Май Карл. По дикому Курдистану

   – Точно! Когда я проснулся, мое платье было очень помятым, и мне пришлось долго очищать его от грязи. Настоящее чудо, что этого не заметила Мерсина! Значит, ты думаешь, что мне не следует докладывать?
   – Да, гораздо лучше, если ты устроишь своим людям выволочку, а твоя милость ослепит их, как луч солнца.
   – Да, эфенди, уж я выскажу им все, что я о них думаю! – Он свирепо завращал глазами. Затем ага внезапно прекратил это занятие и его лицо приняло кроткое выражение. – Потом я их помилую, как падишах, который дарует жизни и имущество миллионам людей.
   Он хотел уже идти, но остановился перед дверью, потому что снаружи спешился какой-то всадник и знакомый мне голос спросил:
   – Салам, господин! Это ты, наверное, Селим-ага, командующий албанцами?
   – Да, это я. Что тебе нужно?
   – Это у тебя живет эфенди, которого зовут хаджи эмир Кара бен Немси, а также двое эфенди, слуга и башибузук?
   – Да. А что?
   – Позволь мне поговорить с эмиром!
   – Вот он стоит перед тобой.
   Селим-ага шагнул в сторону, чтобы этот человек мог увидеть меня. Это был не кто иной, как Селек, езид из Баадри.
   – Эфенди, – воскликнул он обрадованно, – позволь мне тебя поприветствовать!
   Мы подали друг другу руки, и я увидел, что он прискакал на взмыленной лошади Али-бея. Не было сомнений, что он скакал очень быстро. Я предполагал, что он должен мне передать сообщение, причем очень важное.
   – Заводи лошадь во двор и после этого поднимайся ко мне, – сказал я ему.
   Когда мы оказались одни в моей комнате, он вытащил из-за пояса письмо.
   – От кого оно?
   – От Али-бея.
   – Кто его написал?
   – Мир Шейх-хан, главный священник.
   – Как ты нашел дом, где я поселился?
   – Я спросил о тебе сразу же возле городских ворот.
   – Откуда ты знаешь, что со мной живут двое эфенди? Ведь, когда я был у вас, меня сопровождал лишь один.
   – Я разузнал это в Спандаре.
   Я распечатал письмо. В нем было много интересного. Несколько хороших новостей, касавшихся езидов, и одна очень плохая, относившаяся ко мне.
   – Что? Миссия Али-бея настолько удалась? – спросил я. Анатоли кази аскери – главный судья пришел с этой миссией в Мосул?
   – Да, господин. Он любит нашего Мир Шейх-хана и провел строгое расследование. В результате чего мутасаррыфа убирают и на его место назначают другого.
   – А макредж Мосула убежал?
   – Да, это так. Он был виноват во всех ошибках, которые допустил мутасаррыф. Открылись очень плохие вещи. За одиннадцать месяцев ни один из подчиненных губернатора, ни один солдат, ни один командир не получил жалованья. Арабов не поставили на колени, как это приказывала Высокая Порта, потому что он присвоил все деньги, требуемые для этого. И еще многое другое. Хавасы, которые должны были арестовать макреджа, опоздали, он уже сбежал. Поэтому все беи и киаджи окрестных местностей получили приказ задержать макреджа, как только он появится. Анатоли кади аскери предполагает, что он убежал в Багдад, потому что он был другом тамошнего вице-короля.
   – Пожалуй, он ошибается! Беглец наверняка пошел в горы, где его гораздо труднее схватить, и, вероятно, отправится скорее в Персию, чем в Багдад. Деньги на дорогу он получит очень легко по пути. Ведь он верховный судья всех низших судебных палат, чьими средствами он распоряжается.
   – Ты прав, эфенди! Уже вчера вечером мы узнали, что он утром прошлого дня был в Адконе, а вечером – уже в Мангайше. Кажется, он хочет отправиться в Амадию, но окольной дорогой, ибо он боится езидских селений, которые он раньше атаковал.
