Май Карл. По дикому Курдистану

   Вот прошел навстречу, держа в руке длинную тростниковую пику, курд из Сердешта. Он производил впечатление бедняка по сравнению с балани и шади, которых я здесь не ожидал встретить. Курд-алеган с гор Ботине беседовал с курдом-омериганом, пришедшим из окрестностей Диярба-кыра. Потом нам встретились два человека из племени амади-манан, между которыми шагал курд-дильма из Ази. Здесь было много воинов из племен булану, хадир-сор, хазананлу, дельмамикан, карачиур и картуши-баши. Можно было даже видеть людей из Кадикана, Самсата, Курдука и Кендале.
   – Зачем сюда пришли чужие? – спросил я Дохуба.
   – Это большей частью мстители по крови, которые прибывают сюда, чтобы рассчитаться друг с другом, и посланники из многих местностей, где опасаются восстания христиан.
   – Неужели вы здесь опасаетесь восстания?
   – Да, эмир. Христиане в горах Тиджари воют, как собаки, привязанные на цепь. Они хотят быть свободными, но их лай им ни грамма не помогает. До нас дошли слухи, что они хотят напасть на долину Бервари; да, они даже убили несколько человек из нашего племени, но за их кровь им скоро, воздастся. Я был сегодня в Миа, где должна была проводиться охота на медведей, и нашел нижнюю деревню пустой.
   – Что, есть две деревни Миа?
   – Да. Эти деревни принадлежат нашему бею. Верхнюю населяют настоящие мусульмане, а нижнюю – несториане, которые вот взяли и внезапно исчезли.
   – Почему?
   – Этого никто не знает. Ну вот, господин, приехали, здесь живет бей. Слезайте со своими с коней, и разреши мне сообщить бею о вашем приезде.
   Мы остановились перед длинным невзрачным зданием. По длине его можно было судить, что здесь живет бей. По зову Дохуба пришли несколько курдов, чтобы отвести наших коней на конюшню. Сам он вернулся немного спустя и повел нас к бею. Мы нашли его в большой приемной. Бей прошел нам навстречу до самой двери. В доме были несколько дюжин курдов, вставших с пола при нашем появлении. Бею было около тридцати, он был высок и широк в плечах; благородное лицо чисто кавказского типа обрамляла густая черная борода. Тюрбан бея имел по меньшей мере два локтя в диаметре, на его шее на серебряной цепочке висели разные талисманы и амулеты; куртка и штаны были богато вышиты. На поясе рядом с кинжалом и двумя пистолетами, украшенными серебром, блестела превосходная дамасская сабля без ножен. Бей не производил впечатления полудикого предводителя разбойников и конокрадов; несмотря на мужественность, черты его лица были мягки и кротки, его голос звучал по-дружески приятно, когда он нас приветствовал:
   – Добро пожаловать ко мне, эмир! Ты мой брат! Твои спутники – мои друзья!
   Он подал нам всем по очереди руку. По его знаку курды собрали почти все подушки в помещении, снесли их в одну кучу, чтобы соорудить для нас удобное место для сидения. Мы уселись, другие остались стоять.
   – Я слышал, что могу говорить с тобой по-курдски?
   – Я владею этим языком не в совершенстве, а мои друзья вовсе его не понимают.
   – Тогда позволь мне говорить с тобой по-турецки или по-арабски!
   – Пользуйся тем языком, который понимают твои люди, – сказал я ему вежливо.
   – О эмир, вы мои гости. Давай говорить на том языке, который понимают твои друзья! На каком языке им лучше говорить?
   – На арабском. Но, бей, вели своим людям присесть! Они не турки и не персы, а свободные курды, которые встают только для приветствия.
   – Господин, я вижу, ты знаешь традиции курдов и уважаешь их; будь по-твоему, я разрешу им сесть!
