Май Карл. По дикому Курдистану

   – Эфенди, я принес послание от мутеселлима. Он просил передать, что еще раз ждет нас в тюрьме.
   – Он уже там?
   – Да.
   – Подожди меня внизу, я сейчас спущусь.
   С какой целью комендант послал за нами? Из дружеских чувств или замышляет что-то нехорошее? Я решил подготовиться к любому экстраординарному случаю: сунул заряженный револьвер за пояс, взял еще несколько пистолетов и пошел к Халефу. Он сидел один в своей комнате.
   – Где болюк-эмини?
   – Его забрал баш-чауш.
   Хоть здесь не было ничего необычного, я все же обратил на это внимание, потому что во мне зародилось подозрение.
   – Давно это было?
   – Сразу, как только ты пошел покупать лошадь.
   – Пойдем-ка вместе к хаддедину.
   Хаддедин лежал на полу и курил.
   – Эмир, Аллах не одарил меня терпением так долго ждать того, к чему я так стремлюсь. – Это были его первые слова ко мне. – Что нам осталось еще сделать в этом городе?
   – Наверно, мы скоро уедем отсюда. Но возникло подозрение, что кто-то нас предал.
   Хаддедин был явно ошарашен, но тем не менее он, как всегда, чувствовал себя достаточно сильным, чтобы скрыть свою растерянность и быть готовым бороться с неприятностями.
   – Почему ты так подумал, эфенди?
   – Пока мне только кажется. Комендант послал за мною и попросил явиться в тюрьму, где он ожидает. Я пойду, но буду осторожен. Если я не вернусь в течение часа, значит, со мной что-то случилось.
   – Тогда я буду тебя искать! – закричал Халеф.
   – Ты не сможешь ко мне прийти, я, может статься, буду находиться в тюрьме как заключенный. Тогда перед вами будет выбор: либо спасаться бегством, либо попытаться освободить меня.
   – Мы тебя не оставим! – заявил хаддедин ровным голосом.
   Сейчас он стоял, гордо выпрямившись, с длинной седой бородой до пояса. По виду он походил на отважного, но осмотрительного человека.
   – Спасибо тебе! Если они и попытаются взять меня в плен, то просто так я им не дамся, они получат хорошую взбучку. Я не позволю им себя связать. А тогда, вероятно, найду возможным как-нибудь дать вам знать, где я буду находиться.
   – Как ты это сделаешь, эфенди? – спросил Халеф.
   – Я попробую залезть на стену и сделать знак платком. Возможно, вам удастся передать мне послание через Селима-агу или его Мерсину. Во всяком случае, я не буду сидеть там долго. Вы тоже подумайте, что можно будет сделать при таких обстоятельствах. У меня мало времени: ждет мутеселлим, к тому же я должен еще заглянуть к англичанину.
   Линдсей сидел на ковре и тоже курил.
   – Красиво, что вы приходить! Хотеть прочь!
   – Почему?
   – Здесь что-то не так!
   – Поотчетливей выразите свою мысль.
   Мистер Линдсей подошел к окну и указал на крышу противоположного дома:
   – Смотрите туда!
   Пристально вглядевшись, я увидел на крыше лежавшего арнаута, наблюдающего за нашей квартирой.
   – Влезть на нашу крышу, – спокойно сказал Линдсей, – и всадить тому пулю.
   – Сейчас я иду в тюрьму, там меня ждет мутеселлим. Не возвращусь через час – знайте: со мной что-то произошло. Место, где я сижу, вы узнаете по одежде, которую я постараюсь высунуть из окна. Этот пароль вы сможете увидеть из задних окон или с крыши.
   – Очень хорошо! Будет большое развлечение; должны запомнить мистера Линдсея.
   – Договоритесь с Халефом, он понимает по-английски.
   – Будем играть пантомиму. Yes!
   Я отправился в тюрьму. Меня подстраховывали три человека, на которых я мог положиться. Впрочем, на улицах Амадии уже не было ни души. В городе свирепствовала лихорадка, и половина гарнизона страдала этой болезнью, потому я надеялся, что с мутеселлимом удастся совладать.
