Миронов Арсений. Древнерусская Игра - Много шума из никогда

   - Как мы можем помешать встрече? - Данила поднял внимательные глаза.
   - Как я уже сказал, грека перехватить невозможно. Никто не знает, как на самом деле выглядит Колокир и какое обличье он решил принять на этот раз. Остается только один путь: искать славянина. - Подобрав подол плаща, Скараш присел на край стола, по-прежнему задумчиво вглядываясь в свежие шрамы на досках. - Как сообщает нам из Престола Окул-хан, один крещеный славянин недели две назад выехал в наши края... Очевидно, он уже находится в окрестностях Глыбозера в потайном месте, где назначена встреча - где-нибудь на незаметном лесистом острове или в глухой протоке. Найти его не составит труда: нам известно его имя и богатырская внешность. И даже то, что он приехал вместе с женой - что лишний раз подчеркивает славянскую тупость...
   - Как его имя? - лениво спросил Данила, делая вид, что тоже разглядывает глубокие царапины на досках. Они почти встретились, эти две линии - похожие на дугообразные крылья нарисованной птицы.
   - Его имя? Ха-ха! Забавное имя! - отозвался Скараш. - Этого богатыря зовут Михайло Потык. "Потык" - это прозвище. Кажется, оно означает "птица".
   XII
   Как и было их да три братца названых,
   Да тут-то молодцы и поразъехались,
   Добрынюшке-то путь держать за киян-море,
   Там корить языкушки поганые,
   Даниле Казарину-то во чисто поле,
   Прибавлять земельки святорусския,
   А Михайлушке Потоку за грязи за черныя,
   За гнилы корбы да затрясины
   К самому Калину-царю тороканскому
   Отбивать у собаки дань за двенадцать лет...
   Сказание о богатыре Михайле Потъке
   Скараш еще долго метался из угла в угол тесной комнаты, замирая в эффектных мизансценах и рассказывая о том, как его невидимые стрекозы рыскали по берегам Глыбозера в поисках Потыка. Теперь область поиска сужена до границ небольшой старицы безымянной речушки, впадавшей в озеро с востока, - там, в горячих березняках, летучие сыщики учуяли слабый намек на запах костра и человеческой стоянки... Осталось подождать до заката, когда в паучьем зеркале при свете луны можно будет разглядеть то, что видели своими сетчатыми глазками волшебные легкокрылые слуги. Если потайная стоянка славянского богатыря будет найдена, Скараш сочтет свою высокооплачиваемую роль завершенной. И придет черед боевиков: Одинок и Данэил уничтожат настоящего Потыка и его жену. Их место в лесном шалаше займут Свищ и Смеяна, переодетые в славянские одежды, - ожидать появления в условленном месте Колокира с его драгоценной ношей.
   Вот уже несколько минут Данила слушал волшебника менее сосредоточенно - краем глаза он поглядывал в тесный просвет за печкой, где на грязной кухоньке возились две славянки - толстая Малкуша и ее подрастающая дочка в желтом сарафане. Вовсе не крепкая фигурка русокосой девочки с оформившейся грудью под тонкой застиранной сорочкой, не милое проворство молочно-белых ручек в высоко засученных рукавах привлекли его внимание - на кухне творилось нечто совершенно подозрительное. Мать и дочка, воровато оглядываясь в темную комнату, вдруг замерли, склонившись над столом голова к голове... в маленьких пальцах мелькнула острая палочка - под маменькину диктовку, прислушиваясь к неслышному ее шепоту, девушка что-то наспех нацарапала на куске бересты...
   - Девка! Меду неси! - громогласно потребовал Скараш, раздраженно отшвырнув на дальний край стола опустевшую плошку. Клочок бересты мигом исчез из виду - толстая хозяйка метнулась было из кухни к столу, но испуганно замерла, остановленная визгливым окриком волшебника: - Пошла прочь, старуха! Зови свою дочку - пусть послужит нам!
