Евгений Прошкин
Война мертвых

ПРОЛОГ

   Луной эта планета не обзавелась, а звезды светили так тускло, что толку от них не было.
   Когда солнце уходило за горизонт, на дюны ложилась кромешная тьма и сразу же появлялся ветер. Острые края песчаных волн начинали дымить. С поверхности недалекого озерца поднимался наклоненный столб плотного пара и, растворяясь в холодном воздухе, полз вместе с пылью на запад, вслед за ушедшим светилом.
   Вьюга рождалась каждый вечер. Каждую ночь она пыталась превратить его в кособокий курган, а утром, с медленным возвращением солнца, постепенно стихала, оставляя за собой новую, незнакомую топографию. Когда-то он сопротивлялся: стряхивал песок, переезжал с места на место, но это ему давно надоело. Он понял, что даже если всю ночь простоит без движения, то до конца его не засыплет. Он все равно выберется из-под оранжевой толщи и подставит остывший бок горячей безымянной звезде. Разогревшись, он съездит к озеру, и если не найдет там ничего интересного, то примется за изучение нарисованного ветром ландшафта.
   Он мог бы запомнить весь пейзаж сразу, но для этого пришлось бы подключить резервную память. Он был способен проследить за ночной миграцией песка, но в темноте не обойтись без инфразрения. Он имел много дополнительных возможностей, но использовать их не любил — они напоминали о его превосходстве над человеком. Любым человеком, который рано или поздно умрет.
   Он не хотел думать о смерти. Какой смысл думать о том, чего нет?

ЧАСТЬ 1
СУДЬБА “43 — 74”

   — Как тебя зовут? Тимофей? Я еще не со всеми познакомился. Тимофей, ты что не купаешься?
   — Тихон. Мое имя ты запомнишь скоро.
   — Вот как... — Воспитатель снисходительно улыбнулся и присел рядом. — Мне говорили, что ты трудный. Я не поверил.
   — Напрасно, — не поворачивая головы, сказал Тихон.
   — Погода сегодня какая! Шел бы, окунулся. Девчонки у вас в группе хорошие, выросли совсем. Вон та особенно. Как ее?.. Лена? Ты знаешь, Тихон, моя палатка стоит с краю, я бы вас пустил на полчасика.
   Воспитатель придвинулся ближе и попытался заглянуть ему в глаза. Честолюбивый. Мечтает стать начальником Лагеря. Даже не потрудился прочесть его психокарту, сразу поперся налаживать контакт. Он думает, это легко.
   — Алена, а не Лена, — поправил Тихон. — Можешь сам, она не откажет. Не бойся, я не заложу, мне плевать, что вы там делать будете.
   — Откуда такая апатия? Тебе сколько лет — шестнадцать или девяносто?
   — А тебе?
   — Двадцать шесть, — охотно ответил воспитатель. — Кстати, Филипп.
   Он решил, что Тихон начал поддаваться. Еще немного, и начнет совать свою холеную ладошку. Или похлопает по плечу.
   — Я, Филя, в твоем возрасте буду умнее. Если доживу, конечно.
   Тихон откинулся на спину и запустил пальцы в шелковистую траву. Прямо над головой болтала листьями здоровенная осина, поэтому на солнце можно было смотреть, почти не щурясь. У воды раздался смех. Алена, он узнал ее по голосу. Видно, кто-то из ребят все-таки дотянулся до ее круглой задницы. Алене нравилось. Когда не нравилось, она тоже смеялась, но совсем по-другому.
   — Ладно, пессимист, встретимся на ужине, — сказал Филипп, поднимаясь. Инициатива была упущена, но последнее слово должно оставаться за ним — так его учили.