   – Али-бей подозревает обоснованно, что его появление здесь доставит мне много неприятностей. Он может мне очень помешать, и я, к сожалению, не смогу доказать, что он сам беглец.
   – О эмир, Али-бей, несомненно, умен. Услышав о макредже, он мне приказал седлать лучшую лошадь и скакать всю ночь, но постараться прибыть раньше, чем там окажется верховный судья, если тот на самом деле намерен приехать в Амадию. Когда я покидал Баадри, он снабдил меня двумя письмами, полученными из Мосула. Вот они, посмотри, пригодятся ли они тебе.
   Я вскрыл оба письма и внимательно прочел их. Первое было письмом Анатоли кади аскери, адресованным Мир Шейх-хану, в котором ему сообщалось о том, что мутасаррыф и макредж смещены с постов.
   Другое содержало официальное указание Али-бею задержать макреджа и переправить его в Мосул, как только он покажется в области, подчиненной Али-бею. Оба письма были снабжены подписями и большой печатью кади аскери.
   – Однако эти бумаги для меня очень важны. Как долго я могу держать их при себе?
   – Они твои.
   – Значит, позавчера вечером макредж был в Мангайше?
   – Да.
   – Тогда он может уже сегодня быть здесь. И мне нужны эти письма лишь на этот день. Ты сможешь подождать?
   – Я буду ждать столько, сколько прикажешь, эмир!
   – Тогда пройди вперед через две двери, и там ты встретишь знакомых, а именно Халефа и болюка-эмини.
   Весть о том, что макредж может прибыть в Амадию, наполнила меня сперва тревогой, но, как только я почувствовал в своих руках власть, которую предоставляли мне оба письменных послания, тревога исчезла и я уже мог ждать его прибытия со спокойной душой. Мне даже верилось, что весть о смещении с поста мутасаррыфа может означать освобождение заключенного хаддедина, но мне все же пришлось снова отказаться от этой мысли, когда я прочел, что военные действия против арабов предпринимались не по личной инициативе мутасаррыфа, а по приказу Высокой Порты.
   Ближе к вечеру Мерсина появилась в моей комнате.
   – Эфенди, ты пойдешь со мной в тюрьму?
   Это было мне на руку, но сначала нужно было переговорить с Мохаммедом Эмином. Поэтому я сказал:
   – У меня сейчас нет времени.
   – Ты мне обещал, к тому же говорил еще, что ты хочешь позволить заключенным делать у меня покупки!
   Розе из Амадии, видно, важно было заручиться для себя этой возможностью получать дополнительную прибыль.
   – Я сдержу слово, но, к сожалению, смогу это сделать лишь через полчаса.
   – Тогда я подожду, эмир! Но нам нельзя идти вместе!
   – Селим-ага тоже пойдет?
   – Нет, он несет сейчас службу у мутеселлима.
   – Тогда прикажи сержанту, чтобы он открыл мне тюрьму. И тогда ты можешь идти прямо сейчас, а я подойду попозже.
   Она исчезла, явно удовлетворенная, даже не подумав о том, что сержант не может позволить мне пройти в здание, ибо у меня на это нет ни права, ни разрешения его начальника. Я, естественно, сразу же поставил Мохаммеда Эмина в известность о предстоящем визите в тюрьму, порекомендовав ему быть готовым к тому, что, может быть, уже совершен побег, но прежде послать Халефа тайно раздобыть для Амада турецкую одежду. После этого я разжег чубук и размеренными шагами отправился по грязным переулкам к тюрьме. Дверь в тюрьму была приотворена. В ней стоял сержант.
   – Салам! – приветствовал я коротко и с достоинством.
   – Алейкум салам! – ответил он. – Аллах да благословит тебя в нашем доме, эмир! Я хочу поблагодарить тебя.
   Я вошел, и он снова запер дверь.
   – Поблагодарить? – сказал я небрежно. – За что?
   – Селим-ага был здесь. В страшном гневе. Он хотел нас высечь, но потом сказал, что мы удостоились его милости исключительно потому, что ты за нас попросил. Будь добр и следуй за мной!
