В историческом аспект? можно признать, что современники в предреволюціонные дни недооц?нивали сдвига, который произошел в стран? за годы войны под возд?йствіем оппозиціонной критики Гос. Думы, привившей мысль, что національной судьб? Россіи при старом режим? грозит опасность, что старая власть "безучастная к судьб? родины и погрязшая в позор? порока... безповоротно отгородилась от интересов народа, на каждом шагу принося их в жертву безумным порывам произвола и самовластія" (из передовой статьи "Рус. В?д." 7 марта). В политической близорукости, быть может, повинны вс? общественныя группировки, но от признанія этого факта нисколько не изм?няется суть д?ла: февральскія событія в Петербург?, их размах, отклик на них и итог оказались р?шительно для вс?х неожиданными — "девятый вал", по признанію Мякотина (в первом публичном выступленіи посл? революціи), пришел тогда, "когда о нем думали меньше всего". Теоретически о грядущей революціи всегда говорили много — и в л?вых, и в правых, и в промежуточных, либеральных кругах. Предреволюціонныя донесенія агентуры департамента полиціи и записи современников полны таких предвид?ній и пророчеств — н?которым из них нельзя отказать в прозорливости, настолько они совпали с т?м, что фактически произошло. В д?йствительности же подобныя предвид?нія не выходили за пред?лы абстрактных разсчетов и субъективных ощущеній того, что Россія должна стоять "на порог? великих событій". Это одинаково касается, как предсказаній в 16 г. н?коего писца Александро-Невской Лавры, зарегистрированных в показаніях филеров, которые опекали Распутина, так и предвид?ній политиков и соціологов. Если циммервальдец Суханов был уб?жден, что "міровая соціальная революція не может не ув?нчать собой міровой имперіалистической войны", то его прогнозы в сущности лежали в той же плоскости, что и размышленія в часы безсонницы в август? 14 г. вел. кн. Ник. Мих., записавшаго в дневник: "к чему зат?яли эту убійственную войну, каковы будут ея конечные результаты? Одно для меня ясно, что во вс?х странах произойдут громадные перевороты, мн? мнится конец многих монархій и тріумф всемірнаго соціализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны". Писательница Гиппіус занесла в дневник 3 октября 16 г.: "никто не сомн?вается, что будет революція. Никто не знает, какая и когда она будет, и не ужасно ли? — никто не думает об этом". (Предусмотрительность часто появляется в опубликованных дневниках post factum). Во всяком случа? не думали потому, что вопрос этот в конкретной постановк? в сознаніи огромнаго большинства современников не был актуален, — и близость революціи исчислялась не днями и даже не м?сяцами, а может быть, "годами". Говорили о "революціи" посл? войны (Шкловскій). Даже всевидящій Ленин, считавшій, что "всемірная имперіалистическая война" является "всесв?тным режиссером, который может ускорить революцію" ("Письма издалека"), за два м?сяца до революціи в одном из своих докладов в Цюрих? сд?лал обмолвку: "Мы, старики, быть может, до грядущей революціи не доживем". По наблюденіям французскаго журналиста Анэ, каждый русскій предсказывал революцію на сл?дующій год, в сущности не в?ря своим предсказаніям. Эти общественные толки, поднимавшіеся до аристократических и придворных кругов, надо отнести в область простой разговорной словесности, конечно, показательной для общественных настроеній и создавшей психологію ожиданія чего-то фатально неизб?жнаго через какой-то неопред?ленный промежуток времени.
