Страница:
Сидя в летящем по трассе дрэгслее, Стив Баталов восемнадцать раз подряд пережил боль и агонию. Тут не до выигрыша! К финишу он пришел третьим, и взбешенный Генлаор, видя, как уплывают вложенные в проект деньги, подорвал его машину. Стив погиб, и клоны погибли — все, кроме одного. Этот, последний, находился на трибуне, в которую незадолго до развязки врезался вылетевший из желоба дрэгслей одного из гонщиков.
Выживший клон получил тяжелые травмы, но вдруг обнаружил, что способен регенерировать. Позже выяснилось, что он обладает и другими странными для человека способностями. Он решил добраться до Генлаора — но таким образом, чтобы никто больше не пострадал, это был очень важный для него пункт. А струсивший Генлаор организовал взрыв на презентации «Галактического лидера», убив сразу двух зайцев: во-первых, Гонщика записали в террористы, во-вторых, освободилось кресло генерального директора.
В конце концов Стив обнародовал собранный на Генлаора и его партнера Виллерта Руческела компромат, после чего оба ударились в бега. Генлаора Стив и Тина настигли. Его даже убивать не пришлось: он умер на месте от шока, когда изрешетил Гонщика пулями, а тот спустя несколько секунд ожил у него на глазах.
Руческел (выяснилось, что в этом тандеме главенствовал он) успел скрыться. У Стива была силарская игра ренгмари, предназначенная для моделирования сложных логических задач. Загнав туда все данные о деятельности Руческела и «Галактического лидера», Стив получил, с вероятностью семьдесят пять с десятыми долями, следующий вывод: Руческел действует не сам по себе — он является агентом некоего сообщества, заинтересованного в деградации населяющих Галактику рас. Предположительная цель — вторжение и установление тотального господства.
Стив и Тина уже три года разыскивали Руческела, по крупицам собирая информацию. Они искали его по следам его деятельности — и двигались, по-видимому, в нужном направлении, потому что Руческел несколько раз наносил им удары. Внезапный пожар в доках космопорта на Рубиконе, где стояла яхта Тины. Погибло несколько десятков человек и иных существ, а Тину в последний момент вытащил оттуда Стив, воспользовавшись своей способностью к телепортации. Ограбление банка на Ниаре — бандиты были двойниками Тины Хэдис и Гонщика. Убийство женщиной-киборгом одиннадцати пассажиров на борту прогулочного океанского лайнера на Земле: убийца была как две капли воды похожа на Тину.
После этого Тину Хэдис объявили вне закона, и тергаронцы попытались ее уничтожить, дистанционно активировав внедренное в позвоночник специальное устройство. Никто не знал, что Стив ее от этого устройства уже избавил. Однажды он спросил: «Зачем ты носишь в своем теле такую штуку? Давай уберем» — и убрал, хотя тергаронские разработчики полагали, что это невозможно. Он просто протянул руку — и предмет величиной в горошину сам упал ему на ладонь, а Тина ощутила короткое жжение в области между вторым и третьим позвонком.
С тех пор Тина перестала носить черный браслет на правом запястье — опознавательный знак киборга, а потом сделала в подпольной клинике на Италиде пластическую операцию. Теперь у нее были иные черты лица, хирург-синисс придал ей сходство с модной топ-моделью Моной Янг. Это никого не могло удивить, многие женщины меняли свою внешность.
«Мне все равно, как ты выглядишь», — сказал Стив, когда увидел ее после операции.
Такая реакция была странной для человека — и нормальной для Стива. Человеком он определенно не был. А кем он был, он и сам не знал, но подозревал, что об этом знает Виллерт Руческел — чертежи аппаратуры для «оживления» клонов Генлаор выкрал у него из сейфа.
Накопив достаточный объем данных, Стив и Тина установили, что убежище Руческела, откуда он дергает за ниточки, находится на Валгре — автономной планете, ни у кого не вызывающей интереса. Захолустье.
На Валгру они прибыли с месяц назад, под чужими именами. Тина рассчитывала, что благодаря пластической операции Руческел ее не узнает, а Стив с некоторых пор обрел способность менять свой облик — немного, за счет видоизменения мягких тканей лица, но для маскировки большего и не надо.
Здесь они пытались выйти на Виллерта Руческела (который тоже наверняка сменил и внешность, и имя), выслеживая и провоцируя тех, кто с наибольшей вероятностью мог бы на него работать. Роль приманки играла Тина: посещала притоны, завязывала рискованные знакомства, отпускала двусмысленные замечания. Ее похищали — и дальше все шло по отработанному алгоритму. Стиву не нравилось, что самая неприятная часть работы достается ей, но другого выхода не было. Однажды он попытался ее заменить, но его попросту пристрелили, и регенерация была долгой и мучительной, поскольку луч бластера прошил мозг через глазную впадину. Другое дело Тина — красивая девушка, похожая на топ-модель Мону Янг.
— Пора. — Взглянув на табло часов, Стив поднял все еще не очнувшегося Клода Хинби.
Тина осталась одна в салоне машины.
Глава 2
Выживший клон получил тяжелые травмы, но вдруг обнаружил, что способен регенерировать. Позже выяснилось, что он обладает и другими странными для человека способностями. Он решил добраться до Генлаора — но таким образом, чтобы никто больше не пострадал, это был очень важный для него пункт. А струсивший Генлаор организовал взрыв на презентации «Галактического лидера», убив сразу двух зайцев: во-первых, Гонщика записали в террористы, во-вторых, освободилось кресло генерального директора.
В конце концов Стив обнародовал собранный на Генлаора и его партнера Виллерта Руческела компромат, после чего оба ударились в бега. Генлаора Стив и Тина настигли. Его даже убивать не пришлось: он умер на месте от шока, когда изрешетил Гонщика пулями, а тот спустя несколько секунд ожил у него на глазах.
Руческел (выяснилось, что в этом тандеме главенствовал он) успел скрыться. У Стива была силарская игра ренгмари, предназначенная для моделирования сложных логических задач. Загнав туда все данные о деятельности Руческела и «Галактического лидера», Стив получил, с вероятностью семьдесят пять с десятыми долями, следующий вывод: Руческел действует не сам по себе — он является агентом некоего сообщества, заинтересованного в деградации населяющих Галактику рас. Предположительная цель — вторжение и установление тотального господства.
