Страница:
– Ты можешь сделать так, чтобы мне вернули оружие и все мои вещи?
– Да, не волнуйся. А теперь иди! Утром мы с тобой снова увидимся, и тогда ты сможешь поговорить с Марой Дуриме столько, сколько тебе будет нужно.
Мы попрощались, и я вышел из пещеры. Вернувшись, я застал Ингджу на том же месте, на котором ее и покинул.
– Ты был там долго, – сказала она.
– Тем быстрее мы должны идти.
– Сперва подождем, пока загорится свеча. Иначе ты не будешь знать, исполнится твоя просьба или нет.
– Она наверняка исполнится.
– Откуда ты знаешь?
– Мне это сказал сам дух Рух!
– О, господин, ты слышал его голос?
– Да, он со мной долго говорил.
– Такого никогда еще не было; ты, должно быть, большой эмир!
– Дух не обращает внимания на такие мелочи, как положение человека в обществе.
– Может, ты еще и видел его?
– Да, я стоял рядом с ним, лицом к лицу.
– Господин, ты меня пугаешь! Как он выглядел?
– О таких вещах нельзя говорить. Идем, ты меня проводишь; мне надо срочно в Лизан.
– Что будет с Маданой, она тебя так ждет!
– Сперва ты меня выведешь на дорогу, ведущую в Лизан, потом возвратишься к Мадане, чтобы сказать ей, что она больше не должна меня ждать. Я приду утром в Шурд.
– Что она должна сказать моему отцу, если он спросит о тебе?
– Пусть она скажет ему, чтобы он шел к пещере. И если ты сама встретишь своего отца, скажи ему, что он обязан отправляться в пещеру. Он должен прийти независимо от того, что замыслил. Если же он не послушается, то он пропал.
– Господин, мне становится страшно. Идем же!
Девушка передала мне поводок собаки, и я взял Ингджу за руку. Так мы быстро спустились под гору. Когда же мы достигли седловины, то повернули не налево, а направо, к Лизану. Девушка настолько хорошо знала эту местность и так уверенно меня вела, что всего лишь минут через тридцать-сорок мы оказались на дороге, связывающей Лизан и Шурд. Здесь я остановился и сказал:
– Теперь я знаю путь. Когда меня тащили эти треклятые разбойники, я подробно осмотрел и запомнил дорогу. Благодарю тебя, Ингджа. Утром мы с тобой снова увидимся. До свиданья!
– До свиданья!
Она схватила мою руку и дотронулась до нее губами; затем умчалась вспугнутой косулей в темень ночи. Я стоял целую минуту без движения; потом двинулся по направлению к Лизану, в то время как мои мысли уже летели к Шурду.
Наверное, я уже преодолел половину расстояния, как услышал впереди стук копыт. Чтобы меня не увидели, я отступил в сторону, за кусты. Всадник спешно проехал мимо меня – то был раис. Я окликнул его:
– Неджир-бей!
Он остановил лошадь.
Я спустил своего Дояна с поводка, чтобы собака могла оказать мне помощь, если она будет нужна, и подошел к раису.
– Кто ты? – спросил он.
– Твой пленник, – отвечал я, схватив его лошадь за узду.
Он наклонился вперед, чтобы получше вглядеться в мое лицо. Потом, узнав меня, попытался ударить, но я оказался быстрее и перехватил его кулак.
– Неджир-бей, спокойно выслушай то, что я тебе скажу: меня послал к тебе Рух-и-кульян, тебе нужно тотчас же отправляться к его пещере.
– Лжец! Кто тебя освободил?
– Ты послушаешься духа или нет?
– Пес, я убью тебя!
Он потянулся свободной рукой к поясу, но я сильно рванул его на себя. Он потерял равновесие и полетел на землю.
– Доян, фас!
Пес бросился на него, в то время как я старался успокоить лошадь. Справившись с нею, я посмотрел на раиса: он безжизненно лежал на земле; Доян держал его шею своими большими клыками.
– Неджир-бей, малейшее движение или хотя бы слово будет стоить тебе жизни; этот пес еще страшнее, чем пантера. Я свяжу тебя и возьму с собою в Лизан; веди себя спокойно, не сопротивляйся, а то пес разорвет тебя в клочья.
Раис видел перед собой смерть и поэтому не осмеливался оказывать ни малейшего сопротивления. Прежде всего я отобрал у него оружие – ружье и нож. Затем связал его собачьим поводком, так же, как связывали и меня, и так же, как меня привязывали, я привязал его к стремени.
– Позволь мне, Неджир-бей, влезть на твоего коня; ты уже достаточно на нем насиделся. Вперед!
Осознавая, видимо, что сопротивление бесполезно, Неджир-бей с трудом, но повиновался. У меня и мысли не было воспользоваться моим теперешним положением и поиздеваться над беем, поэтому я молчал. Он сам прервал молчание, но так осторожно, что я догадался о его страхе: он, видимо, боялся, что при первом же неосторожном звуке собака перегрызет его шею.
– Господин, кто тебя освободил?
– Об этом ты узнаешь позднее.
– Куда ты меня ведешь?
– Это ты сейчас увидишь.
– Я прикажу высечь Мадану! – кипятился он.
– Не прикажешь! Где мое оружие и другие вещи?
– Их у меня нет.
– Ничего, они еще обнаружатся. Слушай, Неджир-бей, у тебя не найдется другой, лучшей лошади?
– У меня их достаточно!
– Это-то и приятно. Я посмотрю на них завтра утром и выберу себе одну из них за то, что ты велел меня застрелить.
– Шайтан тебе даст лошадь. Завтра ты будешь снова пленником!
– Посмотрим, посмотрим!
И мы опять замолчали. Он плелся против своей воли рядом с моей лошадью, пес дыханием обдавал его пятки; именно так мы и достигли Лизана.
За время моего отсутствия Лизан превратился в настоящий военный лагерь. На правом берегу Заба было так темно, что хоть глаз выколи, потому вся окрестность здесь была буквально усыпана кострами, возле которых лежали или стояли многочисленные группки вооруженных людей. Самый большой костер, как я заметил еще издали, горел перед домом мелека. Пустив лошадь рысью, я тем самым вынудил пленника также перейти на рысь. Несмотря на ночь, меня всюду узнавали.
– Чужеземец, чужеземец! – раздавалось везде, где я проезжал. И тут же вскрикивали: – Неджир-бей! В плену!
Скоро за нами двигалось, еле поспевая, многочисленное сопровождение. Так мы подъехали к дому мелека. Здесь собралось по меньшей мере семьдесят воинов. Первым, кого я заметил, был мистер Дэвид Линдсей, уютно пристроившийся около стены. Когда он меня увидел, то от удивления раскрыл рот. Затем этот долговязый совершил громадный прыжок ко мне и принял меня в свои объятия.
– Мистер, сэр! – вопил он. – Снова с нами? Heigh day, heissa! Huzza! Welcome! Hail, hail, hail!
