Прошкин Евгений Александрович. Война мертвых

   Он натянул брюки и взял рубаху. Ремень долго не застегивался, и Тихон остервенело рванул пряжку, оцарапавшись об острую кромку до крови. Он высосал из пальца соленую капельку и сплюнул через плечо — прямо на светлый пол. Кровь разлетелась розовой кляксой, и Тихон шаркнул ботинком, втирая ее в пористый полипласт.
   — Ты отдохнешь, и все будет нормально, — залепетала Лиза. — Я читала в книгах...
   — Как-нибудь потом, хорошо? — сказал Тихон, желая поскорей отвязаться.
   — Не бросай меня... сейчас.
   Прав был Аркадий: каждый печется только о себе. Капитан старше и знает людей куда лучше. А он-то, дурень, все выискивал какой-то подвох. Впрочем, подвох тоже был. Черт, есть в этом мире хоть кто-нибудь без камня за пазухой?!
   — Если ты уйдешь... — безнадежно начала Лиза, но увидела его глаза и осеклась.
   Тихон нагнулся над кроватью и, ласково погладив Лизу по щеке, резко схватил ее за горло.
   — Не нравлюсь такой, да?
   — Ты меня пугаешь, — прохрипела она.
   — Вам нужен только большой и твердый, да? Вам все равно, что в душе.
   — Тих... Тихон! Отпусти, мне нечем дышать. Тебе... расслабиться нужно.
   — И тогда у меня встанет? — взвизгнул он, сдавливая какую-то хилую жилку на ее бледной шее. — На тебя — никогда! Никогда — поняла, сука?!
   Он оттолкнул ее голову и, выскочив из кубрика, бросился к столовой. Бешено расшвыряв стулья, он подбежал к печке и открыл режим “напитки”.
   — Вотка, — отчетливо произнес он, заранее готовясь к отказу и уже примериваясь, как половчей размозжить тупой-агрегат.
   Вопреки его ожиданиям печь тренькнула и выкатила поднос со стандартной трехсотграммовой емкостью. Не задумываясь, о последствиях, Тихон взял стакан и одним махом влил его в глотку.
   Желудок сразу потеплел, а туловище наполнилось ленивой истомой. Цвета стали мягче и при поворотах головы накладывались один на другой. Мозги не поспевали за глазами, и картинки пролетали мимо, сливаясь в мутные линии.
   — Что здесь происходит? — спросили в противоположном углу, и Тихон с трудом сфокусировался на двух куклах.
   Дионис и Павел озадаченно восстанавливали интерьер, постепенно приближаясь к столу.
   — Зачем ты раскачиваешься? — удивился Павел. Тихон обнаружил, что мотается из стороны в сторону, но прекращать этого занятия не собирался — в этом было что-то от единения со Вселенной.
   — Маятник изображаю, — ответил он и неожиданно для себя захохотал.
   — Погоди, — сказал Дионис. Он приподнял Тихона за подбородок и пристально посмотрел ему в лицо. — Эй, дружище, а нас не угостишь?
   — Психоактиваторы? — встрепенулся Павел. — Фью-у! С тобой — в огонь и в воду!
   — Пожалуйста, — улыбнулся Тихон и заказал еще три порции. — Это не очень вкусно, — предупредил он как специалист. — Зато потом...
   Павел понюхал и весь перекосился.
   — Это не вода, — сказал он с опаской.
   — Я не химик, — пожал плечами Тихон. — Не хочешь — не пей.
   Дионис взял стакан и, скривившись от отвращения, сделал несколько шумных глотков. Его плечи заходили ходуном, рот свело судорогой, а на глазах выступили крупные слезы.
   — Гибель, — утираясь, просипел он и внимательно застыл. — Оо... кажется, действует. Павлуша, можно.
   Павел повторил героический поступок друга и, так же отфыркавшись, осторожно присел на стул.
   — Это просто... просто такое, что... ну, я прям это... — невнятно затараторил он.
   — Я его поймал, — буркнул Дионис.
   — Каво? — вперился в него остекленевшим взглядом Павел.