Стив и Тина уже три года разыскивали Руческела, по крупицам собирая информацию. Они искали его по следам его деятельности — и двигались, по-видимому, в нужном направлении, потому что Руческел несколько раз наносил им удары. Внезапный пожар в доках космопорта на Рубиконе, где стояла яхта Тины. Погибло несколько десятков человек и иных существ, а Тину в последний момент вытащил оттуда Стив, воспользовавшись своей способностью к телепортации. Ограбление банка на Ниаре — бандиты были двойниками Тины Хэдис и Гонщика. Убийство женщиной-киборгом одиннадцати пассажиров на борту прогулочного океанского лайнера на Земле: убийца была как две капли воды похожа на Тину.
После этого Тину Хэдис объявили вне закона, и тергаронцы попытались ее уничтожить, дистанционно активировав внедренное в позвоночник специальное устройство. Никто не знал, что Стив ее от этого устройства уже избавил. Однажды он спросил: «Зачем ты носишь в своем теле такую штуку? Давай уберем» — и убрал, хотя тергаронские разработчики полагали, что это невозможно. Он просто протянул руку — и предмет величиной в горошину сам упал ему на ладонь, а Тина ощутила короткое жжение в области между вторым и третьим позвонком.
С тех пор Тина перестала носить черный браслет на правом запястье — опознавательный знак киборга, а потом сделала в подпольной клинике на Италиде пластическую операцию. Теперь у нее были иные черты лица, хирург-синисс придал ей сходство с модной топ-моделью Моной Янг. Это никого не могло удивить, многие женщины меняли свою внешность.
«Мне все равно, как ты выглядишь», — сказал Стив, когда увидел ее после операции.
Такая реакция была странной для человека — и нормальной для Стива. Человеком он определенно не был. А кем он был, он и сам не знал, но подозревал, что об этом знает Виллерт Руческел — чертежи аппаратуры для «оживления» клонов Генлаор выкрал у него из сейфа.
Накопив достаточный объем данных, Стив и Тина установили, что убежище Руческела, откуда он дергает за ниточки, находится на Валгре — автономной планете, ни у кого не вызывающей интереса. Захолустье.
На Валгру они прибыли с месяц назад, под чужими именами. Тина рассчитывала, что благодаря пластической операции Руческел ее не узнает, а Стив с некоторых пор обрел способность менять свой облик — немного, за счет видоизменения мягких тканей лица, но для маскировки большего и не надо.
Здесь они пытались выйти на Виллерта Руческела (который тоже наверняка сменил и внешность, и имя), выслеживая и провоцируя тех, кто с наибольшей вероятностью мог бы на него работать. Роль приманки играла Тина: посещала притоны, завязывала рискованные знакомства, отпускала двусмысленные замечания. Ее похищали — и дальше все шло по отработанному алгоритму. Стиву не нравилось, что самая неприятная часть работы достается ей, но другого выхода не было. Однажды он попытался ее заменить, но его попросту пристрелили, и регенерация была долгой и мучительной, поскольку луч бластера прошил мозг через глазную впадину. Другое дело Тина — красивая девушка, похожая на топ-модель Мону Янг.
— Пора. — Взглянув на табло часов, Стив поднял все еще не очнувшегося Клода Хинби.
Тина осталась одна в салоне машины.
Глава 2
Мода на дома-ульи охватила Валгру около сотни лет назад и еще через полвека угасла. А ульи остались — многоэтажные лабиринты, пронизанные бессчетным количеством коридоров по горизонтали и лестниц по вертикали, заполненные квартирами-ячейками и грязными общими залами. Не слишком густо заселенные, они были настоящим подарком судьбы для бездомной бедноты, наркоманов, молодежных банд и находящихся в розыске преступников. Странно, что некоторые образованные и далеко не бедные валгриане предпочитали жить в этих рассадниках криминала — в том числе Адела Найзер.
Махина улья белела в звездном свете, угрюмым архитектурным монстром вырастая над окрестными зданиями. Луна пряталась за ней, а фонарей в округе не было — побили. Клод замедлил шаги, озираясь, насколько позволяла темнота, и чутко прислушиваясь к звукам. Здесь могут и ограбить. Не хватало еще, только-только избавившись от одних неприятностей, сразу же угодить в новые!
Уже около часа он находился в Линобе. Что с ним произошло перед этим? Клод очень хотел бы это выяснить и не слишком доверял своим воспоминаниям: те казались неправдоподобными.
…Когда призраки предметов выплыли из тумана, сформировались в нечто завершенное и уплотнились, он обнаружил себя на веранде линобской забегаловки с покорябанными пластиковыми накладками на стенах, имитирующими древнюю лепнину в стиле рококо. Он знал эту забегаловку. За пределами веранды выступали из темноты скудно освещенные дома, обглоданная белесая луна повисла низко над горизонтом. По чернильному небу ползали редкие огоньки аэрокаров. Пахло едой и еще чем-то сладким, пряным. В углу со скрежетом возился похожий на черепаху робот-уборщик.
Клод прислушался к своим ощущениям: ничего не болит, разве что немного кружится голова. На нем чистая одежда, на подбородке никакой щетины. В карманах… деньги, довольно много денег. Банковская карта и документы на месте.
Что с ним было? Судя по данным, которые высветились на миниатюрном табло карты, наследство он получил наяву, однако все остальное… Наверное, галлюцинации. Иначе он не сидел бы здесь, живой и невредимый. Он ведь собирался в Аркадию — взглянуть на дом, который достался ему по завещанию, и Адела сказала, что один из ее друзей, который там живет, Каспер Винго, хочет снять квартиру. Будто бы дальше он прилетел в столицу и сдал первый этаж дома этому Касперу… Потом у него вышла ссора с Каспером и его приятелями… Его избили, над ним измывались в течение двух или трех недель… И наконец его спасли агенты Федерального подразделения по борьбе с организованной преступностью.
Бред. Видимо, он все-таки попробовал ту дрянь, которую так назойливо расхваливал Омар. Вот и допробовался…
Официант, усталый патлатый парень с прилепленной возле правого уха блестящей бляшкой виброплеера, подошел и поинтересовался, будет ли он что-нибудь заказывать.
— Давно я здесь сижу? — задал дурацкий вопрос Клод.
Оказалось, уже с четверть часа. Его притащил какой-то тип в комбинезоне и в маске, усадил на стул и ушел. Как выглядел? Ну, сказали же тебе, в маске. Высокий, скорее худощавый, чем плотный, но видно, что сильный мужик. Перед тем как уйти, заплатил за то, чтоб тебя не выкинули на улицу, пока не очнулся. Так будешь заказывать?
