Миронов Арсений. Древнерусская Игра - Много шума из никогда

   То не темная дубровушка расшумелася,
   То не белыя зарницы рассиялися,
   Собирались то удалы добры молодцы
   На почестей мир, на богатырско столованьице.
   А как первым приезжал удалой хоробр Мстиславушка,
   Тот ли Мстиславка да сын Клыкович.
   Как вязал он сваво коня на медян чембур,
   Насыпал ему пшена-то белоярова.
   Открывал белодубовы ворота на треть пяты,
   Выпивал полуведерну чарку того ли зелена вина,
   Да бросал ту чарочку за сотню шагов,
   Начинал тут Мстиславушка похаживать,
   По широкой улочке погуливать,
   На красных девушек поглядывать.
   Говорил о ту пору Мстиславка таковы слова:
   "Али есть у вас во честном городе Жиробреге
   Удалой богатырь да покрепчай меня,
   На кулачки ведь со мною потягатися".
   А ничего-те добры молодцы не сказалися
   Стоят, светлы очи в землицу потупили.
   Как говорил еще удалой Мстиславушка сын Лыкович:
   Аль не сокол я, не белый кречет ли?
   Коль могу слететь выше леса стоячего,
   В сине небо скочить за облако ходячее
   В тех ли моих сапожках волшебныих,
   Да за пазухой-то у меня велик кошель,
   А холопов у меня есть четна дюжина
   Удалых ли тех да разбойничков залесскиих".
   А вторым приезжал тут молодой Данилушка,
   Могучий богатырь Данила Казарин, сын Денисьевич,
   Он вязал добра коня на сребрян чембур,
   Насыпал тому коню пшена сорочинского,
   Отворял белодубовы ворота да на полпяты,
   Выпивал ведерну чарочку того ли зелена вина
   Да бросал ту чарочку за триста шагов.
   Говорил тут удалой Данила таковы слова:
   "Как ты смеешь тут, собака, похвалятися!
   У меня-то за пазухой не велик кошель,
   Не велик кошель - булатное чингалище,
   А холопов ведь у меня четыре дюжины
   Тех зверей лесных да воронов железныих".
   А во-третьих приезжал тут Елисеюшка Гордеевич,
   Тот ли честный князь Лисей от славна Вышеградия,
   Он вязал добра коня да на злат чембур,
   Насыпал тому коню пшена сорочинскаго
   Да пополам ведь с тем ли скатным жемчугом,
   Отворял белодубовы ворота Лисей да на пяту,
   Выпивал трехведерну чарочку того ли зелена вина
   Да бросал ту чарочку за тысячу шагов.
   Говорил тут Елисей Гордеевич таковы слова:
   "Как вы смеете, собаки, похвалятися!
   У меня-то за пазухой не велик кошель,
   Не велик кошель, не вострое чингалище,
   А есть нунь у меня злата цепочка,
   Злата цепочка о сорока звеньюшек,
   А кажно-то звено будет сорок пуд,
   А холопов у меня четыре сотни будет
   Молодых ли дружинничков Вышеградскиих".
   О ту пору не сыра землица расседалася,
   Да не Волга-матушка разливалася,
   Выходили по той Волге да кораблики,
   А у тех ли корабликов златы веселки,
   А на веслицах-те богатыри иноземныя алыберския.
   Как выступал тут на берег удалой богатырь,
   Тот ли честный царь Саул Леванидович,
   Он скочил с кораблика на высок бережок,
   Да с бережка того скочил на перено крыльцо.
   Оттого ли скока высоки терема пошатнулися,
   Да те ли резны маковки покривилися,
   Да окошечки косящаты поразбилися,
   Ворота ли те белодубовы оземь повалилися.
   Подносили тут Саулу трехведерну чарку зелена вина,
   Выпивал ли ту чарку Саул за един дух,
   Бросал ведь ту чарку подале Волги-матушки,
   Да за дальний тот за берег мурзамецкий.