   Селим-ага уже стоял в дверях. Переговоры заняли у него много времени, и он спешил наверстать упущенное.
   Как и раньше, комендант должен был ждать нас сейчас у распахнутой двери тюрьмы. Еще выйдя из дома, я сразу стал осторожно осматриваться и искать «сопровождающих», но, к счастью, ни одного не обнаружил. Оба переулка, которыми мы шли, были пусты. Около тюрьмы я также никого не встретил. Комендант ждал нас у распахнутой тюремной двери, как и утром. Он вежливо поприветствовал меня. Но я заметил, что за его вниманием скрывается коварство.
   – Эфенди, – начал он, как только за нами закрылась дверь, – мы не нашли тело беглеца.
   – Ты посылал людей искать его в пропасти?
   – Да. Они спустились на веревках, но сбежавшего там не оказалось.
   – Но там же была разбросана его одежда!
   – Может, он ее просто снял!
   – Тогда у него должна была быть другая одежда!
   – Вероятно, она была в запасе. Кстати, нам стало известно, что вчера в нашем городе купили полный комплект одежды.
   Говоря эти слова, он при этом испытующе смотрел на меня, думая, что я как-то отреагирую и выдам себя; получилось же все наоборот. Этим замечанием он раскрыл все свои карты, и теперь я был спокоен, зная наперед, что меня ожидает.
   – Для него? – спросил я с недоверчивой улыбкой.
   – Думаю, да. К тому же сегодня купили еще и лошадь.
   – Тоже для него?
   – Наверняка. И все это еще находится в городе.
   – Значит, он хочет поехать верхом к воротам! О, мутеселлим, я вижу, что ты еще болен. Я пришлю тебе лекарство!
   – Я больше не прикоснусь к этому лекарству! – смущенно отвечал он. – Я убежден, что хоть он и убежал из тюрьмы, но все же находится где-нибудь в городе.
   – И ты знаешь, как ему удалось убежать?
   – Нет, но я не верю, что Селим-ага и стражи виновны.
   – А где он может, по-твоему, прятаться?
   – Я это узнаю уже сегодня, но для этого и при этом мне потребуется твоя помощь, эфенди.
   – Моя? Сделаю все, что смогу.
   Я вошел в здание и бросил быстрый взгляд наверх, где толпились арнауты, – их было несравненно больше, чем до сих пор. Что это значит? Может быть, они меня хотят задержать?
   Это я понял и по неосторожным высказываниям последних. По выражению лица Селима-аги я догадался, что его не посвятили в планы мутеселлима. Из всего этого я сделал вывод, что и он находится под подозрением. Выходило, они думали, что мы оба укрываем беглеца.
   – Мне сказали, – сказал комендант, – что ты искусно владеешь способностью различать следы.
   – Кто тебе это сказал?
   – Твой башибузук, которому об этом рассказал твой Халеф.
   Значит, он допрашивал башибузука. Вот почему того позвали от баш-чауша! Комендант продолжал:
   – И поэтому я тебя прошу осмотреть нашу тюрьму.
   – Я уже был там!
   – Но без той тщательности, которая необходима, чтобы обнаружить следы. При этом любая маленькая штучка, на которую обычно не обращаешь внимания, может оказаться решающей.
   – Верно. Значит, мне предстоит обыскать весь дом?
   – Да. Пожалуй, ты сначала займешься той камерой, где жил заключенный, ведь именно оттуда он бежал.
   Хитрец турок! За мною на лестнице послышался какой-то шум. Это тихо спускались арнауты.
   – Верно. Все верно, – произнес я таким тоном, как будто ни о чем не ведаю. – Открой дверь в камеру!
   – Открывай, Селим-ага! – повелел мутеселлим.
   Селим-ага отодвинул запор в сторону и широко распахнул дверь. Я подступил ближе, но все-таки не настолько близко, чтобы меня можно было столкнуть вниз.
