Мартынович Евгений. Гианэя

тридцать лет. Сделай это для меня. -- Она заметила, что он хочет что-то
сказать, и поспешно прибавила: -- Я должна выполнить свой долг по отношению
ко всем моим родным. И еще раз, последний, побывать на месте, где прошло мое
детство.
-- Все будет так, как хочешь ты, -- ответил Виктор.
Он чувствовал разочарование и легкую досаду. Совсем не так мечтал он
объясниться с нею. Но непонятная робость помешала ему еще раз обнять ее.
Она сама подошла к нему и, положив руки на его плечи, сказала ласково и
чуть смущенно:
-- Возьми меня на руки, на одну минуту.
А потом она ушла и в тот же день легла в клинику. Три дня он ни разу ее
не видел.
Марина говорила, что Гианэя очень волнуется в ожидании, ответит ли
обследование на тот единственный вопрос, который был для нее самым главным.
Получила ли она его, осталось неизвестным. Гипслис и Гиймайа сказали,
что Гианэя взяла с них слово молчать. Но было заметно, что, выйдя из
клиники, Гианэя стала оживленнее, чем прежде.
Стало известно, что ее организм полностью ассимилировался с земной
кровью. Все органы работали и действовали абсолютно нормально. Гостья Земли
находилась вне какой-либо опасности. Впрочем, она уже перестала быть
"гостьей", и ее называли так все реже и реже.
Решение Гианэи лететь на планету Мериго, чтобы проститься с родиной и
навсегда вернуться на Землю, было неожиданно, но не удивило никого. Ей
охотно разрешили полет. Это привело только к тому, что корабль, который
должен был остаться на планете Мериго, теперь вернется назад.
Десять дней на Земле промелькнули, как один...
И вот они на гигантском корабле, несущем их к далекой планете, где
родилась и выросла Гианэя. Восемь лет жизни пройдут для них здесь.
Звездолет казался не только неподвижным, но и пустынным. Пятьдесят
шесть пассажиров и восемь человек команды терялись в его просторах. Виктор и
Гианэя часами гуляли по аллеям, не встречая никого.
Они должны были находиться в обществе своих спутников по крайней мере
три раза в день, когда экипаж собирался в кают-компании для завтрака, обеда
и ужина. Но Гианэя наотрез отказалась переступить порог этого помещения,
пока в нем могли оказаться Мериго и его товарищи. Она ненавидела их столь
сильно, что один только вид этих людей приводил ее в содрогание.
И они питались у себя, в обширной каюте, состоявшей из трех помещений,
предоставленной им.
На гийанейском корабле все каюты были одиночными. Очевидно, прежние
хозяева стремились к уединению. Но люди Земли все переделали по-своему.
Теперь на корабле были помещения всех размеров, от одиночных до рассчитанных
на пятерых. Каждый поселился по своему вкусу.
Виктору было неприятно отшельничество, на которое обрекала их ненависть
Гианэи к четверым, но оно скоро должно было прекратиться.
Экипаж готовился к длительному пути. Командир корабля Юрий Вересов
распорядился, чтобы все, кто не принимал участия в дежурствах на пульте или
в научных наблюдениях, легли в анабиозные ванны на все четыре года.
Остальные должны были погружаться в сои поочередно, сменяясь через каждые
шесть месяцев. Таких было восемнадцать человек. Их разбили на три
равноценные группы.
Мериго и его товарищей решили уложить в ванны первыми.
Таким образом, и без того пустынный корабль должен был стать и вовсе
"необитаемым".
Гианэя отказалась от сна.
-- Поручите мне какое-нибудь дело, -- попросила она.
-- И мне тоже, -- добавил Виктор.
-- Дела для вас у меня нет, -- ответил Вересов, -- но вы пассажиры и
находитесь на особом положении. -- Он улыбнулся. На корабле шутили, что
никто еще не проводил медового месяца в космическом полете. -- Вы вольны
поступать, как хотите. Но вам будет очень скучно.
-- О нет! -- сказала Гианэя.
Виктор благодарно сжал ее руку. Ее восклицание было ему более чем
приятно. Вересов засмеялся.
-- Бодрствуйте! -- сказал он. -- В конце концов, придумаем для вас
занятие. Например, наблюдение за анабиозными ваннами. Или что-нибудь другое.
Там посмотрим!
Сам он должен был дежурить в первой смене.
Звездолет удалялся от Земли под прямым углом к плоскости эклиптики.
Позади оставалось не только Солнце, но и вся Солнечная система одновременно.