   Ожиданіе новаго катаклизма являлось доминирующим настроеніем в самых различных общественных кругах — и "л?вых" и "правых , посл? завершенія "великой русской революціи", как "сгоряча" окрестили 1905 год, Россію ждет "революція безповоротная и ужасная" — положеніе это красной нитью проходит через перлюстрированную департаментом полиціи частную переписку (мы им?ем опубликованный отчет, напр., за 1908 г.). Челов?к весьма консервативных политических уб?жденій, харьковскій проф. Вязигин писал: "Самые черные дни у нас еще впереди, а мы быстрыми шагами несемся к пропасти". Ему вторит политик ум?ренных взглядов, член Гос. Сов. Шипов: "родина приближается к пропасти"... "предстоящая неизб?жная революція легко может вылиться в форму пугачевщины". И все-таки Шипов, путем размышленія, готов признать, что "теперь ч?м хуже, т?м лучше", ибо "ч?м скор?е грянет этот гром, т?м мен?е он будет страшен и опасен". И бол?е л?вый Петрункевич хоть и признает, что наступила "полная агонія" правительственной власти, что "теперь борьба демократизировалась в самом дурном смысл?", что "выступили на арену борьбы необузданный и дикія силы", однако, все это, по его мн?нію, свид?тельствует, что "мы живем не на кладбищ?". "Будущее в наших руках, если не впадет в прострацію само общество", успокаивает редактор "Рус. В?д." Соболевскій сомн?вающагося своего товарища по работ? проф. Анучина и т. д. И очень часто в переписк? государственных д?ятелей, ученых и простых обывателей, с которой ознакамливались перлюстраторы, звучит мотив: "вряд ли без вн?шняго толчка что-нибудь будет". В кругах той либерально-консервативной интеллигенціи, которая под водительством думскаго прогрессивнаго блока претендовала на преемственность власти при новых парламентских комбинаціях, ожиданіе революціи, вышедшей из н?др народной толщи и рисовавшейся своим радикальным разр?шеніем накопившихся соціальных противор?чій какой-то новой "пугачевщиной", "русским бунтом, безсмысленным и безпощадным", по выраженію еще Пушкина, носило еще мен?е реалистическія формы. Революціонный жупел, посколько он выявлялся с кафедры Гос. Думы, зд?сь был пріемом своего рода педагогическаго возд?йствія на верховную власть в ц?лях принудить ее капитулировать перед общественными требованіями. В д?йствительности мало кто в?рил, что то, "чего вс? опасаются", может случиться, и в интимных разговорах, отм?чаемых агентами деп. полиціи (и не только ими), ожидаемая революція зам?нялась "почти безкровным" дворцовым переворотом — до него в представленіи оппозиціонных думских политиков оставалось "всего лишь н?сколько м?сяцев" даже, может быть, н?сколько нед?ль.

2.Неожиданность революціи.

   "Революція застала врасплох только в смысл? момента", утверждает Троцкій. Но в этом и была сущность реальнаго положенія, предшествовавшаго 27 февраля. Несомн?нен факт, устанавливаемый Сухановым, что ни одна партія непосредственно не готовилась к перевороту. Будущій л?вый с.-р. Мстиславскій выразился еще р?зче: "революція застала нас, тогдашних партійных людей, как евангельских неразумных д?в, спящими". Большевики не представляли собой исключенія — наканун? революціи, по образному выраженію Покровскаго, они были "в десяти верстах от вооруженнаго возстанія". Правда, наканун? созыва Думы они звали рабочую массу на улицу, на Невскій, противопоставляя свою демонстрацію в годовщину дня суда над с.-д. депутатами 10 февраля проекту оборонческих групп"хожденія к Дум?" 14 февраля, но фактически это революціонное д?йствіе не выходит из сферы обычной пропаганды стачек.