   Говорил честный царь Саул Леванидович таковы слова:
   "Ой не честь вам, не хвала молодецкая,
   По пустому нунь стоять препиратися,
   Вы тут, добры молодцы, похваляетесь,
   А самой ли той горькой новости не ведаете:
   Как идет ведь из-за Сароги-реки не сырой туман,
   То не тучи воронья идут-надвигаются,
   А иде к вам на землю русскую удалы молодчики,
   Да от того ли берега от мурзамецкого
   Иде молодцы до двухнадесяти их сот,
   Богатыри-те все на конях одноличные,
   Жеребцы ведь все у них рогатыя,
   А ведет-то их прекрасный царь Чурила Пленкович,
   Молодой Чурила внук Сварожевич.
   Как у того ли Чурилушки скат-бархатен кафтан ,
   Да со теми ли сребряны пуговки вальящаты.
   Над головушкой-то у него медян подсолнечник.
   Как на ноженьках у Чурилы сапожки крылатыя,
   А в ручках ведь у Чурилушки злата плеточка,
   Злата плеточка да змиевочка на полета сажень.
   Как у того ли Чурилушки будут кудри темные.
   Да лицо-то у Чурилушки черным-черно.
   А несет ли Чурила за пазушкой не тяжел кошель,
   Ой не вострое чингалище булатное.
   Да не ту ли злату цепочку пудовую.
   А несет Чурила камень - Илитор заморский.
   Тот ли черный камень Алатырь от Змея-города.
   Как дойдет Чурила до землицы до Русския,
   До тех ли до ваших шатров богатырскиих,
   Будет вам добрым молодцам с кем потягатися,
   Ой да будет с кем на кулачках побитися".
   А ничего-те добры молодцы не сказалися,
   А стоят во сыру землю светлы очи потупили.
   Как о ту пору не гроза раздавалася,
   То не мать сыра земля рокоталася,
   Раздавался громкий голос незнаемый:
   "А ведь есть на Руси да велик богатырь,
   Удалой казак да могучая поляница
   Того ли Чурилушку да за чуб схватить,
   Да за те ли горы дальним закинута".
   Тут вскричали русския богатыри да добры молодцы:
   "Кто тут есть молвить речи темныя
   Ой да тем ли голосом да грозныим незнаемым?
   Ты поведай нам, человече неведомый,
   Где найти-сыскать нам того богатыря-поляницу?"
   Выходило тут из-за кустика человечище,
   Выступало из-за холмика старче калечище,
   Да та ли старая ведь калика перехожая,
   Говорила калика таковы слова:
   "А здрасте-тко братцы добры молодцы!
   А Бог вам на пути, добрым молодцам,
   Собирайтеся вы, молодцы, в дороженьку,
   Надевайте вы сапожки железныя несносимыя
   Да берите в белы рученьки не булатен меч,
   Не булатен меч, не палицу богатырскую,
   А берите вы ту ли суму переметную калицкую,
   Ой да ту ли шапку греческу богомольную,
   Ту ли еще ведь клюку дорожную тяжелую.
   А ступайте вы за мною по дороженьке,
   По Руси-матушке ходить из конца в конец,
   Да сыщете того ли богатыря великого,
   Удалого казака да могучую поляницу,
   Тот ли богатырь нунь еще на печи лежит,
   Вот уж тридесять лет да три годочка дожидается".
   Как пошли ведь они по дороженьке,
   Да пошел рядом с ними дедушка,
   Пошел рядом, еще наперед-то их,
   А стали они как бы оставатися,
   Едва-то старичка на виду держат-то.
   Тут взмолились удалы добры молодцы:
   "Нету нам уж идти мочи-силушки!
   Отвечай ты нам, стара калика перехожая,
   Как твое ведь будет имя-прозвище?"
   Отвечало им тут старое калечище:
   "Ай же вы, молоды богатыри русские!
   А я-то есть Никола Можайский,
   Пособлю вам есть русским богатырям
   Постояти-лечь за землю Русскую".
