Страница:
Додж Горчето оказался в затруднительном положении.
- Как жаль, что в Южной Башне нет потайных ходов, - сокрушался он.
- Наверное, Ингаэль знал об этом, раз обосновался именно в ней? предположил Милав.
Додж Горчето промолчал.
Время стремительно приближалось к вечеру, а решение еще не было найдено. Ухоня, которого Милав отправил за Витторио и перевертышем, вернулся с ними. Милав, едва взглянув на Черкарчикага Боррогоса, радостно воскликнул:
- Есть выход!
Додж Горчето и четверо викингов внимательно выслушали его план. Был он безумен и не подчинялся никаким законам логики, но... обещал стопроцентную победу! Додж Горчето согласился, тем более что садившееся солнце оставляло на все про все не более двух часов.
Милав сразу же приступил к осуществлению своего замысла, главная роль в котором отводилась несостоявшемуся магу Боррогосу.
Ухоня позволил себе усомниться, что "вечный ученик черного мага" добровольно рискнет своей жизнью. Но ярл Гельтр, оказавшийся в эту минуту рядом с ухоноидом, вытащил свой боевой топор и продемонстрировал перевертышу, что будет с ним в случае отказа - одна из дверей разлетелась в щепки. У Боррогоса, с ужасом наблюдавшего за викингом, не нашлось веских аргументов, чтобы отвергнуть предложение Милава. Он согласился.
Ухоня получил от Милава исчерпывающие инструкции и, продолжая оставаться невидимым, умчался в сторону Южной Башни. Четырем викингам кузнец тоже дал соответствующие указания - они заняли свои позиции. Оставался Боррогос - самое важное и самое слабое звено замысла. Но особых проблем с несостоявшимся магом не возникло: либо зрелище сверкающего топора ярла Гельтра так его заворожило, либо он рассчитывал честно заслужить прощение старого хозяина. Как бы там ни было, Боррогос беспрекословно выполнил все, что Милав от него требовал.
Едва солнце скрылось за гольцами и на землю опустились первые сумерки, операция, высокопарно названная Ухоней "Большое Возмездие" (как будто возмездие бывает маленьким!), началась...
Сигналом послужил шум на верхних этажах Южной Башни - там, где находились личные покои Ингаэля Пьянчуги. Милав подал знак, и они с Боррогосом стремительно пробежали к стенам. Сгущающиеся сумерки прикрыли их, и большую часть пути до массивных ворот в основании башни они преодолели незамеченными; потом, выбежав на открытое место, Боррогос (который принял облик законного владельца замка Пяти Башен Ингаэлья Пьянчуги) заорал во все горло:
- Ворота! Скорее откройте ворота! Меня преследуют викинги!
За дверями произошла суматоха. Стражники ясно видели, что к ним приближается их молодой хозяин, но никто из них не помнил, чтобы он покидал стены башни. В то же время многие были наслышаны о тайных ходах, прорытых из башни в башню, и сомнение поселилось в их душах. Шум наверху усилился, и никто не мог понять, что там творится. А Ингаэль Пьянчуга был уже у самых ворот и продолжал неистово вопить:
- Да открывайте же, вы, олухи!!
Это был точно голос Ингаэля - тонкий, писклявый.
- Мерзавцы! Вы хотите, чтобы вашего хозяина разорвали на куски какие-то северные варвары?!
В этот миг из темноты вынырнуло несколько фигур и с громкими проклятиями кинулось к стенающему Ингаэлю. Тотчас наверху раздался ужасный грохот, и стражники, растерянные и сомневающиеся, бросились исполнять приказ.
Дверь распахнулась. Милав толкнул Боррогоса-Ингаэля вперед, а сам отстал, якобы помогая стражнику закрыть ворота. Он даже и засов - массивный дубовый брус - взял в свои руки. Но только для того, чтобы... от души приложить ближайшего вига! Противники растерялись на одно мгновение, а потом со звериным рыком кинулись на Милава, не успевшего достать Поющий Сэй-ен и отбивавшегося подручными средствами. Ему нужно было продержаться всего несколько секунд: громкий топот за спиной недвусмысленно говорил викинги уже близко. Но секунды бежали невероятно долго! Не менее дюжины воинов набросились на Милава, стремясь вытолкнуть его вон. Спас его тот же дубовый брус - кузнец схватил его так, чтобы он, зацепившись краями за выступы каменной кладки, закрыл нападавшим проход. И чем яростнее они напирали, тем меньше у них было шансов одолеть кузнеца...
Неизвестно, сколько бы еще смог продержаться Милав, работая только руками, которые он превратил в молоты, если бы не подоспели викинги, а за ними и остальные воины доджа Горчето.
Участь мятежников была решена - не прошло и получаса, как их небольшими группами стали выводить из башни и отправлять в сырые подвалы, где еще утром томились люди доджа Горчето. Судьба сыграла с мятежниками злую шутку, поменяв их ролями с недавними жертвами. Ингаэль Пьянчуга тоже не ушел от возмездия - додж Горчето распорядился поместить его в ту же самую клетку, в которой он сам едва не закончил свои дни...
Победа была полной.
В замке ликовали.
Однако радостный исход не затуманил голову доджа Горчето, он не забыл позаботиться о безопасности вновь обретенного замка: количество стражи на стенах было увеличено, число факелов удвоено. В подземельях мятежников для надежности приковали к позеленевшим от времени медным кольцам. Замок готовился к обороне на тот случай, если покинувшие его горгузы захотят вернуться.
Всю ночь горели костры, звучали голоса, играла музыка - праздник так праздник!
Милаву, Кальконису и Ухоне отвели покои в Круглой Башне, стоявшей в самом центре замка (Боррогоса кузнец лично отвел в подвал и выбрал для него кольцо помассивнее, понадежнее, пообещав похлопотать за него... потом... как-нибудь). В той же башне расположились Витторио (в своих старых покоях), додж Горчето и четверо викингов, которых старый хозяин уже попросил возглавить его личную гвардию. Ярл Гельтр не отказался.
... Милав с большим удовольствием оглядел огромную кровать, накрытую драгоценным покрывалом.
- Неужели мы будем спать на этом? - изумился он.
- Чур, я сплю слева! - воскликнул Ухоня, пробуя покрывало на вкус и говоря: - А ничего!
- Ухоня, здесь три кровати, - возразил Милав, - я не собираюсь делить с тобой свою постель!
- Подумаешь! - фыркнул обиженный Ухоня. - Как жизнью своей рисковать так Ухоня, а как отдохнуть не по-звериному - поди прочь!
