Страница:
– Оставь это, мой дорогой Ифра. Я убежден в твоей храбрости. Ты был сегодня у мутеселлима?
– Баш-чауш отвел меня к нему, и мне пришлось отвечать на очень много вопросов.
– На какие?
– Нет ли среди нас беглеца. Правда ли, что ты с теми езидами убил много турок; не министр ли ты из Стамбула, и еще на многие, которые я не запомнил.
– Ваш путь, Ифра, ведет вас к Спандаре. Скажи деревенскому старосте, что я сегодня отправляюсь в Гумри и что я уже послал тот подарок бею Гумри. А в Баадри ты навестишь Али-бея, чтобы дополнить то, что расскажет ему Селек.
– Он тоже едет?
– Да. Где сейчас он?
– Около своей лошади.
– Скажи ему, пусть седлает. Я дам ему еще письмо. Теперь прощай, Ифра. Аллах да защитит тебя и твоего осла. Да не забудешь ты никогда, что ему на хвост полагается камень.
Трое моих спутников уже сидели в полной готовности в комнате англичанина. Халеф едва не обнимал меня от радости, англичанин протянул мне руку с таким радостным лицом, что я не сомневался, что он сильно тревожился обо мне.
– Была опасность, сэр? – спросил он.
– Я уже был в той самой камере, из которой я вызволил Амада эль-Гандура.
– А! Роскошное приключение! Быть пленник! Как долго?
– Две минуты.
– Сам обратно сделаться свободным?
– Сам? Расскажу сейчас вам все.
– Само собой разумеется! Well! Хорошая страна здесь! Очень хорошая! Каждый день приключения!
Я рассказал все ему по-английски и затем добавил:
– Через час нам уезжать.
Лицо англичанина вытянулось в вопросительный знак.
– В Гумри, – пояснил я.
– О, здесь было классно, классно! Интересно!
– Еще вчера вы не говорили, что здесь классно, мистер Линдсей.
– Быть неприятность! Не быть чего делать! Все равно красиво, очень красиво! Романтично! Yes! Как там с Гумри?
– Намного романтичней!
– Well! Тогда едем туда!
Он поднялся, чтобы позаботиться о своей лошади, и теперь у меня осталось время, чтобы рассказать о моих недавних приключениях тем двоим, что остались со мной. Никто не радовался так нашему отъезду, как Мохаммед Эмин, – самым сильным его желанием было увидеть своего сына. Он тоже поспешил готовиться к путешествию. Я отправился в свою комнату писать письмо Али-бею, в котором сообщил ему все в сжатых словах и поблагодарил его за оба письма, оказавших мне неоценимую помощь. Эти письма наряду со своим собственным я передал Селеку, который скоро должен был покинуть Амадию. Он не присоединился к транспорту, а предпочел, как истинный езид, ехать в одиночестве.
Я услышал торопливые шаги двух людей на лестнице: Селим-ага вместе с Мерсиной входили в мою комнату.
– Эфенди, ты всерьез хочешь покинуть Амадию? – спросил он меня.
– Ты ведь был у мутеселлима и все слышал.
– Они уже седлают лошадей! – прорыдала Мерсина, рукой смахивая слезы.
– Куда вы отправляетесь?
– Мы едем в Гумри. Но этого, Селим-ага, не стоит говорить мутеселлиму.
– Но сегодня вы уже туда не попадете.
– Тогда мы переночуем в дороге.
– Господин, – попросила Мерсина, – останься со мною здесь, дома, хотя бы на ночь. Я приготовлю вам мой лучший плов.
– Дело решенное, мы уезжаем.
– Может быть, ты боишься мутеселлима?
– Он сам знает, что я его не боюсь.
– Я тоже не боюсь, – вмешался Селим-ага, – однако ты отобрал у него две тысячи пиастров.
Мерсина сделала большие глаза:
– Машалла, вот это сумма!
– И, кроме того, золотом, – прибавил Селим-ага.
– Кому же эти громадные деньги?
– Эмиру, естественно! Эмир, если бы ты еще и за меня замолвил словечко!
– Ты этого не сделал, эфенди? – сказала Мерсина. – Ты ведь нам обещал!
– Да, я сдержал слово.
– На самом деле? Когда же ты говорил с мутеселлимом об этом?
– При этом присутствовал Селим-ага.
– Господин, я ничего не слышал, – заверил тот.
– Машалла! Тогда ты внезапно оглох. Мутеселлим ведь предлагал мне пятьсот пиастров взамен пяти тысяч, которые я потребовал.
– Это было для тебя, эфенди!
– Селим-ага, ты говорил, что ты – мой друг и любишь меня. И тем не менее полагаешь, я плохо держу свои обещания. Мне ведь просто пришлось притвориться, словно это было для меня.
– Притвориться?..
Он выпучил на меня глаза и окаменел.
– Притвориться? – выкрикнула Мерсина, быстрее соображавшая. – Почему ты должен был притвориться? Говори дальше!
– Это я уже объяснил аге…
– Эфенди, больше ничего не объясняй этому аге. Он все равно ничего не поймет, скажи лучше мне!
– Если бы я потребовал деньги для аги, то сделал бы мутеселлима его врагом…
– Точно, эфенди, – торопливо подхватила она. – Да, было бы еще хуже, после того, как ты уехал бы, нам снова пришлось бы отдать ему золото.
– Я тоже так посчитал, поэтому притворился, что требую денег для себя.
– Так это было не для тебя? О, говори скорее! – Благородная Мерсина тряслась от вожделения.
– Для аги, – ответил я.
– Машалла! Это так?
– Естественно.
– Сколько он получит денег, не считая тех пятидесяти пиастров?
– Очень много.
– Как много?
– Все.
– Аллах-иль-Аллах! Когда?
– Прямо сейчас.
– Хамдульиллах, через тебя Господь сделал нас богатыми! Но теперь тебе придется нам все отдать.
– Вот, идем сюда, Селим-ага!
Я отсчитал ему всю сумму прямо в руки. Он хотел тут же закрыть ладони, да не успел: Мерсина очень быстро оставила его без всех монет по сто пиастров.
– Мерсина! – загремел он.
– Селим-ага! – сверкнула она глазами.
– Это ведь мое! – рассердился он.
– Оно и останется твоим, – заверила она.
– Я сам могу их спрятать, – пробормотал он.
– Я спрячу надежнее, – уговаривала его она.
– Дай мне немного денег! – попросил он.
– Оставь их мне! – ластилась она к аге.
– Тогда дай мне по крайней мере вчерашние пятьдесят пиастров.
– Ты их получишь, Селим-ага!
– Все?
– Все, но двадцать три пиастра уже истрачены.
– Ничего себе все! Где же они?
– Нет их. Отданы за муку и воду для заключенных.
– За воду? Она ничего не стоит.