   Желтый сарафан беззвучно мелькнул мимо печки - низко опустив голову и едва удерживая в руках тяжелый горшок со сладостью для незваных гостей, девочка приблизилась... "У-у-у, мой птенчик! - густо пропел южный голос, и бледные пальцы цепко легли на пухлое плечико, медленно поглаживая гладкую кожу повыше локтя. - Как тебя звать, краса-девица?"
   - Бустя... - Синий взгляд беспомощно запрыгал по столу, горшок в руках накренился, и вязкие темные струйки потекли по пальцам. - Меду вам принесла... Отведайте, добрые гости!
   - Поклон тебе за медок, Бустенька... - бархатно пророкотал голос, медные пальцы с узкими ногтями скользнули по нсзагорелому плечу выше, тихо задирая рукав сорочки. - Сколько же тебе годочков от роду, девица?
   - Тринадесять исполнилось, батюшка! Деточка совсем... - выскочила из-за печи толстая Малкуша, боязливо пригибая голову в темном платке. Младшенькая моя, болезная...
   - Пошла прочь! Тебя кто звал, дура старая! - Волшебник подскочил на стуле, мгновенно багровея лицом. Бустя, мелькнув косой, шарахнулась в темный угол, а Данила почувствовал, как судорогой свело стиснутые зубы.
   - В сарай упрячу! Будешь сидеть со своими скотами без воды! - не унимался Скараш, будто плетью размахивая в воздухе скрюченной кистью с длинными пальцами. - Молчать, свинья славянская! Знай место на кухне! А ты, деточка, не уходи... Куда же ты убежала, Бустенька?
   Бустя вдруг вышагнула из тени - синие глаза как два пятна на бледной мордочке:
   - Дядька, мне белье стирати треба! Я на реку стирати пойду. Пустите на реку!
   Хлестким движением руки перебросила на спину тяжелую косу - и замерла перед столом, пряча в складки сарафана стиснутые кулачки. Данила быстро опустил голову, разглядывая царапины на столешнице.
   - Ну-ну, ступай, моя красавица! - Скараш со сладкой улыбкой откинулся на спинку стула и добавил, поглаживая кончиками пальцев черные волосы в бородке под нижней губой: - Дядька Скараш добрый, он тебя побалует... Сходи постирай, Бустенька, - только недалеко, а то дядька Одинок осерчает! Ха-ха-ха...
   Подхватив тяжелую корзину, девка скользнула к выходу - сухо отстучали по мостам босые ножки, и хлопнула дверь. Вверху на чердаке снова что-то гулко ударило об пол; протяжно, как во сне, застонала женщина... Данила рывком встал со скамьи, ухватил в ладонь горшок с медом, сделал пару тягучих глотков...
   - Я на двор схожу, - сказал он глухо. - Посмотрю, не убежит ли девка в лес.
   Тонкая улыбка знатока искривила бледные губы в крашеной бороде волшебника. Взгляд подернулся мутной суспензией удовольствия.
   - Удачи тебе, о избранный из воинов. Потешь свое доброе сердце! - Маг даже облизал зачем-то кончики своих холодных пальцев. - Ты прав: эта славянская птичка не хуже нашей прекрасной Смеяны... Но прошу тебя: не съешь всю целиком... Оставь немного и мне на вечер! Чтобы было чем заняться старому Скарашу, когда вы отправитесь убивать Потыка. Ха-ха-ха...