   Внимательно осмотревшись, я сказал:
   – Мне не видно ничего такого, что бросалось бы в глаза.
   – Отсюда ты ничего и не увидишь, тебе нужно спуститься вниз, эфенди!
   – Если ты считаешь, что это нужно, я это сделаю, – таким же непринужденным тоном ответил я.
   Я отступил, схватил дверь, быстро поднял ее, сняв с петель, и положил по диагонали на пол так, чтобы из камеры всегда мог ее видеть. Этого комендант совершенно не ожидал, ибо это перечеркнуло все их хитро задуманные планы.
   – Что это ты тут делаешь? – спросил он раздраженно и расстроенно одновременно.
   – Ты же видишь, что я снял дверь с петель, – сказал я.
   – Почему?
   – О, чтобы найти улики и следы, нужно быть очень осторожным и все видеть!
   – По этой причине тебе вовсе не нужно было снимать дверь. У тебя не получится рассмотреть все при этом свете. Что до, что после снятия двери – освещение здесь безобразное.
   – Точно! Но знаешь ли ты, на какие улики можно положиться с полной уверенностью?
   – На какие же?
   – На те, которые обнаруживают в присутствии свидетелей. И уж эти-то, – я постучал фамильярно его по плечу, – я смогу, без малейшего сомнения, найти и прочитать один.
   – Что ты имеешь в виду? – спросил ошарашенный комендант.
   – Я имею в виду, что опять происходит то, что я считаю искусством высочайшей дипломатии. Тебе удается утаивать от меня все твои секреты и намерения. И поэтому я исполню твое желание и спрыгну.
   Я прыгнул вниз и сразу же наклонился, делая вид, что я что-то ищу на полу камеры. При этом я краем глаза увидел, как мутеселлим подал знак коменданту. Оба нагнулись, намереваясь поднять тяжелую дверь и снова повесить ее на петли. Я обернулся.
   – Мутеселлим, не трогай дверь.
   – Она должна быть на своем месте.
   – Тогда и я иду туда, где должен быть.
   Я попытался выкарабкаться из камеры, что было делом нелегким: пол камеры лежал достаточно низко.
   – Стой, ты останешься там! – повелел комендант и дал сигнал арнаутам, которые тут же явились с оружием в руках. – Ты мой пленник.
   Селим испугался. Он выпучил глаза – сначала на мутеселлима, затем на меня.
   – Я – твой пленник? – переспросил я. – Ты шутишь?
   – Я говорю вполне серьезно.
   – Тогда ты за эту ночь превратился в сумасшедшего. Как можешь ты думать, что ты тот человек, который вправе арестовать меня?
   – Ты уже в тюрьме и не уйдешь отсюда до тех пор, пока не явится беглец.
   – Мутеселлим, не думаю, что тебе удастся его обнаружить и тем более поймать.
   – Почему?
   – Для такого дела необходим человек, награжденный Аллахом мужеством и умом. Тебя же, к сожалению, Аллах обделил, поступив как истинный мудрец.
   – Издеваешься? Посмотрим-ка, куда и как ты направишь свой ум! Повесьте дверь и заприте ее на засов.
   Я уже вытащил пистолет.
   – Оставь дверь в покое, по-дружески советую!
   «Бравые» арнауты в замешательстве остановились.
   – Ну, давайте же, вы, псы! – повелел мутеселлим им угрожающе.
   – Поберегите свои шкуры, ребята! – сказал я, положив палец на курок.
   – Только рискни выстрелить! – закричал мутеселлим.
   – Рискнуть? О, мутеселлим, здесь совершенно нет никакого риска. С этими людьми я быстренько разберусь, и ты будешь первым, в кого угодит моя пуля.
   Эффект от моих слов был своеобразным: отважнейший герой из Амадии исчез тотчас же из виду, слышен был лишь его голос:
   – Заприте его, вы, мошенники!
   – Не делайте этого, ребята, а то я первого же, кто осмелится притронуться к двери, отправлю в джехенну.
   – Тогда застрелите его! – снова раздался голос.