– Для заключенных нет ничего не имеющего цены, запомни это, Селим-ага! Но, эмир, теперь у тебя ничего нет!
Держа в руках деньги, Мерсина явно подобрела.
– Я не люблю деньги, к тому же мне нельзя их брать!
– Нельзя тебе? Почему?
– Моя вера запрещает мне это.
– Твоя вера? Аллах-иль-Аллах! Вера не запрещает ведь принимать деньги!
– Моя – запрещает! Эти деньги не принадлежали ни макреджу, ибо он получил их незаконным способом, ни мутеселлиму, ни аге. Они бы и не попали в руки истинных их владельцев. Только по этой причине я заставил мутеселлима отдать часть денег. Если уж все так сложилось, что эти деньги не вернутся в руки тех, кому они принадлежат по праву, то лучше, если вы из них также немного получите, чем если бы они все достались мутеселлиму.
– Эфенди, это очень хорошая вера! – заверила меня Мерсина. – Ты верный последователь Пророка. Аллах да благословит тебя за это!
– Послушай, Мерсина. Был бы я верным последователем Пророка, вы бы не получили этих денег, я бы все положил в свою собственную сумку. Я не мусульманин.
– Как не мусульманин! – воскликнула она удивленно. – А кто же тогда?
– Христианин.
– Машалла, ты нессора?
– Нет, у меня другая вера, чем у них.
– Тогда ты тоже, наверное, веришь в Святую Марию?
– Да.
– О эмир, христиане, которые в нее верят, все хорошие люди.
– Откуда ты это знаешь?
– Это видно по тебе, и я знаю еще об этом от старой Мары Дуриме.
– Вот как. Ты ее знаешь?
– Она известна всей Амадии. Она редко выходит, но уж если появляется, то дарит радость всем людям, которые ей встретятся на пути. Она тоже верит в Деву Марию, и ей поклоняются многие. Вот, вспомнила, что мне нужно сходить к ней.
– Она уехала.
– Да, она снова уехала; тем не менее мне нужно к ней.
– Зачем?
– Мне нужно сказать, что ты уезжаешь.
– Кто тебя об этом просил?
– Отец девочки, которую ты исцелил.
– Останься!
– Я должна!
– Мерсина, останься! Я тебе приказываю!
Я зря повышал голос, она уже спустилась по лестнице, и, когда я подошел к окну, она уже спешно пересекала площадь.
– Не беспокойся, эфенди! – сказал Селим-ага. – Она обещала. О, зачем ты дал мне деньги в ее присутствии! Теперь мне не достанется ни одной пара из них.
– Она растратит их на свои нужды?
– Нет, она скупа, эфенди. Все, что ей удается сберечь, она прячет так, чтобы я не нашел. Она очень гордится тем, что у меня будет много денег, когда она умрет. Хоть это и не особо удобно, ведь мне приходится страдать от этого сейчас. Я вынужден курить плохой, самый плохой табак и, когда я иду в трактир, пить самые дешевые из лекарств, а они, как ты понимаешь, нехорошие.
Селим-ага ушел, весьма огорченный. Я последовал за ним во двор, где седлали наших лошадей. Потом вместе с англичанином прошелся по городу и купил все, что было нужно для поездки. Когда мы возвратились, все уже собрались перед входом в дом. Там же стоял еще один человек, в котором я уже издали узнал отца моей пациентки.
– Господин, я услышал, что ты уезжаешь, – начал он и сделал несколько шагов мне навстречу. – Поэтому я пришел, чтобы попрощаться с тобой. Моя дочь скоро совсем выздоровеет. Она, моя жена и я будем молиться Аллаху, чтобы он тебя защитил. И чтобы ты вспоминал о нас, я принес маленький подарок и сердечно прошу не отказываться от него.
– Если это мелкая вещь, то я ее возьму, в противном случае – нет.
– Это так мало и невзрачно, что я не осмеливаюсь давать тебе самому. Позволь, я отдам это твоему слуге, где он?
– Вон он стоит у вороного.
Он извлек из-под широкой верхней одежды кожаный, усыпанный жемчужинами футляр и подал его Халефу. Я заметил, что кроме этого футляра он дал Халефу еще кое-что. Я поблагодарил его, и мы расстались.
Глава 5
– Баш-чауш отвел меня к нему, и мне пришлось отвечать на очень много вопросов.
– На какие?
– Нет ли среди нас беглеца. Правда ли, что ты с теми езидами убил много турок; не министр ли ты из Стамбула, и еще на многие, которые я не запомнил.
– Ваш путь, Ифра, ведет вас к Спандаре. Скажи деревенскому старосте, что я сегодня отправляюсь в Гумри и что я уже послал тот подарок бею Гумри. А в Баадри ты навестишь Али-бея, чтобы дополнить то, что расскажет ему Селек.
– Он тоже едет?
– Да. Где сейчас он?
– Около своей лошади.
– Скажи ему, пусть седлает. Я дам ему еще письмо. Теперь прощай, Ифра. Аллах да защитит тебя и твоего осла. Да не забудешь ты никогда, что ему на хвост полагается камень.
Трое моих спутников уже сидели в полной готовности в комнате англичанина. Халеф едва не обнимал меня от радости, англичанин протянул мне руку с таким радостным лицом, что я не сомневался, что он сильно тревожился обо мне.
– Была опасность, сэр? – спросил он.
– Я уже был в той самой камере, из которой я вызволил Амада эль-Гандура.
– А! Роскошное приключение! Быть пленник! Как долго?
– Две минуты.
– Сам обратно сделаться свободным?
– Сам? Расскажу сейчас вам все.
– Само собой разумеется! Well! Хорошая страна здесь! Очень хорошая! Каждый день приключения!
Я рассказал все ему по-английски и затем добавил:
– Через час нам уезжать.
Лицо англичанина вытянулось в вопросительный знак.
– В Гумри, – пояснил я.
– О, здесь было классно, классно! Интересно!
– Еще вчера вы не говорили, что здесь классно, мистер Линдсей.
– Быть неприятность! Не быть чего делать! Все равно красиво, очень красиво! Романтично! Yes! Как там с Гумри?
– Намного романтичней!
– Well! Тогда едем туда!
Он поднялся, чтобы позаботиться о своей лошади, и теперь у меня осталось время, чтобы рассказать о моих недавних приключениях тем двоим, что остались со мной. Никто не радовался так нашему отъезду, как Мохаммед Эмин, – самым сильным его желанием было увидеть своего сына. Он тоже поспешил готовиться к путешествию. Я отправился в свою комнату писать письмо Али-бею, в котором сообщил ему все в сжатых словах и поблагодарил его за оба письма, оказавших мне неоценимую помощь. Эти письма наряду со своим собственным я передал Селеку, который скоро должен был покинуть Амадию. Он не присоединился к транспорту, а предпочел, как истинный езид, ехать в одиночестве.
