Петри Николай. Колесо превращений

   "Не обо мне ли шепчет Тур Орог?" - подумал он и понял, что времени на осуществление его замысла не так уж и много.
   Их проводили в отведенные покои, принесли вещи, им принадлежащие. Перед уходом Вышата сказал:
   - Подле вас неотлучно днем и ночью будут два отрока - Руц и Эфандр. Если что будет нужно, просто передайте им.
   С этими словами Вышата оставил гостей одних - обживаться на новом месте.
   Аваддон представлял себе отроков, обещанных милостником князя, в виде мальчиков-слуг детского возраста, однако, когда в комнату вошли отроки... В общем, оказалось, что отрок у росомонов - это не мальчик на побегушки а младший дружинник, выполняющий обязанности слуги. Руц и Эфандр своими телами заняли добрую треть горницы - Аваддон решил, что обязанности слуги у него будет выполнять Лионель Кальконис - от его природной худосочности хоть места в доме больше остается! Он поспешил отправить отроков восвояси, так и не поняв, кто из них Руц, а кто Эфандр. Прежде чем уйти, Руц (а может, Эфандр?) предупредил:
   - Мы в подклети. Будем нужны - покличете.
   - Покличем, - согласился Аваддон. - Вот он и покличет, - и указал тонким пальцем на Лионеля Калькониса.
   В это время в одрине князя неспешно беседовали Годомысл и тысяцкий Тур Орог. И совсем не об Аваддоне, как показалось лекарю.
   - Спокойной ли была дорога? - поинтересовался князь.
   Теперь, когда рядом никого не было, кроме верного Тура, Годомысл выглядел несколько иначе. На его лице резче обозначились скулы, и темная пелена накатывалась на глаза, мешая рассмотреть лицо товарища детских игрищ.
   - Спокойной, князюшко, - отвечал Тур Орог, делая вид, что не замечает состояния князя. - Хазары к нам который год уже не захаживают, в южных землях все спокойно. А мелкие ватаги разбойников против нашей-то силы как капля росы против ливня!
   - Это хорошо, что на юге спокойно. Зато донесли нам секретные люди из стана обров, что готовятся они к новому походу. Ой, не ко времени это! Наследник мой, княжич Дагар, молод еще. Ему ли дружиной командовать? А меня, видно, болезнь-то совсем за себя сосватала! Похоже, скоро уже призовут меня предки...
   - О чем это ты, друже Годомысл! - вознегодовал Тур. - Оставь эти мысли! Я привез тебе лекаря - самого лучшего, какого смог отыскать в землях своих и соседей наших. Молва гласит, будто он чудеса творит с больными и ранеными! Поверь, князюшко, в исцеление, и боги помогут нам!
   - Хотел бы я верить, да только пророчество волхва Стовита не дает мне покоя. Видно, на роду мне написано смерть на одрине принять - как старцу немощному, а не на бранном поле - как подобает князю!
   - Полно, Годомысл! Не время болезнь твою мыслями такими потчевать. Не впервой же нам от смерти-мачехи уходить! Не пришло еще время наше!!
   - Ладно, любезный Тур, сладки твои речи, и слог твой приятен. Давай оставим пока болезнь-лихоманку. Позови ко мне княжича. Хочу поговорить с ним.
   - Твоя воля, князь, иду.
   Глава 5
   БАЕННЫЙ ДЕДУШКА
   По случаю возвращения воинства из пути неблизкого в княжеском дворе топили многочисленные бани. Гриди с шутками-прибаутками носили из реки воду, поленья березовые подкладывали в каменки, чтобы жару в баньках поболе нагнать, веники березовые, заготовленные по всем правилам, с крыш доставали. Квас да мед-сбитенек с брагою-корчагою на вечернее пиршество снаряжали. Гулеванье славное намечалось - за возвращение братов из долгой отлучки да за княжеское здоровьице!