   — Высшее понимание, — зашатавшись, Дионис прислонился к стене и откинул голову, — Я вижу сонмище букашек... они суетятся...
   — Диня, тебе смешно?
   — Во мне просыпаются боги, — торжественно объявил тот.
   — Такие старики с бородами? — прыснул Павел.
   — С печалью в сердце...
   Тихону стало муторно, и он брезгливо отодвинул стакан. Эйфория постепенно прошла, вместо нее появилась тупая злоба и невозможность сосредоточиться на одной мысли.
   Члены оставались вялыми, а сознание — заросшим непроходимыми дебрями, но самоконтроль понемногу возвращался. Цвета заняли свои ячейки в спектре, и изображение обрело привычную резкость. Тихон смертельно захотел спать, но, представив, сколько времени добираться до кубрика, загрустил.
   А что, если прилечь тут, посетила его доступная по исполнимости идея. Никто и не заметит.
   Он пропустил момент, когда Павел с Дионисом, давясь и икая, допили водку, но это его волновало меньше всего. Нужно было забиться в какой-нибудь темный уголок и там вздремнуть. Тихон уже съехал под стол и ударил пяткой по мешавшему стулу, как вдруг его цапнули за штаны и выволокли на свет.
   — Ты нам еще дай, — сказал Павел.
   — Я падаю с неба, — захныкал Дионис. — Дай еще.
   — Сами берите, — утомленно отмахнулся Тихон. — Называется “вотка”.
   — А добавочный код? — хитро прищурился Павел.
   — Без кода. Просто “вотка”, и все.
   Его сразу бросили и затеребили печку. Произносилось мерзкое слово, звенели зуммеры открывающихся дверок, впрочем, это было так далеко — даже не на Посту. Потом в столовую кто-то пришел, кто-то на кого-то кричал, его опять тянули за ногу, а потом сверху что-то упало.
   Первое, что он ощутил, была резкая вонь. В двух шагах от его лица источала едкий пар огромная лужа коричневой блевотины. По бокам от нее переминались ботинки, еще выше висела незнакомая пунцовая морда.
   — Ыээ, — сказала она и пополнила озерцо рвотной массы.
   — Уоо, — вторили где-то рядом.
   Встав на четвереньки, Тихон отполз подальше от стола и только после этого осмелился подняться на ноги. Голова болела так, как никогда в жизни. “Побочное действие, — трагично констатировал он. — Либо опухоль мозга, либо вообще...” Умирать было совсем не жалко, даже наоборот. “Скорей бы”, — обреченно подумал Тихон.
   Кроме него, в столовой находилось еще четверо: двое стояли, нагнувшись, двое других сидели, но все они занимались одним и тем же. Запах вывернутых наизнанку желудков был таким насыщенным, точно здесь блевали со дня сотворения мира.
   — Сфолочь, — бессильно выдохнул Павел, тщетно пытаясь стряхнуть с носа какую-то липкую нить. — Сфолочь, фсех отрафил.
   — Сами виноваты, — сказал Тихон, цыкнув от нахлынувшей боли.
   Он пошевелил рукой — в области запястья периодически возникало легкое неудобство. Не в силах от него избавиться, Тихон раздосадованно тряхнул кистью и вспомнил про браслет. Тот отозвался настойчивым зудом.
   Сколько его вызывали? Тихон сосредоточился и сообразил, что проснулся именно из-за укола. Три с половиной минуты — осталось полторы.
   Он сделал несколько нетвердых шагов и уперся в стену. Отдышаться. Взбесившееся сердце норовило проломить ребра и выпрыгнуть наружу — в такт ему под черепной коробкой тяжко ухал молот. Каждый его удар был предсказуем и неотвратим, и от этого пытка казалась еще более изощренной.
   Тихону захотелось бросить все и превратиться во что-нибудь ничтожное, в какого-нибудь комара, которому дела нет ни до войны, ни до вызова в танк. С этим желанием он вышел из столовой и проковылял до перекрестка.
   Лево, право — все спуталось и перемешалось. Куда дальше? На его счастье, мимо пробежала какая-то девчонка, и он поплелся за ней, надеясь, что по сигналу тревоги она спешит не в солярий.
