Мей Лев Александрович. Виргинцы (книга 2)

дитя считает, что долг чести обязывает его... Ну, разумеется, он так
считает, бедный ребенок!
- Он говорит, что леди Мария вела себя необычайно благородно по
отношению к нему. Когда он был в заключении, она отнесла ему все свои
драгоценности и безделушки и все деньги, до последней гинеи. Этот поступок
так его растрогал, что теперь он считает себя связанным с ней еще более
крепкими узами. Но должен признаться, что брат, по-видимому, сильнее ощущает
узы долга, чем узы любви... Сейчас, по крайней мере, его чувства таковы.
- Мой дорогой, - вскричала госпожа Бернштейн, - разве вы не понимаете,
что Мария принесла грошовые безделушки и полдюжины гиней мистеру Эсмонду,
наследнику обширного поместья в Виргинии, а не младшему сыну, который, в
сущности, нищ и только что промотал все свое состояние до последнего
шиллинга? Клянусь честью дворянки, что я, зная упрямство Гарри и понимая
размеры несчастья, которое он готов на себя навлечь, пыталась путем подкупа
заставить Марию порвать с ним и потерпела фиаско только потому, что не могла
предложить достаточно крупную сумму! Когда он находился в заключении, я
послала к нему моего стряпчего с приказом немедленно покрыть его долги, если
он согласится расстаться с Марией, но Мария опередила меня, и после этого
Гарри решил, что он не может отступиться от своего нелепого обещания. А
теперь позвольте мне рассказать вам, что тут произошло за этот месяц!
И старая дама со всеми подробностями изложила уже известную нам
историю, не скупясь на циничные выражения, что было довольно обычно в те
времена, когда в высшем свете даже самые утонченные дамы позволяли себе
называть вещи теми именами, которые никто из нас не рискнет ныне произнести
в обществе. И должен сказать, что это к лучшему. Возможно, что мы не более
добродетельны, но как-то больше уважаем приличия; быть может, мы не стали
чище, но, несомненно, стали чистоплотнее.
Госпожа Бернштейн говорила так долго, так много и так умно, что
осталась очень довольна собой и своим слушателем, и, отдавая себя в руки
камеристки, перед тем как отойти ко сну, сообщила ей, что изменила свое
мнение о старшем племяннике: мистер Джордж весьма недурен собой, явно умнее
бедняжки Гарри (которого, что греха таить, господь не наделил большим
разумом) и у него чрезвычайно bel air {Здесь: интересная внешность
(франц.).}, этакая меланхоличность... и какое-то особенное благородство и
достоинство, je ne sais quoi {Не знаю, как это выразить (франц.).}, и все
это так живо напомнило ей полковника... Бретт слышала от нее когда-нибудь о
полковнике? Десятки раз, конечно. И баронесса тут же рассказала Бретт о
полковнике еще раз.
Тем временем ее новый фаворит был, по-видимому, далеко не в таком
восторге от своей тетушки, как она от него. Какую странную картину жизни и
нравов нарисовала старая дама своему изумленному племяннику! Как высмеивала
она все и вся! В каком беспощадном свете показала свое семейство и заодно,
невольно, самое себя! Какими себялюбцами, погрязшими - от колыбели до заката
дней - в унылом беспутстве и приевшихся удовольствиях, изобразила всех до
единого! Какие низменные открылись цели! Какая бешеная алчность в борьбе за
самую ничтожную добычу! Какое убогое честолюбие!
"И это наследники благородного рода? - думал Джордж, за полночь
возвращаясь от тетушки и проходя мимо домов, где у подъездов при свете
догорающих факелов зевали носильщики портшезов, поджидая светских гуляк -
своих хозяев-полуночников. - И это носители доблестных имен, гордые
хранители чести своих предков? Или те при жизни были не лучше этих? Все
ветви нашего родословного древа украшены благородными гербами, и титулы наши
мы получили задолго до Вильгельма Завоевателя и крестовых походов. Как же
поступал рыцарь в старину, узрев друга в беде? Разве он поворачивался к нему
спиной? Бросал ли он на произвол судьбы соблазненную им беззащитную девушку?