   Аваддон, к вечеру уже вполне освоившись со своим новым жилищем, смотрел сквозь дорогие римские стекла - заморские цветные витражи - на непонятную ему суету княжеской челяди. Лионель Кальконис стоял рядом. Он успел обойти весь двор-крепость князя, познакомиться со многими гридями и даже пофлиртовать с девушками возле княжьего терема. Всем он представлялся правой рукой самого Аваддона-лекаря, знатоком греческой философии и сладкозвучной поэзии сэром Лионелем де Кальконисом.
   - Позвольте полюбопытствовать, - поинтересовался чародей, флегматично наблюдая за жизнью на княжеском дворе, - кто и когда успел вас произвести в рыцари? Или титул "сэр" вы от Годомысла получили?
   - Надеюсь, вы, магистр, не откроете этим варварам моей маленькой тайны, ведь они в рыцарстве ровным счетом ничего не понимают!
   - Я бы не советовал вам так думать: полчаса назад я слышал из своего окна разговор двух варягов. Уж эти бравые воины знают о рыцарстве немного больше, нежели наши гостеприимные хозяева! Думаю, вам хватило сообразительности не представиться им внебрачным сыном Одина? Представляю их реакцию!!
   - Я очень рад, что у вас, магистр, к вечеру значительно улучшилось настроение. На ваши не совсем справедливые замечания я не стану обращать внимания, потому что вы сами приказали узнать побольше о крепости и ее обитателях. А как я могу сделать это, если росомоны не будут уважать во мне знатную особу?!
   - Знатную особу? - переспросил Аваддон. - Хм, в этом что-то есть... Продолжайте.
   - Крепость охраняется хорошо. Гриди князя чувствуют себя здесь в полной безопасности, поэтому ничего не скрывают. Всего воинов в крепости около пятисот человек, еще столько же в ближайшем остроге Выпь, в часе конного пути отсюда. Общее население крепости до двух тысяч человек. С ближайшими весями - небольшими селами - до пяти тысяч. У Годомысла хорошо организовано сообщение с ближайшими острогами к городками. В течение суток он может собрать войско в 3000 воинов!
   - А что удалось узнать о самом князе?
   - Сегодня у росомонов банный день. Вечером будет большое питие за здравие, а завтра... а завтра вы получите много новых сведений!
   В этот момент в комнату вошел Руц (с пятого раза Аваддон научился различать отроков, предоставленных в его распоряжение).
   - Когда изволите в бане париться? - спросил он, почесывая могучую шею.
   - Что делать?! - Аваддон никак не ожидал, что банное столпотворение за окном может и его каким-то образом коснуться!
   - Я говорю, когда в баню идти собираетесь? У нас уже все готово!
   Аваддон оказался в затруднительном положении. В мире, где он провел почти всю свою многовековую жизнь, процесс омовения тела никогда не являлся культом. Было достаточно раз или два в год попасть под хороший ливень - и проблема с помывкой отпадала сама собой. Но здесь, у росомонов, мылись, по-видимому, чаще, чем трапезничали! Неужели и его, Аваддона, ждет та же чудовищная участь?!
   Руц терпеливо ждал. Чародей должен был что-то сказать. И он сказал:
   - А завтра можно?..
   Видимо, фраза была неудачной, потому что лоб отрока Руца резко уменьшился за счет полезших в гости к чубу добрых васильковых глаз! Аваддон понял свою оплошность и попытался исправить положение:
   - Мы уже готовы, куда идти?
   Руц расценил первую фразу чужестранца как удачную шутку, поэтому улыбнулся и широким жестом указал на дверь:
   - Милости просим к баеннику в гости!
   - Кто это - "баенник"? - тихо спросил Аваддон у Лионеля, когда они шли позади Руца.
   - Извините, магистр, но я ведь не могу знать весь пантеон мифологических существ росомонов! Может, это молитва такая перед омовением?
