Мей Лев Александрович. Виргинцы (книга 2)

что у меня есть... да, все, ну разве что... разве что оставлю себе мою
маленькую лошадку... и мою шитую серебром жилетку... и моих Снежка и
Сластену... и... Ну да, и еще заварной крем, когда он будет на сладкое. -
Последнее было добавлено после небольшой подсказки со стороны сестрицы Доры.
- Немножко я с ним поделюсь, - помолчав, решает Майлз.
- Перестань болтать, малыш, и займись своим делам, - говорит папа,
которого все это забавляет. Сэра Майлза Уорннгтона нельзя упрекнуть в
недостатке юмора.
- Кто бы мог подумать, что он станет так повесничать? - продолжает
маменька.
- Как сказать. Молодость - это пора увлечений, моя дорогая.
- А мы-то как обманулись в нем! - вздыхают дочки.
- И даже позволяли целовать себя! - подшучивает папенька.
- Сэр Майлз Уорингтон! Я не терплю таких вульгарных шуток! - заявляет
величественная матрона.
- За которой из вас он вчера больше волочился, девочки? - не унимается
папаша.
- Еще чего выдумаете! Я все время твердила ему, что обручена с моим
дорогим Томом... Да, твердила... Дора, будь добра, объясни, почему ты
фыркаешь? - вопрошает красивая дочка.
- Ну, Дора, надо отдать ей справедливость, делала то же самое, -
говорит папенька.
- Только потому, что Флора временами была рада забыть, что она обручена
с ее дорогим Томом, - замечает сестрица.
- Никогда, никогда! И в мыслях у меня не было порывать с Томом! Это
гадко так говорить, Дора! Это ты всегда насмехалась над ним и завидовала
мне, потому что я... потому что джентльменам кажется, что я недурна собой, и
они отдают мне предпочтение перед некоторыми другими особами, невзирая на их
ученость и остроумие! - воскликнула Флора, поглядывая через плечо в зеркало.
- Почему ты вечно смотришься в зеркало, сестрица? - вопрошает
бесхитростный сэр Майлз-младший. - Что, ты своего лица не знаешь, что ли?
- Некоторые особы смотрятся в зеркало ничуть не реже, дитя мое, хотя и
не имеют столь же веских к тому оснований, - галантно замечает папенька.
- Благодарю вас, сэр Майлз, вы, должно быть, намекаете на меня, -
восклицает Дора. - Небу было угодно наградить меня таким лицом, какое у меня
есть, и получила я его от моих маменьки и папеньки. Не моя вина, если я
больше пошла в папенькину родню. Если у меня скромная внешность, то, по
крайней мере, в голове есть кое-какие мозги. Подумать только, чтобы я стала
завидовать Флоре оттого, что этот бедняга Том Клейпул обратил на нее
внимание! Эдак, пожалуй, можно гордиться, поймав в свои сети какого-нибудь
деревенского парня!
- Может, ты скажешь, что твой мистер Гарри из Виргинии много умнее Тома
Клейпула? А ты бы бросилась ему на шею, помани он тебя пальцем! - восклицает
Флора.
- А вы бы не бросились, мисс? И живо выставили бы своего Тома Клейпула
за дверь! - восклицает Дора. - Вот уж нет!
- Вот уж да!
- Вот уж нет! - И опять все сначала. Сестры фехтуют, ловко нанося и
отбивая яростные удары.
- О дети, как можно! Вы должны жить в мире и согласии! - восклицает
добродетельная маменька, откладывая в сторону вышивание. - Какой пример
подаете вы этому невинному агнцу.
- А мне нравится, как они сцепились, миледи! - ликует невинный агнец,
потирая руки.
- Так ее, Флора! Не давай ей спуску, Дора! А ну, еще, еще, ах вы,
плутовки! - подстрекает их шутник-папенька. - Недурная забава, а? Что ты
скажешь, Майли?
- О сэр Майлз, о дети! Подобные ссоры вам вовсе не к лицу. Они
разрывают мое материнское сердце, - заявляет маменька, величественно указуя
на свою истерзанную грудь, однако сохраняя при этом завидное самообладание.
