— Клиньями пойдут. Лобового не получится.
   — Сама вижу. Предлагаю встать под деревьями, спиной к спине, так дольше продержимся. А, ты уже...
   Зенон несся по лугу с восторгом вырвавшегося из больницы ребенка. Чаща, у которой ждала Марта, приближалась со скоростью не менее двухсот. О лютиках-ромашках речи не было: траки перемалывали цветы в кашу и оставляли позади широкие черные борозды. Порыв ностальгии незаметно прошел, на смену ему явилось нечто более важное и весомое: боевая задача.
   Два звена образовали короткие дуги примерно в километре от леса и с ходу, едва рассредоточившись, пошли в атаку.
   В настоящем сражении конкуры вряд ли могли позволить себе такую роскошь: шестьдесят шесть броневиков против пары танков, но Егор, видно, решил не скупиться.
   — Тихон, мы уже герои! — задорно крикнула Марта. — Сколько гадов на себя вызвали!
   От ее танка протянулись пунктирные линии, и в левом ряду засверкали оранжевые разрывы. Не желая отставать, Тихон открыл шквальный огонь из всех орудий. Толстые голубые канаты, выпростанные большими пушками, он старался направлять так, чтобы поразить сразу две машины. Ему приходилось держать в голове около десяти целей, но это почему-то было совсем нетрудно.
   Третья группа промчалась почти вплотную к танкам — стальная шкура Тихона зазвенела от мелких, но глубоких укусов.
   Выстрелом он зацепил колесо предпоследней блохи, и она, клюнув, воткнулась в землю. Следовавшая за ней вильнула в сторону, но слишком поздно, и машины, сминая друг друга, слиплись в большой рваный ком.
   За спиной с треском рухнуло высокое дерево. Крона вылетела вперед и еще долго раскачивалась, осыпая землю иголками.
   Двадцать броневиков сделали круг и присоединились к редеющему фронту. Тихон и Марта синхронно исторгли по четыре ветвистых струи, и ни одна из них не прошла мимо — восемь блох распались на куски и покатились, брызгая горящими внутренностями.
   — Браво, — сдержанно похвалил лейтенант.
   Чем ближе подбирались броневики, тем ощутимее становились уколы от их ускорителей. Зенон неистово маневрировал, поэтому больших отверстий в их танке пока не насверлили, но маленьких было великое множество. Тихон уже перестал видеть довольно широкий сектор — частицы ртути перебили несколько нервов, идущих от объективов к командному блоку. Вертеть башней времени не было, поэтому все, что находилось сзади, он воспринимал лишь в радиодиапазоне — спасибо, локатор еще кое-как работал.
   С Мартой связи не было — капитан любил, чтоб задание выполнялось с надрывом, — но Тихон и без этого знал, что дела у нее неважные: из шести разрядников стреляли только два, да и то не всегда удачно.
   Оставшиеся пятнадцать блох продолжали наступать, планомерно превращая Тихона в худую жестянку. Очередной выстрел повредил накопитель, и малые орудия замолчали.
   Десять блох. Радар выскользнул из сознания, будто его там и не было. Выключился еще один зрительный сектор, и Тихон окончательно окосел. Появилось новое тревожное предчувствие: конкуры кромсали броню.
   — Зенон! Двигайся!
   — Все, траков нет.
   Жиденький залп — две машины в огне. Марта плюнула в ближнюю блоху слабо светящимся сгустком — и не попала. Дальше на нее рассчитывать нельзя.
   Еще выстрел — еще две машины. Нет, в одиночку не справиться. Шесть блох, и его уже почти распилили. У Тихона возникло непреодолимое желание посмотреть, что происходит с Мартой, и он, теряя последние секунды, обернулся. На этом механизм заклинило, и Тихон потерял возможность видеть своих врагов.
   Корпус Марты покрывала оспа мелких раковин. Башни пересекали бесчисленные шрамы, а одно из главных орудий было срезано по длинной диагонали.