   Тихон молча перевернулся на живот и упер подбородок в кулаки, слишком маленькие для шестнадцатилетнего парня. Он вообще во многом уступал сверстникам — ив росте, и в силе, и особенно в жизнелюбии. Высматривая его по Лагерю, новый воспитатель ожидал встретить либо малолетнего демона, либо закомплексованного юношу, добровольно заточившего себя в скорлупу одиночества, но Тихон оказался самым обыкновенным. Прямые светлые волосы он стриг так коротко, что в расческе они не нуждались. Глаза предпочитал не поднимать — не из-за боязни прямого взгляда, а потому, что знал: ничего нового в чужих зрачках не найдешь. Лишь изредка подходя к зеркалу, он по несколько секунд смотрел на себя в упор, но и там видел только безразличие.
   Высокую осину Тихон выбрал не случайно: мимо, прячась в рваной тени деревьев, проходила извилистая полипластовая тропинка, стилизованная под утоптанную глину. Она начиналась у станции переноса и вела через аккуратную рощицу прямо к водоему. Озеро со слюнявым названием Нежень было неотличимо от натурального, но выглядело слишком красивым и удобным. Воспитатели пугали отряд опасными глубинами и притаившимися на дне корягами, но их предупреждения были похожи на элемент игры. Лагерь выезжал сюда уже пять лет, и за все это время никто так и не утонул.
   Не удалось этого и Владу, единственному человеку, с которым Тихон мог хоть как-то общаться. Влад был на год старше и имел явные суицидные наклонности, но составители психокарты списали их на обычную депрессию. Влад любил далеко отплывать от берега и подолгу не выныривать — это видели все, включая воспитателей, но никто, кроме Тихона, не догадывался, чего добивается его товарищ.
   С озером у Влада не вышло, но какой-то способ он все же нашел. Месяц назад Влад исчез. Отряду объявили, что он решил прервать курс начального воспитания и перейти к независимой жизни. Тихон поразился цинизму взрослых, но потом понял, что их формулировка не лишена логики. Полная независимость — вот к чему так стремился Влад. Впервые воспитанник покидал Лагерь заочно, минуя обязательный ритуал прощания, и это означало, что у Влада получилось.
   Тихон пристально следил за тропинкой, хотя уже почти разуверился кого-нибудь увидеть. Три дня он, вместо того чтобы купаться, лежал под деревом и ждал. Он мог бы махнуть рукой и поваляться на песчаном пляже: в конце концов, тот, кто за ним прибудет, обязательно его разыщет, однако Тихон хотел обнаружить посланника первым.
   Он появился так незаметно, что какое-то время Тихон не реагировал и продолжал отрешенно наблюдать за трудовыми муками рыжего муравья. Мужчина лет тридцати пяти, помахивая кривой веткой, не спеша прогуливался вдоль дорожки и, кажется, что-то напевал.
   Дойдя до края рощицы, незнакомец остановился и приложил ладонь к глазам козырьком. Очки с широким черным моностеклом так и остались висеть на его запястье. Мужчина покрутил головой, обозревая длинную полосу золотого песка, потом надел очки, но тут же снял и убрал обратно в футляр. Его лицо приняло озадаченное выражение, он определенно кого-то искал, а людей в воде было не меньше сотни.
   Посланник с досадой закинул ветку в траву и, стянув легкую рубашку, направился к пляжу. Руки и спина незнакомца вызвали у Тихона разочарование. Того, кто за ним придет, он представлял атлетом с хищной пружинистой походкой, облаченным в униформу и увешанным всяким спецснаряжением. А этот тип больше смахивал на воспитателя. Но воспитателем он, конечно, не был.
   — Я здесь, — подал голос Тихон.
   Мужчина обернулся и заинтересованно на него посмотрел. В отличие от Тихона посланник увидел именно то, что ожидал. Если б доброволец оказался загорелым крепышом, окруженным влюбленными девицами, вербовщик даже не стал бы разговаривать, но — слабый, необщительный юноша его вполне устраивал.
   — Ты Тихон? — требовательно спросил он.
   — Да.
   — Сейчас проверим.
   Он отстегнул очки и на мгновение приблизил их к глазам. Тихон почувствовал, как по открытым участкам тела прошла теплая волна. Это ощущение было знакомым, то же самое он испытал во время первой встречи с людьми из Школы. Они считали генотип Тихона и объяснили, что посланник опознает его при помощи сканера.