   В операторской уже было проще: незанятыми оказались всего две кабины, и Тихон, безошибочно определив свою, свалился на мягкое ложе. Обруч датчика сдавил виски так, что Тихон чуть не застонал, но тут неожиданно наступило облегчение.
   — Встречаясь с людьми, следует здороваться, — проскрипело в ушах.
   — Здравствуй, Анастасия.
   Что за глупость? Если б старой карге было хоть на десять процентов так же паршиво, как ему...
   Небольшая часть гнета растаяла и всосалась в окружающее пространство. Головная боль притупилась, она уже не истязала мозги, а лишь напоминала о своем присутствии. Сердце стало биться чуть реже, и Тихон наконец-то смог нормально вздохнуть.
   Если б еще процентов пятнадцать...
   — Что-то я себя плохо чувствую, — пожаловалась
   Анастасия.
   Немного поспорив с совестью, Тихон сбросил на старуху еще одну гирьку.
   — Ой. Неужели?..
   — Рано тебе околевать, — хамовато утешил он. Еще разгрузиться? Да нет, хватит с нее, и так давление подскочило. Черт, откуда я про давление-то, удивился Тихон. А, энциклопедия.
   — Общее внимание, на связи командир бригады. Через сорок пять секунд финиш в атмосфере Мааса.
   "Уроды трехглазые, не могут название дать приличное”, — обозлился Тихон.
   — Маас — планета Конфедерации, — сказала Анастасия, и он, оценив, насколько ей плохо, забрал назад немного своей дурноты.
   — Высокая вероятность обстрела, — продолжал командир. — В бой вступить непосредственно с платформы. Стрелки, это к вам относится.
   — Не знаю, выдержу ли, — безмолвно запричитала Анастасия, и Тихону пришлось вернуть себе почти все.
   Ох...
   — Так лучше?
   — Кажется, отпускает. Это ты сделал?
   — Что? — насторожился он.
   — Здоровье мне поправил.
   — Нам сейчас воевать вместе.
   "Если б не бой, ты бы у меня помаялась”, — подумал про себя Тихон, но, спохватившись, запрятал эту мыслишку поглубже.
   Инструктаж закончился, и он осмотрелся. Такой же посадочный модуль, что и в прошлый раз: стройные ряды машин, ребристый потолок и еле заметные в сумраке стены. Его снова поселили в самом центре платформы, стало быть, есть шанс сгореть, не коснувшись поверхности Мааса. Обстрел прямо при посадке, значит, этот маяк засвечен. Но ведь Маас — наш!
   — Теперь уже не совсем. Колония основана недавно, на ней успели построить только восемь станций переноса, и все они уничтожены конкурами. Транспорт выйдет на единственный маяк, по которому ориентировались еще первые корабли колонистов.
   — Кто говорит? — болезненно скривился Тихон. — А, чертова энциклопедия. Хоть бы не так резко...
   — Водитель, ты с кем там переговариваешься? — спросила Анастасия. — Знаешь, меня твое общество немного смущает. По-моему, у тебя слишком подвижная психика.
   — Не подвижней твоей, — равнодушно отозвался Тихон.
   Вот и делай людям добро. Никакой благодарности, а корчит из себя воспитанную. Погрузить, что ли, ее обратно в абстиненцию, да по самую маковку? Нет, старая карга не выдержит, а на Маасе она нужна живой. Посмотрим, что она за стрелок.
   ...Абстиненция? Хорошее слово, от него пахнет смертью.
   — Пять секунд до финиша, — предупредил командир, и Тихон внутренне собрался. Возможно, удастся соскочить с платформы не самым последним. А что там за природа, на этом Маасе?
   В сознании развернулся вполне благообразный пейзажик с желтыми холмами и карликовым лесом — ничуть не хуже земного. Тихон запросил следующий вид, но вместо этого узрел мрачную коробку гаража. Все, посадка.
   То, что он поначалу принял за солнечный свет, оказалось гораздо ближе и гораздо горячей. Даже если б их кинуло в жерло вулкана, все закончилось бы не так быстро.