   — Пора заканчивать, — сказал лейтенант. — Отлипайте.
   Тихон не понял, кого Игорь имеет в виду, — оба экипажа или его с Зеноном. Чтобы подать хоть какой-то знак, он шевельнул пушками. Марта ответила тем же. Она все еще находилась в танке, и Тихон этому обрадовался. Теперь он мог осуществить то, что задумал в самом начале. Ведь не из тактических же соображений он приказал Зенону гнать к лесу. Совсем из других.
   Тихон впился взглядом в поверженную Марту — чтобы налюбоваться на ее гибель, ему не хватило бы и вечности. Он дождался, пока ртутная игла не достигнет самого сердца, и тяжело выдохнул в сторону Марты. И, уже угасая и погружаясь в холодный мрак, удовлетворенно отметил, что сжег обидчицу дотла.
   — Опять ты со своими фокусами?! — разъяренно крикнула она, выбираясь из капсулы. — Игорь, он же бешеный! Тебе что, идиот, КБ разрушили?
   — Не успела, да? — осклабился Тихон. — Ничего, в следующий раз наверстаешь.
   — Так, заткнулись! — велел лейтенант, поднимая руки. — Воевали отлично, всеми доволен, а теперь вон отсюда. И учтите: за драку у нас полагается пять баллов.
   Марта тряхнула волосами и выскочила в коридор. Филипп, как теленок, поплелся за ней.
   — Еще что-нибудь подобное повторится — вернешься домой, — улыбаясь, пригрозил Игорь. — Своих убивать нехорошо, ясно, курсант?
   — Даже мертвых?
   — Свободен, говорю.
   — Мне понравилось, — поделился Зенон, выходя из класса. — Я про блох. У меня вот не получается. Наверное, придется служить водителем.
   — Тебе не позволят, — успокоил Тихон, прибавляя шаг.
   Зенон был ему симпатичен, но не настолько, чтобы ради знакомства жертвовать сном.
   Есть Тихон не хотел. Как только печь согласилась выполнять любые заказы, интерес к еде пропал, а потребность организма в калориях из-за лежачего образа жизни была мизерной. Лишь мягкое и вкусное слово “вотка” кормилица по-прежнему игнорировала, издевательски поднося то чай, то взбитые сливки.
   Тихон поплескался в санблоке и, обсохнув под обжигающим горячим ветром, стер с зеркала остатки пара. За прозрачной границей начиналась точно такая же комната, отделанная под розовый камень, и в этой второй комнате кто-то стоял.
   Светлая шевелюра отросла неимоверно, но поскольку привычки расчесываться Тихон так и не приобрел, волосы свалялись в космы и лежали кое-как. Иногда они сползали на лоб, и тогда он нервным движением закидывал их куда-то назад, не слишком беспокоясь, как они там устроятся.
   Фигура, и прежде далеко не атлетическая, стала приобретать какие-то стариковские пропорции. Ноги удлинились, и на них четко выделились коленные суставы. Руки тоже похудели. Если раньше Тихон все же мог найти у себя жилку, названную в анатомическом справочнике бицепсом, то сейчас она и вовсе растворилась. Под кожей прощупывалась мягкая масса невостребованных мышц, болтающаяся вокруг тонкой кости. Лесенки ребер нисходили в плавную впадину — Тихон отметил, что скромное брюшко ему бы не помешало, по крайней мере, тело не было бы таким извилистым.
   Он переместил взгляд еще ниже, под отсутствующий живот, и некоторое время постоял, оценивая отражение. Здесь все было в порядке. Общий физический упадок не коснулся только двух вещей, в том числе — лица.
   Разыскав на полках шлем-парикмахер, он состриг волосы почти под корень, так, чтобы едва отличаться от сверкающего Филиппа. Затем, напевая что-то из прошлого века, Тихон вернулся в комнату и потребовал запеченного поросенка. И заставил себя его съесть. Всего.