Клод заказал порцию коньяка и сандвич с засахаренной ветчиной. Нехорошие воспоминания получили подтверждение: описанный официантом человек выглядел точь-в-точь как федеральный агент, напарник той женщины. Клод его плохо запомнил. А на женщине была голубая трикотажная футболка, испачканная кровью, светлые брюки и спортивные ботинки. Из-под облегающей маски с прорезями для глаз не выбивалось ни одного волоска. Глаза серо-стальные, прохладные и спокойные. Если это не галлюцинация, если он столкнулся с ними на самом деле — значит, все остальное тоже правда?
Память подсказывала, что шайка Каспера его покалечила, и он понимал, что любая медицинская аппаратура — даже самая лучшая, какая есть, например, на Ниаре или у силарцев, — не смогла бы исцелить его быстрее, чем за пять-шесть дней. Следовательно, травм он не получал. «Меня держали на наркотиках, — сообразил Клод. — Отсюда и ложные воспоминания». Чего доброго, теперь еще и ломка начнется… Перед тем как покинуть кафе, он подошел к инфотерминалу и запросил координаты частных клиник — чтобы знать, куда обратиться, если прихватит. Взял кристалл с адресами (электронного блокнота в карманах не нашлось, хотя Клод привык всегда носить его с собой) и сбежал с веранды по люминесцирующим в темноте ступенькам, отметив, что двигаться совсем нетрудно, никаких болезненных ощущений.
Такси поймать не удалось, а спускаться в этот час в подземку небезопасно, и до улья, где жила Адела Найзер, он добрался пешком. Он превосходно себя чувствовал, и этот факт переводил все случившееся (или якобы случившееся?) в разряд бреда.
Громада улья заслонила небо и затемненный городской ландшафт. Из дюжины рассредоточенных окошек сочился жиденький свет — ночь выпивала его прежде, чем он успевал достигнуть земли. Видимо, обитатели этих ячеек были ко всему равнодушны. Их не беспокоила даже вероятность того, что поблизости могут болтаться принадлежащие полиции или информационным службам автовизоры. Такое безразличие к слежке считалось в ульях дурным тоном, и остальные окна были плотно закрыты пластиковыми створками. Снаружи здание выглядело как каменный монолит. Зато дверь отсутствовала. Ее заменял проем, наполненный гнилостным голубоватым мерцанием (это функционировало антивандальное аварийное освещение — неаварийные плафоны давным-давно побили).
В проеме маячили зыбкие фигуры. Вступив под своды, Клод разглядел совсем еще молодые, но, несмотря на это, бледные, нездоровые, с болячками и набрякшими подглазными мешками лица. Выбрались подышать свежим воздухом… Его не тронули — узнали друга Аделы Найзер.
Он не раз бывал у Аделы и давно привык к поцарапанным, черным от граффити стенам, к мусору и дерьму на полу, к пыльным дешевым плафонам. Среди последних попадались судорожно мигающие в агонии, а то и вовсе неисправные, словно тронутые червоточиной потемневшие плоды. Их устанавливали муниципальные службы, ради удобства полиции и санитарного контроля — ну а среди обитателей улья считалось делом чести выводить их из строя. Правда, не все подряд: часть ломали, часть оставляли, совсем без освещения тоже нельзя.
Все это объяснила Клоду Адела. Познакомились они, когда он заканчивал колледж. Адела всегда была королевой компании — готовая всех выслушать и способная все понять, то убийственно-ехидная, то заботливая и душевная, переполненная бьющей через край энергией. Клод был по-щенячьи счастлив, когда она включила его в число своих друзей, и ради нее готов был на все. Если бы она попросила его прыгнуть с крыши небоскреба без гравижилета — он прыгнул бы.
Когда Аделе исполнилось шестнадцать, она ушла из дома и поселилась в улье. Проблемы с матерью и отчимом. У Клода не укладывалось в голове, как можно не восхищаться Ад ел ой, однако близкие относились к ней плохо. Мать не могла простить ей того, что в двухлетнем возрасте Адела подхватила озому — со всеми вытекающими последствиями.
Вирус озомы был обнаружен только на Валгре. Получить вакцину до сих пор не удалось, да федеральные власти и не проявляли охоты финансировать исследования. От озомы не умирают, иммунная система большинства людей справляется с вирусом до того, как болезнь разовьется. Но некоторые все же заболевают — и это на всю жизнь. Нет, ничего страшного, просто на коже высыпают плоские бурые бородавки диаметром с горошину, и удалять их бесполезно — появятся снова. Правда, болезнь почти не заразна: подцепить ее может лишь тот, у кого нет иммунитета, а такие составляют меньше полутора процентов населения Валгры.
Если бы не озома, Адела была бы привлекательной женщиной. В школе ее дразнили и обижали, но потом она показала характер: начала изобретательно издеваться над учителями, завоевала авторитет среди школьной шпаны и вскоре из жертвы превратилась в лидера. Теперь уже она сама, вместе со своей компанией, мучила других детей, попавших в разряд аутсайдеров. «Потому что я не могла иначе, понимаешь, Клод? Я пинала других, чтобы не пинали меня. Иначе я не могла. Иначе не бывает!» Клод слушал и сочувствовал Аделе. Как и остальные, он рассказывал ей о себе как на исповеди — о конфликтах с родителями, о неудачах с девушками, о мечтах, о планах, о тех мелких постыдных проступках, в которых люди обычно не сознаются… Но о последних неприятностях лучше пока помалкивать: слишком странная история с ним приключилась.
Внутреннее пространство улья казалось ущербным и деградировавшим — если допустить, что пространство, как и материя, может деградировать. Неопрятные коридоры и лестницы запутывали, сбивали с толку, норовили завести не туда, но Клод хорошо знал дорогу и на их уловки не попадался.
Шестой этаж, третий слева коридор, предпоследняя дверь после четвертого поворота, тоже слева. Когда-то он заучил этот адрес наизусть и два раза в неделю (Адела сказала, чтобы чаще он не смел появляться, а то она попросит друзей подколоть его — не может ведь она все свое время тратить только на него!) бодро поднимался по заплеванным наркожвачкой лестницам и считал повороты в полутемных коленчатых коридорах, счастливый от предвкушения встречи с Аделой Найзер. Правда, она нередко пребывала в дурном расположении духа. Вдруг начинала высмеивать Клода или без обиняков заявляла, что ему пора домой. Ее поклонники прощали ей все, даже такие вещи, за которые кто-нибудь другой поплатился бы жизнью.