- Возблагодарите лучше небо за то, что ваши бдительные родители своевременно
воспрепятствовали возникновению каких-либо неуместных уз между вами и вашим
беспутным кузеном. Если мы заблуждались в нем, то по милости божьей
обнаружили свою ошибку вовремя. Если кто-нибудь из вас испытывал к нему
некоторую симпатию, то ваш превосходный здравый смысл, мои дорогие, поможет
вам преодолеть и вырвать с корнем это суетное чувство. А то, что мы были
добры и заботливы к нему, - это никогда не станет для нас источником
сожаления. Это служит лишь доказательством нашей доброты. Вот о чем нам
действительно приходится, к несчастью, сожалеть, - так это о том, что ваш
кузен оказался недостойным нашей доброты и, вращаясь в обществе игроков,
актеров и тому подобных субъектов, посмел внести заразу в нашу чистую семью
и, боюсь сказать, чуть не осквернил ее!
- Ну, пошли маменькины проповеди! - заявляет Флора, в то время как
миледи продолжает свою речь, вступительную часть которой мы привели здесь.
Папенька тем временем, тихонько насвистывая, на цыпочках удаляется из
комнаты, а бесхитростный Майлз-младший запускает волчок прямо под юбки своих
сестриц. Волчок жужжит, затем начинает пошатываться и, повалившись, точно
пьяный, на бок, замирает задолго до того, как проповедь леди Уорингтон
приходит к концу.
- Ты внимательно слушал меня, дитя мое? - спрашивает миледи, кладя руку
на голову своего драгоценного сыночка.
- Да, маменька, - отвечает тот, держа во рту веревку и снова приводя в
действие свою игрушку. - Вы сказали, что Гарри очень беден теперь и мы не
должны помогать ему. Так ведь вы сказали, верно, маменька?
- Ты научишься лучше понимать меня, когда подрастешь, сыночек, -
говорит маменька, возводя глаза к потолку, где она постоянно черпает опору.
- Убирайся отсюда, паршивец! - восклицает сестрица Дора, ибо
простодушный ребенок норовит запустить теперь волчок у нее на ступне и
радостно хохочет, видя, как он ей досадил.
Но что случилось? Кто идет сюда? Почему сэр Майлз возвращается в
гостиную и почему у Тома Клейпула, который шагает следом за баронетом, такое
растерянное выражение лица?
- Ну и дела творятся на свете, миледи, - говорит сэр Майлз. - Вот уж,
девочки, поистине чудо из чудес.
- Благоволите сообщить, что произошло, господа? - вопрошает
добродетельная матрона.
- Весь город только об этом и говорит, миледи! - заявляет Том Клейпул,
с трудом переводя дыхание.
- Том видел его сам, - продолжает сэр Майлз.
- Обоих их видел, миледи. Вчера вечером они были в саду Раниле, и за
ними увязалась целая толпа. А уж до чего ж похожи - если бы ленты у них не
были разных цветов, нипочем бы не отличить одного от другого. Один был в
синем, другой в коричневом. Только сдается мне, что он уже надевал оба
кафтана, когда появлялся здесь.
- Какие оба кафтана?
- Кто этот один и кто этот другой? - спрашивают в один голос сестрицы.
- Да этот ваш юный счастливец, кто же больше.
- Наш драгоценный виргинец и наследник всех поместий! - восклицает сэр
Майлз.
- Значит, мой племянник уже освобожден из заключения? - спрашивает
миледи. - И он уже снова погрузился в водоворот развле...
- А, чтоб ему пусто было! - рычит баронет. Впрочем, боюсь, что он
выразился даже крепче. - Что вы скажете, миледи, если этот наш драгоценный
племянничек окажется самозванцем, да, черт возьми, самым настоящим
авантюристом?
- Внутренний голос все время говорил мне что-то в этом духе! -
восклицает миледи. - Но я гнала от себя недостойные подозрения. Говорите же,
сэр Майлз, сообщите нам свои новости, мы сгораем от нетерпения.