   Я склонен усматривать в былинной фабуле не что иное, как проекцию в плоскость народного мифологического сознания воспоминаний об историческом Жиробрегском съезде. Действительно, "заседание в горнице утром в среду" началось с разговора о нашествии на Русь Чурилы, сына Пленковича, молодого посланца мрачного азиатского Востока с его холодными верованиями и устоями, символически обобщенными в образе вавилонско-тибетского "черна-холодна камня Илитора".
   - Прежнее, языческое славянство так или иначе нуждается в новом порядке, в новом устройстве жизни, - сказал, поднимаясь с места, алыберский царь Леванид. - Сегодняшняя Русь безалаберна, то есть беспорядочна. Нужен новый алабер... говоря вашим языком, Алатырь - краеугольный камень основания новой веры и новой власти. На земле есть всего четыре миропорядка, четыре камня-Алатыря. И самый страшный из них, самый холодный и черный таков Илитор, камень Кабала. Именно его несет на Русь азиатский демон Чурила. Точнее - Курила, от слова "курить" - приносить жертву демонским идолам Вавилона. Спасти славянство от этого Чурова миропорядка - наша общая и первоочередная задача. Ради этого я и привез к вам мои последние камнеметы, гордое оружие древней Алыберии...
   - Чурила движется очень быстро: вчера он уже вошел в Санду, это крупное село на севере моего княжества, - сказал Алексиос Геурон, расстилая по камчатной скатерти свою карту, начерченную на свежем свитке пергамента, - Если его конечная цель - город Престол, то уже к концу недели он будет во Властове. Еще через неделю - в Чернигине. К исходу месяца его будут встречать в столице...
   - Он движется быстрее птицы, - ответствовал царь Леванид. - В подарок от деда Сварога Чурила получил волшебные крылатые сапоги, в которых проделывает до десяти огнищ в сутки по прямой - над непроходимыми лесами и болотами. В таких сапогах он и верно войдет в Престол не позже следующего новолуния.
   - Можете немного расслабиться, - молвил Мстислав Лыкович. - Ваш Чурила скорее порвет свой организм, чем доберется до Властова к началу июля. У парня возникли проблемы с сапогами - их уже украли. Ха! У нас на Руси клювом не щелкай!
   - Откуда известно сие?! - вскричал царь Леванид, еще не веря радостному известию. - Сапоги похищены? Это означало бы, что Чурила будет двигаться вдесятеро медленнее... Нет, не может быть.
   - Ты, должно быть, шутишь, Мстиславка! - ласково сказал князь Вышградский. - Украсть что-либо у самого Чурилы непросто. Его окружают верные слуги - жрецы, дивы и ночные волки. Едва ли на Руси найдется столь ловкий вор...
   - Я и не говорю, что это было просто! - ответствовал Мстислав. - И знаешь... ты прав: местные криминальные элементы не блещут. К счастью, нашелся человек из будущего, с принципиально новой энергетикой мозга, способный сплести хитроумную сеть ухищрений... короче, я сделал это. Сапог у меня.
   Его слова были встречены взрывом радостного шума. Когда веселый гул за столом несколько смолк, Данила Казарин спросил Мстислава, умеет ли он летать на Чурилином сапоге.
   - Это проще простого, - сказал на это Лыкович. - Меня научила одна симпатичная старушка.
   - При помощи крылатого сапога мы сможем скорее установить связь с нашими единомышленниками в других городах - в Престоле, Немогарде, Властове! - восторженно воскликнул алыберский царь. - Досточтимый Мстиславе, тебе предстоит отправиться в полет как можно скорее.
   - Ну... честно говоря, есть пара неотложных дел здесь, в Великих Сиськах! - поспешно молвил Мстислав. - Я должен отдохнуть, посидеть на бюллетене, на диете. Ближе к осени поправлюсь и готов куда угодно - хоть в Престол, хоть в Коста-дель-Сол. Можете рассчитывать на мой сапог-самолет!
   - Ты отправишься в путь уже сегодня! - продолжал Леванид, словно не расслышав. - В Немогарде на днях высадилось войско молодого князя Владимира Святича, в стане которого немало крещеных славян и варягов - Дунай Иванович и Гонена Голубец, Рокот-богатырь и другие. Они тоже готовятся противостоять натиску Чурилы - нужно объединить усилия!
