Прошкин Евгений Александрович. Война мертвых

   Это длилось один час в обычном времени и целую эпоху в электронном. Что-то среднее между соитием и обменом информацией — так Тихон мог бы определить происходившее. Он познавал не тело Алекс, а ее душу, и увлеченно наблюдал, как в ответ она постигает его самого. Их занятие было несравненно более высокого порядка, чем заурядный интимный акт, хотя оба, если честно, о заурядных актах имели понятие достаточно смутное.
   Насытившись, они принимались делиться невероятными впечатлениями и, скоро истосковавшись, опять бросались друг к другу. Однако выходить из этого состояния с каждым разом становилось все тягостнее. Каким бы интенсивным не было их мнимое блаженство, в реальности оно оборачивалось неудовлетворенной страстью. Обоих потом изводило внутреннее напряжение, и они много раз обещали себе прекратить эту пытку, но цена таким зарокам известна.
   И еще Тихон проверял озеро. К этому уже настолько привыкли, что даже ленились подшучивать. Лишь изредка, когда от него веяло хорошим настроением, кто-нибудь горячо вскрикивал:
   — Ну?!
   — Я дам знать, — деловито отвечал Тихон. Танки все прибывали, но пик явно прошел. На Ските уже находилось более тысячи “волков”, и Алекс сказала, что до полутора тысяч их количество скорее всего не дойдет. Проект затухает, лаборатории выкидывают последние машины, а новые строить незачем, они себя не оправдали. Хотели создать биомеханическое войско, а получили стадо — озлобленное, растерянное, запутавшееся в болезненной рефлексии.
   — Стая, — оскорбленно поправил Тихон.
   — Стая, стадо. Не все ли равно?
   — Если я правильно понял, когда-нибудь поток танков иссякнет, и тогда... что тогда?
   Он вдруг решил, что пребывание на Ските жутко похоже на спячку. Да ведь это действительно стоянка, осенило его. Каждый час их жизни наполнен каким-то невысказанным ожиданием, и чем дальше, тем это становится заметней.
   — Алекс. Мы ведь чего-то ждем?
   — Кого-то, — сказала она, будто давно уже собиралась объяснить. — Игоря ждем. Когда он появится на Ските, я буду точно знать, что наш Проект закрыт.
   — Появится, — хмыкнул Тихон. — Да у нас и дышать-то нечем! Или он... в каком он будет обличье?
   — Ты сам ответил, в каком. С кислородом у нас и впрямь туговато.
   — С чего ты взяла, что он сюда придет?
   — Он слово давал.
   — Игорь — слово?! И ты веришь?
   — Слову — нет, а генокоду верю. Он неизлечимо болен.
   — Не костным гриппом, случайно?
   — Я не шучу. Болезнь у него... В общем, даже не болезнь, а генетическая программа, последствия еще тех войн. Оффициум-летум называется. Ранняя смерть головного мозга. Неизбежная. Я подозреваю, что весь волчий Проект он .затевал под себя. Мы ведь не хвораем. Как ему кажется.
   — Сейчас все лечится, — возразил Тихон. — Взять клетку, исправить код, вырастить взрослого клона и через машину перегрузить в него личность. Ой... это же бессмертие, — растерялся он.
   — Вот-вот. Кто тебе вдолбил такую чушь?
   — Но клонирование первого порядка...
   — Дает младенца.
   — Взрослого тоже можно. Когда нас вербовали, выращивали наших двойников....
   — И сразу убивали. Ты хоть понимаешь, что мышление — процесс физиологический? Иными словами, когда человечек кумекает, происходят электрохимические реакции. Когда не кумекает, тоже происходят, но другие. Всего-навсего. А теперь скажи: может ли физиология не влиять на сам аппарат?
   — Не знаю, — помявшись, ответил Тихон.