   Данила не нашел в себе сил для ответа. Он вышел поспешно и более не встречаясь с магистром глазами. По двору пошел тихо и чуть пригибаясь под кусты черемухи у плетня - чтобы не попадать в поле зрения рогатой тени в блестящих доспехах: недвижим и похож на мертвого трансформера, Одинок-хан по-прежнему возвышался среди развешенных неводов, охраняя запертых в сарае жителей починка. Тихо ступая сапогами по траве, Данька прошел до конца стены и осторожно заглянул за угол - туда, где узкая тропка спускалась к песчаному берегу, тонувшему в зеленом облаке трепетного ивняка. Сквозь полупрозрачную завесу ветвей он различил солнечно-желтое подвижное пятно у самой воды - быстро пробежав по теплому дощатому настилу мимо одинокого стула, на котором давеча восседал дремлющий Свищ, девочка на ходу уронила корзину на мостки... чуть оскользнулась на мокром дереве, взмахнула руками и - замерла на миг над водой. Ее тело мягко изогнулось - наклонившись и ухватив подол просторного сарафана, Бустя быстро прибрала его до пояса, обнажая ровные ножки и крепкий зад, еще раз вильнула телом, стаскивая платье и сорочку через голову... Бросила комок одежды поверх корзины, тряхнула кудрявой головкой - толстая коса ударила по плечам и повисла вдоль спины, - потом осторожно присела на край настила и тихо скользнула в воду, мгновенно погрузившись с головой. Сверху Данька увидел, как быстро замелькало в зеленой воде белое голенькое тело, по-жабьи разводя ногами, и, стараясь не шуметь, сам тяжело запрыгал по тропке к воде, на ходу распутывая под подбородком кожаные завязки шлема, стягивая кольчугу. Наскоро свернув тяжелый доспех, затолкал вместе с сапогами под белье в корзину и, медленно опускаясь на напряженных руках, бесшумно сполз в теплую воду прямо в рубахе и портах. Озерная вода ласково приняла его тело, утомленное полуденным зноем и тупой тяжестью кольчуги, - с наслаждением раскрыв глаза в изумрудной пузырчатой воде, он поплыл прямо навстречу горячей струе небесного света, пронизавшего воду, изредка вырываясь мокрой гладкой головой на поверхность, чтобы найти глазами крошечную черную точку, маячившую впереди над озерной гладью. Данька не хотел плыть быстро - чтобы не сразу нагнать и не спугнуть девчонку.
   Бустя оказалась неплохим пловцом - не менее четверти часа Данька преследовал ее и уже начал уставать, когда из-за очередного острова внезапно просветлела среди кустов притихшая протока, отгороженная от большой воды плотной грядой поверженных деревьев - их черные силуэты торчали из глубины наружу, словно мачты затопленных парусников. Дальше с обеих сторон старицы прямо от воды начинался звонкий березовый лес, гудевший многоголосым и жарким кипением зелени. Бустя, блеснув мокрой спиной, осторожно выбралась из воды на черный горб толстой коряги и, поспешно переступая крохотными подошвами по скользкому дереву, разом пробежала по гряде бревен к берегу будто давеча по мосткам. Данила замер в воде, охватив рукой гниловатый ствол и глядя снизу сквозь шумящие над водой ветки, - среди крапчатой ряби березняка ему вдруг почудилось сизое пятнышко дыма... Так и есть: словно шляпка большого гриба торчит у самого берега серая крыша крошечного домика.
   Ничуть не беспокоясь о собственной наготе, девчонка спешила по-над берегом к избушке - светлым подвижным пятном отражаясь в зеленой воде, нежным маленьким зверьком мелькая в кружевной березовой тени. Только однажды остановилась на мгновение - отжать воду из потемневшей развивающейся косы да вынуть изо рта берестяной свиток с мамкиной запиской. Наконец, привычно перебирая ножками крутые земельные ступеньки на подъеме, цепляя руками скользкие корни, взобралась до крыльца и, решительно дернув перекошенную дверцу, исчезла внутри. "Вот она, секретная база святорусского богатыря Михайлы Потыка, - с улыбкой подумал Данька, карабкаясь по корягам к берегу. - И никаких волшебных стрекоз не нужно, чтобы найти..."
   Крадучись, подобрался к замшелому крыльцу. Не касаясь визгливых перил, прильнул плечом к косяку, заглянул в узкую щель под дверными петлями внутри клубился жаркий полумрак, как в бане, - редкие солнечные зайчики грелись на выскобленном дощатом полу, по половицам мелькнули босые белые ступни и тут же исчезли. Какие-то полки с горшками и тазиками, кустистые вороха веников под потолком - а точно ведь банька, улыбнулся Данила. Перед глазами пугающе близко просветлело мягкое плечо в пушистом облаке распавшейся косы - подбросив полено в разгоряченную печурку (Данька мог видеть розовые отсветы огня на полу), Бустя поднялась с колен и протянула по-детски пухлую ручку куда-то за пределы его зрения, ограниченного тесным просветом щели. Рука вернулась с небольшим глиняным жбаном. Заметно прогибаясь в спине от его тяжести, девочка осторожно поднесла наполненный сосуд к губам и стала пить, с каждым глотком чуть закидывая голову - темные струйки кислющего свежего кваса весело покатились по подбородку, посыпались каплями на грудь и живот. "Нехорошо, конечно, подглядывать за неодетыми девушками", - подумал Данила, и - вмиг ему стало нехорошо от пронзительной боли в плече! Словно железной лапой сдавило кости!
