Прошкин Евгений Александрович. Война мертвых

   Значит, их как минимум четверо: Карл, Зенон, Тихон и некий субъект. Два экипажа можно составить. Это еще не армия.
   — Я подозреваю, что попал сюда случайно, — сказал Тихон. — Ты здесь никому больше не рассказывал?
   — Что я, чокнутый? Мне того раза хватило.
   — Хорошо. Они сами узнают. И про тебя, и про меня. И придется нам тогда расстаться. Блажь у них такая: не больше одного “склеротика” на каждый Пост.
   — Издеваются, как хотят, — заключил Зенон. — А жалко будет. Я в тебе нашел что-то такое... вроде недостающей детальки.
   — Для твоих шестеренок? — уточнил Тихон.
   — Для шестеренок, — серьезно ответил он. — Я ведь тоже поразмышлять люблю о том, о сем. Поем вот, лягу, и в голове картины разные. А на Глори тебя послушал, и аж сердце переполнилось. Я и сам этих понятий достиг, но все расплывчато было, разрозненно. А ты — прямо в точку. Я кое-что даже выучил. — Зенон мечтательно уставился в потолок и процитировал:
   — “Если душа бессмертна, то за тело трястись не надо, а если души нет, то и сама жизнь смысла не имеет”.
   — Это я сказал? — удивился Тихон.
   — Не дословно, конечно, но по сути так. Ведь в чем самое страшное? — почти выкрикнул он. — В чем вся мерзость бытия? В том, что люди живут, не задумываясь. Вернее, они думают, но о мелочах: как карьеру устроить, как урвать побольше да как прожить подольше. А зачем им жить-то? Разве они достойны? Существуют наравне с деревьями: семечко в землю упало — чего-то выросло. А почему? С какой целью?! Ведь от деревьев надо отличаться.
   — Чем? — невпопад спросил Тихон.
   — Вот чем! — Зенон звучно постучал себя костяшками по лбу. — А иначе ты не человек. Искать надо, докапываться. Городских еще можно простить, у них суета вечная. Но в деревне-то! Природа, покой — думай, копайся в себе! Я вот сам с Земли-2. У нас колония аграрная, никаких мегаполисов. И что? Да то же самое, — он махнул рукой так, словно поставил крест на всем человечестве.
   Тихон, порядком уставший от разглагольствований соседа, слез с кровати и прошелся по кубрику. Оказывается, страсть к диетической пище — не самый большой из пороков Зенона. И что ему не сиделось на Земле-2?
   Природа и покой. Вот там бы и развивал свои концепции.
   Зенон неожиданно рассмеялся, видно, что-то вспомнил.
   — Ты, наверно, считаешь меня пустобрехом? А я ведь не только думаю, это давно позади. Я делаю, — произнес он с выражением. — Пробуждаю, раскачиваю. Мне ведь кое-что удалось.
   — Много разбудил?
   — Всю колонию, — с гордостью ответил он. — Чтобы впредь не просто жили, а задумывались. Сперва хотел научить молочное стадо азбуке...
   — Какое стадо?
   — Ну, коровье.
   — Коров — читать?! — не поверил Тихон.
   — Тогда люди бы поняли, что они не лучше скота, что низшего интеллекта еще недостаточно.
   — И как успехи?
   — Не вышло ничего.
   — Странно.
   — Но потом я получше акцию придумал.
   — За свиней взялся? — попробовал угадать Тихон.
   — Нет, опять с коровами, — сказал Зенон, не заметив подколки. — Я их костным гриппом заразил.
   — Чем заразил?
   — Вирус такой. Для животных не опасен. Тихон остановился лицом к санблоку и долго не мог заставить себя повернуться.
   — Адля людей?
   — По-разному бывает.
   — И люди умирали?
   — Да, — радостно отозвался Зенон.
   У Тихона зачесалось запястье, и он проверил, не вызов ли это в кабину. Нет, не вызов. Просто пот. Надо ополоснуться. После такого разговора это необходимо.