   - Ага, я буду без устали рассекать воздушное пространство, а все остальные останутся здесь - пить опорьевское пиво и развлекаться! - с горечью молвил Мстислав Лыкович. - Я не могу оставить Ластю. Я обязан навестить тут одну мельничиху. Потом... мы подружились с Дормидошей и Потапкой - парни будут скучать без меня! Я не согласен, так нечестно. Вы тут будете тусоваться, а меня - в Немогарду?
   - Едва ли нам хватит времени на застолья, - покачал головой Алексиос Геурон. - В твое отсутствие мы с царем Леванидом будем готовить вооруженное противостояние Чурилиной армии, которая со дня на день форсирует Влагу и устремится через земли моего княжества на Запад, к Властову и Престолу! Мы будем собирать военный союз соседних княжеств, вооружать дружину...
   - И прежде всего готовить нападение на самого Чурилу! - перебил алыберский царь, с размаху опустив на столешницу жилистый сухой кулак.
   - На самого Чурилу? - В голосе Алексиоса Геурона мелькнуло сомнение. - Но... добрый мой царь Леванид, каким образом?
   - Камнеметы! - воскликнул царь с торжествующей улыбкой. - Мы забросаем его камнями при помощи катапульт!
   - Если мне дозволят выступить, я скажу... - подал голос вышградский десятник Дормиодонт Неро. - Я внимательно изучил сообщения нашего отряда из Санды, вошедшего в это село после ночных оргий Чурилы. Местные жители хором утверждают, что Чурила высекает в воздухе огненные и ледяные молнии очевидно, он пользуется каким-то гнусным чародейством. Боюсь, что даже хитроумные алыберские машины едва ли остановят этого демона...
   - Хе-хе, Дормидоша абсолютно прав! - воскликнул Мстислав сын Лыкович. - Мазерфакера не проймешь вашими хиленькими катапульточками. Господам офицерам попросту не удастся подогнать свою рахитичную артиллерию на расстояние выстрела - Чурилку повсюду окружают разведчики и телохранители: они оцепляют лес вокруг него на добрых три километра.
   - Если верить былине, Чурилу удалось победить только в честном поединке, один на один... - негромко сказал Алексиос Вышградский, словно к самому себе обращаясь. - Я плохо помню текст этой баллады: сначала Пленковича пытались остановить киевские дружинники - и все полегли от ударов таинственной "плеточки-змиевочки". Чурила беспрепятственно вошел в Киев и начал творить там свои безобразия... Только через несколько дней возник наконец некий русский богатырь, который свалился точно снег на голову - об этом витязе раньше никто и слыхом не слыхивал, а теперь он с удивительным спокойствием и легкостью схватил ранее неуязвимого Чурилу за какие-то там черные кудри и забросил, если не ошибаюсь, за синий лес и за дальние горы.
   - Как звали этого русского богатыря? - спросил Данила Казарин.
   - Не могу вспомнить. Какой-нибудь Илья Муромец...
   - Насколько мне известно, на Руси нет такого богатыря, - грустно улыбнулся царь Леванид. - Могучий воин-богатырь - существо необычное, такие люди в любой стране наперечет... В Алыберии есть только один. На Руси их теперь, кажется, около пяти.
   - Дай Бог, скоро их будет ровно тридцать три! - вдруг сказал Данила Казарин, и шум за столом затих. - Наступит новое время. Время защитников-богатырей - один за другим они начнут заступать на княжескую службу: Илья Муромец, Алеша Попович и десятки других... Ремесленники и крестьяне, воры и охотники будут превращаться в защитников родной земли. Это время совсем близко - потому что стати Империи уже переданы на Русь! Подождите немного - и вы без труда найдете того, кто остановит Чурилу.