   Баня находилась за стенами княжеского двора недалеко от реки. От строения к воде спускались деревянные мостки - чтобы удобнее было взбираться по крутому склону. Из дверей бани валил дым, а внутри происходило какое-то непонятное действо: там кто-то ухал, как филин, а потом вдруг что-то зашипело, словно выводок змей, и из дверей вывалился второй отрок - Эфандр. Малый был не столь могуч, как Руц, но и с ним в одном помещении можно было рассчитывать только на место у порога! Эфандр зафыркал, словно конь, и выдохнул со счастливой улыбкой на устах:
   - Ух лепота! Не зря наш князюшко так баньку эту любит! Ай, баенник-дедушка, спасибо тебе за усладу! А вот и гости наши заморские пожаловали! Уж ты, байнушко, уважь гостей! Прокали им косточки, чтобы от хворобы-лихоманки и следа не осталось!
   Аваддону не слишком понравились слова отрока про его кости. К чему это он? Да и сам Эфандр в данную минуту мало походил на человека, только что совершившего ритуал омовения! Скорее, он напоминал мученика, которого только что вынесли из пыточной. Особенно его лицо - такое кра-а-асное! А глаза-то как блестят! Может, зельем каким надышался?! Банный обряд росомонов внушал Аваддону все больше недоверия. Кальконис тоже выглядел не слишком уверенным, особенно когда Руц бесцеремонно начал снимать с него одежду.
   - Позвольте, я сам... - пробормотал Кальконис, когда лопатообразные ладони отрока опустились на его плечи.
   - Как можно! - возмутился Руц. - Для нас гость в первый день священнее истукана Перуна! Так что вы уж расслабьтесь - мы и сами с одежей управимся!
   С этими словами Руц вытряхнул Лионеля из остатков одежды и толкнул в клокочущий банный пар. Через некоторое время там же оказался и Аваддон. Чародею сначала почудилось, что их бросили в бурлящий котел. Легкие словно прикипели к грудной клетке, и первый глоток воздуха ему удалось сделать лишь тогда, когда он упал на пол и припал к щели у порога. Сэр Лионель де Кальконис искал спасения где-то рядом.
   - Что это такое? - едва смог выдохнуть Аваддон, когда голое тело странствующего поэта и философа распласталось рядом.
   - Это баня...
   - О боги, это не баня, это страшное проклятие на нашу голову!... И сколько времени мы должны терпеть?!
   - Я слышал, что росомоны парятся несколько часов в несколько заходов!
   - Что-о-о...
   Бормотание за дверью Руц и Эфандр расценили по-своему.
   - Видно, гостям пару поддать надобно!
   - Нет! - попытался воспротивиться Аваддон.
   - Давай, Эфандр, ублажим чужеземцев! - вскричал Руц, не поняв невнятного бормотания чародея.
   Дверь распахнулась, кто-то из отроков прошлепал по спинам гостей, даже не почувствовав подобного мелкого препятствия на пути! Потом раздалось адское шипение - это полный чум (ковш) хлебного кваса опрокинулся на раскаленные камни! Аваддон подумал, что время, которое он выторговал у Малаха Га-Мавета, закончилось и он прямиком попал на адские жаровни!... Сэр Кальконис стонал где-то внизу, веретенообразными телодвижениями пытаясь отыскать щель, в которой бы можно было глотнуть воздуха, хоть чуточку менее раскаленного, чем лавовый поток вокруг...
   Пару минут они продержались, облизывая мокрые доски пола, а потом Аваддону пришла спасительная мысль:
   - Нужно найти холодную воду!
   Пришлось ползком пробираться в глубь бани. Видимости не было никакой. Искали на ощупь. Поэтому Аваддон ничуть не удивился, когда его рука наткнулась на голую ногу. Проклятый Кальконис!
   Однако в этот самый момент Лионель подал голос совсем с другой стороны:
   - Магистр, я нашел кадку с водой!
   Аваддон поднял головуи увидел... Голый старик, словно окутанный облаком волос собственной бороды, весь усыпанный листьями, красными глазами смотрел на чародея.
   - Что ж ты, тварь мерзкая, без молитвы в баню-то заявился?! - выдохнул он.