   — Действительно умирали? — переспросил он.
   — Три тысячи с чем-то. Точно не помню.
   — Зачем ты это сделал?
   — Я же говорю: акция социального протеста. Общество надо было как-то растрясти, взбудоражить.
   — А дальше?
   — Дальше — расследование. Комиссия Ассамблеи. Я решил, что меня могут вычислить. А тут мужичок попался, пригласил в Школу. И вот я здесь, — ласково закончил Зенон.
   — Ты же шутишь, — с надеждой улыбнулся Тихон.
   — Не умею я этого — шутить. Тихон с полминуты покачался на пятках и пулей вылетел из кубрика.
   — Где Григорий? — бросился он к первому попавшемуся оператору.
   — У себя, наверно.
   — Где “у себя”?
   — Да вон, последний створ.
   Он добежал до развилки и забарабанил кулаками по твердому полипласту.
   — Проблемы? — нахмурился капитан.
   — Пересели меня в другой кубрик, — потребовал он.
   — Что, не ужились?
   — Я с ним не могу.
   — Я в курсе, — многозначительно покивал Григорий. — Потерпи еще, вы здесь ненадолго.
   — Терпеть я не буду. Пересели. Прямо сейчас.
   — К сожалению, все кубрики заняты. Если только поменяться, но к нему никто не захочет.
   — А Карл? Его место должно быть свободно!
   — Там уже новенький, из пополнения. Свободен, лейтенант. Иногда приходится с чем-то мириться. Надо привыкнуть.
   Тихон тяжко вздохнул и отправился обратно — привыкать.
   — Хотя постой! — окликнул его Григорий. — Можешь сразу идти к кабине.
   Тихон и правда почувствовал укол от браслета, на этот раз — настоящий.
   — Да, и вот еще что, — сказал он, проходя мимо капитана. — Напарника ты мне тоже заменишь. С Зеноном я не желаю иметь ничего общего.
   — Это я тебе гарантирую. Однако быстренько он тебя допек, — злорадно заметил Григорий.
   Узкий коридор мгновенно наполнился людьми и стал тесен. Чтобы не столкнуться с соседом, Тихон залез в самую гущу и исподлобья оглядел операторов — Зенона не было.
   Доложить капитану об экспериментах маньяка ему почему-то не пришло в голову, а если бы и пришло, он бы этого все равно не сделал. Как-никак у них было что-то общее, что-то объединяло его с наивным деревенским убийцей, и это обстоятельство для Тихона было дороже этики, морали и прочей ерунды. К тому же одного из них скоро уберут, капитан высказался об этом совершенно определенно. Он даже как будто дал знать, что уже уведомлен о кадровой ошибке и что в ближайшее время она будет исправлена.
   Вот только не понятно, на чьей он стороне и есть ли тут вообще какие-то стороны. На межклановую борьбу в армейском руководстве это не похоже, не тот масштаб. Горстка операторов пинается с Поста на Пост — кому это нужно?
   Недавние выводы показались Тихону малоубедительными. Почему нельзя держать в одном подразделении двоих “склеротиков”? Пожалуйста: они с Зеноном здесь уже девять часов. Славно повоевали на Глори. Кому от этого вред?
   Так и не придя ни к какому заключению, Тихон улегся в кабину и надвинул прозрачный обруч. Расслабиться было не просто, но он вспомнил, что Григорий обещал дать другого напарника, и срочно очистил оперативную память.
   — Ты, что ли, ногами будешь? — второй оператор тяжело влился в командный блок и без колебаний, словно это было в порядке вещей, полез к его психоматрице.
   Стараясь не выдать ни единой мысли, Тихон создал в КБ свободный участок. Когда стрелок, не ожидавший такой податливости, сорвался в эту дыру, Тихон инициировал целый шквал эмоций и сам пробил границу его личности.