– Ну не задавите же меня, мистер Линдсей! Другие тоже хотят со мною поздороваться!
– Э-э! О-о! A-a! Где вы были? Где?.. Что было, э-э? Сами себя освободили? Счастливый день! О-о, и вместе с пленником! Превосходно! Непостижимо!
Тут меня обняли и другие.
– Аллах-иль-Аллах! Это ведь ты! Благодарение Аллаху и Пророку! Теперь рассказывай! – услышал я голос Мохаммеда Эмина.
Амад эль-Гандур, стоявший рядом с ним, закричал:
– Валлахи, его посылает нам Бог! Теперь беде конец. Сиди, подай нам руки!
А сбоку в стороне стоял маленький бравый хаджи Халеф Омар. Он не сказал ни слова, но из его глаз выкатились две огромные слезы радости. Я и ему подал руку.
– Халеф, всем этим я обязан большей частью тебе!
– Не говори так, сиди! – возразил он. – Что я против тебя? Грязная крыса, безобразный еж, собака, которая радуется, если на нее падет твой взор!
– Где мелек?
– В доме.
– А бей?
– В самой дальней комнате, он – заложник.
– Пойдем внутрь!
Вокруг нас столпилось огромное число людей. Я отвязал раиса от стремени и приказал ему следовать за мною.
– Я не пойду с тобой! – в ярости вскричал раис.
– Доян!..
Больше ничего и не нужно было говорить: он мгновенно повиновался. Я шел впереди раиса, держа конец веревки в руках. Когда за нами закрылась дверь, снаружи раздался многоголосый шум: толпа пыталась хоть как-то уяснить для себя то, чему они только что были свидетелями. Внутри нам навстречу шел мелек. Увидев меня, он издал крик, полный живой радости, и протянул мне руки.
– Эмир, что я только вижу! Ты снова вернулся? В полной сохранности? A-a, Неджир-бей! Связанный!
Мы вошли в самое большое помещение первого этажа, где места хватало для каждого. Все опустились выжидающе на циновки, только раис остался стоять; конец веревки, которой были связаны его руки, держал в зубах пес, при малейшем движении пленника издававший угрожающий рык.
– Как я попал в руки раиса Шурда и как со мной обращались – это вам уже, наверное, рассказал Халеф? – спросил я.
– Да, да! – раздалось кругом.
– Тогда я не буду повторяться и…
– Все равно, эмир, расскажи-ка нам это еще раз! – прервал меня мелек.
– Позже. Сейчас у нас нет для этого времени, нам надо многое сделать.
– Как ты освободился из плена и как взял в плен раиса?
– И об этом я расскажу вам поздней. Раис поднял против вас жителей своей местности, подговорив людей напасть на нас рано утром. В случае удачи это означало бы гибель халдеев…
– Нет, нет! – послышался чей-то голос.
– Не будем спорить! Было только одно существо, способное нам помочь. Это – Рух-и-кульян…
– Рух-и-кульян! – раздались испуганные и удивленные возгласы.
– Да, именно он. И я пошел к нему.
– Ты уже знал о пещере, в которой он находится?
– Да, я ее нашел и рассказал духу обо всем, что произошло.
Мелек спокойно выслушал меня и сказал:
– Он говорил с тобою? Ты что, и в самом деле слышал его голос?
– Эмир, этого не было еще ни с одним смертным! – воскликнул один из благородных халдеев, вошедших в дом вместе с нами. – Ты любимец Господень, и твоего совета мы должны послушаться!
– Так сделайте же это, люди, это не принесет вам ничего, кроме благополучия!
– Что сказал пещерный дух?
– Он сказал, что я должен немедленно возвращаться в Лизан и привести к нему мелека, бея и раиса.
Конец моей речи потонул в сплошных возгласах удивления, но я, немного переждав, продолжал:
– Я поспешил вниз, к Лизану, где мне и повстречался раис. Я сказал ему, что он должен поспешить к пещерному духу, но, поскольку он не захотел слушаться меня, я вынужден был взять его в плен и привести сюда. Сходите и позовите бея, чтобы я и ему мог обо всем этом поведать!
Мелек приподнялся:
– Эмир, ты не шутишь?
– Дело слишком серьезно для того, чтобы шутить.
– Тогда нам придется повиноваться. Но не слишком ли это опасно – брать с собою бея? Если он убежит, то мы останемся без заложника.
– Он пообещает нам, что не убежит, и сдержит слово, я ручаюсь за него.
– Я схожу за ним. – Мелек поднялся и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся вместе с беем.
Увидев меня, властитель Гумри тотчас же поспешил ко мне.
– Ты вернулся, господин! – закричал он. – Слава Богу, который мне тебя возвратил! Весть о твоем исчезновении крайне меня опечалила, потому что я мог надеяться только лишь на тебя.
– Я тоже беспокоился о тебе, о бей, – отвечал я ему. – Я знаю, ты желал видеть меня свободным, и Аллах, который всегда добр ко всем, вырвал меня из лап врага и привел снова к тебе.
– А кто был враг? Вот этот? – Он указал на раиса.
– Да.
– Аллах да уничтожит его, и его детей, и детей его детей! Разве ты не был другом этих людей, как ты был моим другом? Разве ты не заботился об их благополучии? И в награду за это он напал на тебя и взял в плен! Понимаешь ли ты теперь, чего следует ожидать от дружбы с насара?
– Плохие люди, как и хорошие, есть всюду: и среди мусульман, и среди христиан.
– Эмир, – возражал он, – я удивляюсь тебе. Ты смягчил мое сердце так, что я был готов примириться с этими людьми. Теперь же, когда они не пощадили и тебя, пусть между нами говорит оружие.
– О чем это он говорит? – спросил Халеф.
– Ему не хочется быть связанным, поэтому он обещает опрокинуть наземь каждого, кто к нему приблизится.
– Машалла, он совсем сошел с ума!
Произнеся эти слова, мой малыш совершил прыжок, и в следующее мгновение халдей гигантского роста уже лежал на земле, – правда, нужно ради справедливости заметить, что у раиса уже были связаны руки. Спустя минуту Халеф так крепко перетянул ему ноги, что халдей лежал полностью неподвижный, как будто в футлярчике.
– Халеф, ему же придется сидеть на лошади! – напомнил я моему хадже.
– Не надо ему сидеть, господин, – отвечал хаджи. – Мы положим этого дедушку животом на седло, так он научится плавать.
– Хорошо, уведи его прочь!
Малыш схватил великана за воротник, приподнял его и, взвалив себе на спину, поволок во двор. Мы последовали за ним.
Как только мы вышли из дома, ко мне приблизился сэр Дэвид.
– Мистер, – обратился он ко мне, – ничего не понял, еще меньше чем ничего. Куда вы идете?
– К пещерному духу.
– Пещерному духу? Черт побери! А мне можно?
– Гм! Собственно говоря, нет.
– Вот дела! Не съем же я этого духа.
– Да уж. Я надеюсь!
– Где он живет?
