Страница:
— Передавай мои приветствия Флассу, энб-саро! — крикнул вслед Лиргисо.
Они оба совершили поступок, осуждаемый обществом, — совокупились без участия кхейглы, однако Лиргисо был инициатором, он сумел развлечь скучающую публику и заработал себе повышение статуса… Корпорация Поддержания Порядка наверняка оштрафует его за эту выходку, но что ему штраф? А Тлемлелх теперь уничтожен окончательно.
Неги стремительно проволокли его по лабиринту темных извилистых коридоров, вытолкнули во входную галерею и захлопнули обе створки двери у него за спиной. Звякнул засов. Тлемлелх ощупал свое тело: у него даже ничего не сломано, и нет оснований требовать, чтобы распоясавшихся прислужников отдали Флассу! И плащ остался там, в приемном зале Бхан. Показаться в общественном месте без плаща неприлично — впрочем, теперь это уже не имеет значения… Во всяком случае, для него. Ибо ненасытный Фласс ждет его, и нет для него иного пристанища, кроме Фласса.
Пошатываясь, оставляя на пыльных плитах мокрые следы, Тлемлелх побрел к своему тьянгару.
Тина шла вдоль линии пляжа. Неподалеку от берега из темной стеклянисто-тягучей массы торчали фермы каких-то разрушенных построек. Их было много, они заслоняли весь северо-западный горизонт — целый небольшой городок, невесть когда затопленный «морем». Видимо, живой студень растворял только органику. На покосившихся конструкциях сидели птицы, время от времени издававшие тонкие сварливые крики. Блики зеленоватого солнца играли на медленно движущихся горбах вязкой субстанции.
Напасть на Тину «море» не пыталось — то ли угадало в ней несъедобный продукт, которым недолго и подавиться, то ли, как Тина предположила вчера, само по себе оно не являлось плотоядным хищником и опасность представляли только обитающие в нем животные, неспособные охотиться вне студнеобразной среды. На всякий случай Тина выдерживала дистанцию, не подходя к береговой кромке слишком близко.
Теплый, зернистый, жесткий песок лежал плотным слоем, ноги в него почти не погружались. Слева пляж переходил в каменистое пространство, ограниченное далеко на юге лохматой полосой черного кустарника, а впереди, на изрядном расстоянии, виднелся зеленый массив, который Тина условно определила как «парк». Туда она и направлялась.
Раскинувшийся вокруг ландшафт безусловно принадлежал к разряду угнетающих — Тина отметила это с долей иронии, поскольку на нее это не действовало. Тронутое зеленоватой плесенью небо, пустынный серый пляж, исходящий от «моря» тошнотворный запах, тоскливые крики птиц, останки поглощенного студнем города и сам студень, необъятный, хаотично колышущийся — вся эта обстановка могла бы испортить настроение многим из ее знакомых, однако Тина смотрела по сторонам с интересом и настороженностью, но без всякой подавленности.
Кошмары — они у каждого свои, и с ее кошмарами здешний ландшафт не имел ничего общего. Ее кошмары остались на Манокаре. Многоступенчатая иерархия и атмосфера благоговейного чинопочитания; телесные наказания за любую провинность; лишенное всяких перспектив прозябание на женской половине манокарского дома; бесчисленные запреты на информацию; медоточивые и вязкие, как патока, рассуждения о том, что тебя ограничивают ради твоего же блага, — и под всем этим, как знаменатель под жирной чертой, знание: так будет всегда — сегодня, завтра, послезавтра, через десять лет, через сорок… Тина сумела оттуда вырваться, послав к черту и числитель, и знаменатель, и сейчас никакая жуть, не похожая на Манокар, не могла произвести на нее сколько-нибудь гнетущего впечатления. Студень — это всего лишь студень, пусть он и распростерся до горизонта, пусть и усваивает органику за считанные минуты. И если ее здесь убьют, это будет всего лишь смерть, которая далеко не так плоха, как жизнь на Манокаре.
Ее беспокоила разве что мысль о том, как скоро она сумеет выбраться отсюда и вернуться на Валгру, к Стиву. И мысль о еде: она уже начала ощущать голод. Если она не встретит людей, через двое-трое суток придется поставить эксперимент — съесть что-нибудь местное, плод или моллюска, если таковые найдутся, и посмотреть, сможет ли ее организм это усвоить. Хорошо еще, что надо ей немного, Омар и его приятели находятся в худшем положении…
Длинный темный язык скользнул от «моря» по песку и тут же втянулся обратно. Отскочив, Тина выхватила из-за пояса бластер, но все было спокойно, студень ограничился этим внезапным всплеском активности и больше не пытался преодолеть свои границы. Впереди на песке что-то лежало. Что-то размякшее, полупереваренное… Тина усмехнулась совпадению: как будто студень попытался ее угостить! Или, скорее, исторг недоброкачественную пищу… Пока она размышляла, на пляж спикировала птица — бесперая, с кожистыми крыльями и растопыренным хвостом, похожим на руль архаичного летательного аппарата, — схватила кусок и взмыла в небо. К ней с негодующими криками устремилось еще несколько птиц, в воздухе над пляжем завязалась драка.
Вернув бластер за пояс, Тина пошла дальше. Дистанцию, отделяющую ее от «моря», она благоразумно увеличила на десяток метров.
Вид крови всегда вызывал у Тлемлелха тошноту. Когда из рассеченного горла чливьяса фонтаном ударила яркая коричневая жидкость — ее было так много, неправдоподобно много, слишком много для маленького тощего тельца полузверя-прислужника, — на Тлемлелха волной накатила внезапная обморочная слабость. А тут еще руки и ноги прислужника начали дергаться… Такого не должно быть: перед тем как перерезать ему горло, Тлемлелх угостил его ягодами дурманника, а потом оглушил, ударив тяжелой золотой статуэткой кхейглы в висок. И все-таки чливьяс шевелился… Вдруг он сейчас вскочит, с полуотрезанной головой, и бросится на Тлемлелха?
Тихонько подвывая от страха, Тлемлелх попятился к предусмотрительно запертой двери, но бегущие по полу теплые коричневые струйки оказались проворней и достигли его ноги раньше, чем он успел отступить достаточно далеко. Тут он заметил, что его забрызгало кровью, и сдавленно захрипел, словно зарезали его, а не чливьяса.
