Земля гораздо красивее. Но мне все
же дороги воспоминания детства и юности.
И это было все. Гианэя снова замкнулась в себе, не ответив на
дальнейшие вопросы Муратовой, пытавшейся продолжить беседу.
Но и то, что она сказала, было проблеском. Гианэю окружили еще большим
вниманием и заботой. Было решено не форсировать событий, ожидать, когда она
сама захочет высказаться. Раз заговорив о своем прошлом, Гианэя должна была
рано или поздно снова вернуться к нему.
Муратова стала постоянным спутником и переводчиком Гианэи. Между двумя
девушками постепенно устанавливались дружеские отношения. Возможно, что
этому способствовало хотя и небольшое, но несомненное внешнее сходство.
Где находилась родина Гианэи? Откуда явилась она столь странным и
загадочным образом в Солнечную систему? И как это могло произойти "против ее
воли"? На эти вопросы могла ответить только сама Гианэя.
И вот сейчас, в жаркий июльский полдень, таинственная пришелица из
другого мира стояла у переезда через линию шарэкса, среди зеленой равнины, в
центре украинской земли.
Что привело ее сюда? Этого не знала и Муратова. Гианэя выразила такое
желание, и этого было достаточно. Ее желания старались выполнять
беспрекословно. Можно было только предполагать, что в Полтаву ее привлекло
предстоявшее в скором времени приземление Шестой лунной экспедиции на
полтавском ракетодроме. Другую причину трудно было придумать.
Но было одно "но" в этом вопросе, и ученые Земли дорого бы дали за то,
чтобы узнать, интересует Гианэю Луна или не интересует. Выяснение этого
вопроса могло пролить свет на многое, что до сих пор оставалось тайной.
Сомнения вызывал тот факт, что о возвращении Шестой никто не говорил
Гианэе. Откуда же она могла узнать об этом?
Времени оставалось немного. Для шарэкса, идущего, на полной скорости,
сто километров -- это десять минут. Группа пассажиров направилась к
небольшой возвышенности, находившейся метрах в сорока от автомагистрали.
Наблюдать прохождение экспресса снизу было не так интересно.
Первой на вершине маленького холма оказалась Гианэя. Подвижность, явное
предпочтение, отдаваемое бегу перед ходьбой, стремительность движений были
характерными чертами этой девушки. Она легко взбежала по довольно крутому
склону, одним прыжком одолев последние метры.
На фоне синего неба отчетливо вырисовывался ее стройный силуэт,
свободно развернутые плечи и гордая посадка головы. В солнечном свете,
издали, исчез зеленоватый оттенок ее тела, и Гианэя казалась коричневой
статуей, одетой в ослепительно белое короткое платье.
-- Очень красива! -- заметил кто-то из пассажиров вечебуса.
Муратова была хорошей спортсменкой, но при подъеме на холм отстала от
своей спутницы метров на десять. Оказавшись рядом, она невольно обратила
внимание на то, как спокойно и ровно дышит Гианэя. Стремительный подъем,
очевидно, нисколько не утомил ее и не нарушил ритма сердцебиения.
-- Я слышу какой-то протяжный гул, -- сказала Гианэя, протягивая руку в
ту сторону, откуда должен был появиться экспресс.
Он был еще очень далеко, за горизонтом. Никто в мире не смог бы уловить
на таком расстоянии характерный шум идущего полным ходом шарэкса.
Со стороны вечебуса металлический голос предупредил:
-- Экспресс приближается!
Значит, и механический водитель машины услышал шум поезда.
Кибернетический автомат обладал такой же остротой чувств, как и живая
Гианэя.
Пассажиры заторопились.
-- Что он сказал? -- спросила Гианэя. Муратова перевела.
-- Да, он все ближе, -- подтвердила девушка. Линия шарэкса была отсюда
-- как на ладони. Влажно (так они были отполированы) блестели полукруглые
опоры -- рельсы. Их геометрическая правильность создавала зрительную
иллюзию, что и внизу, где была пустота, они продолжаются, замыкаясь
невидимой поверхностью, создавая сплошную опору в форме трубы, разрезанной
вдоль, -- желоба. Потому и назывался этот путь "желобовой дорогой".