Я услышал торопливые шаги двух людей на лестнице: Селим-ага вместе с Мерсиной входили в мою комнату.
– Эфенди, ты всерьез хочешь покинуть Амадию? – спросил он меня.
– Ты ведь был у мутеселлима и все слышал.
– Они уже седлают лошадей! – прорыдала Мерсина, рукой смахивая слезы.
– Куда вы отправляетесь?
– Мы едем в Гумри. Но этого, Селим-ага, не стоит говорить мутеселлиму.
– Но сегодня вы уже туда не попадете.
– Тогда мы переночуем в дороге.
– Господин, – попросила Мерсина, – останься со мною здесь, дома, хотя бы на ночь. Я приготовлю вам мой лучший плов.
– Дело решенное, мы уезжаем.
– Может быть, ты боишься мутеселлима?
– Он сам знает, что я его не боюсь.
– Я тоже не боюсь, – вмешался Селим-ага, – однако ты отобрал у него две тысячи пиастров.
Мерсина сделала большие глаза:
– Машалла, вот это сумма!
– И, кроме того, золотом, – прибавил Селим-ага.
– Кому же эти громадные деньги?
– Эмиру, естественно! Эмир, если бы ты еще и за меня замолвил словечко!
– Ты этого не сделал, эфенди? – сказала Мерсина. – Ты ведь нам обещал!
– Да, я сдержал слово.
– На самом деле? Когда же ты говорил с мутеселлимом об этом?
– При этом присутствовал Селим-ага.
– Господин, я ничего не слышал, – заверил тот.
– Машалла! Тогда ты внезапно оглох. Мутеселлим ведь предлагал мне пятьсот пиастров взамен пяти тысяч, которые я потребовал.
– Это было для тебя, эфенди!
– Селим-ага, ты говорил, что ты – мой друг и любишь меня. И тем не менее полагаешь, я плохо держу свои обещания. Мне ведь просто пришлось притвориться, словно это было для меня.
– Притвориться?..
Он выпучил на меня глаза и окаменел.
– Притвориться? – выкрикнула Мерсина, быстрее соображавшая. – Почему ты должен был притвориться? Говори дальше!
– Это я уже объяснил аге…
– Эфенди, больше ничего не объясняй этому аге. Он все равно ничего не поймет, скажи лучше мне!
– Если бы я потребовал деньги для аги, то сделал бы мутеселлима его врагом…
– Точно, эфенди, – торопливо подхватила она. – Да, было бы еще хуже, после того, как ты уехал бы, нам снова пришлось бы отдать ему золото.
– Я тоже так посчитал, поэтому притворился, что требую денег для себя.
– Так это было не для тебя? О, говори скорее! – Благородная Мерсина тряслась от вожделения.
– Для аги, – ответил я.
– Машалла! Это так?
– Естественно.
– Сколько он получит денег, не считая тех пятидесяти пиастров?
– Очень много.
– Как много?
– Все.
– Аллах-иль-Аллах! Когда?
– Прямо сейчас.
– Хамдульиллах, через тебя Господь сделал нас богатыми! Но теперь тебе придется нам все отдать.
– Вот, идем сюда, Селим-ага!
Я отсчитал ему всю сумму прямо в руки. Он хотел тут же закрыть ладони, да не успел: Мерсина очень быстро оставила его без всех монет по сто пиастров.
– Мерсина! – загремел он.
– Селим-ага! – сверкнула она глазами.
– Это ведь мое! – рассердился он.
– Оно и останется твоим, – заверила она.
– Я сам могу их спрятать, – пробормотал он.
– Я спрячу надежнее, – уговаривала его она.
– Дай мне немного денег! – попросил он.
– Оставь их мне! – ластилась она к аге.
– Тогда дай мне по крайней мере вчерашние пятьдесят пиастров.
– Ты их получишь, Селим-ага!
– Все?
– Все, но двадцать три пиастра уже истрачены.
– Ничего себе все! Где же они?
– Нет их. Отданы за муку и воду для заключенных.
– За воду? Она ничего не стоит.
– Для заключенных нет ничего не имеющего цены, запомни это, Селим-ага! Но, эмир, теперь у тебя ничего нет!
Держа в руках деньги, Мерсина явно подобрела.
– Я не люблю деньги, к тому же мне нельзя их брать!
– Нельзя тебе? Почему?
– Моя вера запрещает мне это.
– Твоя вера? Аллах-иль-Аллах! Вера не запрещает ведь принимать деньги!
– Моя – запрещает! Эти деньги не принадлежали ни макреджу, ибо он получил их незаконным способом, ни мутеселлиму, ни аге. Они бы и не попали в руки истинных их владельцев. Только по этой причине я заставил мутеселлима отдать часть денег. Если уж все так сложилось, что эти деньги не вернутся в руки тех, кому они принадлежат по праву, то лучше, если вы из них также немного получите, чем если бы они все достались мутеселлиму.
– Эфенди, это очень хорошая вера! – заверила меня Мерсина. – Ты верный последователь Пророка. Аллах да благословит тебя за это!
– Послушай, Мерсина. Был бы я верным последователем Пророка, вы бы не получили этих денег, я бы все положил в свою собственную сумку. Я не мусульманин.
– Как не мусульманин! – воскликнула она удивленно. – А кто же тогда?
– Христианин.
– Машалла, ты нессора?
– Нет, у меня другая вера, чем у них.
– Тогда ты тоже, наверное, веришь в Святую Марию?
– Да.
– О эмир, христиане, которые в нее верят, все хорошие люди.
– Откуда ты это знаешь?
– Это видно по тебе, и я знаю еще об этом от старой Мары Дуриме.
– Вот как. Ты ее знаешь?
– Она известна всей Амадии. Она редко выходит, но уж если появляется, то дарит радость всем людям, которые ей встретятся на пути. Она тоже верит в Деву Марию, и ей поклоняются многие. Вот, вспомнила, что мне нужно сходить к ней.
– Она уехала.
– Да, она снова уехала; тем не менее мне нужно к ней.
– Зачем?
– Мне нужно сказать, что ты уезжаешь.
– Кто тебя об этом просил?
– Отец девочки, которую ты исцелил.
– Останься!
– Я должна!
– Мерсина, останься! Я тебе приказываю!
Я зря повышал голос, она уже спустилась по лестнице, и, когда я подошел к окну, она уже спешно пересекала площадь.
– Не беспокойся, эфенди! – сказал Селим-ага. – Она обещала. О, зачем ты дал мне деньги в ее присутствии! Теперь мне не достанется ни одной пара из них.
– Она растратит их на свои нужды?
– Нет, она скупа, эфенди. Все, что ей удается сберечь, она прячет так, чтобы я не нашел. Она очень гордится тем, что у меня будет много денег, когда она умрет. Хоть это и не особо удобно, ведь мне приходится страдать от этого сейчас. Я вынужден курить плохой, самый плохой табак и, когда я иду в трактир, пить самые дешевые из лекарств, а они, как ты понимаешь, нехорошие.