   Мы поднялись по тем же самым ступеням, которые я с таким трудом преодолел, и все из-за аги. В коридоре находилась Мерсина с жестяным котлом, в котором болтался мучной бульон, выглядевший так, словно он состоял из помоев с ее кухни. На полу лежал хлеб, выпеченный ее «нежными» руками. Некогда он тоже был мучной водой, но благодаря огню и прилипшим уголькам принял твердую форму. Рядом с благодетельницей тюрьмы стояли арнауты с пустыми сосудами в руках, которые, похоже, были выбраны из груды перебитой посуды. Арнауты поклонились до земли, не в состоянии произнести ни слова.
   – Эмир, ты велишь нам начинать? – спросила Мерсина.
   – Да, начинайте.
   Сразу же отворили первую дверь. Помещение, которое мы увидели, тоже напоминало нору, хотя пол и находился на равной высоте с покрытием коридора. В углу лежал турок. Он не поднялся и даже не удостоил нас взглядом.
   – Дай ему две порции, он осман! – приказал сержант.
   Заключенный получил два половника бульона размером со среднюю миску и кусок хлеба.
   В следующей камере опять лежал турок – он получил ту же порцию. В третьей камере-норе сидел курд.
   – Этот пес получит лишь одну порцию, потому что он курд из Балада.
   Премилейшие порядочки! Я едва сдержался, чтобы не закатить оплеуху сержанту, который пользовался этим «принципом» на протяжении всей процедуры.
   После того как вверху всем заключенным роздали пищу, мы спустились в нижний коридор.
   – Кто здесь находится? – спросил я.
   – Наизлейшие. Араб, еврей и два курда из племени буламу. Ты говоришь по-курдски, эмир?
   – Да.
   – Ты же не будешь говорить с заключенными?
   – Нет, они этого не стоят.
   – Точно. Но мы не понимаем ни по-курдски, ни по-арабски, а они постоянно что-то говорят именно на этих языках.
   – Тогда я с ними поговорю.
   Это и было то, что мне так было нужно. Открыли камеру одного из курдов. У двери мы увидели беднягу заключенного, который явно голодал, ибо, когда ему налили его половник бульона, он попросил, чтобы ему дали больше хлеба, чем обычно.
   – Чего он хочет? – спросил сержант.
   – Немного больше хлеба. Дай ему!
   – Хорошо, пусть будет так, но только ради тебя!
   Потом мы были у еврея. Здесь мне пришлось помолчать, ибо еврей говорил по-турецки. Он подал много жалоб, которые, с моей точки зрения, были вполне обоснованны, но его даже не выслушали.
   В следующей камере был старый курд. Он только попросил разрешения поговорить с судьей. Сержант пообещал ему это, рассмеявшись.
   Наконец открыли последнюю камеру. Амад эль-Гандур сидел в самой глубине ее на корточках и, казалось, вовсе не хотел шевелиться, однако, увидев меня, сразу же подошел.
   – Это араб? – спросил я.
   – Да.
   – Он говорит по-турецки?
   – Он вообще не говорит.
   – Вообще?
   – Ни слова. Поэтому ему и не дают горячей пищи.
   – Мне с ним поговорить?
   – Попробуй!
   Я подступил к нему и сказал:
   – Не говори со мной!
   Амад эль-Гандур никак не отреагировал на мои слова и ничего не ответил.
   – Видишь, он и тебе не отвечает! – разгневался сержант. – Скажи ему, что ты великий эмир, тогда он, пожалуй, заговорит.
   Теперь я точно убедился в том, что стражи действительно не знают арабского, но, даже если бы они знали его, диалект хаддединов, несомненно, был им незнаком.
   – Сегодня вечером будь готов, – сказал я Амаду. – Может быть, я смогу еще вернуться.
   Амад стоял гордо, также никак не реагируя на мои слова.
   – И теперь он не говорит! – буквально закричал унтер-офицер. – Тогда он сегодня не получит и хлеба, потому что он не отвечает даже эфенди.