- Не говори ерунды - тебя никто не гонит, - возразил Милав. - Выбирай любую кровать и ложись на здоровье. Вы не против, сэр Лионель?
- Разумеется, нет!
- Не нужны мне ваши подачки, - продолжал возмущаться ухоноид. - Вот лягу под дверью - пусть все видят, как вы обращаетесь с ветераном, которого беспокоят многочисленные раны!
- Если бы они меня так беспокоили! - с завистью проговорил Милав.
- Ну и ладно! - не унимался Ухоня. - Никому не расскажу, как мне удалось запереть Ингаэля в его покоях. Подумаешь! Это же такой пустяк!
- Ухоня!
- Не приставайте! Все равно ничего не скажу!!
- Тогда спокойной ночи, - примирительным тоном произнес Милав. - Я все равно обо всем узнаю. Завтра. После того как ты разболтаешь об этом первой же смазливой служанке.
- Да что бы я?! Рассказал?! Служанке?! - Ухоня на секунду замер. Хотя... почему бы и нет? - Ухоноид помолчал. - Но я все равно сердит на тебя, напарник, - напомнил он.
- Я это вижу... - отозвался Милав. - Давай-ка лучше спать...
Глава 14
СПОКОЙНЫЕ ДНИ
ГОЛОС
... Относись к сомнению с большой опаской... Ты никогда не задумывался над тем, что чаще всего люди отождествляют это чувство с червем? С длинным, омерзительным червем, способным не только на разъедание твоей души, но и на питание твоими страхами, отчего он - если не лишить его питательной среды может превратиться в настоящего дракона. Этот дракон в состоянии уничтожить не только тебя, но и всех твоих близких. Так что обрати свой взор на здоровую, разумную пытливость, противостоящую дракону. Сомнение ведет к извращениям, которые толкают человека прямо в объятия предательства. Только свободное, смелое, ни чем не ограниченное допущение является спасением. И древняя мудрость гласит: "В слове "допустить" заключено ВСЕ!"...
Милав оказался прав - не успели они проснуться, как ухоноид начал сыпать недвусмысленными намеками:
- Люди должны знать своих героев в лицо?
- Конечно, должны.
- Они имеют право знать всю правду?
- Конечно, имеют.
- Ну, так в чем дело?
- А в чем дело?
- Вам совершенно безразлично, как мне столь успешно удалось осуществить мою миссию!
- Нам не безразлично, - возразил Милав. - Просто я хотел, чтобы ты обо всем рассказал в присутствии доджа Горчето - уж он-то оценит совершенное тобой по заслугам!
- Ты серьезно?
- Абсолютно!
Скоро их действительно позвали к хозяину замка. Трапеза была долгой, и Ухоне удалось-таки блеснуть своим рассказом, а Милав улучил минутку, чтобы переговорить с Витторио.
- Скажите, Чезаротти, вы составляли планы тайных ходов для доджа Горчето?
- Не один годо! Но дело есть еще много!
- А почему вы не рассказали об этом мне и Ухоне, когда мы отправились в замок? Это могло бы существенно облегчить нашу задачу.
- Я на трезво головано давано клятво-ручительство, что от меня никто плано не узнавано!
- Что ж, похвально, - отозвался Милав, которого благородство Витторио не оставило равнодушным. Но тень сомнения не улетучилась.
После застолья все отправились смотреть главный трофей - дормез (огромную карету), в которой в замок Пяти Башен прибыл черный маг. Доскональный обыск ничего не дал - найденные вещи могли принадлежать любому богатому путешественнику и ничего не говорили ни о краях хозяина дормеза, ни откуда он прибыл. Однако Милав, используя свою способность видеть мировые линии событий, все-таки взял себе кое-что на заметку...
Когда интерес у присутствующих к дормезу сбежавшего мага поиссяк и возле кареты остались только Милав, Кальконис, Ухоня и двое стражников, поставленных для того, чтобы отгонять многочисленных зевак, ухоноид обратился к кузнецу:
- Вам в бегстве черного колдуна ничего не показалось странным? Почему-то даже между собой они не называли мага Аваддоном, словно боясь, что едва прозвучит его имя - проклятый чародей мгновенно явится на зов.
- Что ты имеешь в виду? - не понял Милав.
- Бегство было паническим. Это совсем не похоже на... на того, кто доставил нам столько неприятностей.
Милав задумался.
- А что скажете вы? - обратился он к сэру Лионелю.
- Простите, я почти ничего не понял из происходившего, но, судя по словам Ухони, подобное бегство не в характере... чародея.
- Не знаю, не знаю, - задумчиво произнес Милав. - Мы застали... черного мага в тот момент, когда он абсолютно не был готов к атаке. А вид раскрывающейся перед ним бездны заставил его запаниковать. При таком раскладе навряд ли у него оставалось время понять что-либо. Тем более я передавал образы такой силы и яркости, что сам верил в существование происходящего!
Ухоня ничего не сказал. Но было видно, что он остался при своем мнении.
* * *
В замке Пяти Башен они провели несколько спокойных дней. Отсыпались, отъедались, впрок запасались положительными эмоциями, потому что едва ли стоило рассчитывать на подобное к себе отношение где-нибудь еще. Додж Горчето вел себя весьма тактично и ни разу не осведомился у Милава о цели его путешествия. Кузнец оценил это и даже успел привязаться к старику, чувствуя в нем родственную душу.
Но время неумолимо текло. Настало утро, когда Милав объявил доджу Горчето о своем отбытии. Старик отговаривать кузнеца не стал, сказав только, что в этом замке, пока он жив, всегда будут рады тем, кто помог восстановить справедливость. Милав ответил ему тем же:
- Чем длиннее путь, тем больше ценишь настоящих друзей...
Единственное условие, которое выдвинул додж Горчето, - Милав должен взять с собой провожатых: в лесах по-прежнему скрывалось множество разбойников. Милав поблагодарил старика и провожатых взял.
- Но только до границы ваших владений! - сказал он, и старик согласился.
Собрались быстро. Додж Горчето выделил из своих конюшен трех отличных скакунов и основательно снабдил путешественников провизией и питьем.
Когда все было готово к отправлению, случилось событие, имевшее в будущем самые важные последствия: Витторио Чезаротти категорически заявил доджу Горчето, что отправляется вместе с Милавом. Кузнец этим заявлением был поражен не меньше владельца замка. Тем более что между ними за время их недолгого знакомства не прозвучало ни слова на эту тему. Додж Горчето пытался отговорить "картографа", но тщетно - Витторио стоял на своем, заявив, что он устал от гор, хочет вернуться домой и ему как раз по пути с Милавом.