   – Мутеселлим, не забывай, кто я. Это может стоить тебе головы.
   – Вы что, не хотите подчиниться, мошенники?! Может, мне вас пристрелить? Селим-ага, приступай!
   Тот последовал примеру своего начальника и стоял немного подальше, прижавшись к стене. Естественно, он попал в чертовски неприятное положение, и я решил избавить его от необходимости выбора.
   – Ребята, немножко назад, иначе я стреляю.
   Я направил ствол пистолета на них, и мне сразу не в кого оказалось стрелять; как быстро, однако, умели передвигаться арнауты! Немного физических упражнений – и вот я уже стою наверху, перед комендантом, держа пистолет прямо перед его лицом.
   – Мутеселлим, внизу я не обнаружил никаких следов и улик.
   – Аллах-иль-Аллах! Эмир, убери оружие!
   То, что у него самого за поясом был пистолет и он мог бы защитить себя, не пришло, видно, ему в голову.
   – Только в том случае, если стража поднимется опять наверх. Селим-ага, удали ее!
   Ага моментально послушался:
   – Убирайтесь и больше не показывайтесь!
   Стража молниеносно исчезла наверху.
   – Так, теперь и я могу убрать свое оружие. О мутеселлим, в какое позорное дело ты вовлек сам себя! Твоя уловка не удалась, попытка насилием решить дело не дала решающего результата. И вот стоишь ты тут в образе такого бедного грешного, молящего о пощаде. Зачем тебе потребовалось запирать меня в камере?
   – Чтобы провести в твоем доме обыск.
   – А что, мне нельзя было при этом присутствовать?
   – Ты бы оказал сопротивление.
   – Вот как, значит, ты считаешься со мною, даже опасаешься, – приятно слышать! А ты не подумал, что и остальные бы мои спутники оказали сопротивление?
   – Ты был самым опасным, со всеми остальными мы бы справились в два счета.
   – Ошибаешься, мутеселлим. Я самый добрый по сравнению с ними. Мой хаджи Халеф Омар – герой, а хаджи Линдсей-бей прямо-таки чудовище во гневе, ну а третий, которого ты еще не видел, страшнее их обоих. Ты бы не ушел от них живым! Сколько времени, по-твоему, провел бы я в этой тюрьме?
   – До тех пор, пока я тебя не освободил бы.
   – Серьезно? Взгляни на это оружие и мешочек с пулями. Я бы без особого труда прострелил петли дверей и через две минуты был бы уже на свободе. И уже при первом выстреле сюда поспешили бы мои люди, узнав по выстрелам, что я в беде, и желая мне помочь.
   – Они не вошли бы.
   – Ключом к запертой двери может быть и оружейная пуля. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
   Я указал на маленькое оконце, сквозь которое можно было бы наслаждаться голубым небом; теперь же там вырисовывалась фигура с оружием в руках, одетая в черно-красную клетку; кто-то внимательно наблюдал за тюрьмой!
   – Тебе знаком этот человек?
   – Хаджи Линдсей-бей!
   – Точно. Он стоит на крыше и ждет условного знака. Мутеселлим, ты на волосок от смерти. Что ты имеешь против меня?
   – Ты освободил араба?
   – Кто это сказал?
   – У меня есть свидетели.
   – И ты меня осмелишься посадить в тюрьму меня, эфенди и бея, человека, стоящего выше тебя по рангу, человека, у которого есть бу-джерульди самого падишаха? Человека, доказывавшего тебе уже много раз, что он обладает силой и мужеством защитить себя, что он никого не боится?
   – Да, ты никого не боишься, и именно поэтому я хотел посадить тебя сюда, пока я не обыщу твою квартиру.
   – Ты можешь ее обыскать и в моем присутствии.
   – Нет, господин, я не буду делать этого. Для этого я уже послал своих людей.
   Вот как, значит, получается, я испугал коменданта, и он все хочет сделать руками солдат.