   - Господи, это же так просто! - вскричал князь Вышградский. - Данила прав: эпоха богатырей! Как только на Руси утвердится христианство, будет дан мощный духовный толчок народному самочувствию... возникнет такое понятие, как "богатырь святорусский"! А сейчас, в последние дни отмирающей власти язычества - этот завтрашний богатырь, должно быть, еще лежит на печи где-нибудь в селе Карачарове неподалеку от Мурома...
   - Твоя правда, светлый князь Алешенька! - раздался вдруг негромкий старческий голос. - Просто чудо, как скоро вы догадалися, без моего совета все поняли... И слава Богу! Что ж: теперь собирайтесь, добры молодцы, в дорогу. Пора нам идти гостями к одному болящему муромскому крестьянину... Тот мужичок на печи сиднем сидит - тридесят лет, с рождения. Небось изрядно уж засиделся.
   Никто и не заметил, как дед Посух зашел в горницу. С утра Данька просил его остаться внизу, в ложнях палатного бруса - присмотреть за Бустенькой, которая после неприятного хмельного эпизода на постоялом дворе совсем расстроилась и тихо плакала, забившись в угол... Теперь девочка успокоилась и заснула, а потому старый пасечник от делать нечего заглянул наверх, в светлые комнаты - туда, где за широким столом заседал Жиробрегский съезд.
   - Только великому крещену богатырю под силу, наперекор чарам бесовскиим, победить Чурилу Пленковича и прочь зашвырнуть за Вельи горы поганый камушек Илитор, - сказал старик, отставив посох и присаживаясь к столу. - Однако ж этого мало. Не довольно будет одной победы над черным поганым Илитором. Надобно утвердить на Руси бел-горюч камень Алатырь. Камень сей при Кресте Господнем лежал и возрыдал слезами горючими, на него же Кровь Господня истече... А имя тоему белому Алатырю будет Пучинушка, светла Причинушка, добру делу починушка. Нонче сей камень при Табор-горе зарыт в святых местах близ Ерусалима-города. Ой, не всякому под силушку камень тот из святой землицы изрыть да на Русь отвезти... Очень уж на то могучий богатырь нужен.
   - Все ясно, дед! - воскликнул Мстислав прежде прочих, смущенно молчавших у стола. - Стране нужен богатырь - это панацея, это супероружие и решение всех проблем. Мы готовы искать этого парня. Я лично, так и быть, оторву организм от стула - сразу после обеда. Говори теперь - где его искать, твоего богатыря.
   - Сказать-то скоро, да не скоро делу делаться! - отвечал старик. По пророчествам быть тако: четыре нищих старца, калики перехожие, сорок дней тяжкие вериги на плечиках поистягавши, три пары железных сапог износивши да найдут того богатыря болезна и недвижна лежаща. И да вернут ему здравие богатырское по третий глоток чистой колодезной воды... Так в мудрых книгах писано - а уж вы понимайте, как знаете.
   - Цепи тяжкие... вериги несносимые - это что? - негромко спросил Алексиос Геурон, меняясь в лице от внезапной догадки. - Сколько весу быть в той цепи? Как она выглядят?
   - Весу-то в ней немного - а вот бремя великое. Выглядят как? Да так себе, просто выглядят - цепь и цепь, златы звеньюшки, - ответствовал на то старый Посух, раздвигая на белой груди расшитый ворот своей чистенькой сорочки. Из-под снежной бороды тоненько блеснула на солнце небольшая цепочка - сорок округлых звеньев с крещатыми надрезами по металлу...
   Тут случилось странное - сам великий царь Леванид Зиждитель, гордый деспот непокоренной Алыберии, разом восстал на ноги и, уронив позади себя плетеный стул, шагнул вперед... Старый пасечник попытался остановить его поспешным мановением сухонькой длани - но слишком поздно: вельможный владыка Леванид уже склонился в глубоком почтительном поклоне - и замер, коснувшись рукой пола.
   - Ох! Да полно ж тебе, добрый царь Леванидушка! - Перепуганный Посух вскочил с места, насильно поднял алыбера, вцепившись в шелковые рукава на предплечьях.