Селим-ага ушел, весьма огорченный. Я последовал за ним во двор, где седлали наших лошадей. Потом вместе с англичанином прошелся по городу и купил все, что было нужно для поездки. Когда мы возвратились, все уже собрались перед входом в дом. Там же стоял еще один человек, в котором я уже издали узнал отца моей пациентки.
– Господин, я услышал, что ты уезжаешь, – начал он и сделал несколько шагов мне навстречу. – Поэтому я пришел, чтобы попрощаться с тобой. Моя дочь скоро совсем выздоровеет. Она, моя жена и я будем молиться Аллаху, чтобы он тебя защитил. И чтобы ты вспоминал о нас, я принес маленький подарок и сердечно прошу не отказываться от него.
– Если это мелкая вещь, то я ее возьму, в противном случае – нет.
– Это так мало и невзрачно, что я не осмеливаюсь давать тебе самому. Позволь, я отдам это твоему слуге, где он?
– Вон он стоит у вороного.
Он извлек из-под широкой верхней одежды кожаный, усыпанный жемчужинами футляр и подал его Халефу. Я заметил, что кроме этого футляра он дал Халефу еще кое-что. Я поблагодарил его, и мы расстались.
Глава 5
СРЕДИ ПРИВЕРЖЕНЦЕВ КРОВНОЙ МЕСТИ
Спустившись с возвышенности, что лежала за Амадией, тропа повела нас под гору, к долине Невдашт. Оказавшись там, мы пришпорили лошадей, и они понесли нас как птицы через скудные земли, характерные для этой долины.
Мы доехали до деревни Магланы, о которой мне много говорил курд Дохуб. Ее населяют курды, постоянно враждующие с живущими неподалеку халдейскими христианами. Мы остановились только единожды, чтобы справиться о дороге, и дальше двигались без остановок. Наш путь пролегал по разрушенным поселениям, похоронившим под своими обрушившимися стенами тела их жителей. Руины были в полном беспорядке; человеческие кости, лежавшие тут и там, были обглоданы дикими зверями. Я содрогнулся.
Вдалеке – и справа, и слева – время от времени поднимался дым. Впереди показался одинокий всадник. Заметив нас, он быстро свернул в сторону. Это было понятно, ведь мы находились не на мирной земле, к тому же он увидел, что нас несколько человек.
Опускался вечер. В долине перед нами раскинулась небольшая деревня, домов примерно в тридцать. Это было селение Тиа, где мы собирались переночевать, но как нас там примут, мы не знали.
Заметили нас еще издалека, и несколько всадников направились навстречу, чтобы либо сразиться с нами как с врагами, либо принять как друзей. Примерно за двести шагов от деревни они остановились, поджидая нас.
– Ждите меня здесь! – сказал я и поспешил к всадникам.
Увидев мою лошадь, они заметно оживились и начали совещаться. Это дало мне повод, с одной стороны, возгордиться своей лошадью, с другой – опасаться за свою жизнь. Хорошая лошадь, красивое оружие и деньги для курдов представляют особый интерес. Всякий, кто обладает хотя бы одним из вышеперечисленного, никогда не будет чувствовать себя в полной безопасности среди этих грабителей. В любой момент он может потерять все свои ценности да и свою жизнь в придачу.
Один из всадников двинулся навстречу нам.
– Добрый день! – поприветствовал я его.
Он поблагодарил меня и смерил взглядом, начиная с тюрбана и кончая копытами моей лошади. Затем он спросил:
– Откуда ты?
– Из Амадии.
– А куда ты едешь?
– В Гумри-Кала.
– Кто ты? Турок или араб?
– Нет, я…
– Молчать! – приказал он мне. – Спрашиваю я, а ты мне только отвечаешь! Ты говоришь по-курдски, но ты не курд. Может, ты грек, или русский, или перс?
– Нет, – сказал я.
Теперь он оказался в затруднении. Мне нельзя было говорить, к какому народу я принадлежу. Он же хотел показаться умным и догадаться сам. Но это у него никак не выходило. Тогда он двинул своего коня по глазу так, что тот громко заржал.
– Кто же все-таки ты?
– Джермен – немец, – ответил я ему гордо.
– Джермен? Я их знаю. Их племя живет на берегу озера Урмиа в жалких хижинах из камыша. – Эти слова он произнес с особым презрением.
– Ты ошибаешься, – возразил я ему. – Джермены не живут на берегу этого озера. И не живут в жалких камышовых хижинах.
– Молчи! Я знаю это племя, и если ты не знаешь, где они живут, то ты не джермен. А это что за курд? – И он указал на англичанина.
– Это не курд, он только одет по-курдски.
– Если он только одет по-курдски, значит, он не курд!
– Вот я и говорю.
– А если он не курд, то он не должен носить курдскую одежду. Это запрещено. Кто он?
– Ингло, – отвечал я коротко.
– Ингло? Я знаю инглов, они живут за горою Арарат, грабят караваны и едят ящериц – гумгумуку гаурана.
– Ты снова ошибаешься! Это все не так, они не живут за горою Арарат, не грабят караваны и не едят ящериц.
– Молчи! Я был в стране инглов и сам с ними ел гумгумуку гаурана и даже гумгумуку делана. Если он их не ест, он не ингло. А кто будут три других всадника?
– Один из них – мой слуга, остальные – арабы.
– Из какого племени?
– Из большого племени шаммаров.
Я сказал правду, поскольку хорошо знал вражду турок и шаммаров. Враг турка должен был быть другом курда. Правда, я знал еще, что северные племена шаммаров живут в такой же вражде с южными курдскими племенами, но только из-за грабительских походов курдов, которые не могут жить спокойно и насмерть перессорились даже со своими соплеменниками. Мы находились в центре Курдистана, куда наверняка еще не ступала нога враждебного араба, поэтому я отвечал спокойно, будучи убежденным, что это не принесет нам вреда.
– Я знаю шаммаров, – снова начал курд. – Они живут у устья Евфрата, пьют морскую воду, и у них злые глаза. Они женятся на собственных матерях и делают колбасу из свинины.
– Ты снова ошибаешься. Они не живут у моря и никогда не ели свинины.
– Молчи! Я сам был у них и все это видел. Если эти мужчины не женятся на своих матерях, то они не шаммары. Еще шаммары живут в кровной вражде с курдами из Сар-Хазана и Зибара, поэтому они наши враги. Что вам нужно здесь?
– Мы хотели спросить, нет ли у вас хижины, где мы могли бы сегодня переночевать.
– У нас нет хижин. Мы – курды-бервари, и у нас дома. Вам дадут дом, если вы докажете, что вы не наши враги.
– Как нам это доказать?