- Я заговорю, любовь моя, когда замолчите вы, - произносит сэр Майлз. -
Так что вы скажете об этом господине, который приходит ко мне в дом, обедает
за моим столом, считается как бы членом моей семьи, целует моих... - Что
такое? - спрашивает Том Клейпул, мгновенно воспламеняясь, и щеки его пылают
ярче его красного жилета.
- ...Хм! Целует ручку моей жене и встречает самый ласковый прием, черт
побери! Что вы скажете о таком малом, который толкует о своих владениях и
наследстве, будь он проклят, а на поверку оказывается жалким нищим, просто
Младшим Сыном. Да, нищим, миледи, чтоб ему...
- Сэр Майлз Уорингтон, воздержитесь от сквернословия в присутствии этих
драгоценных созданий! Я совершенно сражена столь непостижимым лицемерием.
Подумать только, что я доверяла тебя, мой мальчик, мое сокровище, обманщику,
что я разрешала тебе, мое невинное дитя, находиться в обществе этого
шарлатана! - выкрикивает матрона, прижимая к себе сыночка.
- Кто же этот шарлатан, миледи? - спрашивает невинный ребенок.
- Да этот распроклятый молодой проходимец Гарри Уорингтон, - рычит
папенька, в ответ на что малыш Майлз сначала в недоумении таращит на него
глаза, а затем под воздействием каких-то неведомых нам чувств разражается
слезами.
Любящая маменька хочет прижать его к сердцу, но он отвергает ее чистую
ласку, ревет еще пуще и, отчаянно брыкаясь, старается высвободиться из
материнских объятий. И в эту минуту в дверях появляется дворецкий и
докладывает:
- Мистер Джордж Уорингтон и мистер Генри Уорингтон!
Майлз выпущен на свободу и валится на пол с материнских колен. Лицо
сэра Майлза тоже начинает бросать вызов жилету мистера Клейпула. Молодые
люди входят в гостиную, и все три дамы поднимаются и делают три ледяных
реверанса.
Малыш Майлз бросается навстречу гостям. Протягивает ручонку.
- О Гарри! Нет! Кто же из вас Гарри? Вы мой Гарри! - И на этот раз он
не ошибается. - Мой дорогой Гарри! Я так рад, что ты пришел, а они тебя тут
так ругали!
- Я явился сюда, чтобы засвидетельствовать свое почтение дядюшке, -
говорит темноволосый мистер Уорингтон, - и поблагодарить за радушный прием,
оказанный им моему брату Генри.
- Так это мой племянник Джордж? Да это ж вылитый мой покойный брат, это
его глаза! Мальчики, я в восторге, что вижу вас обоих! - восклицает дядюшка,
с чувством пожимая руку обоим братьям, и его честное лицо сияет от радости.
- Вот воистину самое таинственное и самое счастливое воскрешение из
мертвых! - произносит леди Уорингтон. - Меня удивляет только, почему мой
племянник Генри до сих пор скрывал это событие от нас, - добавляет она,
бросая искоса взгляд на молодых людей.
- Он знал об этом столько же, сколько вы, ваша милость, - говорит
мистер Уорингтон.
Барышни, опустив глаза долу, украдкой косятся друг на друга.
- В самом деле, сэр? Крайне удивительно, - говорит маменька и снова
делает реверанс. - Мы уже были оповещены об этом событии, сэр. Мистер
Клейпул, наш сосед по имению, только что принес нам эту весть, и она
послужила темой моей беседы с дочерьми.
- Да, - прозвучал детский голосок, - и ты знаешь, Гарри, папенька и
маменька сказали, что ты обма...
- Замолчи, дитя мое! Скруби, отведите мистера Майлза в его комнату!
Мистер Уорингтон... Нет, мне кажется, будет более уместно сказать -
племянник Джордж, позвольте представить вам ваших кузин.
Две барышни приседают, две юбки становятся колоколом, две ручки
протягиваются вновь прибывшим. Мистер Эсмонд-Уорингтон отвешивает низкий
поклон, которым он как бы объемлет (о нет, он не раскрывает им объятий!)