   — Не может. В смысле, влияет, конечно. Человечек ду-умает, ду-умает, а КГМ, кора головного мозга, меня-ается, меня-ается. А вместе с ней потихоньку и психоматрица другой вид приобретает. Если периодически снимать данные, допустим, каждый год, это становится заметно. Но в генотип, к сожалению, мыслишки не откладываются. КГМ клона, какого бы возраста он ни был, окажется девственно чистой, устроенной под одну только наследственную информацию. Корректно разместить в ней сформировавшуюся личность не получится.
   — Где ты этого нахваталась? — озадаченно спросил Тихон.
   — Это азбука, дорогой.
   — И то, что я надеялся найти свои образцы и...
   — Я тебя тогда не стала расстраивать. Никуда нас из “волка” нельзя пересадить, разве что на другую машину. Вот с КБ дело обстоит намного проще, он универсальный и с большим запасом. Но и там свои тонкости: формат, система кодировки, всякое такое.
   — И Игорь на это пойдет? Добровольно станет танком?
   — Жить-то хочется.
   — Ладно, клонирование первого порядка отпадает, но в Школе говорили, что конкуры освоили второй.
   — Может, и освоили. А что?
   — Игорь с ними связан, вот что.
   — С конкурами?! Ты рехнулся. Как с ними договориться?
   — Я не договаривался, — буркнул Тихон. — А вот Игорь — точно. Когда мы с Владом зависли, он нас ни на одну операцию не посылал. Берег. Торчали в бункере, как два идиота. Сколько мы народу могли спасти? Игоря это не волновало. А когда конкуры появились на Тихом Ветре, выпустил. Потому что заранее знал, какой это будет десант. Карательный. Они по мирному населению прошлись, а нас как будто и не видели.
   — На Тихом Ветре?
   — Да.
   — Там все было по-другому. Он за дочь боялся.
   — Откуда ты про дочь?..
   — Интересовалась. Он же не с самого рождения был засекречен, кое-где успел отметиться. Просто мне небезразлично, кто меня изуродовал. Игорь родился на
   Тихом Ветре и главную лабораторию открыл там же. Наверное, хотел быть поближе к дочери. У них странные отношения, ста часов друг без друга побыть не могут. По интервидению постоянно связываются. Линия анонимная, почти неопределяемая, но у меня было достаточно времени, чтобы кое-чему научиться. Из-за дочери он вами рискнул.
   — Туда двадцать девять машин шло, дочурку его ненаглядную спасать. И все мимо пролетели. В... как ее?.. в неподконтрольную зону.
   — А ты думаешь, Игорь в Проекте один? Или у них накладок не бывает? Не станет же он всем рассказывать, какие колонии можно подставлять, а какие — нет. Оттого и пустил вас наружу, что был в отчаянии. Любит он свою дочь безумно. Она еще маленькая, в Лагере живет. Имя такое красивое. Сьен.
   — Хорошее имя, — пробормотал Тихон. И про себя повторил. — Сьен... да, хорошее...
   Больше он ничего не сказал. Развернулся и поехал к озеру. Игоря вместе с его дочерью Тихон запихнул в самый дальний угол памяти. Он пожалел, что КБ не снабжен канализационным отверстием. Спустил бы — и избавился. Не получалось.
   Вокруг все шло, как шло, разве что поток машин совсем иссяк. За тысячу часов, за десять местных суток, их переносилось от пяти до пятнадцати штук, иногда даже меньше. Кто-то назвал их беженцами, и ярлык оказался неожиданно стойким.
   Беженцы. Это автоматически переводило “волков” в иной статус: не изгнанники, не уроды, не списанная рухлядь. Вроде — убежали, вроде бы — сами. От кого? Это неважно. Сами. Выбрали. Не захотели оставаться и пришли сюда. Потому что здесь лучше.
   Впрочем, беженцем “волк” был ровно столько, сколько он добирался от платформы до Девяти Озер — тоже чья-то придумка, кажется, Зигфрида. Сливаясь с общей массой, танк переставал отличаться. Они все были такими.
   Оживление на Ските съело себя изнутри и затухло. Особого повода для него не было и раньше, но толкотня и гомон переговоров создавали иллюзию действия, хотя многие давно уже видели, что никакого действия на стоянке не происходит. Теперь это стало ясно даже самым глупым и неунывающим.