Наконец конвульсии прекратились, тело прислужника затихло. Охваченный дрожью Тлемлелх немного успокоился. Жертвоприношение совершено, теперь надо призвать демона. Пусть он явится из первозданного хаоса в страну Изумрудного солнца и растерзает Лиргисо и всех остальных, кто был там… Книга в переплете из кожи энбоно лежала в центральной выемке низкого черного столика. Преодолев содрогание — какая-то часть его естества отчаянно бунтовала против того, что должно произойти, — Тлемлелх взял ее, открыл на том месте, где была шелковая закладка, и начал прерывающимся голосом читать заклинание на незнакомом мертвом языке. Слова звучали невыразимо мерзко, в каждом пульсировало древнее зло. Заклинание и запах крови — приманка для демона.
Подвальную комнату без окон освещали две лампы, заправленные лучезарной жидкостью, — казалось, они боялись светить слишком ярко, и по углам затаились тени. Того и гляди начнут шевелиться, уплотняться, и на середину комнаты выступит омерзительная фигура посланца хаоса… Тлемлелх не знал, как должен выглядеть демон. В книге утверждалось, что демонов много и все они разные. Среди них есть похожие на энбоно, а есть вообще ни на что не похожие, и кто из них явится на зов — заранее не известно.
Тлемлелх дочитал до конца, однако никто не материализовался. Решив, что он совершил при чтении какую-то ошибку, он начал произносить заклинание заново. Он не хотел уходить во Фласс. Все только этого от него и ждут — ну что ж, он им устроит… Он их обманет так же, как обманул всех Злой Император, отравленный своими приближенными. Конечно, это всего лишь слухи… И на тех, кто занимается распространением запретных слухов, Корпорация Поддержания Порядка налагает штрафы, а за повторное преступление могут и в ссылку отправить… Тлемлелху никогда раньше не хотелось, чтобы эти слухи оказались правдой, — но сейчас, после того, как над ним подло надругались, его охватило желание скормить всю Могндоэфру хаосу!
По слухам, отравленный Сефаргл на самом деле не умер, а с помощью специальной аппаратуры, доставшейся народу энбоно в наследство от более древней, давно исчезнувшей расы, переместил свое сознание в другое тело. И сбежал. В его усыпальнице, которая находится во чреве Фласса, покоится тело, покинутое Сефарглом незадолго до того, как придворные врачи констатировали факт смерти. Когда Тлемлелх, еще будучи подростком, впервые услышал эту историю, его охватило ни с чем не сравнимое ощущение жути — так, значит, Злой Император, будь он навеки мертв, на самом деле не мертв и может вернуться? Теперь же, подумав об этом, он испытал прилив злорадства. Сефаргл вас одурачил, и я вас одурачу! Ничего иного вы не заслуживаете!
Повторное прочтение заклинания не привело к нужному результату. Попробовать еще раз? Тлемлелх читал древний текст снова и снова, то тихо, то громко, с разными интонациями. Дрожь исчезла, ее сменило нарастающее раздражение. Ничего… В конце концов он швырнул бесполезную книжку в лужу крови, взбежал по ступенькам и с грохотом захлопнул за собой дверь. Тут силы его оставили, и он уселся прямо на пол. Это аргхмо. Он бессилен что-либо изменить.
Просидев некоторое время в лишенном мыслей и чувств оцепенении, Тлемлелх поднялся и побрел в свой кабинет. Дальше он действовал так, как надлежит действовать энбоно при подобных обстоятельствах, не пытаясь больше противиться року. Достал шелковую бумагу для официальных документов, написал завещание, назначив наследниками своего имущества двух юных энбоно — Кемсиго и Снелха. Как водится, он давно уже присмотрел себе возможных наследников, хотя и не предполагал, что в обозримом будущем до этого дойдет… Конкургла, который до сих пор считался его вероятным наследником номер один, он в завещании не упомянул, ибо слышал о том, что в последнее время Конкургла не раз видели в обществе Лиргисо. Они вполне могли сговориться, такие случаи бывали… Но Тлемлелх не настолько наивен, чтобы оправдать их ожидания.
Потом он долго бродил по комнатам и созерцал сквозь слезы свои любимые вещи. Потом вышел из дому и, переходя от одной арки к другой, ласково гладил на прощанье облачных прядильщиков: вот единственные существа в этом безжалостном мире, которые достойны привязанности, ибо они не предают. Потом пошел к конуре нега, разбудил пинком бездельника Хумаика и велел седлать тьянгара.
— Куда поедем, энб-вафо? — осоловело моргая, спросил нег.
— В гости к Флассу, — бросил Тлемлелх.
Нег отпрянул и, не задавая больше вопросов, трусцой побежал к тьянгарне. Тлемлелх поднялся на входную галерею, прислонился к колонне, зябко запахнув плащ. Фласс ждет его. Фласс всегда ждет.
Подведя итоги, Клод сунул комп в карман. Денег осталось месяца на два, если не слишком транжирить. А еще утром их было так много… Но все течет, все меняется — вот и его деньги перетекли на счета федеральных чиновников, занимающихся расследованием «Большого линобского взрыва», как уже успели окрестить это дело журналисты. Обычная для Валгры сделка. Ему намекнули, что если он будет жадничать, на него повесят минирование улья либо же пособничество тем, кто заминировал улей… Маразм. Однако он знал, что на Валгре бывает всякое, особенно если федеральным органам не удается достаточно быстро найти истинных виновников того или иного преступления. Даже если из него не сделают главного подозреваемого, его затаскают по допросам, а то и упекут за решетку на весь период следствия. Положение у него и так не ахти какое, если же еще и церковь Благоусердия подключится… В общем, взвесив свои шансы, Клод согласился раскошелиться — а его за это обещали оставить в покое. Сейчас он прикидывал, где в Линобе можно найти жилье попроще, поскольку снятый вчера вечером номер в отеле «Агатовый ферзь» внезапно оказался для него слишком дорогим.
Рано утром, еще до федеральных агентов, ему нанес визит приятель Линды Ренон. Тот самый парень, который был с ней в Аркадии, — Клод узнал его, хотя тогда он был в маске. Тоже выяснял подробности. Клод мало что мог сказать ему, разве что выразить сочувствие по поводу гибели Линды. Из всего улья в живых остались только он и Адела Найзер, и то по чистой случайности.
Адела подошла к нему, когда он стоял на засыпанном стеклами тротуаре около входа в кафе и смотрел на возникший в одночасье пустырь, одновременно пытаясь выплыть из водоворота замешательства. Он все еще находился под действием лакремы и мыслить мог на уровне: вот здесь был улей, а теперь его нет… В придачу солнце било в глаза, приходилось щуриться.
— Клод! — услышал он знакомый голос. — Господи, как же хорошо, что ты жив!