Замызганные раздвижные двери по обе стороны коридора плотно закрыты. О том, что за ними происходит, можно лишь догадываться по звукам: рваная музыка, стоны, аудиозапись долгой заунывной молитвы, рвотные спазмы, ругань и топот, блеющий смех… Клода передернуло: так смеялся Каспер Винго. Раз ему стало не по себе от звуков похожего смеха — значит, это все-таки было на самом деле? Но почему тогда с ним сейчас все в порядке? Стук, словно свалилось что-то тяжелое, женский визг, чьи-то бессвязные выкрики, верещание сработавшего таймера, удар (таймером об стенку?), истерические рыдания… В ячейках улья бушевали страсти, но коридоры, залитые бледным светом плафонов, оставались пустынными, словно всю эту какофонию создавали бесплотные призраки здания-лабиринта.
— Поэтому ты и забросил его в Линоб?
— Ага. Будем наблюдать за ним и попробуем войти в контакт с теми, кто его использует.
— Они ведь обнаружат метку, — сказала Тина.
В кресле она устроилась боком, опираясь спиной о мягкий подлокотник, а через другой подлокотник перебросила ноги. Мебель в этой машине нравилась ей тем, что сидеть можно как угодно и все равно будет удобно.
— Не сразу, — возразил Стив. — Раньше мы до них доберемся. Всех запомнила?
— Прокрути еще раз.
На одном из экранов начали сменять друг друга изображения мужчин и женщин — анфас, профиль, в полный рост. Внизу появлялись имена. Есть ли среди них Виллерт Руческел, подвергшийся пластической операции, пока неясно. Современная хирургия позволяет изменить возраст, черты лица, пол, фигуру — хватило бы денег. Руческел вряд ли мог пожаловаться на их нехватку.
Эта дорожка может завести в тупик, как случалось уже не раз. Если все знакомые Клода Хинби и убитых в Аркадии бандитов окажутся домоседами, никогда не покидавшими родной планеты, если все их связи начинаются и кончаются здесь, на Валгре, без всяких ответвлений… Что ж, тогда придется отрабатывать другие варианты. Стив и Тина готовы были потратить на поиски столько времени, сколько понадобится — и Руческел, скорее всего, об этом догадывался.
Полтора десятка человек. Демонстрация закончилась.
Аэрокар висел над Линобом, ночь переливалась огоньками. Клод находился внутри громадного здания, накрывающего собой около трех квадратных километров. Их называют здесь «ульями». Здание шестнадцатиэтажное, по краям необъятной плоской крыши тускло светились сигнальные огни.
Машина снизилась. Стив, не церемонясь, включил прожектор. На затемненном экране нижнего обзора возникло изображение: аэрокары, в том числе несколько полуразобранных, сооруженные из чего придется покосившиеся сараи, веревки с бельем. Попавший в сноп света человек метнулся в сторону. Крыша была обитаемым местом.
— Проба номер двадцать четыре, — усмехнулась Тина.
Иронии в ее голосе не было.
Веерообразный стоячий воротник придавал Аделе Найзер сходство с королевой из детской сказки. С заколдованной королевой — обилие бородавок на лице, шее и руках внушало большинству людей отвращение. Клод готов был сделать для нее все, что угодно, за одним исключением: он никогда бы не лег с ней в постель.
У Аделы были большие, выпуклые, выразительные глаза и очень живая, несмотря на бородавки, мимика. Сейчас ее лицо сияло насмешливым превосходством с оттенком ласковой снисходительности.
— Я-то думала, Хинби, что я от тебя, зануды противного, наконец-то избавилась! Убийца моего времени! Что там у вас вышло с Каспером? Давай рассказывай!
— Не знаю. — Клод беспомощно улыбнулся.
Он понимал, что Адела шутит, у нее странноватые шутки. На самом деле она вовсе не хочет от него избавиться, не может такого быть. Однажды она сказала, что болеет душой и за него, и за всех остальных, и ради своих друзей хоть завтра перевернет Валгру вверх тормашками.
— Чего ты так глупо осклабился? — Она вздохнула. — Вот ведь настырный, назад вернулся! Ладно, ладно, зануда… Все равно я тебя люблю. Что делать-то дальше собираешься?
— Не знаю, — повторил Клод. — Деньги пока есть, а на работу мне здесь не устроиться… Из-за этих церковников… Ты не поможешь мне найти работу? Помнишь, ты говорила, что тебе это раз плюнуть и я всегда могу на тебя рассчитывать?
— Подыщем что-нибудь. — Она опять вздохнула и взяла миниатюрную платиновую рюмочку с коньяком. — Давай, за наши успехи!
Они сидели в холле ее квартиры-ячейки. Редко случалось, чтобы Адела, в знак особого расположения, пустила кого-нибудь из гостей дальше холла. Стандартные откидные диванчики, два низких столика, дюжина пуфиков, обтянутых разноцветной хавлашмыровой кожей. Помещение заливала ярким светом хрустальная полусфера — дорогая вещь, гордость Аделы. Стены облицованы шестиугольной, как пчелиные соты, плиткой веселого оттенка: обычное для улья оформление интерьера. Несколько встроенных шкафчиков, но посудомоечного нет. В ульях такой автоматикой оборудованы только общие кухни, каждая из которых закреплена за десятком квартир-ячеек — один из минусов здешнего быта. Дверцы шкафчиков приоткрыты, на полках громоздится немытая посуда.
— Хинби, а ты мою посудку не помоешь? — Адела состроила забавную обиженно-просительную гримасу. — У меня совсем нет сил… Вас много таких сюда приходит, и каждого угости, каждого выслушай, каждому вытри слезки… С Каспером я сама свяжусь, узнаю, что у вас приключилось. Ты где будешь жить?
— Здесь, в улье. Найду пустую ячейку…
Клоду хотелось быть к ней поближе. Его вроде бы налаженная жизнь дала трещину — после того как он опубликовал ту статью и потерял работу, на него начали сыпаться неприятности, словно падающие на голову предметы с накренившегося стеллажа, и он понял, что нуждается в поддержке. Аделе он доверял, как никому другому.