   - Что вы говорите, магистр...
   Продолжить Кальконис не успел, потому что страшный старик, набрав полный чум крутого кипятка, двинулся на Аваддона. Магистр медицины был в хорошей форме, поэтому одним прыжком преодолел расстояние до двери и вышел вместе с ней на улицу прямо в объятия онемевших от удивления отроков. Сэра Калькониса пришлось искать дольше: странствующий поэт и философ оказался в реке и никак не хотел оттуда выбираться! Пришлось отрокам применить силу иначе Кальконис мог подхватить простуду: вода в горной речушке была весьма и весьма студеной...
   Глава 6
   МЕРЗКАЯ НЕЧИСТЬ
   Час спустя, сидя за столом в своем новом тереме, Аваддон и Кальконис завершали трапезу. Отроки, приготовив еду, исчезли в одной из многочисленных комнат-клетей. В воздухе висела напряженная тишина.
   Аваддон молчал, потому что гнев просто душил его, мешая произнести хоть одно слово. А Лионель Кальконис молчал по двум причинам: он до сих пор не мог согреться (простояв не менее получаса в прохладных водах речки Малахитки!), поэтому сидел сейчас в чьих-то пимах великанского размера и пил горячий медовый сбитень. Вторая причина - он видел гнев своего "компаньона". Сказать вслух что-либо ободряющее он не решался - облик чародея внушал ему непонятный страх.
   Обстановка разрядилась с появлением Эфандра:
   - Можно убирать со стола?
   - Конечно... - буркнул Аваддон. Кальконис благоразумно молчал.
   Убрав со стола, Эфандр обратился к Аваддону:
   - Этот терем еще новый, своим домовым не успел обзавестись, так что спите спокойно, господа! А ежели что - мы...
   - ...в подклети, - хмуро сказал Аваддон. - Я запомнил!
   Эфандр пожал плечами: дескать, чего сердятся чужеземцы? Ну, пошутил дедушка- баенник, ну, постращал маненько - чего обижаться-то! Оно ведь и впрямь - без молитвы в баню никак невозможно, правильно их баенник спровадил!
   Когда шаги отрока затихли, Аваддон поднялся из-за стола, встал посередине комнаты и сказал Кальконису:
   - То, что ты сейчас увидишь, должно быть похоронено в тебе, не облекшись в одежды слов. Если ты проболтаешься...
   Кальконис выпучил от страха глаза и только мелко затряс головой, во всем соглашаясь с демоническим врачевателем. В этот миг он жестоко пожалел о том, что согласился на предложение, показавшееся в момент их первой встречи весьма заманчивым и перспективным. Боги! Что же теперь будет с несчастным Лионелем?!
   Аваддон между тем вытянулся всем своим худым телом, поднял над головой руки и, устремив в потолок горящий адским светом взор, забормотал что-то на непонятном Кальконису языке. Последний забился в самый темный угол и оттуда со страхом наблюдал за тем, как сначала туман окутал фигуру чародея, а потом из этого тумана стали проступать очертания какого-то существа. Затем туман рассеялся, и взору Калькониса предстало чудовище, вид которого сразил несчастного философа наповал. Оно было столь ужасно и отвратительно, что на его фоне даже злополучный баенник казался существом сказочной красоты! Чародей закончил ритуал вызова нечисти и обратился к ней:
   - Я маг Аваддон! Я вызвал тебя в мир живых людей, чтобы ты охраняла меня сегодняшней ночью! Несокрушимый Малах Га-Мавет должен посетить мой сон, и я не хочу, чтобы мне помешали! Ты все сделаешь, Мерзкая Нечисть, дабы не прогневать твоего господина - ангела смерти?
   - Да, повелитель! Я буду здесь до первых проблесков зари. Никто не войдет и никто не выйдет из этой комнаты!