   – Я тебе позволю сделать даже это! Но при одном условии: чтобы никто ничего не заметил. Твои люди могут перерыть все там, заглядывать во все уголки – я не против. Вот видишь, мутеселлим, тебе вовсе не нужно было запрятывать меня в тюрьму.
   – Этого я не знал.
   – Твоей грубейшей ошибкой было то, что ты подумал, будто я слепой котенок и меня можно без проблем посадить в тюрьму. Не делай этого еще раз, я говорю тебе: ты был на волосок от смерти.
   – Но, эмир, если мы обнаружим у тебя в доме беглеца, то мне все-таки придется приказать схватить и тебя.
   – Тогда я не буду сопротивляться.
   – И еще, я не могу сейчас отпустить тебя домой.
   – Почему?
   – Я должен быть уверенным, что ты не прикажешь своим спутникам перепрятать беглеца.
   – Хорошо. Но тогда мои спутники не допустят обыска моей квартиры. Напротив, они подстрелят каждого, кто только приблизится к моему жилищу.
   – Ну, тогда напиши им записку, чтобы они разрешили нам это сделать.
   – Пожалуйста. Селим-ага может тотчас же отнести записку домой.
   – Нет, только не он.
   – Почему?
   – Не исключено, что он обо всем знает и предупредит.
   – О, ага тебе так предан и верен, что не проронит ни словечка о заключенных, ничего и никому не скажет, не правда ли, Селим-ага?
   – Господин, – сказал он своему начальнику, – клянусь тебе, что ничегошеньки не знаю, а также уверяю, что эфенди не несет никакой вины за происшедшее.
   – В последнем тебе не нужно клясться, то, что ты сказал раньше, радует мою душу, успокаивая ее. Эмир, пошли ко мне, и мы обсудим кое-какие дела. Я устрою очную ставку, я представлю тебя двум обвинителям.
   – Теперь и я этого хочу.
   – Одного ты можешь прямо сейчас услышать.
   – Кто он?
   – Арнаут, который из-за тебя попал в тюрьму.
   – А! Тот самый!
   – Да. Я сегодня с утра еще раз обыскал все камеры и поспрашивал, не заметили они сегодня ночью чего-нибудь подозрительного. Я зашел и к нему и услышал такое, что может тебе весьма повредить.
   – Он жаждет мести! Не лучше было бы послать одного из стражников ко мне на квартиру? Если я напишу письмо, может вкрасться какая-нибудь ошибка, а то еще мои спутники подумают, что его написал не я…
   – Стражнику они тем более не будут доверять.
   – Лучше сделаем так: пусть этот человек приведет с собою моего слугу, который удостоверится, что я сам дал разрешение обыскать мою квартиру.
   – Ты поговоришь с ним в моем присутствии?
   – Да.
   – Тогда его сейчас приведут.
   Он подозвал к себе арнаута и отдал соответствующий приказ. Селиму-аге пришлось еще открывать темницу, где сидел бывший хавас англичанина.
   – Встать! – повелел ему мутеселлим. – И точно, без лжи, отвечай! Ты еще продолжаешь настаивать на сказанном тобою сегодня?
   – Да.
   – Повтори.
   – Человек, которого ты назвал хаджи Линдсеем-беем, – инглис. Он нашел меня и одного толмача из Мосула, и вот этому толмачу он рассказал, что ищет человека, который в свою очередь разыскивает одного заключенного и намеревается его освободить.
   Значит, мистер англичанин все-таки проговорился.
   – Он назвал этого человека? – спросил я арнаута.
   – Нет.
   – Сообщил ли он толмачу имя человека, которого намереваются освободить?
   – Нет.
   – И место, где находится заключенный, тоже нет?
   – Нет.
   – Мутеселлим, может ли этот человек сказать еще что-нибудь?
   – Это все.