   — Действительно, ты, — мужчина надел рубашку и протянул руку. — Карл.
   Карл — твое настоящее имя?
   — Не нравится это, придумай другое, — пожал он плечами. — Должен же ты меня как-то называть. Пошли.
   — Прямо сейчас? И никому ничего не скажем? — Тихону даже в голову не приходило, что можно просто взять и уйти из Лагеря.
   — А ты хотел с кем-то попрощаться?
   — Не знаю...
   Он окинул взглядом пестрый от купальщиков пляж. Алена, как всегда, визжала — двое воспитателей с оттопыренными плавками учили ее нырять. Солнце слезло с зенита и по-черепашьи поползло к далекому хвойному лесу. Через три часа ужин. Еще через три его бросятся искать. Тихон без сожаления посмотрел на разноцветный палаточный городок и уже собрался развернуться, как заметил Филиппа, бодро шагавшего в его сторону.
   — Я что хотел сказать, Тимофей, — начал тот на ходу, делая рукой загребательные движения. — Мы с соседним отрядом решили в хэдбол сыграть, сейчас команду собираем...
   — Ты кто такой? — недружелюбно спросил Карл.
   — Филипп, воспитатель. А ты?
   — Нас с Тихоном издали хорошо видно?
   — Ах, да, Тихон. Совсем не видно, вы с травой сливаетесь. Так кто ты?
   — Склероз, — буднично ответил Карл. В его руке показалась раздвигающаяся телескопическая трубка, которую он наставил точно между глаз оторопевшего Филиппа. Тихон ничего не успел понять — воспитатель закачался и медленно осел на землю. Трубка тут же втянулась обратно.
   — Здорово, — сказал Тихон.
   — У тебя будет настоящее оружие, а это так, баловство. Нам ведь свидетели не нужны, верно?
   — А станция переноса? Там всегда кто-то есть.
   — Не о том думаешь. Пойдем, пока остальные не сбежались.
   Тропинку пора было чистить: на матовой поверхности тут и там лежали листья, палочки хвороста и прочий лесной мусор. Зверье не желало мириться с тем, что его территорию пересекает какая-то искусственная полоска, и как могло боролось. Темно-коричневый полипласт был усеян беличьей лузгой и птичьим пометом, а в одном месте Тихон даже приметил паутину с сухой, скрюченной мухой.
   — А я сразу понял, что это ты, — гордо сказал он.
   — Серьезно?
   — Ты не по дорожке шел. Вот и сейчас. Не наступай на землю, это в глаза бросается.
   — В каждой колонии свои причуды, на всех не угодишь, — ответил Карл, но к совету прислушался.
   — Ты и на других планетах бывал? И как там?
   — Глупый вопрос. Сам увидишь.
   — Если повезет, конечно, — суеверно добавил Тихон. Карл с сочувствием глянул на него сверху вниз, но промолчал.
   Деревья стали редеть, и за ними показалась яркая зелень ухоженного луга. На холме стояла аккуратная постройка “под старину”: двухэтажный домик цвета топленого молока с багровой черепичной крышей и открытым балконом.
   — Обычно здесь дежурит целая бригада, — беспокойно предупредил Тихон. Он сильно сомневался, что Карл, человек совсем не спортивного вида, сможет справиться с несколькими противниками.
   У крыльца их встретил незнакомый техник. Внутри находился просторный ангар, в котором несли вахту еще трое. Никого из них Тихон раньше не видел. Это было странно: в бригаде иногда появлялись новички, но основной состав оставался неизменным все те пять лет, что Лагерь выезжал на озеро.
   Человек со знаком старшего техника кивнул Карлу и коротко осведомился:
   — Чисто?
   — Не совсем. Одна единица, сброс на семь минут.
   — Разберемся. Счастливо, — пожелал старший и, уважительно посмотрев на Тихона, сказал:
   — Не жалей их там, малый.