   Он дал им знак, и их взгляды, направленные в мою сторону, сказали мне лучше слов, что они оценили мою вежливость. Здесь мы имели дело с интеллигентным предводителем курдов, который наряду с диалектами своего родного языка понимал также по-арабски и по-турецки, что поистине редко. Можно было предположить, что бей понимал и по-персидски, и в ходе моего столь короткого пребывания я убедился в своей правоте.
   Принесли трубки, потом подали рисовую водку с приятным вкусом. Курды с большим усердием употребляли ее.
   – Что ты думаешь о курдах-бервари? – спросил бей.
   Этот вопрос был задан без всякой задней мысли и служил лишь вступлением к беседе.
   – Если они все такие, как ты, то я могу сказать о них лишь хорошее.
   – Я понимаю, что ты хочешь мне сказать. До сих пор тебе приходилось испытывать от них лишь плохое, – заметил он.
   – О нет! Разве мне не принесли истинную радость Дохуб и оба его родственника?
   – Ты заслужил их дружбу и, видимо, мою тоже. Мы же отплатили тебе черной неблагодарностью. Простишь ли ты меня? Я ведь не знал, что это ты!
   – Прости и ты мне! Один из твоих людей лишился жизни, но мы не виновны в этом.
   – Расскажи мне, как это произошло.
   Я дал ему подробный отчет и спросил его: есть ли здесь основание для кровной мести?
   – По обычаю этой страны он все-таки должен отомстить за смерть своего отца, если не хочет заслужить презрение всех окружающих.
   – Ему это вряд ли удастся!
   – Пока ты у меня в доме и в моей стране, ты в безопасности. Но он будет следовать за тобою, даже если ты пойдешь на край света.
   – Я не боюсь его.
   – Ты должен быть достаточно силен, чтобы противостоять ему и победить его в открытом поединке, но тогда появятся новые мстители. А сможешь ли ты защититься от пули из окна или укрытия? Не лучше ли тебе расплатиться?
   – Нет, – отвечал я с нажимом.
   – Аллах дал тебе большое мужество презирать мстителя. Я позабочусь о том, чтобы это не привело тебя к гибели… Ты был у отца моей жены в Спандаре?
   – Я был его гостем и стал его другом.
   – Я знаю об этом. Не стал бы ты ему другом, он не доверил бы тебе подарок для нас. Ты нравишься Аллаху, он везде находит тебе друзей.
   – Аллах посылает своим людям и плохое и хорошее, он их радует, а временами опечаливает, для того чтобы проверить их мужество. В Амадии я нашел и врагов.
   – Кто был твоим врагом? Мутеселлим?
   – Он мне ни друг и ни враг, он боится меня. Но к нему приезжал человек, который меня ненавидит, он виновен в том, что меня даже хотели посадить в тюрьму.
   – Кто это?
   – Мосульский макредж.
   – Макредж? – переспросил бей. – Он враг курдов, он враг всех людей. Что нужно было ему в Амадии?
   – Он бежал в Персию, поскольку сам Анатоли кади аскери пришел, чтобы сместить с поста его и мосульского мутасаррыфа.
   Эта весть была большим сюрпризом для бея. Он тотчас же сообщил это своим, воспринявшим ее с таким же удивлением. Мне пришлось все подробно рассказать.
   – Тогда, пожалуй, сместят и мутеселлима? – поинтересовался бей.
   – Этого я не знаю. Он был тюремщиком мутасаррыфа, который каждого, кто должен исчезнуть из Мосула, посылал в Амадию.
   – Может, он все-таки посылал лишь преступников?
   – Нет! Ты слышал об Амаде эль-Гандуре, сыне шейха хаддединов?
   – Его тоже взяли в плен и послали в Амадию?
   – Да. Он даже ничего не подозревал об их коварстве.
   – Был бы я хаддедином, я бы пошел в Амадию, чтобы освободить сына моего шейха.
   – Бей, это трудное дело!