Повернувшись, он не сразу узнал ее: не то чтобы Адела была не похожа на себя — но он никогда раньше не видел ее на улице, под открытым небом. Как и все больные озомой, она избегала лишний раз показываться в общественных местах, а выходя из дому, надевала вуаль и перчатки. Сейчас она была без перчаток, вуаль откинута назад, на широком, усеянном бурыми бородавками лице блестели дорожки слез.
— Клод, я так бежала за тобой… Они все были не правы, и я была не права… Я должна перед тобой извиниться за все, что было!
— Да что ты, не за что… — пробормотал смешавшийся Клод.
Фантастический день. Никогда еще Адела с ним так не разговаривала!
Они спустились в подвальчик, заказали коньяк и крепкий кофе. Адела рассказала, что внезапно почувствовала себя полным дерьмом, наорала на них на всех и выскочила из улья вслед за Клодом, чтобы догнать его и поговорить. Клод был растерян и тронут: Адела все-таки переоценила свое отношение к нему… Он снял два номера в «Агатовом ферзе», куда они отправились после кафе. Не мог же он бросить Аделу, оставшуюся без жилья, на произвол судьбы! Он все ей простил, уже в который раз.
Стук в дверь. Адела, легка на помине.
— Клод, к тебе приходил этот маньяк? — Задав вопрос, она тяжело опустилась на стул.
— Какой маньяк? Федеральный следователь?
— Да нет, федеральный следователь — нормальный парень, если, конечно, умеет общаться с людьми. А ты, Клод, совсем не умеешь общаться! У тебя есть виски или водка? Давай, а то мне совсем худо. Он мне устроил форменный допрос!
— Кто?
— Дружок той девки, с которой ты крутил. Как ее — Лиза, Линда, Элен? Она ведь там осталась, в улье… Я боюсь, он кого-нибудь с горя прирежет, он из таких. В человеческой психологии я разбираюсь.
— Ему сейчас тяжело, — включив терминал и отправив заказ на недорогое виски, заметил Клод.
— Всем тяжело. Мне наших ребят жалко — всех ведь унесло, за один раз…
К «нашим ребятам» из улья Клод симпатии не питал, но сейчас он тоже скорбно вздохнул: его сознание до сих пор не могло освоиться со вчерашней катастрофой.
— Молиться надо, Клод, тогда полегчает. — Адела кулаком вытерла слезу. — Да только ты, подлец, не умеешь молиться… Так был он у тебя?
— Был.
— И что ты ему сказал?
— Ну, что Линда там сидела, когда я ушел… Что я соболезную… Не помню точно.
— А ты вспомни! Он ведь сейчас людей пойдет резать, если ты ему что-нибудь не то ляпнул. Я, по-твоему, в людях не разбираюсь?
— Разбираешься… — Так как Адела смотрела в упор, ожидая ответа, ему пришлось ответить утвердительно: — Я ничего плохого ни про кого не говорил, честное слово. Постарался его немного поддержать, он ведь потерял свою девушку… Надеюсь, что удалось.
— Ага, ты так поддержишь, что потом хоть полотенцем слюни вытирай. Ладно, не обижайся, я же любя… Где ты теперь будешь жить?
— Где подешевле. Понимаешь, у меня тут некоторые проблемы… — Он замялся. — В общем, я остался почти без денег. Ты не поможешь мне с работой, как обещала?
— Корыстный ты все-таки тип, Клод. — Адела состроила брезгливую гримасу. — Хоть все вокруг взлети на воздух, а ты будешь только о своем! Ладно, что с тобой поделаешь… Помогу. Вот побеседую на днях с Мавелсом, с Нихояном — и что-нибудь придумаем.
— Спасибо, — чувствуя себя бессовестной сволочью, пробормотал Клод и повернулся к нише доставки, в которой возник прозрачный контейнер с бутылкой виски.
Глава 7
Они оба совершили поступок, осуждаемый обществом, — совокупились без участия кхейглы, однако Лиргисо был инициатором, он сумел развлечь скучающую публику и заработал себе повышение статуса… Корпорация Поддержания Порядка наверняка оштрафует его за эту выходку, но что ему штраф? А Тлемлелх теперь уничтожен окончательно.
Неги стремительно проволокли его по лабиринту темных извилистых коридоров, вытолкнули во входную галерею и захлопнули обе створки двери у него за спиной. Звякнул засов. Тлемлелх ощупал свое тело: у него даже ничего не сломано, и нет оснований требовать, чтобы распоясавшихся прислужников отдали Флассу! И плащ остался там, в приемном зале Бхан. Показаться в общественном месте без плаща неприлично — впрочем, теперь это уже не имеет значения… Во всяком случае, для него. Ибо ненасытный Фласс ждет его, и нет для него иного пристанища, кроме Фласса.
Пошатываясь, оставляя на пыльных плитах мокрые следы, Тлемлелх побрел к своему тьянгару.
Тина шла вдоль линии пляжа. Неподалеку от берега из темной стеклянисто-тягучей массы торчали фермы каких-то разрушенных построек. Их было много, они заслоняли весь северо-западный горизонт — целый небольшой городок, невесть когда затопленный «морем». Видимо, живой студень растворял только органику. На покосившихся конструкциях сидели птицы, время от времени издававшие тонкие сварливые крики. Блики зеленоватого солнца играли на медленно движущихся горбах вязкой субстанции.
Напасть на Тину «море» не пыталось — то ли угадало в ней несъедобный продукт, которым недолго и подавиться, то ли, как Тина предположила вчера, само по себе оно не являлось плотоядным хищником и опасность представляли только обитающие в нем животные, неспособные охотиться вне студнеобразной среды. На всякий случай Тина выдерживала дистанцию, не подходя к береговой кромке слишком близко.
Теплый, зернистый, жесткий песок лежал плотным слоем, ноги в него почти не погружались. Слева пляж переходил в каменистое пространство, ограниченное далеко на юге лохматой полосой черного кустарника, а впереди, на изрядном расстоянии, виднелся зеленый массив, который Тина условно определила как «парк». Туда она и направлялась.
Раскинувшийся вокруг ландшафт безусловно принадлежал к разряду угнетающих — Тина отметила это с долей иронии, поскольку на нее это не действовало. Тронутое зеленоватой плесенью небо, пустынный серый пляж, исходящий от «моря» тошнотворный запах, тоскливые крики птиц, останки поглощенного студнем города и сам студень, необъятный, хаотично колышущийся — вся эта обстановка могла бы испортить настроение многим из ее знакомых, однако Тина смотрела по сторонам с интересом и настороженностью, но без всякой подавленности.