   Не успел он, осатаневший от обилия жирной пищи, заснуть, как раздался вызов в класс. На сборы и дорогу ему отвели самый минимум, и Тихон встревоженно бросился к ботинкам.
   Марта жила ровно между его кубриком и классом, и он свернул раньше времени. Тихону показалось крайне важным проверить, вызвал Игорь его одного или всю группу.
   На стрелке “62” лежал прямоугольник желтоватого света — комната Марты была почему-то незаперта. Борясь с мнимой порядочностью, Тихон прижался к стене и сделал несколько маленьких шажков, пока ухо не приблизилось к открытому проему. Он вообразил бесстыдную картину совокупления Марты и Филиппа и невольно дорисовал к ним третьего — себя. Любопытство смешалось с возбуждением, и он вдруг испугался, что его застанут врасплох. Отшатнувшись от створа, он уже собрался бежать в класс, как вдруг расслышал приглушенный плач.
   Это была она. Кроме того, что в кубрике Марты вряд ли станет реветь какая-то другая женщина, он узнал ее голос. И ее вздохи. Марта плакала очень тихо, осторожно всхлипывая и без умолку пришептывая. Можно было подумать, что это обычные бабьи причуды, если б не створ, который она забыла опустить.
   Тихон немного постоял и, будто это что-то значило, будто кто-то за его спиной мог это прочитать, медленно вывел пальцем на матовой поверхности: “ПЛАЧЬ, СУКА”.
   — Ты опоздал! — возмущенно произнес лейтенант. — Они на тебя рассчитывали, ясно?
   Тихон дико осмотрелся — семь пустых капсул. Капитан нервно гладил закругленный бортик пульта и вдруг, не выдержав, вскочил.
   — Быстрее, ну! Упустим же!
   — В кабину! — приказал Игорь. — Продержишься три минуты — получишь приз, — добавил он, судорожно подталкивая Тихона в задницу.
   — Что случилось-то?
   — Сам увидишь, — сказал Игорь и, уже захлопывая крышку, бросил. — Это не полигон.
   Шар — тяжесть — холод — клубника. Тьфу...
   Взрыв слева разнес, скалу вдребезги. “Нет, не вдребезги — в пыль”, — отстраненно уточнил Тихон, уворачиваясь от шквала осколков. На мгновение воздух превратился в серую муть. Губчатая структура, высокое содержание извести, зачем-то отметил Тихон. “Откуда я знаю про известь? А черт ее...”
   Из мглы вынырнули две ракеты. Тихон подавил желание спрятаться за треснувший валун и принялся исполнять дурацкую пляску: влево — вправо, влево — вправо. Когда дистанция сократилась до ста метров, он остановился посередине и резко бросился вперед. Глубокие ямы, вырытые траками, вздыбились фонтанами черного шлака.
   Радар показал новый залп — птахи вертелись вокруг невидимой оси, и угадать, какая из них долетит первой, было невозможно. “Умные, твари”, — азартно подумал Тихон. Он заехал под огромный камень и за секунду до взрыва сделал рывок назад. Две ракеты воткнулись в обломок скалы, третья обогнула его сверху и выдрала за ним полтонны грунта.
   Тихон тут же нырнул в воронку и завертелся на месте, зарываясь в мягкую почву. Песок и комья глины обрушились гулким дождем, засыпая его по самую башню. Если на поверхности что и осталось, так это невзрачный холмик. Ну, родные, не станете же вы палить по куче земли!
   Беспокойно пискнув, напомнил о себе радар. Тихон попытался сосчитать машины конкуров — около двадцати единиц, и это без тех слонов, что уже показались в пределе видимости. “Слоны не волнуют, — пронеслась спасительная мысль. Ему нужно продержаться только три минуты. — Постой, почему так мало? Война за три минуты не кончится!”
   Двадцать три легких броневика и одиннадцать мобильных крепостей, доложил радар. Ладно. Он аккуратно повращал объективом и, отвалив мешавший камешек в сторону, включил оптику. Осязать мир локатором было непривычно и уж больно тоскливо.