   Сопротивляться Филипп не умел совершенно. Напор как образ жизни: ударил первым, потом еще и снова — уже ногой, по лежачему, прямо по кровяным соплям. Что будет, если противник выстоит, он не думал, такие ему не попадались. Мышление Филиппа было организовано примерно так же: не добился молниеносной победы, значит, проиграл. Его сознание, похожее на объемную, но ленивую мускулатуру, обволокло и преградило путь в глубину, однако вытолкнуть Тихона наружу не смогло. Филипп предпринял попытку от него избавиться, скорее неумелую, чем малосильную, но Тихон шутя удержался и бегло ощупал чужую изнанку. Ему было не особенно интересно, но наглеца следовало наказать.
   То, что Филипп оказался в лейтенантах одновременно с ним, Тихона не смутило. Как он успел заметить, звания на Постах раздавали налево и направо.
   Проблемы у Филиппа были самые заурядные: детские обиды, неотомщенное унижение, комплекс, связанный с невысоким интеллектуальным уровнем — ого, он и на такое способен! — и еще одна язва, которая нарывала аж с двенадцати лет, когда он впервые обратил внимание на свое тело.
   Если б у Филиппа хватило ума не врать самому себе, если б этот вопрос не был таким болезненным, то его можно было бы решить пластической операцией. Но Филипп наложил табу на эту тему и отучил себя даже думать о своем физическом недостатке. А как же он с
   Мартой?.. Она не из тех, кто прощает мужскую несостоятельность. Может, у него все не так уж и плохо?
   Филипп почувствовал, что Тихон роется в самом сокровенном, и забился в немой истерике. Просить ему не позволяла гордость, а выгнать постороннюю личность он был неспособен.
   — Не дергайся, — мирно сказал Тихон. — Сейчас оставлю в покое. Это чтобы знал, на кого лаять, а перед кем скулить.
   Возвращаясь с чужой территории, он ненароком коснулся верхнего слоя воспоминаний и с удивлением обнаружил, что у Марты к лысому любовнику претензий нет. То ли он действительно на себя наговаривает, то ли компенсировал малые размеры большим старанием. Филипп уловил эту реакцию и торопливо возбудил в памяти самые яркие моменты.
   — Кусаешься? — насмешливо спросил Тихон. — Месть — удел слабого. Сильный не мстит, он карает.
   — Не вижу разницы.
   — Значит, не дано.
   Стрелок отозвался мощным накатом интимных подробностей, и Тихон испытал смесь зависти и досады. Многое из того, что выставлял напоказ Филипп, было приукрашено и додумано, но именно это больше всего и злило: его фантазии на порядок превосходили то, что мог бы сочинить Тихон.
   Он уже собрался вернуться на свое поле, как вдруг отметил новое, самое свежее образование. С недавних пор Филипп мучился одной загадкой, которую воспринимал как проявление психического расстройства.
   Вот и нашелся четвертый, подумал Тихон. Вот с кем его разводил Аркадий, если, конечно, теория о несовместимости “склеротиков” верна. Впрочем, эта теория уже рассыпалась: теперь их здесь трое, а мир все еще не перевернулся.
   — Предстоит десант на Шадан, — разнесся в эфире голос командующего. — Задача благородная: отбить свое. Платформы повреждены, поэтому отправляетесь кораблем. Мягкой посадки не обещаю: выход по маякам, а маяки старые. Много на себя не берите, с вами идут две группы “УТ-9” и еще “перисты”. Проверьте, что там с транспортными станциями, можно ли восстановить. Если да — ждите техников, если нет — освободите место под транзитку и обеспечьте прикрытие.
   — Лучше б нас на Боло послали, — раздался чей-то голос.
   — Кто переживает за деньги, могу успокоить: все счета дублировались. Сейчас их сверяют и ищут подходящую колонию для перевода, — проговорил командующий.
