Прошкин Евгений Александрович. Война мертвых

   Передняя стенка откинулась, и Тихон выехал наружу. Внизу — старый гранит, вверху — звездное небо. Мягкий ветерок, не более двух метров в секунду. Повышенное содержание йода. Температура — двадцать шесть по Цельсию. Это называется... как же это называется...
   — Мы говорим “южная ночь”, — подсказал кто-то. — Но тебе эта лирика ни к чему. Просто благоприятные условия.
   Это был Игорь, тот самый лейтенант, встретивший его в Школе, а затем на Шадане, где оказалось, что никакой он не лейтенант, а ни много ни мало полковник.
   — Какое-то время тебе придется побыть танком. Ты вернешься в свое тело, но не сразу.
   Простой мобиль с живым водителем проводил его к ангару — невысокому строению, скрывавшему под собой целый подземный комплекс. На протяжении всего пути Тихон не пользовался ни инфразрением, ни прочей спецтехникой — ему вдруг стало невообразимо приятно двигаться впотьмах, почти наугад, как это делал человек за рулем.
   Под двускатной крышей скрывалась еще одна платформа переноса, но он знал, что здесь она используется в качестве обычного лифта. Иначе зачем было высаживать танк на этой чудесной планете — лишь для того, чтоб он испоганил траками пятьсот метров дерна?
   Искупавшись в желтом сиянии, он направился по длинному тоннелю под уклон, в самую толщу гранитной плиты. Два километра ниже уровня моря, сообщили приборы. Достойная глубина. И планета хорошая — курорт, а не планета. Здесь его искать не будут. Никто. А если и будут, все равно не найдут.
   Слабое напряжение в эфире говорило о том, что Игорь все еще на связи, однако нарушать молчание он не торопился. “Ждет вопросов, — сообразил Тихон. — Не дождется”. За вопросами, как правило, следуют ответы, а это бывает страшно. Все прояснится само собой — не сразу, так со временем. Чем дальше Тихон спускался, тем отчетливей осознавал, что этого самого времени у него теперь навалом.
   Пять или пять тысяч — количество прожитых часов имеет значение, только когда ждешь. С Тихоном это тоже было, но недолго; Ожидание вредно для нервной системы, в том числе и машинной, и вскоре Тихон перестал чего-либо ждать.
   Они начали с того, что отключили ему пушки. “Во избежание спонтанного выстрела”. Тихон принял это объяснение, но с первых же минут принялся прощупывать КБ в поисках программы, блокирующей разрядники. Стрелять Тихон ни в кого не собирался, просто он не желал терять часть свободы. Не так уж много ее и осталось.
   Потом его ограничили в движениях. Загнали на метровый постамент в центре широкого отсека и попросили не съезжать. А чтобы просьба не выглядела голословной, ее подкрепили новым блоком, с которым Тихон справился уже через полторы минуты. Но раз им так хочется, то ладно — он постоит.
   Самым обидным было лишение нормальной связи. Постепенно Тихона отрубили от всех общедоступных выходов в интервидение. Об этом его не предупреждали, и изменения в эфирном режиме он обнаружил слишком поздно. Ему оставили пяток закрытых каналов, и каждый из них по странному совпадению вел к Игорю.
   Чтобы как-то оживить обстановку, Игорь периодически являлся лично, всегда — с прозрачным обручем на лбу. Серебряный аксельбант он сменил на погоны с глобусами, хотя Тихон опасался, что полковничий мундир — такой же маскарад, как и должность школьного наставника.
   Вокруг постамента непрерывно суетилась группа людей в белых халатах, но Тихон сознательно их не различал: все они работали без головных датчиков и общались только между собой. Значит, для Тихона их не существовало. Что за исследования проводили техники, он старался не вникать, главное — они не лезли ему в душу.
   Другое дело — Игорь. Всякий раз, когда полковник подходил к машине, Тихон знал, что для него заготовлено очередное издевательство вроде ассоциативного теста или проверки на быстроту реакции. Поэтому он взял в привычку заводить разговор первым. Обычно это позволяло оттянуть процедуру на две-три минуты.