Звездный рейс начался сразу.
Никто не хотел ложиться в анабиоз раньше, чем родное светило
превратится для глаз в рядовую звезду.
Но четверым не было причины ожидать этого момента. И они охотно
согласились заснуть до появления "на горизонте" родного солнца. Их "усыпили"
через восемь дней после старта.
Виктор и Гианэя получили возможность включиться в общий ритм жизни
звездолета. Ее появление в кают-компании встретили с радостью.
-- Наконец-то вы среди нас, -- сказал Вересов, приглашая Гианэю занять
место во главе стола, рядом с ним.
Она весело улыбнулась, выслушав перевод этой фразы. Казалось, что
отсутствие четверых сразу изменило ее настроение.
А вечером Гианэя спросила Виктора:
-- От сна в анабиозных ваннах всегда просыпаются?
-- Конечно! -- ответил он. -- Иначе ими нельзя было бы пользоваться.
Она помолчала, хмуря брови.
-- Жаль, что здесь нет ни одного гийанейца-мужчины.
-- Почему жаль?
-- Потому что тогда они не проснулись бы. Я сожалею сейчас, что я
женщина.
-- Неужели ты думаешь, что Вийайа...
-- Нет, я говорю не о них. Они такие же, как вы. Да, очень жаль,
женщина не может убить. Но, может быть, мой долг...
-- Замолчи! -- испуганно воскликнул Виктор, пораженный мрачным огнем,
вспыхнувшим в темных глазах Гианэи. -- Перестань даже думать об этом. Как
тебе не стыдно!
-- Нет, мне не стыдно.
-- Ты сама говорила, что твои соплеменники получили то, что заслужили.
-- Да, мужчины. Но за что они убили мою мать и Лийайю? Ни одна наша
женщина не причинила им ни малейшего вреда. За что они требовали, чтобы меня
отдали им на расправу? Молчи! Я знаю, что ты скажешь. Вы все считаете, что
они имели право поступить так. Почему же ты отказываешь мне в этом праве?
-- Именно потому, что такого права у тебя нет!
Гианэя положила голову ему на грудь. Но она не заплакала, как он
ожидал.
Первым побуждением Виктора было рассказать обо всем Вересову и
попросить его надежно запереть помещения, где находились ванны с Мериго и
остальными тремя. Но он не сделал этого. Было неприятно посвящать
постороннего человека в то, что даже на него, при всей любви к Гианэе,
производило плохое впечатление.
Он понимал, что винить Гианэю нельзя. Она была женщиной Гийанейи, со
всеми чертами характера, присущими женщинам ее эпохи, которую современные
гийанейцы называли уже "древней". Судить Гианэю по земным понятиям было
нелепо.
Виктор был уверен, что у Гианэи не хватит решимости совершить
преступление, что все это только минутная вспышка, которая не повторится.
Она сама сказала тоном безнадежного сожаления:
-- Женщина убить не может!
В одном из старых романов Виктор как-то прочел, что нигде время не идет
так быстро, как в тюрьме. Он задумался тогда над смыслом этой фразы, на
первый взгляд казавшейся очень странной, и пришел к выводу, что автор,
видимо, прав. Однообразие и неизменный, изо дня в день повторяющийся режим
скрадывают время.
Теперь он смог убедиться, что это действительно так, на собственном
опыте.
Звездолет не был тюрьмой, но по существу мало от нее отличался. Как
там, так и здесь люди были заперты в замкнутом помещении и не могли покинуть
его по своей воле. Срок "заключения" был известен. Как там, так и здесь
жизнь подчинялась раз навсегда установленному распорядку.
И время шло удивительно быстро.
Давно уже скрылось, затерялось в массе других звезд покинутое Солнце.
Чтобы его увидеть, надо было обращаться к помощи астрономов, которые одни
только могли точно указать, какая из блестящих и казавшихся одинаковыми
точек является Солнцем.
Давно уже почти весь экипаж спал в анабиозных ваннах. Те, кто
бодрствовал, привыкли к безлюдности, постоянной тишине и одиночеству в
безграничных просторах, всюду окружающих корабль.
Кончалось первое дежурство. Вересов, руководитель будущей научной
работы на планете Мериго профессор Фогель и четверо их товарищей по смене
готовились к шестимесячному отдыху.
Радиосвязь с Землей прекратилась. Вернее, она стала односторонней и
очень редкой. Время от времени станция звездолета принимала догоняющие его
сообщения, посланные месяцы тому назад. Передачи стали невозможны. Слишком
велико было расстояние и слишком маломощны были для такого расстояния
генераторы корабля.