– Наверху в скалах.
– Скалах? А там есть руины?
– Не знаю. Когда я был, там было темно.
– Скалы! Пещеры! Руины! Духи! Может быть, и Fowling bulls?
– Не думаю.
– И тем не менее я иду с вами! Слишком долго был здесь один, ни одна душа меня тут не понимает. Рад, что я вас опять имею. Возьмите меня с собой!
– Ну хорошо; но вы ничего не увидите.
– Не согласен, нечестно! Я хочу увидеть духа, духа или привидение! Все равно иду вместе! Yes!
Казалось, что перед домом мелека собралось все население Лизана, тем не менее, несмотря на присутствие столь многих людей, царила мертвая тишина. При свете факелов было отчетливо видно, как я с помощью Халефа клал раиса на лошадь; но никто и не думал осведомиться о причинах столь необычного события. Привели лошадей, принесли необходимое количество факелов, и, только когда мы уже сидели на лошадях, мелек объявил всему собранию, что они собираются посетить Рух-и-кульяна. Он приказал не предпринимать ничего до его возвращения. Наконец мы выбрались из толпы удивленных слушателей и поскакали по направлению к пещере.
Впереди скакали мелек с беем, за ними – Халеф, державший за повод лошадь раиса… Наше небольшое шествие завершал англичанин. Факелы были у Линдсея и у мелека.
Сперва мы ехали по проложенной тропинке, затем свернули в сторону, но по-прежнему места на дороге было достаточно для двух рядом идущих лошадей. Путешествие было фантастическое! За нами, в непроглядной темноте, лежала долина Заба, которую до сих пор посетили по крайней мере только лишь четверо европейцев. Справа от нас мы могли видеть далекие кроваво-красные факелы Лизана; слева, по ту сторону Заба, матово-белым пятном выделялся лагерь курдов; над нами нависала, темнея, гора, на вершине которой и жил пещерный дух. Даже для меня этот дух был некоторой загадкой, хотя он и позволил мне увидеть себя. Так и скакали мы: араб из Сахары, англичанин, курд, два насара и посередине немец с пленником.
Мы обогнули край скалы; долина исчезла из вида, а перед нами появился редкий горный лес. Мерцающий свет двух факелов выхватывал по дороге то чернеющий сук, то острую ветку, то отдельное дерево; нас окружал лес, полный таинственного шелеста, посвистывания и неясного шума; казалось, что спящий лес глубоко дышал, а цокот копыт наших лошадей напоминал глухой траурный барабанный бой.
– Ужасно! Yes! – еле слышно сказал, содрогнувшись, англичанин. – Не хотел бы один скакать к духу. Well! Вы были один?
– Нет.
– С кем же?
– С девушкой.
– С девушкой? Молодая?
– Да.
– Красивая?
– Очень.
– Интересная?
– Само собой! Интересней, чем Fowling bulls!
– О небеса, тогда вам повезло! Расскажите!
– Позднее, сэр. Вы ее еще увидите утром.
– Well! Оценю-ка, действительно ли она интересней, чем Fowling bulls. Yes!
Мы вели разговор очень тихо, но скоро совсем замолчали. В этой лесной ночи было что-то священное, не было слышно ни одного звука… Только время от времени всхрапывали наши лошади. Так мы продвигались вперед, пока не достигли горного гребня, где оба всадника, идущие в авангарде, остановились.
– Мы у цели, – сказал мелек. – Здесь, на расстоянии двухсот шагов, и лежат те самые пещеры, где живет дух. Тут мы слезаем с лошадей и оставляем их на этом месте. Ты идешь вместе с нами?
– Да, из-за раиса, но я дойду с вами только до пещеры. Погасите факелы!
Около привязанных к деревьям лошадей остались Халеф и Линдсей; раису развязали ноги, чтобы он мог идти. Доян был рядом и внимательно наблюдал все это своими светящимися в темноте глазами; они фосфоресцировали, как глаза акулы.
– Раис, ты последуешь за мелеком и беем. Я пойду за тобой. Чуть-чуть промедлишь – и сразу же познакомишься с острыми зубами этого пса, – прошептал я и дал знак мелеку, чтобы он продолжал двигаться дальше.
Неджир-бей нисколько не сопротивлялся и покорно шел передо мной. Мы пересекли по диагонали гребень горы и уже могли видеть внизу скалы. Не прошло и пяти минут, как мы уже стояли на том самом месте, где во время моего разговора с духом меня ждала Ингджа.
– Войдите в пещеру и идите вперед до тех пор, пока не увидите свет, – подсказал я своим спутникам.
Переживаемое приключение лишило все-таки моих друзей обычного хладнокровия, что я понял по их долгим и глубоким вздохам, поскольку не мог видеть их лиц.
– Эмир, развяжи мне руки! – попросил раис.
– Я не осмеливаюсь этого сделать, – был мой ответ.
– Я не убегу; я вместе с вами войду в пещеру!
– Что, руки болят?
– Очень!
– Помнишь, ты приказал так же связать руки мне, и я терпел эту боль вчетверо дольше, чем ты. Но, несмотря на это, я бы развязал тебе руки, если бы мог верить твоим обещаниям.
Раис ничего не ответил; значит, мое недоверие к нему было обоснованным. К нему подошли мелек и бей и встали так, что он оказался между ними.
– Господин, ты останешься здесь или же уйдешь к лошадям?
– Как вам угодно.
– Тогда останься тут. Ты можешь еще пригодиться из-за этого человека.
– Хорошо. Идите. Я буду ждать вас здесь.
Они ушли, и я мирно опустился на камень. Пес так хорошо вник в свои обязанности, что шел за раисом, пока я его не окликнул. Подбежав ко мне и усевшись рядом, Доян положил мне голову на колени. Я принялся его тихо гладить.
Я долго сидел так – один в темноте. Мысли заскользили через горы и долины, через сушу и море к моей родине. Иной исследователь много бы отдал, чтобы оказаться на моем месте! Как чудесно охранял меня Господь и помог дойти до этого места, в то время как целые превосходно экипированные экспедиции погибали даже там, где я встречал дружеский прием! Почему это было так? Как много книг прочитал я про чужие страны и их народы и как много предрассудков было описано там, и я верил в них и теперь с трудом отделывался от ложных представлений! Потом уже, не за столом, а в живом общении, передо мной предстали иные местности и страны, иные народы, иные племена. Предстали совершенно другими, зачастую лучше, чем они изображались в книгах.
Хорошее в человеке никогда нельзя полностью задушить, и даже самый дикий человек уважает чужестранца, если тот уважает его. Конечно, всюду есть исключения из правил. Но кто сеет любовь, тот и пожнет любовь, будь то у эскимосов или папуасов. Правда, на моей коже осталось немало всяческих шрамов и царапин; без этого тоже не обходилось, но только потому, что даже самый вежливый подмастерье должен смириться с иным острым словцом, а порой и со злой пощечиной, которые независимо от его действий выпадают на его долю.