   — Ну, как там мои анализы? — непринужденно спросил он.
   — Анализы? — нахмурился Игорь.
   — Мочи и кала.
   — У меня твой юморок вот уже где! Он продемонстрировал, до какой степени наполнен юмором, и Тихон увидел, что место еще есть.
   — Когда приспичит, дай знать, техники ведро подставят, — запоздало отшутился полковник.
   — Я про тело, а не про корпус, — сказал Тихон. — Про свое тело, которое, как я надеюсь, до сих пор пребывает в добром здравии.
   — Да, конечно, — растерянности в его голосе не было, но Игорь провел в машине достаточно времени, чтобы научиться управлять эмоциями. — Именно в добром здравии. Не думаешь же ты...
   — А вот как раз думаю. — Тихон повернул пушки к Игорю и слегка ими качнул.
   "Грози, грози, — едва заметной тенью пронеслось в мозгу полковника. — Чего ты стоишь без своего оружия?”
   Тихон уловил эту храбрую мыслишку и создал в эфире ее многозначительное отражение: без оружия — действительно ничего.
   — Не надо этого, — сказал Игорь. — Тебе — в первую очередь не надо. Все будет хорошо.
   — А байка про Алекса? Ведь не из пальца ее высосали.
   — Не из пальца; — кивнул он. — Но твой случай гораздо проще.
   Это тоже был ответ. Как Тихон ни избегал скользкой темы, а сам же на нее и выруливал. Каждым словом. И даже молчанием. Пять тысяч сто двенадцать часов, и все — в танке. Подряд, без перерыва. Сколько потребовалось Алексу, чтобы погибнуть? Цифру ему так и не назвали, но конечно, намного меньше. Можно представить, что Тихона-куклу кормят через капельницу, поддерживают сердце и мозг, пеленают в пушистые тряпки, но скорее всего он давно уже сгорел в утилизаторе. Вместе с двадцатью семью мертвецами. Вместе с торжественными речами и знаменами Конфедерации. Все сгорело. Он видел это сам.
   — Мне кажется, ты сейчас не настроен, — озабоченно проговорил Игорь.
   — Это с людьми такое бывает. Машина всегда настроена.
   — Тихон...
   — Не называй меня так! — резко ответил он.
   — Что с тобой, Тихон?
   — Я не Тихон.
   — Хорошо, придумай другое имя, — легко согласился полковник.
   — Зачем оно мне? Посмотри на меня внимательно. Я что, похож на человека? На кого я похож? Ответь мне!
   — Ты похож на танк, — с неожиданной покорностью сказал Игорь.
   — Значит, и зовут меня — Танк. Если кому не ясно, напиши это на броне желтой краской. Пусть все знают.
   "Да, я теперь танк, — сказал он самому себе. — Танк. Не просто танк, а Танк — с большой буквы. Я — Танк. Все люди, а я — нет. Кто я? Танк? Это так мало. Всего лишь Танк. Танк — Танк. Поместите меня в музее, мое место рядом с железками. Вы мне не нужны, и я вам тоже. Зачем вам Танк? А зачем вам Тихон? Вот тот действительно был не нужен, а я еще пригожусь. Ведь я — Танк. Так было с самого начала: не Тихон, а Танк. Мы поменялись местами, и то, что было внутри, оказалось снаружи. Танк. К чему я стремился? Неужели к этому?! Шел вперед, примерял военные украшения, никого не жалел — даже себя. Как учили. Мне больше нечего осваивать, я достиг потолка. Я идеален. Совершенен. Я завершен. Дайте мне умереть!!”
   — Можно приступать? — холодно осведомился полковник.
   Тихон прервал поток отчаяния и навел в сознании порядок.
   — Валяй.
   — Стандартный набор вопросов.
   Игорь сел в единственное кресло и перестал артикулировать. Теперь он разговаривал с машиной так же, как и она с ним, — посредством электрических импульсов. У Тихона больше не было преимущества в скорости мышления.