   Обследовав местность, Тихон впал в короткое оцепенение — вокруг стояли десятки танков и утюгов “УТ-9”, но все они были неподвижны. Приглядевшись, он заметил, что машины покалечены. Некоторые были иссечены порезами от электромагнитных ружей, из других вылезали нераспустившиеся бутоны взорванной обшивки. На маленькой площади сконцентрировалось огромное количество земной техники, но имя этой металлической массе было — кладбище.
   Убедившись, что чужой взгляд-пеленг отсутствует, Тихон медленно повернул малую башню на девятнадцать градусов. Только бы грунт не осыпался. Затем проверил расстояние до ближайшего слона — далековато, но если длинной-предлинной очередью, то можно и прожечь.
   Тихон знал, что ему не выбраться. Вон, по земле уже скачут нетерпеливые радуги широкоспектрального поиска. Пока они ищут только обломки, не догадываются, гады, что он жив-здоров, но скоро кому-нибудь придет в голову прощупать воронку, и тогда — не плачь, Марта, будь счастлива с Филиппом.
   Тихон смирился с тем, что жизнь подходит к концу, но, как ни странно, особо не расстроился. Он подкорректировал прицел и снова обратился к радару. Лить слезу и произносить скорбную речь не хотелось, а хотелось только одного: залепить вон тому слону долгой голубой струёй в наиболее уязвимое место, аккурат под главное орудие. В принципе он давно всех простил, но загнуться в одиночку не позволяла гордость.
   Он обождал еще немного и, уловив стальной шкурой холодок инфракрасного внимания, сделал сильный выдох. Ничего.
   — Действуй, — сказал лейтенант где-то в дальних извилинах. — Переключаю на стрелка.
   Тихон почувствовал, как наливается силой накопитель, как радостно гудят, предвкушая хороший удар, пушки. “Да это же эрекция, — обалдел он. — Самая на-, стоящая! Где ты, Марта?”
   Он последний раз сверил прицел, но радар уже празднично мигал роем выпущенных по нему ракет. Тихон кинул на разрядник все, что имелось в наличии, и в это мгновение стая голодных пираний порвала стальную плоть на части. Он испытал что-то вроде полета — возможно, это возносилась душа машины, и его по ошибке втянуло в маленький невидимый смерч.
   Тихон лежал в кабине. Ни разбитой скалы, ни обреченного слона — лишь невесомый датчик на лбу и загадочное лицо Игоря над капсулой.
   — Поздновато мы с пушкой, — сказал Тихон.
   — Ты серьезно ее чувствовал? — недоверчиво спросил лейтенант.
   — Только выстрела не получилось.
   — Какой выстрел? Ты же был в субъекте водителя.
   — Известняк... — пробормотал Тихон. — Откуда я про него знаю? И на черта он мне сдался, этот известняк?
   — Резервная память. В ней огромная база данных. Обо всем на свете. Например, о том, где у слона самое слабое место. Я ведь тебя этому не учил.
   — Нормально, курсант, ты его продырявил! — радостно крикнул капитан, отворачиваясь от мониторов. — Игорь, иди, посмотри! А, все, нас уже отрубили.
   — Не впервой, — куражисто отозвался Тихон, спускаясь на пол.
   — Так ничего и не понял? — удивился лейтенант. Он задорно глянул на Егора и дружески хлопнул Тихона по шее. — С крещением тебя, дорогой. С боевым.
   — Это что, не полигон?
   — Егор, где он побывал?
   — На Тарме.
   Капитан развернул кресло и подчеркнуто буднично повторил:
   — Ты был на Тарме, курсант. В одной из вражеских колоний.
   — Конкуры догадываются, как мы воюем, — сказал Игорь. — Иногда они вычисляют сектор, в котором находится Пост, и наводят помехи. Операторы выдергиваются из машин, и если на соседних Постах оказываются свободные люди, то они берут управление на себя. Обычно их не хватает, операторы загружены под завязку. В таком случае пустые машины передаются Школам.