Я же все-таки пионер западной цивилизации, христианства! Я не веду себя по отношению к моим далеким братьям уничижительно. Мои братья такие же дети Господни, как и мы, гордые эгоисты; я не презираю моих братьев за их другую культуру, за их малые начинания в этой области; я, наоборот, стараюсь ценить все это, – ведь не может же один сын Господень быть таким же, как и другой, и не с помощью заносчивости, а только с самоотверженностью можно нести в люди священное слово, которое «проповедует мир и сулит благословение». Это же слово пошло не от какого-то там Ксеркса, Александра, Цезаря или Наполеона, а от того, кто родился в яслях, от нищеты своей питался колосьями и не ведал, куда ему приклонить голову, чья первая проповедь звучала так: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное».
Прошло уже больше часа, а я сидел все еще один и уже опасался, что с моими спутниками случилось какое-нибудь несчастье. Раздумывая над тем, пойти или не пойти мне в пещеру, я услышал шаги.
Я поднялся. Мне сразу бросилось в глаза, что с раиса сняли путы.
– Эмир, тебе пришлось, однако, долгонько ждать нас! – улыбнулся мелек.
– Я уже стал о вас беспокоиться, – отвечал я, – и, не появись вы еще некоторое время, пошел бы за вами.
– Этого уже не нужно делать. Господин, мы видели Рух-и-кульяна и даже говорили с ним.
– Вы узнали его?
– Естественно. Это была… Лучше скажи первым ты, кто это был!
– Мара Дуриме.
– Да, эмир. Кто бы мог подумать!
– Я! Я уже давно об этом догадывался. Что вы с ним обсуждали?
– Это останется секретом. Господи, эта женщина – знаменитая царица, и то, что она нам сказала, смирило наши сердца. Бервари будут нашими гостями и покинут затем Лизан как наши друзья.
– Правда? – воскликнул я, приятно удивленный.
– Да, это так, – отвечал бей Гумри. – И ты знаешь, кому мы всем этим обязаны?
– Пещерному духу.
– Да. Но прежде всего тебе, эмир. Старая царица приказала нам быть твоими друзьями, хотя мы и прежде ими были. Останься в нашей стране как наш брат и как мой брат!
– Благодарю тебя! Но я люблю страну моих отцов и хотел бы мирно почить когда-нибудь на своей родине. Однако я с моими друзьями останусь у вас столько, сколько это мне позволяет время. А Мара Дуриме и дальше будет исполнять роль духа?
– Да, и никто, кроме нас, не будет знать, что дух – это она. Мы поклялись молчать об этом до тех пор, пока она не умрет. Ты тоже не станешь разглашать эту тайну, эмир?
– Конечно, я не скажу это никому!
– Она посетит тебя еще раз завтра после полудня, когда ты будешь гостить в моем доме. Она тебя любит как родного сына или внука, – заметил мелек. – Ну а теперь пошли.
– А что касается халдеев, которых созвал Неджир-бей? – спросил я быстро.
Я хотел уйти от пещеры, будучи полностью уверенным в успехе моего замысла.
Тут раис подошел ко мне и протянул мне руку.
– Господин, будь и моим другом и братом, а также, если сможешь, прости меня! Я был на неправильной дороге и хочу теперь исправиться. Сначала я верну тебе все, что отнял у тебя, и тотчас же пойду к своим людям, туда, где они собрались и ждут меня, чтобы сказать им, что наступил мир.
– Неджир-бей, возьми мою руку, я охотно тебя прощаю! Но знаешь ли ты, кто освободил меня из плена?
– Знаю. Мне рассказала об этом Мара Дуриме. Это были Мадана и Ингджа. А потом Ингджа, моя дочь, отвела тебя к Рух-и-кульяну.
– Ты зол на них?
– Я рассердился бы на них и сурово наказал бы, но слова духа усмирили мой несправедливый гнев, и я понял, что обе женщины поступили правильно. Разреши мне, чтобы и я смог тебя посетить!
– Я прошу тебя об этом. А теперь, братья, нам надо идти. Мои спутники, наверное, уже изволновались из-за меня.
Мы покинули таинственное место, вскарабкались вверх по склону и вскоре появились перед англичанином и Халефом. Они и в самом деле беспокоились.
– Почему же вы это были так долго, мистер? – подбежал ко мне Линдсей. – Я уже собирался отправиться убивать этого пещерного духа.
– Вот, как вы видите, чудеса героизма вовсе не понадобились.
– А что же было там, в пещере?
– Потом, потом, сейчас нам надо срочно отправляться в путь.
Неожиданно Халеф взял меня под руку.
– Сиди, – прошептал он мне на ухо, – раис больше не связан!
– Его освободил от пут пещерный дух.
– Тогда этот Рух-и-кульян весьма беспечный дух. Послушай, сиди, нам нужно опять его связать!
– Нет, он попросил у меня прощения, и я его простил.
– Сиди, ты еще беспечней, чем дух! Но я буду умнее, я, хаджи Халеф Омар, не прощу его!
– Тебе не в чем его прощать.
– Мне? И не в чем? – вскричал он удивленно.
– А чем он провинился перед тобой?
– Я являюсь твоим другом и охранником, а он покусился на тебя. Это гораздо страшнее и подлее, чем если бы он меня самого взял в плен. Если я должен его простить, то пускай тогда он и у меня просит прощения. Я не турок, не курд и не трусливый насара, я – араб, который не даст в обиду своего сиди. Скажи ему это!
– Потом, когда мне представится такая возможность. А теперь влезай на лошадь! Ты же видишь, что все остальные уже верхом.
Мелек зажег новые факелы, и мы пустились в обратный путь. Теперь в отличие от нашего пути к пещере мы не были столь молчаливы. Только я один не участвовал в разговоре. Линдсей и Халеф пытались общаться на примитивнейшем английском, вкрапляя арабские словечки, а трое курдов – на их живом, родном языке, для меня почти непонятном.
Наше приключение породило во мне немало разных мыслей. В чем состояла власть, которой обладает Мара Дуриме и благодаря которой она предотвратила целую войну? То обстоятельство, что она была когда-то повелительницей, могло и не иметь здесь решающего значения.
Для того чтобы примирить за такое короткое время двух противников, которые столь резко разнятся по своему происхождению и вере, нужно было что-то еще, необыкновенное. И еще более невообразимо было то, что она смогла так быстро превратить дикого, несдержанного Неджир-бея в приветливого, кроткого, почти как ягненок, человека. Видимо, мне не доведется всего этого узнать, это так и останется тайной бея, мелека и раиса!
Другой бы человек хвалился тем, что имеет такое влияние на людей, такую власть над ними. Мара Дуриме была не только таинственным человеком, но и обладала, конечно же, незаурядным, выдающимся характером. Вот великолепный сюжет для человека, рыщущего по белу свету в поисках интересного предмета для описания! Сознаюсь со стыдом, что мне было бы гораздо интереснее вникнуть в глубины этой тайны, чем разбираться во всех этих конфликтах.