   Нельзя обманываться лозунгами: "Долой царскую монархію" и "Да здравствует Временное Революціонное Правительство" и т. д. — то были лишь традиціонныя присказки всякой прокламаціи, выходившей из револнціоннаго подполья. Рабочіе не вышли на улицу. Быть может, свою роль сыграла агитація думских кругов, выступавших с предупрежденіем о провокаціонном характер? призывов [12], но еще в большей степени полная раздробленность и политическое расхожденіе революціонных штабов. Характерно, что близкіе большевикам так называемые "междурайонцы" в особом листк?, выпущенном 14 февраля, "признавали нец?лесообразным общее революціонное выступленіе пролетаріата в момент не изжитаго тяжелаго внутренняго кризиса соціалистических партій и в момент, когда не было основанія разсчитывать "на активную поддержку арміи". "Обычное", конечно, шло своим чередом, ибо революціонные штабы готовили массы к "грядущему выступленію". И тот же петербургскій междурайонный комитет с.-дем, в международный день работниц 23 февраля (женское "первое мая") выпускает листовку с призывом протестовать против войны и правительства, которое "начало войну и не может ее окончить". Трудно поэтому уличное выступленіе 23 февраля, которое вливалось в наростающую волну стачек, им?вших всегда не только экономическій, но и политическій отт?нок, назвать "самочинным". Военные представители иностранных миссій в телеграмм? в Ставку движеніе, начавшееся 23-го, с самаго начала опред?лили, как манифестацію экономическую по виду, и революціонную по существу (Легра). Самочинность его заключалась лишь в том, что оно возникло без обсужденія "предварительнаго плана", как утверждали донесенія Охр. Отд. 26 февраля. Д?ло касается партійных комитетов, которые были далеки от мысли, что "женскій день" может оказаться началом революціи и не вид?ли в данный момент "ц?ли и повода" для забастовок (свид?тельство рабочаго В?трова, состоявшаго членом выборгскаго районнаго комитета большевицкой партіи).
   Уличная демонстрація, если не вызванная, то сплетавшаяся с обострившимся правительственным кризисом, была т?м не мен?е поддержана революціонными организаціями (на сов?щаніи большевиков с меньшевиками и эсерами) — правда "скр?пя сердце", как свид?тельствует Каюров, при чем в " тот момент никто не предполагал, во что оно (это движеніе) выльется". В смысл? этой поддержки и надо понимать поздн?йшія (25-26 февр.) донесенія агентов Охр. Отд., отм?чавшія что "революціонные круги стали реагировать на вторые сутки", и что "нам?тился и руководящій центр, откуда получались директивы". В этих донесеніях агентура явно старалась преувеличивать значеніе подпольнаго замаскированнаго центра. (Преувеличенныя донесенія и послужили поводом для ареста руководителей "рабочей группы" при Цен. Воен. Пр. Ком., осложнившаго и обострившаго положеніе). Если о Сов?т? Раб. Деп., который должен "начать д?йствія к вечеру 27-го", говорили, напр., на рабочем сов?щаніи 25-го, созванном по иниціатив? Союза рабочих потребительских обществ и по соглашенію с соц.-дем. фракціей Гос. Думы, если на отд?льных заводах происходили уже даже выборы делегатов, как о том гласила больше, правда, городская молва, то этот вопрос стоял в связи с продовольственным планом, который одновременно обсуждался на сов?щаніи в городской Дум?, а не с задуманным политическим переворотом, в котором Сов?т должен был играть роль какого-то "рабочаго парламента". Реальный Сов?т Р. Д. возник 27-го "самочинно", как и все в эти дни, вн? связи с только что отм?ченными разговорами и предположеніями — иниціаторами его явились освобожденные толпой из предварительнаго) заключенія лидеры "рабочей группы", взявшіе полученную по насл?дству от 1905 г. традиціонную форму объединенія рабочих организацій, которая сохранила престиж в рабочей сред? и силу д?йственнаго лозунга пропаганды соціал-демократіи. Поэтому приходится сд?лать очень большую оговорку к утвержденію Милюкова-историка, что "соціалистическія партіи р?шили немедленно возродить Сов?т рабочих депутатов".