   Аваддон удовлетворенно вздохнул, подошел к широкой лавке и лег, накрывшись цветным покрывалом. Кальконис дрожал мелкой дрожью в углу комнаты, со страхом наблюдая за тем, как на глазах уменьшается последняя свеча в подсвечнике. Еще несколько минут - и он окажется в кромешной темноте один на один с самым уродливым созданием, которое можно себе представить, от одного вида которого подгибаются колени, а сердце отправляется в пятки! Валенки свалились с его ног, и Кальконис решил, что это знак свыше. Он приготовился совершить самый героический поступок в своей жизни - шагнуть к двери!
   - Я бы не советовал этого делать. - Голос ужасного чародея послышался из-под накидки, словно из могилы. - Нечисть шуток не понимает. Для нее нет разницы - велеречивый поэт или дубовое бревно. И то и другое она сотрет в порошок, если откроется дверь! Лучше спите. Завтра у нас непростой день!
   Свеча - словно только и ждала этих слов чародея - погасла самым предательским образом! И Кальконису волей-неволей пришлось устраиваться на ночлег, вздрагивая всем телом и впиваясь зубами в собственную руку каждый раз, чтобы не дай бог не заверещать от ужаса, когда со стороны центра комнаты доносились звуки! Да, эта ночь состарила любителя приключений на добрый десяток лет, чего нельзя было сказать про Аваддона. Потому что, едва погасла свеча, чародей заснул сном младенца. Он погрузился в знакомое состояние непередаваемой легкости, которое сопровождает момент отрыва души от тела и начало свободного полета в мире теней.
   Малах Га-Мавет уже ждал его.
   - Я знаю все, что с тобой случилось в стране росомонов. - Голос ангела смерти заставлял Аваддона трепетать даже здесь, где понятие физической смерти теряло всякий смысл. - И я недоволен тобой! Ты не внял моим советам и позволяешь гордыне владеть твоим разумом! Я начинаю разочаровываться!
   - Прости меня, несокрушимый во времени, но мои способности утратили у росомонов свою силу! Я не могу так же свободно, как и раньше, воспарять в область блаженного всезнания, и это доставляет массу неудобств. У диких росомонов нарушены все привычные представления о магии!
   - Я тебя предупреждал! Но ты плохо слушал! Последний раз я помогаю тебе, Ав Ад-Дон, возомнивший себя непобедимым магом! Слушай и запоминай!!! Завтра тебя пригласят в покои Годомысла. Князь серьезно болен - ты это уже успел заметить. Но болен он лишь на физическом уровне, его душа - подобна доспеху несокрушимому! Уничтожить его физически тебе не составит большого труда. Но наша цель в другом - нужно ослабить его дух. И ты сделаешь это! Тебе достаточно потревожить физическую болезнь князя и под видом целительства заразить его своими пороками. Ты передашь ему часть своей сущности, которая окажется для Годомысла смертельной отравой, потому что заразит его ум и сердце! Твое магнетическое прикосновение станет для него осквернением, и его душевный доспех окажется неспособным противодействовать нашей дальнейшей атаке. И тогда уже ничто не помешает тебе завладеть его силой! Но помни: Годомысл очень опасен! Будь начеку!... Утром, когда ты проснешься, у тебя будет мой подарок - он поможет тебе. Прощай, Ав Ад-Дон! Теперь мы сможем увидеться с тобой только у смертного одра князя - в тот момент, когда его бессмертная душа перейдет к тебе, а ко мне отойдет его никчемная бренная оболочка!...
   * * *
   Утро принесло сэру Лионелю де Кальконису ни с чем не сравнимое облегчение. Он открыл опухшие от страха глаза, а в комнате никого не было! Кальконису в первое мгновение даже показалось, что весь ночной кошмар плод его воспаленного воображения, "слегка" растревоженного вчерашней встречей с "добрым" дедушкой - духом-обитателем бани! Однако, увидев оплывшие свечи, собственные искусанные до крови руки и лужу вонючей слизи возле двери, Кальконис понял, что с рассудком у него все в порядке. И ему предстоит нелегкое житье возле безумного чародея, способного ради своих интересов садистски лишить человека его заслуженной ночной вазы!