– Да, не волнуйся. А теперь иди! Утром мы с тобой снова увидимся, и тогда ты сможешь поговорить с Марой Дуриме столько, сколько тебе будет нужно.
Мы попрощались, и я вышел из пещеры. Вернувшись, я застал Ингджу на том же месте, на котором ее и покинул.
– Ты был там долго, – сказала она.
– Тем быстрее мы должны идти.
– Сперва подождем, пока загорится свеча. Иначе ты не будешь знать, исполнится твоя просьба или нет.
– Она наверняка исполнится.
– Откуда ты знаешь?
– Мне это сказал сам дух Рух!
– О, господин, ты слышал его голос?
– Да, он со мной долго говорил.
– Такого никогда еще не было; ты, должно быть, большой эмир!
– Дух не обращает внимания на такие мелочи, как положение человека в обществе.
– Может, ты еще и видел его?
– Да, я стоял рядом с ним, лицом к лицу.
– Господин, ты меня пугаешь! Как он выглядел?
– О таких вещах нельзя говорить. Идем, ты меня проводишь; мне надо срочно в Лизан.
– Что будет с Маданой, она тебя так ждет!
– Сперва ты меня выведешь на дорогу, ведущую в Лизан, потом возвратишься к Мадане, чтобы сказать ей, что она больше не должна меня ждать. Я приду утром в Шурд.
– Что она должна сказать моему отцу, если он спросит о тебе?
– Пусть она скажет ему, чтобы он шел к пещере. И если ты сама встретишь своего отца, скажи ему, что он обязан отправляться в пещеру. Он должен прийти независимо от того, что замыслил. Если же он не послушается, то он пропал.
– Господин, мне становится страшно. Идем же!
Девушка передала мне поводок собаки, и я взял Ингджу за руку. Так мы быстро спустились под гору. Когда же мы достигли седловины, то повернули не налево, а направо, к Лизану. Девушка настолько хорошо знала эту местность и так уверенно меня вела, что всего лишь минут через тридцать-сорок мы оказались на дороге, связывающей Лизан и Шурд. Здесь я остановился и сказал:
– Теперь я знаю путь. Когда меня тащили эти треклятые разбойники, я подробно осмотрел и запомнил дорогу. Благодарю тебя, Ингджа. Утром мы с тобой снова увидимся. До свиданья!
– До свиданья!
Она схватила мою руку и дотронулась до нее губами; затем умчалась вспугнутой косулей в темень ночи. Я стоял целую минуту без движения; потом двинулся по направлению к Лизану, в то время как мои мысли уже летели к Шурду.
Наверное, я уже преодолел половину расстояния, как услышал впереди стук копыт. Чтобы меня не увидели, я отступил в сторону, за кусты. Всадник спешно проехал мимо меня – то был раис. Я окликнул его:
– Неджир-бей!
Он остановил лошадь.
Я спустил своего Дояна с поводка, чтобы собака могла оказать мне помощь, если она будет нужна, и подошел к раису.
– Кто ты? – спросил он.
– Твой пленник, – отвечал я, схватив его лошадь за узду.
Он наклонился вперед, чтобы получше вглядеться в мое лицо. Потом, узнав меня, попытался ударить, но я оказался быстрее и перехватил его кулак.
– Неджир-бей, спокойно выслушай то, что я тебе скажу: меня послал к тебе Рух-и-кульян, тебе нужно тотчас же отправляться к его пещере.
– Лжец! Кто тебя освободил?
– Ты послушаешься духа или нет?
– Пес, я убью тебя!
Он потянулся свободной рукой к поясу, но я сильно рванул его на себя. Он потерял равновесие и полетел на землю.
– Доян, фас!
Пес бросился на него, в то время как я старался успокоить лошадь. Справившись с нею, я посмотрел на раиса: он безжизненно лежал на земле; Доян держал его шею своими большими клыками.
– Неджир-бей, малейшее движение или хотя бы слово будет стоить тебе жизни; этот пес еще страшнее, чем пантера. Я свяжу тебя и возьму с собою в Лизан; веди себя спокойно, не сопротивляйся, а то пес разорвет тебя в клочья.
Раис видел перед собой смерть и поэтому не осмеливался оказывать ни малейшего сопротивления. Прежде всего я отобрал у него оружие – ружье и нож. Затем связал его собачьим поводком, так же, как связывали и меня, и так же, как меня привязывали, я привязал его к стремени.
– Позволь мне, Неджир-бей, влезть на твоего коня; ты уже достаточно на нем насиделся. Вперед!
Осознавая, видимо, что сопротивление бесполезно, Неджир-бей с трудом, но повиновался. У меня и мысли не было воспользоваться моим теперешним положением и поиздеваться над беем, поэтому я молчал. Он сам прервал молчание, но так осторожно, что я догадался о его страхе: он, видимо, боялся, что при первом же неосторожном звуке собака перегрызет его шею.
– Господин, кто тебя освободил?
– Об этом ты узнаешь позднее.
– Куда ты меня ведешь?
– Это ты сейчас увидишь.
– Я прикажу высечь Мадану! – кипятился он.
– Не прикажешь! Где мое оружие и другие вещи?
– Их у меня нет.
– Ничего, они еще обнаружатся. Слушай, Неджир-бей, у тебя не найдется другой, лучшей лошади?
– У меня их достаточно!
– Это-то и приятно. Я посмотрю на них завтра утром и выберу себе одну из них за то, что ты велел меня застрелить.
– Шайтан тебе даст лошадь. Завтра ты будешь снова пленником!
– Посмотрим, посмотрим!
И мы опять замолчали. Он плелся против своей воли рядом с моей лошадью, пес дыханием обдавал его пятки; именно так мы и достигли Лизана.
За время моего отсутствия Лизан превратился в настоящий военный лагерь. На правом берегу Заба было так темно, что хоть глаз выколи, потому вся окрестность здесь была буквально усыпана кострами, возле которых лежали или стояли многочисленные группки вооруженных людей. Самый большой костер, как я заметил еще издали, горел перед домом мелека. Пустив лошадь рысью, я тем самым вынудил пленника также перейти на рысь. Несмотря на ночь, меня всюду узнавали.
– Чужеземец, чужеземец! – раздавалось везде, где я проезжал. И тут же вскрикивали: – Неджир-бей! В плену!
Скоро за нами двигалось, еле поспевая, многочисленное сопровождение. Так мы подъехали к дому мелека. Здесь собралось по меньшей мере семьдесят воинов. Первым, кого я заметил, был мистер Дэвид Линдсей, уютно пристроившийся около стены. Когда он меня увидел, то от удивления раскрыл рот. Затем этот долговязый совершил громадный прыжок ко мне и принял меня в свои объятия.
– Мистер, сэр! – вопил он. – Снова с нами? Heigh day, heissa! Huzza! Welcome! Hail, hail, hail!
– Ну не задавите же меня, мистер Линдсей! Другие тоже хотят со мною поздороваться!