   Одновременно с этим над головой возникли потолочные балки, и в мутном желтом свете проявились ряды танков. Тихон стоял в первой шеренге, упираясь траками в откидную эстакаду. Не зазеваться и быстро уступить дорогу следующей машине.
   Тихона до крайности разозлило, что Григорий назначил его водителем. Если б напарником поставили кого-то другого, он бы еще стерпел, но Филипп! Пришел в Школу позже, всегда был позади, и на тебе: стрелок, старший экипажа.
   — Водителям не спать! До посадки двадцать секунд. Вздрогнув, пол стремительно пошел вниз, и Тихон ощутил, как падает нагрузка на оси.
   — Слышал, что сказали? — начальственно бросил Филипп. — Готовься.
   — За собой следи, — свирепо прошипел Тихон. Он хотел добавить что-то еще, но ангар резко накренился. Танки посыпались влево, и Тихон, как ни насиловал двигатель, скатился вместе со всеми. Его прижало чужой броней, а с правой стороны, которую подняло градусов на сорок, продолжали сползать, уплотняясь, новые машины.
   Тихон попытался шевельнуться, но траки заклинило. Теперь, чтобы съехать на землю, придется ждать крайнего — счастливчика, стоявшего справа, и если хоть один танк потеряет управление, то шеренга, а с ней и весь строй, окажутся заперты. Тихон остро возненавидел конструкторов транспортного корабля, но уже в следующую секунду стало ясно, что никакой высадки не состоится.
   Стена ангара вогнулась огромным пузырем и лопнула. Снаружи плеснуло оранжевыми брызгами, и на том месте, где до аварии находился Тихон, задымила чья-то обглоданная ходовая часть.
   Пол завибрировал. Тихона опять повело вбок — где-то в центре образовалось отверстие, и танки посыпались в него как леденцы. Лишившись сцепления с полом, траки без толку царапали металлическую поверхность.
   — Делай! — заорал Филипп. — Что-нибудь! Делай!!
   — Заткнись ты.
   В дальнем углу возник еще один пролом. В потолок ударила плотная струя пламени, и рядом рухнуло несколько оплавленных балок. Одна из них проткнула соседнюю машину и, медленно опустившись, вывернула толстый жгут проводов.
   Посадочный модуль потерял жесткость и, зашатавшись, начал принимать форму ромба. Сзади взорвались сразу два танка: их башни подпрыгнули и врезались в перекрытия, а из корпусов полыхнуло темным огнем вперемешку с копотью.
   Оставаться в чреве корабля было опасно, и Тихон развернулся лицом к дыре. Через нее было видно белесую траву и жидкие кустики с синими цветками, а также то, что до земли около тридцати метров. Корабль не двигался, и вывалившиеся машины лежали прямо под ангаром.
   "Напороться на чей-то борт — удовольствие сомнительное, — подумал Тихон. — Но можно ведь и не напороться”.
   Посадочный модуль принялся понемногу выравниваться, и танк, перестав скользить, подъехал к самому краю.
   — Что ты делаешь?! — истошно завопил Филипп.
   — Я ныряю.
   Он глянул вниз. Не тридцать, а тридцать пять, уточнил радар. Шадан крупнее Земли, и “g” здесь больше. Падать будет больно.
   — Надо терпеть, — сказал Тихон.
   Траки провернулись, и машина скользнула в обожженную прорубь. Полет длился около двух секунд. Сопротивление воздуха попыталось поставить танк в вертикальное положение, но центр тяжести находился низко, да и времени было явно недостаточно.
   Амортизаторы подбросили машину вверх, и ей пришлось падать дважды, второй раз — гораздо мягче и уже в облако поднятой пыли.
   Тихон приземлился между инвалидами — те спрыгнули не так удачно и теперь беспомощно вращали всем, чем только могли, однако встать на ноги были не в силах.
   — Ну ты!.. Ты совсем... — забубнил Филипп. — Тебе на “перист” надо пересаживаться, а не приличную технику гробить.