   — Все равно погибать, — весело закончил Егор.
   — Если б ты задержался подольше, то я бы влип сам. Грешно оставлять технику без присмотра.
   — И твой подвиг, дурья башка, достался бы ему, — заметил капитан.
   — А теперь серьезно. Что там было с пушками?
   — Да ничего, — растерялся Тихон. — Я забыл, что орудия для водителя недоступны.
   — Так, следи за мыслью. Человек забыл, что не умеет летать, и...
   — Но ты же сам меня переключил!
   — Это было потом, Тихон. Гораздо позже.
   — Отстань от него, — вступился Егор. — Он целого слона остановил, а ты ему вместо благодарности допрос.
   — Я просто хочу выяснить.
   — Что здесь происходит?
   В класс вошел крепкий мужчина с седой бородкой ежиком и длинным, как у колибри, носом. Тихон поискал взглядом знаки отличия и ошарашенно уставился на золотые эполеты. Незнакомец был вице-генералом, и, насколько Тихон помнил из курса современной политики, это приравнивалось к статусу депутата Ассамблеи.
   — Лейтенант, представь мне экипаж, участвовавший в десанте на Тарм.
   — Курсант Тихон, кубрик сорок три — семьдесят четыре, в Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, — отчеканил Игорь.
   — А где второй?
   — Второго не было, — доложил он, розовея от удовольствия. — Поскольку операция на Тарме все равно провалилась, я позволил себе...
   — Я не понял, кто уничтожил слона?
   — Курсант Тихон, переключенный с водителя на стрелка, — развел руками Игорь.
   Ты действительно много себе позволяешь. Сколько ты собираешься держать в курсантах такого профессионала?
   — Да я не... — скромно вякнул Тихон.
   — Сержант, от имени армии объявляю тебе благодарность.
   Тихон почувствовал, что должен ответить, но что именно, ему никто никогда не говорил. Он бросил вопросительный взгляд на Игоря — тот лишь гордо кивнул.
   Вернувшись в кубрик, Тихон обнаружил посылку. Бункер интерсвязи, который он мог использовать разве что для отправки Марте порции морковной пасты, призывно мигал индикатором. Поверх брюк, свернутая хитрым конвертиком, лежала черная рубаха с круглым шевроном. На нам были изображены две разноцветные планеты, а перед ними — серебряный меч с девизом “БЕЗ ЖАЛОСТИ К ВРАГУ”.
   Тихон сел на кровать и некоторое время смотрел на обнову, не решаясь ее развернуть.
   — Надевай, надевай, — сказал лейтенант. Он опять вошел незамеченным.
   Тихон опустил старую форму в утилизатор и торопливо накинул рубаху.
   — Ничего вид, — оценил Игорь. — Клубникой больше не воняет.
   — Можно вопрос? Я никак не соображу, почему не Егор тобой командует, а ты им.
   — Я тоже не командую. Мы с ним на равных.
   — Вот я и говорю. Он же капитан.
   — Капитан, — согласился Игорь. — Только не той службы. Он... ну, вроде техника. Хороший специалист, но обычный человек. Не может того, что можем мы с тобой. Это нестрашно, таких, как он, большинство. Ну, • пойдем, что ли.
   — Куда?
   — К платформе, сержант.
   Они вышли в коридор. Тихон по привычке потянулся к сканеру, но Игорь остановил его руку и провел по сенсорной панели маленькой пластинкой. Створ остался открытым.
   — Насчет приза, — спохватился Игорь. — Не нужно это тебе, но раз я обещал... Ты по-прежнему хочешь узнать о своих родственниках? Лучше, если б ты передумал.
   — А кары не будет? — пошутил Тихон. — На блины меня за это не раскатают?
   — Твоя мать служила... ладно, это неважно. По роду деятельности она жила то на Земле, то на Аранте.
   — Аранта? Значит, не бывает совпадений.
   — Еще у тебя были брат и сестра.