Но название имело и другую, историческую, причину. Самая первая линия
шарэкса была действительно построена в виде сплошной полутрубы. Только
впоследствии пришли к убеждению, что нижняя часть не нужна, что она даже
уменьшает скорость, создавая излишнее трение. Сокращение площади "рельсов"
вполне можно было скомпенсировать увеличением количества шариков на опорной
поверхности самого шарэкса. Эта рационализация, предложенная и рассчитанная
молодым тогда инженером -- Виктором Муратовым, родным братом спутницы
Гианэи, -- дала блестящие результаты: скорость экспресса сразу возросла на
двадцать процентов.
Форма пути изменилась, но первоначальное название так и осталось за
дорогой.
Шарэкс приближался. Теперь его слышала не одна только Гианэя. Где-то,
еще за горизонтом, но уже близко, словно гудела туго натянутая толстая
струна.
-- Нас не сметет отсюда? -- опасливо спросил кто-то рядом с Муратовой.
-- Ну, что ты! -- ответил другой. -- От нас до пути метров тридцать.
Точно услышав этот разговор, механический водитель вечебуса снова подал
свой голос.
-- Рекомендуется не стоять, а сесть на землю, -- внятно и раздельно
сказал он.
Все поспешили выполнить этот совет. Но, выслушав перевод, Гианэя
осталась на ногах. Севшая было Муратова поспешно поднялась. Она не могла
допустить, чтобы вверенная ее попечению гостья упала из-за своей
неосторожности и, возможно, получила хотя бы и небольшую травму. Встав рядом
с Гианэей, она крепко обняла девушку за плечи -- так было устойчивей.
Гианэя улыбнулась и, в свою очередь, обхватила рукой талию Марины.
"Теперь мы не упадем", -- подумала Муратова, ощутив всем телом, как
надежна опора этой тонкой, нежной с виду, но такой сильной руки.
Она хотела поддержать Гианэю, а вышло, что Гианэя поддерживала ее.
"Как бы то ни было, а теперь мы не упадем, промчись тут хоть два
шарэкса" -- еще раз про себя сказала она.
-- Эту дорогу построил ваш брат? -- неожиданно спросила Гианэя.
Муратова вздрогнула. Нет, это уже слишком! О своем брате она никогда не
упоминала в разговорах с Гианэей, исполняя просьбу Виктора. Он не хотел,
чтобы гостья знала об их родстве. Ведь самого Виктора Гианэя хорошо знает,
не подозревая, что он брат Марины. Кто же мог сказать ей о нем? И откуда она
знает, что именно Виктор предложил идею такого пути?
Большие, столь необычно посаженные глаза внимательно смотрели на
Муратову, ожидая ответа. Едва заметная улыбка тронула зеленоватые углы
красиво изогнутого рта. И у Марины, не в первый раз, мелькнула мысль, что
Гианэя притворяется, -- она знает земной язык, втайне от нее читает газеты и
журналы.
-- Нет, -- машинально ответила Муратова на своем родном языке. -- Он не
строил эту дорогу, а только предложил идею.
-- Что вы сказали? -- спросила Гианэя.
"Если притворяется, то очень искусно! Но, может быть, она знает не
русский язык, а какой-нибудь другой?"
Муратова перевела сказанное на язык гостьи.
-- Идет! -- сказал кто-то.
Вдали, там, где "рельсы" пути казались слившимися в одну тонкую прямую
линию, появилась ярко блестевшая точка. Она стремительно приближалась.
Низкий протяжный гул усиливался с каждой секундой.
"Шофер" вечебуса услужливо информировал:
-- Шарэкс идет со скоростью шестисот десяти километров в час, или ста
шестидесяти девяти и семнадцати сотых метра в секунду.
Пока звучала эта фраза, экспресс успел пройти около двух километров и
находился уже близко. Отчетливо можно было рассмотреть длинный, обтекаемой
формы корпус переднего вагона, сделанный из серебристого металла. Позади
экспресса, ясно видимый в солнечных лучах, тянулся шлейф взвихренного
воздуха.
Некоторые из зрителей заткнули уши. К могучему гулу присоединился все
усиливающийся свист.
Гианэя стояла неподвижно, не спуская глаз с приближающегося экспресса.
Много раз она ездила на шарэксе, но еще ни разу не видела его со стороны, во
время движения. Говорил ли ей что-нибудь вид сверхбыстрого поезда, будил ли
в ней воспоминания? Кто мог ответить на это?