всех трех дам. Он прижимает шляпу к груди. И говорит:
- Я почитаю своим долгом засвидетельствовать мое почтение дяде и
кузинам и поблагодарить вас, сударыня, за то гостеприимство, которое вы
соизволили оказать моему брату.
- Мы сделали не так уж много, племянник, однако все, что было в наших
силах, разрази меня гром! - восклицает добросердечный сэр Майлз. - Все, что
в наших силах.
- Я должным образом оцениваю это, сэр, - говорит мистер Уорингтон без
улыбки, обводя серьезным взглядом все семейство.
- Так дай же мне твою руку. Ни слова больше, - говорит сэр Майлз. - За
кого ты нас принимаешь, разве я каннибал какой-нибудь, чтобы не оказать
гостеприимства сыну моего дорогого брата? Вот что, друзья, милости прошу
отведать у нас молодого барашка сегодня в три часа. Это мой сосед, Том
Клейпул, сын сэра Томаса Клейпула, баронета, моего дорогого друга. Что
скажешь, Том, - составишь нам компанию? Ты ведь не раз пробовал наше пиво,
мой мальчик.
- Да, пробовал, сэр Майлз, - отвечает Том без особого восторга.
- Так ты отведаешь его снова, мой мальчик, отведаешь снова! Что у нас
сегодня на обед, леди Уорингтон? Пища у нас простая, но сытная, друзья...
простая, но сытная!
- Мы, к сожалению, не можем сегодня воспользоваться вашим приглашением,
сэр, мы обедаем с одним другом, который проживает в доме лорда Ротема,
вашего соседа. С полковником Ламбертом, вернее - с генерал-майором
Ламбертом, ибо он только что был произведен в этот чин.
- И с его дочками, надо полагать, - такие простенькие, сельские
барышни, - говорит Флора.
- Да, я как будто видела двух каких-то безвкусных простушек, - говорит
Дора.
- Лучше их не сыщется девушек во всей Англии! - неожиданно выпаливает
Гарри, хотя никто из присутствующих не удостоил его пока ни единым словом.
Он уже, как вы понимаете, низвержен с престола, его уже вроде как бы и нет,
он стал невидим для окружающих.
- О, в самом деле, кузен? - говорит Дора, бросая взгляд на молодого
человека, который сидит с пылающими щеками, сгорая от столь унизительного
обращения и не зная, как на него отвечать и отвечать ли вообще. - О, в самом
деле, кузен? Вы чрезвычайно милосердны... Да нет, вы просто счастливец,
право! Вы видите ангелов там, где мы видим лишь самых заурядных, самых
незначительных особ. Я, конечно, представления не имела о том, кто были эти
нелепые создания, восседавшие в карете лорда Ротема, - я узнала только
роскошные ливреи его слуг. Но если это были три ангела, я умолкаю.
- Мой брат очень доверчив, - вступает в разговор Джордж. - И часто
ошибается в своих суждениях о дамах.
- Ах, вот как, - в некотором замешательстве говорит Дора.
- Боюсь, что моему племяннику Генри приходилось встречаться с
некоторыми недостойными представительницами нашего пола, - замечает маменька
со скорбным вздохом.
- Нас нетрудно обмануть, сударыня.... мы оба еще очень молоды... С
годами мы научимся лучше распознавать людей.
- От всей души надеюсь, мой дорогой племянник, от всей души. Я горячо
желаю всяческого благополучия вам и вашему брату и возношу о вас молитвы
господу. Мы-то, со своей стороны, прилагали к тому все усилия. В тяжкую
минуту, о которой я больше не буду упоминать...
- В ту самую, когда моему дядюшке сэру Майлзу как раз случилось отбыть
из города, - подхватывает Джордж, поглядывая на баронета, в ответ на что тот
улыбается ему приветливо и одобряюще.
- ...я отправила вашему брату трактат, который, как я полагала, должен
был утешить его и, я в этом уверена, - послужит к его исправлению. Нет, не
благодарите меня, я не жду похвал, я лишь исполнила свой долг - свой
скромный женский долг, ибо что стоят все блага мира, племянник, по сравнению
со спасением души? Если я принесла добро, я чувствую себя вознагражденной,
если я оказала пользу, сердце мое ликует. Если мои скромные усилия помогли
вам, Гарри, осознать...