   Осмотр камер-дыр закончился. Теперь меня повели дальше по зданию. Я не возражал, хотя мне уже это было не нужно. Вскоре все завершилось, и Мерсина уставилась на меня вопрошающе.
   – Ты сможешь сварить заключенным кофе? – спросил я.
   – Да.
   – И дать им достаточную порцию хлеба?
   – Да.
   – Сколько это будет стоить?
   – Тридцать пиастров, эфенди.
   То есть примерно два талера. Заключенные получат, пожалуй, продуктов вряд ли больше чем на марку. Я вытащил кошелек и протянул ей деньги.
   – На, возьми, но я желаю, чтобы все заключенные получили и хлеб, и кофе.
   – Конечно, все, эфенди!
   Я дал старухе и сержанту по пятнадцать и арнаутам по десять пиастров на чай, чего они явно не ожидали. Поэтому они были бесконечно благодарны и, когда я уходил, согнулись в почтительном поклоне и стояли так до тех пор, пока я не свернул в переулок.
   Придя домой, я сразу же посетил Мохаммеда Эмина. Рядом с ним был Халеф, незаметно принесший турецкую одежду, – в доме не было ни Мерсины, ни Селима.
   Я подробно рассказал хаддедину о своем визите в тюрьму.
   – Значит, сегодня вечером! – обрадованно воскликнул он, выслушав меня.
   – Если это будет возможно, – добавил я осторожно.
   – И как ты хочешь все это обустроить? – поинтересовался хаддедин.
   – Я попытаюсь, если случай не преподнесет мне ничего лучшего, заполучить у аги ключ и…
   – А если он тебе его не даст? – перебил меня Мохаммед Эмин.
   – Я возьму его! Затем я подожду, пока уйдет стража, и открою Амаду камеру.
   – Это слишком опасно, ведь они могут тебя услышать.
   – Не думаю. Последнюю ночь они не спали и поэтому очень устали. Потом, я дал каждому из них бакшиш, который они непременно потратят на ракию, что явно усыпит их. Кстати, я заметил, что замок внешней двери открывается бесшумно. Если я буду достаточно осторожен, то все пройдет благополучно.
   – А если ты все-таки попадешься?
   – Не беспокойся. Для стражи я приготовил отговорку, но вот если они застанут меня вместе с заключенным, то тут уж придется действовать быстро, в зависимости от обстоятельств.
   – Куда ты приведешь Амада?
   – Как только он будет свободен, ему надо немедленно покинуть город.
   – С кем?
   – С Халефом. Сейчас я вместе с ним поищу вокруг города безопасное место, где Амад может спрятаться. Халеф запомнит дорогу и доставит туда твоего сына.
   – А караульные у ворот?
   – Они нас даже не увидят. Я знаю место, где можно будет перебраться через стену.
   – Думаю, нам следовало бы самим пойти вмести с ними.
   – Этого нельзя делать. Мы должны остаться по крайней мере еще на день, чтобы на нас не пало подозрение.
   – Амад между тем будет в большой опасности, ведь его будут искать по всей окрестности.
   – Об этом я тоже позаботился. Неподалеку от городских ворот скала Амадия образует пропасть, в которую отваживаются спуститься лишь немногие. Перед ней мы бросим несколько клочков одежды Амада, их непременно найдут и решат, что при побеге он сорвался ночью в пропасть.
   – Где он переоденется?
   – Здесь. Бороду ему тоже нужно будет сразу же сбрить.
   – Значит, я все-таки его увижу! О, эмир, какая радость!
   – У меня, правда, есть условие – вы должны при этом вести себя крайне тихо и осторожно.
   – Обязательно. Но наша хозяйка его непременно увидит, она ведь постоянно толчется на кухне.
   – Об этом позаботишься ты. Халеф предупредит тебя, когда должен появиться Амад. Тогда ты спустишься вниз, на кухню, и своими разговорами отвлечешь хозяйку, чтобы она ничего не заметила. Сделать это будет совсем нетрудно, а тем временем мой слуга проведет твоего сына в комнату. Затем ты закроешься и никого в нее не пустишь до моего прихода.