Пришлось спешно искать достойную лошадь и экипировать красавчика Витторио в дорогу. Таким образом, стены крепости покинули сразу двенадцать всадников: Милав, Кальконис, Ухоня, Витторио и восемь воинов-провожатых.
Сам додж Горчето изъявил желание проводить путников до развилки дорог: одна из них поднималась в сторону гор, а другая петляла по предгорью, плавно спускаясь к равнине. Последняя и вела к границе владений доджа Горчето. А были земли его велики - несколько дней конного пути в сторону Великой Водной Глади.
Простились просто.
- Спокойного вам пути! - напутствовал старик.
- А вам поменьше разбойников! - усмехнулся Милав и тронул лошадь. - А то опять придется отбивать замок!
Конь под кузнецом заржал, словно понял речь росомона.
Додж Горчето ничего не ответил. Он еще некоторое время смотрел вслед всадникам, потом, не торопясь, повернул свою спокойную и старую, как он сам, лошадь и потрусил в замок - его ждала очень важная работа: при осмотре пострадавшей от штурма Южной Башни были найдены остатки старинного потайного хода...
* * *
Милав думал. Нет, его смущало не столько неожиданное решение Витторио проводить их до побережья Великой Водной Глади, сколько вообще тревожили события последних дней. Перед самым их уходом в замок Пяти Башен пришло множество крестьян из окрестных поселений. Все они бежали от горгузов, вымещавших злобу за свое поражение на простолюдинах, не умевших достойно обращаться с оружием. Беглецы требовали от Доджа Горчето, как от своего господина, защиты и наказания виновных. А что мог сделать старик, если под его началом находилось не более двух сотен воинов? Он не имел возможности послать достаточно крупный отряд, чтобы разделаться с разбойниками, боясь ослабить крепость (никто не знал, какое количество горгузов-кочевников прячется по окрестным лесам и предгорьям). Вот это и беспокоило Милава - их отряд был малочислен, а враг - неведом.
Витторио, принявший задумчивость кузнеца на свой счет, заговорил с ним:
- Я есть видеть, что кузнеццо Милаво не есть радоваться мой решение.
- Вы ошибаетесь, - возразил Милав. - Я тревожусь по другой причине.
- Вы не хотено мне сказано?
- Отчего же! - отозвался Милав. - Меня занимают горгузы, которыми кишат эти леса.
- О! Не стоит волновано! Кузнеццо Милаво прогоняно волшебнико-колдуно; кто теперь хотеть с ним сразиться?!
- "Хотеть", Витторио, еще как "хотеть"!
Действительно, желающие померяться силами обнаружились скоро. В течение первых двух дней путешественникам несколько раз пришлось вступать в короткие яростные схватки с противником, который нападал рано утром или под вечер, когда сгущавшийся в лесу мрак мог мгновенно скрыть не только дюжину бандитов, но и гигантское войско с воинами, лошадьми и всем обозом. Стычки были стремительными и почти бескровными, из чего Милав сделал вывод, что их просто проверяют, а основное сражение должно состояться где-то впереди.
Он поделился своими мыслями с Кальконисом.
- Это без сомнения так, - согласился сэр Лионель. - К сожалению, мы не в силах изменить ход событий - шпионы все время следят за нами. Вот если бы мы смогли оторваться от них...
- Едва ли, - усомнился Милав. - Двенадцать тяжело груженных лошадей оставляют хорошие следы.
- Значит, пришло время уменьшить число всадников! - сказал Кальконис.
На следующее утро Милав отпустил охрану, с большим трудом настояв на своем решении, - воины получили конкретные указания доджа Горчето проводить путников до самого побережья. Пришлось Милаву пустить в ход все мыслимые аргументы и даже прибегнуть к помощи Ухони - мастера по части отговорок. Кузнец с ухоноидом потратили больше часа, и им все-таки удалось уговорить гвардейцев дожа. В полдень пилигримы были уже одни на давно заброшенной дороге. Теперь им следовало усилить бдительность: кто-то по-прежнему (по словам ухоноида) преследовал их буквально по пятам.
Глава 15
ЧЕРВИ ГОМУРА
Оторваться от невидимых преследователей в этот день им не удалось. Милав явственно чувствовал чье-то молчаливое присутствие, сопровождавшее каждый их шаг. Несколько раз Ухоня, становясь невидимым, отправлялся "взглянуть на наглецов". И через непродолжительное время откуда-нибудь из кустов или с вершины дерева раздавался дикий крик ужаса. Ухоня возвращался довольный и успокоенный. Но не проходило и нескольких часов, как назойливое сопровождение возобновлялось. Это чувствовал не только Милав с его удивительной восприимчивостью к изменениям вибраций окружающего мира, но и Кальконис - весьма далекий магии и колдовства; Ухоня вновь отправлялся в лесную чащу, и... все повторялось.
К вечеру стало ясно - таким способом от соглядатаев им не избавиться. Решили спровоцировать столкновение, заночевав на небольшой возвышенности, окруженной низкой травой и редким кустарником. Всю ночь жгли слабый костер и напряженно всматривались в темноту, держа наготове оружие. Но ничего не произошло - плотная тьма за освещенным кругом оставалась неподвижной.
Утро принесло дождь и ветер.
Решили идти не по дороге, а по узкой тропинке, протоптанной горными сернами у подножия гольцов, уменьшающихся по мере того, как отдалялся замок Пяти Башен. Теперь справа от них тянулись древние горы, изъеденные ветром, солнцем и дождем и имевшие вид испещренного ходами лесного муравейника; слева, не менее чем в десяти саженях, начинался редкий лес. Идти стало труднее, но путешественники почувствовали себя спокойнее и увереннее.
Так прошло еще два дня. Стычек с горгузами пока не было, и Ухоня, иногда отправлявшийся на "охоту", возвращался ни с чем.
- Может быть, они оставили нас в покое? - предположил Кальконис.
- Едва ли, - усомнился Милав. - Скорее всего, они следуют за нами на большом удалении, не рискуя показаться на открытом месте.
К вечеру отряд оставил за спиной предгорье и вышел на равнину, лесным ковром стекающую к протяженным песчаным отмелям Великой Водной Глади.
- Теперь ждите гостей... - пообещал Милав и не ошибся.
В вечерних сумерках произошла стычка - самая жестокая и продолжительная с момента их выхода из замка, доджа Горчето. Горгузы напали неожиданно, выбрав самую удобную позицию, - там, где дорога, основательно заросшая по бокам густой травой, ныряла под кроны деревьев. Бандитов было не менее трех дюжин, и держались они вполне уверенно (похоже, ими руководил некто, хорошо разбиравшийся в тактике лесного боя).