Кошмары — они у каждого свои, и с ее кошмарами здешний ландшафт не имел ничего общего. Ее кошмары остались на Манокаре. Многоступенчатая иерархия и атмосфера благоговейного чинопочитания; телесные наказания за любую провинность; лишенное всяких перспектив прозябание на женской половине манокарского дома; бесчисленные запреты на информацию; медоточивые и вязкие, как патока, рассуждения о том, что тебя ограничивают ради твоего же блага, — и под всем этим, как знаменатель под жирной чертой, знание: так будет всегда — сегодня, завтра, послезавтра, через десять лет, через сорок… Тина сумела оттуда вырваться, послав к черту и числитель, и знаменатель, и сейчас никакая жуть, не похожая на Манокар, не могла произвести на нее сколько-нибудь гнетущего впечатления. Студень — это всего лишь студень, пусть он и распростерся до горизонта, пусть и усваивает органику за считанные минуты. И если ее здесь убьют, это будет всего лишь смерть, которая далеко не так плоха, как жизнь на Манокаре.
Ее беспокоила разве что мысль о том, как скоро она сумеет выбраться отсюда и вернуться на Валгру, к Стиву. И мысль о еде: она уже начала ощущать голод. Если она не встретит людей, через двое-трое суток придется поставить эксперимент — съесть что-нибудь местное, плод или моллюска, если таковые найдутся, и посмотреть, сможет ли ее организм это усвоить. Хорошо еще, что надо ей немного, Омар и его приятели находятся в худшем положении…
Длинный темный язык скользнул от «моря» по песку и тут же втянулся обратно. Отскочив, Тина выхватила из-за пояса бластер, но все было спокойно, студень ограничился этим внезапным всплеском активности и больше не пытался преодолеть свои границы. Впереди на песке что-то лежало. Что-то размякшее, полупереваренное… Тина усмехнулась совпадению: как будто студень попытался ее угостить! Или, скорее, исторг недоброкачественную пищу… Пока она размышляла, на пляж спикировала птица — бесперая, с кожистыми крыльями и растопыренным хвостом, похожим на руль архаичного летательного аппарата, — схватила кусок и взмыла в небо. К ней с негодующими криками устремилось еще несколько птиц, в воздухе над пляжем завязалась драка.
Вернув бластер за пояс, Тина пошла дальше. Дистанцию, отделяющую ее от «моря», она благоразумно увеличила на десяток метров.
Вид крови всегда вызывал у Тлемлелха тошноту. Когда из рассеченного горла чливьяса фонтаном ударила яркая коричневая жидкость — ее было так много, неправдоподобно много, слишком много для маленького тощего тельца полузверя-прислужника, — на Тлемлелха волной накатила внезапная обморочная слабость. А тут еще руки и ноги прислужника начали дергаться… Такого не должно быть: перед тем как перерезать ему горло, Тлемлелх угостил его ягодами дурманника, а потом оглушил, ударив тяжелой золотой статуэткой кхейглы в висок. И все-таки чливьяс шевелился… Вдруг он сейчас вскочит, с полуотрезанной головой, и бросится на Тлемлелха?
Тихонько подвывая от страха, Тлемлелх попятился к предусмотрительно запертой двери, но бегущие по полу теплые коричневые струйки оказались проворней и достигли его ноги раньше, чем он успел отступить достаточно далеко. Тут он заметил, что его забрызгало кровью, и сдавленно захрипел, словно зарезали его, а не чливьяса.
Наконец конвульсии прекратились, тело прислужника затихло. Охваченный дрожью Тлемлелх немного успокоился. Жертвоприношение совершено, теперь надо призвать демона. Пусть он явится из первозданного хаоса в страну Изумрудного солнца и растерзает Лиргисо и всех остальных, кто был там… Книга в переплете из кожи энбоно лежала в центральной выемке низкого черного столика. Преодолев содрогание — какая-то часть его естества отчаянно бунтовала против того, что должно произойти, — Тлемлелх взял ее, открыл на том месте, где была шелковая закладка, и начал прерывающимся голосом читать заклинание на незнакомом мертвом языке. Слова звучали невыразимо мерзко, в каждом пульсировало древнее зло. Заклинание и запах крови — приманка для демона.
Подвальную комнату без окон освещали две лампы, заправленные лучезарной жидкостью, — казалось, они боялись светить слишком ярко, и по углам затаились тени. Того и гляди начнут шевелиться, уплотняться, и на середину комнаты выступит омерзительная фигура посланца хаоса… Тлемлелх не знал, как должен выглядеть демон. В книге утверждалось, что демонов много и все они разные. Среди них есть похожие на энбоно, а есть вообще ни на что не похожие, и кто из них явится на зов — заранее не известно.
Тлемлелх дочитал до конца, однако никто не материализовался. Решив, что он совершил при чтении какую-то ошибку, он начал произносить заклинание заново. Он не хотел уходить во Фласс. Все только этого от него и ждут — ну что ж, он им устроит… Он их обманет так же, как обманул всех Злой Император, отравленный своими приближенными. Конечно, это всего лишь слухи… И на тех, кто занимается распространением запретных слухов, Корпорация Поддержания Порядка налагает штрафы, а за повторное преступление могут и в ссылку отправить… Тлемлелху никогда раньше не хотелось, чтобы эти слухи оказались правдой, — но сейчас, после того, как над ним подло надругались, его охватило желание скормить всю Могндоэфру хаосу!
По слухам, отравленный Сефаргл на самом деле не умер, а с помощью специальной аппаратуры, доставшейся народу энбоно в наследство от более древней, давно исчезнувшей расы, переместил свое сознание в другое тело. И сбежал. В его усыпальнице, которая находится во чреве Фласса, покоится тело, покинутое Сефарглом незадолго до того, как придворные врачи констатировали факт смерти. Когда Тлемлелх, еще будучи подростком, впервые услышал эту историю, его охватило ни с чем не сравнимое ощущение жути — так, значит, Злой Император, будь он навеки мертв, на самом деле не мертв и может вернуться? Теперь же, подумав об этом, он испытал прилив злорадства. Сефаргл вас одурачил, и я вас одурачу! Ничего иного вы не заслуживаете!
Повторное прочтение заклинания не привело к нужному результату. Попробовать еще раз? Тлемлелх читал древний текст снова и снова, то тихо, то громко, с разными интонациями. Дрожь исчезла, ее сменило нарастающее раздражение. Ничего… В конце концов он швырнул бесполезную книжку в лужу крови, взбежал по ступенькам и с грохотом захлопнул за собой дверь. Тут силы его оставили, и он уселся прямо на пол. Это аргхмо. Он бессилен что-либо изменить.