   Судорогой свело шею, и Данька понял, что не сможет даже повернуть голову, чтобы разглядеть неведомого врага - что-то большое и грязное, вонявшее пивом и псиной, шумно прильнуло к нему сзади, урча и клацая зубами у самого уха. "Господи, если он не отпустит плечо, я потеряю сознание", болезненно подумал Данила. Внезапно сбоку, со стороны леса, донесся чей-то окрик - и жестокая лапа поспешно соскользнула с Данькиного плеча, лишь незначительно ободрав ему рубаху. "Потап, прекрати немедля! Не смей драть гостя, хрен берложный!" - проорал из лесу чей-то перепуганный голос, и Данька тихо обернулся. Всем телом. Медленно - чтобы не мутило от жара в плече.
   Он увидел мохнатую задницу, поспешно удиравшую прочь в березняк огромный и запыленный ворох бурой шерсти на коротких кривых ножках. Устало провожая взглядом убегавшего медведя, Данила не сразу различил вдали среди берез силуэт рослого человека в белой сорочке до колен - мужик гневно потрясал в воздухе березовой лесиной, громовым голосом охаивая невежливого зверя. Осторожно прикасаясь кончиками пальцев к искореженному плечу, Данька расслабил напряженные колени и, оползая спиной по бревенчатой стене, опустился задом в траву у крыльца. Он даже нашел в себе силы ухмыльнуться, наблюдая, как пристыженный медведь кланяется хозяину, с размаху тыкаясь ему в грудь кудлатой головой. Хозяин матерился, тряс бородой и даже пару раз приложил увесистой лесиной косолапому по ребрам. Получив свое, медведь перестал кланяться и, довольный, заковылял вослед мужику к избушке.
   - Ох ты и невежа, Потап! Негостеприимная ты сволочь! - зычно восклицал меж тем хозяин, потряхивая кудрявой бородой и с интересом поглядывая на Данилу. Он шагал быстро, легко прыгая через поваленные стволы, - только теперь Данька разглядел у него за поясом ловкий лесорубный топорик, а на спине - тяжелую связку крепких березовых дров.
   - Ты уж прости моего Потапку, добр человек! Непонятливый он у нас. Оставили мишку баньку топить, а он давай дурня валять. На дурака надеялись - а дурак-то поумнел! - Весело зубоскаля и подбрасывая на горбе березовую ношу, хозяин приблизился.
   Данька разглядывал его исподлобья, разминая плечо: мужик был молод и весьма дороден: рубаха только не трещит на плечах, а шею из-за ушей видать, как говаривал покойный дед. Рывком низвергнув оземь загрохотавший ворох бревен, хозяин покрутил крупной головой, вытряхивая из кудрей березовую крошку, и троекратно чихнул, запрокидывая сожмуренную морду к небу, с удовольствием вытирая небывалым кулаком мокрую бороду.
   - А-ар-р-чхи! Господи прости, а здоровым буду! А-а-ар-р-чхи! И вам благодать троекратно чихать! А-а... а-а... а-АР-Р-ЧХИ!!! Ох... полегчало. На здоровье чихнул - ровно чарочку глотнул! - Сожмурив курносую харю, лесоруб подмигнул серым глазом и протянул Даниле лопатообразную пятерню. - Давай-ка приподниму тебя, добр человек, а то вид имеешь как будто сонный. Добро пожаловать к нам на огонек, на добрый парок! Жрать будешь или бражку натощак предпочитаешь?