Гианэя и Виктор все еще не помышляли о сне в анабиозе. Они были вполне
счастливы и не хотели "расставаться" друг с другом. Правда, Виктор как-то
предложил сократить время полета, но Гианэя удивленно на него посмотрела и
спросила:
-- Разве тебе скучно?
Он поспешил уверить ее, что беспокоился только о ней.
-- Мне хорошо, -- сказала Гианэя.
Они оба уже дежурили на пульте. Это была заслуга Вересова, научившего
их разбираться в бесчисленных приборах, записывать их показания и
обрабатывать записи с помощью вычислительных машин. Последнее, правда, мог
производить только Виктор. Но они всегда были вместе, и этот недостаток
Гианэи, как дежурного, не сказывался на результатах ее дежурств. Когда на
ступала ее очередь, Виктор все время находился на пульте и наоборот.
Сперва Вересов намеревался поручить им наблюдения за анабиозными
ваннами, что было значительно проще, но Виктор, не объясняя истиной причины,
попросил его сделать из них "навигаторов".
-- Это больше интересует Гианэю, -- сказал он.
А Вересову было безразлично. Он думал только о том, чтобы у них была
работа. Не вдаваясь в психологические детали, он старался выполнить закон
космических полетов.
Безделие опасно!
Решение Виктора и Гианэи бодрствовать еще одну смену он принял без
возражений.
Фогель также не возражал, с медицинской точки зрения.
Бежали дни. Точнее сказать, сутки, отмечаемые по часам. Только по ним
можно было отличить "день" от "ночи".
Расстояние от Земли выражалось уже труднопроизносимой цифрой.
Гианэя и тут не изменила своей страсти к воде. Ежедневно по несколько
часов она проводила в бассейне. И Виктор постепенно привык к тому же, хотя
на Земле не очень любил плавание.

7

Наступило тридцатое марта. По собственному времени звездолета прошло
ровно пять с половиной месяцев после старта с Земли.
Часы показывали без пяти восемь утра. Виктор Муратов направлялся на
пульт, чтобы приступить к дежурству. Гианэя шла с ним.
Прежде, до реконструкции, пульт управления размещался в передней части
корабля. Земным инженерам это было непривычно, и они перенесли его в корму,
поближе к автоматам и "Мозгу навигации", за которым сохранили это название.
Экраны наружного обзора работали, одинаково как в передней, так и в
задней части корабля, а там, где был пульт, теперь находилась
астрономическая обсерватория.
Каюта Виктора и Гианэи была расположена в передней части,
непосредственно за обсерваторией. Они прошли стометровую аллею, окаймленную
густыми зарослями гийанейских растений. Такая же аллея шла с другой стороны,
а между ними находился плавательный бассейн.
Корабль был разделен на пять отсеков, по сто метров длинны каждый.
Глухие стены отделяли их друг от друга. Проникнуть в соседний отсек можно
было только через трубу двух метров в диаметре, проходящую сквозь стену и
снабженную с обоих концов герметическими дверями, вернее люками,
открывавшимися поочередно.
Такое устройство было неудобно, но необходимо, и на Земле не стали его
изменять. Оно вполне соответствовало своему назначению и гарантировало
безопасность корабля в целом при встрече с метеоритными потоками, всегда
возможной в космосе.
Управление люками осуществлялось одной из секций "Мозга навигации".
Виктор привычно нажал на кнопку сбоку от люка.
Обычно он открывался сразу. А второй, с другой стороны трубы; оставался
закрытым до тех пор, пока первый, пропустив тех, кому нужно было пройти из
одного отсека в другой, не закрывался за ними.
На этот раз люк не открылся.
Виктор подождал немного и вторично нажал на кнопку.
Люк опять не открылся.
Это могло означать, что соседний отсек пробит и из него уходит воздух.
Но ни Виктор, ни Гианэя не слышали удара, как не слышали и сигнала
тревоги, который должен был сопутствовать нарушению герметичности корабля.
Трудно было допустить, что сигнальная система неисправна.
Виктор почувствовал беспокойство. Что-то случилось!
Все пять отсеков имели радиофонную и телевизионную связь. Они вернулись
в каюту и вызвали пульт.
Радиофон молчал, экран оставался темным.
Это было уже совсем непонятно.
Любая пробоина должна была автоматически заделаться. На это требовалось
не более пяти минут. И так же автоматически в отсеке восстанавливалось
нормальное давление воздуха.