Принимая у себя в доме юного родственника, старался ли вельможа в те давно
прошедшие времена обыграть его в кости и сбывали ли в старину рыцари
негодных лошадей обманом? Возможно ли, что эта коварная светская женщина,
какой описывает ее моя тетушка, заманила бедного Гарри в ловушку, что слезы
ее притворны и она откажется от него, лишь только обнаружит, что он беден?
Не лучше ли нам поскорее упаковать наши сундуки и занять каюту на первом же
корабле, отплывающем в Америку?" Вот какие мысли бродили в голове у Джорджа,
когда Гамбо, зевая, со свечой в руке отворил ему дверь и он увидел Гарри,
дремлющего у угасающего камина, а на столе возле него - кучку пепла,
выбитого из трубки.
Гарри приподнялся, открыл затуманенные дремотой глаза, и они сразу
засветились радостью при виде его дорогого Джорджа. Рассмеявшись весело, как
мальчишка, он обнял брата.
- Ну, вот, слава тебе господи, ты здесь, цел и невредим! - сказал он. -
А я сейчас видел тебя во сне, Джордж, - мне снилось, будто мы отвечаем урок
Уорду! Ты еще не забыл линейку, Джордж? Ого, да, никак, уже три часа, будь я
проклят! Где это вы изволили шататься, мистер Джордж? Ты ужинал? Я ужинал в
кофейне Уайта, но теперь уже проголодался снова. Я не играл в карты, сударь,
- нет, нет; это развлечение не для младших братьев! И милорд Марч уплатил
мне свой долг - пятьдесят фунтов. Я ставил на лошадь герцога Гамильтона
против его лошади! Сегодня утром они оба участвовали в скачках в Ньюмаркете,
и милорд проиграл, потому что ему не хватило веса, и уплатил мне проигрыш,
хотя и рычал при этом, как медведь. Давай выкурим трубочку, Джордж! Ну хоть
одну!
И, покурив, молодые люди отправились на покой, а я, со своей стороны,
желаю им приятного сна, ибо, право же, это очень приятно и радостно - видеть
братьев, которые любят друг друга.


^TГлава LV^U
Братья беседуют

Само собой разумеется, что наши молодые люди потолковали между собой о
доме, и обо всех домочадцах, и о том, как там идут дела, и каждый поведал
другому во всех подробностях, что с ним произошло за время их разлуки. А как
собаки, а как поживает мистер Демпстер, и старый Натан, и все прочие? В
добром ли здравии Маунтин? А Фанни уже, верно, совсем взрослая девушка, и
притом хорошенькая? Так, значит, дочка пастора Бродбента обручилась с Томом
Бейкером из Саванны и они собираются поселиться в Джорджии! Гарри признался,
что было время, когда он сам вздыхал по дочке пастора Бродбента, и посему
распил немало крепких напитков с ее отцом и проиграл ему довольно много
денег в карты, дабы иметь предлог находиться в обществе этой девушки. Однако
госпожа Эсмонд никогда бы не потерпела, чтобы, упаси господи, он снизошел до
Полли Бродбент. Итак, значит, жена полковника Джорджа Вашингтона оказалась
очень приятной, добродушной и привлекательной женщиной, да к тому же
состоятельной? Полковник привез ее в Ричмонд и нанес официальный визит
госпоже Эсмонд? Джордж с большим юмором описал необычайно церемонную встречу
этих двух дам и убийственную вежливость, с которой его мать принимала жену
мистера Вашингтона. "Пустое, мой дорогой Джордж, - сказала миссис Маунтин. -
Хотя полковник и женился на другой, а все-таки я помню, как двум хорошо мне
знакомым молодым людям грозила участь приобрести отчима ростом в шесть футов
два дюйма".