   Глава 7
   КУДЕСНИК ЯРИЛ
   Душевные муки философа были прерваны появлением неразлучных отроков. Оглядев комнату (чародея на импровизированном ложе уже не было), они оба уставились на Калькониса глазами цвета василькового поля.
   И в глазах этих Лионель прочитал "доброту" взбесившихся быков! Особенно после того, как один из них наступил в лужу у порога. Запах от нее шел... Руц зажал нос, а Эфандр, перешагнув останки ночного гостя (причем весьма и весьма осторожно!), приблизился к Кальконису:
   - Что же это вы, уважаемый, и до отхожего места свое добро донести не можете?!
   Сэр Лионель собрался было возмутиться подобным обвинением, но вовремя воздержался: вид Эфандра красноречиво свидетельствовал о желании подтереть непотребство на полу Кальконисом вместо тряпки! "Благородное происхождение" философа никак не вязалось с подобным оскорблением, поэтому он кое-как выжал на своем лице кривую улыбку и бочком-бочком протиснулся к двери, где его ждала вожделенная свобода.
   Аваддона он нашел возле крыльца беседующим с Вышатой.
   - После утренней трапезы князь Годомысл ждет вас к себе. Отроки предупреждены. Но не опаздывайте: князь ждать не любит!
   - Мы будем вовремя! - Аваддон выглядел здоровым и свежим, чего нельзя было сказать о Кальконисе.
   Когда они остались одни, Аваддон посмотрел на своего "компаньона" взглядом, от которого у философа растаяло последнее мужество.
   - Что вы скажете о вчерашнем ночном госте, сэр Лионель де Кальконис? Голос чародея был, как всегда, тихим и ровным, но Кальконис уловил за показным спокойствием настоящую бурю чувств!
   - О каком госте вы говорите, уважаемый магистр?
   - О ночном госте! - Голос вытекал из горла Аваддона как змея, готовая при первом же промахе жертвы проглотить ее целиком!
   - Ах, о ночном госте! Ну, как же - этот несносный Эфандр с его домовыми! Знаете, я спал как убитый!
   - Это хорошо, что как убитый! - Язвительная ухмылка на лице чародея совсем не понравилась Кальконису. - Я тоже спал крепко... Ну что ж, пойдемте, перекусим, а там и к князю позовут.
   Философ последовал было за чародеем, но почувствовал, что кто-то потянул его за рукав. Он оглянулся и увидел мальчика лет тринадцати в яркой красной рубахе ниже колен.
   - А вы правда умеете добывать серу? - Его глаза смотрели не по-детски пытливо.
   - Какую серу? - не понял Кальконис.
   - Вчера у конюшни вы говорили Любавке, чтобы вас все "серой" величали! Значит, вы серу добывать можете? А мне не покажете - как?..
   Кальконис догадался, чего от него добивается малец. О боги, насколько дремуч и невежествен этот народ, если путает звание рыцаря с какой-то вонючей серой!
   - Нет, мальчик, "сэр" - это титул, - постарался он объяснить. - Меня все должны называть: сэр Лионель де Кальконис! Звучит?
   - Звучит, только нам сподручнее "сера". Так понятнее будет!
   - Я тебе дам - "сера"!... - обозлился Лионель и попытался ухватить мальчика за рубаху.
   Но попытка закончилась тем, что неведомая сила приподняла самого философа и тряхнула так, что все его дорогое одеяние затрещало, словно гнилой мешок! Это отрок Руц появился, словно из-под земли.
   - Ты почто княжича нашего забижаешь? - рявкнул он в ухо философа.
   - Как - княжича?! - Кальконис оторопел от услышанного и поспешил исправить положение с присущей ему изворотливостью. - Да вы не подумайте ничего дурного - я всего лишь рубашку хотел ему поправить!
   - Рубашку, говоришь?!
   Кальконису было искренне жаль своего нового платья, которое на глазах теряло роскошь и презентабельность.