   Тихон с Карлом поднялись на выступающую из пола квадратную плиту. Платформа переноса чуть качнулась и замерла; в следующую секунду сверху обрушился поток нестерпимо яркого света, и Тихон запоздало прикрыл глаза ладонями.
   Воспитатели им внушали, что внепространственный перенос — дело крайне опасное. Переправка отряда обычно занимала около часа: сначала их нудно делили на группы по пять-шесть человек, выдавали светонепроницаемые маски, бесконечно инструктировали и только потом, держа каждого под руку, заводили на платформу. Техники сосредоточенно проверяли аппаратуру, что-то там налаживали и постоянно запрашивали станцию-получатель о наличии свободных мест.
   Тихон и раньше подозревал, что весь этот спектакль разыгрывается только для того, чтобы отбить у воспитанников охоту к самостоятельным путешествиям. Теперь он окончательно убедился, что перенос не сложнее, чем приготовление завтрака в универсальной печи. Его смутило только одно: Карл не назвал адреса. Техники заранее знали, куда он направляется, и они не были похожи на простую бригаду обслуги, особенно тот, первый.
   Свет померк, и Тихон открыл глаза. Ангар сжался до размеров небольшой комнаты и обзавелся мебелью.
   Похоже, платформа была установлена в частной квартире. Ни о чем подобном он никогда не слышал.
   — Спасибо за твое решение, доброволец, — сказали сзади. — Но еще не поздно передумать.
   В углу в глубоком кресле на магнитной подвеске покачивалась немолодая, но достаточно привлекательная женщина. Незнакомка странным образом смягчала согласные, из-за чего у Тихона возникло впечатление, что с ним сюсюкают. Ему это не понравилось.
   — Мы можем тебя вернуть и, если понадобится, вполне достоверно объясним твое отсутствие.
   — И сделаете мне “сброс”, — предположил он, выразительно почесав переносицу.
   Женщина удивленно качнула головой и закинула ногу на ногу.
   — Без скидок на возраст? — спросила она у Карла. — Да, Вера.
   — Хорошо, доброволец, садись.
   Тихон сошел с дрогнувшей платформы. Незнакомка с интересом следила за тем, какое из трех свободных кресел он предпочтет, но для него выбора не было: одно стояло вплотную к Вериному, второе — рядом с чудным сиреневым деревцем, торчавшим прямо из пола. Тихон, не колеблясь, расположился в том, что занимало противоположный от Веры угол.
   Кроме платформы и никчемного растения, в комнате стоял еще низкий столик, а под потолком болтался изогнутый лист — не то качели, не то деталь безумного интерьера. Стены были расписаны под панораму с фантастическими животными. Тихон пришел к выводу, что жильцы злоупотребляют психоактиваторными средствами. Он бы в этой квартире не протянул и суток.
   — Что ты знаешь о войне? — спросила Вера.
   — На войне убивают.
   — Это естественно. Я имею в Виду нашу войну. Что ты знаешь о ней?
   — Что она неизбежна, — сказал Тихон. Он не понимал, чего от него добиваются.
   — И?..
   — И мы должны в ней победить, — по-мальчишески браво заявил он.
   — Хотя бы не проиграть, — уточнил Карл. Он уселся возле дерева и, сорвав с ветки мясистый листок, отправил его в рот. — Зачем тебе война?
   — У меня заготовлен десяток красивых ответов. Какой из них вы хотите услышать?
   — Честный.
   — Я не знаю, — признался Тихон. — Просто мне нужно вырваться с Земли. Как можно дальше и желательно навсегда.
   — Это нетрудно, — усмехнулась женщина и взглядом показала на боковую стену.
   Рисунок стал блекнуть и вскоре растворился на прозрачной поверхности, открыв чудовищный пейзаж в малиновых тонах. Над иззубренным горизонтом тлело маленькое розовое солнце, наполнявшее мутный воздух светло-фиолетовым сиянием. Скалы неровными уступами спускались к долине с беспорядочно разбросанными пирамидальными сооружениями. Ничего похожего на дороги видно не было, пространство между домами заросло кудрявым сиреневым ковром, по которому шла компания почти обнаженных людей.