   Данила уцепился за протянутую ладонь и тяжело поднялся на ноги - в ту же секунду дверь избушки разом отворилась, с лету ударив Даньку в изломанное плечо! Мигом слабея в коленях, он вновь завалился спиной о стену, краем глаза уловив сбоку мелькание влажных бедер и незагорелой девичьей попки, Бустя! Прямо с порога прыгнула бородатому мужику на шею! Повисла, подогнув ножки и отчаянно вереща что-то про хитрых недругов в железных масках...
   - Он это и есть, вражина подлючая! Из тех, что на починке у нас засели!
   Услышав визг перепуганной Бусти, Данила криво ухмыльнулся.
   - Вторая Смеяна, честное слово! - пробормотал он. - Сейчас попросит, чтобы мне оторвали голову...
   - Хватай его, дядька Потык! - Соскочив в траву, Бустя вцепилась мужику в рукав, как звереныш блестя посветлевшими от ненависти глазами. Это коганый, он по моим следам из починка дорыскал...
   - Цыц, стрекоза! - Потык вдруг сдвинул брови и стряхнул с рукава раскрасневшуюся девчонку. - Не видишь разве - добрый человек в гости пришел! Без оружия, устал с дороги... Надобно гостю хлеб-соль предложить. Ступай-ка поищи чего на стол метнуть, Бустенька, да послаще! Постой... что там у тебя за грамотка - никак, Малкуша мне весточку прислала? Давай сюда... А теперь беги в домик, похозяйничай!
   - Дюже озорная девка. На лицо красива, на язык - крапива! - весело пожаловался он Даниле, разворачивая в пальцах берестяной свиточек. Быстро, будто невнимательно пробежал взглядом по строкам. Не изменившись в лице, сунул за пазуху. - В добрый час к нам пожаловать, удалой молодец. Меня батька с мамкой Потыком нарекли, а тебя как звать-величать?
   - Данька я. Коваль из Морама, - почти простонал Данила, чувствуя, как болезненный жар заливает ребра и растекается по руке до локтя.
   - Неужто тот самый?! - Потык прихлопнул себя ладонями по бокам и вытаращил серые глаза. - Тот ли будешь Данька-коваль, который антавентову стрелу изобрел и в Престол-город ездил великому князю ее показывать?
   - Не исключено, - выдавил из себя Данька, борясь с темью в глазах.
   - Да ты совсем помертвел, добрый человек! - склонилось над Данилой перепуганное бородатое лицо. - Прости меня, дурня: не накормил, не напоил, а с вопросами подступаюсь! Ну... идем-ка банькой тебя полечим, дубовым веником почешем! - Подхватив в траве обмякшее тело гостя, Потык разом взвалил его на плечо - в меркнувших глазах Данилы криво отразились перекошенный от натуги курносый профиль хозяина, узкий фрагмент проплывающей сверху деревянной притолоки, пучки солнечных игл, слепящих из щелей меж досок, и по-прежнему недобрые девичьи глаза за дверью... Кажется, от пульсирующей боли в плече он ненадолго потерял сознание - а проснулся уже на раскаленной, стонущей и звенящей от жара березовой полке... Уф-ф! кисло-пахучая волна кваса желтой пеленой развернулась перед глазами, накрывая с головой, забивая глаза и уши радостными брызгами, ядреным духом перехватывая горло! Фыркая, слепо мотая головой, Данька завозился на горячих досках - и сразу широкая ладонь густого веника как лопатой накрыла его по черепу: лежи, не дергайся! - Киселем, киселем лежи! - пророкотал, содрогая стены, зычный голос, и тут же разом яростно зашипело из печи, повалило колючим хлебным паром. - Тебе какого парку, Данько? Лесного аль полевого? Вешня либо зимня? А может - древесно-стружечна, с можжевеловой колюкой? Куда там отвечать! - Данька едва успел выплюнуть набившиеся в зубы березовые листья, как обжигающим игольчатым дождем жестоко хлестнуло по разогретым пяткам. А! Потык, сука! пощади! Ха-ха, сейчас! Пощажу пониже спины да наотмашь! - Снова бьет, фашист, по пяткам, да с оттяжкой, придерживая на коже мягкий дожигающий веничек... Не лежи комом, лежи россыпью - иначе спечешься, равно пирог с яйцами! - Да бес с тобой, Михайло: жги насквозь! Все равно спина уже пыхает изнутри пузырями, словно блин на сковороде, и в щеках игристо покалывает расходившаяся кровь... Дх, прижигает кожу на груди дотла раскалившийся ключ на цепочке, и самые дорогие члены организма только что не скрипят от жары, прижатые к пылающей лавке! Жги, жги, Михайло, - чтоб те черти так жигали на том свете! - Ха, черти тако-то не научены - по-нашему, по-русски... Да не прикрывайся ты ручонкой - ягодица не малина, не опадет! Больно, говоришь? На то и бьют, что больно! Потапушка, угости гостя кваском, а то разболтался совсем...