Но ведь это Маунтин, - у нее всегда на уме свадьбы! Стоит только
молодому человеку и девушке сесть вдвоем за карты или за чайный столик, как
ей уже мнится, что они связаны нерасторжимыми узами. И, конечно, это она -
глупая болтушка - распустила слухи насчет несчастной индианки. Однако
госпожа Эсмонд беспощадно высмеяла его преподобие Стэка, когда он заявился к
ней с этими сплетнями, и сказала: "С таким же успехом я могу поверить, что
мистер Эсмонд украл серебряные ложечки или надумал жениться на
негритянке-судомойке". Но хотя госпожа Эсмонд с презрением отвергла
выдвинутое против бедняжки Лани обвинение, и даже благодарила ее за
проявленную ею заботу о Джордже во время его болезни, тем не менее она столь
высокомерно держала себя с этой несчастной, что та затаилась в людской и
пыталась утопить свою тоску в вине. Словом, два месяца, проведенных Джорджем
дома, выглядели в его описании довольно безрадостно.
- Право первородства принадлежит мне, Гарри, - сказал он, - но
любимчиком остаешься ты, и да поможет мне бог! И наша матушка, сдается мне,
даже имеет на меня зуб за это. Как посмел я совершить этот pas {Шаг
(франц.).} - опередить вашу милость при появлении на свет! Будь ты старшим
сыном, к твоим услугам был бы лучший винный погреб и лучшая кобыла и ты,
несомненно, сделался бы самым популярным человеком во всей округе, в то
время как я совершенно не умею располагать к себе людей и даже отпугиваю их
своим угрюмым видом; я должен был бы родиться вторым и стать стряпчим или
отправиться в Англию, завершить там свое образование, возвратиться на родину
пастором и читать благодарственные молитвы за столом вашей милости.
Распалась связь времен. Почто же я скрепить ее рожден!
- Да ты, никак, говоришь стихами, Джордж! Ей-же-ей, ты говоришь
стихами! - воскликнул Гарри.
- Боюсь, мой милый, что эти стихи уже произнес до меня кто-то другой, -
с улыбкой отвечал Джордж.
- Ну да, это из какой-нибудь твоей книжки. Честное слово, мне кажется,
ты прочел все книги на свете до единой! - заявил Гарри и тут же рассказал
брату, как ему довелось увидеть двух писателей в Танбридже и как он снял
перед ними шляпу. - Не потому, что я так уж люблю их книги, - для этого я,
пожалуй, недостаточно умен. Но я вдруг вспомнил, как мой дорогой старина
Джордж не раз говорил мне про них, - сказал Гарри дрогнувшим голосом, - вот
почему мне было так приятно увидеть этих господ. Ах, братец, это прямо как в
сказке - вот гляжу на тебя, и не верится, что это ты. Как подумаю, что нож
кровожадного индейца был занесен над головой моего Джорджа! Хотелось бы мне
отблагодарить чем-нибудь мосье де Флорака, который спас тебе жизнь... да
только нет у меня ничего, кроме моих золотых пряжек для панталон, а они
стоят не больше двух гиней.
- Ты имеешь ровно половину того, что имею я, друг мой, и мы разделим
все поровну, как только я расплачусь с французом, - сказал Джордж.
Тут Гарри, не зная, как выразить свою пылкую радость и любовь к брату,
разразился не только словами благодарности, но начал клясться, что нет и не
было на земле второго такого брата, как его Джордж. Все эти дни после
возвращения брата он не сводил со своего Джорджа глаз; когда они сидели
вместе за столом, он вдруг откладывал в сторону нож, или вилку, или газету и
заливался беспричинным смехом от переполнявшей его радости. Прогуливаясь с
Джорджем в Хайд-парке или по Пэл-Мэл, он поглядывал вокруг, как бы говоря:
"Взгляните, господа! Это он. Это мой брат, который был мертв, а теперь
воскрес! Может ли хоть один человек во всем христианском мире похвалиться
таким братом, как мой?"