В тот момент, когда короткий состав серебристой молнией промелькнул
мимо холма, ударив по зрителям тугой волной рассеченного воздуха, Муратова
случайно посмотрела в лицо Гианэи и успела заметить, как в темных глазах ее
спутницы блеснул огонек.
К чему он относился? Что его вызвало? Было ли это восхищение
могуществом земной техники, или... насмешкой над ее отсталостью?..
Обе девушки не знали, что человек, о котором они недавно говорили,
находился в экспрессе, только что пронесшемся мимо них.
Виктор Муратов сидел в глубоком мягком кресле у стенки вагона и
внимательно просматривал страницы какой-то рукописи.
Это был очень высокий, сильно загорелый, атлетически сложенный мужчина,
лет тридцати пяти. У него были такие же, как у сестры, густые черные волосы
и темные глаза, приподнятые к переносице. Это делало его немного похожим на
Гианэю.
Но сам он не замечал этого сходства, которое, безусловно, бросилось бы
в глаза каждому. Правда, один раз, в очень памятный день, ему сказали об
этом, но Муратов вскоре забыл эту фразу.
И не вспомнил о ней даже сейчас, когда перед его глазами была
фотография Гианэи, наклеенная на одной из страниц рукописи.
Он даже не взглянул на снимок. В этом не было никакой нужды, так как
именно он, в числе немногих других людей, первым увидел пришелицу из другого
мира, и ее черты навсегда врезались в его память. Слишком необычайны были
обстоятельства этой первой встречи и место, где она произошла.
Быстро прочтя последнюю страницу, вернее, только скользнув по ней
глазами, Муратов сложил листки, аккуратно выровняв углы, и, согнув рукопись
пополам, сунул ее в карман.
-- Нет, это совсем не то! -- сказал он, пожав плечами.
-- Что не то? -- спросил сидевший рядом в таком же кресле пожилой,
скорей даже старый, человек с белоснежными волосами.
-- Не то пишет автор. Это очередная теория появления Гианэи. Меня
просили прочесть и сказать свое мнение.
-- И оно отрицательное?
-- Да, как видите.
-- А вы, простите, кто будете? Муратов назвал себя.
-- Слышал, -- сказал старик. -- Как же, слышал и не однажды. Кстати,
вот этот самый шарэкс, на котором мы сейчас едем, ваше изобретение?
-- Нет, к изобретению, как вы выражаетесь, шарэкса я не имею никакого
отношения. Единственное, в чем я повинен, -- это небольшое изменение формы
пути, но не больше.
-- Да, да, -- сказал старик. -- Вы правы, теперь я вспомнил. Прошу
прощения. Но раз уж мы с вами встретились, то, если вы не возражаете,
осмелюсь задать вам вопрос.
"Кто он такой? -- подумал Муратов. -- Даже манера говорить у него
какая-то странная".
-- Пожалуйста, -- сказал он вслух.
-- Вот еду, -- начал старик. -- Весь путь длится всего два часа. В мое
время на это понадобились бы целые сутки на скором поезде. Еду, а не знаю,
что же позволяет шарэксу мчаться с такой безумной скоростью...
-- Почему безумной?
-- Ну, не знаю, -- сердито сказал старик. -- Для вас это может казаться
самым естественным, но для меня... для меня это не так. Так вот, если будете
столь любезны, объясните, пожалуйста.
-- Простите, -- сказал Муратов подделываясь под манеру говорить своего
спутника, -- не скажете ли вы, сколько вам лет?
Старик неожиданно весело рассмеялся.
-- Готов спорить, -- сказал он, -- что вы задаете себе вопрос: откуда
взялся такой неуч? Не возражайте, я не обиделся. Это вполне естественно, что
вы так подумали. Да, с современной точки зрения я мало знаю. А когда-то
считался образованным человеком. Учил других. Трудно поверить, правда? -- и
он снова засмеялся, как показалось Муратову, с легким оттенком горечи.
Догадка мелькнула в мозгу Муратова. Неужели это тот самый? Похоже, что
так. В то время людей еще называли не только по имени, но и по отчеству...
-- Вы ошибаетесь, Николай Адамович, -- сказал он, -- никто не считает
вас неучем. Старик не удивился.
-- Догадались, -- усмехнулся он. -- Да, я и есть Болотников, Николай
Адамович, доктор биологических наук второй половины прошлого века. И мне
девяносто семь лет. А если прибавить сюда время, которое я провел во сне, то
и все сто двадцать два, -- Во сне... -- машинально повторил Муратов.