   – И тем не менее я бы это сделал. Хитрость часто лучшее оружие, чем насилие.
   – Тогда знай, что нашелся хаддедин, который поехал в Амадию.
   – Один-единственный?
   – Да.
   – Ему это не удастся, – сказал бей. – Для такого дела нужно много людей.
   – И все-таки ему это удалось, – возразил я.
   – Что ты говоришь! Он действительно освободил сына шейха? Хитростью или силой?
   – Хитростью.
   – Значит, он не только смелый и решительный, но и умный человек. Это был обычный воин?
   – Нет. Это был сам шейх.
   – Господин, ты говоришь чудесные вещи! Но я верю в это, потому что мне сказал это ты. Будет ли им сопутствовать безопасность по пути на родные пастбища?
   – Знают лишь Аллах и ты.
   – Я? Что ты имеешь в виду?
   – Да, ты. Я слышал, что они повернули не на запад, а в страну Бервари, чтобы достичь Заба и спуститься по нему.
   – Эмир, это великое приключение! Я обрадуюсь обоим героям, если они придут ко мне. Когда они убежали?
   – Позавчера ночью.
   – Почему ты знаешь это так точно? Ты их видел?
   – Обоих. И ты их видишь, они сидят рядом с тобой. Вот этот человек – Мохаммед Эмин, шейх хаддединов, а этот – Амад эль-Гандур, его сын.
   Глава курдов вскочил на ноги и спросил:
   – А кто этот?
   – Мой слуга.
   – А этот?
   – Мой друг; человек с Запада. Мы все объединились и помогли вызволить пленника из Амадии, – сказал я без тени хвастовства.
   Конец моей фразы потонул во взрыве курдских восклицаний, турецких возгласов и арабских приветствий. Разговор пошел о хаддединах, обо всем, что только было связано с ними, в том числе и о битве в Ступенчатой долине. Мне приходилось при этом играть роль переводчика; охотно признаюсь, что попотеть пришлось изрядно. Я крайне плохо знал по-курдски; по-арабски же и по-турецки здесь говорили на диалектах, и я должен был скорее догадываться о значении слов и связок между ними. Это дало повод к многочисленным искажениям и путаницам, чему мы, несмотря на наше внешнее приличие, живо смеялись. В конце этого столь неожиданно состоявшегося разговора бей заверил нас, что он все сделает, чтобы облегчить дальнейшее наше продвижение. Он обещал нам необходимое для сооружения нескольких плотов количество кожи, нескольких опытных проводников, которые хорошо знают русла Хабура и верховьев Большого Заба, а также рекомендации ширван-курдам и зибар-курдам, через земли которых мы будем проезжать. О поездке через Тура-Гара он ничего не хотел и слышать, поскольку его защита принесет нам в этой местности больше вреда, чем пользы.

Глава 6
ОХОТА НА ЛЮДЕЙ

   Наутро бей разбудил нас:
   – Эмир, поднимайтесь, если вы хотите поехать с нами в Миа! Мы скоро выступаем.
   Поскольку мы по тамошнему обычаю спали не раздеваясь, то почти моментально вскочили с постелей. Нам подали кофе и холодные куски жаркого, после чего мы сели на лошадей и отправились в путь. Дорога на Миа проходила через несколько курдских деревень, утопающих в зелени садов. Чтобы попасть в деревню, нужно было переехать горный перевал. Поднявшись наверх, мы увидели несколько курдов. Бей спросил их, почему они не остались в Миа.
   – Господин, со вчерашнего дня произошло многое, о чем нам нужно тебе сообщить, – отвечал один из них. – О том, что несториане покинули нижнюю деревню, тебе, должно быть, уже рассказал Дохуб. Сегодня ночью один из несториан побывал в верхней деревне и настоятельно посоветовал человеку, которому он многим обязан, быстро уходить из Миа, если только он хочет спасти свою жизнь.
   – И вы испугались? – спросил бей.