   Рецепторы донесли обрывок того, что можно было истолковать только как взрыв. Танк испарился, едва транспорт выскочил в линейное пространство, и, надо думать, в своей гибели он был не одинок.
   Крышки кабин разом откинулись, и ошарашенные операторы принялись делиться впечатлениями. Некоторое время Тихон оторопело слушал бессвязные реплики. Ничего нового никто сообщить не мог. Вспышка, жар — вот и все, что они запомнили. Почесав затылки, люди пришли к выводу, что высадка сорвалась, хотя это было ясно и так.
   Тихон боязливо потрогал браслет, однако нового вызова не поступало. Это хорошо. Немножко полежать, а то голова... голова совершенно...
   Он плюхнулся обратно в кабину и привычно нашел наиболее удобную позу. Спать ведь можно и здесь, а если будет еще одна тревога, так он уже на месте.
   Продолжая обмениваться растерянными взглядами, сержанты не спеша вышли из операторской и потащились, как угадал Тихон, к клубу. В коридоре они смешались с остальными, и бестолковый ор усилился. Тихон стиснул зубы и зажал уши ладонями. Вот так. Намного лучше. Еще бы закрыть кабину.
   Спать, спать... Пускай сидят в клубе, чешут языками, лишь бы дали ему отключиться. Что с головой? Абстиненция. Неужели это не лечится?
   Не отдавая себе отчета, Тихон нащупал под рукой гибкий обруч и надел его на лоб. Токсины... звучит хреново. Метаболизм... ой, не надо этих премудростей. Показания... на данной стадии — сон. Ну, и он о том же. Вздремнуть, и все пройдет. Вот будет славно! А водки больше ни-ни.
   Звуки растворились в шепоте прибоя; свет не то чтобы пропал, — просто перестал раздражать. Тихон куда-то проваливался — плавно, незаметно. Одна из последних неспящих частиц его сознания вдруг вспомнила о происшествии на Маасе, и некто всезнающий, не переставая убаюкивать, сообщил, что такой колонии больше нет. Ничтожная ошибка при скачке, и транспорт вышел внутри материального тела. Аннигиляция, или как ее там... Около двух миллионов человек и до тысячи конкуров — в облачко газа.
   Ну и ладно, решил Тихон, окончательно успокаиваясь. Не носиться же по чужой планете с больной головушкой. Если б все проблемы решались так же легко, жизнь стала бы радостней.
   — Как спалось? — вкрадчиво прошелестело в ушах, и Тихон, заметавшись, схватился за голову.
   Датчик отсутствовал. Он раскинул руки в стороны, пытаясь уцепиться за края узкой кабины, но поймал лишь пустоту. Открыл глаза — кубрик. Его родной кубрик, и фигура Аркадия, нависшая сверху.
   — Объясни, как заснуть умудрился. Там.
   — Чувствовал себя не очень...
   — Об этом, кстати, разговор отдельный. Кто водку пить научил? Ты ведь не только себя, но и еще четверых из строя вывел. Не случись той аварии, последствия могли быть самыми неблагоприятными. Я имею в виду, для тебя.
   — Тех двоих я даже не знаю. Когда они появились, я уже был под столом.
   Аркадий искренне рассмеялся и, хлопнув его по плечу, присел на кровать.
   — Не о том разговор, сержант. Все довольны твоим последним боем, но лично меня другое интересует: как ты сумел заснуть в кабине?
   — Лег и заснул, — бесхитростно ответил Тихон.
   — Гениально. Ваш капитан из Школы сравнил бы тебя...
   — С Алексом, — легко угадал он.
   — Точно. Но я такого героя не знаю, поэтому просто скажу, что ты — первый.
   Тихон лишь пожал плечами. Дифирамбы он слышал еще с Лагеря — от вербовщиков. Потом их пел Егор в Школе. Теперь и Аркадий присоединился к сладкоголосому хору. Первый, второй, да какая разница? Ему это уже надоело.
   — И еще один момент. Так угробить напарника мог только очень талантливый оператор.
