Страница:
северных рек, превращение Волги и Днепра в многокаскадные море-болота или
сооружения самых крупных АЭС около самых крупных городов; люди, вознесшиеся
на показухе, державшиеся посредством нее и более всего уважавшие в проектах
помпезную, масштабную, возвеличивающую их показуху. Они утвердили бы и
египетские пирамиды. Но сейчас Юрия Акимовича слушали те, кого все это
касалось непосредственно.
Частные решения в проекте командирам понравились, не могли не
понравиться. Бугаев приветствовал вихревой вход. Люся Малюта даже
зарумянилась, увидев, что координатор в Шаргороде будет выше всех:
правильно, только там ему и место! Но... по мере вникания складывалось общее
впечатление - и оно было таково: да, в далекой перспективе (до которой в
Шаре еще надо суметь дожить) проект действительно решает все проблемы
строительства, работы и жизни в НПВ; но в ближнем плане он куда больше
добавит проблем и дел, нежели решит.
- Все,- сказал Зискинд.- Прошу задавать вопросы. Сидевшие по сторонам
сотрудники его АКБ впились ожидающими взглядами в лица членов НТС. Однако
лица эти не выражали особого воодушевления.
- А что это у вас ВПП, взлетно-посадочная полоса аэродрома на крыше
вроде наклонена внутрь? - Командир вертолетчиков Иванов подошел к модели,
закинул руку, провел ею.- Или мне кажется?
- Нет, не кажется. С учетом кольцевой конфигурации и несколько
искривленного тяготения так и должно быть. Самолетам придется заходить на
посадку на вираже. И взлетать так же...- Зискинд выставил перед грудью
ладонь и, поворачиваясь, показал, как должны прибывать в Шаргород самолеты.
- Гм!..- сделал Иванов и вернулся на место. Поднялся Шурик Иерихонский
- долговязый длинноволосый брюнет с мрачноватым лицом. Он не был членом
совета, просто сейчас дежурил в координаторе и все слышал; а задавать
вопросы не возбранялось никому.
- Юрий Акимович,- забасил он,- если помните, я в свое время сочинил
диаграмму нашей башни в эквивалентных площадях, с учетом ускорения времени.
Получилась расширяющаяся труба, которой местный фольклор присвоил название
"иерихонской". Понимаете, понятие эквивалента применимо не только к
площадям. Ваши сто десять тысяч жителей Шаргорода при среднем ускорении
времени шестьсот равнозначны шестидесяти шести миллионам людей в земных
условиях, населению довольно крупной страны. Так ведь?
- Да,- кивнул главный архитектор. Иерихонский смотрел с вопросом, ждал,
не скажет ли Зискинд что-нибудь еще; не дождался, пожал плечами, сел.
- А... зачем? - подал голос Бугаев.- Зачем такой город в Шаре? Что там
будут делать сто десять тысяч людей, они же шестьдесят шесть миллионов в
эквиваленте?
- То же, что и нынче: исследовать, испытывать, разрабатывать. Общий
принцип: максимум информации в минимуме материала.
Многие выжидательно посматривали на Пеца и Корнева: в сущности, они
должны задать тон обсуждению. Но те оба молчали, потому что в умах и
главного инженера, и директора главенствовал один мотив: MB. Меняющаяся
Вселенная. Мимолетная, Мерцающая, Событийная... О ней, когда заказывали
проект, не знали. "И она игнорирована там,- думал Корнев.- Обыкновенно, как
во всех земных начинаниях, даже самых крупных, игнорируют космичность нашего
бытия. То, что мы на маленьком шарике-планете мотаемся вокруг горячей звезды
и мчим вместе с нею черт знает куда со страшной скоростью. Окажись вдруг,
что Земля плоская и стоит на трех китах, у земных архитекторов не изменилась
бы ни одна линия в чертежах. А у нас можно ли так?.."
Александру Ивановичу в общем-то, нравился проект. Он был созвучен его
натуре своим размахом, лихой экстраполяцией того, как можно раскочегарить
дела в Шаре на основе достигнутого. Он понял и то, что Зискинд рассказал, и
то, о чем тот предпочел умолчать. Но... в сущности, и от проекта, от
сегодняшнего доклада Корнев ждал-надеялся, что подскажется ему некая идея,
как лучше, глубже внедриться в MB, забрезжит что-то от увиденного и
услышанного, заискрит... Нет, ничего не забрезжило и не заискрило. Да,
разумеется, и на крыше Шаргорода была стартовая площадка с аэростатными
кабинами, станция зарядки баллонов, лебедки - странно, если бы этого не
было! Но все это не то, не то, не то!..