   Как ни расц?нивать роль революціонных партійных организацій в стихійно нароставших событіях в связи с расширявшейся забастовкой, массовыми уличными выступленіями и обнаруживавшимся настроеніем запасных воинских частей [13], все же остается несомн?нным, что до перваго офиціальнаго дня революціи "никто не думал о такой близкой, возможной революціи" (восп. раб. больш. Каюрова). "То, что началось в Питер? 23 февраля, почти никто не принял за начало революціи,—вспоминает Суханов: "казалось, что движеніе, возникшее в этот день, мало ч?м отличалось от движенія в предыдущее м?сяцы. Такіе безпорядки проходили перед глазами современников многіе десятки раз". мало того, в момент, когда обнаружилось колебаніе в войсках, когда агенты охраны докладывали, что масса "посл? двух дней безпрепятственнаго хожденія по улицам ув?рилась в мысли, что "началась революція", и "власть безсильна подавить движеніе , что, если войска перейдут "на сторону пролетаріата, тогда ничто не спасет от революціоннаго переворота", — тогда именно под вліяніем кровавых уличных эпизодов, им?вших м?сто 26-го, в большевицком подполь? был поднят вопрос о прекращеніи забастовок и демонстрацій. В свою очередь Керенскій в книг? "Experiences" вспоминает, что вечером 26-го у него собралось "информаціонное бюро" соціалистических партій — это отнюдь не был центр д?йствія, а лишь обм?н мн?ніями "за чашкой чая". Представитель большевиков Юренев категорически заявил, что н?т и не будет никакой революціи, что движеніе в войсках сходит на н?т, и надо готовиться на долгій період реакціи... Слова Юренева (их приводил раньше Станкевич в воспоминаніях) были сказаны в отв?т на указаніе хозяина квартиры, что необходимо приготовиться к важным событіям, так как мы вступили в революцію. Были ли такія предчувствія у Керенскаго? В другой своей книг?, изданной в том же 36-ом году, он по иному опред?лял положеніе: даже 26 февраля, — пишет он в «La Verit? », никто не ждал революціи и не думал о республик?. Соратник Керенскаго по партіи, участник того же инф. бюро, Зензинов в воспоминаніях, набросанных еще в первые дни революціи ("Д?ло Народа" 15 марта), подтверждал второе, а не первое заключеніе Керенскаго: он писал, что "революція ударила, как гром с неба, и застала врасплох не только правительство, но и Думу и существующія общественныя организаціи. Она явилась великой и радостной неожиданностью и для нас революціонеров". Упоминал об информаціонных собраніях т?х дней, на которых присутствовали представители вс?х существовавших в Петербург? революціонных теченій и организацій, он говорил, что событія разсматривались, как н?что "обычное" — "никто не предчувствовал в этом движеніи в?янія грядущей революціи". Не показательно ли, что в упомянутой прокламаціи, изданной Междурайонным Комитетом 27 февраля, рабочая масса призывалась к организацій "всеобщей политической стачки протеста" против "безсмысленнаго", "чудовищнаго" преступленія, совершившагося наканун?, когда "Царь свинцом накормил поднявшихся на борьбу голодных людей", и когда в "безсильной злоб? сжимались наши кулаки", — зд?сь не было призыва к вооруженному возстанію. Также, очевидно, надо понимать и заявленіе представителя рабочих, большевика Самодурова, в зас?даніи Городской Думы 25 февраля требовавшаго не "заплат", а совершеннаго уничтоженія режима.
 

3.Спор о власти.