— Ох, только не рядом со мной! — Она изобразила панический испуг. — Ты меня заболтаешь. Давайте, господин Хинби, собирайтесь, вам еще надо найти подходящие апартаменты! Насчет работы — это будет непросто, не надо было святой церкви-то гадить… Ладно, для тебя устроим. На днях я поговорю с Мавелсом или с Нихояном. Мавелс, пока его не напинаешь в одно место, ничего не сделает, но я-то умею пинать, ты же знаешь! А Нихоян в душе очень добрый парень, хоть и прикидывается вот таким неприступным, — преувеличенно-напыщенная мина, которую тут же сменила знающая ухмылка. — Если я замолвлю словечко, он все организует, даже для такого растяпы, как ты.
Клод ответил ей благодарным взглядом: Мавелс и Нихоян занимали высокие посты в окружной администрации. Адела не раз намекала на свои дружеские связи с ними. Если кто-то из них согласится помочь, работа сразу найдется.
— Я тогда пошел смотреть ячейку. — Он поднялся с диванчика. — Извини, что так засиделся.
— Пошел? — с шутливой угрозой протянула Адела. — Экий ты эгоист, оказывается! А посудку мою кто помоет? Я для него буду бегать с утра до вечера с высунутым языком, работу ему искать — а он будет сидеть сложа руки?!
Разумеется, Клод не мог ей отказать. Сложив стаканы, чашки и тарелки с заплесневелыми объедками в пластмассовый тазик, он потащил все это на кухню. По его лицу блуждала виновато-радостная улыбка: хорошо, когда у тебя есть сильный и надежный друг!
Под балконом сидела бродячая собака, вислоухая, с пегой свалявшейся шерстью. Взяв с тарелки сардельку, Валов аккуратно обтер ее салфеткой, очищая от соуса, и бросил вниз. Сделал он это не столько из жалости к ничейной псине, сколько по велению долга. Он считал, что положение обязывает его заботиться обо всех без исключения животных на Валгре, а свои служебные обязанности Петр Валов привык выполнять неукоснительно, с дотошной пунктуальностью, не забивая себе голову размышлениями о том, уместно это или нет. Потому и не сделал карьеру. На тридцать девятом году жизни он все еще оставался младшим выездным инспектором следственного подразделения при Федеральной Комиссии по охране валгрианской фауны.
Он был на хорошем счету у начальства, но его не продвигали, хотя и ценили за исполнительность и неподкупность. Наверное, начальство приводила в ужас мысль о том, что произойдет, если человек с такими качествами займет в Комиссии руководящий пост. Страшные дела начнутся: всех заставят работать и охранять фауну.
В Линоб Валов прибыл для расследования по делу о хавлашмырах. Эти хавлашмыры — странные создания. Крупные зверюги, но очень уж ловко маскируются под валуны, поэтому с воздуха не всегда их заметишь. Обитают на бескрайних каменистых равнинах Валгры, у подножия горных хребтов. Никто никогда не видел новорожденного хавлашмыра, никто не знает, чем они питаются. Сколько особей насчитывает их популяция, тоже оставалось загадкой. В неволе они ничего не ели и через некоторое время умирали.
Федеральная Комиссия взяла хавлашмыров под охрану, охоту на них запретили, но для браконьеров Комиссия не указ. Хавлашмыров убивали ради великолепной кожи, ради добываемых из их внутренних тканей препаратов — сырья для изготовления некоторых косметических кремов, а также наркотика, известного как «эксташок».
По данным, которыми располагал Валов, мозговой центр крупной банды браконьеров находился здесь, в Линобе. Вполне вероятно, в улье, который высился неподалеку от дешевого отеля, где инспектор снял номер. Глухая светлая стена на фоне утреннего неба, попорченная непогодой, вся в извилистых трещинах. Валов смотрел на улей хмуро: придется туда внедриться, выдавая себя за личность без определенных занятий… Когда он в последний раз выслеживал преступников, незаконно торгующих декоративными рыбками, и решил в целях маскировки прикинуться мошенником, ему сломали ключицу. Не потому, что разоблачили, а потому, что приняли за настоящего мошенника. Ничего не поделаешь, работа есть работа. «Это тебе не хвостом махать», — подумал Валов, покосившись на собаку, которая расправилась с сарделькой и опять, задрав морду, пристально смотрела на балкон.
Новый звук заставил его оглянуться. Дверь открылась, в заведение вошли еще двое посетителей — мужчина и девушка. Он взял пиво и большой бутерброд с сыром, она ограничилась апельсином. Валов, собравшийся было уходить, потребовал вторую чашку кофе и остался.
Их речь! Они говорили с чужим, не валгрианским акцентом. Валов специально изучал лингвистику и знал акценты всех округов Валгры. Эти двое — инопланетяне. А одеты как местные, совсем не похожи на туристов… Так одеваются обитатели ульев.
Делая вид, что наслаждается кофе, инспектор исподтишка их рассматривал. Мужчина высокий, худощавый, загорелый. Незапоминающееся лицо, волосы непонятного цвета. Что-то в его внешности насторожило Валова, но он не мог пока определить, что именно. Девушка тоже загорелая, стройная, похожа на Мону Янг — знаменитую на всю Галактику топ-модель. Только волосы короче и светлей, чем у Моны. Видимо, сделала пластическую операцию, а это дорогое удовольствие.
Махина улья белела в звездном свете, угрюмым архитектурным монстром вырастая над окрестными зданиями. Луна пряталась за ней, а фонарей в округе не было — побили. Клод замедлил шаги, озираясь, насколько позволяла темнота, и чутко прислушиваясь к звукам. Здесь могут и ограбить. Не хватало еще, только-только избавившись от одних неприятностей, сразу же угодить в новые!
Уже около часа он находился в Линобе. Что с ним произошло перед этим? Клод очень хотел бы это выяснить и не слишком доверял своим воспоминаниям: те казались неправдоподобными.
…Когда призраки предметов выплыли из тумана, сформировались в нечто завершенное и уплотнились, он обнаружил себя на веранде линобской забегаловки с покорябанными пластиковыми накладками на стенах, имитирующими древнюю лепнину в стиле рококо. Он знал эту забегаловку. За пределами веранды выступали из темноты скудно освещенные дома, обглоданная белесая луна повисла низко над горизонтом. По чернильному небу ползали редкие огоньки аэрокаров. Пахло едой и еще чем-то сладким, пряным. В углу со скрежетом возился похожий на черепаху робот-уборщик.
Клод прислушался к своим ощущениям: ничего не болит, разве что немного кружится голова. На нем чистая одежда, на подбородке никакой щетины. В карманах… деньги, довольно много денег. Банковская карта и документы на месте.