- О, вы имеете в виду эту вашу проповедь? - перебивает ее простодушный
Гарри. - Очень вам признателен, тетушка, но я не имел времени прочесть ни
единого слова. Я, понимаете ли, не слишком разбираюсь в таких вещах... Но
тем не менее благодарю вас.
- Доброе намерение - вот что главное, - говорит Джордж Уорингтон. - И
мы с братом оба приносим свою благодарность. Наш дорогой друг генерал
Ламберт намерен был внести выкуп за Гарри, но, по счастью, у меня имелись
деньги брата, и я смог расплатиться по его обязательствам. Но это не умаляет
доброты друга, и я благодарен ему, ибо он поспешил на выручку Гарри в ту
минуту, когда тот особенно нуждался в помощи и когда ближайшим родственникам
его... по несчастному стечению обстоятельств... случилось отбыть из города.
- Я бы, конечно, все... все, что в моих силах... Мой дорогой мальчик,
разумеется, я бы сделал все... Это же... мой родной племянник... сын моего
брата!.. Я... Я бы все, разрази меня гром, все, решительно все... -
восклицает сэр Майлз, хватая руку Джорджа и тиская ее от избытка чувств. -
Неужто вы так-таки не можете остаться и отобедать с нами? Отложите-ка свой
обед с полковником... то есть с генералом... Ну-те, прошу! А нет, так
назначьте другой день. Миледи Уорингтон, попросите своего племянника
назначить день, когда он будет сидеть под портретом деда и пить его вино!
- Умственными способностями он, как видно, значительно превосходит
своего незадачливого младшего брата, - заметила миледи, когда молодые люди
покинули гостиную. - Младший - беспечный кутила и мот - и в самом деле,
должно быть, не особенно печется о деньгах, ибо вы заметили, сэр Майлз, что
переход к брату его виргинского наследства, - величина его, без сомнения,
сильно преувеличена, но тем не менее, оно, вероятно, все же значительно, -
заметили ли вы, повторяю я, что это крушение всех надежд весьма мало
огорчило Гарри?
- Ничуть не удивлюсь, если старший брат окажется таким же нищим, как
младший, - заметила Дора, надменно вскинув головку.
- Забавно! Обратили вы внимание, что на кузене Джордже был один из
кафтанов кузена Гарри - коричневый с золотом, тот самый, который он надевал,
когда водил тебя на концерт, Флора?
- Вот как, он водил Флору на концерт? - Мистер Клейпул разъярен.
- Да, я не могла пойти, мне нездоровилось, и наш кузен сопровождал ее,
- сообщила Дора.
- Я бы никак не стала возражать против того или иного невинного
развлечения, мой дорогой мистер Клейпул, а уж тем паче против музыки мистера
Генделя, - заявила маменька. - Музыка очищает душу, возвышает мысли, мы
слышим ее в храме божьем, и, как всем известно, ею занимался царь Давид. От
ваших опер я бегу, как от заразы, я запрещаю моим детям распевать ваши
романсы, потому что они крайне безнравственны, но музыка, музыка, друзья
мои! Будем наслаждаться ею, как всем прочим, в разумных размерах. Будем...
- Я слышу музыку обеденного гонга, - вмешался папенька, потирая руки. -
Пошли, дочки. Скруби, ступайте, приведите мистера Майли. Том, предложите
руку миледи.
- Нет, дорогой Томас, я пойду одна, не спеша. Ведите к столу нашу
дорогую Флору, - сказала великодушная добродетель.
Дора же, самоотверженно решив сделать обед как можно приятнее для всех,
без умолку говорила о Генделе и его музыке.