– Отдайте нам ваших лошадей и оружие.
«Ах ты старый лжец и пожиратель ящериц! Ты думаешь, что люди, делающие колбасу, – непроходимые глупцы!» Это я так подумал, вслух же сказал:
– Мужчина никогда не расстается со своим оружием и конем.
– Тогда вам нельзя оставаться у нас, – ответил он грубо.
– Значит, мы двинемся дальше, – заключил я и поскакал к своим спутникам; курды, же тесно окружили своего предводителя.
– Что он сказал? – спросил меня англичанин.
– Он хочет в обмен на то, что мы здесь переночуем, получить наше оружие и коней.
– Пусть попробует прийти и взять, – сказал англичанин вежливо.
– Ради бога, только без выстрелов! Курды придерживаются кровной мести еще истовее арабов. Если они нападут на нас и мы раним или убьем одного из них, то мы пропали; их здесь раз в пять больше, чем нас.
– Что же нам делать? – спросил он.
– Прежде всего двигаться дальше, если же они попытаются нам помешать, то вести переговоры.
Я сообщил все это остальным, и возражений не нашлось, хотя среди них не было трусов. Эти курды наверняка не все были из одной деревни, там просто не могло быть столько взрослых воинов. Однако почему-то они собрались именно здесь, и, как мне казалось, в каком-то особенно воинственном настроении. Между тем они закончили совещаться, рассредоточились и представляли теперь собой кучу всадников, в беспорядке стоящих друг возле друга и не двигающихся с места. Очевидно, они ожидали нашего решения.
– Они хотят перекрыть нам дорогу, – сказал Мохаммед.
– Похоже, это так, – согласился я с ним. – И все-таки не надо применять оружия, пока не окажемся в опасности!
– Поэтому нам нужно объехать деревню, причем как можно дальше от нее, – предложил мне мой маленький арабский слуга Халеф.
– Да. Поехали!
Мы поехали по широкой дуге. Одновременно с этим курды пришпорили своих лошадей, и их предводитель снова подскакал ко мне.
– Куда ты хочешь ехать? – спросил он.
– В Гумри-Кала, – повторил я, подчеркивая свою решимость.
Ответ мой, видимо, пришелся предводителю курдов не по нраву, и он возразил:
– Слишком далеко, к тому же уже приближается ночь. Вы не успеете добраться до Гумри.
– Если не успеем, то переночуем в какой-нибудь другой деревне или просто в пути.
– Но ведь на вас могут напасть дикие звери, а у вас плохое оружие.
Это он, конечно же, зондировал почву; наверняка он ждал, что мы убедим его в противоположном, и это, естественно, могло подогреть желание курдов завладеть оружием. Но я все же заявил, что у нас очень хорошее оружие.
– Не верю! – Таков был его ответ.
– О, у нас есть оружие, которого одного хватит, чтобы вас всех перебить!
Он засмеялся и сказал:
– У тебя непомерно длинный язык. Покажи-ка мне это оружие!
Я вынул один из моих револьверов и спросил курда:
– Ты видишь эту маленькую штуку?
Затем я подозвал моего слугу и приказал ему:
– Обломай ветку с куста, оставь на ней лишь шесть листьев и держи вверху. Я буду стрелять по листьям!
Остальные курды, смекнув, в чем дело, подобрались поближе. Я отъехал достаточно далеко от ветки и прицелился. Быстро сделал шесть выстрелов, и затем Халеф передал ветку курдам.
– Боже мой, – вскричал предводитель, – он попал во все шесть листков!
– Это несложно, – похвалился я, – у джерменов это может любой ребенок. Но чудо в том, что эту маленькую штучку можно использовать даже не заряжая.
Пока люди курда с большим интересом осматривали ветку, я, прикрываясь лошадью, вынул все шесть гильз и снова зарядил револьвер, так что они ничего не заметили.
– Что у тебя за оружие? – спросил курд.
– Ты видишь то дерево? Смотри!
Я спешился и прицелился из штуцера. Один, два, три, пять, восемь… одиннадцать выстрелов! При каждом новом выстреле курды издавали возгласы удивления. Я отставил ружье в сторону.
– Идите и посмотрите на дерево!
Все поспешили к дереву, и многие, чтобы лучше видеть, спешились. Благодаря этому у меня снова появилось время для перезарядки оружия. Этот же самый эксперимент с тем же самым штуцером «генри» обеспечил мне уважение команчей, я и теперь ожидал похожей реакции. Главарь подошел ко мне, восклицая:
– Господин, все одиннадцать пуль попали в тутовое дерево одна за другой!
То, что он теперь называл меня господином, было хорошим знаком.
– Теперь ты знаешь наше оружие, – сказал я. – И должен нам поверить, что мы не боимся ваших диких зверей.
– Покажи еще раз свое оружие!
– У меня нет для этого времени. Солнце уже опускается, а нам нужно ехать дальше.
– Подожди немного!
Он поскакал к своим людям, посовещался с ними, затем вернулся и торжественно объявил:
– Вы можете остаться у нас!
– Но мы не отдадим ни коней, ни оружия, – отвечал я.
– Этого и не нужно. Вас пять человек, и пятеро из наших вызвались принять у себя в доме по одному человеку. Ты переночуешь у меня.
М-да, ситуация… Нужно смотреть в оба. Почему они вдруг уступили? Почему не хотят, чтобы мы ехали дальше?
– Мы не останемся у вас, – заявил я ему. – Мы едем вместе и только тогда заночуем, если будем вместе.
– Тогда подождите еще немного!
Он снова переговорил со своими людьми. На этот раз переговоры заняли немного больше времени, и мне показалось, что они намеренно хотят продержать нас здесь до того момента, когда станет уже слишком поздно, чтобы скакать дальше. Наконец он вернулся и сказал:
– Господин, пусть будет по-твоему. Мы дадим вам дом, где вы сможете переночевать.
– А наши лошади?
– Около дома есть двор, где их можно поставить.
– Мы в этом доме будем ночевать одни?
– Да, там никого, кроме вас, не будет. Видишь, один всадник уже ускакал, чтобы передать приказ. Вы будете платить за пищу или вы хотите получить ее бесплатно?
– Мы желаем быть вашими гостями. Ты это обещаешь?
– Я обещаю.
– Ты, наверно, староста деревни?
– Да.
– Тогда протяни мне свои руки и скажи, что я твой друг!
Несколько неохотно он дал мне свои руки. Теперь я почувствовал себя уверенней и кивнул моим, чтобы они подъехали. Курды окружили нас, и мы пустили наших лошадей галопом к деревне. Там мы остановились перед относительно приличным домом.
– Вот ваш дом на эту ночь, – объявил нам староста. – Входите!