Просидев некоторое время в лишенном мыслей и чувств оцепенении, Тлемлелх поднялся и побрел в свой кабинет. Дальше он действовал так, как надлежит действовать энбоно при подобных обстоятельствах, не пытаясь больше противиться року. Достал шелковую бумагу для официальных документов, написал завещание, назначив наследниками своего имущества двух юных энбоно — Кемсиго и Снелха. Как водится, он давно уже присмотрел себе возможных наследников, хотя и не предполагал, что в обозримом будущем до этого дойдет… Конкургла, который до сих пор считался его вероятным наследником номер один, он в завещании не упомянул, ибо слышал о том, что в последнее время Конкургла не раз видели в обществе Лиргисо. Они вполне могли сговориться, такие случаи бывали… Но Тлемлелх не настолько наивен, чтобы оправдать их ожидания.
Потом он долго бродил по комнатам и созерцал сквозь слезы свои любимые вещи. Потом вышел из дому и, переходя от одной арки к другой, ласково гладил на прощанье облачных прядильщиков: вот единственные существа в этом безжалостном мире, которые достойны привязанности, ибо они не предают. Потом пошел к конуре нега, разбудил пинком бездельника Хумаика и велел седлать тьянгара.
— Куда поедем, энб-вафо? — осоловело моргая, спросил нег.
— В гости к Флассу, — бросил Тлемлелх.
Нег отпрянул и, не задавая больше вопросов, трусцой побежал к тьянгарне. Тлемлелх поднялся на входную галерею, прислонился к колонне, зябко запахнув плащ. Фласс ждет его. Фласс всегда ждет.
Подведя итоги, Клод сунул комп в карман. Денег осталось месяца на два, если не слишком транжирить. А еще утром их было так много… Но все течет, все меняется — вот и его деньги перетекли на счета федеральных чиновников, занимающихся расследованием «Большого линобского взрыва», как уже успели окрестить это дело журналисты. Обычная для Валгры сделка. Ему намекнули, что если он будет жадничать, на него повесят минирование улья либо же пособничество тем, кто заминировал улей… Маразм. Однако он знал, что на Валгре бывает всякое, особенно если федеральным органам не удается достаточно быстро найти истинных виновников того или иного преступления. Даже если из него не сделают главного подозреваемого, его затаскают по допросам, а то и упекут за решетку на весь период следствия. Положение у него и так не ахти какое, если же еще и церковь Благоусердия подключится… В общем, взвесив свои шансы, Клод согласился раскошелиться — а его за это обещали оставить в покое. Сейчас он прикидывал, где в Линобе можно найти жилье попроще, поскольку снятый вчера вечером номер в отеле «Агатовый ферзь» внезапно оказался для него слишком дорогим.
Рано утром, еще до федеральных агентов, ему нанес визит приятель Линды Ренон. Тот самый парень, который был с ней в Аркадии, — Клод узнал его, хотя тогда он был в маске. Тоже выяснял подробности. Клод мало что мог сказать ему, разве что выразить сочувствие по поводу гибели Линды. Из всего улья в живых остались только он и Адела Найзер, и то по чистой случайности.
Адела подошла к нему, когда он стоял на засыпанном стеклами тротуаре около входа в кафе и смотрел на возникший в одночасье пустырь, одновременно пытаясь выплыть из водоворота замешательства. Он все еще находился под действием лакремы и мыслить мог на уровне: вот здесь был улей, а теперь его нет… В придачу солнце било в глаза, приходилось щуриться.
— Клод! — услышал он знакомый голос. — Господи, как же хорошо, что ты жив!
Повернувшись, он не сразу узнал ее: не то чтобы Адела была не похожа на себя — но он никогда раньше не видел ее на улице, под открытым небом. Как и все больные озомой, она избегала лишний раз показываться в общественных местах, а выходя из дому, надевала вуаль и перчатки. Сейчас она была без перчаток, вуаль откинута назад, на широком, усеянном бурыми бородавками лице блестели дорожки слез.
— Клод, я так бежала за тобой… Они все были не правы, и я была не права… Я должна перед тобой извиниться за все, что было!
— Да что ты, не за что… — пробормотал смешавшийся Клод.
Фантастический день. Никогда еще Адела с ним так не разговаривала!
Они спустились в подвальчик, заказали коньяк и крепкий кофе. Адела рассказала, что внезапно почувствовала себя полным дерьмом, наорала на них на всех и выскочила из улья вслед за Клодом, чтобы догнать его и поговорить. Клод был растерян и тронут: Адела все-таки переоценила свое отношение к нему… Он снял два номера в «Агатовом ферзе», куда они отправились после кафе. Не мог же он бросить Аделу, оставшуюся без жилья, на произвол судьбы! Он все ей простил, уже в который раз.
Стук в дверь. Адела, легка на помине.
— Клод, к тебе приходил этот маньяк? — Задав вопрос, она тяжело опустилась на стул.
— Какой маньяк? Федеральный следователь?
— Да нет, федеральный следователь — нормальный парень, если, конечно, умеет общаться с людьми. А ты, Клод, совсем не умеешь общаться! У тебя есть виски или водка? Давай, а то мне совсем худо. Он мне устроил форменный допрос!
— Кто?
— Дружок той девки, с которой ты крутил. Как ее — Лиза, Линда, Элен? Она ведь там осталась, в улье… Я боюсь, он кого-нибудь с горя прирежет, он из таких. В человеческой психологии я разбираюсь.
— Ему сейчас тяжело, — включив терминал и отправив заказ на недорогое виски, заметил Клод.
— Всем тяжело. Мне наших ребят жалко — всех ведь унесло, за один раз…
К «нашим ребятам» из улья Клод симпатии не питал, но сейчас он тоже скорбно вздохнул: его сознание до сих пор не могло освоиться со вчерашней катастрофой.
— Молиться надо, Клод, тогда полегчает. — Адела кулаком вытерла слезу. — Да только ты, подлец, не умеешь молиться… Так был он у тебя?
— Был.
— И что ты ему сказал?
— Ну, что Линда там сидела, когда я ушел… Что я соболезную… Не помню точно.
— А ты вспомни! Он ведь сейчас людей пойдет резать, если ты ему что-нибудь не то ляпнул. Я, по-твоему, в людях не разбираюсь?
— Разбираешься… — Так как Адела смотрела в упор, ожидая ответа, ему пришлось ответить утвердительно: — Я ничего плохого ни про кого не говорил, честное слово. Постарался его немного поддержать, он ведь потерял свою девушку… Надеюсь, что удалось.