   Снаружи послышался шум. Это Халеф выводил лошадей. Я двинулся туда и на выходе заметил, что дверь англичанина открыта. Он махнул мне рукой, приглашая зайти к нему. Когда я зашел, он спросил:
   – Мне можно говорить с вами, сэр?
   – Да.
   – Слышу, что выводят лошадей. Собираетесь выезжать? Куда?
   – За город.
   – И правда, так практичнее. Здесь достаточно дубовых жердей.
   – Но как их доставить наверх? Лезть и тащить за собой? Не пойдет!
   – У меня с собой лассо. Я беру его всегда во все поездки, такая вещь одна из наиполезнейших. Well! Давайте резать сучья.
   – Но нам надо постоянно быть начеку, мистер! Правда, наш разговор на английском не поймет здесь никто, поэтому никто и не узнает нашего замысла. Но все-таки, прежде чем нам действовать, нужно убедиться, одни ли мы здесь и в полной ли мы безопасности.
   – Посмотрите вокруг внимательно, я же пока притащу жерди.
   Я обошел окрестности и убедился, что за нами не наблюдают. Затем я помог англичанину, который жаждал соорудить вверху «виллу». Мы нарезали с дюжину толстых веток, причем так, чтобы ничего не было заметно. Я взял лассо. Его длины хватало до первого сука пинии. Англичанин сложил вместе сучья и связал их одним концом сплетенного из восьми ремней лассо; я взял другой конец лассо в зубы и полез на дерево. Одежду, которая могла мне помешать, я, естественно, заранее снял. Усевшись на первом суку дуба, я подтянул к себе связку сучьев. Линдсей быстро вскарабкался ко мне наверх. Таким вот образом мы доставили сучья к отверстию. Я обследовал полый ствол, который действительно имел указанную ширину и расширялся ближе к земле.
   Теперь мы принялись втаскивать сучья в дупло и строить из них настил. Работать нужно было очень тщательно, иначе все могло обрушиться. Нам пришлось изрядно попотеть, прежде чем удалось сделать задуманное. Настил получился достаточно прочным.
   – Теперь, также с помощью лассо, мы поднимем мох, солому и листву.
   Мы спустились на землю и скоро собрали нужное количество материала для подстилки. Замотав все это в мой плащ и верхнее платье Линдсея, мы подняли все наверх. Так пришлось проделать несколько раз, но в результате дупло превратилось в безопасное убежище, в котором можно было и сидеть, и лежать.
   – Здорово поработали, – сказал англичанин, вытирая со лба пот. – Амаду будет хорошо здесь находиться. Еще нужны еда, питье, трубка и табаки – «вилла» готова!
   Мы вернулись к Халефу, который уже начал волноваться из-за нашего долгого отсутствия.
   – Мистер Линдсей, вам придется побыть с лошадьми, пока я схожу и покажу убежище нашему хаджи Халефу Омару.
   – Well! Но поскорее возвращаться. Yes!
   – Ты умеешь лазать по деревьям? – спросил я Халефа, когда мы подошли к дубам.
   – Да, сиди. Мне доводилось доставать с пальм финики. А что?
   – Здесь нужно по-другому взбираться, ведь тут лишь гладкий ствол, без каких-либо опор, к тому же у нас нет платка для лазанья, какой используют при сборе фиников. Ты видишь отверстие на стволе дуба, вон там, прямо под суком?
   – Да, сиди.
   – Взберись туда и осмотри его! Тебе придется влезть по пинии вверх и затем перебраться на сук дуба.
   Он воспользовался моими советами, и у него все получилось.
   – Эфенди, это ведь великолепно! – сказал он, спустившись вниз. – Это вы построили?
   – Да. Ты знаешь, где лежит форт Амадия?
   – Знаю – влево и наверх.
   – Тогда слушай, что я тебе скажу. Думаю, что уже сегодня вечером я смогу вызволить Амада эль-Гандура из тюрьмы. Ночью его надо будет увести из города – это сделаешь ты!