   Скит затянуло вязкой паутиной ожидания — чего именно, знали только двое. Тихон начал подолгу смотреть на запад. Это было так же бессмысленно, как и его микробиологические исследования: прежде, чем доехать, каждая машина возникала на радарах, но последнее время в его поступках было все меньше логики.
   Как-то раз получилось так, что за четверо суток прибыл только один беженец. Уже скоро, предупредила Алекс. Она передала это открытым текстом, но, кроме Тихона, ее никто не понял. Потом на платформе финишировали еще две машины, с промежутком в семь минут, так, что Скит заговорил о новой волне иммиграции. Следующие двадцать суток не было никого.
   — Он явится до заката, — сказала Алекс. И, подумав, добавила:
   — Или никогда. Я перехватила уведомление Воспитательного Надзора. Игорь забрал Сьен из Лагеря.
   Бросив ковыряться в воде, Тихон выехал на окраину стоянки. Вместо одного “волка” могли прийти два, и этого он боялся больше всего. Не выдержав, Тихон медленно двинулся к платформе.
   — Хлеб-соль захватил? — насмешливо спросила Алекс.
   — Ты же не с Земли.
   — Книги. В них все написано. Ладно, решил — отправляйся, только не убивай его. Мы Игоря в лотерею разыграем, на генераторе случайных чисел.
   — Тогда ты выиграешь, — сказал Тихон.
   — Это уж наверняка.
   Незаметно для себя он углубился в пустыню настолько, что стал терять из виду дальние машины. Когда с радара исчезла последняя группа точек, его вызвала Алекс.
   — Возвращайся, он уже на стоянке.
   — Игорь?! Как он умудрился?! Мы что, разминулись?
   — Оказывается, круглая не только Земля, но и некоторые другие планеты, — здесь Алекс должна была язвительно хмыкнуть, но она этого не сделала. — Возвращайся, пожалуйста, я соскучилась.
   — Я почти у станции.
   — Что ты там потерял? — Она действительно была чем-то расстроена.
   — Гляну, вдруг Игорь ее уничтожил. Кстати, почему я его не слышу?
   — Ты не на том канале.
   Тихон переключился и ошалел от нахлынувшей ругани.
   — Ты, мразь вонючая, я тебя...
   — Во что ты меня превратил?
   — И меня...
   — В то, чем вы и были. Давайте начистоту. Кого приглашают в Школу? Неполноценных. Человек с устойчивой психикой никогда не влипнет, ясно? Кто добивается выдающихся успехов? Неполноценные из неполноценных. — Игорь вещал с удивительным спокойствием. Он либо не понимал, какая участь его ждет на Ските, либо что-то еще. И это “еще” было более вероятно. — Я не говорю: психически больные. Я не врач. Но отклонения у нас с вами есть. Мы чем-то отличаемся.
   — Особенно теперь, — вставил кто-то.
   — Теперь стало заметнее, вот и все, — невозмутимо продолжал он. — В обществе иногда появляются... гм, белые вороны. Общество их отторгает. Нам все равно не нашлось бы места среди нормальных. Достойного, по крайней мере, места. Мы лишены главного: понимания. Мы одиноки. Почему вы пошли в армию?
   — Дураки были!
   — Потому что дома вас ничто не держало. Почему вы остались в танках? При разрыве связи не все операторы зависали, кто-то возвращался в тело. Но здесь их нет. Здесь только те, чья личность сама выбрала КБ. Это ваш выбор, ясно? Вы не жертвы и не изгои. Вы — беженцы. Я лишь предложил. Кто не хотел, тот отказался.
   "Сильная речь, — оценил Тихон. — Грамотная. И слова самые нужные — про беженцев, например. Это он в точку. Знал, на чем сыграть. Но откуда? Как будто ему кто-то подсказывает. Может, конечно, и совпадение, но неужели на Тихом Ветре тоже водятся вороны?”