– Э-э! О-о! A-a! Где вы были? Где?.. Что было, э-э? Сами себя освободили? Счастливый день! О-о, и вместе с пленником! Превосходно! Непостижимо!
Тут меня обняли и другие.
– Аллах-иль-Аллах! Это ведь ты! Благодарение Аллаху и Пророку! Теперь рассказывай! – услышал я голос Мохаммеда Эмина.
Амад эль-Гандур, стоявший рядом с ним, закричал:
– Валлахи, его посылает нам Бог! Теперь беде конец. Сиди, подай нам руки!
А сбоку в стороне стоял маленький бравый хаджи Халеф Омар. Он не сказал ни слова, но из его глаз выкатились две огромные слезы радости. Я и ему подал руку.
– Халеф, всем этим я обязан большей частью тебе!
– Не говори так, сиди! – возразил он. – Что я против тебя? Грязная крыса, безобразный еж, собака, которая радуется, если на нее падет твой взор!
– Где мелек?
– В доме.
– А бей?
– В самой дальней комнате, он – заложник.
– Пойдем внутрь!
Вокруг нас столпилось огромное число людей. Я отвязал раиса от стремени и приказал ему следовать за мною.
– Я не пойду с тобой! – в ярости вскричал раис.
– Доян!..
Больше ничего и не нужно было говорить: он мгновенно повиновался. Я шел впереди раиса, держа конец веревки в руках. Когда за нами закрылась дверь, снаружи раздался многоголосый шум: толпа пыталась хоть как-то уяснить для себя то, чему они только что были свидетелями. Внутри нам навстречу шел мелек. Увидев меня, он издал крик, полный живой радости, и протянул мне руки.
– Эмир, что я только вижу! Ты снова вернулся? В полной сохранности? A-a, Неджир-бей! Связанный!
Мы вошли в самое большое помещение первого этажа, где места хватало для каждого. Все опустились выжидающе на циновки, только раис остался стоять; конец веревки, которой были связаны его руки, держал в зубах пес, при малейшем движении пленника издававший угрожающий рык.
– Как я попал в руки раиса Шурда и как со мной обращались – это вам уже, наверное, рассказал Халеф? – спросил я.
– Да, да! – раздалось кругом.
– Тогда я не буду повторяться и…
– Все равно, эмир, расскажи-ка нам это еще раз! – прервал меня мелек.
– Позже. Сейчас у нас нет для этого времени, нам надо многое сделать.
– Как ты освободился из плена и как взял в плен раиса?
– И об этом я расскажу вам поздней. Раис поднял против вас жителей своей местности, подговорив людей напасть на нас рано утром. В случае удачи это означало бы гибель халдеев…
– Нет, нет! – послышался чей-то голос.
– Не будем спорить! Было только одно существо, способное нам помочь. Это – Рух-и-кульян…
– Рух-и-кульян! – раздались испуганные и удивленные возгласы.
– Да, именно он. И я пошел к нему.
– Ты уже знал о пещере, в которой он находится?
– Да, я ее нашел и рассказал духу обо всем, что произошло.
Мелек спокойно выслушал меня и сказал:
– Он говорил с тобою? Ты что, и в самом деле слышал его голос?
– Эмир, этого не было еще ни с одним смертным! – воскликнул один из благородных халдеев, вошедших в дом вместе с нами. – Ты любимец Господень, и твоего совета мы должны послушаться!
– Так сделайте же это, люди, это не принесет вам ничего, кроме благополучия!
– Что сказал пещерный дух?
– Он сказал, что я должен немедленно возвращаться в Лизан и привести к нему мелека, бея и раиса.
Конец моей речи потонул в сплошных возгласах удивления, но я, немного переждав, продолжал:
– Я поспешил вниз, к Лизану, где мне и повстречался раис. Я сказал ему, что он должен поспешить к пещерному духу, но, поскольку он не захотел слушаться меня, я вынужден был взять его в плен и привести сюда. Сходите и позовите бея, чтобы я и ему мог обо всем этом поведать!
Мелек приподнялся:
– Эмир, ты не шутишь?
– Дело слишком серьезно для того, чтобы шутить.
– Тогда нам придется повиноваться. Но не слишком ли это опасно – брать с собою бея? Если он убежит, то мы останемся без заложника.
– Он пообещает нам, что не убежит, и сдержит слово, я ручаюсь за него.
– Я схожу за ним. – Мелек поднялся и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся вместе с беем.
Увидев меня, властитель Гумри тотчас же поспешил ко мне.
– Ты вернулся, господин! – закричал он. – Слава Богу, который мне тебя возвратил! Весть о твоем исчезновении крайне меня опечалила, потому что я мог надеяться только лишь на тебя.
– Я тоже беспокоился о тебе, о бей, – отвечал я ему. – Я знаю, ты желал видеть меня свободным, и Аллах, который всегда добр ко всем, вырвал меня из лап врага и привел снова к тебе.
– А кто был враг? Вот этот? – Он указал на раиса.
– Да.
– Аллах да уничтожит его, и его детей, и детей его детей! Разве ты не был другом этих людей, как ты был моим другом? Разве ты не заботился об их благополучии? И в награду за это он напал на тебя и взял в плен! Понимаешь ли ты теперь, чего следует ожидать от дружбы с насара?
– Плохие люди, как и хорошие, есть всюду: и среди мусульман, и среди христиан.
– Эмир, – возражал он, – я удивляюсь тебе. Ты смягчил мое сердце так, что я был готов примириться с этими людьми. Теперь же, когда они не пощадили и тебя, пусть между нами говорит оружие.
– О чем это он говорит? – спросил Халеф.
– Ему не хочется быть связанным, поэтому он обещает опрокинуть наземь каждого, кто к нему приблизится.
– Машалла, он совсем сошел с ума!
Произнеся эти слова, мой малыш совершил прыжок, и в следующее мгновение халдей гигантского роста уже лежал на земле, – правда, нужно ради справедливости заметить, что у раиса уже были связаны руки. Спустя минуту Халеф так крепко перетянул ему ноги, что халдей лежал полностью неподвижный, как будто в футлярчике.
– Халеф, ему же придется сидеть на лошади! – напомнил я моему хадже.
– Не надо ему сидеть, господин, – отвечал хаджи. – Мы положим этого дедушку животом на седло, так он научится плавать.
– Хорошо, уведи его прочь!
Малыш схватил великана за воротник, приподнял его и, взвалив себе на спину, поволок во двор. Мы последовали за ним.
Как только мы вышли из дома, ко мне приблизился сэр Дэвид.
– Мистер, – обратился он ко мне, – ничего не понял, еще меньше чем ничего. Куда вы идете?
– К пещерному духу.
– Пещерному духу? Черт побери! А мне можно?
– Гм! Собственно говоря, нет.
– Вот дела! Не съем же я этого духа.
– Да уж. Я надеюсь!
– Где он живет?
– Наверху в скалах.