— Ага, ты так поддержишь, что потом хоть полотенцем слюни вытирай. Ладно, не обижайся, я же любя… Где ты теперь будешь жить?
— Где подешевле. Понимаешь, у меня тут некоторые проблемы… — Он замялся. — В общем, я остался почти без денег. Ты не поможешь мне с работой, как обещала?
— Корыстный ты все-таки тип, Клод. — Адела состроила брезгливую гримасу. — Хоть все вокруг взлети на воздух, а ты будешь только о своем! Ладно, что с тобой поделаешь… Помогу. Вот побеседую на днях с Мавелсом, с Нихояном — и что-нибудь придумаем.
— Спасибо, — чувствуя себя бессовестной сволочью, пробормотал Клод и повернулся к нише доставки, в которой возник прозрачный контейнер с бутылкой виски.
Глава 7
Тьянгар неторопливой иноходью двигался по шоссе, уцелевшему еще от той эпохи, когда энбоно увлекались всякими техническими штучками и пользовались автотранспортом. Тлемлелх велел негу не гнать: торопиться некуда, если что-то и будет существовать вечно под изумрудным солнцем, так это Фласс.
Сейчас он оглядывал сквозь поволоку слез заросшие непролазным черным бриллисом холмы, буро-зеленые плантации млану и залитые водой голубые плантации венисага, на которых копошились полузвери-работники, скучноватые сельскохозяйственные комплексы с метеорологическими башенками, пламенно-изумрудный закат на западе и мысленно прощался с этим миром. Ему казалось невозможным то, что он, Тлемлелх, исчезнет, а все это никуда не денется. Его жизнь была не такой уж плохой, и он бы с удовольствием остался здесь, если бы не аргхмо… Но от аргхмо нет спасения.
Впереди показались Кущи Миноргла: одетые в трепещущую листву застывшие валы всех оттенков темно-зеленого, светло-зеленого и голубовато-зеленого. Непостижимое создание древней науки, называемой «генная инженерия», — на протяжении долгих веков растения сохраняли неизменную форму, словно их подстригли только вчера. Кущи Миноргла, с виду такие приветливые и манящие, таили в себе множество опасностей, и углубляться в эти прихотливо упорядоченные заросли отваживались только ловцы удачи — сборщики нанага, который лишь здесь и произрастает.
Сбором нанага промышляли небогатые энбоно — те, кому не посчастливилось в юные годы найти покровителей и стать чьими-либо наследниками. Негов и чливьясов сюда палками не загонишь, полузвери трусливы. Смертность среди сборщиков была достаточно высокой, однако иные из них не бросали этот рискованный промысел, даже когда им удавалось скопить состояние. Может быть, присоединиться к ним? Отвечая на свой же невысказанный вопрос, Тлемлелх отрицательно пошевелил слуховыми отростками. У него нет шансов, он погибнет здесь в первый же день — бесславно, оставив недоброжелателям еще один повод для насмешек. Сборщики нанага осваивают свое ремесло постепенно, ветераны натаскивают новичков. Вряд ли кто-нибудь из них возьмется обучать Тлемлелха — ведь его преследует аргхмо, связываться с неудачниками здесь избегают.
Вдруг он заметил впереди, у обочины шоссе, группу энбоно — сгрудившись, те рассматривали что-то, лежащее в траве. Сборщики. Они были без плащей, зато носили пояса с портупеями и кожаные заплечные мешки. На поясах висело оружие для самообороны и охоты, а также приспособления для сбора нанага.
Никто не повернул головы в его сторону: тут привыкли, что по этой дороге время от времени проезжает кто-нибудь, кого можно не ждать назад. Поравнявшись с группой, Тлемлелх ощутил тошнотворный сладковатый запах крови — такой же, как в подвале своего дома… Несмотря на то что сейчас все на свете утратило для него значение, слабый отголосок любопытства все же шевельнулся в его душе, и Тлемлелх велел Хумаику остановиться.
— Что здесь произошло, энб-саро? — осведомился он у ближайшего сборщика после положенного приветствия с еле намеченным оттенком превосходства.
— Неизвестные звери задрали одного из наших, Клемелгла, энб-саро. Не просто задрали — они не стали есть мясо, но повырывали все камни из его тела! Вы когда-нибудь о таком слышали?
— Нет, — содрогнувшись, вымолвил Тлемлелх.
— Я тоже! Это что-то неописуемое… — Слуховые отростки говорившего нервно дрожали, как и у всех его коллег.
— Хумаик! — с особой властной интонацией окликнул Тлемлелх.
Спрыгнув с седла, нег подал хозяину неприятно жесткую серую руку. Тлемлелх спешился. Сборщики расступились, пропуская нового зрителя. За обочиной, в высокой траве с голубоватыми метелочками, лежало нечто невообразимое, потерявшее облик энбоно. В мертвых круглых глазах застыло выражение ужаса, слуховые отростки скрутились в спирали. Только голова осталась в порядке, тело ниже подбородка представляло собой сплошную кровавую рану.
— Что с ним случилось? — силясь преодолеть дурноту, пробормотал Тлемлелх.
— Никто не видел, — угрюмо отозвался самый старший, энбоно с морщинистым блекло-зеленым лицом и консервативно-бежевым гребнем. — Клемелгл всегда работал один, без напарника, хоть это и глупо в нашем деле. Но вы посмотрите вот на это, энб-саро!
Следы на влажной вязкой земле. Таких странных следов Тлемлелх еще не видел. И сборщики, судя по выражению их лиц, тоже не видели… Следы были большие — величиной примерно со ступню взрослого энбоно, а формой напоминали неправильные вытянутые овалы, пересеченные волнистыми бороздками, которые располагались с противоестественной навязчивой симметрией. У Тлемлелха мурашки поползли по коже. Что же за выросты находятся на ступнях у этого животного и каково их предназначение? Природа иногда проявляет склонность к извращенному юмору… Чем дольше он разглядывал эти следы, тем страшнее ему становилось. Он поймал себя на том, что его слуховые отростки нервно вибрируют.
— Что животное с ним сделало? — спросил он, избегая смотреть на истерзанный труп.
— Из его тела вырваны все благородные камни, но умер он не от этого. Слева в груди у него сквозная рана и юрло перерезано. Перерезано, а не перекушено! Вы хорошо рассмотрели следы этих тварей? Они передвигаются на двух ногах! Их было трое, след у каждой свой, с другими не спутаешь — разная длина ступней, разные очертания этих неровностей на ступнях. Никак не пойму, что это у них такое… У двух тварей, видите, отпечатались волнистые и ломаные линии, а у третьей — ромбы с кружочками внутри, словно присоски!