Нападавшие налетели стремительно. Они старались разделить путешественников и убить поодиночке. Но это предвидел и Милав, собравший в первую же минуту боя весь свой немногочисленный отряд в центре дороги. Теперь горгузам приходилось атаковать небольшими силами, мешая друг другу. Милав воспользовался этим, и его Поющий быстро расчистил пространство перед собой. Тем временем Ухоня распластался на дороге тончайшим серебристым полотном и методично опрокидывал всех, кто по неосторожности ступал на него. Кальконис с Витторио тоже не стояли в стороне - не один горгуз отправился на землю с колотой раной руки, ноги или груди. По молчаливому согласию, Милав, Кальконис и Витторио не убивали врагов, а ограничивались ранениями, надолго выводящими бандитов из строя. Горгузы поняли, что Милава и его товарищей им не одолеть, отступили в спасительную темноту, оттуда обрушив на защищающихся град стрел. Но ни одна из них цели не достигла дорога уже была пуста. Путешественники уходили от горгузов по звериной тропе, петляющей вдоль полноводной реки...
ГОЛОС
Прощай того, кто поднял на тебя руку. Ибо он болен. Болен злобой, ненавистью, страхом. А больной человек достоин только жалости. Помни - твоя сила в умении прощать. Слабость твоего врага - в его ненависти. Не уподобляйся ему, постарайся думать о противнике хорошо, и ты победишь, заставив своего врага сомневаться в избранном пути ненависти и насилия...
Утро принесло облегчение: сколько ни всматривался Милав в окружающие их заросли, используя свою способность чувствовать нарушенную гармонию мира, он не заметил ничего. Вокруг был девственный лес с его таинственной жизнью.
Милав продолжал вести отряд звериной тропой, хотя это доставляло массу неудобств - приходилось почти все время идти пешком, иногда прибегая к топорам, чтобы расчистить дорогу от валежника. Но все неудобства окупались тем, что лес больше не следил за ними горящими ненавистью глазами.
Витторио сообщил: земля доджа Горчето уже кончилась, и все, что их в данную минуту окружает, принадлежит народу, называющему себя "черви Гомура".
Ухоня поморщился:
- Не хотелось бы мне именоваться Ухоней из рода червей Гомура!
- О! Это есть не обидно быть черве Гомуро, - откликнулся Витторио. Их очень уважаемо этот край. Но черве Гомуро есть очень мало и редко. Я их не встречано никогдано!
Сэр Лионель тоже кое-что знал об этом таинственном народе.
- Еще в те годы, когда я был в свите ярла Хельдрара, - заговорил он, мне рассказали историю о том, что где-то в лесах живут остатки некогда могущественного племени. Они не строят себе жилищ, обитают в земляных пещерах, вырытых в недрах природных курганов. Этих людей мало кто видел. Поэтому и слухи о них ходят весьма противоречивые. Одни говорят, что это дикие людоеды, пожирающие с голоду сами себя, другие утверждают, что мудрее них нет во всем обитаемом мире.
- Если таковы слухи, - предположил Милав, - то действительность должна оказаться еще более невероятной. Вспомните хотя бы историю с глетчерными рогойлами.
Два дня прошли спокойно. На третий Милав почувствовал некоторое изменение. Впечатление было двояким: с одной стороны, он явственно ощущал чье-то присутствие, с другой - присутствие это ничуть не дисгармонировало с окружающим миром. Речь, разумеется, не шла о диких лесных зверях, рядом находились именно носители разума.
Встреча произошла неожиданно. Они только миновали цепь небольших холмов и медленно двигались по редколесью, окружавшему прошлогоднюю гарь. Вдруг справа и слева из-за немногочисленных хилых деревцов появилось около десятка людей. Одеты они были необычно: аккуратные короткие куртки из шкур медведя кулу, мехом наружу, широкие штаны серо-зеленого цвета и невысокие сапоги, плотно облегающие голень. Голову каждого украшал головной убор, ярко отсвечивающий металлом. Оружия у них не было - только короткие толстые посохи из древесины неизвестной породы.
Вперед вышел один из незнакомцев. Кузнец подал знак остановиться и обратился к Витторио:
- Спросите у них, что им нужно.
Витторио послушно стал задавать вопросы на известных ему языках. Незнакомец молчал. Витторио исчерпал весь запас лингвистических знаний и обиженно произнес:
- Он не есть меня понимано, хотя это просто не есть можно быть! Я знакомо со все язык этот край!
Милав оказался в затруднении - незнакомец по-прежнему стоял у них на дороге и молчал. Кузнец попытался поймать его взгляд, чтобы с помощью всезнания определить способ общения с обитателем леса. Но и из этого ничего не вышло - глаза стоявшего перед ним человека как будто плыли, не позволяя заглянуть в них. Молчание становилось невыносимым. Наконец незнакомец поднял руку вверх, призывая к вниманию. Потом указал ладонью перед собой, словно приглашая последовать за ним. Его спутники продолжали молча наблюдать за путешественниками.
- Сдается мне, - произнес Ухоня настороженно, - дело пахнет западней!
- Едва ли, - возразил Милав. - Они пеши и безоружны, нам не составит труда оторваться от них в случае неприятностей.
- Смотри, напарник...
Незнакомец шел впереди, не оглядываясь и совершенно не интересуясь тем, едет ли за ним Милав. Остальные обитатели леса незаметно растворились в зелени, словно их и не было вовсе.
Шли долго, петляя по узким тропам, переходя через ручьи и глубокие канавы, наполненные застоявшейся водой.
Ближе к вечеру, когда тени всадников и коней стали быстро удлиняться, отряд прибыл к подножию высокого кургана. На удивительно чистой поляне таинственный проводник покинул их. Милав спешился; остальные последовали его примеру.
- Интересное место, - сказал Кальконис, оглядываясь по сторонам.
Через некоторое время на поляну вышло несколько человек. Они принесли с собой небольшие сосуды, в которых дымилось что-то, имеющее сладковатый запах. Расставив сосуды по кругу, в центре которого оказались путешественники, люди молча удалились.
- Не нравится мне все это! - заволновался Ухоня. - Потравят они нас, как тараканов! Или усыпят!
Милав не ответил, пытаясь прощупать пространство вокруг. Враждебности он не чувствовал.
- Подождем... - сказал он. - Пока они не сделали нам ничего плохого. Зачем отвечать грубостью на гостеприимство? Ведь у каждого свои обычаи; может, они так злых духов из нас изгоняют, чтобы мы не осквернили их жилище!