   — Где мы?
   — Это Аранта.
   — Кошмар, а не планета.
   — Да, земляне здесь не приживаются. На Аранте надо родиться.
   — Когда начнется война? — ни с того ни с сего спросил Тихон.
   — Она уже идет, доброволец. Целых тринадцать лет.
   — Сколько?!
   — Нам пока нечем похвастаться, поэтому она не афишируется. Конфедерация опасается бегства из приграничных колоний. В принципе любое население можно эвакуировать за несколько дней, но где этим людям жить? Представь, что на Земле появится сто миллионов арантийцев с собственными законами, праздниками, табу и так далее.
   — Ладно, кончай свою лекцию, — прервал ее Тихон. — Вы меня берете или будете здесь держать еще тринадцать лет, пока они не завоюют столицу?
   — Отлично, доброволец, — сказала Вера. — То, что ты говоришь, нас устраивает. Тесты у тебя превосходные, в том смысле, что для гражданской жизни ты совершенно непригоден. Ты просто опасен для общества, и мы разведем вас по разным углам. Там, куда мы тебя отправим, будет мало людей и совсем не будет деревьев. Тебе понравится. Ты принят, курсант.
   — А Лагерь? Они ведь будут меня искать по всей Земле.
   Карл вышел из комнаты и вернулся с плоским, не толще трех сантиметров, чемоданчиком.
   — Мы возьмем у тебя несколько клеток, — сказал он, извлекая из контейнера узкий металлический треугольник. — К вечеру вырастим твоего клона и придумаем ему правдоподобную смерть.
   Карл приблизился к Тихону и провел острым концом железки по его запястью. На руке осталась белая, едва заметная царапина.
   — Друзья огорчатся, но тут уж ничего не поделаешь, — проговорила Вера. — Издержки неизбежны.
   — У него их нет, — отозвался вербовщик, деловито копаясь в чемодане. — Раньше был один, но... ты ведь очень переживал, правда, Тихон?
   — Он получил то, что хотел.
   Карл закончил свою возню и понес контейнер к двери. По дороге он сорвал еще один листок и на секунду остановился у окна. Картина не изменилась: солнце висело над той же скалой, люди все так же гуляли по сиреневым кудрям, и даже перистые облака цвета потемневшего серебра оставались на прежнем месте.
   — Роса сегодня будет хорошая, — с чрезмерной для мужчины нежностью заметил Карл. — У меня все.
   — У меня тоже, — сказала Вера. — Вставай на платформу, курсант, тебя ждут в Школе.
   — Счастливо, Тихон. Не жалей их, они того не стоят.
   — Никого не жалей, — добавила Вера.
   На этот раз Тихон успел зажмуриться. Желтый огонь, рухнувший сверху, пробился сквозь стиснутые веки, но не ослепил. Мысль о том, что ему удалось побывать в одном из закрытых поселений, восторга у Тихона не вызвала. Аранта, второстепенная планета Конфедерации, смахивала скорее на преддверие ада, чем на заповедник, каковым она считалась. Если здесь кто-то жил, значит, условия были приемлемы, но вот что заставило первых людей поселиться в этом фиолетовом мире, Тихон понять не мог. Он вспомнил природу средней полосы с ее цветочными полянами, вспомнил свое лежание под деревом, занесенную сором тропинку и прозрачную воду озера — вспомнил и испытал... облегчение. Ему было одинаково неуютно и на Аранте, и на Земле.
   Он очутился в большом круглом зале с коническим потолком. Перед платформой стоял костистый человек неопределенного возраста с аксельбантом младшего офицера. Его пергаментная, в тонких морщинках кожа прилегала к черепу так плотно, что, казалось, о скулы можно было пораниться. Нос с крутой горбинкой походил на перевернутый вверх ногами трамплин, а глаза сидели так глубоко, что напоминали вишню на дне высокого стакана.