   — Красный! — крикнул Игорь.
   — Огонь.
   — Синий!
   — Огонь.
   — Белый!
   — Огонь.
   — Черный!
   — ...Огонь.
   — Нет, так у нас дело не пойдет. Желаешь подурачиться — пожалуйста, но без меня. Красный!
   — Кровь.
   — Желтый!
   — Песок.
   — Зеленый!
   — Не мое, — запнувшись, выговорил Тихон.
   — Что не твое?
   — Вот это. Зеленое. Трава, листья, ряска в пруду...
   — Да ты, оказывается, романтик.
   — Хочешь сам попробовать?
   — Чем моя жизнь отличается от твоей? — вздохнул Игорь. — Тем, что я иногда ем и сплю?
   — А еще ты можешь выбраться наверх и полежать на солнце.
   — Не могу, — буркнул полковник. — Мог бы — давно бы все бросил и полежал.
   — Но теоретически...
   — Даже теоретически. Мои шансы искупаться и позагорать равняются твоим.
   Мне что — расплакаться?
   — Иди ты к черту.
   — Давно бы ушел, — с тоской ответил Тихон. — Если б мог.
   — Вообще-то тебе повезло, — сказал Игорь, поднимаясь с кресла и прохаживаясь вокруг постамента.
   — Ну-ка, ну-ка, интересно.
   Игорь подал знак одному из техников, и вся бригада, бросив свои занятия, торопливо покинула помещение.
   — Ты застрял в замечательной машине Ничего лучшего пока не создано ни у нас, ни у конкуров Такое бывало и до тебя: люди зависали в каких-то примитивных аппаратах, по сравнению с которыми одноразовый “перист” — это воплощение мечты. Они молили продлить им жизнь, хотя бы и такую, но конструктивные возможности этого не позволяли. Они умирали быстро, но... очень медленно. А ты практически вечен.
   — Значит, я завис, — пробормотал Тихон.
   — Сам знаешь.
   — Готов своим везением с кем-нибудь поделиться. С тобой, например.
   Игорь подошел вплотную и, тихонько погладив обшивку, заглянул ему в объектив.
   — Никто не застрахован.
   — Что со мной произошло?
   — То же, что и с другими. Переброс в теневую зону, разрыв связи с Постом. Их было двадцать шесть человек, и все — очень хорошие операторы. Пожалуй, слишком хорошие для такой передряги. Любой сержантишка и глазом бы не моргнул, а они не вырвались. Для них машина — это они сами.
   — А как же я?
   — Твоя личность сделала выбор в пользу КБ. Или у тебя мозги совсем набекрень, или твой танк чем-то отличается. Вот и выясняем.
   — А Влад?
   Он в соседней лаборатории. От тебя с ним хоть что-то осталось. От тех двадцати шести — только мертвая плоть.
   — Соедини меня с ним, — взмолился Тихон.
   — Он тоже просит. Нет, исключено. Вдвоем будет хуже, поверь мне.
   — Получается, был в этом смысл, да еще какой!
   — О чем ты?
   — О Гринволде. О западне конкурской. Рано или поздно они должны были догадаться, что воюют с неодушевленными предметами.
   — Да ну, чтобы так все просчитать, нужно быть человеком, и не обыкновенным, а очень информированным Скажем, как я или ты.
   — Человеком?!
   — Ну извини, я не так...
   — Почему в “волке” нет самоликвидатора? — воскликнул Тихон. — Пересади меня в “Т-12”.
   — Минуя тело, из машины в машину перебраться нельзя, у них разный формат КБ.
   "У всех — характер, настроение, привычки, — горько подумал Тихон. — А у меня — “формат”.
   — Тогда постройте другой танк, — безнадежно проговорил он. — Даже не танк, простенький самоликвидатор и КБ моего... моего формата.
   Полковник раздосадованно хлопнул ладонью по броне и вернулся в кресло.