   – Нет, это далеко не все. Селим-ага, уведи этого человека. О, мутеселлим, ты на самом деле такой великий дипломат, что я в Стамбуле не премину сообщить о твоих заслугах! Тогда там постараются дать тебе надлежащее, по уму и сообразительности, место. Может, даже назначат вице-королем Багдада. А теперь слушай. Хаджи Линдсей-бей хочет найти какого-то человека. Он говорил про меня? Этот человек, по словам арнаута, хочет освободить одного заключенного. Он что, говорил, что это именно твой заключенный? И еще. Станет ли англичанин отправляться в путь из своего далекого города, до которого не меньше ста дней езды на верблюде, на поиски какого-то араба? Ведь до этого он вообще ни одного не видел.
   – Но ты же друг Амада эль-Гандура.
   – Говорю тебе, я не видел его никогда прежде, пока мы не зашли в твою тюрьму! Хаджи Линдсей-бей не знает турецкого, и арабского тоже, а его толмач мог не очень хорошо изъясняться по-английски. Кто знает, что услышал этот мужчина и как понял. Может быть, хаджи рассказывал ему какую-нибудь сказку.
   – Но он же не говорит!
   – Тогда ему еще можно было говорить. Он еще не давал обета.
   – Тогда пошли. Я тебе покажу еще одного свидетеля.
   В дверь постучали, и арнаут впустил Халефа, которому я сообщил, что не имею ничего против обыска в доме, и добавил:
   – Я докажу мутеселлиму, что я его друг. Пусть люди осмотрят весь-весь дом, пусть не останется ни одного места, которого они бы не видели. Ну, иди теперь!
   – А ты?
   – Я к мутеселлиму.
   – Скоро придешь?
   – Еще не знаю.
   – За один час можно много сделать, много о чем поговорить. Если ты за это время не вернешься, мы придем сами за тобой.
   Халеф ушел, и у коменданта появились нотки сомнения. Мой маленький, мужественный Халеф показался ему опасным и внушительным. В приемной его селамлыка томились слуги и чиновники. Комендант подозвал знаком одного из них, и он вошел к нам. Мы уселись, но мне, однако, не дали трубки.
   – Вот тебе этот человек! – указал мутеселлим на вошедшего чиновника.
   – Кто это?
   – Он тебя видел.
   – Где?
   – На улице возле тюрьмы. Ибрахим, расскажи ему все.
   Чиновник между тем уже понял, что я еще не арестован, и, бросив на меня недоверчивый взгляд, рассказал:
   – Я шел от дворца, господин. Уже было темно, когда я открывал свою дверь. Только хотел ее закрыть за собой, как послышались торопливые шаги; я пригляделся и увидел двоих очень быстро идущих мужчин: один тащил за собою другого, с трудом хватающего воздух от усталости. За углом они исчезли, и я тут же услышал, как вскрикнул ворон.
   – Ты узнал обоих?
   – Только этого, эфенди. Хоть и было темно, но по его фигуре я догадался, что это именно он.
   – А как выглядел другой?
   – Он был меньше ростом.
   – Они тебя видели?
   – Нет, я же стоял за дверью.
   – Можешь идти! Ну, эмир, что ты сейчас скажешь!
   – Я же целый вечер провел с тобой.
   – Тебя не было несколько минут, пока ты ходил, чтобы взять лампу у стражников. За эти минуты, как мне думается, ты и увел заключенного, причем сделал все это так поспешно, что мы ничего и не заметили.
   Я засмеялся.
   – О, мутеселлим, когда же ты научишься искусству дипломатии! Я думаю, что тебе нужно дать еще укрепляющего. Можно мне спросить тебя?
   – Говори.
   – У кого был ключ от внешней двери тюрьмы?
   – У меня.
   – Мог ли я сам войти, если бы я захотел?
   – Нет, – помедлив, ответил он.
   – С кем я пошел домой?
   – С Селимом-агой.
   – Он выше или ниже меня?
   – Ниже.
   – И теперь, Селим, я задаю вопрос тебе: мы плелись как улитки или шли быстро?
   – Быстро, – ответил ага.
   – Мы держались друг за друга или нет?
   – Держались.
   – Мутеселлим, может ли ворон, испугавшийся и закричавший во сне, иметь какое-либо отношение к беглецу?