   Тихон обработал показания целой прорвы датчиков, но никаких неисправностей не обнаружил.
   — Не ори там, истеричка. Все в порядке, запас прочности такие финты позволяет.
   Над головой объявился следующий кандидат в птицы, и Тихон еле успел освободить для него место. Танк свалился точно на траки и так же застыл, проверяя механику. Он был последним, кто спасся.
   Откуда-то сзади протянулись два огненных хвоста и, разбившись о транспортник, окутали его грязно-оранжевой пеной. Линии корабля закруглились, сам он сжался до приплюснутого шара и вдруг сверкнул, пронзив землю целым спектром излучений. Все, что от него осталось, можно было сложить в чехол от палатки: десяток бесформенных фрагментов и туча тяжелого пепла, запорошившего равнину в радиусе километра.
   Невдалеке волновался по-осеннему красный лес, и Тихон рванул к нему, попутно изучая обстановку и теребя энциклопедию. У конкуров опять неизвестное оружие. Если они будут совершенствоваться так быстро, то скоро смогут овладеть какими-нибудь штучками из фантастического интеркино типа масс-деструктора или генератора антиполя. Тогда им хана. Не конкурам, конечно. Им — это людям. Тихон поймал себя на том, что думает о человечестве в третьем лице, но сейчас было не до высоких материй.
   Энциклопедия ответила отрицательно. Никаких плазменных пушек, ничего подобного. Из военных энергетических установок противник имеет только архаичные лазерные орудия и электромагнитные ускорители. Тихон занес в резервную память новые данные, но эта страничка пока была пустой. Только впечатления. Только ужас от того, как легко они справились с огромным кораблем.
   — Куда тебя несет? — опомнился Филипп.
   — А что ты можешь предложить?
   — Я не предлагаю, я приказываю. Рядом ухнул похожий на карманное солнце комок, и Филипп мгновенно заткнулся.
   — Свяжись с другими экипажами, — велел Тихон. — Или нет, пусти в эфир меня.
   — С какой стати? — возмутился стрелок. — Говорит сто тринадцатый...
   Тихону не понравилось, что их номера стоят так близко. Он постарался себя убедить, что боевой номер — не более чем три цифры, но это не помогло, и через секунду он понял почему. В этих трех цифрах было заключено имя, родословная, авторитет и все то, что надлежит иметь нормальному человеку.
   — Сто тринадцатый? — отозвались после долгой паузы. — Ты кто такой? Ты откуда вылупился, клубника?
   — Может, у меня лучше получится? — спросил Тихон. — Дай мне эфир.
   Филипп нехотя разблокировал линию, и он, уклонившись от очередного огненного сгустка, сказал:
   — Здесь сто семнадцатый. Давайте-ка, ребята, посчитаемся, сколько нас уцелело и какие диагнозы.
   — Приветствую, сто семнадцатый. Ты уже лейтенант? Браво! — откликнулся странно знакомый голос. — Ноль девяносто девятый. Жив-здоров.
   — Мы что, раньше встречались?
   — Не в этом качестве.
   — Игорь! Ты?
   — Он самый.
   — Двести семьдесят седьмой на связи. Я с вами, но без больших разрядников.
   — Хорошо, будешь комаров отгонять.
   — Двести двенадцатый. А у меня и малых нету.
   — Смеешься?
   — Какой смех?! — трагически воскликнул оператор. — Накопитель разрушен.
   — Ладно, авось сгодишься на что-нибудь. Перекличка продолжалась еще с минуту. Результаты были плачевны: из целого транспорта выжило только пятнадцать машин, причем четыре имели серьезные неполадки с вооружением. Единственное, что утешало
   Тихона, это экипажи. Все операторы оказались лейтенантами, и все прошли не один бой. Карла среди них не было.