Прежде чем спешиться, я осмотрел здание с наружной стороны. Оно имело лишь один этаж и плоскую крышу, на которой стояло некоторое подобие сарайчика, наверно для хранения сена. Примыкающее к дому дворовое пространство было огорожено широкой стеной примерно в три локтя вышиной, которая была, однако, ниже узкой полосы кустарника, тянувшегося сзади стены. Во двор можно было попасть только через дом.
– Мы довольны жилищем. Где нам взять корм для лошадей? – спросил я.
– Я вам его пришлю.
– Там же, наверху, лежит корм, – заметил я, указывая на сарай.
Явно смущенный, он поднял глаза и после этого ответил:
– Это плохой корм, он только повредит вашим лошадям.
– А кто принесет нам еду?
– Я сам ее доставлю, будут и свечи. Если вам еще что-нибудь нужно, скажите мне. Я живу неподалеку, вон в том доме.
Он указал на стоящее поблизости здание. Мы спешились и отвели лошадей во двор. Деревенский староста остался на улице, а мы вошли в дом. Осмотрев внутреннюю обстановку, мы выяснили, что она состоит из одного лишь покоя, разделенного тонкой ивовой плетеной стенкой на две неравные части. Каждая часть имела по два отверстия, прикрытых циновками и служивших окнами. Находились они достаточно высоко, но были так узки, что в них нельзя просунуть и головы. Пол, часть которого была покрыта циновкой, представлял собой утоптанную глину. Мебели не было и в помине.
Обе двери можно было закрыть весьма увесистым и прочным засовом, что создавало бы нам по крайней мере относительную безопасность. Во дворе лежали какие-то деревянные балки и инструмент, назначения которого я не понимал.
Оставшись одни, мы тут же стали совещаться.
– Ты думаешь, что здесь мы в безопасности? – спросил меня шейх.
– Сомневаюсь, но староста мне обещал и наверняка свое слово сдержит. Мы его гости и более того – гости всей деревни.
– Но там было много чужих, тех, кто не живет в этой деревне.
– Они не смогут нам ничего сделать, – отвечал я. – Если они убьют одного из нас, то они нарушат закон кровной мести этой деревни и будут наказаны.
– А если они захотят нас только обокрасть?
– А чем они могут у нас поживиться?
– Лошадьми, может быть, оружием или еще чем-нибудь.
Шейх Мохаммед Эмин серьезно погладил бороду и, смеясь, сказал:
– Мы будем защищаться…
– …и будем отвечать по закону кровной мести, – дополнил я. – Лучше подождем.
Тут в дом вошел бродивший во дворе англичанин.
– Кхе-кхе! – Он откашлялся. – Что-то видел! Интересно! Yes!
– Что? Где? Рассказывайте же!
– Шшш! Не смотреть вверх! Был во дворе. Грязное место! Увидеть кусты около стены и влез наверх. Прекрасное нападение снаружи! Получится здорово. Глядел наверх и видеть ногу. Well! Ногу мужчины. Выглянуть немножко одну минуту из той хижины, где корм.
– Вы на самом деле видели, сэр?
– Очень на самом деле! Yes!
Только теперь я подумал, что я не видел лестницы, по которой можно было бы попасть наверх, на крышу. Мы вышли во двор поискать лестницу. Ее нигде не было. Внутри здания мы также ничего не обнаружили, и тем не менее нужно было обязательно посмотреть, что там наверху. К этому времени уже почти наступила ночь. Я решил внимательно все обследовать сам.
Вверху, над задней дверью, я увидел торчащую из стены балку. Взяв лассо, я сложил его в четыре раза, сделав таким образом одну большую петлю, и резко бросил ее вверх. Она повисла на балке так, что я смог дотянуться до нее снизу. Подтянувшись, я ступил в петлю и взобрался на крышу. Затем прошел по ней к хранилищу с кормом. Сунул туда руку, но ничего подозрительного там не нашел. Только когда моя рука достигла дна в самом дальнем углу, я нащупал голову человека.
– Кто ты? – спросил я.
– Уа! – раздалось снизу.
Мужчина явно делал вид, что он спал.
– Выходи! – приказал я ему.
– Уа! – прозвучало еще раз.
Незнакомец оттолкнул мою руку и медленно, позевывая, вылез наверх. Еще было достаточно светло, чтобы я смог отчетливо разглядеть: мужчина не спал ни секунды. Он выпучил на меня глаза и притворился удивленным.
Мы доехали до деревни Магланы, о которой мне много говорил курд Дохуб. Ее населяют курды, постоянно враждующие с живущими неподалеку халдейскими христианами. Мы остановились только единожды, чтобы справиться о дороге, и дальше двигались без остановок. Наш путь пролегал по разрушенным поселениям, похоронившим под своими обрушившимися стенами тела их жителей. Руины были в полном беспорядке; человеческие кости, лежавшие тут и там, были обглоданы дикими зверями. Я содрогнулся.
Вдалеке – и справа, и слева – время от времени поднимался дым. Впереди показался одинокий всадник. Заметив нас, он быстро свернул в сторону. Это было понятно, ведь мы находились не на мирной земле, к тому же он увидел, что нас несколько человек.
Опускался вечер. В долине перед нами раскинулась небольшая деревня, домов примерно в тридцать. Это было селение Тиа, где мы собирались переночевать, но как нас там примут, мы не знали.
Заметили нас еще издалека, и несколько всадников направились навстречу, чтобы либо сразиться с нами как с врагами, либо принять как друзей. Примерно за двести шагов от деревни они остановились, поджидая нас.
– Ждите меня здесь! – сказал я и поспешил к всадникам.
Увидев мою лошадь, они заметно оживились и начали совещаться. Это дало мне повод, с одной стороны, возгордиться своей лошадью, с другой – опасаться за свою жизнь. Хорошая лошадь, красивое оружие и деньги для курдов представляют особый интерес. Всякий, кто обладает хотя бы одним из вышеперечисленного, никогда не будет чувствовать себя в полной безопасности среди этих грабителей. В любой момент он может потерять все свои ценности да и свою жизнь в придачу.
Один из всадников двинулся навстречу нам.
– Добрый день! – поприветствовал я его.
Он поблагодарил меня и смерил взглядом, начиная с тюрбана и кончая копытами моей лошади. Затем он спросил:
– Откуда ты?
– Из Амадии.
– А куда ты едешь?
– В Гумри-Кала.
– Кто ты? Турок или араб?
– Нет, я…
– Молчать! – приказал он мне. – Спрашиваю я, а ты мне только отвечаешь! Ты говоришь по-курдски, но ты не курд. Может, ты грек, или русский, или перс?
– Нет, – сказал я.
Теперь он оказался в затруднении. Мне нельзя было говорить, к какому народу я принадлежу. Он же хотел показаться умным и догадаться сам. Но это у него никак не выходило. Тогда он двинул своего коня по глазу так, что тот громко заржал.
– Кто же все-таки ты?