И, конечно, Гарри тоже считал, что Джордж должен выплатить наследникам
Мюзо обещанный выкуп. Это обещание было причиной многих неприятностей,
которые Джорджу пришлось претерпеть в отчем доме. Мюзо умер, - с большой
горячностью и немалым раздражением твердила госпожа Эсмонд, - и,
следовательно, сделка сама собой распалась, и сын ее свободен от данного им
слова. К тому же человек этот, если на то пошло, был мошенник. Она не желает
вознаграждать беззаконие. Мистер Эсмонд получил небольшое независимое
состояние после смерти своего отца и может промотать его, если ему угодно.
Он ужа совершеннолетний, и деньги находятся в его распоряжении, но она не
желает потакать подобной расточительности. Подумать только: подарить
двенадцать тысяч ливров кучке каких-то крестьян в Нормандии (которые, кстати
сказать, находятся с нами в состоянии войны), чтобы все эти деньги перешли,
в чем можно не сомневаться, в карманы католических попов и папы Римского.
Нет, она не может поощрять столь богопротивных поступков, и если Джордж
хочет бросить на ветер отцовские деньги (кстати, надо заметить, что прежде
он никогда не проявлял такого безрассудства и решительно отказывался
истратить хоть пенни, когда этого требовали интересы Гарри!), повторяю, если
он хочет бросить их на ветер, почему бы не отдать их тому, кто одной с ним
плоти и крови, почему бы не отдать их бедному Гарри, столь внезапно
лишившемуся наследства, вместо того чтобы оделять ими кучку французских
крестьян, околпаченных попами-католиками?
Этот спор между матерью и сыном бушевал в течение всех последних дней,
проведенных Джорджем дома. Он так и остался неразрешенным. В день отъезда
Джорджа госпожа Эсмонд после бессонной ночи подошла утром к постели сына и
спросила, по-прежнему ли упорствует он в своем намерении пустить по ветру
доставшиеся ему от отца деньги. Растерянный, огорченный до глубины души,
Джордж отвечал, что он дал слово и должен поступить так, как повелевает ему
честь. Мать сказала, что будет молить господа, дабы он смягчил его черствое
сердце, а ей дал силы нести свой тяжкий крест. Она так и осталась в памяти
Джорджа: бледное лицо, сухие воспаленные глаза. Помедлив еще секунду у его
постели, она повернулась и вышла из комнаты.
- Где обучился ты искусству привлекать к себе все сердца, Гарри? -
продолжал Джордж. - И как это у тебя получается, что все сразу становятся
твоими друзьями? Преподай мне хотя бы несколько уроков, как завоевывать
популярность. Впрочем, нет, едва ли я ими воспользуюсь. Когда мне становится
известно, что я кое-кому не по душе, меня это не гневит, а скорее доставляет
удовольствие. Поначалу мистер Эсмонд-Уорингтон - единственный спасшийся из
плена после разгрома армии Брэддока, тяжело раненный, претерпевший уйму
злоключений и невзгод, стал на какой-то срок всеобщим любимцем в своем
родном городке Ричмонде и был обласкан и на официальных приемах, и в частных
домах. Священник посвятил моему чудесному избавлению проповедь, соседи
приезжали засвидетельствовать свое почтение спасенному из плена;
закладывался семейный экипаж, и мы с госпожой Эсмонд отправлялись отдавать
визиты. Мне кажется, какие-то славные малютки были даже не прочь поймать
меня в сети. Однако матушка сразу это пресекла, отпугнув всех своим
необычайным высокомерием, и моя популярность уже начала идти не убыль еще до
того, как произошло некое событие, нанесшее ей роковой удар. Для общества
наших офицеров мне не хватало веселости и легкомыслия, к тому же я не
испытывал пристрастия к их пирушкам, игре в кости и сквернословию.