   Обстановка первых двух дней революціи (она будет обрисована в посл?дующих главах), обнаруживавшая несомн?нную организаціонную слабость центров [14], которые вынуждены были пасовать перед стихіей, отнюдь не могла еще внушить демократіи непоколебимую ув?ренность в то, что "разгром был немыслим". П?шехонов вспоминал, что "на другой день посл? революціи", при повышенном и ликующем настроеніи '"не только отд?льных людей, но и большія группы вдруг охватывал пароксизм сомн?ній, тревоги и страха". О "страшном конц?" говорил временами и Керенскій, как свид?тельствует Суханов; пессимизм Скобелева отм?чает Милюков, проводившій с ним на одном стол? первую ночь в Таврическом дворц?, о своей паник? разсказывает сам Станкевич; Чхеидзе был в настроеніи, что "все пропало" и спасти может только "чудо!" — утверждает Шульгин. О том, что Чхеидзе был "страшно напуган" солдатским возстаніем, засвид?тельствовал и Милюков. Завадскій разсказывает о сомн?ніях в благополучном исход? революціи, возникших у Горькаго, когда ему пришлось наблюдать "панику" в Таврическом дворц? 28-го, но еще большая неув?ренность у него была в поб?д? революціи за пред?лами Петербурга. Противор?чія эти были жизненны и неизб?жны.
   О том необычайном "парадокс? февральской революціи", который открыл Троцкій и который заключался в том, что демократія, посл? переворота обладавшая всей властью (ей вручена была эта власть "поб?доносной массой народа"), "сознательно отказалась от власти и превратила 1 марта легенду о призваніи варягов в д?йствительность XX в?ка", приходится говорить с очень большими оговорками. В сущности, этого парадокса не было, и поэтому естественно, что на сов?щаніи Исп. Ком., о котором идет р?чь, никто, по воспоминанію Суханова, не заикался даже о сов?тском демократическом правительств?. Большевики в своей сред? р?шали этот вопрос, как утверждает Шляпников, но во вн? не вступали в борьбу за свои принципы — только слегка "поговаривали", по выраженію Суханова [15]. Споры возникли около предположенія, высказаннаго "правой частью" сов?щанія, о необходимости коалиціоннаго правительства. Идея была выдвинута представителем "Бунда". Очевидно, большой настойчивости не проявляли и защитники коалиціи, т?м бол?е, что самые видные и авторитетные ея сторонники (меньшевик Богданов и нар. соц. П?шехонов) в зас?даніи не присутствовали [16].
   Совершенно ясно, что 1-го вообще никаких окончательных р?шеній не было принято, несмотря на произведенное голосованіе. Это была как бы предварительная дискуссія. нам?чавшая лишь н?которые пункты для переговоров с Вр. Ком. Гос. Думы и выяснявшая условія, при которых демократія могла бы поддержать власть, долженствовавшую создаться в результат? революціонной вспышки. Стеклов, как разсказывает Суханов, — записывал пункты по м?р? развивавшихся преній. Они были впосл?дствіи на Сов?щаніи Сов?тов оглашены докладчиком по сохранившемуся черновику, который передан был зат?м в "Музей исторіи". Эти 9 пунктов, записанных на клочк? плохой писчей бумаги, были формулированы так:
   "1. Полная и немедленная амнистія по вс?м д?лам политическим и религіозным, в том числ? террористическим покушеніям.
   2. Свобода слова, печати, союзов, собраній и стачек с распространеніем политических свобод на военнослужащих.
   3. Воздержаніе от вс?х д?йствій, предр?шающих форму будущаго правленія.
   4. Принятіе немедленных м?р к созыву Учредительнаго Собранія на основах всеобщаго, равнаго, прямого и тайнаго голосованія.
   5. Зам?на полиціи пародной милиціей с выборным начальством, подчиненным органам м?стнаго самоуправленія.
   6. Выборы в органы м?стнаго самоуправленія на основ? всеобщаго, равнаго, прямого и тайнаго голосованія.
   7. Отм?на вс?х сословных, в?роиспов?дных и національных ограниченій.
   8. Неразоруженіе и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участіе в революціонном движеніи.
   9. Самоуправленіе армій."
   В этих пунктах не было намека на соціально-экономическіе вопросы, которые должны встать перед Временным Правительством с перваго дня его существованія: в них не было самаго существеннаго в данный момент — отношенія к войн?.