   — Анастасию? Не знаю, как это получилось, — признался он. — Мне было плохо... Она хоть жива?
   — Некоторым образом.
   Беседа странно напоминала тот беспредметный разговор через кабину: капитан вроде бы что-то выяснял и вроде бы что-то рассказывал, но в голове от этого не откладывалось ни грамма. Просто Тихону в очередной раз сообщили, что он особенный. Спасибо, учтем.
   — Будем прощаться, — проговорил капитан, поднимаясь.
   — Ага, до свидания, — буркнул Тихон.
   — Свиданий у нас с тобой больше не состоится. Новую форму получишь по месту службы. Браслет сдашь немедленно.
   — Как это? — растерялся Тихон.
   — Очень просто. Тебя переводят.
   — Я не хочу, — беспомощно сказал он. — Мне здесь нравится.
   — Я бы тебя не отправлял, честное слово, но после случая с Лизой оставаться у нас тебе не стоит.
   — А что Лиза? Я ее не трогал.
   — Тебя никто и не обвиняет. Она сама.
   — Чего сама?
   — Будто не знаешь. Утилизировали ее.
   — Как?..
   — Обычным способом. Собрали операторов, накрыли гроб знаменем и загрузили в приемный бункер.
   — Нет, я не о том, — нетерпеливо перебил Тихон.
   — Ах, почему? Это совсем другой вопрос. Это, сержант, тебе виднее. Про острые кромки на пряжке слышал? Вот и Лиза тоже слышала. Мне иногда кажется, что их специально такими делают, чтобы дать вам какую-то возможность. Вроде выбора. Ну, ты меня понял.
   — Лиза, Лиза... В голове не укладывается.
   — Снимай браслет, не тяни время. Тихон покорно передал черный ремешок и застыл в неловкой позе.
   — И куда меня теперь?
   — Не догадываешься? — Капитан убрал браслет в футляр и, дотянувшись до его рукава, погладил шеврон. — “Без жалости...” Молодец, кое-чему ты научился.
   Он энергично кивнул, что означало приказ выметаться.
   В коридоре не было ни души. Откуда-то доносились жаркие споры, временами — крики, но здесь, в жилом отсеке, все молчало. Если к лабиринтам Школы Тихон некоторым образом привык, то Пост так и остался для него чужим. Неизвестно, приходилось ли этим стенам наблюдать карьеру более короткую, чем его. Один бой и одна неудачная высадка — вот и вся биография, как сказал бы лейтенант Игорь.
   Аркадий неотступно следовал сзади, напоминая о себе то сдержанным кашлем, то каким-то ненужным позвякиванием.
   У перекрестка голоса стали громче, кажется, со стороны клуба приближалась целая компания. Впереди шла.. Марта. На ее лице светилось нескрываемое блаженство: столько мужиков, и все — потенциальные любовники.
   Сбоку, где-то на втором плане, Тихон увидел ее лысого ухажера из Школы. Крепыша легко оттеснили более опытные соперники, и теперь он безучастно плелся отдельно от всех, даже не пытаясь вернуть утраченные позиции.
   А может, их и не было, пресловутых позиций? Может, он все это сочинил, и Марту с Филиппом связывали исключительно товарищеские отношения? Черт, да какое ему дело?!
   — Ты разрешишь попрощаться? — спросил он у капитана.
   — Через десять минут я жду тебя внизу, — предупредил тот.
   Тихон решительно направился к Марте. Она улыбнулась ему, как старому другу, и уже шевельнула губами, собираясь произнести приветствие, но в последний момент Тихон свернул и подошел к Павлу. Трюк был довольно дешевым, но отказать себе в этом маленьком удовольствии у него не хватило сил. Принцесса перебьется. Пусть знает, что в жизни есть кое-что поважней, чем ее доступные прелести.
   — Вот, переводят, — вздохнув, сообщил Тихон. Специалиста по червям это не задело.
   — Павел, кажется, я открыл секрет вотки. Когда ее пьешь слишком много...
   — Вотка, — скорбно промолвил он. — Теперь не до нее.