Что с ним было? Судя по данным, которые высветились на миниатюрном табло карты, наследство он получил наяву, однако все остальное… Наверное, галлюцинации. Иначе он не сидел бы здесь, живой и невредимый. Он ведь собирался в Аркадию — взглянуть на дом, который достался ему по завещанию, и Адела сказала, что один из ее друзей, который там живет, Каспер Винго, хочет снять квартиру. Будто бы дальше он прилетел в столицу и сдал первый этаж дома этому Касперу… Потом у него вышла ссора с Каспером и его приятелями… Его избили, над ним измывались в течение двух или трех недель… И наконец его спасли агенты Федерального подразделения по борьбе с организованной преступностью.
Бред. Видимо, он все-таки попробовал ту дрянь, которую так назойливо расхваливал Омар. Вот и допробовался…
Официант, усталый патлатый парень с прилепленной возле правого уха блестящей бляшкой виброплеера, подошел и поинтересовался, будет ли он что-нибудь заказывать.
— Давно я здесь сижу? — задал дурацкий вопрос Клод.
Оказалось, уже с четверть часа. Его притащил какой-то тип в комбинезоне и в маске, усадил на стул и ушел. Как выглядел? Ну, сказали же тебе, в маске. Высокий, скорее худощавый, чем плотный, но видно, что сильный мужик. Перед тем как уйти, заплатил за то, чтоб тебя не выкинули на улицу, пока не очнулся. Так будешь заказывать?
Клод заказал порцию коньяка и сандвич с засахаренной ветчиной. Нехорошие воспоминания получили подтверждение: описанный официантом человек выглядел точь-в-точь как федеральный агент, напарник той женщины. Клод его плохо запомнил. А на женщине была голубая трикотажная футболка, испачканная кровью, светлые брюки и спортивные ботинки. Из-под облегающей маски с прорезями для глаз не выбивалось ни одного волоска. Глаза серо-стальные, прохладные и спокойные. Если это не галлюцинация, если он столкнулся с ними на самом деле — значит, все остальное тоже правда?
Память подсказывала, что шайка Каспера его покалечила, и он понимал, что любая медицинская аппаратура — даже самая лучшая, какая есть, например, на Ниаре или у силарцев, — не смогла бы исцелить его быстрее, чем за пять-шесть дней. Следовательно, травм он не получал. «Меня держали на наркотиках, — сообразил Клод. — Отсюда и ложные воспоминания». Чего доброго, теперь еще и ломка начнется… Перед тем как покинуть кафе, он подошел к инфотерминалу и запросил координаты частных клиник — чтобы знать, куда обратиться, если прихватит. Взял кристалл с адресами (электронного блокнота в карманах не нашлось, хотя Клод привык всегда носить его с собой) и сбежал с веранды по люминесцирующим в темноте ступенькам, отметив, что двигаться совсем нетрудно, никаких болезненных ощущений.
Такси поймать не удалось, а спускаться в этот час в подземку небезопасно, и до улья, где жила Адела Найзер, он добрался пешком. Он превосходно себя чувствовал, и этот факт переводил все случившееся (или якобы случившееся?) в разряд бреда.
Громада улья заслонила небо и затемненный городской ландшафт. Из дюжины рассредоточенных окошек сочился жиденький свет — ночь выпивала его прежде, чем он успевал достигнуть земли. Видимо, обитатели этих ячеек были ко всему равнодушны. Их не беспокоила даже вероятность того, что поблизости могут болтаться принадлежащие полиции или информационным службам автовизоры. Такое безразличие к слежке считалось в ульях дурным тоном, и остальные окна были плотно закрыты пластиковыми створками. Снаружи здание выглядело как каменный монолит. Зато дверь отсутствовала. Ее заменял проем, наполненный гнилостным голубоватым мерцанием (это функционировало антивандальное аварийное освещение — неаварийные плафоны давным-давно побили).
В проеме маячили зыбкие фигуры. Вступив под своды, Клод разглядел совсем еще молодые, но, несмотря на это, бледные, нездоровые, с болячками и набрякшими подглазными мешками лица. Выбрались подышать свежим воздухом… Его не тронули — узнали друга Аделы Найзер.
Он не раз бывал у Аделы и давно привык к поцарапанным, черным от граффити стенам, к мусору и дерьму на полу, к пыльным дешевым плафонам. Среди последних попадались судорожно мигающие в агонии, а то и вовсе неисправные, словно тронутые червоточиной потемневшие плоды. Их устанавливали муниципальные службы, ради удобства полиции и санитарного контроля — ну а среди обитателей улья считалось делом чести выводить их из строя. Правда, не все подряд: часть ломали, часть оставляли, совсем без освещения тоже нельзя.
Все это объяснила Клоду Адела. Познакомились они, когда он заканчивал колледж. Адела всегда была королевой компании — готовая всех выслушать и способная все понять, то убийственно-ехидная, то заботливая и душевная, переполненная бьющей через край энергией. Клод был по-щенячьи счастлив, когда она включила его в число своих друзей, и ради нее готов был на все. Если бы она попросила его прыгнуть с крыши небоскреба без гравижилета — он прыгнул бы.
Когда Аделе исполнилось шестнадцать, она ушла из дома и поселилась в улье. Проблемы с матерью и отчимом. У Клода не укладывалось в голове, как можно не восхищаться Ад ел ой, однако близкие относились к ней плохо. Мать не могла простить ей того, что в двухлетнем возрасте Адела подхватила озому — со всеми вытекающими последствиями.
Вирус озомы был обнаружен только на Валгре. Получить вакцину до сих пор не удалось, да федеральные власти и не проявляли охоты финансировать исследования. От озомы не умирают, иммунная система большинства людей справляется с вирусом до того, как болезнь разовьется. Но некоторые все же заболевают — и это на всю жизнь. Нет, ничего страшного, просто на коже высыпают плоские бурые бородавки диаметром с горошину, и удалять их бесполезно — появятся снова. Правда, болезнь почти не заразна: подцепить ее может лишь тот, у кого нет иммунитета, а такие составляют меньше полутора процентов населения Валгры.