Они подождали десять минут и снова попытались открыть люк.
Результат был прежним.
-- Пойдем на обсерваторию, -- предложил Виктор, -- Может быть, связь
испортилась в нашей каюте.
На обсерватории никого не было. Но и там они не добились связи с
пультом.
Виктор почувствовал уже серьезную тревогу.
Крупный аэролит был бы замечен локаторными установками на безопасном
расстоянии, и его не допустили бы до столкновения со звездолетом. А мелкий,
даже если он оказался в состоянии пробить борт, не мог повредить связь. Она
могла выйти из строя только при повреждении управлявшего ею автомата на
самом пульте. В этом случае тотчас же должен был включиться второй,
резервный. Одновременная порча обоих автоматов практически невозможна.
Выход из строя всех линий связи, управления люками и сигнальной системы
сразу означал разрушение всего пульта, а такого разрушения нельзя было даже
вообразить.
Кроме того, "Мозг навигации" находился в другом помещении, и катастрофа
на пульте не могла вывести из строя и его.
-- Раз мы не можем пройти, -- сказал Виктор, стараясь говорить как
можно спокойнее, -- остается ждать, пока кто-нибудь придет к нам.
-- Это очень странно, -- сказала Гианэя. Она хорошо знала корабль, так
как два года назад совершила космический полет на точно таком же.
-- Странно или не странно, а ничего другого мы сделать не можем.
Дежурный на пульте уже знает о том, что произошло. Кстати, дежурит сам
Вересов.
Он всегда называл командира Юрием, но сейчас почему-то назвал его по
фамилии. Наверное, от волнения.
Их окружала глубокая тишина. Мягкий, чуть желтоватый свет лился с
полукруглого потолка от скрытых в нем "солнечных" ламп. Спектр этого света в
точности воспроизводил свет звезды, солнца Гийанейи, необходимый для
нормальной жизнедеятельности растений. Воздух был чист, с едва заметным
запахом озона.
Точно такие же оранжереи размещались еще в двух местах, посередине
корпуса корабля и на корме. Только в двух отсеках, втором и четвертом,
воздух очищался системой вентиляции.
Прошло полчаса, потом час. Никто не приходил.
Несколько раз Виктор пытался восстановить связь, но безуспешно. Тревога
возрастала.
Гианэя неподвижно сидела в одном из шезлонгов, расставленных вдоль
аллеи. Она о чем-то сосредоточенно думала. Виктор ходил взад и вперед, не
замечая, что все больше и больше ускоряет шаги.
Прошел еще час.
-- Что же могло случиться? -- спросил он.
Гианэя ничего не ответила, точно не слышала вопроса.
"Где остальные? -- думал Виктор. -- Одни ли мы оказались отрезанными от
пульта?"
Обычно на астрономической обсерватории кто-нибудь находился. Но как раз
сегодня за завтраком астроном Куницкий говорил, что чувствует себя усталым,
так как вчера поздно лег. А навигатор Тартини, часто помогавший ему в
наблюдениях, ушел на пульт, зачем-то вызванный Вересовым. Остальным нечего
было делать в первом отсеке.
Прошел еще час. Виктор уже не сомневался, что произошла очень серьезная
авария.
Но насколько она серьезна? Живы ли шесть человек, бодрствующих в первой
смене? Если живы, то находятся ли они все вместе или отрезаны друг от друга?
Виктор начинал допускать, что в корабль врезался крупный аэролит,
которого почему-либо, не "заметили" локаторы. Пробив борт, а потом и стену
помещения пульта, он взорвался внутри него.
Как бы не было невероятно подобное предположение, ничего другого Виктор
не мог придумать.
Но тогда пульт разрушен, а люди убиты.
Один, двое или все шестеро?
Только трое, Вересов, Тартини и второй навигатор, могли немедленно
приступить к ремонту пульта. Но для этого они должны иметь доступ в
четвертый отсек, где помещались кладовые запасных частей.
А если люки между четвертым и пятым отсеками также не открываются, что
тогда?
Анабиозные ванны помещались в четвертом и втором отсеках. Шесть человек
второй смены проснутся через пятнадцать дней. Разбудят их автоматы. Но чем
они смогут помочь, будучи отрезанными от пульта?
Все остальные будут спать еще три с половиной года, если их не
разбудить, так сказать, вручную.
Когда прошел еще один, четвертый час, Виктор не выдержал и поделился
своими опасениями с Гианэей.
Оказалось, что она знает устройство корабля лучше, чем он.