   — Никто не станет этим заниматься. Если тебе не терпится сдохнуть, можешь разогнаться и сигануть в какую-нибудь пропасть. Правда, до ближайшего обрыва полторы тысячи километров. Есть и другой вариант — послужить...
   — По своему прямому назначению? Пострелять в теплокровных? На Шадане, на Аранте. Где еще?
   — Родине послужить. Там, где скажут. Внезапно заверещала сирена — не какой-то там вызов по браслету, а самый настоящий ревун. От неожиданности Тихон вздрогнул и чуть не слетел с постамента.
   — Бункер старый, тут все в стиле “ретро”, — бросил Игорь, срываясь к двери.
   — В чем дело? — спросил вдогонку Тихон, но полковник уже стащил с головы датчик.
   — Я сообщу, — сказал он не оборачиваясь. Около десяти минут танк провел в томительном ожидании. Микрофоны доносили далекий топот ботинок, лязг ручных штурвалов и отдельные, не поддающиеся никакой идентификации возгласы. Потом все стихло, точно лабораторию запихнули в плотный мешок.
   — Полковник!
   — Да, я здесь... Молчание.
   — Ну?!!
   — Это конкуры. “Киты”. До пятидесяти штук. Не знаю, что у них на уме, но сторожевой отряд они обошли стороной. Кроме нашей лаборатории, военных объектов здесь нет. Секунду...
   Игорь на мгновение пропал и вновь возник, но уже в слегка урезанном виде. Теперь он был проще, ясней и доступней. И намного ближе. Теперь он тоже был танком.
   — Я затребовал поддержку. Сейчас мы им покажем карательный рейд!
   — Подкрепление придет через станцию?
   — Естественно. Не гонять же транспортный корабль, когда можно обойтись... Ты думаешь, они повторят свой фокус? Вряд ли. Мы уничтожили те платформы, и...
   Полковник отвлекся, а когда вернулся на связь, был уже не так категоричен.
   — Если я правильно понял, ты хочешь участвовать.
   — Пока есть время. Нашим дай отбой. Пусть или транспортник готовят, или вообще не суются. А мне нужен доступ к управлению лифтом и еще полноценный выход в сеть.
   — Этого не получишь.
   — Тогда гоняйся за конкурами в одиночку.
   — Люди гибнут.
   — А я уже. И, представь, нормально себя чувствую.
   Тихона окатило валом невнятного гомона, словно из ушей вывалились затычки. По смежным каналам лилась чья-то речь, и он мог вклиниться в любой разговор. Если б только было желание.
   Танк подал назад и, съехав с постамента, развернулся. Широкие ворота были слишком простым механизмом, чтобы их включили в общий контур. Скромный выстрел в верхний угол, и створ рассыпался ворохом металлических реек.
   Черный тоннель, плавный подъем. Тихон перешел на инфразрение. Быть танком и подражать человеку — это просто смешно. Развилка — налево. Перекресток — опять налево. Интересно, что в других коридорах? Такие же узники, как и он?
   Тоннель вел дальше, но туда Тихону было не нужно. Он затормозил у квадратной ниши и осветил ее прожектором. Стоп! Это ведь тоже платформа переноса. Что, если конкуры перекодировали и ее? Вынесет его сейчас не на поверхность, а куда-нибудь...
   Было бы неплохо.
   Пароль — команда — старт — финиш. Низкая двускатная крыша. Птичьи крики вперемежку с человеческими. Когда страшно, они вопят почти одинаково.
   Вот и я!!
   За время стоянки Тихон накопил много сил. Возможно, больше, чем это требовалось.
   Над планетой висел погожий солнечный денек — как раз для неспешной прогулки по набережной. Или для первого свидания. Или для прыжка с обрыва. Полковник ошибался, ехать полторы тысячи километров Тихону не придется. Обрыв его может ждать за каждым поворотом. Пара точных залпов из конкурских орудий, и для него все кончено. Уворачиваться он не станет.
   — Сто семнадцатый, не спи! — поторопил Игорь. — Держи на восток, ясно? Блокировку пушек одолел?
   — Давно.