- Как жаль, что в Южной Башне нет потайных ходов, - сокрушался он.
- Наверное, Ингаэль знал об этом, раз обосновался именно в ней? предположил Милав.
Додж Горчето промолчал.
Время стремительно приближалось к вечеру, а решение еще не было найдено. Ухоня, которого Милав отправил за Витторио и перевертышем, вернулся с ними. Милав, едва взглянув на Черкарчикага Боррогоса, радостно воскликнул:
- Есть выход!
Додж Горчето и четверо викингов внимательно выслушали его план. Был он безумен и не подчинялся никаким законам логики, но... обещал стопроцентную победу! Додж Горчето согласился, тем более что садившееся солнце оставляло на все про все не более двух часов.
Милав сразу же приступил к осуществлению своего замысла, главная роль в котором отводилась несостоявшемуся магу Боррогосу.
Ухоня позволил себе усомниться, что "вечный ученик черного мага" добровольно рискнет своей жизнью. Но ярл Гельтр, оказавшийся в эту минуту рядом с ухоноидом, вытащил свой боевой топор и продемонстрировал перевертышу, что будет с ним в случае отказа - одна из дверей разлетелась в щепки. У Боррогоса, с ужасом наблюдавшего за викингом, не нашлось веских аргументов, чтобы отвергнуть предложение Милава. Он согласился.
Ухоня получил от Милава исчерпывающие инструкции и, продолжая оставаться невидимым, умчался в сторону Южной Башни. Четырем викингам кузнец тоже дал соответствующие указания - они заняли свои позиции. Оставался Боррогос - самое важное и самое слабое звено замысла. Но особых проблем с несостоявшимся магом не возникло: либо зрелище сверкающего топора ярла Гельтра так его заворожило, либо он рассчитывал честно заслужить прощение старого хозяина. Как бы там ни было, Боррогос беспрекословно выполнил все, что Милав от него требовал.
Едва солнце скрылось за гольцами и на землю опустились первые сумерки, операция, высокопарно названная Ухоней "Большое Возмездие" (как будто возмездие бывает маленьким!), началась...
Сигналом послужил шум на верхних этажах Южной Башни - там, где находились личные покои Ингаэля Пьянчуги. Милав подал знак, и они с Боррогосом стремительно пробежали к стенам. Сгущающиеся сумерки прикрыли их, и большую часть пути до массивных ворот в основании башни они преодолели незамеченными; потом, выбежав на открытое место, Боррогос (который принял облик законного владельца замка Пяти Башен Ингаэлья Пьянчуги) заорал во все горло:
- Ворота! Скорее откройте ворота! Меня преследуют викинги!
За дверями произошла суматоха. Стражники ясно видели, что к ним приближается их молодой хозяин, но никто из них не помнил, чтобы он покидал стены башни. В то же время многие были наслышаны о тайных ходах, прорытых из башни в башню, и сомнение поселилось в их душах. Шум наверху усилился, и никто не мог понять, что там творится. А Ингаэль Пьянчуга был уже у самых ворот и продолжал неистово вопить:
- Да открывайте же, вы, олухи!!
Это был точно голос Ингаэля - тонкий, писклявый.
- Мерзавцы! Вы хотите, чтобы вашего хозяина разорвали на куски какие-то северные варвары?!
В этот миг из темноты вынырнуло несколько фигур и с громкими проклятиями кинулось к стенающему Ингаэлю. Тотчас наверху раздался ужасный грохот, и стражники, растерянные и сомневающиеся, бросились исполнять приказ.
Дверь распахнулась. Милав толкнул Боррогоса-Ингаэля вперед, а сам отстал, якобы помогая стражнику закрыть ворота. Он даже и засов - массивный дубовый брус - взял в свои руки. Но только для того, чтобы... от души приложить ближайшего вига! Противники растерялись на одно мгновение, а потом со звериным рыком кинулись на Милава, не успевшего достать Поющий Сэй-ен и отбивавшегося подручными средствами. Ему нужно было продержаться всего несколько секунд: громкий топот за спиной недвусмысленно говорил викинги уже близко. Но секунды бежали невероятно долго! Не менее дюжины воинов набросились на Милава, стремясь вытолкнуть его вон. Спас его тот же дубовый брус - кузнец схватил его так, чтобы он, зацепившись краями за выступы каменной кладки, закрыл нападавшим проход. И чем яростнее они напирали, тем меньше у них было шансов одолеть кузнеца...
Неизвестно, сколько бы еще смог продержаться Милав, работая только руками, которые он превратил в молоты, если бы не подоспели викинги, а за ними и остальные воины доджа Горчето.
Участь мятежников была решена - не прошло и получаса, как их небольшими группами стали выводить из башни и отправлять в сырые подвалы, где еще утром томились люди доджа Горчето. Судьба сыграла с мятежниками злую шутку, поменяв их ролями с недавними жертвами. Ингаэль Пьянчуга тоже не ушел от возмездия - додж Горчето распорядился поместить его в ту же самую клетку, в которой он сам едва не закончил свои дни...
Победа была полной.
В замке ликовали.
Однако радостный исход не затуманил голову доджа Горчето, он не забыл позаботиться о безопасности вновь обретенного замка: количество стражи на стенах было увеличено, число факелов удвоено. В подземельях мятежников для надежности приковали к позеленевшим от времени медным кольцам. Замок готовился к обороне на тот случай, если покинувшие его горгузы захотят вернуться.
Всю ночь горели костры, звучали голоса, играла музыка - праздник так праздник!
Милаву, Кальконису и Ухоне отвели покои в Круглой Башне, стоявшей в самом центре замка (Боррогоса кузнец лично отвел в подвал и выбрал для него кольцо помассивнее, понадежнее, пообещав похлопотать за него... потом... как-нибудь). В той же башне расположились Витторио (в своих старых покоях), додж Горчето и четверо викингов, которых старый хозяин уже попросил возглавить его личную гвардию. Ярл Гельтр не отказался.
... Милав с большим удовольствием оглядел огромную кровать, накрытую драгоценным покрывалом.
- Неужели мы будем спать на этом? - изумился он.
- Чур, я сплю слева! - воскликнул Ухоня, пробуя покрывало на вкус и говоря: - А ничего!
- Ухоня, здесь три кровати, - возразил Милав, - я не собираюсь делить с тобой свою постель!
- Подумаешь! - фыркнул обиженный Ухоня. - Как жизнью своей рисковать так Ухоня, а как отдохнуть не по-звериному - поди прочь!