-- Есть запасный переход из нашего сектора во второй, -- сказала она,
-- из второго в третий и так далее. Они открываются иначе. Но пользоваться
ими можно только в исключительных случаях.
-- Сейчас как раз исключительный случай, -- сказал Виктор. -- Где эти
переходы?
-- Внизу.
-- Идем скорее!
Она встала с видом полного равнодушия. Казалось, ей совершенно
безразлично, идти или остаться здесь.
Они спустились по узкой винтовой лестнице в нижний коридор, идущий над
помещением двигателей. Хотя Виктор знал, что они работают, ни малейшей дрожи
пола он не ощутил.
Дорогу пересекла глухая стена. Только очень внимательный глаз мог
заметить плотно закрытую квадратную дверь.
-- Эти двери, -- пояснила Гианэя, -- управляются другой секцией "Мозга
навигации". Она сработает только в том случае, если секция верхних дверей
отключена или вышла из строя.
Виктор заметил кнопку и протянул к ней руку.
-- А если второй отсек пробит и не заделана пробоина?
-- Разве в этом случае дверь откроется?
-- Эта -- да! Они для того и сделаны, чтобы можно было пройти в любом
случае.
-- Сколько тут дверей?
-- Одна.
Виктор задумался. Пустолазных костюмов в первом отсеке не было. Но ему
казалось, что риск не очень велик. Система автоматической заделки пробоин не
зависела ни от пульта, ни от "Мозга навигации". В каждом отсеке она была
автономна. Кроме того, люки, ведущие к лестницам, всегда плотно закрыты.
И, самое главное, никакая пробоина во втором отсеке не могла вывести из
строя пульт управления. -- А как они закрываются? -- спросил он.
-- Автоматически. Через пять секунд, по нашим часам.
Она сказала "нашим", имея в виду часы земные.
-- В таком случае попробуем. Но ты лучше поднимись наверх.
-- Зачем?
-- Ну, на всякий случай.
-- Я не хочу остаться тут одна.
Гианэя сказала это просто, но так, что он понял: она не уйдет.
-- За пять секунд весь воздух не может отсюда вырваться, даже если за
дверью вакуум, -- сказал он.
-- Тем более мне нет причин уходить.
-- Отойди хотя бы в конец коридора.
Она послушно выполнила его просьбу.
Виктор нажал на кнопку.
Дверь не открылась. Он вопросительно посмотрел на Гианэю. Ведь она
только что говорила, что эта дверь должна открыться в любом случае.
-- Значит, одно из двух, -- сказала она. -- Или секция верхних дверей
не отключена и не испорчена, или весь "Мозг навигации" вышел из строя. А это
невозможно.
Он сам знал, что это невозможно. Даже прямое попадание мощного снаряда
не могло повредить защиту "Мозга". Тем более аэролит.
Верхние двери не открываются "намеренно".
Они вернулись в свою каюту.
-- Я голодная, -- сказала Гианэя.
В каждом отсеке были аварийные кладовые. Их содержимого хватило бы для
всего экипажа на пять лет. Виктор подумал, что имеет право воспользоваться
ею без разрешения командира корабля. Не сидеть же им голодным неизвестно
сколько времени.
Он раньше никогда не был в кладовой и удивился, увидев, что здесь
находятся не только продукты питания.
Огромная цистерна с надписью "вода", ящик с медикаментами с красным
крестом на крышке, пустолазные костюмы, всевозможные инструменты, оружие.
Казалось, здесь было все, что могло понадобиться в полете и на планете,
Список содержимого кладовой висел на стене.
Больше всего удивили Виктора пустолазные костюмы. Он хорошо помнил, что
кто-то из командного состава звездолета говорил, что они хранятся в третьем
отсеке, где находилась выходная камера. Именно потому, что он был уверен в
этом, Виктору и пришлось пойти на риск, открывая, вернее пытаясь открыть,
дверь, ведущую во второй отсек, где могла оказаться пустота.
Кто-то ошибся. Либо сказавший про костюмы, либо сам Виктор, неправильно
понявший.
Как бы то ни было, они были здесь.
Он аккуратно вскрыл свинцовую оболочку в одном из ящиков с буквами "АП"
на крышке. Там лежали большие пакеты, завернутые в плотный шелк. На каждом
стояла большая буква "Э".
Он вынул один и отнес в каюту.
В нем оказалось трехразовое питание для трех человек, посуда из
прессованной бумаги, ложки, ножи и вилки. Тут же лежала маленькая
нагревательная плитка и батарея к ней.