   - Р-раз! - тут же жахнуло в голову мягкой пахучей волной, накрыло по плечам теплыми росплесками; мокрый похудевший медведь, отбросив в угол трехведерную шайку, грозно надвинулся к изголовью, перебрасывая в когтях кустистый веник в росяной испарине.
   - Куда?! Лежать! - Тяжелой бестрепетной дланью взволновавшегося было Даньку придавили обратно к дымящейся лавке. - Ишь, вскочил как пузырь от дождя... Отдыхай, здоровьица набирай - зараз мы тебя в четыре руки постегаем (продольный удар веником по спине "с прикладом" ладони сверху). Потревоженное плечико залечим (еще один...)! На распаренные кости и мясо глаже льнет (серия звонких ударов внахлест по пояснице)! А как же: и в бане не без добрых людей. Вот и Потапушка у меня знатный костоправ, даром что самоучка!
   - По... пощады... - Слабый стон Данилы задохнулся в веселой чехарде ударов, в шуршании листвяных, капельных, колючих ворохов. "О, ужасная смерть!" - подумал он, когда сверху нависла жуткая, перекошенная от старательного сосредоточения сил клыкастая медвежья пасть, сочащаяся слюной, - с завидной энергией зверь методично и часто лупил Даньку по плечам, то и дело неловко задевая веником по онемевшим от жара ушам. В ушах звенело громче, чем из гудящего жерла печурки, - вдруг хлопнула, вылетев наружу, тесная входная дверца, и столб холодного воздуха снаружи рванулся навстречу погибающему Даниле.
   - Аида в реку! Быстр-р-ро! - заревел под потолком голос Потыка, и Данька помолодевшей птичкой спорхнул с лавки за порог, босыми ногами в нежную изумрудную траву - за плечами ни следа прежней боли и тошноты, только урчание поспешающего вослед медведя! Рывком, бурливым цветным потоком мелькнули деревья, деревянные перильца, белый куст у самой воды - и ах! распахнулась под ногами темно-зеленая переливчатая пропасть с солнечной рябью по волне, только бы успеть перегнуть тело головой вниз, в обожаемую сине-холодную свежесть... - Полевее сигай, мимо коряги! - истошно орет вослед Потык, но уже поздно: взрыв искристого холода сладко обнимает Данилу и на миг уводит прочь из этого и всякого мира... Но тут же морда фыркает в воде, и ноги взбалтывают под собой перетревоженную глубину - вверх! вверх! наружу к солнцу, к воздуху! Ух и холод... В голове светло и гулко бездумным зверем поспешно карабкаешься наверх по раскисшей глине ступеней, а у входа уже медведь с веником наперевес... вдруг - что это?! Белым дымящимся комом пронеслось мимо, от порога к обрыву - да это ж Потык, сверкнув голой задницей, завертелся в лихом прыжке и упал вниз, за обрыв берега... хлоп! словно бомба рухнула в болото!
   А в бане посветлело, однако жар по-прежнему висит под потолком, и косолапый приятель, виновато клоня долу клыкастую морду, вежливо подает чистое полотенце. А кто мне давеча в плечо вцепился, а?! Косолапая сволочь прячет оловянные глазки и по-суседски громоздится рядом на полке, прижимаясь размокшей жесткой шкурой. "Бес бы тя драл, хрен берложный!" - устало думает Данька, радостно размякая на скамье... И жар будто в радость идет начинаешь чувствовать тонкий медовый припах кваса, звонкую струю березового душка от подсохшего веника и темные полутона в аромате дубовой закваски в шайке на полу...