- Не говори ерунды - тебя никто не гонит, - возразил Милав. - Выбирай любую кровать и ложись на здоровье. Вы не против, сэр Лионель?
- Разумеется, нет!
- Не нужны мне ваши подачки, - продолжал возмущаться ухоноид. - Вот лягу под дверью - пусть все видят, как вы обращаетесь с ветераном, которого беспокоят многочисленные раны!
- Если бы они меня так беспокоили! - с завистью проговорил Милав.
- Ну и ладно! - не унимался Ухоня. - Никому не расскажу, как мне удалось запереть Ингаэля в его покоях. Подумаешь! Это же такой пустяк!
- Ухоня!
- Не приставайте! Все равно ничего не скажу!!
- Тогда спокойной ночи, - примирительным тоном произнес Милав. - Я все равно обо всем узнаю. Завтра. После того как ты разболтаешь об этом первой же смазливой служанке.
- Да что бы я?! Рассказал?! Служанке?! - Ухоня на секунду замер. Хотя... почему бы и нет? - Ухоноид помолчал. - Но я все равно сердит на тебя, напарник, - напомнил он.
- Я это вижу... - отозвался Милав. - Давай-ка лучше спать...
Глава 14
СПОКОЙНЫЕ ДНИ
ГОЛОС
... Относись к сомнению с большой опаской... Ты никогда не задумывался над тем, что чаще всего люди отождествляют это чувство с червем? С длинным, омерзительным червем, способным не только на разъедание твоей души, но и на питание твоими страхами, отчего он - если не лишить его питательной среды может превратиться в настоящего дракона. Этот дракон в состоянии уничтожить не только тебя, но и всех твоих близких. Так что обрати свой взор на здоровую, разумную пытливость, противостоящую дракону. Сомнение ведет к извращениям, которые толкают человека прямо в объятия предательства. Только свободное, смелое, ни чем не ограниченное допущение является спасением. И древняя мудрость гласит: "В слове "допустить" заключено ВСЕ!"...
Милав оказался прав - не успели они проснуться, как ухоноид начал сыпать недвусмысленными намеками:
- Люди должны знать своих героев в лицо?
- Конечно, должны.
- Они имеют право знать всю правду?
- Конечно, имеют.
- Ну, так в чем дело?
- А в чем дело?
- Вам совершенно безразлично, как мне столь успешно удалось осуществить мою миссию!
- Нам не безразлично, - возразил Милав. - Просто я хотел, чтобы ты обо всем рассказал в присутствии доджа Горчето - уж он-то оценит совершенное тобой по заслугам!
- Ты серьезно?
- Абсолютно!
Скоро их действительно позвали к хозяину замка. Трапеза была долгой, и Ухоне удалось-таки блеснуть своим рассказом, а Милав улучил минутку, чтобы переговорить с Витторио.
- Скажите, Чезаротти, вы составляли планы тайных ходов для доджа Горчето?
- Не один годо! Но дело есть еще много!
- А почему вы не рассказали об этом мне и Ухоне, когда мы отправились в замок? Это могло бы существенно облегчить нашу задачу.
- Я на трезво головано давано клятво-ручительство, что от меня никто плано не узнавано!
- Что ж, похвально, - отозвался Милав, которого благородство Витторио не оставило равнодушным. Но тень сомнения не улетучилась.
После застолья все отправились смотреть главный трофей - дормез (огромную карету), в которой в замок Пяти Башен прибыл черный маг. Доскональный обыск ничего не дал - найденные вещи могли принадлежать любому богатому путешественнику и ничего не говорили ни о краях хозяина дормеза, ни откуда он прибыл. Однако Милав, используя свою способность видеть мировые линии событий, все-таки взял себе кое-что на заметку...
Когда интерес у присутствующих к дормезу сбежавшего мага поиссяк и возле кареты остались только Милав, Кальконис, Ухоня и двое стражников, поставленных для того, чтобы отгонять многочисленных зевак, ухоноид обратился к кузнецу:
- Вам в бегстве черного колдуна ничего не показалось странным? Почему-то даже между собой они не называли мага Аваддоном, словно боясь, что едва прозвучит его имя - проклятый чародей мгновенно явится на зов.
- Что ты имеешь в виду? - не понял Милав.
- Бегство было паническим. Это совсем не похоже на... на того, кто доставил нам столько неприятностей.
Милав задумался.
- А что скажете вы? - обратился он к сэру Лионелю.
- Простите, я почти ничего не понял из происходившего, но, судя по словам Ухони, подобное бегство не в характере... чародея.
- Не знаю, не знаю, - задумчиво произнес Милав. - Мы застали... черного мага в тот момент, когда он абсолютно не был готов к атаке. А вид раскрывающейся перед ним бездны заставил его запаниковать. При таком раскладе навряд ли у него оставалось время понять что-либо. Тем более я передавал образы такой силы и яркости, что сам верил в существование происходящего!
Ухоня ничего не сказал. Но было видно, что он остался при своем мнении.
* * *
В замке Пяти Башен они провели несколько спокойных дней. Отсыпались, отъедались, впрок запасались положительными эмоциями, потому что едва ли стоило рассчитывать на подобное к себе отношение где-нибудь еще. Додж Горчето вел себя весьма тактично и ни разу не осведомился у Милава о цели его путешествия. Кузнец оценил это и даже успел привязаться к старику, чувствуя в нем родственную душу.
Но время неумолимо текло. Настало утро, когда Милав объявил доджу Горчето о своем отбытии. Старик отговаривать кузнеца не стал, сказав только, что в этом замке, пока он жив, всегда будут рады тем, кто помог восстановить справедливость. Милав ответил ему тем же:
- Чем длиннее путь, тем больше ценишь настоящих друзей...
Единственное условие, которое выдвинул додж Горчето, - Милав должен взять с собой провожатых: в лесах по-прежнему скрывалось множество разбойников. Милав поблагодарил старика и провожатых взял.
- Но только до границы ваших владений! - сказал он, и старик согласился.
Собрались быстро. Додж Горчето выделил из своих конюшен трех отличных скакунов и основательно снабдил путешественников провизией и питьем.
Когда все было готово к отправлению, случилось событие, имевшее в будущем самые важные последствия: Витторио Чезаротти категорически заявил доджу Горчето, что отправляется вместе с Милавом. Кузнец этим заявлением был поражен не меньше владельца замка. Тем более что между ними за время их недолгого знакомства не прозвучало ни слова на эту тему. Додж Горчето пытался отговорить "картографа", но тщетно - Витторио стоял на своем, заявив, что он устал от гор, хочет вернуться домой и ему как раз по пути с Милавом.