   Большинство Исп. Ком., по мн?нію Суханова, принадлежало к циммервальдскому объединенію, но, поясняет мемуарист — надо было временно снять с очереди лозунги против войны, если разсчитывать на присоединеніе буржуазіи к революціи. Свернуть "циммервальдское знамя" приходилось однако и для того, чтобы договориться в собственной "сов?тской сред?". Сов?т с циммервальдскими лозунгами в то время не был бы поддержан солдатской массой, представители которой составляли большинство пленума. Равным образом т? же тактическія соображенія побуждали не выдвигать и соціально-экономическіе лозунги. Как пояснял вышедшій через н?сколько дней меньшевицкій орган — "Рабочая Газета", для рабочаго класса "сейчас непосредственно соціальные вопросы не стоят на первом план?", надо напрячь "вс? силы, чтобы создать свободную и демократическую Россію", т. е. добыть "политическую свободу" — единственное "средство, при помощи котораго можно бороться за соціализм". Вспоминая "урок" 1905 г., "Рабочая Газета" указывала на невозможность для пролетаріата вести борьбу на "два фронта" — с "реакціей" и "капиталистами". Сл?довательно, не столько книжная мудрость, заимствованная из "учебников", не столько догматика, опред?ляющая мартовскія событія, как "буржуазную революцію в классическом смысл? слова" и развитая в посл?дующем идеологическом осмысливаніи событій, сколько ощущеніе реальной д?йствительности опред?ляло позиціи и тактику "верховников" из среды Исп. Ком. в смутные дни, когда, говоря словами того же доклада Стеклова, "нельзя было с ув?ренностью сказать, что переворот завершен, и что старый режим д?йствительно уничтожен".
   Житейская логика требовала сл?дующаго шага — непосредственнаго участія представителей соціалистической демократіи в той власти, которая пока существовала еще только в "потенціи": во время войны и продовольственной разрухи приходится выбирать между правительством буржуазіи и правительством из своей среды, как выразился один из делегатов на Сов?щаніи Сов?тов, не считаясь с "резолюціями конгресса международнаго соціализма". Этого шага в полной м?р? не было сд?лано. Был создан чреватый своими посл?дствіями ублюдочный компромисс, который никак нельзя разсматривать, как н?что, посл?довательно вытекавшее из апріорно установленных в т? дни постулатов. Бундовец Рафес, один из т?х, кто отстаивал в дневном сов?щаніи Исп. Ком. принцип коалиціонной власти, совершенно опред?ленно свид?тельствует в воспоминаніях, что в ночном зас?даніи организаціоннаго Комитета партіи с.-д. вопреки мн?нію Батуринскаго, представлявшаго линію Исп. Ком., принято было р?шеніе об участіи членов партіи в образованіи правительства. Отсюда вывод, что партія не считала для себя обязательным случайное голосованіе происходившаго днем сов?тскаго сов?щанія. Столь же знаменательно было появленіе на другой день в офиціальных сов?тских "Изв?стіях" статьи меньшевика Богданова, отстаивавшаго участіе демократіи в образованіи правительства и мотивировавшаго необходимость такого участія т?м соображеніем, что думское крыло революціи не только склоняется к конституціонной монархіи, но и готово сохранить престол за прежним носителем верховной власти.
   В бурные моменты самочинное д?йствіе играет нер?дко роль р?шающаго фактора. Такое своевольное д?йствіе от имени разнородная спектора соціалистической общественности и совершила группа д?ятелей Исп. Ком., в сущности организаціонно никого не представлявшая и персонально даже довольно случайно кооптированная в руководящій орган сов?тской демократіи. Их политическая позиція была неопред?ленна и неясна. В конц? концов фактически неважно — был ли лично иниціатором начала переговоров с думцами заносчивый и самомнительный Гиммер (Суханов), разыгрывавшій роль какого-то "сов?тскаго Макіавели", или другая случайность (приглашеніе во Врем. Ком. для обсужденія вопроса об организаціи власти) превратила Суханова и его коллег Стеклова и Соколова в единственных представителей революціонной демократіи в ночь на 2-ое марта при обсужденіи кардинальнаго вопроса революціи. Интересен факт, что формальной сов?тской делегаціи не было, и что лица, д?йствительно самочинно составившія эту делегацію, ник?м не были уполномочены, на свой риск вели переговоры и выдвигали программу, ник?м в сущности не утвержденную.