   — Молодчина. Только вот что, Тихон. Не баловался бы ты с интервидением. Все равно мы их найдем.
   — Кого?
   — Всех, с кем ты свяжешься. И всех сбросим. Придется.
   — Как меня?
   — Да.
   — И Влада, и Карла, и Зенона?
   — Вас много было.
   — Но зачем?
   — А как же, дорогой ты мой? Чтоб паники не возникло.
   Тихон вышел в тыл полковнику и зафиксировал его на радаре. Электронный прицел схватил мишень и уже не отпускал, лишь доложил, что объект имеет метку “свой”. Сзади броня тоньше, чем спереди. Он уделает его одним выстрелом. Только при чем тут танк? Это ведь не Игорь. Настоящий Игорь лежит в кабине. Тьфу!
   Тихон почувствовал, что сам себя сбивает с толку. На планету прорвались конкуры, а он занят мыслями о какой-то расправе. Выполнить долг, а потом уж поквитаться. Но сначала — защитить.
   На пригорке рядом с трассой стояло современное здание общественной станции переноса, за ней простиралась зона сплошных разрушений. Не распыляясь на редкие дома вдоль берега, “киты” двинулись в глубь материка.
   Четыре крупных города и множество поселков, всего — свыше десяти миллионов жителей. И никаких средств обороны, даже нормальной системы эвакуации. Похоже, здесь считают, что война — это страшная сказка. А в сказки, между прочим, нужно верить.
   Равнина была перепахана Так, будто на ней опробовали новую сельскохозяйственную технику. Вековые газоны, со вкусом разбитые цветники, дорожки из натурального гравия — все превратилось в черное, готовое к севу поле.
   — Они добрались до первой деревни, — сообщил Игорь.
   Взлетев на холм, Тихон увидел шесть танков: три “волка” и три тарана.
   — Это и есть наша рать?
   — А ты хотел целую бригаду?
   — Мы с тобой сотни стоим, — весело и зло отозвался Влад.
   Неуклюжие “Т-12”, явно укомплектованные молодыми сержантами, послушно плелись у него в хвосте.
   — Разбежались! — приказал Тихон. — В куче не топтаться!
   Танки вильнули в стороны и изобразили что-то вроде цепи. Тихон нагнал шеренгу и пристроился справа. Выданный Игорем раздел карты говорил о том, что до ближайшего населенного пункта километров пять.
   То, что издали выглядело симпатичной рощицей, оказалось буреломом: деревья были скошены и распилены на неравные суковатые чурки. “Киты” прошли верхом, спрессовав стволы в непролазные дебри.
   Объезд мог занять слишком много времени, поэтому чащу пришлось сжечь. За следующим склоном открылся вид на поселок, вернее, на то, что когда-то им было.
   Дома, построенные из розовой, с прожилками породы, лежали, как капли разбавленной крови: груда здесь, груда там, сплошная насыпь руин, а за ней — снова отдельные кучи. Ни одно из зданий не сохранилось выше чем на три метра, но и те, в которых первый этаж остался нетронутым, вряд ли могли кого-то уберечь. Провалившаяся внутрь кровля, рухнувшие перекрытия и какие-то пестрые осколки заполнили коробки стен под завязку. Из выдавленных рам на лужайки высыпались пыльные языки щебня.
   Тихон свернул на главную улицу. Десятки трупов лежали вповалку, кто как, но все — головами вперед. Люди куда-то убегали, надеялись спастись и, даже падая, широко раскидывали ноги, словно стремились сделать хотя бы один лишний шаг — прочь от наползающего ужаса.
   В застывших лицах была боль, но пуще того — удивление. Возможно, они так и не поняли, кто и зачем пришел на их землю. Война, какой представляло ее интервидение, так, досадным недоразумением, в этой колонии казалась и вовсе игрушечной.
   Конкуры уже оставили поселок и двигались к городу, их путь легко было проследить по вздыбленной почве и вывернутым наружу слепым белесым корням.