   – Эмир, все великолепным образом сходится, – отвечал мутеселлим.
   – Нет, не все сходится. На самом деле все так просто и естественно, что я даже пугаюсь скудости и ограниченности твоих мыслей! Мне страшно за тебя! У тебя был ключ, никто не мог выйти наружу, это я уже понял. Я шел вместе с агой домой, к тому же именно по тому переулку, где живет этот человек. Это ты тоже принял к сведению. И на основании рассказа, способного лишь меня оправдать, ты хочешь посадить меня в тюрьму? Я был твоим другом. Я дарил тебе подарки, я сделал так, чтобы макредж, пленение которого сулит тебе признание и благоволение, очутился в твоих руках; я давал тебе лекарство, чтобы порадовать твою душу. И за все это ты собираешься лишь упрятать меня в тюрьму! Мне больше нечего сказать! Я разочаровался в тебе! И кроме того, ты не веришь даже аге арнаутов, хотя тебе известна его верность и ты знаешь, что он будет за тебя до конца, даже если при этом он может потерять свою жизнь.
   Селим-ага стал на несколько дюймов выше.
   – Да, это так! – горячо заверил он, ударив по сабле и вращая глазами. – Моя жизнь принадлежит тебе, господин. Бери ее!
   Больше доказательств не потребовалось, комендант протянул мне руку и попросил:
   – Прости, эмир! Ты оправдан, и я не буду обыскивать твою комнату!
   …Наконец я покинул коменданта и мог вернуться к своим спутникам. До этого я наткнулся на отделение арнаутов, трусливо расступившихся, чтобы пропустить меня. В двери стояла Мерсина с пылающим от гнева лицом.
   – Эмир, где-нибудь было уже что-либо подобное?
   – Что именно?
   – А то, что мутеселлим приказывает обыскать дом своего собственного аги?
   – Этого я поистине не знаю, о ангел этого дома, ведь мне еще ни разу не приходилось быть агой арнаутов.
   – А ты знаешь, что они здесь искали?
   – Что же?
   – Убежавшего араба! Искать беглеца у надзирателя! Вот придет Селим-ага домой, я все ему выскажу, что бы я сделала на его месте.
   – Не ругайся на него. У него достаточно проблем и без тебя.
   – Что такое?
   – Я уезжаю.
   – Ты? – Она сделала испуганное лицо.
   – Да, я поссорился с мутеселлимом и не хочу жить там, где он повелевает.
   – Аллахи, таллахи, валлахи! Господин, останься, я заставлю этого человека обходиться с тобой почтительно.
   Я бы не отказался увидеть, как бы она исполнила свое обещание. Но, естественно, она обещала невозможное. Поэтому я поднялся наверх, оставляя Мерсину внизу, с ее возгласами недовольства, походившими на раскаты грома.
   Вверху, перед лестницей, меня ждал башибузук.
   – Эфенди, я хочу с тобой попрощаться!
   – Войди ко мне, прежде чем попрощаться, я хочу тебе заплатить.
   – О, эмир, мне уже заплатили.
   – Кто?
   – Человек с длинным лицом.
   – Сколько он тебе дал?
   – Вот.
   С сияющими от радости глазами он полез в сумку, сплетенную из ремней, и вытащил полную пригоршню серебряных монет.
   – Все равно пошли. Если дело обстоит так, то я заплачу тебе за осла.
   – Аллах керим, я же его не продаю! – вскричал тот испуганно.
   – Ты не понял, я всего лишь хочу заплатить и ему за посильное участие в наших делах.
   – Машалла, тогда я иду!
   В комнате я дал ему несколько рекомендательных писем и еще немного денег; его радость не знала границ.
   – Эмир, у меня еще никогда не было такого хорошего эфенди, как ты. Я хотел бы, чтобы ты был моим капитаном, или майором, или даже полковником! Тогда бы я защищал тебя в бою и так же вдохновенно дрался, как это было тогда, когда я потерял свой нос. Это было в одной большой битве у…