   – Нет, мы достаточно сильны и смелы, чтобы вступить в бой с этими гяурами. Но утром мы узнали, что христиане уже убили всех мусульман в деревнях Завите, Миниджаниш, Мурги и Лизане. И что уже здесь, поблизости от деревни Серару, сгорело несколько домов. Мы поскакали тебе навстречу, чтобы ты узнал эту новость как можно скорей.
   – Поехали! Посмотрим, чему из этого следует верить!
   Спустившись довольно резво с возвышенности вниз, мы скоро добрались до места, где дорога разделяется на две, ведущие к нижней и верхней деревням. Мы поехали в первом направлении, потому что там у бея был дом. В деревне его ждала целая воинская часть курдов, вооруженных длинными пиками и копьями для метания.
   Когда мы спешились, смотритель дома принес нам пищу и питье. Мы приступили к трапезе, а бей в это время интересовался у стоящих перед домом курдов беспорядками у несториан. Результат, казалось, его удовлетворил, ибо когда он вошел в дом, то улыбался как человек, которого напрасно беспокоили по пустякам.
   – Есть опасность? – поинтересовался я.
   – Нет. Эти несториане покинули деревню, чтобы не платить больше штрафов, а в Серару сгорел лишь какой-то старый дом. Теперь эти трусы говорят о восстании и кровопролитии, в то время как гяуры будут просто рады, если их оставят в покое. Пошли, я уже отдал приказ ехать дальше. Мы скачем в Серару, и там у нас будет еще одна возможность убедиться в том, что эти люди из Миа слишком пугливые.
   – Мы разделимся?
   – Зачем? – спросил он, удивленный моим вопросом.
   – Ведь ты же говорил о двух медвежьих семействах!
   – Мы останемся вместе и сначала примемся за первое семейство, а потом уже за второе.
   – Это далеко отсюда?
   – Мои люди шли по их следам. Они сказали мне, что это примерно полчаса верхом. Ты действительно хочешь охотиться с нами на медведей?
   Я кивнул.
   – Тогда я дам тебе несколько копий.
   – Зачем?
   – Ты что, не знаешь, что никакая пуля не возьмет медведя? Он умрет лишь тогда, когда в него попадет много копий.
   Это не оставило у меня хорошего впечатления о курдах и их оружии. Одно из двух: или курды трусливы, или оружие у них плохое.
   – Можешь оставить у себя свои копья; пули вполне достаточно, чтобы убить медведя.
   – Делай все, что угодно, – высокомерно сказал он, – но оставайся около меня, чтобы я мог тебя защитить.
   – Храни тебя Аллах за то, что ты заботишься обо мне!
   Мы поскакали из деревни. Все всадники, ехавшие рядом с нами, выглядели так, как будто собирались охотиться на газелей, во всяком случае, так мне показалось. Сначала мы спустились в долину, затем через овраг и лес опять поднялись в горы, пока наконец не остановились в буковом лесу с густым подлеском.
   – Где берлога зверей? – спросил я бея.
   Он неопределенно указал куда-то перед собой.
   – Что, там нашли их следы?
   – Да, по ту сторону.
   – Вот как! Ты обложил берлогу?
   – Да, зверей погонят к нам. Оставайся все время по правую мою руку, а этот эмир с Запада, который тоже не хочет пользоваться копьями, пусть будет по мою левую руку, чтобы я мог вас защитить.
   – Медведи сейчас все там? – спросил я опять.
   – А где же им еще быть? Они выходят охотиться лишь ночью.
   После этих слов бей отдал совершенно замечательное распоряжение: мы все оставались на конях и образовали полукруг; каждый отстоял от другого на расстояние примерно сорока шагов.
   – Нам можно стрелять, когда появится медведь? – спросил я нетерпеливо.
   – Можете это делать, но так вы все равно не убьете медведя. Если он на вас нападет, сразу скачите прочь!