   То, что противник застал десант врасплох, указывало на высокую вероятность засады. Сориентировавшись на местности, они общими усилиями определили огневые точки конкуров и рассредоточились вдоль подлеска. Карты этого района отсутствовали, и Тихон направил срочный запрос командованию. В быстрый ответ никто не верил, поэтому действовать пришлось по наитию.
   Номер двести двенадцатый, согласившийся сыграть роль приманки, выскочил на открытое пространство и бешено запетлял, стремясь вызвать на себя всю мощь конкурского оружия. Остальные замерли с включенными пеленгаторами, кроме того, доброволец не покидал эфира, постоянно транслируя данные собственной локационной разведки.
   Враг реагировал молниеносно: там, где багряная стена деревьев выгибалась плавной косой, обозначились три укрепленных пункта. Маскировка была безукоризненной: радар ничего не видел, а логический сопроцессор принимал их за естественные элементы рельефа.
   Как ни выкаблучивал двести двенадцатый, продержаться ему удалось недолго. Вскоре его взяли в клещи и одним попаданием превратили в струйку дыма, однако дело он свое сделал. Можно было предполагать, что конкуры засветили не все точки, поэтому на их подавление танки отправились не толпой, а вшестером — по два на каждую.
   Возвращать связь стрелку Тихон не собирался, да Филипп и не настаивал. Проснувшийся в нем солдат осознавал, что иных ценностей, кроме победы, в бою не существует. В белобрысом заморыше проявилось нечто такое, чего группе именно сейчас и не хватало: способность сплотить и сформулировать задачу. Нет, его обида на водителя не прошла, она забилась в самый угол и до поры затихла.
   — Командир, ко мне какая-то ерунда прицепилась, — встревоженно доложили с ушедшей машины.
   — Репей, что ли?
   — Какой, к черту, репей?! Масса семьсот грамм. Химический состав не определяется. Происхождение — искусственное.
   — Так, обожди... — Тихон прочесал энциклопедию, но снова ничего не нашел. Между тем какие-то воспоминания настырно дергали за рукав и просились наружу. Он явственно ощущал, что это уже было, что прилипающие к обшивке предметы чрезвычайно опасны, но откуда взялся подобный опыт, он понять не мог. Информация хоронилась где-то в черной дыре, в тех самых пятидесяти двух часах. Тихон попробовал извлечь оттуда хоть каплю, и кое-что действительно всплыло, но это были не осмысленные знания, а нечто смутное, больше похожее на инстинкт.
   — Вы покойники, ребята, — сказал он. — Интеллект-мина, срабатывает через сорок девять секунд после активации. Стряхнуть ее не получится, рвите вперед, прямо на конкуров.
   — У меня тоже, сто семнадцатый.
   — Тоже мина? Приказ аналогичный.
   Радары показали, как обреченные танки, плюнув на осторожность, понеслись к засаде. Врытые в землю пушки развернулись на девяносто градусов и накрыли их оранжевым ливнем. Одна машина сгорела сразу, но вторая, растеряв средний трак, все же сумела приблизиться.
   — Лобовая броня отсутствует, разрядников нет, ходовая вдребезги, — радостно сообщил оператор. — Зато я был на Глори. Счастливо, Тихон! До встречи в клубе.
   Над лугом поднялась ослепительная полусфера, и деревья отбросили длинные тени. На месте конкурского укрытия образовалась аккуратная воронка — еще парочку таких же, хотя бы и путем самоликвидации, и можно будет вздохнуть.
   — Дешево ценишь, сто семнадцатый, — отозвался другой стрелок. — Сдохнуть — не проблема, а вот победить и выжить...
   У багряного мыса что-то зашипело и загрохотало. Понять, кто там побеждает, а кто подыхает, было невозможно: за холмом мелькали сплошные вспышки, сливавшиеся в радужное зарево. Если верить радару, то из игры выбыла еще одна машина, со слов же операторов, они подавили вторую точку.
   — Командир, мы почистили. Нас здесь трое, все без повреждений. По-моему, не так уж и плохо. Ну эти их новые пушки... просто звери какие-то!