   - Чаво расселся, гость дорогой?! Чаво опечалился?! Не грусти: горе только рака красит! - снова загудели стены, и русский дух клубами пара и брызг ввалился в избушку гораздо прежде самого Потыка. - На-кось тебе веничек в лапы, нынче твой черед крыльями махать. Будем зараз медведя мыть!
   Медведь с потрясающей живостью полез под лавку. Однако от добрых людей не уйдешь: в четыре руки огромная туша с усилием извлечена за задние лапы обратно - под струи воды и пара, под агрессивный прессинг молодых веников! Лупи, лупи мохнатого! Бей мельчей - собирать ловчей! Мыльная волна накрыла его с головой, и на зубастой голове со слипшимися ушами мигом выросла косматая шапка пены - помолодевший Данька ободрился: запрыгал вокруг ревущего зверя, примеряясь к шерстяным бокам тяжелыми ворохами дубовой листвы.
   - Ишь, грязи накопил! - торжествовал Потык, охаживая косолапого по раскисшему загривку. - Землей зарос, хоть репу на шее сей! Ну да это не беда. Грязь не сало: потер - отстала! Кваском его попотчуй, Данька!
   Нет, не успел Данила обрушить на животное заготовленную бадью с темно-янтарной жижей - слепо тыкаясь в стены, медведь наконец нащупал узкую дверь и с порога сиганул в воду - река всколыхнулась от края и до края, и Даниле показалось, что высокий берег сейчас обрушится в воду вслед за ревущей кучей намыленной шерсти.
   - Дело бывает - и медведь летает! - удовлетворенно подытожил Потык, отдуваясь и присаживаясь рядом.
   - Только не в гору, а под гору! - подхватил Данька, вдруг припомнив вторую часть этой поговорки. Наверное, в детстве слыхал от деда. И вот на тебе - кстати пригодилась.
   - Банька и червяка живит, - хмыкнул Потык, косясь на разомлевшего гостя. - Никак, зажило плечо твое, Данька-коваль? Погоди, мы его еще доброй похлебкой поправим... Бус-тя! Бу-стя!!
   В дверь просунулась светлая головка, заморгала синими глазами.
   - Бустька, неси скорей варево! Гость изголодался. Не евши и дятел помрет. Только ты это... надела бы чего? Возьми там рушник, на липе сохнет.
   Гордо тряхнув косицей, почти швырнула дымящийся горшок об лавку коротко глянула насквозь, как пионер-герой на немецкого оккупанта: чтоб те подавиться, недобрый гостюшка! А вышитый петухами рушник обернула вокруг бедер, по-детски не беспокоясь об обнаженной груди: отошла в угол и замерла, скрестив руки на животе.
   - Напрасно ты его кормишь, дядько Потык! Ведь коганый он, в личине ходил по починку...
   - Ты б лучше о похлебке пеклась: уж больно жиденька вышла! Крупинка за крупинкой бегает с дубинкой, - в шутку гневаясь, проворчал бородатый хозяин. - Ох, Господи Боже, каждый день то же: полдень приходит - обедать пора! - посетовал он, поспешно приближая свою миску. Задумался на миг, коряво перекрестил тарелки растопыренным двуперстьем и - замолк, размеренно стуча в донце деревянной ложкой.
   Данила не заметил, как прикончил свою долю - однако Потыка обогнать не удалось. Обсосав последнюю косточку, тот старательно вытер бороду кулачищем и смежил веки:
   - Ох, жизнь тяжела. Погано мне донельзя: так от сытости ко сну и клонит! Ужас.
   - Спасибо. - Данька склонил голову и отодвинул миску.
   - Все полезно, что в рот полезло. - Потык, протянув длинную руку, сгрудил в кучу грязную посуду. - Бустенька, ангел мой, ступай ополосни плошки, а мы с гостюшкой потолкуем по-искреннему, по-богатырски.