– Джермен – немец, – ответил я ему гордо.
– Джермен? Я их знаю. Их племя живет на берегу озера Урмиа в жалких хижинах из камыша. – Эти слова он произнес с особым презрением.
– Ты ошибаешься, – возразил я ему. – Джермены не живут на берегу этого озера. И не живут в жалких камышовых хижинах.
– Молчи! Я знаю это племя, и если ты не знаешь, где они живут, то ты не джермен. А это что за курд? – И он указал на англичанина.
– Это не курд, он только одет по-курдски.
– Если он только одет по-курдски, значит, он не курд!
– Вот я и говорю.
– А если он не курд, то он не должен носить курдскую одежду. Это запрещено. Кто он?
– Ингло, – отвечал я коротко.
– Ингло? Я знаю инглов, они живут за горою Арарат, грабят караваны и едят ящериц – гумгумуку гаурана.
– Ты снова ошибаешься! Это все не так, они не живут за горою Арарат, не грабят караваны и не едят ящериц.
– Молчи! Я был в стране инглов и сам с ними ел гумгумуку гаурана и даже гумгумуку делана. Если он их не ест, он не ингло. А кто будут три других всадника?
– Один из них – мой слуга, остальные – арабы.
– Из какого племени?
– Из большого племени шаммаров.
Я сказал правду, поскольку хорошо знал вражду турок и шаммаров. Враг турка должен был быть другом курда. Правда, я знал еще, что северные племена шаммаров живут в такой же вражде с южными курдскими племенами, но только из-за грабительских походов курдов, которые не могут жить спокойно и насмерть перессорились даже со своими соплеменниками. Мы находились в центре Курдистана, куда наверняка еще не ступала нога враждебного араба, поэтому я отвечал спокойно, будучи убежденным, что это не принесет нам вреда.
– Я знаю шаммаров, – снова начал курд. – Они живут у устья Евфрата, пьют морскую воду, и у них злые глаза. Они женятся на собственных матерях и делают колбасу из свинины.
– Ты снова ошибаешься. Они не живут у моря и никогда не ели свинины.
– Молчи! Я сам был у них и все это видел. Если эти мужчины не женятся на своих матерях, то они не шаммары. Еще шаммары живут в кровной вражде с курдами из Сар-Хазана и Зибара, поэтому они наши враги. Что вам нужно здесь?
– Мы хотели спросить, нет ли у вас хижины, где мы могли бы сегодня переночевать.
– У нас нет хижин. Мы – курды-бервари, и у нас дома. Вам дадут дом, если вы докажете, что вы не наши враги.
– Как нам это доказать?
– Отдайте нам ваших лошадей и оружие.
«Ах ты старый лжец и пожиратель ящериц! Ты думаешь, что люди, делающие колбасу, – непроходимые глупцы!» Это я так подумал, вслух же сказал:
– Мужчина никогда не расстается со своим оружием и конем.
– Тогда вам нельзя оставаться у нас, – ответил он грубо.
– Значит, мы двинемся дальше, – заключил я и поскакал к своим спутникам; курды, же тесно окружили своего предводителя.
– Что он сказал? – спросил меня англичанин.
– Он хочет в обмен на то, что мы здесь переночуем, получить наше оружие и коней.
– Пусть попробует прийти и взять, – сказал англичанин вежливо.
– Ради бога, только без выстрелов! Курды придерживаются кровной мести еще истовее арабов. Если они нападут на нас и мы раним или убьем одного из них, то мы пропали; их здесь раз в пять больше, чем нас.
– Что же нам делать? – спросил он.
– Прежде всего двигаться дальше, если же они попытаются нам помешать, то вести переговоры.
Я сообщил все это остальным, и возражений не нашлось, хотя среди них не было трусов. Эти курды наверняка не все были из одной деревни, там просто не могло быть столько взрослых воинов. Однако почему-то они собрались именно здесь, и, как мне казалось, в каком-то особенно воинственном настроении. Между тем они закончили совещаться, рассредоточились и представляли теперь собой кучу всадников, в беспорядке стоящих друг возле друга и не двигающихся с места. Очевидно, они ожидали нашего решения.
– Они хотят перекрыть нам дорогу, – сказал Мохаммед.
– Похоже, это так, – согласился я с ним. – И все-таки не надо применять оружия, пока не окажемся в опасности!
– Поэтому нам нужно объехать деревню, причем как можно дальше от нее, – предложил мне мой маленький арабский слуга Халеф.
– Да. Поехали!
Мы поехали по широкой дуге. Одновременно с этим курды пришпорили своих лошадей, и их предводитель снова подскакал ко мне.
– Куда ты хочешь ехать? – спросил он.
– В Гумри-Кала, – повторил я, подчеркивая свою решимость.
Ответ мой, видимо, пришелся предводителю курдов не по нраву, и он возразил:
– Слишком далеко, к тому же уже приближается ночь. Вы не успеете добраться до Гумри.
– Если не успеем, то переночуем в какой-нибудь другой деревне или просто в пути.
– Но ведь на вас могут напасть дикие звери, а у вас плохое оружие.
Это он, конечно же, зондировал почву; наверняка он ждал, что мы убедим его в противоположном, и это, естественно, могло подогреть желание курдов завладеть оружием. Но я все же заявил, что у нас очень хорошее оружие.
– Не верю! – Таков был его ответ.
– О, у нас есть оружие, которого одного хватит, чтобы вас всех перебить!
Он засмеялся и сказал:
– У тебя непомерно длинный язык. Покажи-ка мне это оружие!
Я вынул один из моих револьверов и спросил курда:
– Ты видишь эту маленькую штуку?
Затем я подозвал моего слугу и приказал ему:
– Обломай ветку с куста, оставь на ней лишь шесть листьев и держи вверху. Я буду стрелять по листьям!
Остальные курды, смекнув, в чем дело, подобрались поближе. Я отъехал достаточно далеко от ветки и прицелился. Быстро сделал шесть выстрелов, и затем Халеф передал ветку курдам.
– Боже мой, – вскричал предводитель, – он попал во все шесть листков!
– Это несложно, – похвалился я, – у джерменов это может любой ребенок. Но чудо в том, что эту маленькую штучку можно использовать даже не заряжая.
Пока люди курда с большим интересом осматривали ветку, я, прикрываясь лошадью, вынул все шесть гильз и снова зарядил револьвер, так что они ничего не заметили.
– Что у тебя за оружие? – спросил курд.
– Ты видишь то дерево? Смотри!
Я спешился и прицелился из штуцера. Один, два, три, пять, восемь… одиннадцать выстрелов! При каждом новом выстреле курды издавали возгласы удивления. Я отставил ружье в сторону.
– Идите и посмотрите на дерево!