– Скалах? А там есть руины?
– Не знаю. Когда я был, там было темно.
– Скалы! Пещеры! Руины! Духи! Может быть, и Fowling bulls?
– Не думаю.
– И тем не менее я иду с вами! Слишком долго был здесь один, ни одна душа меня тут не понимает. Рад, что я вас опять имею. Возьмите меня с собой!
– Ну хорошо; но вы ничего не увидите.
– Не согласен, нечестно! Я хочу увидеть духа, духа или привидение! Все равно иду вместе! Yes!
Казалось, что перед домом мелека собралось все население Лизана, тем не менее, несмотря на присутствие столь многих людей, царила мертвая тишина. При свете факелов было отчетливо видно, как я с помощью Халефа клал раиса на лошадь; но никто и не думал осведомиться о причинах столь необычного события. Привели лошадей, принесли необходимое количество факелов, и, только когда мы уже сидели на лошадях, мелек объявил всему собранию, что они собираются посетить Рух-и-кульяна. Он приказал не предпринимать ничего до его возвращения. Наконец мы выбрались из толпы удивленных слушателей и поскакали по направлению к пещере.
Впереди скакали мелек с беем, за ними – Халеф, державший за повод лошадь раиса… Наше небольшое шествие завершал англичанин. Факелы были у Линдсея и у мелека.
Сперва мы ехали по проложенной тропинке, затем свернули в сторону, но по-прежнему места на дороге было достаточно для двух рядом идущих лошадей. Путешествие было фантастическое! За нами, в непроглядной темноте, лежала долина Заба, которую до сих пор посетили по крайней мере только лишь четверо европейцев. Справа от нас мы могли видеть далекие кроваво-красные факелы Лизана; слева, по ту сторону Заба, матово-белым пятном выделялся лагерь курдов; над нами нависала, темнея, гора, на вершине которой и жил пещерный дух. Даже для меня этот дух был некоторой загадкой, хотя он и позволил мне увидеть себя. Так и скакали мы: араб из Сахары, англичанин, курд, два насара и посередине немец с пленником.
Мы обогнули край скалы; долина исчезла из вида, а перед нами появился редкий горный лес. Мерцающий свет двух факелов выхватывал по дороге то чернеющий сук, то острую ветку, то отдельное дерево; нас окружал лес, полный таинственного шелеста, посвистывания и неясного шума; казалось, что спящий лес глубоко дышал, а цокот копыт наших лошадей напоминал глухой траурный барабанный бой.
– Ужасно! Yes! – еле слышно сказал, содрогнувшись, англичанин. – Не хотел бы один скакать к духу. Well! Вы были один?
– Нет.
– С кем же?
– С девушкой.
– С девушкой? Молодая?
– Да.
– Красивая?
– Очень.
– Интересная?
– Само собой! Интересней, чем Fowling bulls!
– О небеса, тогда вам повезло! Расскажите!
– Позднее, сэр. Вы ее еще увидите утром.
– Well! Оценю-ка, действительно ли она интересней, чем Fowling bulls. Yes!
Мы вели разговор очень тихо, но скоро совсем замолчали. В этой лесной ночи было что-то священное, не было слышно ни одного звука… Только время от времени всхрапывали наши лошади. Так мы продвигались вперед, пока не достигли горного гребня, где оба всадника, идущие в авангарде, остановились.
– Мы у цели, – сказал мелек. – Здесь, на расстоянии двухсот шагов, и лежат те самые пещеры, где живет дух. Тут мы слезаем с лошадей и оставляем их на этом месте. Ты идешь вместе с нами?
– Да, из-за раиса, но я дойду с вами только до пещеры. Погасите факелы!
Около привязанных к деревьям лошадей остались Халеф и Линдсей; раису развязали ноги, чтобы он мог идти. Доян был рядом и внимательно наблюдал все это своими светящимися в темноте глазами; они фосфоресцировали, как глаза акулы.
– Раис, ты последуешь за мелеком и беем. Я пойду за тобой. Чуть-чуть промедлишь – и сразу же познакомишься с острыми зубами этого пса, – прошептал я и дал знак мелеку, чтобы он продолжал двигаться дальше.
Неджир-бей нисколько не сопротивлялся и покорно шел передо мной. Мы пересекли по диагонали гребень горы и уже могли видеть внизу скалы. Не прошло и пяти минут, как мы уже стояли на том самом месте, где во время моего разговора с духом меня ждала Ингджа.
– Войдите в пещеру и идите вперед до тех пор, пока не увидите свет, – подсказал я своим спутникам.
Переживаемое приключение лишило все-таки моих друзей обычного хладнокровия, что я понял по их долгим и глубоким вздохам, поскольку не мог видеть их лиц.
– Эмир, развяжи мне руки! – попросил раис.
– Я не осмеливаюсь этого сделать, – был мой ответ.
– Я не убегу; я вместе с вами войду в пещеру!
– Что, руки болят?
– Очень!
– Помнишь, ты приказал так же связать руки мне, и я терпел эту боль вчетверо дольше, чем ты. Но, несмотря на это, я бы развязал тебе руки, если бы мог верить твоим обещаниям.
Раис ничего не ответил; значит, мое недоверие к нему было обоснованным. К нему подошли мелек и бей и встали так, что он оказался между ними.
– Господин, ты останешься здесь или же уйдешь к лошадям?
– Как вам угодно.
– Тогда останься тут. Ты можешь еще пригодиться из-за этого человека.
– Хорошо. Идите. Я буду ждать вас здесь.
Они ушли, и я мирно опустился на камень. Пес так хорошо вник в свои обязанности, что шел за раисом, пока я его не окликнул. Подбежав ко мне и усевшись рядом, Доян положил мне голову на колени. Я принялся его тихо гладить.
Я долго сидел так – один в темноте. Мысли заскользили через горы и долины, через сушу и море к моей родине. Иной исследователь много бы отдал, чтобы оказаться на моем месте! Как чудесно охранял меня Господь и помог дойти до этого места, в то время как целые превосходно экипированные экспедиции погибали даже там, где я встречал дружеский прием! Почему это было так? Как много книг прочитал я про чужие страны и их народы и как много предрассудков было описано там, и я верил в них и теперь с трудом отделывался от ложных представлений! Потом уже, не за столом, а в живом общении, передо мной предстали иные местности и страны, иные народы, иные племена. Предстали совершенно другими, зачастую лучше, чем они изображались в книгах.
Хорошее в человеке никогда нельзя полностью задушить, и даже самый дикий человек уважает чужестранца, если тот уважает его. Конечно, всюду есть исключения из правил. Но кто сеет любовь, тот и пожнет любовь, будь то у эскимосов или папуасов. Правда, на моей коже осталось немало всяческих шрамов и царапин; без этого тоже не обходилось, но только потому, что даже самый вежливый подмастерье должен смириться с иным острым словцом, а порой и со злой пощечиной, которые независимо от его действий выпадают на его долю.