   Он пожалел, что отлучился, ему хотелось видеть Игоря напрямую, но платформа была уже близко, и Тихон решил доехать.
   — Короче, ты наш благодетель, нам всем это ясно, — сказал кто-то с издевкой.
   — Это ты, Матеус? Через пятьдесят лет ты бы состарился, а еще через десять — тихо издох в пустой квартире. Тебя нашли бы по запаху, и на твоей кремации присутствовали бы только социальные работники. Так что вопрос о несчастной судьбе предлагаю закрыть. Или кому-то стоит напомнить, откуда его вытащили? Кого от каких болезней избавили? Кому сколько жить оставалось? Гоша, что ты молчишь? Скажи им.
   — Что сказать?
   — Как заклинал меня, как в ногах валялся...
   — В ногах не валялся, — возразил некто Гоша.
   — Не мог, потому что. Ну?!
   — Я был парализован, — сквозь зубы проговорил он. — Родовая травма. Тридцать два года в постели. Четыре попытки суицида, потом за мной стали наблюдать круглосуточно. Зачем мне...
   — И что, ты раскаиваешься? Считаешь меня душегубом? Хочешь назад?
   — У меня к тебе нет претензий. Просто я не понимаю, зачем “волчий” Проект нужен армии. Какой от нас толк?
   — Мечта об идеальном солдате. Она возникла одновременно с первой войной. Люди еще лупили друг друга камнями, а мечта уже была. Я подозревал, что из этого ничего не выйдет. Потеря тела — слишком большой удар. К тому же вы перестали быть неуязвимыми: гибель танка — гибель личности. Старая система лучше, но она неудобна. Командованию понадобились сверхмобильные отряды, которые можно было бы отправить куда угодно, без привязки к Постам. Я высказывал свои соображения, но колеса крутятся — не остановить. А если б я ушел. Проект возглавил бы кто-то другой. Нас здесь тысяч а четыреста пятьдесят — столько неудач понадобилось, чтобы его закрыть. Если вы считаете себя уродами, то я такой же урод. Но я, в отличие от вас... ну, за исключением единиц, пошел на это осознанно.
   "Ловко вырулил, — подумал Тихон. — Сейчас самое время перейти к пунктам о совести и об ответственности”.
   — А какого дьявола нас тут собрали? Это что, свалка металлолома?
   — Это резерв, — со значением произнес Игорь. — Когда-нибудь за нами придут. У войны нет конца, у нее бывают только перерывы. Мы еще понадобимся.
   "Вот кто натуральный маньяк”, — решил Тихон.
   В ответах полковника он нашел не меньше трех взаимоисключающих суждений и все не мог сообразить, какому из них верить. Выходило, что никакому. Либо Игорь запланировал что-то головоломное, либо он просто болен. Да, Алекс об этом говорила.
   Тихон затормозил у платформы и осмотрел песок — следов не было. Ни к стоянке, ни в обратную сторону — никуда. Поверх рыжей ряби лежали две зубчатые дорожки от его траков. И все. Солнце еще не закатилось, ветер был таким слабым, что едва передвигал пылинки. Не мог он замести колею, не до конца, во всяком случае.
   — Игорь, ты что, по воздуху прилетел?
   — А, любимчик! — обрадовался полковник. Вроде даже искренне. — Нет, летать я не умею, я танк, а не “перист”.
   — Что с Владом? — вспомнил Тихон.
   — С ним?.. Хуже, чем с тобой, мой друг. Можно сказать, он умер.
   — Влад жаждал познакомиться со своим папашей...
   — Я знаю, — сказал Игорь таким тоном, что Тихону стало понятно: знает. И не только про Влада.
   — Ты без Сьен?
   — Какие вы тут, однако, информированные! Что ей делать среди солдат? Она еще ребенок. Да и родная все-таки. Я постарался ее уберечь.
   — А старшая — не родная. Плевать на нее.
   — Марта уволилась. Ты это хотел услышать? Все, как положено: получила сброс и ушла. Я ее устроил в хорошую колонию, не на Аранту. Попытается как-то жить.