^TГлава LI^U
Conticuere omnes {При всеобщем молчании (лат.).}

Если любезный читатель соблаговолит перейти вместе с нами через улицу и
заглянет в дом лорда Ротема, предоставленный им в пользование его
другу-генералу, то он найдет обоих молодых людей в тесном семейном кругу,
уже знакомом нам по Окхерсту и Танбридж-Уэлзу. Джеймс Вулф тоже обещал
прибыть к обеду, однако в настоящую минуту он ухаживает за мисс Лоутер, и за
один ее единственный взгляд готов отдать самые изысканные яства,
приготовленные поваром лорда Ротема, и даже еще одно угощение, обещанное на
десерт. А посему, читатель, можете занять место мистера Вулфа и быть за
столом шестым. Не сомневайтесь - Вулф не придет. Что до меня, то я буду
стоять возле буфета и записывать застольную беседу.
Но сначала обратите внимание, какие счастливые лица у дам! Я еще
намедни все собирался рассказать вам о том, как добрая миссис Ламберт,
услыхав о том, что бейлиф взял Гарри Уорингтона под стражу, бросилась к
своему супругу и стала просить, молить и требовать, чтобы ее Мартин вызволил
мальчика из беды.
- Он надерзил тогда? Пустое! Он был очень взбешен, когда ему возвратили
его подарки? Пустое! Конечно, всякий бы на его месте разгневался, а уж тем
более такой вспыльчивый юноша, как Гарри! Мы небогаты и должны быть
бережливы, чтобы держать мальчиков в колледже? Пустое! Необходимо найти
какой-то способ помочь этому юноше. Разве ты не помог Чарльзу Уоткинсу два
года назад? И разве он не выплатил тебе весь долг до последнего пенни? Да,
выплатил, а ты, милостью божьей, осчастливил всю семью! И миссис Уоткинс
молится за тебя и благословляет тебя по сей день, и мне кажется, поэтому у
нас с тех пор так хорошо все спорится. И я нисколечко, ну нисколечко, не
сомневаюсь, что поэтому тебя и сделали генерал-майором, - говорила любящая
супруга.
Ну, а так как убедить Мартина Ламберта сделать доброе дело было не
слишком трудно, то он и в этом случае довольно быстро дал себя уговорить и,
порешив, что ему надо обратиться к своему другу Джеймсу Вулфу и вместе с ним
взять Гарри на поруки, тут же надел шляпу, пожал руку Тео, которая, кажется,
уже разгадала его намерения (а быть может, эта дуреха-маменька успела
проболтаться), поцеловал румяную щечку малютки Этти и вышел из комнаты,
покинув дочек и супругу, которая, впрочем, тут же поспешила за ним следом.
Оставшись с ним наедине, восхищенная матрона не смогла сдержать наплыва
чувств. Обвив руками шею муженька, она в одно мгновенье запечатлела на его
лице более сотни поцелуев, призвала на его голову благословение божье,
обильно оросила слезами его плечо и за этим сентиментальным занятием была
застигнута врасплох старой миссис Куиггет, экономкой лорда, которая, спеша
куда-то по хозяйству, была, думается мне, немало удивлена, наткнувшись на
эту супружескую идиллию.
- Мы немножко повздорили, а теперь вот решили помириться! Пожалуй, не
стоит трубить об этом на всех перекрестках, миссис Куиггет, - сказал
генерал, направляясь к выходу.
- Кто бы мог подумать! - проговорила похожая на старого какаду миссис
Куиггет и издала хрипловатый резкий смешок, что еще больше увеличило ее
сходство с этой белой, горбоносой, крайне долгоживущей птицей. - Кто бы мог
подумать! - повторила она, продолжая смеяться, и так хлопнула себя по худым
бокам, что зазвенели все привязанные к поясу ключи и, как могло показаться,
даже ее старые кости.
- О, Куиггет! - всхлипнула миссис Ламберт. - - Какой это человек!
- Вы поссорились, а потом помирились, сударыня? Значит, все в порядке.
- Поссорилась - с ним? Никогда не слыхала, чтобы он так безбожно врал.
Мой генерал настоящий ангел, Куиггет. Я готова упасть перед ним на колени и
целовать его сапоги. Да, да! Никогда еще на всем белом свете не было такого
доброго человека, как мой генерал. И за какие только заслуги достался мне
такой хороший муж! И как это судьба послала мне такого прекрасного человека!