Если бы не озома, Адела была бы привлекательной женщиной. В школе ее дразнили и обижали, но потом она показала характер: начала изобретательно издеваться над учителями, завоевала авторитет среди школьной шпаны и вскоре из жертвы превратилась в лидера. Теперь уже она сама, вместе со своей компанией, мучила других детей, попавших в разряд аутсайдеров. «Потому что я не могла иначе, понимаешь, Клод? Я пинала других, чтобы не пинали меня. Иначе я не могла. Иначе не бывает!» Клод слушал и сочувствовал Аделе. Как и остальные, он рассказывал ей о себе как на исповеди — о конфликтах с родителями, о неудачах с девушками, о мечтах, о планах, о тех мелких постыдных проступках, в которых люди обычно не сознаются… Но о последних неприятностях лучше пока помалкивать: слишком странная история с ним приключилась.
Внутреннее пространство улья казалось ущербным и деградировавшим — если допустить, что пространство, как и материя, может деградировать. Неопрятные коридоры и лестницы запутывали, сбивали с толку, норовили завести не туда, но Клод хорошо знал дорогу и на их уловки не попадался.
Шестой этаж, третий слева коридор, предпоследняя дверь после четвертого поворота, тоже слева. Когда-то он заучил этот адрес наизусть и два раза в неделю (Адела сказала, чтобы чаще он не смел появляться, а то она попросит друзей подколоть его — не может ведь она все свое время тратить только на него!) бодро поднимался по заплеванным наркожвачкой лестницам и считал повороты в полутемных коленчатых коридорах, счастливый от предвкушения встречи с Аделой Найзер. Правда, она нередко пребывала в дурном расположении духа. Вдруг начинала высмеивать Клода или без обиняков заявляла, что ему пора домой. Ее поклонники прощали ей все, даже такие вещи, за которые кто-нибудь другой поплатился бы жизнью.
Замызганные раздвижные двери по обе стороны коридора плотно закрыты. О том, что за ними происходит, можно лишь догадываться по звукам: рваная музыка, стоны, аудиозапись долгой заунывной молитвы, рвотные спазмы, ругань и топот, блеющий смех… Клода передернуло: так смеялся Каспер Винго. Раз ему стало не по себе от звуков похожего смеха — значит, это все-таки было на самом деле? Но почему тогда с ним сейчас все в порядке? Стук, словно свалилось что-то тяжелое, женский визг, чьи-то бессвязные выкрики, верещание сработавшего таймера, удар (таймером об стенку?), истерические рыдания… В ячейках улья бушевали страсти, но коридоры, залитые бледным светом плафонов, оставались пустынными, словно всю эту какофонию создавали бесплотные призраки здания-лабиринта.
— Поэтому ты и забросил его в Линоб?
— Ага. Будем наблюдать за ним и попробуем войти в контакт с теми, кто его использует.
— Они ведь обнаружат метку, — сказала Тина.
В кресле она устроилась боком, опираясь спиной о мягкий подлокотник, а через другой подлокотник перебросила ноги. Мебель в этой машине нравилась ей тем, что сидеть можно как угодно и все равно будет удобно.
— Не сразу, — возразил Стив. — Раньше мы до них доберемся. Всех запомнила?
— Прокрути еще раз.
На одном из экранов начали сменять друг друга изображения мужчин и женщин — анфас, профиль, в полный рост. Внизу появлялись имена. Есть ли среди них Виллерт Руческел, подвергшийся пластической операции, пока неясно. Современная хирургия позволяет изменить возраст, черты лица, пол, фигуру — хватило бы денег. Руческел вряд ли мог пожаловаться на их нехватку.
Эта дорожка может завести в тупик, как случалось уже не раз. Если все знакомые Клода Хинби и убитых в Аркадии бандитов окажутся домоседами, никогда не покидавшими родной планеты, если все их связи начинаются и кончаются здесь, на Валгре, без всяких ответвлений… Что ж, тогда придется отрабатывать другие варианты. Стив и Тина готовы были потратить на поиски столько времени, сколько понадобится — и Руческел, скорее всего, об этом догадывался.
Полтора десятка человек. Демонстрация закончилась.
Аэрокар висел над Линобом, ночь переливалась огоньками. Клод находился внутри громадного здания, накрывающего собой около трех квадратных километров. Их называют здесь «ульями». Здание шестнадцатиэтажное, по краям необъятной плоской крыши тускло светились сигнальные огни.
Машина снизилась. Стив, не церемонясь, включил прожектор. На затемненном экране нижнего обзора возникло изображение: аэрокары, в том числе несколько полуразобранных, сооруженные из чего придется покосившиеся сараи, веревки с бельем. Попавший в сноп света человек метнулся в сторону. Крыша была обитаемым местом.
— Проба номер двадцать четыре, — усмехнулась Тина.
Иронии в ее голосе не было.
Веерообразный стоячий воротник придавал Аделе Найзер сходство с королевой из детской сказки. С заколдованной королевой — обилие бородавок на лице, шее и руках внушало большинству людей отвращение. Клод готов был сделать для нее все, что угодно, за одним исключением: он никогда бы не лег с ней в постель.
У Аделы были большие, выпуклые, выразительные глаза и очень живая, несмотря на бородавки, мимика. Сейчас ее лицо сияло насмешливым превосходством с оттенком ласковой снисходительности.
— Я-то думала, Хинби, что я от тебя, зануды противного, наконец-то избавилась! Убийца моего времени! Что там у вас вышло с Каспером? Давай рассказывай!
— Не знаю. — Клод беспомощно улыбнулся.
Он понимал, что Адела шутит, у нее странноватые шутки. На самом деле она вовсе не хочет от него избавиться, не может такого быть. Однажды она сказала, что болеет душой и за него, и за всех остальных, и ради своих друзей хоть завтра перевернет Валгру вверх тормашками.
— Чего ты так глупо осклабился? — Она вздохнула. — Вот ведь настырный, назад вернулся! Ладно, ладно, зануда… Все равно я тебя люблю. Что делать-то дальше собираешься?
— Не знаю, — повторил Клод. — Деньги пока есть, а на работу мне здесь не устроиться… Из-за этих церковников… Ты не поможешь мне найти работу? Помнишь, ты говорила, что тебе это раз плюнуть и я всегда могу на тебя рассчитывать?
— Подыщем что-нибудь. — Она опять вздохнула и взяла миниатюрную платиновую рюмочку с коньяком. — Давай, за наши успехи!