   "Это к лучшему”, — подумал Тихон и испытал сильнейшую зависть. Вот кому на самом деле повезло. Забыть о войне. Устроиться на спокойную службу, завести десять любовников, десять мало — завести двадцать. Пусть потешится, пока здоровье позволяет.
   — Как ты доехал? — снова спросил Тихон. — Не вижу твоих следов.
   — А я не ехал. Я давно уже здесь. Скит, да? Хорошее название. Я давно на Ските, ясно?
   — Алекс! Что у вас происходит?
   — Рада... эта стерва выстрелила по моему блоку дальсвязи. А потом выяснилось, что у нее есть второй КБ, и в него влип Игорь. Часов десять назад. А мы и не заметили.
   — Извини, Тихон, но сиська на спине — это патология. Я оставил Алекс без блока, потому что у меня есть точно такой же, в корпусе. Для нашей оравы достаточно и одного координатора. Надеюсь, Алекс на меня зла не держит.
   — Алекс! Почему вы его не убьете? Наслушались агитации про будущую историческую миссию?
   — Странно, Игорь, — пролопотала Анастасия. — После всего, что с нами стряслось, ты надеешься выжить. Странно.
   — Вы можете меня не любить, можете мне не верить, но терпеть меня вам придется, — хладнокровно сказал он. — Дальняя связь только у меня, платформа переноса под моим контролем. Выражаясь фигурально, ключи от вашего — от нашего — Скита в моих руках.
   — Твоими ключами нечего открывать, — проговорила Алекс. — Связь — это так, для забавы, а платформа... к чему нам она?
   — Не вам, а тем, кто через нее придет. При условии, что я дам допуск.
   — Алекс, не надо его уговаривать, — крикнул Тихон. — Он не в состоянии нас понять. Это приходит после десяти тысяч часов в танке.
   — Да, я согласна... Но он уже ничего не поймет.
   — Кто?..
   — Анастасия. Мы его все же разыграли. Выпало Зенону, но он уступил даме. Теперь у нас два памятника.
   — Три.
   Тихон сдал назад и выпустил по платформе все, что было в накопителях. Затем полюбовался, как застывает расплавленный песок, и, развернувшись, поехал к стоянке.
   С этого момента на, Ските началась настоящая Вечность.
   Но однажды закончилась и она.
   — Алекс, будь добра, проверь свой локатор, — с излишней корректностью сказал Генрих.
   — А что?
   — Проверь, пожалуйста. Сдается мне, что я спятил.
   Двести “волков” одновременно обратились к радарам и так же одновременно бросились на северо-запад. Те, кто не успел, тоскливо посмотрели им вслед — целей было только пять, как ни дели, а на всех не хватит.
   Цели оказались безоружными конкурами в легких скафандрах, но прежде, чем задуматься, откуда они здесь взялись, “волки” расстреляли трехногих, превратив стометровую площадку в котлован со стеклянными стенами.
   — Плохо, — обронила Алекс.
   — Не в плен же их брать! — заявил безумно гордый Генрих.
   — Плохо, что они вообще появились на Ските/сказал Тихон. — На разведку не похоже, на случайность, допустим, аварию корабля, тоже как-то не очень. Если с неба свалились, то где все железо? Если перенеслись, то как?
   — Что-то грядет, — прошептала Алекс. — Мне страшно.
   Вместо ответа Тихон подъехал поближе, ничего другого он для нее сделать не мог.
   После казни полковника прошло ровно два миллиона часов. Следить за временем на Ските было не принято — солнце всходило и заходило как-то само, без постороннего участия. Однако, представив, что же это такое, два миллиона часов, Тихон ужаснулся. Когда-то пять тысяч, проведенные в бункере у Игоря, казались ему бездной, той самой, которая без-дна, а на Ските этот колодец удлинился в четыреста раз.
   Долго же он падал.
   Все, кого Тихон знал по прошлой жизни, давно с ней расстались. Сгинули воспитатели из Лагеря, за ними воспитанники — его ровесники, и даже те, кто был много младше. Давно умерла Сьен. Интересно, стала ли она психологом. Впрочем, это все равно, ведь ее уже нет.