   – Господин, но нас увидят караульные!
   – Нет. В городской стене есть место, где она повреждена, и вам не составит особого труда выбраться незамеченными наружу. Я покажу тебе это место на обратном пути. Потом, самое главное, чтобы вы, несмотря на ночь, не заблудились и нашли эти дубы. Дупло вверху будет служить хаддедину убежищем до тех пор, пока мы его отсюда не заберем. Сейчас ты пойдешь к форту, чтобы изучить дорогу, по которой вам сегодня вечером придется идти. Хорошенько запомни всю местность. Когда Амад будет в убежище, то есть вне опасности, тебе придется постараться снова прийти незамеченным в наше жилище. Никто не должен знать, что один из нас покидал город!
   – Сиди, я благодарю тебя!
   – За что?
   – За то, что ты мне разрешаешь самому что-то сделать, ведь раньше я был только свидетелем происходящего.
   Он ушел, а я вернулся к Линдсею, который лежал на траве и смотрел в небо.
   – Роскошно в Курдистане! Не хватает лишь руин! – мечтательно произнес он.
   – Руин здесь достаточно, хоть и не тысячелетних, как на Тигре. Может быть, нам придется побывать в тех местах, где вы сами убедитесь в наличии руин. Но Курдистан – это не только роскошная природа, здесь поднимается в небо пепел горящих селений и запах пролитой крови. Мы находимся в стране, где жизнь, свобода и имущество человека в большей опасности, чем в какой-нибудь другой. Остается лишь надеяться, что нам не доведется убедиться в этом на собственном опыте.
   – Но я хочу в этом убедиться, сэр! Хочу авантюры! Хотел бы бороться, боксировать, стрелять! Заплачу!
   – Может быть, нам представится такая возможность и без вашей оплаты, потому что сразу же за Амадией заканчивается турецкая земля и начинаются обжитые курдами края, которые только формально подчинены Порте или платят дань. Там наши паспорта не предоставят и минимальной безопасности, мало того, вполне возможно, к нам отнесутся враждебно именно потому, что мы располагаем рекомендациями высокопоставленных турок и консулов.
   – Тогда не надо их показывать.
   – Естественно. Эту орду полудиких и жестоких людей лучше всего расположить к себе, если полностью, с доверием положиться на их дружелюбие. У иного араба есть еще задние мысли, когда он принимает чужого в свою палатку, у курда же – никогда. Но если уж это на самом деле случится и не будет никакой другой возможности спасения, то обычно взывают о защите к женщинам, тогда уж ты в полной безопасности.
   – Well! Буду искать защиты у женщин! Роскошно! Очень хорошая мысль, мистер!
   Примерно через час вернулся Халеф. Он заверил, что сможет теперь найти убежище даже ночью, если ему только удастся выбраться из города. Цель нашей поездки была этим исчерпана, и мы вернулись в Амадию. В городе я сделал так, чтобы мы проскакали возле поврежденной стены.
   – Вот это самое место, что я имею в виду, Халеф. Если тебе придет мысль немного позже прогуляться, ты хорошенько исследуй еще раз это место, но так, чтобы тебя не увидели.
   – Это я обязательно сделаю, сиди, – ответил он. – Ведь уже скоро вечер.
   И правда, когда мы достигли нашего жилища, день уже прошел большую часть своего пути. Отдохнуть от поездки мне не удалось, потому что прямо возле дверей меня перехватил Селим-ага.
   – Хамдульиллах, наконец ты вернулся, – сказал он. – Я ожидал тебя с болями в сердце.
   – Почему?
   – Мутеселлим послал меня, чтобы привести тебя к нему.
   – Зачем я ему нужен?
   – Не знаю.
   – Ты что, не можешь даже предположить?
   – Ты должен поговорить с одним эфенди, который только что прибыл.
   – Кто это?
   – Мутеселлим запретил мне это тебе говорить.
   – Мутеселлим не может от меня ничего утаить. Я уже давно знал, что этот эфенди прибудет.
   – Ты знал это? Это ведь тайна.