Они сидели в холле ее квартиры-ячейки. Редко случалось, чтобы Адела, в знак особого расположения, пустила кого-нибудь из гостей дальше холла. Стандартные откидные диванчики, два низких столика, дюжина пуфиков, обтянутых разноцветной хавлашмыровой кожей. Помещение заливала ярким светом хрустальная полусфера — дорогая вещь, гордость Аделы. Стены облицованы шестиугольной, как пчелиные соты, плиткой веселого оттенка: обычное для улья оформление интерьера. Несколько встроенных шкафчиков, но посудомоечного нет. В ульях такой автоматикой оборудованы только общие кухни, каждая из которых закреплена за десятком квартир-ячеек — один из минусов здешнего быта. Дверцы шкафчиков приоткрыты, на полках громоздится немытая посуда.
— Хинби, а ты мою посудку не помоешь? — Адела состроила забавную обиженно-просительную гримасу. — У меня совсем нет сил… Вас много таких сюда приходит, и каждого угости, каждого выслушай, каждому вытри слезки… С Каспером я сама свяжусь, узнаю, что у вас приключилось. Ты где будешь жить?
— Здесь, в улье. Найду пустую ячейку…
Клоду хотелось быть к ней поближе. Его вроде бы налаженная жизнь дала трещину — после того как он опубликовал ту статью и потерял работу, на него начали сыпаться неприятности, словно падающие на голову предметы с накренившегося стеллажа, и он понял, что нуждается в поддержке. Аделе он доверял, как никому другому.
— Ох, только не рядом со мной! — Она изобразила панический испуг. — Ты меня заболтаешь. Давайте, господин Хинби, собирайтесь, вам еще надо найти подходящие апартаменты! Насчет работы — это будет непросто, не надо было святой церкви-то гадить… Ладно, для тебя устроим. На днях я поговорю с Мавелсом или с Нихояном. Мавелс, пока его не напинаешь в одно место, ничего не сделает, но я-то умею пинать, ты же знаешь! А Нихоян в душе очень добрый парень, хоть и прикидывается вот таким неприступным, — преувеличенно-напыщенная мина, которую тут же сменила знающая ухмылка. — Если я замолвлю словечко, он все организует, даже для такого растяпы, как ты.
Клод ответил ей благодарным взглядом: Мавелс и Нихоян занимали высокие посты в окружной администрации. Адела не раз намекала на свои дружеские связи с ними. Если кто-то из них согласится помочь, работа сразу найдется.
— Я тогда пошел смотреть ячейку. — Он поднялся с диванчика. — Извини, что так засиделся.
— Пошел? — с шутливой угрозой протянула Адела. — Экий ты эгоист, оказывается! А посудку мою кто помоет? Я для него буду бегать с утра до вечера с высунутым языком, работу ему искать — а он будет сидеть сложа руки?!
Разумеется, Клод не мог ей отказать. Сложив стаканы, чашки и тарелки с заплесневелыми объедками в пластмассовый тазик, он потащил все это на кухню. По его лицу блуждала виновато-радостная улыбка: хорошо, когда у тебя есть сильный и надежный друг!
Под балконом сидела бродячая собака, вислоухая, с пегой свалявшейся шерстью. Взяв с тарелки сардельку, Валов аккуратно обтер ее салфеткой, очищая от соуса, и бросил вниз. Сделал он это не столько из жалости к ничейной псине, сколько по велению долга. Он считал, что положение обязывает его заботиться обо всех без исключения животных на Валгре, а свои служебные обязанности Петр Валов привык выполнять неукоснительно, с дотошной пунктуальностью, не забивая себе голову размышлениями о том, уместно это или нет. Потому и не сделал карьеру. На тридцать девятом году жизни он все еще оставался младшим выездным инспектором следственного подразделения при Федеральной Комиссии по охране валгрианской фауны.
Он был на хорошем счету у начальства, но его не продвигали, хотя и ценили за исполнительность и неподкупность. Наверное, начальство приводила в ужас мысль о том, что произойдет, если человек с такими качествами займет в Комиссии руководящий пост. Страшные дела начнутся: всех заставят работать и охранять фауну.
В Линоб Валов прибыл для расследования по делу о хавлашмырах. Эти хавлашмыры — странные создания. Крупные зверюги, но очень уж ловко маскируются под валуны, поэтому с воздуха не всегда их заметишь. Обитают на бескрайних каменистых равнинах Валгры, у подножия горных хребтов. Никто никогда не видел новорожденного хавлашмыра, никто не знает, чем они питаются. Сколько особей насчитывает их популяция, тоже оставалось загадкой. В неволе они ничего не ели и через некоторое время умирали.
Федеральная Комиссия взяла хавлашмыров под охрану, охоту на них запретили, но для браконьеров Комиссия не указ. Хавлашмыров убивали ради великолепной кожи, ради добываемых из их внутренних тканей препаратов — сырья для изготовления некоторых косметических кремов, а также наркотика, известного как «эксташок».
По данным, которыми располагал Валов, мозговой центр крупной банды браконьеров находился здесь, в Линобе. Вполне вероятно, в улье, который высился неподалеку от дешевого отеля, где инспектор снял номер. Глухая светлая стена на фоне утреннего неба, попорченная непогодой, вся в извилистых трещинах. Валов смотрел на улей хмуро: придется туда внедриться, выдавая себя за личность без определенных занятий… Когда он в последний раз выслеживал преступников, незаконно торгующих декоративными рыбками, и решил в целях маскировки прикинуться мошенником, ему сломали ключицу. Не потому, что разоблачили, а потому, что приняли за настоящего мошенника. Ничего не поделаешь, работа есть работа. «Это тебе не хвостом махать», — подумал Валов, покосившись на собаку, которая расправилась с сарделькой и опять, задрав морду, пристально смотрела на балкон.
Новый звук заставил его оглянуться. Дверь открылась, в заведение вошли еще двое посетителей — мужчина и девушка. Он взял пиво и большой бутерброд с сыром, она ограничилась апельсином. Валов, собравшийся было уходить, потребовал вторую чашку кофе и остался.
Их речь! Они говорили с чужим, не валгрианским акцентом. Валов специально изучал лингвистику и знал акценты всех округов Валгры. Эти двое — инопланетяне. А одеты как местные, совсем не похожи на туристов… Так одеваются обитатели ульев.
Делая вид, что наслаждается кофе, инспектор исподтишка их рассматривал. Мужчина высокий, худощавый, загорелый. Незапоминающееся лицо, волосы непонятного цвета. Что-то в его внешности насторожило Валова, но он не мог пока определить, что именно. Девушка тоже загорелая, стройная, похожа на Мону Янг — знаменитую на всю Галактику топ-модель. Только волосы короче и светлей, чем у Моны. Видимо, сделала пластическую операцию, а это дорогое удовольствие.