   – А ты что сделаешь?
   – Охота на медведей у нас происходит так: когда появится медведь, первый охотник бросает свое копье ему в живот и скачет прочь так быстро, как только может скакать лошадь. Медведь бросается за ним вслед, и тут второй охотник нападает на зверя, также метает в него копье и скачет прочь. Медведь разворачивается, и первый охотник тоже; тут к охоте подключаются еще несколько охотников. Кто бросил свое копье, поворачивается и спасается бегством, а медведь сдерживается остальными. В него бросят так много копий, пока он не истечет кровью.
   Я перевел это англичанину.
   – Трусливая охота, – ругался он. – Жалко шкуру! Давайте заключим торговую сделку, сэр!
   – Какую?
   – Хочу купить у вас медведя.
   – Когда мне удастся его уложить?
   – Зачем? Когда он еще жив.
   – Это любопытно.
   – Ради бога! Сколько вам дать денег?
   – Я же не могу продать медведя, пока его у меня нет.
   – Его у вас и не будет! Когда он уже действительно появится, у меня не будет времени: вы его убьете. А я сам хочу его застрелить, и поэтому я желаю купить его у вас заранее, живым.
   – Сколько вы даете?
   – Пятьдесят фунтов, сэр. Достаточно?
   – Больше чем достаточно. Я, правда, хотел лишь посмотреть, сколько вы предложите. Я его не продам. – Его лицо посуровело.
   – Почему нет, сэр? Разве я не ваш друг?
   – Я дарю его вам. Постарайтесь с ним справиться! – Он широко растянул рот в улыбке от удовольствия.
   – Тем не менее вы получите пятьдесят фунтов, мистер.
   – Я их не возьму!
   – Тогда мы рассчитаемся другим образом! Yes!
   – Я гораздо больше должен вам. Но тем не менее я поставлю условие. Я бы с удовольствием посмотрел, каким способом курды убивают медведя, и поэтому не хочу, чтобы вы сразу же стреляли. Пусть сперва он получит несколько копий! А?
   – Рад оказать вам эту услугу, – быстро согласился Линдсей.
   – Но берегитесь! Стреляйте ему в глаз или в сердце, как только он поднимется. Хоть здешние медведи и не такие страшные, все же можно и тут накликать опасность.
   – Ха! А вы мне окажете одну услугу?
   – Охотно, если я смогу.
   – Уступите мне на некоторое время ваше ружье. Оно значительно лучше, чем мое. Вы согласны?
   – Если вы мне обещаете, что ружье не попадет медведю в лапы.
   – Я сохраню его в моих собственных лапах!
   – Тогда давайте!
   Мы поменялись ружьями. Англичанин был хороший стрелок, но я с любопытством ждал, как он будет вести себя по отношению к медведю. Кучка курдов рассыпалась. Половина ускакала вместе с собаками, чтобы загонять зверя, а другие вместе с нами остались в полукруге. Халеф и оба араба взяли копья и присоединились к нам; мне пришлось вместе с англичанином остаться с беем. Моего пса я не отдал загонщикам; он стоял рядом со мною.
   – Ваши псы не набросятся на медведя, а будут только его гнать? – спросил я бея.
   – Они не смогут на него накинуться, поскольку он бежит от них.
   – Значит, он труслив!
   – Ты с ним еще познакомишься…
   Прошло достаточно много времени, пока загонщики не начали облаву. Раздались громкий лай собак и крики курдов. Лай собак приближался быстро, крики – немного медленнее. Спустя несколько минут послышался громкий вой, по которому мы поняли, что одна из собак ранена. Затрещали выстрелы, и собачья свора начала лаять с удвоенной силой.
   – Будь осторожен, эмир, – предупредил бей, – сейчас появится медведь.