   – Я тебе докажу, что это для меня не тайна. Это макредж из Мосула.
   – Воистину ты это знаешь! – воскликнул он изумленно. – Но у мутеселлима тебя ждет не только он.
   – Кто же еще?
   – Один арнаут.
   Так… Я догадался, кто это был, и потому сказал:
   – Я и это знаю. Ты знаком с этим человеком?
   – Нет.
   – У него нет при себе оружия.
   – Аллах акбар, верно! Эфенди, ты знаешь все!
   – Во всяком случае, ты видишь, что мутеселлим не в состоянии ничего от меня утаить!
   – Господин, они, должно быть, плохо о тебе говорили!
   – Почему?
   – Мне следует об этом молчать.
   – Хорошо, Селим-ага, я теперь в самом деле вижу, что ты мой друг и меня любишь!
   – Да, я люблю тебя, эмир, но долг службы велит, чтобы я повиновался.
   – Тогда я тебе скажу, что уже сегодня я отдам тебе приказы, которым ты будешь повиноваться так, как будто они исходят от самого коменданта! Как долго находится здесь макредж?
   – Уже почти два часа.
   – И все это время ты ждал меня?
   – Нет. Макредж прибыл один, тайно и без сопровождения. Когда он входил, я как раз находился у коменданта. Он сказал, что путешествует по одному очень важному делу, о котором никто не должен даже догадываться. Они вели дальше разговор, и тут комендант упомянул о тебе и твоих спутниках. Кажется, макредж тебя знает, так как он заинтересовался и попросил мутеселлима описать твою внешность. «Это он!» – вскрикнул макредж и тут же потребовал у коменданта послать за тобой. После этого позвали меня и отдали приказ привести тебя и…
   – Ну, и…
   – И… Эмир, это в самом деле верно, что я тебя люблю, поэтому я тебе все скажу. Ты будешь меня презирать?
   – Нет. Обещаю тебе!
   – Мне следовало взять с собою несколько арнаутов, окружить площадь, чтобы твои спутники не смогли уехать. Что касается тебя, то для этого приготовлены несколько моих арнаутов во дворце. Я должен тебя арестовать и посадить в тюрьму.
   – Ого, это весьма любопытно, Селим-ага! Тогда, наверное, одна из твоих камер уже в полной готовности ждет меня?
   – Да, твоя камера рядом с камерой араба, мне пришлось расстелить там соломы: мутеселлим сказал, что ты эмир и с тобой должно обращаться лучше, чем с другими мошенниками!
   – Я прямо-таки обязан ему за это внимание! Моих спутников тоже должны заключить в тюрьму?
   – Да, но пока я не имею на это приказа.
   – А что говорит Мерсина?
   – Я ей обо всем рассказал. Она сидит в кухне и заходится в рыданиях.
   – Добрая Мерсина! Но ты упомянул про арнаута?
   – Да. Он прибыл еще до макреджа и также долго беседовал с мутеселлимом. Позже они позвали меня и подробно расспрашивали…
   – О чем?
   – О том, правда ли, что черно-красный эфенди и у меня дома не говорит ни слова.
   – Что ты ответил?
   – Я сказал правду. Я не слышал от эфенди ни слова.
   – Тогда пошли к мутеселлиму. Идем!
   – Господин, я должен довести тебя до коменданта, это так, но я тебя очень люблю. Может, тебе лучше убежать?
   Этот милый арнаут и в самом деле был моим другом!
   – Нет, я не буду убегать, ага, у меня нет никаких оснований бояться макреджа или мутеселлима. Но я попрошу тебя помимо меня захватить еще одного человека.
   – Кого?
   – Гонца, который прибыл ко мне.
   – Я позову его в дом, он сейчас во дворе.
   Он вышел. Пользуясь паузой, я зашел на кухню. Там сидела Мерсина, скрючившись на полу с таким горестным лицом, что это меня действительно тронуло.
   – О, вот и ты, эфенди! – воскликнула она. – Спеши, спеши! Я приказала аге, чтобы он тебя отпустил.