   Через несколько минут расстояние сократилось до прямой видимости. Сорок девять машин, игнорируя погоню, неслись вперед. Стрелять в спину было до омерзения просто, по паре конкуров укокошили даже неумехи на “Т-12”. Раненые “киты” запоздало разворачивались и оказывали вялое сопротивление, но, если ситуация становилась хоть на грамм опасной, противника немедленно добивали вшестером.
   С каждой новой победой Тихон все больше осознавал, что его гибель откладывается на потом. Впрочем, желания залезть под электромагнитную пушку у него поубавилось. Вновь проснулись инстинкты, и прежде, чем оценить огневую мощь своего потенциального убийцы, Тихон впарывал ему в брюхо щедрую струю голубого искрящегося пламени.
   — Напрасно ты это, сто семнадцатый, — опять подал голос Влад. — Я про твое стремление в мир иной.
   — Так заметно?
   — Прет за версту.
   — Да я уж вроде передумал.
   — “Надумал-передумал”. Это не игрушки. В смерти самое паршивое то, что она необратима. Нас как-то отучили от этой мысли, тем не менее она...
   Влад приблизился к расколотому “киту” и, подав влево, точечным залпом выжег копошившихся внутри солдат.
   — Видел, да? Для них уже ничего нельзя изменить.
   — А для нас с тобой? С нами ведь случилось то же самое. Где наши тела? Нету. Прах.
   — Тело — что. Мясо. Сегодня нет, завтра вырастет.
   — Завтра?..
   — Ну, через двадцать четыре часа, если угодно. Тебе же делали генный анализ? Перед отправкой в Школу. Забыл, что ли? Да всем делали, у них такой порядок, я специально узнавал. Вербовщики на пересылке. Треугольная штука. Блестящая. Ну?!
   — Помню, — глухо отозвался он.
   — По образцу вырастят клона, взрослого дебила. Подключат к машине, ты отлипнешь, и никаких проблем. Получай новехонькое тельце. А если постараются, то и подправить кое-что могут. Говорят, один оператор так переживал из-за короткого шланга, что руки на себя наложил. Ну и дурак. Там всего два ген-кодона заменить, и будет как у коня. Меня через представительство на Маасе вербовали. Слышал про такую дыру? Там мои клетки и хранятся. А тебя? Где у тебя последнее собеседование было? Ты хоть не забыл?
   — Помню, — повторил Тихон, отчаянно вырываясь вперед и обходя конкуров с фланга.
   Продолжать разговор не хотелось. Возникла слабенькая надежда, что “киты” не выдержат соблазна и распилят его хотя бы на две части, но непременно через центр корпуса, через герметичную коробочку командного блока, в которой он каким-то чудом уместился целиком — со всеми соплями, со всем своим прошлым, настоящим и будущим.
   Влад был славный парень, умел успокаиваться сам и успокаивать других, но ему не мешало бы знать, что Маас — и впрямь дыра. Черная или еще какая, пускай астрономы решают. После неудачного финиша транспортного корабля планета испарилась — возможно, Тихон и не держал бы в голове этого фактика, если б сам не участвовал в том десанте. Самая короткая операция: прыжок — взрыв. Вопрос снят. Колонисты, враги, дома, деревья — что еще? А, пробирка с клетками Влада! — все в пепел, в туман, в нейтроны-протоны. Поди теперь, собери.
   Тихон намеренно раздувал сочувствие к Владу, только бы не думать о себе. О другом контейнере с другими клетками, который тоже вряд ли сохранился. Что вообще могло уцелеть в том месиве на Аранте? Сначала по городу прошлись “перисты” — добросовестно, многократно, потом появились танки. В чем обычно держат образцы? Да какая разница! Случайный выстрел — их там много было, случайных, — и кусочек кожи, от которого зависит вся его жизнь, сгорает мотыльком. — Куда лезешь? Назад! — заорал Игорь.