   — Это почему? — удивился Тихон, наблюдая, как процессия во главе с Мартой движется дальше.
   Дионис держался к Марте ближе всех, пожалуй, намного ближе, чем остальные, и у Тихона появилось подозрение, что их с Павлом приятельству скоро придет конец. Если, конечно, они не столкуются на трио.
   — Жалко, наверно, родину? — сочувственно проговорил Павел. — Тебе еще что, ты на Посту совсем недавно, почти ничего и не заработал. А у меня там под миллион конфов, и все — на ветер.
   — Ты о чем?
   — Как о чем? Ты же с Боло?
   — Ничего не понимаю.
   — Ты что, не участвовал? Три часа назад проиграна битва на Боло. Аркадий сказал, счета восстановят, но я сомневаюсь. Есть версия, что они ее нарочно сдали, чтоб деньги сэкономить. На наших горбах, гады, наживаются!
   — С ума сошел? А люди?
   — Да чего там людей-то было? Тысяч пятьсот, не больше. Глухомань. Обороны — ноль. Конкуры новой техники нагнали — типа слонов, только летают. Жуть! Ну, и порезали нас в мелкую стружку, мы даже крякнуть не успели. Я командиру ору: давай новый десант, отобьем, а он — “нет резервов”. Для столицы небось резервы найдутся. Нарочно сдали, вот помяни мое слово.
   — Погоди, почему Боло? — спохватился Тихон. — Мы же на Маас высаживались, а вы с Дионисом в столовой...
   — Фью, когда это было? Часов пятьдесят назад. Тихон хотел возразить — уж в этом-то его не обманешь, но тут заметил, что Павел абсолютно свеж. Для человека, блевавшего аки центральный фонтан, он оклемался на удивление быстро.
   — Когда мы пили? — переспросил Тихон.
   — Хочешь точно? Пожалуйста: пятьдесят два часа и сорок минут. Я эти минутки навсегда запомнил. — Павел зажмурился и весь затрясся от омерзения. — Оп-ля, — неожиданно произнес он. — Никакого покоя. Пойдем, чего стоишь?
   — Куда?
   — Вызов же! Ты после своего активатора совсем невменяемый, — посетовал Павел. — Ну, идешь, нет?
   — Я догоню, — махнул рукой Тихон. Павел дернулся к операторским, но споткнулся и, сделав два шага назад, положил руку ему на ремень.
   — Пока никого нет, — доверительно прошептал он. — С бабами ты молодец, обеих оприходовал. Я бы и сам, да не хотел тебе погоду портить. И старуху здорово уделал, но с Лизой все-таки чересчур. Может, у вас на Боло так и принято, только гляди, как бы неприятностей не было.
   — Ты о чем говоришь-то? — разозлился Тихон.
   — Да все о том же. Лиза, похоже, по-другому воспитана. Вон, ты на Марту залез, а она и того... Лиза, в смысле. Ревность. Их, баб, не разберешь.
   — Что ты несешь?
   — Ну все, пора мне. Смотри, поаккуратней.
   Павел шутливо погрозил пальчиком и побежал по среднему коридору. Со стороны операторских еще раздавались торопливые реплики и топот многих ботинок, потом звуки смолкли. Тихон замер, пытаясь уловить, как опускаются крышки кабин, но на это человеческий слух рассчитан не был.
   Тихон затосковал. Придется ли еще когда-нибудь почувствовать железную мощь танка, пронестись по незнакомой планете, взрыть ее зубчатыми траками, дать залп по трудной мишени?
   Его переводят. Куда, почему? Не из-за того же, что он заснул в неположенном месте! Хотя... Павел сказал — и Лизу, и Марту. Обеих. Как можно этого не помнить? Значит, не было ничего. Что же тогда было все это время между отключкой в кабине и пробуждением в кубрике? Не мог же Аркадий хвалить его безо всякой причины. И Лиза тоже не могла — без причины.
   Ну ладно, если б он действительно провалялся пятьдесят часов с датчиком на лбу, тогда еще понятно: свихнулся парень, бывает. Так ведь нет, делал он что-то, делал. Отличился в бою. Переспал с Мартой. Довел Лизу до самоубийства. Для двух земных суток весьма плодотворно.