   - Только рубашку-у-у... - едва выдохнул философ, честно глядя на Руца своими плутоватыми глазенками.
   - Ну, тогда извиняйте, "сера" Кальсона! - Руц выпустил Лионеля из рук - философ смог немного отдышаться. Но, видимо, по случайному недогляду отрок выронил чужеземца как раз в том месте, где недавно прошло стадо коров. И каких коров!...
   Руц был на верху крыльца, когда Лионель решил восстановить честь своего имени:
   - Меня зовут сэр Лионель де Кальконис! - гордо заявил он.
   - Вот и я говорю: "сера" Кальсона!!! - И дверь захлопнулась.
   Философ едва успел стряхнуть коровьи "подарки" со своей богатой одежды, как дверь вновь распахнулась и по лестнице сбежал озабоченный Аваддон. Отроки следовали за ним, торжественно держа на вытянутых руках два небольших ларца, в которых чародей хранил наиболее ценные ингредиенты для врачевания. Проходя мимо Лионеля, маг недовольно сморщил нос и приказал:
   - Пойдешь последним! Да умойся где-нибудь по дороге! Ну и разит от вас, сэр Кальконис!
   В одрине князя их ждали. Годомысл выпроводил лишний народ мановением руки, оставив тысяцкого, Вышату-милостника да древнего-предревнего старика с глазами горящими, словно раскаленные угли. Старик сразу не понравился Аваддону - было в его облике что-то такое, что даже самому чародею стало зябко под его пристальным, немигающим взглядом. Быть может, по поводу него и обронил Малах Га-Мавет фразу: "...а в его - князя - окружении многие способны проникать в высшие планы бытия..."? Если это так, то старика следует опасаться.
   Князь Годомысл выглядел сегодня веселее. Даже румянец появился на его впалых щеках!
   "Или он не так уж и болен, или здесь не обошлось без таинственного старика!" - подумал Аваддон и поклонился князю, витиевато поинтересовавшись его здоровьем.
   - О моем здоровье я хотел бы у тебя узнать! - улыбнулся князь.
   - Я готов, - ответил Аваддон, затем извлек из одного ларца амулет в форме веретена и приступил к делу.
   Поведение амулета при осмотре вызвало большое удивление у всех, находящихся в комнате, за исключением непонятного старика. Амулет в руках мага то замирал над одними частями тела, то начинал неистово вращаться над другими, издавая при этом слабые монотонные звуки. Так продолжалось несколько минут. Потом Аваддон вернул амулет в ларец и поклонился князю:
   - Я закончил. Не желаете ли узнать результат?
   Князь крайне удивился:
   - Но вы даже покрывала над моим телом не подняли?!
   - В этом нет надобности. Я знаю, где и что у вас болит, князь Годомысл, я не знаю другого: смогу ли я вас вылечить!
   При этих словах хладнокровие на миг изменило Годомыслу, и Аваддон успел заметить, как вздрогнул неустрашимый князь. Но миг слабости был недолгим, и князь спросил лекаря уже твердым голосом властителя:
   - Что, мои дела так плохи?
   - И да, и нет. - Аваддон тщательно подбирал слова, помня о присутствии старика. - Ваша болезнь - несколько воспалившихся шрамов - лишь следствие, причина хвори гораздо глубже... Я могу излечить раны телесные, но раны душевные мне врачевать не приходилось. Это скорее область жрецов и друидов, чем лекарей...
   Некоторое время в одрине висело напряженное молчание. Потом Годомысл приказал:
   - Оставьте нас с кудесником одних!
   Аваддон бросил быстрый взгляд на старика и вместе со всеми вышел из покоев.
   Когда дверь закрылась, кудесник Ярил приблизился к одру князя и медленно опустился на единственную скамейку, покрытую козьей шкурой. Он посмотрел на неустрашимого Годомысла Удалого, которого знал с первого дня его жизни, погладил его руку, некогда могущую подкову завязать в узел, а теперь безвольно лежащую на одре и способную разве что с ложкой деревянной управиться...