Все поспешили к дереву, и многие, чтобы лучше видеть, спешились. Благодаря этому у меня снова появилось время для перезарядки оружия. Этот же самый эксперимент с тем же самым штуцером «генри» обеспечил мне уважение команчей, я и теперь ожидал похожей реакции. Главарь подошел ко мне, восклицая:
– Господин, все одиннадцать пуль попали в тутовое дерево одна за другой!
То, что он теперь называл меня господином, было хорошим знаком.
– Теперь ты знаешь наше оружие, – сказал я. – И должен нам поверить, что мы не боимся ваших диких зверей.
– Покажи еще раз свое оружие!
– У меня нет для этого времени. Солнце уже опускается, а нам нужно ехать дальше.
– Подожди немного!
Он поскакал к своим людям, посовещался с ними, затем вернулся и торжественно объявил:
– Вы можете остаться у нас!
– Но мы не отдадим ни коней, ни оружия, – отвечал я.
– Этого и не нужно. Вас пять человек, и пятеро из наших вызвались принять у себя в доме по одному человеку. Ты переночуешь у меня.
М-да, ситуация… Нужно смотреть в оба. Почему они вдруг уступили? Почему не хотят, чтобы мы ехали дальше?
– Мы не останемся у вас, – заявил я ему. – Мы едем вместе и только тогда заночуем, если будем вместе.
– Тогда подождите еще немного!
Он снова переговорил со своими людьми. На этот раз переговоры заняли немного больше времени, и мне показалось, что они намеренно хотят продержать нас здесь до того момента, когда станет уже слишком поздно, чтобы скакать дальше. Наконец он вернулся и сказал:
– Господин, пусть будет по-твоему. Мы дадим вам дом, где вы сможете переночевать.
– А наши лошади?
– Около дома есть двор, где их можно поставить.
– Мы в этом доме будем ночевать одни?
– Да, там никого, кроме вас, не будет. Видишь, один всадник уже ускакал, чтобы передать приказ. Вы будете платить за пищу или вы хотите получить ее бесплатно?
– Мы желаем быть вашими гостями. Ты это обещаешь?
– Я обещаю.
– Ты, наверно, староста деревни?
– Да.
– Тогда протяни мне свои руки и скажи, что я твой друг!
Несколько неохотно он дал мне свои руки. Теперь я почувствовал себя уверенней и кивнул моим, чтобы они подъехали. Курды окружили нас, и мы пустили наших лошадей галопом к деревне. Там мы остановились перед относительно приличным домом.
– Вот ваш дом на эту ночь, – объявил нам староста. – Входите!
Прежде чем спешиться, я осмотрел здание с наружной стороны. Оно имело лишь один этаж и плоскую крышу, на которой стояло некоторое подобие сарайчика, наверно для хранения сена. Примыкающее к дому дворовое пространство было огорожено широкой стеной примерно в три локтя вышиной, которая была, однако, ниже узкой полосы кустарника, тянувшегося сзади стены. Во двор можно было попасть только через дом.
– Мы довольны жилищем. Где нам взять корм для лошадей? – спросил я.
– Я вам его пришлю.
– Там же, наверху, лежит корм, – заметил я, указывая на сарай.
Явно смущенный, он поднял глаза и после этого ответил:
– Это плохой корм, он только повредит вашим лошадям.
– А кто принесет нам еду?
– Я сам ее доставлю, будут и свечи. Если вам еще что-нибудь нужно, скажите мне. Я живу неподалеку, вон в том доме.
Он указал на стоящее поблизости здание. Мы спешились и отвели лошадей во двор. Деревенский староста остался на улице, а мы вошли в дом. Осмотрев внутреннюю обстановку, мы выяснили, что она состоит из одного лишь покоя, разделенного тонкой ивовой плетеной стенкой на две неравные части. Каждая часть имела по два отверстия, прикрытых циновками и служивших окнами. Находились они достаточно высоко, но были так узки, что в них нельзя просунуть и головы. Пол, часть которого была покрыта циновкой, представлял собой утоптанную глину. Мебели не было и в помине.
Обе двери можно было закрыть весьма увесистым и прочным засовом, что создавало бы нам по крайней мере относительную безопасность. Во дворе лежали какие-то деревянные балки и инструмент, назначения которого я не понимал.
Оставшись одни, мы тут же стали совещаться.
– Ты думаешь, что здесь мы в безопасности? – спросил меня шейх.
– Сомневаюсь, но староста мне обещал и наверняка свое слово сдержит. Мы его гости и более того – гости всей деревни.
– Но там было много чужих, тех, кто не живет в этой деревне.
– Они не смогут нам ничего сделать, – отвечал я. – Если они убьют одного из нас, то они нарушат закон кровной мести этой деревни и будут наказаны.
– А если они захотят нас только обокрасть?
– А чем они могут у нас поживиться?
– Лошадьми, может быть, оружием или еще чем-нибудь.
Шейх Мохаммед Эмин серьезно погладил бороду и, смеясь, сказал:
– Мы будем защищаться…
– …и будем отвечать по закону кровной мести, – дополнил я. – Лучше подождем.
Тут в дом вошел бродивший во дворе англичанин.
– Кхе-кхе! – Он откашлялся. – Что-то видел! Интересно! Yes!
– Что? Где? Рассказывайте же!
– Шшш! Не смотреть вверх! Был во дворе. Грязное место! Увидеть кусты около стены и влез наверх. Прекрасное нападение снаружи! Получится здорово. Глядел наверх и видеть ногу. Well! Ногу мужчины. Выглянуть немножко одну минуту из той хижины, где корм.
– Вы на самом деле видели, сэр?
– Очень на самом деле! Yes!
Только теперь я подумал, что я не видел лестницы, по которой можно было бы попасть наверх, на крышу. Мы вышли во двор поискать лестницу. Ее нигде не было. Внутри здания мы также ничего не обнаружили, и тем не менее нужно было обязательно посмотреть, что там наверху. К этому времени уже почти наступила ночь. Я решил внимательно все обследовать сам.
Вверху, над задней дверью, я увидел торчащую из стены балку. Взяв лассо, я сложил его в четыре раза, сделав таким образом одну большую петлю, и резко бросил ее вверх. Она повисла на балке так, что я смог дотянуться до нее снизу. Подтянувшись, я ступил в петлю и взобрался на крышу. Затем прошел по ней к хранилищу с кормом. Сунул туда руку, но ничего подозрительного там не нашел. Только когда моя рука достигла дна в самом дальнем углу, я нащупал голову человека.
– Кто ты? – спросил я.
– Уа! – раздалось снизу.
Мужчина явно делал вид, что он спал.
– Выходи! – приказал я ему.
– Уа! – прозвучало еще раз.
Незнакомец оттолкнул мою руку и медленно, позевывая, вылез наверх. Еще было достаточно светло, чтобы я смог отчетливо разглядеть: мужчина не спал ни секунды. Он выпучил на меня глаза и притворился удивленным.