Саркастический склад моего ума не нравился дамам. На меня же их чаепития со
злословием действовали не менее отупляюще, чем похвальба мужчин и вечные их
разговоры о лошадях. Не могу тебе передать, Гарри, как одиноко было мне там
среди всех этих сплетен и вздорных перебранок, и я не раз с сожалением
вспоминал свой плен, где так свободно текли мои думы в одиночестве и тишине.
Должно быть, я слишком замкнут. Я могу делиться своими мыслями лишь с очень
немногими людьми. С другими же я молчу. Когда мы с тобой оба жили дома, ты
один болтал за столом и время от времени вызывал улыбку на устах матушки.
Когда же мы с ней оставались наедине, нам не о чем было говорить, разве что
между нами возникал спор по правовым или богословским вопросам.
Словом, мужчины решили, что я чересчур чванлив и собеседник скучный (и
были, мне кажется, правы), а дамы нашли, что я слишком холоден и насмешлив;
они никак не могли решить, когда я шучу, а когда говорю всерьез, и,
по-видимому, единодушно пришли к заключению, что я малоприятный господин; с
появлением же бедняжки Лани моя репутация погибла окончательно. Ну и
аттестовали же они меня тут, друг мой! - разгорячась, воскликнул Джордж. - И
хорошенькую устроили мне жизнь, после того как злополучная посланница Мюзо
появилась в нашем городе! Мальчишки принимались улюлюкать, стоило этой
бедняжке показаться на улице; дамы при встрече со мной, небрежно присев,
спешили перейти на другую сторону улицы. Наш дражайший духовный пастырь
путешествовал от одного чайного стола к другому и громил соблазн и
чудовищную распущенность, в которую впадают молодые люди в католических
странах, откуда они потом привозят эту заразу на родину. Появление бедной
индианки в нашем доме через несколько недель после моего возвращения
объясняли тем, что между нами существовал сговор, а наиболее осведомленные
утверждали даже, что она ждала на другом берегу реки, пока я не подам ей
сигнала присоединиться ко мне в Ричмонде. В кофейнях офицеры поддразнивали
меня и отпускали неуклюжие шутки по адресу моей избранницы. О да, наше
общество отличается высоким христианским милосердием! Я был взбешен и уже
подумывал отправиться в Каслвуд и поселиться там в полном одиночестве - ибо
наша матушка находит пребывание там крайне скучным и черпает отраду только в
проповедях милейшего мистера Слэка, - но тут до нас долетела весть о том,
что и тебе не повезло с одной дамой, и, к обоюдному, как мне кажется,
удовольствию, возник предлог для моей поездки в Европу.
- Попадись мне только кто-нибудь из этих мерзавцев, которые осмелились
сказать о тебе дурное слово, я им все их поганые кости переломаю! - загремел
Гарри, стремительно расхаживая из угла в угол.
- Мне пришлось примерно таким же способом вправить мозги Бобу Клабберу.
- Как? Этому подлому, трусливому, угодливому сплетнику, который вечно
обивает пороги милорда в Гринуэй-Корт и живет за счет всех джентльменов в
округе? Если ты задал ему жару, Джордж, то, надеюсь, сделал это по всем
правилам?
- Нас заставили дать обещание не нарушать спокойствия и порядка, и
тогда я предложил ему отправиться в Мэриленд и там решить наш спор, после
чего добрые соотечественники немедленно заявили, что, поскольку я проявил
неуважение к седьмой заповеди, мне ничего не стоит нарушить и шестую. В
общем, мой милый Гарри, я' будучи не более повинен во всех этих грехах, чем,
скажем, ты, оставил после себя такую худую славу, что хуже некуда.