Тлемлелх старался унять дрожь. Сборщики держали наготове оружие и оглядывались на каждый шорох.
— Такое впечатление, что его убили специально для того, чтобы завладеть камнями, — тихо сказал молодой энбоно.
Тлемлелх взглянул на него с недоумением:
— Это же бессмыслица, кому и зачем могут понадобиться чужие камни?
— Видимо, у этих тварей нет логики. Раз ему перерезали горло, это были не простые животные, а полузвери, наученные обращаться с холодным оружием, — заметил кто-то из группы. — А рана в груди весьма похожа на рану от пули.
— Тогда почему она слева? Даже полузвери знают, что сердце справа!
Тлемлелх опять взглянул на отвратительные следы. Рана слева, перерезанное горло, из тела непонятно зачем вырваны благородные камни… Сборщики нанага могут предполагать и болтать все, что им заблагорассудится, но он уже понял, что здесь произошло: ритуальное убийство. Ни энбоно, ни полузвери так не убивают, да они тут и ни при чем. Этого Клемелгла растерзали демоны хаоса, вызванные Тлемлелхом! Только им могут принадлежать такие следы. И нет ничего удивительного в том, что их трое, он ведь прочитал заклинание несколько раз подряд. Непонятно только, почему демоны материализовались в Кущах Миноргла, а не в подвале его дома… Видимо, была какая-то магическая тонкость, которой он не учел. Впрочем, не важно. Теперь надо найти этих тварей и натравить на Лиргисо — раз Тлемлелх их призвал, они должны ему повиноваться.
— Куда ведут их следы, энб-саро? — спросил он у старшего сборщика.
Тот показал на тропинку, уводящую от шоссе под сень деревьев:
— Оттуда они пришли и туда ушли.
Позвав дрожащего Хумаика, Тлемлелх с его помощью вскарабкался в седло и приказал:
— Сворачиваем сюда!
— Энб-вафо… — жалобно начал нег.
— Сворачивай! — оборвал Тлемлелх.
С Лиргисо нужно разделаться, а после он еще подумает, уходить ему во Фласс или нет. Солнце садилось — перед заходам оно всегда становилось маленьким, злым и зеленым. Обычно Тлемлелха это тревожило, но сейчас он улыбнулся: призвав демонов, он породнился с потусторонним злом, ему ли изнывать от печального смятения при виде заходящего светила! Кущи Миноргла лепетали у него за спиной что-то безумно-невнятное. Потом впереди открылась лужайка, нег, взвизгнув, натянул поводья — и Тлемлелх наконец-то увидел своих демонов. Всех троих.
Петру Валову редко кто-нибудь завидовал. Да и поводов для зависти не было: начальство не спешит тебя продвигать, зато затыкает тобой все дыры; жена два года назад ушла, объявив на прощанье, что она бы еще согласилась жить с таким занудой, если бы он приносил домой приличные деньги, на которые можно прилично одеваться, а просто так — дурочек поищите; удачных дел за плечами не сказать чтобы мало, но о них почему-то никто в Федеральной Комиссии не вспоминает, словно их и не было вовсе. Валов ко всему этому давно привык и на переживания силы не тратил. Но сейчас его положение было по-настоящему незавидным — и никакого просвета.
Он сидит под замком на яхте сумасшедшего преступника Стива Баталова, обладающего паранормальными способностями. Сообщница последнего Линда Ренон — она же Тина Хэдис, тергаронский киборг, разыскивается Космополом — погибла при взрыве улья, после чего Стив, который, кстати, тоже находится в розыске, начал проявлять явные признаки помешательства. Это, так сказать, ситуация на данный момент… Однако даже если Валов сумеет сбежать, проблем у него будет достаточно, поскольку чертов улей взлетел на воздух вместе со всеми подозреваемыми, зацепками и потенциальными источниками информации по делу о хавлашмырах.
Сейчас он оглядывал сквозь поволоку слез заросшие непролазным черным бриллисом холмы, буро-зеленые плантации млану и залитые водой голубые плантации венисага, на которых копошились полузвери-работники, скучноватые сельскохозяйственные комплексы с метеорологическими башенками, пламенно-изумрудный закат на западе и мысленно прощался с этим миром. Ему казалось невозможным то, что он, Тлемлелх, исчезнет, а все это никуда не денется. Его жизнь была не такой уж плохой, и он бы с удовольствием остался здесь, если бы не аргхмо… Но от аргхмо нет спасения.
Впереди показались Кущи Миноргла: одетые в трепещущую листву застывшие валы всех оттенков темно-зеленого, светло-зеленого и голубовато-зеленого. Непостижимое создание древней науки, называемой «генная инженерия», — на протяжении долгих веков растения сохраняли неизменную форму, словно их подстригли только вчера. Кущи Миноргла, с виду такие приветливые и манящие, таили в себе множество опасностей, и углубляться в эти прихотливо упорядоченные заросли отваживались только ловцы удачи — сборщики нанага, который лишь здесь и произрастает.
Сбором нанага промышляли небогатые энбоно — те, кому не посчастливилось в юные годы найти покровителей и стать чьими-либо наследниками. Негов и чливьясов сюда палками не загонишь, полузвери трусливы. Смертность среди сборщиков была достаточно высокой, однако иные из них не бросали этот рискованный промысел, даже когда им удавалось скопить состояние. Может быть, присоединиться к ним? Отвечая на свой же невысказанный вопрос, Тлемлелх отрицательно пошевелил слуховыми отростками. У него нет шансов, он погибнет здесь в первый же день — бесславно, оставив недоброжелателям еще один повод для насмешек. Сборщики нанага осваивают свое ремесло постепенно, ветераны натаскивают новичков. Вряд ли кто-нибудь из них возьмется обучать Тлемлелха — ведь его преследует аргхмо, связываться с неудачниками здесь избегают.
Вдруг он заметил впереди, у обочины шоссе, группу энбоно — сгрудившись, те рассматривали что-то, лежащее в траве. Сборщики. Они были без плащей, зато носили пояса с портупеями и кожаные заплечные мешки. На поясах висело оружие для самообороны и охоты, а также приспособления для сбора нанага.
Никто не повернул головы в его сторону: тут привыкли, что по этой дороге время от времени проезжает кто-нибудь, кого можно не ждать назад. Поравнявшись с группой, Тлемлелх ощутил тошнотворный сладковатый запах крови — такой же, как в подвале своего дома… Несмотря на то что сейчас все на свете утратило для него значение, слабый отголосок любопытства все же шевельнулся в его душе, и Тлемлелх велел Хумаику остановиться.