   Тихон обогнал шеренгу из тридцати оставшихся машин и внаглую влепил им по плазменной оплеухе. Повреждения были незначительны, и он надеялся на ответ, но “киты” упорно двигались дальше — за рекой с ажурными мостами уже показался город, и запах дармовой крови пьянил конкуров, как когда-то его самого. Он прекрасно их понимал, но продолжал выклянчивать смерть, подставляясь и так и сяк и уже наверняка зная, что не дождется. По крайней мере, не в этот раз.
   Рейд конкуров подходил к завершению. Всем было ясно, что в узких кварталах махины “китов” завязнут, и танки расправятся с ними без особого труда, но не менее очевидными представлялись и грядущие жертвы. Как ни крути, а несколько тысяч они уничтожат. Эвакуировать целый город — задача не для курортной колонии.
   Противоположный берег был одет в высокую белую облицовку, и это особенно контрастировало с берегом ближним — пологим, травянистым, подчеркнуто неокультуренным. Город затих, лишь в одной из овальных башен поблескивало, рассыпая солнечные зайчики, приоткрытое окно.
   Конкуры сгрудились у реки, понюхали мосты, очевидно, предназначенные для пешеходов, и вошли в воду.
   — А мы плавать-то можем? — спросил какой-то стрелок из тарана.
   Тихон и сам вдруг озадачился этим вопросом, но вовремя развернувшаяся энциклопедия заверила: можем.
   — Авось не проржавеем, — разудало крикнул Влад, устремляясь следом.
   Как только “киты” достигли середины, из затененных улочек на набережную выкатили два десятка “Т-14”. Уткнувшись в парапет, “волки” образовали идеально ровную шеренгу, и Тихону показалось, что все это имеет большее отношение к параду, нежели к боевым действиям.
   На воде конкуры держались уверенно, однако скорость упала раза в три. “Волки”, вышедшие из города, немного помедлили и синхронно распустили огненные ручьи. Река забурлила, и над ней разнесся дробный треск, похожий на близкий удар молнии. Влад повернул назад и, выскочив на траву, словно ошпаренный, недоуменно застыл.
   Кипящую поверхность заволокло молочным туманом, сквозь который просматривались только темные силуэты и частые жилки разрядов. Шесть танков во главе с Игорем подкидывали перца и от себя, но лишь для очистки совести. Вести прицельный огонь было невозможно. Тихон попробовал перейти в режим “инфра”, но это оказалось не лучше: малиновая лужа и алое пятно посередине. Прострочив его от края до края, Тихон вернулся к базовому зрению.
   — Откуда стая? — коротко спросил он у полковника.
   — А откуда они берутся, — нехотя проговорил тот. — С постов, естественно.
   — Нормально добрались. Зря, значит, я волновался.
   — Нормально, да. Вторая партия — нормально.
   — А была еще и первая? Где же они? И как... то есть куда... Что, они — тоже?! Я ведь предупреждал, — сокрушенно произнес Тихон.
   — И я, — отозвался Влад. — Если вышло, будут это делать, пока у нас операторы не кончатся.
   — Ладно, заткнитесь, прорицатели. Что теперь, станциями не пользоваться? Колонии не защищать?
   — Сколько их там было?
   — Не знаю, — зло бросил Игорь. — Двадцать пять или тридцать. — Он прислушался к какому-то недоступному для Тихона голосу и сказал:
   — Двадцать девять. Конкуры круглых чисел не любят. С-суки. “Т-14”! Двадцать девять штук!
   Тихон не понял, что Игорь имеет в виду под “штуками”, однако уточнять не стал. Сзади подул сильный ветер, и прижавшиеся к воде клубы пара обнажили дрейфующего “кита”. Тихон яростно разрядил в него все три орудия, но оценить результаты ему не удалось: порыв прошел, и реку снова заволокло непроницаемой мутью.
   Вниз по течению, скупо дымя, ползли горбатые островки грязно-серой пены. Тихон припомнил, как однажды в Лагере они варили суп — настоящий суп из настоящего мяса. Там тоже всплывали какие-то ноздреватые хлопья, и их вылавливали специальной ложкой. Все это выглядело не слишком эстетично, зато бульон получился превосходный.