   — Младшие? — загорелся Тихон и только потом осознал, о чем говорит Игорь. — Были?!
   — Сестра отравилась. Там есть какой-то цветок, похож на съедобный, на самом деле ядовитый. Глупо. В наше-то время...
   — А что брат?
   — Аранта, Тихон, принадлежит конкурам. Твоя мать тоже была на Аранте.
   — Когда это случилось? — мучительно выговорил он. Аранта. Фиолетовая планета. Зачем она конкурам?. Там жили странные люди — они ходили прямо по траве и ели комнатные растения. Он знал всего двоих, их звали... Как их звали? Он не помнил. Это было так давно.
   На полу показалась стрелка “2”, и коридор вынырнул в огромный круглый зал. Игорь вел его прямо к платформе переноса.
   — Счастливо, сержант. Тебя ждут на Посту.
   — Так, сразу? Я думал, это будет... Он вдруг заметил, что на его рубахе нет номера кубрика, — только желтое тиснение “ТИХОН”.
   — Когда они захватили Аранту?
   — По-твоему — трое суток назад.
   — По-моему, — возразил Тихон, — это семьдесят два часа.
   Игорь собирался сказать что-то еще, но платформа окунулась в ослепительное сияние, и звуки пропали. Тихону незачем было слушать напутствие лейтенанта. Все, что нужно, он прочитал на своем шевроне.

ЧАСТЬ 2
ПРЕДЕЛ ПРОЧНОСТИ

   — Мое имя написано здесь, — высоколобый капитан с лицом литературного воспитателя ткнул себя в грудь и убедился, что новенький сержант проявил к бирке должное внимание.
   — Мое тоже, — сказал Тихон.
   — Любишь юмор?
   — Нет, представляюсь.
   Аркадий — так было указано на желтой табличке — озабоченно покрутил головой и, не удержав сухие губы, растянул их в улыбке.
   — Значит, познакомились.
   Он запустил длинные пальцы в карман и извлек оттуда футляр вроде тех, в которых девицы хранят всякий памятный мусор. Внутри оказался черный браслет без циферблата, кнопок и вообще каких-либо намеков на смысл его ношения.
   — Надень прямо сейчас и никогда не снимай. Капитан ревностно проследил за тем, как Тихон натягивает мягкий ремешок, и, повернув голову влево, сказал:
   — Дежурный, дай вызов для сто семнадцатого. Запястье кольнуло, и Тихон с непривычки отдернул руку.
   — Сто семнадцатый — это я, что ли?
   — Получив такой сигнал, ты обязан в течение пяти минут прибыть в операторскую. Независимо от того, где ты находишься и чем занят.
   — Это мне знакомо, — кивнул Тихон.
   — Ты не в Школе, сержант, — резко сказал Аркадий. — Раньше — пожалуйста, позже — ни-ни. Если задержишься, танк может погибнуть. Стоит он дорого, плюс доставка, но, как ты понимаешь, дело не в деньгах. Следуй за мной, по дороге поговорим.
   Станция переноса на Посту была совсем не такой, как в Школе. Там — большой зал с крутым, как в античной обсерватории, потолком, здесь — тесная комнатенка с близкими стенами, неважно оформленная и вообще какая-то заброшенная. От внешнего мира ее отделяла узкая, но неестественно толстая бронированная дверь на могучих петлях. Кроме двух наборных табло, на ней был штурвал и несколько других малопонятных приспособлений для ручного открывания. Когда Тихон перешагнул через широкий порог, капитан виртуозно набрал шифр, и дверь тяжело и медленно встала в проем.
   С “внешним миром” Тихон явно погорячился: от платформы переноса вел опрятный, но мрачный коридор, скорее даже тоннель. Света плафоны давали ровно столько, чтобы не наступить Аркадию на ногу. Никаких окон не было и в помине, и у Тихона появилось подозрение, что Пост, как и Школа, расположен в недрах безвестного космического тела.