Я же все-таки пионер западной цивилизации, христианства! Я не веду себя по отношению к моим далеким братьям уничижительно. Мои братья такие же дети Господни, как и мы, гордые эгоисты; я не презираю моих братьев за их другую культуру, за их малые начинания в этой области; я, наоборот, стараюсь ценить все это, – ведь не может же один сын Господень быть таким же, как и другой, и не с помощью заносчивости, а только с самоотверженностью можно нести в люди священное слово, которое «проповедует мир и сулит благословение». Это же слово пошло не от какого-то там Ксеркса, Александра, Цезаря или Наполеона, а от того, кто родился в яслях, от нищеты своей питался колосьями и не ведал, куда ему приклонить голову, чья первая проповедь звучала так: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное».
Прошло уже больше часа, а я сидел все еще один и уже опасался, что с моими спутниками случилось какое-нибудь несчастье. Раздумывая над тем, пойти или не пойти мне в пещеру, я услышал шаги.
Я поднялся. Мне сразу бросилось в глаза, что с раиса сняли путы.
– Эмир, тебе пришлось, однако, долгонько ждать нас! – улыбнулся мелек.
– Я уже стал о вас беспокоиться, – отвечал я, – и, не появись вы еще некоторое время, пошел бы за вами.
– Этого уже не нужно делать. Господин, мы видели Рух-и-кульяна и даже говорили с ним.
– Вы узнали его?
– Естественно. Это была… Лучше скажи первым ты, кто это был!
– Мара Дуриме.
– Да, эмир. Кто бы мог подумать!
– Я! Я уже давно об этом догадывался. Что вы с ним обсуждали?
– Это останется секретом. Господи, эта женщина – знаменитая царица, и то, что она нам сказала, смирило наши сердца. Бервари будут нашими гостями и покинут затем Лизан как наши друзья.
– Правда? – воскликнул я, приятно удивленный.
– Да, это так, – отвечал бей Гумри. – И ты знаешь, кому мы всем этим обязаны?
– Пещерному духу.
– Да. Но прежде всего тебе, эмир. Старая царица приказала нам быть твоими друзьями, хотя мы и прежде ими были. Останься в нашей стране как наш брат и как мой брат!
– Благодарю тебя! Но я люблю страну моих отцов и хотел бы мирно почить когда-нибудь на своей родине. Однако я с моими друзьями останусь у вас столько, сколько это мне позволяет время. А Мара Дуриме и дальше будет исполнять роль духа?
– Да, и никто, кроме нас, не будет знать, что дух – это она. Мы поклялись молчать об этом до тех пор, пока она не умрет. Ты тоже не станешь разглашать эту тайну, эмир?
– Конечно, я не скажу это никому!
– Она посетит тебя еще раз завтра после полудня, когда ты будешь гостить в моем доме. Она тебя любит как родного сына или внука, – заметил мелек. – Ну а теперь пошли.
– А что касается халдеев, которых созвал Неджир-бей? – спросил я быстро.
Я хотел уйти от пещеры, будучи полностью уверенным в успехе моего замысла.
Тут раис подошел ко мне и протянул мне руку.
– Господин, будь и моим другом и братом, а также, если сможешь, прости меня! Я был на неправильной дороге и хочу теперь исправиться. Сначала я верну тебе все, что отнял у тебя, и тотчас же пойду к своим людям, туда, где они собрались и ждут меня, чтобы сказать им, что наступил мир.
– Неджир-бей, возьми мою руку, я охотно тебя прощаю! Но знаешь ли ты, кто освободил меня из плена?
– Знаю. Мне рассказала об этом Мара Дуриме. Это были Мадана и Ингджа. А потом Ингджа, моя дочь, отвела тебя к Рух-и-кульяну.
– Ты зол на них?
– Я рассердился бы на них и сурово наказал бы, но слова духа усмирили мой несправедливый гнев, и я понял, что обе женщины поступили правильно. Разреши мне, чтобы и я смог тебя посетить!
– Я прошу тебя об этом. А теперь, братья, нам надо идти. Мои спутники, наверное, уже изволновались из-за меня.
Мы покинули таинственное место, вскарабкались вверх по склону и вскоре появились перед англичанином и Халефом. Они и в самом деле беспокоились.
– Почему же вы это были так долго, мистер? – подбежал ко мне Линдсей. – Я уже собирался отправиться убивать этого пещерного духа.
– Вот, как вы видите, чудеса героизма вовсе не понадобились.
– А что же было там, в пещере?
– Потом, потом, сейчас нам надо срочно отправляться в путь.
Неожиданно Халеф взял меня под руку.
– Сиди, – прошептал он мне на ухо, – раис больше не связан!
– Его освободил от пут пещерный дух.
– Тогда этот Рух-и-кульян весьма беспечный дух. Послушай, сиди, нам нужно опять его связать!
– Нет, он попросил у меня прощения, и я его простил.
– Сиди, ты еще беспечней, чем дух! Но я буду умнее, я, хаджи Халеф Омар, не прощу его!
– Тебе не в чем его прощать.
– Мне? И не в чем? – вскричал он удивленно.
– А чем он провинился перед тобой?
– Я являюсь твоим другом и охранником, а он покусился на тебя. Это гораздо страшнее и подлее, чем если бы он меня самого взял в плен. Если я должен его простить, то пускай тогда он и у меня просит прощения. Я не турок, не курд и не трусливый насара, я – араб, который не даст в обиду своего сиди. Скажи ему это!
– Потом, когда мне представится такая возможность. А теперь влезай на лошадь! Ты же видишь, что все остальные уже верхом.
Мелек зажег новые факелы, и мы пустились в обратный путь. Теперь в отличие от нашего пути к пещере мы не были столь молчаливы. Только я один не участвовал в разговоре. Линдсей и Халеф пытались общаться на примитивнейшем английском, вкрапляя арабские словечки, а трое курдов – на их живом, родном языке, для меня почти непонятном.
Наше приключение породило во мне немало разных мыслей. В чем состояла власть, которой обладает Мара Дуриме и благодаря которой она предотвратила целую войну? То обстоятельство, что она была когда-то повелительницей, могло и не иметь здесь решающего значения.
Для того чтобы примирить за такое короткое время двух противников, которые столь резко разнятся по своему происхождению и вере, нужно было что-то еще, необыкновенное. И еще более невообразимо было то, что она смогла так быстро превратить дикого, несдержанного Неджир-бея в приветливого, кроткого, почти как ягненок, человека. Видимо, мне не доведется всего этого узнать, это так и останется тайной бея, мелека и раиса!
Другой бы человек хвалился тем, что имеет такое влияние на людей, такую власть над ними. Мара Дуриме была не только таинственным человеком, но и обладала, конечно же, незаурядным, выдающимся характером. Вот великолепный сюжет для человека, рыщущего по белу свету в поисках интересного предмета для описания! Сознаюсь со стыдом, что мне было бы гораздо интереснее вникнуть в глубины этой тайны, чем разбираться во всех этих конфликтах.