Стало ясно значение буквы "Э". Это были пакеты, которые брались в
экскурсии на чужих планетах.
-- В следующий раз буду внимательнее, -- сказал Виктор. -- Надо было
прочесть перечень.
-- Надеюсь, что следующего раза не будет, -- сказала Гианэя.
-- Ты думаешь? Она не ответила.
-- Нам нужно быть готовым к длительному ожиданию. Ремонт пульта дело не
дня и не двух.
-- Я имела в виду "Мозг навигации". Ему нет дела до пульта. Как только
устранится причина, заставившая его закрыть люки, они откроются.
-- Через сколько времени?
-- Ты со мной, -- сказала Гианэя, -- а больше мне ничего не надо.
Виктор заметил, как она вздрогнула, и понял, что у нее мелькнула мысль
о том, что люки могли перестать открываться, когда они оба находились в
разных отсеках.
И он вздрогнул сам. Это могло случиться легко, хотя бы тогда, когда они
возвращались утром из кают-компании. Он задержался, а она прошла тамбур.
Что если бы тогда...

8

Виктор не помнил в своей жизни столь мучительного дня. Шел час за
часом, а в их положении ничего не изменялось. Чем дальше, тем чаще он
подходил к люку и нажимал на кнопку. Безрезультатно!
Он понимал, что его поведение лишено логики, но ничего не мог поделать
со своим нетерпением.
Если Вересов и его товарищи по смене живы, то они принимают сейчас все
необходимые меры к ликвидации аварии и сами придут сюда, когда работа будет
закончена. Или, восстановив связь, вызовут их к радиофону.
Если же произошла не авария, а катастрофа и они все мертвы, то раньше,
чем через пятнадцать дней, нечего было и ожидать каких-либо изменений. И
было неизвестно, смогут ли шестеро человек второй смены проникнуть на пульт,
или они окажутся в таком же положении, как Гианэя и Виктор.
В любом случае оставалось одно -- ждать.
В этом отношении Гианэя оказалась на высоте. Она была невозмутимо
спокойна и вела себя так, как будто ничего не случилось. В обычный час она
пошла в бассейн и плавала в нем обычное время.
Даже подшучивала над Виктором и делала это естественно, без тени
принужденности.
А он знал, что она отдает себе отчет в их положении не хуже, чем он.
Так прошел весь день.
Наступил час отхода ко сну. И Гианэя все так же спокойно легла в
постель и заснула.
Виктор не мог спать. Он прекратил свои бесполезные попытки и бесцельно
бродил по аллеям, ломая голову над вопросом, что могло произойти? С таким же
успехом он мог думать о том, что происходит в этот момент на Земле или на
Гийанейе.
Несколько раз Виктор подходил к стене и, приложив к ней ухо, старался
уловить хоть какой-нибудь звук.
Корабль казался вымершим.
Но, если бы в это время на пульте стоял бы даже оглушающий грохот, то и
тогда звуковые волны не могли пройти через четыре стены. Виктор это знал.
Он был сейчас один, и тишина все больше действовала на его нервы.
"Надо лечь, -- говорил он самому себе. -- Кто знает, что ждет нас
завтра. Что толку не спать и терять силы? В каюте есть аптечка, а в ней
снотворное".
Но вместо каюты он направился на обсерваторию.
Они с Гианэей были там сегодня утром. И, войдя сейчас, Виктор сразу
заметил необъяснимую перемену.
Экраны наружного обзора, которые утром, он помнил это точно, не были
включены, теперь оказались в действии. И, как всегда в таких случаях, свет
был включен. Перешагнув порог, Виктор словно, вышел из корабля.
Он изумленно огляделся, ожидая увидеть Куницкого, который один только
мог оказаться здесь и включить экраны. Но никого не было.
Виктор почти машинально нажал на кнопку у двери и при вспыхнувшем свете
осмотрелся еще раз.
Никого не было. И не могло быть!
Почему же включены экраны? Кто это сделал?
Он зажег свет, но экраны не погасли. Они должны были погаснуть.
Он стоял у двери ошеломленный и даже немного испуганный. Потом погасил
свет и подошел к креслу возле окуляра телескопа. Самого телескопа здесь не
было. Он находился за передней стеной.
Виктор склонился над маленьким горизонтальным экраном и вгляделся в
него. Оптическая система, связывающая объектив с этим экраном, находилась в
полном порядке. Он видел одинокую точку какой-то звезды. Увеличение было