   - Прости меня, батюшка Никола! - молвил царь, не желая поднимать смиренную голову. - Не признал тебя, отче, - не серчай.
   - Дык... давненько не виделись, Леванидушка - не грех и обознатися! - заквохтал дедушка, ласково, будто ребеночка, поглаживая царя по сухому локтю.
   Среди сидевших за столом никто не мог проронить ни слова, наблюдая за этой сценой - и больше всех побледнел Данила, будущий богатырь Казарин. Данька не верил глазам своим: горбатый пасечник Посух казался теперь едва не наголову повыше сухощавого рослого Леванида... Да и от прежнего шепелявого говорка не осталось и следа - старик говорил каким-то молодым, поистине богатырским голосом!
   - Нищие старцы, выступая в путь на поиски великого богатыря-муромца, должны нести при себе, помимо своих несносимых вериг, еще четыре священные Стати Империи: жезл, державу, Константинов меч и Псалтирь в азбуке Солунских братьев Кирилла и Мефодия, - говорил меж тем старче калечище своим гремучим голосом. - Потому и будет странников четверо. На каждого по единой драгоценной ноше...
   Он подошел к столу и, быстро окинув собравшихся ясно-синим задорным взглядом, вынул из-за пазухи небольшой продолговатый предмет, завернутый в мягкие тряпицы. Развернул - и Данька мгновенно узнал деревянный образок Спаса Нерукотворного из избушки Михайлы Потыка. Сухие пальцы Посуха скользнули по краю иконки - она вдруг растворилась, как складень: внутри, в крепкой деревянной обложке тепло зашелестели тонкие бумажные страницы, мелко исписанные тесными буковками церковнославянской грамоты.
   - Это и есть Псалтирь Кирилла и Мефодия. Солунские братья просили передать ее в подарок могучим богатырям и нищим старцам в далекой русской земле, - улыбнулся он и отступил на шаг.
   - У меня тоже есть подарок для русской земли! - молвил алыберский царь Леванид. Просто отстегнув от пояса, не вынимая из тяжелых окаменевших ножен, он положил на стол рядом с чудесным складнем заветный меч Константина Великого. Могучее оружие легло подле иконы - и перевитая серебряными нитями рукоять меча вдруг горячо просияла в солнечном блике. Так что теперь на этой рукояти можно было прочитать невидимое прежде слово, короткое и гордое: "NIKA".
   Данила Казарин не говорил ничего, он просто ощутил, что тесный сверток за пазухой начинает жечь его сердце под кольчугой. Поэтому он бережно положил на стол развязанную нищенскую торбу, в теплой глубине которой ровным излучением золота горел тяжелый, увенчанный двуглавым орлом скипетр и округлая, крестообразно перехваченная лентою крупных жемчужин держава императоров Базилики.
   - Это невероятно! Нам удалось собрать все Стати Империи... прошептал князь Вышградский.
   - Осталось найти четырех старцев, способных хранить эту драгоценную ношу в поисках великого богатыря из Мурава, - задумчиво произнес царь Леванид.
   - Двое уже здесь, - сказал дед Посух. - Царь Леванидушка да я, никчемный старикашка, - коли возьмете меня, старого, в сотоварищи.
   - Трое, - шепотом произнес князь Вышградский, расцепляя на груди золотую застежку плаща, открывая край тяжелых золотых вериг на груди, гроздьями кованых звеньев отягощавших плечи. - Здесь уже трое. Вот еще одна цепь... Ради нашего дела я готов стать нищим старцем. Если позволено, я пошел бы с вами.
   - Нет, это праздник какой-то! - недовольно сказал Мстислав Лыкович. - Куда ни плюнь, попадешь на золотую цепь. Не друзья у меня, а сплошные нью рашенз. Беда-а-а, что у меня нету такой же крутой фенечки из золота. Не потому беда, что завидно мне. А потому, что нужно теперь искать четвертого мужика с цепью где-то на стороне.