   Его предположение оказалось верным. В ближнем подлеске затрещало, и прямо перед нами возник темно-бурый медведь. Он не был чересчур велик; хороший выстрел – и он был бы убит. Увидев нас, зверь остановился, прикидывая, что ему следует делать в таких неблагоприятных условиях. Негромкое ворчание выдало его раздражение. Бей не оставил ему времени на размышление. Там, где мы стояли, деревья росли реже, так что можно было достаточно свободно передвигаться на лошади. Он подскакал к медведю, размахнулся одним из своих копий и резко бросил его – копье застряло в шкуре. Затем он рывком повернул свою дрожащую от страха лошадь кругом.
   – Беги, эмир! – крикнул он мне, промчавшись мимо меня и англичанина.
   Медведь громко заревел. Он старался отделаться от копья, и так как это у него не получалось, то побежал за беем. За ними сразу же кинулись двое и уже издалека бросили в медведя копья, из которых лишь одно попало в цель, да и то лишь слегка задев медведя; он тотчас же повернулся навстречу им. Бей заметил это, вернулся, снова подскакал к нему и кинул второе копье, которое вонзилось в зверя еще глубже, чем первое. Медведь в ярости поднялся на задние лапы и попробовал обломать копья, в то время как два других всадника снова наступали на него.
   – Мне сейчас? – крикнул Линдсей.
   – Да, положите этому мучению конец!
   – Тогда держите мою лошадь.
   Мы уклонились от медведя и разъехались в стороны, потом он снова подскакал ко мне, спешился и передал мне лошадь. Он повернулся, начал целиться, как вдруг с другой стороны с шумом раздвинулись ветки и прямо рядом с ним появился второй зверь. То была медведица, которая медленно продвигалась между кустами, защищая своего медвежонка. Она была больше, чем самец, и ее гневное ворчание можно было назвать ревом. Дело приняло опасный оборот: там медведь, здесь медведица, и мы между ними.
   Но мой мистер Линдсей не потерял самообладания.
   – Медведица, сэр? – спросил он меня.
   – Конечно!
   – Well! Постараюсь быть галантным. Ladies first!^[44]
   Он весело кивнул, сдвинул тюрбан на затылок и пошел с поднятым ружьем на медведицу. Она увидела врага, поставила медвежонка между задними лапами и поднялась, чтобы встретить приближающегося противника передними. Мистер Линдсей подошел к ней на три шага, держа ствол оружия прямо перед ее головой с таким спокойствием, как будто стрелял в картину, и нажал на курок.
   – Назад! – крикнул я ему.
   Мое предупреждение оказалось излишним, потому что он и так уже прыгнул в сторону, держа ружье в полной готовности для второго выстрела. Но его не потребовалось. Медведица вскинула лапы в воздух, медленно повернулась и повалилась наземь.
   – Она мертва? – спросил Линдсей.
   – Думаю, что да, но лучше подождите еще немного, не касайтесь ее.
   – Well! А где другой?
   – Там.
   – Оставайтесь здесь. Выпущу в него вторую пулю.
   – Отдайте ружье. Я снова заряжу его.
   – Это слишком долго.
   Он подошел к тому месту, где еще мучился израненный своими преследователями медведь. Бей только-только хотел бросить в зверя новое копье, как увидел англичанина и испуганно остановился. Он решил, что англичанину сейчас придет конец. Линдсей, однако, был совершенно спокоен, даже когда увидел, что зверь устремился к нему. Он подпустил его поближе, подождал, пока тот поднимется на задние лапы для смертельного объятия, и спустил курок. Второй выстрел был таким же успешным, как и первый: зверь был убит.
   Тут же началось громкое ликование, которое прерывалось лишь воем собак; их с трудом сдерживали. Англичанин хладнокровно вернулся к своей лошади и передал мне ружье.
   – Теперь вы можете снова заряжать, сэр! Yes!
   – Вот, возьмите свою лошадь!
   – Как я все это сделал?
   – Очень хорошо!
   – Well! Радует меня! В Курдистане хорошо, очень хорошо!