-- Ну не во сне, а в анабиозе. Разница небольшая. Анабиоз -- это тот же
сон, только более глубокий.
Муратов все вспомнил.
Это произошло в дни его детства, в начале века. Погружение в сон, или в
состояние анабиоза, как средство продления жизни, служило тогда темой
бесчисленных дискуссий среди медиков и биологов. Этот метод, наравне с
другими, был признан заслуживающим внимания, но не во всех случаях. Опыты
над животными показали, что наибольший эффект достигался тогда, когда
анабиоз применяли к организму уже состарившемуся. Нужен был опыт над
человеком. И вот девяностотрехлетний профессор Болотников предложил себя.
Муратов помнил фотографии в журналах, которые он, ребенок, рассматривал с
любопытством. Видимо, лицо Болотникова не произвело на него большого
впечатления, если он совершенно забыл его и не узнал сразу. Значит,
Болотникова вернули к жизни четыре года назад. Как раз в то время он,
Муратов, находился далеко, увлеченный своим делом, и это событие прошло мимо
него.
Он с любопытством смотрел на своего спутника. Ведь этот человек был
ровесником Октябрьской революции!
-- Теперь вас не должно удивлять мое невежество во многих вопросах, --
продолжал старый профессор. -- Четыре года -- срок небольшой. Мне едва
хватило времени на ознакомление с достижениями биологии -- моей области. Все
остальное как-то выпало из поля зрения.
-- Я понимаю, -- сказал Муратов. -- Интересная встреча. Я очень
доволен. Мне вообще везет в этом отношении. Я много раз встречался лицом к
лицу с знаменитыми людьми. Может быть, вы не знаете, но и Гианэю...
-- Это-то я знаю, -- перебил Болотников. Он посмотрел на часы. -- В
нашем распоряжении осталось всего пятнадцать минут. В Полтаве я выхожу.
-- Времени хватит, -- сказал Муратов. -- Вы хотите знать, как движется
шарэкс?
-- Да, если это не затруднит вас.
-- Вы, конечно, знакомы с токами ультравысокой частоты? -- Болотников
кивнул головой. -- Если мне не изменяет память, ко дню вашего выхода из
жизни их передавали по подземным кабелям. Автобусы, берущие энергию для
своих моторов от этих проводов, или, как их называют теперь, вечебусы,
существовали уже тогда...
-- Вы хотите сказать, что шарэкс...
-- Вот именно. Только теперь токи ультравысокой частоты идут не по
кабелям. Найден способ передавать их прямо по воздуху, наподобие радиоволны,
и притом без потерь. На определенной высоте, над землей, разлита, если можно
так выразиться, сплошная пелена энергии. Если раньше, например, вечебусы
вынуждены были передвигаться только по тем дорогам, под которыми проложен
кабель, то теперь они могут ходить где угодно. Но двигатели вечебуса --
электромоторы, а у шарэкса они реактивные. Энергия, практически безграничной
мощности, берется "с воздуха", а шариковый принцип скольжения... он известен
очень давно. Скажем, шарикоподшипники. Трение между шарэксом и его опорой, в
виде идеально гладких полукруглых "рельсов", весьма незначительно. Вот все
это и дает возможность развить... безумную скорость, -- улыбнулся Муратов.
-- Ишь злопамятный! -- сказал Болотников. -- Ну, спасибо, голубчик. Все
ясно. Недаром говорили в старину: "Дело мастера боится". Вы объяснили просто
и исчерпывающе. Приближаемся к Полтаве, -- прибавил он, посмотрев в
огромное, во всю длину вагона, окно. Шарэкс продолжал мчаться с прежней
быстротой. За зеркальным стеклом, сколько хватал глаз, раскинулась панорама
огромного города. Высоко в небо уходили шпили высотных зданий.
-- Нет, это еще не Полтава, -- сказал Муратов. -- Это Селена, совсем
новый город, выросший за последние пять лет вокруг ракетодрома. Это пригород
Полтавы.
-- Хорош пригород, -- усмехнулся Болотников. -- Побольше прежних
столиц. Между прочим, я был здесь в последний раз ровно сто лет тому назад;
это был сравнительно небольшой город. Я говорю, конечно, о Полтаве, а не о
Селене.
Шарэкс начал замедлять ход. Мощный гул, едва слышный внутри вагонов,