   Насколько Тихон разбирался в званиях, мужчина был лейтенантом. Черная форма сидела на нем идеально, и Тихон решил, что если ему дадут такую же, то для полного счастья этого будет почти достаточно.
   Он вдруг подумал, что совершенно не знает, зачем сюда прибыл. При первой встрече, полгода назад, вербовщики намекали на его уникальные способности, однако сам Тихон о своих талантах мнения был невысокого. В шестнадцать лет уже пора определиться и встать на прямую дорогу — примерно так ему говорили воспитатели, да он и без них это понимал. Каждый месяц Тихон ходил на тестирование, но психологи только разводили руками и советовали пробовать себя в разных областях.
   А потом появился вербовщик. Лагерь выехал в Азию и расположился у мелкой речки с каким-то собачьим названием — не то Лай Люй, не то наоборот — Люй Лай. Воспитанников застращали дикой природой и отсутствием цивилизации, но в первый же день Тихон увидел постороннего.
   Плюгавый, донельзя скучной внешности старичок ходил между деревьев с крайне странной целью: он искал грибы. Старик обратился к Тихону за помощью, и тот, заинтригованный, в течение получаса безуспешно шарил по траве. Дедок сказал, что раньше грибы срывали и ели, и Тихона это рассмешило. Незаметно они разговорились, потом постепенно перешли от пищи к войне, и Тихон дал принципиальное согласие.
   Затем его навестили еще раз, это было совсем в другом месте, у Черного моря. Не выдержав соблазна, Тихон скинул одежду и разбежался, чтобы нырнуть, когда у самой воды вдруг споткнулся о ногу здоровенного мужика. Воспитатели, почуяв возможные неприятности, ринулись на подмогу, но мужчина объявил, что претензий не имеет, а когда все разошлись, между прочим спросил, не передумал ли Тихон насчет грибов. Вторая беседа оказалась более содержательной: ему объяснили условия вербовки и назначили примерную дату.
   Но никто так и не сказал Тихону, что от него потребуется.
   — Иди за мной, — велел лейтенант. — Меня зовут Игорем.
   — А я Тихон.
   — Я знаю, — сухо ответил он. — Со всеми вопросами, пожеланиями, капризами обращаться только ко мне, ясно? Я буду тебе вроде няньки, — Игорь говорил быстро и раздраженно. — Ты в Школе самый молодой, но на льготы не рассчитывай. С твоими соплями здесь никто возиться не станет.
   — Да я и не...
   — Дальше, — жестко оборвал его лейтенант. — Кто ты и откуда — забудь. И к другим с этими вопросами не лезь. Разрешаю спросить только один раз. Давай, спроси меня, кто я такой.
   — Кто ты такой? — послушно повторил Тихон.
   — Игорь, в Школе с две тысячи двести четырнадцатого, звание лейтенанта получил в две тысячи двести семнадцатом. Вот так, курсант, это вся моя биография. А у тебя и того нет. Ясно?
   — Ясно...
   Они подошли к низкому своду, за которым начинался бесконечно запутанный тоннель. Через каждую сотню шагов его пересекал точно такой же коридор с пепельными стенами и закругленным потолком. Опасаясь заблудиться, Тихон постоянно оборачивался, однако это еще больше сбивало с толку: во все стороны расходились одинаковые серые кварталы. На полу попадались широкие красные стрелки с белыми цифрами, но что они означали, понять было невозможно.
   — Система простая, — сказал лейтенант. — Первое число — собственный номер прохода, второе — номер прохода, с которым он пересечется. Стрелки показывают направление от меньшего к большему. Четные проходы перпендикулярны нечетным. Всего их по сорок пять. Ну, где мы сейчас?
   Тихон дошел до следующей отметки и прочитал:
   "43-68”. Просто четыре цифры, ничего более.
   — Идем по сорок третьему проходу, сейчас пересечемся с шестьдесят восьмым, — заунывно объяснил Игорь. — Раз движемся по стрелке, то следующий перекресток будет... с каким?