   — Скит надо прочесать, — сказала Алекс. — Черт, звучит-то как глупо: “прочесать”. Будто лесок пригородный, а не планета. Зато карту составим, этим давно пора заняться.
   — Нельзя нам сейчас рассредоточиваться, — возразил Зенон. — Мы должны готовиться к встрече. Она состоится, вот помяните мое слово.
   — Я за прочесывание, — высказался Тихон.
   — Ну, это известно. Тебе лишь бы до новых озер добраться.
   Насчет озер Зенон в чем-то был прав. Все это время Тихон не прекращал своих изысканий, неизменно бесплодных и потому особенно настойчивых. Вода, как и два миллиона часов назад, была чистой, даже пригодной для питья, но жизнь в ней по-прежнему не заводилась.
   — Вот мы и докатились до первых демократических институтов, — с сарказмом промолвила Алекс. И специально для Тихона пояснила:
   — Голосовать будем.
   Строить демократию, однако, не пришлось. В пяти километрах на северо-запад, рядом с новоиспеченным котлованом, возникла еще одна цель. Это была машина довольно странных очертаний и вовсе не ясного назначения, оказавшаяся обычным мобилем. Под прозрачным сферическим колпаком были хорошо видны две человеческие фигуры, кроме того, машина сразу включилась в систему оповещения “свой — чужой”, и радары выдали категорический запрет на огонь.
   Весть о пришельцах мгновенно облетела весь Скит, и “волки” подтянулись к центральной стоянке еще до того, как туда прибыли люди. Мобиль завис в полуметре над землей, и из него выпрыгнули двое мужчин в скафандрах. Их облачение сильно смахивало на то, которое носили недавние трехногие гости, и от внимательного взгляда операторов это не укрылось.
   Одновременно локаторы засекли вторую машину, побольше. Она также имела метку “свой”, но в отличие от первой направлялась чуть вбок, в сторону озера.
   Двое оставили свое транспортное средство и пешком приблизились к танкам. Эти несколько шагов имели смысл скорее ритуальный, чем практический.
   — Приветствую, — сказал тот, что был в желтом. Его губы не двигались, и слова, минуя речевой аппарат, попадали непосредственно в сеть.
   — Приветствую, — сказал человек в синем. Они словно нарочно вырядились как комики, чтобы отличаться друг от друга.
   — Кто вы такие?
   — Для вас — хозяева.
   — Сразу их обуглить или по частям? — спросил Зенон.
   — Мы сами себе хозяева, — проговорил Тихон. — Если у вас все, то будем прощаться. И уберите своих техников от моего водоема.
   — Свяжи меня с... Мужчина в желтом начал диктовать длинный личный код, но Алекс его прервала:
   — У нас имена, белковый.
   — Мне нужен оператор по имени Игорь.
   — Проводите его к памятнику, — велела она.
   — Мне нужен командир группы, — настойчиво повторил Желтый. — Вы ведь резервная группа, — он не спрашивал и даже не утверждал, а лишь констатировал. — У меня сообщение для вашего командира.
   — Сообщай, — разрешила Алекс.
   — Дальнейшее пребывание военной техники на данной территории признано нерациональным, — проговорил Синий, не то зачитывая по памяти какой-то документ, не то транслируя его из неведомой сети. — Факт трагической гибели прогнозистов считать случайностью, обеспечить скорейшую очистку планеты.
   — Что значит «очистку» и о каких прогнозистах идет речь?
   — Вы убили пятерых иттов, но судить вас за это мы не вправе. Вы, как боевые машины, созданы для разрушения.
   — Короче! — потребовал Генрих. — Мы вам понадобились? Конфедерация опять воюет?
   — Конфедерация — это далекое прошлое.
   — Они не знают, — догадался Желтый — У вас не было связи? Ну да, иначе вы не напали бы на иттов. Год две тысячи двести двадцать девятый?
   — Девятнадцатый.