   — Не стесняйся, ты у себя дома.
   — Я и не стесняюсь, просто не знаю, куда идти.
   — У тебя что, есть выбор? — с сарказмом спросил капитан.
   Выбора действительно не было, и Тихон пошел на желтеющие в сумраке горизонтальные полосы. Передвигался он довольно медленно, и Аркадий, протиснувшись вперед, поманил его за собой.
   В отличие от Егора, он не напускал на себя фальшивой таинственности и не старался, как Игорь, с ходу завоевать авторитет. Искусственных барьеров капитан не
   Строил, но что-то Тихону подсказывало: панибратства он тоже не допустит.
   По мере приближения полосы приобрели объем и превратились в обычную металлическую лестницу. Ячеистые ступени вывели в неожиданно просторное помещение. Ворсистое покрытие нежно-зеленого цвета проглатывало шаги, и даже шуршание новой рубахи стекало куда-то вниз, становясь едва различимым.
   Фойе имело замысловато-не правильную форму строители Поста наверняка воспользовались готовой пещерой. Три дальних угла вытягивались свободными проходами, но, поскольку они расходились под разными углами, судить об их длине было сложно. После строгой квадратной геометрии Школы такая планировка казалась блажью безумного дизайнера.
   — Кубрики у нас на одного и на, двух человек, сказал Аркадий. — Ты какой предпочитаешь?
   — На одного, — сразу ответил Тихон.
   — Я так и знал. Эти все заняты.
   — А зачем тогда спрашивать?
   — Чтоб дать тебе возможность выбора, — усмехнулся капитан. — Ладно, будешь жить в двойном, но один. Места у нас хватает. Самовольно не переезжать, спать только у себя. Друзей-подруг, когда засидятся, гони в шею.
   — Ограничения в. общении есть? — осторожно осведомился Тихон.
   — Ты о чем?
   — Ну, я... про подруг.
   — Фу ты! Сержант, мы же взрослые люди. Сколько тебе лет?
   — Шест... — начал Тихон, но капитан так выразительно изогнул брови, что он моментально поправился. — В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года.
   — Вот именно. Только не в Школе, а на Посту. Остальное неважно. Пойдем, покажу тебе наши владения. Налево — личные кубрики, прямо — операторские, направо — общественные: комната здоровья, клуб и столовая. Но питаться можешь и у себя.,
   — А как здесь принято?
   — Делай так, как тебе удобнее, и ни под кого не подстраивайся.
   Аркадий свернул в правый коридор и приложил ладонь к стене. За поднявшимся створом блестело глянцем несколько тонус-кресел для наращивания мышечной массы. Все они пустовали, вероятно, крепкие тела на Посту были не в моде. Капитан завел его внутрь, и Тихон обнаружил, что комната гораздо больше, чем это представлялось снаружи: там, где заканчивались кресла, начиналась засыпанная песком площадка солярия, а еще дальше отсвечивал голубым прямоугольник бассейна.
   Подходя к клубу, Тихон уже приготовился, что там тоже никого не окажется, но ошибся. Трое человек за круглым столом по очереди кидали на зеленую поверхность пластинки с цифрами и рисунками, при этом их лица были такими суровыми, будто они решали проблему мирового значения.
   У стены, напротив огромного псевдокристаллического монитора, стоял длинный диван на магнитной подвеске. Глубоко провалившись в мякоть подушек, на нем увлеченно болтали две молодые девушки. Как и все присутствующие, они носили сержантские шевроны.
   У другого стола корпела чопорная пожилая дама, в которой Тихон не без радости узнал Анастасию. Она была увлечена тем же, что и трое мужчин, только не отодвигала пластинки на край, а выкладывала из них какую-то таблицу.
   В комнате играла приятная аритмичная музыка, пахло цветами и мокрой травой — вроде бы все располагало к расслаблению, однако отдых сержантов был чисто формальным: Тихон видел, как осторожны движения их рук, как внимательно операторы прислушиваются к черным браслетам.