Пришлось спешно искать достойную лошадь и экипировать красавчика Витторио в дорогу. Таким образом, стены крепости покинули сразу двенадцать всадников: Милав, Кальконис, Ухоня, Витторио и восемь воинов-провожатых.
Сам додж Горчето изъявил желание проводить путников до развилки дорог: одна из них поднималась в сторону гор, а другая петляла по предгорью, плавно спускаясь к равнине. Последняя и вела к границе владений доджа Горчето. А были земли его велики - несколько дней конного пути в сторону Великой Водной Глади.
Простились просто.
- Спокойного вам пути! - напутствовал старик.
- А вам поменьше разбойников! - усмехнулся Милав и тронул лошадь. - А то опять придется отбивать замок!
Конь под кузнецом заржал, словно понял речь росомона.
Додж Горчето ничего не ответил. Он еще некоторое время смотрел вслед всадникам, потом, не торопясь, повернул свою спокойную и старую, как он сам, лошадь и потрусил в замок - его ждала очень важная работа: при осмотре пострадавшей от штурма Южной Башни были найдены остатки старинного потайного хода...
* * *
Милав думал. Нет, его смущало не столько неожиданное решение Витторио проводить их до побережья Великой Водной Глади, сколько вообще тревожили события последних дней. Перед самым их уходом в замок Пяти Башен пришло множество крестьян из окрестных поселений. Все они бежали от горгузов, вымещавших злобу за свое поражение на простолюдинах, не умевших достойно обращаться с оружием. Беглецы требовали от Доджа Горчето, как от своего господина, защиты и наказания виновных. А что мог сделать старик, если под его началом находилось не более двух сотен воинов? Он не имел возможности послать достаточно крупный отряд, чтобы разделаться с разбойниками, боясь ослабить крепость (никто не знал, какое количество горгузов-кочевников прячется по окрестным лесам и предгорьям). Вот это и беспокоило Милава - их отряд был малочислен, а враг - неведом.
Витторио, принявший задумчивость кузнеца на свой счет, заговорил с ним:
- Я есть видеть, что кузнеццо Милаво не есть радоваться мой решение.
- Вы ошибаетесь, - возразил Милав. - Я тревожусь по другой причине.
- Вы не хотено мне сказано?
- Отчего же! - отозвался Милав. - Меня занимают горгузы, которыми кишат эти леса.
- О! Не стоит волновано! Кузнеццо Милаво прогоняно волшебнико-колдуно; кто теперь хотеть с ним сразиться?!
- "Хотеть", Витторио, еще как "хотеть"!
Действительно, желающие померяться силами обнаружились скоро. В течение первых двух дней путешественникам несколько раз пришлось вступать в короткие яростные схватки с противником, который нападал рано утром или под вечер, когда сгущавшийся в лесу мрак мог мгновенно скрыть не только дюжину бандитов, но и гигантское войско с воинами, лошадьми и всем обозом. Стычки были стремительными и почти бескровными, из чего Милав сделал вывод, что их просто проверяют, а основное сражение должно состояться где-то впереди.
Он поделился своими мыслями с Кальконисом.
- Это без сомнения так, - согласился сэр Лионель. - К сожалению, мы не в силах изменить ход событий - шпионы все время следят за нами. Вот если бы мы смогли оторваться от них...
- Едва ли, - усомнился Милав. - Двенадцать тяжело груженных лошадей оставляют хорошие следы.
- Значит, пришло время уменьшить число всадников! - сказал Кальконис.
На следующее утро Милав отпустил охрану, с большим трудом настояв на своем решении, - воины получили конкретные указания доджа Горчето проводить путников до самого побережья. Пришлось Милаву пустить в ход все мыслимые аргументы и даже прибегнуть к помощи Ухони - мастера по части отговорок. Кузнец с ухоноидом потратили больше часа, и им все-таки удалось уговорить гвардейцев дожа. В полдень пилигримы были уже одни на давно заброшенной дороге. Теперь им следовало усилить бдительность: кто-то по-прежнему (по словам ухоноида) преследовал их буквально по пятам.
Глава 15
ЧЕРВИ ГОМУРА
Оторваться от невидимых преследователей в этот день им не удалось. Милав явственно чувствовал чье-то молчаливое присутствие, сопровождавшее каждый их шаг. Несколько раз Ухоня, становясь невидимым, отправлялся "взглянуть на наглецов". И через непродолжительное время откуда-нибудь из кустов или с вершины дерева раздавался дикий крик ужаса. Ухоня возвращался довольный и успокоенный. Но не проходило и нескольких часов, как назойливое сопровождение возобновлялось. Это чувствовал не только Милав с его удивительной восприимчивостью к изменениям вибраций окружающего мира, но и Кальконис - весьма далекий магии и колдовства; Ухоня вновь отправлялся в лесную чащу, и... все повторялось.
К вечеру стало ясно - таким способом от соглядатаев им не избавиться. Решили спровоцировать столкновение, заночевав на небольшой возвышенности, окруженной низкой травой и редким кустарником. Всю ночь жгли слабый костер и напряженно всматривались в темноту, держа наготове оружие. Но ничего не произошло - плотная тьма за освещенным кругом оставалась неподвижной.
Утро принесло дождь и ветер.
Решили идти не по дороге, а по узкой тропинке, протоптанной горными сернами у подножия гольцов, уменьшающихся по мере того, как отдалялся замок Пяти Башен. Теперь справа от них тянулись древние горы, изъеденные ветром, солнцем и дождем и имевшие вид испещренного ходами лесного муравейника; слева, не менее чем в десяти саженях, начинался редкий лес. Идти стало труднее, но путешественники почувствовали себя спокойнее и увереннее.
Так прошло еще два дня. Стычек с горгузами пока не было, и Ухоня, иногда отправлявшийся на "охоту", возвращался ни с чем.
- Может быть, они оставили нас в покое? - предположил Кальконис.
- Едва ли, - усомнился Милав. - Скорее всего, они следуют за нами на большом удалении, не рискуя показаться на открытом месте.
К вечеру отряд оставил за спиной предгорье и вышел на равнину, лесным ковром стекающую к протяженным песчаным отмелям Великой Водной Глади.
- Теперь ждите гостей... - пообещал Милав и не ошибся.
В вечерних сумерках произошла стычка - самая жестокая и продолжительная с момента их выхода из замка, доджа Горчето. Горгузы напали неожиданно, выбрав самую удобную позицию, - там, где дорога, основательно заросшая по бокам густой травой, ныряла под кроны деревьев. Бандитов было не менее трех дюжин, и держались они вполне уверенно (похоже, ими руководил некто, хорошо разбиравшийся в тактике лесного боя).