II. В рядах цензовой общественности

1. Легенда о Государственной Дум?.

   Каково же было умонастроеніе в том крыл? Таврическаго дворца, гд? зас?дали представители "единственно организованной цензовой общественности", для переговоров с которыми направились делегаты Сов?та? В представленіи Суханова они шли для того, чтобы уб?дить "цензовиков" взять власть в свои руки. Уб?ждать надо было в сущности Милюкова, который в изображеніи мемуариста безразд?льно царил в "цензовой общественности". Но Милюкова, конечно, уб?ждать не приходилось с момента, как Врем. Комитет высказался "в полном сознаніи отв?тственности" за то, чтобы "взять в свои руки власть, выпавшую из рук правительства —уступать кому-либо дававшуюся в руки власть, лидер прогрессивнаго блока отнюдь не собирался. Для него никаких сомн?ній, отм?ченных в предшествующей глав?, не было. Довольно м?ткую характеристику Милюкова дал в своих воспоминаніях принадлежавшій к фракціи к. д. кн. Мансырев. Вот его отзыв: "челов?к книги, а не жизни, мыслящій по опред?ленным, заран?е схемам, исходящій из надуманных предпосылок, лишенный темперамента чувств, неспособный к непосредственным переживаніям. Революція произошла не так, как ее ожидали в кругах прогрессивнаго блока. И т?м не мен?е лидер блока твердо и неуклонно держался в первые дни революціи за схему, ран?е установленную и связанную с подготовлявшимся дворцовым переворотом, когда кружок лиц, заран?е, по его собственным словам, обсудил м?ры, которыя должны быть приняты посл? переворота. Перед этим "кружком лиц" лежала старая программа прогрессивнаго блока, ее и надлежало осуществить в налет?вшем вихр? революціонной бури, значительность которой не учитывалась в цензовой общественности та же, как и среди демократіи".
   Большинство мемуаристов согласны с такой оц?нкой позиціи "верховников" из думскаго комитета, а один из них, депутат Маклаков, даже через 10 л?т посл? революціи продолжал утверждать, что в мартовскіе дни программа блока требовала всего только н?которой "ретуши", ибо революція «nullement» не была направлена против режима(?!). В представленіи изв?стнаго публициста Ландау д?ло было еще проще — революціи вообще не было в 17 г., а произошло просто "автоматическое паденіе сгнившаго правительства". Подобная концепція вытекала из представленія, что революція 17 г. произошла во имя Думы, и что Дума возглавила революцію. Маклаков так и говорит, вопреки самоочевидным фактам, что революція началась через 2 часа(!) посл? роспуска Думы, правда, д?лая оговорку, что революція произошла "во имя Думы", но "не силами Думы"! Милюков в первом варіант? своей исторіи революціи также писал, что сигнал к началу революціи дало правительство, распустив Думу. Миф этот возник в первые же дни с того самаго момента, как Бубликов, занявшій 28-го временно должность комиссара по министерству сообщенія, разослал от имени предс?дателя Гос. Думы Родзянко приказ, гласившій: "Государственная Дума взяла в свои руки созданіе новой власти", — и усиленно поддерживался на протяженіи всей революціи в рядах "цензовой общественности". Он подправлял д?йствительность, выдвигая Гос. Думу по тактическим соображеніям на первый план в роли д?йственнаго фактора революціи. Еще в августовском Государственном Сов?щаніи, возражая ораторам, говорившим, что "революцію сд?лала Гос. Дума в согласіи со всей страной", Плеханов сказал: "тут есть доля истины, но есть и много заблужденія"