Ах, какой великолепный случай извлечь мораль! О, если бы только
уважаемый читатель и его покорный слуга могли знать всю ту ложь и клевету,
которая была сказана о каждом из нас с той минуты, как мы достигли
совершеннолетия, изложить это все на бумаге и составить книгу и опубликовать
ее, снабдив иллюстрациями, какое страшное и увлекательное чтение явил бы
собой такой роман! Ведь миру известно о нас не только решительно все, но и
куда, куда больше. Еще не так давно добрый почтальон доставил мне газету,
содержащую ценнейший критический материал, где говорилось: "Автор
утверждает, что он родился в таком-то году. Это ложь. Год его рождения
такой-то". Критику это известно лучше. Ну, само собой разумеется, как же ему
не знать лучше! Другой критик (оба они происходят из страны, давшей жизнь
Маллигану) следующим образом предостерегает одного из своих друзей: "Только
не говори с ним о Новом Южном Уэльсе. У него там брат, чье имя никогда не
упоминается в его семье". Впрочем, тема эта слишком высока и обширна, чтобы
обсудить ее в одном абзаце. Я напишу статью, или давайте привлечем к этому
une societe de gens de lettres {Общество литераторов (франц.).} и создадим
серию биографий: "История жизни различных джентльменов, рассказанная их
ближайшими друзьями, с которыми они не имели чести быть знакомыми".
После того как Джордж поведал о своих подвигах и испытаниях, Гарри,
естественно, не мог не открыть душу старшему брату и дал ему полный отчет о
состоянии своих личных дел. Он вывел на чистую воду всех членов семейства
Каслвуд, начав с милорда, - и не за то, что тот обыграл его в карты, ибо
Гарри, сам игрок, готов был платить, проиграв, и брать деньги, выиграв, - а
за то, что он бессердечно отказался помочь капеллану в тяжелую минуту и под
лживым предлогом отослал его пи с чем; мнение о мистере Уилле сложилось у
Гарри в результате известной истории с лошадью, после чего он без стеснения
оставил наглядную оценку поведения этого джентльмена на его носу и под
глазами; о графине и леди Фанни Гарри отозвался в более сдержанных, по также
не слишком хвалебных выражениях. Об этих дамах ходят самые различные слухи.
Графиня - старая кошка - не выпускает из рук карт. Леди Фанни - отчаянная
кокетка.
Откуда это ему известно? О, он слышал много кое-чего от одной особы,
чрезвычайно близко с ними знакомой. Короче говоря, в дни, когда он
пользовался доверием леди Марии, она, не чинясь, сообщала кузену немало
забавных историй о своей мачехе и о своей сводной сестре - историй, далеко
не лестных для этих дам.
Что же касается самой леди Марии, тут наш герой проявил самую горячую и
стойкую преданность.
- Возможно, что я поступаю неблагоразумно. Я не стану этого отрицать,
Джордж. Возможно, что я дурак. Я сам так думаю. Я знаю, что матушка и Мария
никогда не сойдутся характерами, и дома начнется что-то ужасное. Ну что ж!
Мы можем жить отдельно. Наше поместье достаточно обширно, чтобы мы могли
избежать ссор, и я логу поселиться где угодно - не обязательно в Ричмонде
или Каслвуде. А ты, вступив во владение, уделишь мне какую-нибудь малость...
И, во всяком случае, матушка сдаст мне в аренду кусок земли и не потребует
высокой платы... А может быть, из меня получится образцовый фермер или
управляющий? Я не могу, да и не желаю разлучаться с Марией. Она проявила
столько благородства по отношению ко мне, что я буду последним негодяем,
если откажусь от нее. Подумать только - принесла мне все, до самой последней
безделушки, - милое, великодушное создание! Все, все, до последней монетки
высыпала мне на колени и... и... Да хранит ее бог! - Тут Гарри смахнул
рукавом слезу, топнул ногой и добавил: - Нет, братец, я не расстанусь с ней,
даже если бы меня за это сделали завтра губернатором Виргинии, и мой дорогой
Джордж никогда, я уверен, не посоветует мне поступить так.