Нападавшие налетели стремительно. Они старались разделить путешественников и убить поодиночке. Но это предвидел и Милав, собравший в первую же минуту боя весь свой немногочисленный отряд в центре дороги. Теперь горгузам приходилось атаковать небольшими силами, мешая друг другу. Милав воспользовался этим, и его Поющий быстро расчистил пространство перед собой. Тем временем Ухоня распластался на дороге тончайшим серебристым полотном и методично опрокидывал всех, кто по неосторожности ступал на него. Кальконис с Витторио тоже не стояли в стороне - не один горгуз отправился на землю с колотой раной руки, ноги или груди. По молчаливому согласию, Милав, Кальконис и Витторио не убивали врагов, а ограничивались ранениями, надолго выводящими бандитов из строя. Горгузы поняли, что Милава и его товарищей им не одолеть, отступили в спасительную темноту, оттуда обрушив на защищающихся град стрел. Но ни одна из них цели не достигла дорога уже была пуста. Путешественники уходили от горгузов по звериной тропе, петляющей вдоль полноводной реки...
ГОЛОС
Прощай того, кто поднял на тебя руку. Ибо он болен. Болен злобой, ненавистью, страхом. А больной человек достоин только жалости. Помни - твоя сила в умении прощать. Слабость твоего врага - в его ненависти. Не уподобляйся ему, постарайся думать о противнике хорошо, и ты победишь, заставив своего врага сомневаться в избранном пути ненависти и насилия...
Утро принесло облегчение: сколько ни всматривался Милав в окружающие их заросли, используя свою способность чувствовать нарушенную гармонию мира, он не заметил ничего. Вокруг был девственный лес с его таинственной жизнью.
Милав продолжал вести отряд звериной тропой, хотя это доставляло массу неудобств - приходилось почти все время идти пешком, иногда прибегая к топорам, чтобы расчистить дорогу от валежника. Но все неудобства окупались тем, что лес больше не следил за ними горящими ненавистью глазами.
Витторио сообщил: земля доджа Горчето уже кончилась, и все, что их в данную минуту окружает, принадлежит народу, называющему себя "черви Гомура".
Ухоня поморщился:
- Не хотелось бы мне именоваться Ухоней из рода червей Гомура!
- О! Это есть не обидно быть черве Гомуро, - откликнулся Витторио. Их очень уважаемо этот край. Но черве Гомуро есть очень мало и редко. Я их не встречано никогдано!
Сэр Лионель тоже кое-что знал об этом таинственном народе.
- Еще в те годы, когда я был в свите ярла Хельдрара, - заговорил он, мне рассказали историю о том, что где-то в лесах живут остатки некогда могущественного племени. Они не строят себе жилищ, обитают в земляных пещерах, вырытых в недрах природных курганов. Этих людей мало кто видел. Поэтому и слухи о них ходят весьма противоречивые. Одни говорят, что это дикие людоеды, пожирающие с голоду сами себя, другие утверждают, что мудрее них нет во всем обитаемом мире.
- Если таковы слухи, - предположил Милав, - то действительность должна оказаться еще более невероятной. Вспомните хотя бы историю с глетчерными рогойлами.
Два дня прошли спокойно. На третий Милав почувствовал некоторое изменение. Впечатление было двояким: с одной стороны, он явственно ощущал чье-то присутствие, с другой - присутствие это ничуть не дисгармонировало с окружающим миром. Речь, разумеется, не шла о диких лесных зверях, рядом находились именно носители разума.
Встреча произошла неожиданно. Они только миновали цепь небольших холмов и медленно двигались по редколесью, окружавшему прошлогоднюю гарь. Вдруг справа и слева из-за немногочисленных хилых деревцов появилось около десятка людей. Одеты они были необычно: аккуратные короткие куртки из шкур медведя кулу, мехом наружу, широкие штаны серо-зеленого цвета и невысокие сапоги, плотно облегающие голень. Голову каждого украшал головной убор, ярко отсвечивающий металлом. Оружия у них не было - только короткие толстые посохи из древесины неизвестной породы.
Вперед вышел один из незнакомцев. Кузнец подал знак остановиться и обратился к Витторио:
- Спросите у них, что им нужно.
Витторио послушно стал задавать вопросы на известных ему языках. Незнакомец молчал. Витторио исчерпал весь запас лингвистических знаний и обиженно произнес:
- Он не есть меня понимано, хотя это просто не есть можно быть! Я знакомо со все язык этот край!
Милав оказался в затруднении - незнакомец по-прежнему стоял у них на дороге и молчал. Кузнец попытался поймать его взгляд, чтобы с помощью всезнания определить способ общения с обитателем леса. Но и из этого ничего не вышло - глаза стоявшего перед ним человека как будто плыли, не позволяя заглянуть в них. Молчание становилось невыносимым. Наконец незнакомец поднял руку вверх, призывая к вниманию. Потом указал ладонью перед собой, словно приглашая последовать за ним. Его спутники продолжали молча наблюдать за путешественниками.
- Сдается мне, - произнес Ухоня настороженно, - дело пахнет западней!
- Едва ли, - возразил Милав. - Они пеши и безоружны, нам не составит труда оторваться от них в случае неприятностей.
- Смотри, напарник...
Незнакомец шел впереди, не оглядываясь и совершенно не интересуясь тем, едет ли за ним Милав. Остальные обитатели леса незаметно растворились в зелени, словно их и не было вовсе.
Шли долго, петляя по узким тропам, переходя через ручьи и глубокие канавы, наполненные застоявшейся водой.
Ближе к вечеру, когда тени всадников и коней стали быстро удлиняться, отряд прибыл к подножию высокого кургана. На удивительно чистой поляне таинственный проводник покинул их. Милав спешился; остальные последовали его примеру.
- Интересное место, - сказал Кальконис, оглядываясь по сторонам.
Через некоторое время на поляну вышло несколько человек. Они принесли с собой небольшие сосуды, в которых дымилось что-то, имеющее сладковатый запах. Расставив сосуды по кругу, в центре которого оказались путешественники, люди молча удалились.
- Не нравится мне все это! - заволновался Ухоня. - Потравят они нас, как тараканов! Или усыпят!
Милав не ответил, пытаясь прощупать пространство вокруг. Враждебности он не чувствовал.
- Подождем... - сказал он. - Пока они не сделали нам ничего плохого. Зачем отвечать грубостью на гостеприимство? Ведь у каждого свои обычаи; может, они так злых духов из нас изгоняют, чтобы мы не осквернили их жилище!