- Сдается мне, сударыня, что вы ему под пару, - проскрипел старый
какаду. - А что прикажете подать вам сегодня на ужин?

Когда генерал Ламберт с большим опозданием вернулся в этот вечер к
ужину и поведал обо всем, что произошло, - и как был освобожден Гарри, и как
его воскресший из мертвых брат явился, чтобы прийти к нему на помощь, -
весть эта, как вы легко можете себе представить, привела в великое волнение
все семейство. Если супруг миссис Ламберт и прежде был сущий ангел, то что
же сказать про него теперь? Если утром супруга готова была облобызать его
сапоги, то до какого самозабвенного восторга могла она дойти к вечеру?
Малютка Этти подходит, молча прижимается к отцу и отпивает глоточек из
его рюмки. Лица супруги и Тео сияют от счастья, как две луны в полнолуние...
А по окончании ужина все четверо, как по сигналу, опускаются на колени и
возносят благодарственные хвалы, исполнившись той чистой радости, какую, как
нам известно из Писания, испытывают ангелы при виде раскаявшихся грешников.
И в этот миг раздается громкий стук в дверь. Кто бы это мог быть? Милорд в
деревне, за много миль от города. Уже перевалило за полночь, так запоздали
они сегодня с ужином, так заболтались, сидя за столом! Но мне кажется,
миссис Ламберт уже догадалась, кто там, за дверью.
- Это Джордж, - говорит некий молодой человек, представляя другого,
вошедшего с ним. - Мы были у тетушки Бернштейн, а потом решили, что не можем
лечь спать, пока не выразим своей благодарности и вам тоже, тетушка Ламберт.
Дорогая, дорогая, хорошая... - Дальнейшая речь становится нечленораздельной.
Тетушка Ламберт целует Гарри. Тео поддерживает побледневшую как смерть Этти
и трясет ее, чтобы привести в чувство. Джордж Уорингтон стоит, сняв шляпу, а
затем (после того как Гарри представил его) подходит к миссис Ламберт и
целует ей руку. Генерал смахивает слезу. Все счастливы и растроганы, в чем я
вас торжественно заверяю. Таков счастливый удел великодушных сердец, когда
обида забыта, мир восстановлен и любовь, казалось утраченная навек,
торжествует вновь.
- Мы прямо от тетушки Бернштейн, - увидели свет у вас в окнах и были
просто не в силах отправиться на покой, не пожелав вам всем доброй ночи, -
говорит Гарри. - Верно, Джордж?
- Вот уж поистине замечательный сюрприз препод-несли вы нам перед
отходом ко сну, мальчики, - говорит генерал. - А когда вы придете к нам
пообедать? Завтра?
Нет, завтра они обедают у госпожи Бернштейн. В таком случае -
послезавтра? Да, они дают обещание прийти послезавтра, и это и есть тот
самый день, с которого мы начнем нашу главу, и тот самый обед, на который мы
уже имели честь пригласить нашего читателя вместо полковника Джеймса Вулфа,
отлучившегося по делам сугубо личного свойства.
С какой целью? - спросите вы. О вет, не для того, чтобы просто
отобедать, нет, но еще и прослушать Сообщение мистера Джорджа
Эсмонда-Уорингтона, которое он, несомненно, собирается сделать. Ну вот все и
расселись и, как видите, - не в роскошной столовой милорда, но в маленьком
уютном кабинете (а быть может, это гостиная?) окнами на улицу. Уже убрали со
стола, генерал уже провозгласил здоровье короля, слуги покинули комнату,
гости полны внимания, и мистер Джордж, откашлявшись и зардевшись легким
румянцем, приступает к рассказу:
- Мне вспоминается сейчас, как на совете у нашего генерала некий
маленький филадельфиец, чей ум и проницательность мы не раз имели
возможность отмечать, возражал против проведения той самой военной операции,
плачевный исход которой полностью доказал его правоту.
"Разумеется, - говорил он, - когда войска вашего превосходительства