   — Будьте внимательны, не исключено, там еще есть мины, кроме тех, что...
   — Точно. Есть.
   — Попался? Спасибо, ты нам здорово помог. Головной танк свернул в сторону и, отъехав подальше, чтобы не задеть других, остановился.
   — Говоришь, замедление сорок девять секунд? Может, я ее как-нибудь стряхну?
   — Благодарю за службу, лейтенант. Прощай.
   — Мы с водителем пока при шевронах. Я обманул, боялся, не воспримешь всерьез.
   — Ну и зря. Как зовут-то?
   Сержант произнес лишь первый слог. Потом подлое устройство сработало, и над линялой травой взлетели порванные ленты траков. Имя стрелка начиналось на “Ге”, это все, что о нем успели узнать.
   — Командир, как обнаружить мины?
   — Никак. Если они из неизвестного материала, то детектор их не учует.
   — А что тогда делать?
   — Надеяться.
   Медленно, будто так было безопасней, две машины вернулись в группу и примкнули к формирующейся колонне. Одиннадцать танков, из них три — с отказавшими орудиями, вот и все войско. Ни с “утюгами”, ни с “перистами” связи не было, возможно, их транспортники удостоились еще более теплой встречи.
   Восемь бойцов плюс три калеки. Без поддержки, без вразумительных инструкций с Поста. На чужой планете, хотя бы и входившей когда-то в Конфедерацию. Предоставленные сами себе. Никому не нужные.
   — Идем на север, там должна быть крупная станция, — решил Тихон.
   — Через лес?! Ты с ума сошел!
   — Здесь есть дороги. Это же наша колония.
   — Была, — поправил кто-то из операторов. Тихон промолчал. Стоило ему отвлечься от проклятого провала в памяти, как тот вытолкнул на поверхность все необходимое: координаты станции, примерную схему дорог и даже ненужные сведения относительно местных пород деревьев.
   С Поста пришла короткая передача — им наконец-то предоставили карту района, и Тихон с удовлетворением отметил, что не ошибся. Нормальная связь по-прежнему была недоступна, на Посту опять что-то не ладилось, поэтому никаких распоряжений не поступило.
   Значит, полная свобода действий.
   — В рамках приказа, сто семнадцатый, — осадил его Игорь.
   — Ну что ж, выполняем. У них тут заповедник был, так что дороги грунтовые. Сейчас обогнем вон ту посадку и... Черт! Откуда я все это знаю?
   — Разве ты не участвовал в обороне? — разочарованно спросил кто-то. — Слухи, стало быть. Байки. А я-то уши развесил...
   — В какой обороне?
   — Здесь, на Шадане.
   — А... Участвовал, участвовал. И что говорят?
   — Всякое. Много о тебе разных легенд ходит. Один оператор... забыл имя... в общем, у него две двойки в номере. Так он целую летопись про тебя составляет.
   — Ты что-то путаешь. Не про меня, наверное, а про...
   — Не кокетничай, сто семнадцатый, — резко прервал его Игорь. — Раз мы признали за тобой право командовать, значит, ты это заслужил. О ком еще собирать рассказы, как не о тебе? — добавил он так настойчиво, что продолжать дискуссию Тихону расхотелось.
   Среди неокультуренного частокола больших и маленьких стволов появился затененный прогал, в котором угадывалась если не дорога то, по крайней мере, достаточно широкая тропинка. Метрах в пяти над землей кроны круто сходились, накрывая колею сводчатым потолком. Крупные листья рассеивали солнечный свет и придавали ему не то бледно-розовую, не то желтоватую окраску. Аллея была безукоризненно ровной и скрывалась где-то в сумрачной дали.
   По такой приятно пройтись босиком. Отломить какой-нибудь прутик и посшибать им наполненные росой лопухи.
   Опять тоннель, подумал Тихон. Вход и выход, а вокруг стены. Никуда не деться.