   Курды не могли опомниться от удивления – для них было неслыханно, что пеший человек только с одним ружьем мог справиться с двумя медведями. И правда, мистер Линдсей вел себя более чем образцово. Еще большей загадкой было то, что все медвежье семейство держалось вместе, хотя медвежонок был уже довольно взрослым. Курды здорово потрудились, прежде чем сумели его поймать, скрутить и связать, потому что бей пожелал видеть его в Гумри живым. После этого мы обследовали берлогу зверей. Она находилась в густых зарослях, и оставленные там следы показывали, что вся семья состояла именно из двух взрослых медведей и медвежонка. Один из псов был мертв, и два были ранены. В итоге мы, стало быть, могли быть довольны этой охотой.
   – Господин! – сказал мне бей. – Этот эмир с Запада очень храбрый человек!
   – Несомненно.
   – Я совершенно убежден теперь, что вчера вечером бервари смогли скрутить вас только потому, что застали вас врасплох.
   – Они бы нас и тогда не скрутили бы; но я приказал моим спутникам не сопротивляться. Я твой друг и не хотел убивать твоих людей.
   – Как это возможно, что он попал медведям в глаз?
   – Я знал охотника, который любую свою добычу или врага убивал только выстрелом в глаз. Он был хорошим стрелком, и у него было очень хорошее ружье, которое никогда не отказывало.
   – Ты тоже так стреляешь?
   – Нет. Мне приходилось очень много стрелять, но я целился в глаз только в крайних случаях. Где будет вторая охота?
   – На востоке, ближе к Серару. Мы снимаемся.
   Несколько мужчин осталось возле убитых зверей. Мы же поскакали дальше. Покинув лес, мы съехали в овраг, в котором тек ручей; по его берегу мы и последовали дальше. Бей скакал с двумя хаддединами и провожатыми впереди; Халеф находился среди курдов, с которыми пытался общаться жестами, а я вместе с англичанином скакал за ними. Мы были так заняты разговором, что не заметили, как далеко отстали от всех, мы даже их потеряли из виду. Тут прямо перед нами раздался выстрел.
   – Что это было? – спросил англичанин. – Это уже охота на медведей, сэр?
   – Наверно, нет.
   – Кто же тогда стреляет?
   – Увидим. Поехали!
   Тут прогремел целый залп, так, как будто одиночный выстрел послужил для этого сигналом. Мы пустили лошадей в галоп. Мой вороной летел по грязи как стрела, но тут он зацепился копытом за корень; я заметил этот корень заранее и хотел рывком вздернуть коня, но не успел. Он перекувырнулся, и меня выбросило из седла. Такое случалось во второй раз; теперь же я упал не так удачно, как вчера. Я, должно быть, обо что-то ударился головой, потому как потерял сознание.
   Когда я очнулся, то почувствовал, как невыносимо сильно болит все тело. Открыв глаза, я увидел, что подвешен между двумя лошадьми – к седлам были прикреплены палки, и меня крепко привязали к ним.
   Позади скакали около тридцати воинственных фигур, из которых многие, как мне показалось, были ранены. Среди них находился, также связанный, мистер Линдсей. Предводитель этого воинства скакал на моем жеребце, и у него было мое оружие. Мне оставили лишь рубашку и штаны, в то время как Линдсею помимо этого еще и его красивый тюрбан. Мы были в плену и бессовестно, подчистую ограблены.
   Тут один из всадников повернул голову и увидел, что я открыл глаза.
   – Стой! – закричал он. – Он жив!
   Сразу же все остановились и окружили меня. Предводитель подъехал на моем жеребце ко мне и спросил:
   – Ты можешь говорить?
   Молчание ничего бы не дало. Поэтому я ответил:
   – Да.
   – Ты бей из Гумри? – начал он допрос.
   – Нет.
   – Не лги.
   – Я говорю правду.