   - Если постараться, можно найти четвертого старца всего за несколько недель, - сказал Леванид Зиждитель. - Я лично знаком с Саулом Росхом, крещеным пастырем горского народа овесов - он живет в селе Бад в Овсетии. До тех мест плыть Влагою не более дюжины дней...
   - Далековато, - сказал князь Вышградский, откидываясь на спинку узорчатых кресел. - А нет ли кого здесь, на Руси?
   - На Руси есть Свенальд-варяг, раскаявшийся убийца князя Олега, отвечал алыберский царь. - Еще есть Белун-отшельник, бывший чародей, в прошлом языческий божок Световит, - он живет в чаще северного леса и молится за грехи языческого славянства. Ах, конечно же! Есть еще один отшельник совсем рядом, в Залесье! - старый князь Всеволод Властовский, удалившийся от мира после захвата его вотчины Ярополком. Правда, его золотая цепь долгое время считалась утерянной...
   - Ну... тут ты немного опоздал, Георгич! - грустно перебил Мстислав Лыкович. - Старый князь Всеволод уже умер. Бобик сдох, поздняк метаться. Одним старцем меньше.
   - Упокой Господь его душу, - после недолгой паузы тихо сказал Леванид Алыберский. Медленно, один за другим, князья и богатыри осенили себя крестным знамением. Дед Посух в углу быстро отвернулся и забормотал что-то себе под нос, изредка негромко вздыхая.
   - Стало быть, из ближних дедов могут помочь только двое - Свенальд и Белун, - продолжал меж тем Мстислав. - Они далече ли отсель?
   - Свенальд в Престоле, Белун - в окрестностях Немогарды, - отвечал царь Леванид. - До Свенальда добираться верхами два месяца, кораблем плыть - три недели. До Белуна же плыть с неделю, на лошади добираться - полгода.
   - О'кей, парни! - Мстислав шумно выдохнул, нахмурился, почесал затылок и снова выдохнул. - Я привезу вам кого-нибудь из старцев к завтрашнему вечеру. Который из них полегче будет?
   - Полегче?
   - Да-да, полегче! Хорошо, я заострю вопрос иначе: который из двух старцев менее толстый?
   - Зачем тебе? - Алексиос Геурон поморщился.
   - А затем, что интересно! Не ты же его на себе тащить будешь по воздуху! Не уверен, что мой волшебный сапог вытянет двоих в меру упитанных мужчин. Поскольку я подрядился тут у вас, как позорный Карлсон, развозить нищих старцев с золотыми цепями, меня интересует только одно: чтобы пассажир попался полегче и посговорчивее, чтобы в салоне не курил и тучной своей фигурой окно кабины водителя, понимаешь, не загораживал!
   - Лети-ка ты, Славка, лучше в Немогарду за Белуном, - усмехнулся Данила Казарин. - Разве не помнишь в учебнике истории картинку "Ярополк убивает своего брата Олега"? На том рисунке как раз воевода Свенальд изображен. Очень массивный дядька. Почти такой же толстый, как ты сам...
   - И вовсе я не толстый! - взревел, багровея, Мстислав. - Человек инициативу проявил, а его толстым дразнят! Нет бы спасибо сказать... Неблагодарные. Вот я сейчас откажусь лететь и сяду на диету - будете знать.
   - Господи, не ссорьтесь! - рассмеялся Алексиос Геурон. - Лучше порадуйтесь: слава Богу, у нас есть теперь все шансы остановить Чурилу и привезти на Русь новый христианский миропорядок... Я имею в виду бел-горюч камень Пучину. Если Славка каким-то образом доставит сюда еще одного, четвертого старца - или просто поможет нам установить с ним связь, - мы возьмем имперские Стати и выступим в путь...
   - Мы сделаем все, что нужно: мы наденем железные сапоги и возьмем в руки посох странничества, - сказал царь Леванид. - Мы сохраним Имперские Стати и пробудим к жизни, к славным подвигам самого великого из русских богатырей!
   - Есть только одна сложность, - глухо сказал Данила. Все обернулись - он стоял у окна, скрестив руки на груди и глядя в сторону.