   Сутки... Забытое слово. В нем так много старых связей — с чужими людьми, с ненавистным Лагерем... Нет, это ему недорого. Не скребет, не ноет. Как будто Земля ему и не родина.
   Отпущенные десять минут подходили к концу, и Тихон направился вниз — по незаметной лесенке, по узкому тоннелю к бронированной двери.
   Станция переноса была открыта, в ней, прямо под низким светильником, неподвижно стоял Аркадий.
   — Мне нужна твоя помощь, — сказал Тихон, протискиваясь в люк.
   — Ты уже не мой подопечный, — весело и даже, кажется, с некоторым облегчением проговорил капитан.
   — Аркадий, со мной такое творится...
   — У меня и без тебя проблем хватает. Шевели ногами, сержант.
   — Тебя вообще ничего не волнует? — возмутился Тихон.
   — А тебя? Что волнует тебя? — жестко произнес капитан. — Инфаркт Анастасии? Нет, не трогает? А смерть Лизы?
   — Вот об этом я и хотел... Как объяснить? Ну, в общем, это не я. Последнее, что я помню, — гибель Мааса. Дальше полный провал.
   — Хватит чушь пороть. Всем бы таких провалов, да побольше, глядишь, и войну выиграем.
   — Мы же сдали Боло.
   — А говоришь, забыл. Сдать-то сдали, но конкуры заплатили за победу как никогда дорого. В основном благодаря тебе и еще одному оператору. — Капитан перехватил настороженный взгляд Тихона и с иронией добавил. — Не Алекс, успокойся.
   — Я воевал на Боло?
   — Ума не приложу, зачем тебе этот спектакль с амнезией? Чего ты добиваешься? Все идет как надо, ты на хорошем счету...
   — А Лиза?
   — Что Лиза? Вскрыла вены, умерла. Не вижу интриги. Среди операторов половина с суицидными наклонностями. Настоящая потеря — это Анастасия. На Боло вы с ней были лучшим экипажем.
   Тихон опустил голову и задумчиво потер подбородок. Все окончательно встало с ног на голову. Сражение на Боло завершилось три часа назад, значит, инфаркт Анастасия схватила не от его постпитейных страданий, а от чего-то другого.
   — Ты уверен, что Анастасия на моей совести?
   — Опять! — вышел из себя Аркадий. — Ну а кто прилюдно обещал ей тяжелую жизнь? Тогда, после похорон Лизы, вы чуть глотки друг другу не перегрызли, а по разным машинам я вас развести не успел, началась атака. Все, надоело мне твою ахинею слушать. Становись на платформу и отваливай.
   — Я же у тебя ничего не прошу. Только разобраться. Эти проклятые пятьдесят часов...
   — Да плевать мне на тебя и на твои часы! — взорвался капитан. — У меня таких, как ты, целое подразделение. Если б не война, я бы вас, придурков, за километр обходил!
   Тихон горько посмотрел на Аркадия и поплелся к плите. Ему давно пора было понять, что в своей нелюбви к людям он не оригинален. Таких, как он, много. Их приглашают в Школы, ими комплектуют Посты. Но вся штука в том, что никому, кроме них, озлобленных психов, не защитить счастливое и беспечное стадо.
   Он закрыл глаза и подал капитану знак: можно. Желтые иглы пробились сквозь веки и больно кольнули зрачки. Куда его несло — через десятки световых лет или еще на несколько метров в глубь мертвой планеты? Разницы не было. И он не жалел.
   В комнате почти ничего не изменилось, только платформа передвинулась в другой угол, а на месте Аркадия оказался другой капитан, но этого было достаточно, чтобы Тихон понял: он уже не там.
   Подойдя ближе, офицер встал под мутным плафоном, и Тихон сумел разглядеть его бирку: Григорий. От Аркадия он отличался соответствующей возрасту сединой и некоторыми чертами лица, но в основном эти типы совпадали: такой же лоб интеллектуала, такой же мягковатый, не стремящийся напугать взгляд.