   — Да, верно. В тридцать пятом война закончилась. Мы нашли общий язык и создали Вечное Братство.
   — Братство?.. С кем?.. С конкурами?! — полетело со всех “сторон.
   Тихон не стал добавлять лишний голос к возмущенному хору, а лишь передал Алекс свои сомнения относительно вечности всякого братства, тем более — такого.
   — Пусть выскажется, а там посмотрим, — ответила она.
   — Конкуры тоже в прошлом, мы больше не конкурируем, — заявил Желтый. — Их самоназвание — итты, и я настоятельно вас прошу...
   — Эти, которых мы вплавили в песок, как тараканов, теперь наши братья? — возмутился Генрих. — Жгли и будем жечь!
   Стая отозвалась воинственными выкриками, а внезапный претендент на роль лидера ощутимо напрягся в поисках новых зажигательных слов.
   — Должен поставить вас в известность, — чуть печально произнес Желтый. Видно, в этой двойке он был за вожака. — Никакой войны Вечное Братство не ведет, но если она и возникнет, ваша помощь не понадобится. Как технические средства вы морально устарели. Но мы знаем, что в каждом из вас заключена личность, поэтому прибыли с конкретным предложением.
   — Предлагай, — бросила Алекс.
   — Мы доставили на Маас-2 матричный конвертер.
   — Куда-куда?
   — Сюда доставили.
   — Планета называется Скит.
   — Эта планета носит название Маас-2 — в честь колонии, трагически погибшей во время войны. Вы должны это помнить.
   Маас Тихон помнил. Но еще лучше он помнил, что пару минут назад про трагическую гибель уже говорилось. “Считать случайностью”. Дело ваше, считайте.
   — Про конвертер, пожалуйста, подробнее, — попросила Анастасия.
   — Транспортировать вас в нынешнем виде довольно рискованно. Генеральная Ассамблея постановила скачать психоматрицы прямо здесь, в полевых условиях, и ввести в тела уже в колониях, по вашему выбору. Танки, естественно, подлежат демонтажу.
   — Пожалуйста, еще раз и медленнее, — сказала Анастасия.
   — Военные архивы так запутаны, что многое до сих пор остается неясным, но с Проектом “Т-14”, кажется, разобрались. Если не ошибаюсь, большинство из вас — жертвы неудачных экспериментов.
   — Или, напротив, весьма удачных.
   — Известно, что машинами вы стали не совсем добровольно. Генеральная Ассамблея приняла решение подготовить необходимое оборудование.
   — Необходимое для чего? — осторожно осведомился Зигфрид.
   — Для вашего возвращения в человеческие тела.
   — О нас не забыли?
   — О каких телах ты говоришь? — вмешался Тихон. — Вы овладели клонированием второго порядка?
   — Довольно давно.
   — Вы бессмертны?
   — Данное определение неточно, — сказал Желтый, слегка коснувшись сознанием пятерых убитых конкуров. — Мы пользуемся другой терминологией.
   "Бессмертны, — подумал Тихон. — Они не умирают сами, и для этого им не нужно становиться танками. Интересно, “давно” — это когда? Успела ли Сьен? Черт, да что мне Сьен, я же ее сроду не видел”.
   — Это плоды кооперации с конкурами? — спросил он.
   — Прошу вас! Итты, — с выражением произнес Синий. — Нет, они этой технологией не пользуются, у них иные этические принципы. Но в целом объединение интеллектуальных ресурсов послужило катализатором для эволюции знания.
   — Нам про эволюцию говорили совсем другое...
   — Да вот, хотя бы врата, — человек показал на озеро, рядом с которым копошилась кучка рабочих, и Тихон снова встревожился. — Раньше о таком устройстве и не мечтали. В нем слились две транспортных системы: иттов — нелинейного вброс-прокола и наша — внепространственного переноса. В результате получилось нечто качественно новое. И таких призеров масса. — Тихон заподозрил, что Синий опять читает какой-то заготовленный текст. — Трудно представить, как развивалась бы наша наука, не получи она этого колоссального толчка.