   — С семидесятым, — неуверенно ответил Тихон.
   — А что будет написано после него?
   — Сорок три — семьдесят два.
   — А после?
   — Сорок три — семьдесят четыре. А после девяностого?
   — Упрешься в стену, — отозвался Игорь.
   — Так мы под землей? На Аранте или где? Офицер замедлил шаг и выразительно посмотрел на Тихона.
   — Тебе что, не сказали? Место расположения Школы знают человек пять, а может, и меньше. Остальным известно только то, что она находится внутри блуждающей планеты.
   — Кто мне мог это сказать... На Земле и о войне-то ничего не слышали.
   — Серьезно? До сих пор? — удивился Игорь. — Вот стадо!
   Он остановился у стрелки “43-74” и показал на дверь.
   — Жить будешь здесь. Панель в центре — сканер.
   Кроме тебя и меня, в твой кубрик никто не войдет. Дотронься.
   Тихон прикоснулся к поперечной перекладине, и створка быстро ушла в потолок. Квадратная комната без окон напоминала промышленную тару. Узкая кровать в центре подчеркивала пустоту помещения и делала его еще более нежилым. Тихон вошел в кубрик и осмотрелся. Комната ему понравилась — главным образом тем, что была рассчитана на одну персону. В левой стене он увидел несколько шкафов, маленький белый экран, утилизатор и встроенную печь. Значит, питаться в компании жующих морд тоже не придется.
   На кровати Тихон нашел сложенную конвертиком форму. Не удержавшись, он развернул ее и приложил к себе. Аксельбанта на рубахе, естественно, не было — не было ни погон, ни даже дохленького шеврона, только на груди, над левым карманом, светилось желтое тиснение: “43-74”.
   — Старые тряпки бросишь в мусорник, — распорядился Игорь. — Потом помоешься. Санблок в том углу. Встанешь на ступеньку — откроется. Поешь и отдыхай. Когда проснешься, явишься в кубрик тридцать девять — восемнадцать. Запомнил?
   — Во сколько явиться?
   — Ты не проспишь, — заверил Игорь. — Да, вот на будущее: повышенное внимание к женскому полу в Школе не приветствуется. С зовом природы справляйся сам. Научить?
   — Владеешь в совершенстве? — не выдержал Тихон. Лейтенант озадаченно поморгал и вдруг рассмеялся.
   — Сублимация, курсант. Это не совсем то, что ты подумал. Но так тоже можно.
   Он вышел в коридор, и створка двери тут же опустилась. Тихон в точности выполнил указания Игоря: разделся, запихнул гражданскую одежду в лоток утилизатора, постоял под горячим диагональным душем, затем вернулся в комнату — называть ее странным словом “кубрик” пока не поворачивался язык — и заказал ужин. Впервые он ел не то, что рекомендовали в Лагере, а то, что выбрал сам: огромную порцию баранины и черешню. Тихон догадывался, что это не очень полезно для желудка, но забота о здоровье ему показалась смешной.
   Всякие слюнтяи вроде Филиппа стараются дожить до ста пятидесяти и даже не подозревают, что на окраинах Конфедерации гибнут целые колонии. Как Ассамблея умудряется это скрывать? Почему добровольцев набирают скрытно? Карл вырастит его клона и подбросит к Лагерю. Воспитатели найдут кусок мяса, похожий на Тихона, и, сделав скорбные лица, закопают в землю. Или торжественно объявят, что он прервал курс начального воспитания. Да, прервал. Кто-то чувствует себя взрослым после первой неуклюжей случки с девушкой из старшего отряда, кто-то, как Тихон, понимает, что это еще не повод для гордости. Алена и все ее подруги, вместе взятые, не стоят того, чем он теперь занимается. Пусть продолжают плескаться в красивых озерах с гладким искусственным дном. Тихон решил себя посвятить единственному настоящему делу — войне. Он присоединился к тем, кто...