— Что здесь произошло, энб-саро? — осведомился он у ближайшего сборщика после положенного приветствия с еле намеченным оттенком превосходства.
— Неизвестные звери задрали одного из наших, Клемелгла, энб-саро. Не просто задрали — они не стали есть мясо, но повырывали все камни из его тела! Вы когда-нибудь о таком слышали?
— Нет, — содрогнувшись, вымолвил Тлемлелх.
— Я тоже! Это что-то неописуемое… — Слуховые отростки говорившего нервно дрожали, как и у всех его коллег.
— Хумаик! — с особой властной интонацией окликнул Тлемлелх.
Спрыгнув с седла, нег подал хозяину неприятно жесткую серую руку. Тлемлелх спешился. Сборщики расступились, пропуская нового зрителя. За обочиной, в высокой траве с голубоватыми метелочками, лежало нечто невообразимое, потерявшее облик энбоно. В мертвых круглых глазах застыло выражение ужаса, слуховые отростки скрутились в спирали. Только голова осталась в порядке, тело ниже подбородка представляло собой сплошную кровавую рану.
— Что с ним случилось? — силясь преодолеть дурноту, пробормотал Тлемлелх.
— Никто не видел, — угрюмо отозвался самый старший, энбоно с морщинистым блекло-зеленым лицом и консервативно-бежевым гребнем. — Клемелгл всегда работал один, без напарника, хоть это и глупо в нашем деле. Но вы посмотрите вот на это, энб-саро!
Следы на влажной вязкой земле. Таких странных следов Тлемлелх еще не видел. И сборщики, судя по выражению их лиц, тоже не видели… Следы были большие — величиной примерно со ступню взрослого энбоно, а формой напоминали неправильные вытянутые овалы, пересеченные волнистыми бороздками, которые располагались с противоестественной навязчивой симметрией. У Тлемлелха мурашки поползли по коже. Что же за выросты находятся на ступнях у этого животного и каково их предназначение? Природа иногда проявляет склонность к извращенному юмору… Чем дольше он разглядывал эти следы, тем страшнее ему становилось. Он поймал себя на том, что его слуховые отростки нервно вибрируют.
— Что животное с ним сделало? — спросил он, избегая смотреть на истерзанный труп.
— Из его тела вырваны все благородные камни, но умер он не от этого. Слева в груди у него сквозная рана и юрло перерезано. Перерезано, а не перекушено! Вы хорошо рассмотрели следы этих тварей? Они передвигаются на двух ногах! Их было трое, след у каждой свой, с другими не спутаешь — разная длина ступней, разные очертания этих неровностей на ступнях. Никак не пойму, что это у них такое… У двух тварей, видите, отпечатались волнистые и ломаные линии, а у третьей — ромбы с кружочками внутри, словно присоски!
Тлемлелх старался унять дрожь. Сборщики держали наготове оружие и оглядывались на каждый шорох.
— Такое впечатление, что его убили специально для того, чтобы завладеть камнями, — тихо сказал молодой энбоно.
Тлемлелх взглянул на него с недоумением:
— Это же бессмыслица, кому и зачем могут понадобиться чужие камни?
— Видимо, у этих тварей нет логики. Раз ему перерезали горло, это были не простые животные, а полузвери, наученные обращаться с холодным оружием, — заметил кто-то из группы. — А рана в груди весьма похожа на рану от пули.
— Тогда почему она слева? Даже полузвери знают, что сердце справа!
Тлемлелх опять взглянул на отвратительные следы. Рана слева, перерезанное горло, из тела непонятно зачем вырваны благородные камни… Сборщики нанага могут предполагать и болтать все, что им заблагорассудится, но он уже понял, что здесь произошло: ритуальное убийство. Ни энбоно, ни полузвери так не убивают, да они тут и ни при чем. Этого Клемелгла растерзали демоны хаоса, вызванные Тлемлелхом! Только им могут принадлежать такие следы. И нет ничего удивительного в том, что их трое, он ведь прочитал заклинание несколько раз подряд. Непонятно только, почему демоны материализовались в Кущах Миноргла, а не в подвале его дома… Видимо, была какая-то магическая тонкость, которой он не учел. Впрочем, не важно. Теперь надо найти этих тварей и натравить на Лиргисо — раз Тлемлелх их призвал, они должны ему повиноваться.
— Куда ведут их следы, энб-саро? — спросил он у старшего сборщика.
Тот показал на тропинку, уводящую от шоссе под сень деревьев:
— Оттуда они пришли и туда ушли.
Позвав дрожащего Хумаика, Тлемлелх с его помощью вскарабкался в седло и приказал:
— Сворачиваем сюда!
— Энб-вафо… — жалобно начал нег.
— Сворачивай! — оборвал Тлемлелх.
С Лиргисо нужно разделаться, а после он еще подумает, уходить ему во Фласс или нет. Солнце садилось — перед заходам оно всегда становилось маленьким, злым и зеленым. Обычно Тлемлелха это тревожило, но сейчас он улыбнулся: призвав демонов, он породнился с потусторонним злом, ему ли изнывать от печального смятения при виде заходящего светила! Кущи Миноргла лепетали у него за спиной что-то безумно-невнятное. Потом впереди открылась лужайка, нег, взвизгнув, натянул поводья — и Тлемлелх наконец-то увидел своих демонов. Всех троих.
Петру Валову редко кто-нибудь завидовал. Да и поводов для зависти не было: начальство не спешит тебя продвигать, зато затыкает тобой все дыры; жена два года назад ушла, объявив на прощанье, что она бы еще согласилась жить с таким занудой, если бы он приносил домой приличные деньги, на которые можно прилично одеваться, а просто так — дурочек поищите; удачных дел за плечами не сказать чтобы мало, но о них почему-то никто в Федеральной Комиссии не вспоминает, словно их и не было вовсе. Валов ко всему этому давно привык и на переживания силы не тратил. Но сейчас его положение было по-настоящему незавидным — и никакого просвета.
Он сидит под замком на яхте сумасшедшего преступника Стива Баталова, обладающего паранормальными способностями. Сообщница последнего Линда Ренон — она же Тина Хэдис, тергаронский киборг, разыскивается Космополом — погибла при взрыве улья, после чего Стив, который, кстати, тоже находится в розыске, начал проявлять явные признаки помешательства. Это, так сказать, ситуация на данный момент… Однако даже если Валов сумеет сбежать, проблем у него будет достаточно, поскольку чертов улей взлетел на воздух вместе со всеми подозреваемыми, зацепками и потенциальными источниками информации по делу о хавлашмырах.