- Меня прислали сюда, чтобы дать тебе именно такой совет, - отвечал
Джордж. - Меня прислали сюда, чтобы я разрушил этот союз, если только смогу,
и, признаться, более неудачного брака я себе даже вообразить не могу. И все
же я не стану советовать тебе нарушить данное тобою слово, мой мальчик.
- Я знал, что ты так скажешь! Что сделано, то сделано, Джордж. Что
посеешь, то и пожнешь, - уныло сказал мистер Гарри.
К такому решению пришли эти двое достойных молодых людей, обсудив
любовные дела мистера Гарри. Однако, потолковав с тетушкой и получив более
полное представление о своих родственниках из сообщений, сделанных ему этой
проницательной старой светской дамой, Джордж, отличавшийся скептическим
складом ума, проникся недоверием не только к братьям и сестре леди Марии, но
и к ней самой, и теперь помолвка Гарри внушала ему все больше сомнений и
тревог. Что привлекло Марию к Гарри - его богатство или его молодость и
красота? Насколько близки к истине истории, которые рассказывала про нее
тетушка Бернштейн? Конечно, он не может посоветовать Гарри нарушить слово,
однако надо постараться и придумать какой-то способ подвергнуть испытанию
привязанность Марии к брату. Этим решением Джорджа и следует объяснить его
не слишком благожелательное на первый взгляд поведение в последующие дни.


^TГлава LVI^U
Ариадна

Милорду Каслвуду принадлежал дом на Кенсингтон-сквер, достаточно
вместительный, чтобы в нем могли расположиться все члены его благородного
семейства, и находящийся притом в удобной близости от дворца, где они несли
службу во время пребывания там его величества. Миледи устраивала приемы и
карточные вечера для тех, кто готов был на них прибыть, однако сто лет тому
назад путь от Лондона до Кенсингтона был совсем не близким, и Джордж Селвин,
например, заявил, что он боится подвергнуться ночному ограблению; имел ли он
в виду разбойников в масках или нарумяненных дам за карточным столом - сие
нам неведомо.
На другой день после того, как Гарри снова появился в кофейне Уайта,
все его почтенные родственники собрались в полдень за завтраком в столовой,
и даже мистер Уилл восседал на своем месте, ибо ему предстояло нести
дежурство во дворце лишь после обеда.
Первыми к своим чашкам шоколада явились дамы; к ним присоединился
мистер Уилл в придворном мундире; последним неспешно спустился к столу сам
милорд в шлафроке и ночном колпаке, еще без парика. И тут за столом мистер
Уилл преподнес им новость: накануне вечером он ужинал в "Звезде и Подвязке"
в компании молодых людей, которые слышали все это собственными ушами в
кофейне Уайта и видели все это собственными глазами в Раниле.
- Все это видели и все это слышали? А что же именно? - спросил глава
семейства, берясь за "Дейли адвертайзер".
- Спросите Марию! - промолвила леди Фанни.
Милорд повернулся к своей сестре, которая сидела за столом бледная как
мел, с торжественным и скорбным выражением лица.
- Очередная милая и любезная выдумка нашего Уилла, - отвечала Мария.
- Нет! - вскричал Уилл, подкрепив это градом своих излюбленных крепких
словечек. - Никакая не выдумка! Том Клейпул из Норфолка видел их обоих в
Раниле, а Джек Моррис пришел от Уайта, где он слышал всю эту историю от
самого Гарри Уорингтона. И, черт побери, я очень рад! - загремел Уилл,
хлопнув ладонью по столу. - Вот вам ваш Юный Счастливец, вот вам ваш
Виргинский Принц, с которым вы, ваше сиятельство, столько носились! А он-то,
оказывается, всего-навсего младший сын! Ну, что вы на это скажете?
- Старший брат, следовательно, не умер? - спросил милорд.
- Не больше умер, чем вы сами. Никогда и не умирал. Ручаюсь, что у них