А Валерьян Вениаминович и вовсе чувствовал себя неловко, избегал
встречаться взглядом с Зискиндом. Ведь это он, если и не инициировал, то во
всяком случае понукал главного архитектора проекта Шаргорода - и чтоб на всю
катушку, на полный разворот возможностей. Более того, это он, Пец, в своей
"тронной речи" высказал великий тезис, что именно неоднородное
пространство-время нормально во Вселенной, а следовательно, и жизнь в нем.
Вот Юрий Акимович и разворачивает - в соответствии с его, Пеца, идеями и
понуканиями - картину нормального бытия в Шаргороде. Ну, ясно, что бросать
все и приниматься за реализацию проекта - невозможно в любых случаях; но
если до открытия MB можно было хоть рассматривать это как перспективу,
намечать пути перехода, то теперь... проект просто надо топить. Удушить
подушками. Хорошо еще, что он пока на бумаге, не в бетоне. Нельзя дать этой
"ереси" завладеть мыслями, пока не разобрались с MB.
"Не с MB,- поправил себя Валерьян Вениаминович,- а с местом в ней всех
наших работ и дел, нас самих. Как ни мало мы в нее пока проникли, но увидели
что-то такое... Как тогда Александр-то Иванович воскликнул: "Если все так
страшно просто, так ведь это же просто страшно!" А еще этот доклад
Любарского о турбуленции... Проект Зискинда всем хорош, кроме одного: он
построен - как и почти все в нашей жизни - на абсолютизации человеческой
выгоды, человеческого счастья. Что хорошо и выгодно людям, то хорошо вообще.
Вот с этим как раз и надо разобраться..."
- Максимум информации в минимуме материала...- повторил, поднимаясь с
блокнотом в руке, начплана Документгура.- То есть потребуются работники
высокой квалификации, так, Юрий Акимович? А я вот что прикинул. Пусть в
вашем Шаргороде половина - гости, командированные, а половина, так сказать,
долгожители. Контингент первых сменяется примерно трижды в сутки - и прежде,
чем снова забраться в Шар на полгода, люди эти хоть несколько дней проведут
на земле. Многие и вовсе не вернутся. Для долгожителей, как ни странно,
получается похоже: современный горожанин ежегодно покидает свой город на
несколько недель. То есть как бы люди ни были привязаны к Шаргороду и НПВ,
по земному счету они куда больше времени проживут не там. А это значит, что
для загрузки Шаргорода стотысячным населением надо иметь в штате несколько
миллионов работников высокой квалификации. Не объясните ли, где их взять? -
И он сел.
- И как доставлять в наши места ежесуточно от трехсот до четырехсот
тысяч человек? - снова включился Бугаев.- Да столько же вывозить? Нет, ввод
в башню у вас прекрасный и все это пропустит - но Катагань?! Ведь это, я
извиняюсь, побольше,, чем осиливает Москва посредством восьми вокзалов,
четырех мощнейших аэропортов и десятка автостанций. А, Юрий Акимович?
- Послушайте! - Зискинд начал терять терпение.- Я же говорил, что мы
исследовали и доказывали возможность. Ваши вопросы выходят за пределы
обсуждения проекта. В принципе, можно перепроектировать и Катагань.
- Ну, ясно,- сказала Люся,- товарищи нулевой месяц занимались в свое
удовольствие 'архитектурной фантастикой. Я так и предчувствовала.
- Нет, почему же, здесь есть выход, и я не понимаю, почему вы, Юра,
темните,- сказал Корнев.- Атомное горючее регенерируется, стоки и отходы
тоже... а демографические процессы в Шаргороде разве нельзя пустить на
замкнутый цикл? Есть родовспомогательное отделение, ясли, детсады, школы...
Нет проблем для организации техникумов и институтов - и при среднем
ускорении 600 те миллионы специалистов, которые волнуют нашего начплана,
можно наплодить, вырастить и обучить за земные месяцы..
- Ну, знаете, товарищи! - нервно воскликнул Альтер Абрамович.- Так мы
договоримся...
- И опять вопрос: куда потом эти миллионы деть? - не унимался
Документгура.- Как в те же несколько месяцев обеспечить их жильем и работой?
- Никуда не девать,- вел свое Корнев,- в Шаре идеальные условия
регуляции населения. Чем старше обитатели, тем их перемещать на жительство
выше, где жизнь летит все быстрее... И так до крематория при АЭС на крыше. С
выдачей пепла на оранжереи. Пятое поколение, десятое, ...надцатое - а далее
людям Шаргорода и вовсе покажется диким, ненужным появляться на земле, в
однородном мире, где все будто застыло, никакого движения мысли, где живы и
здоровы друзья и родичи их прапрапрапра... и так далее. - бабушек и дедов.
Какой интерес с ними общаться?! Ведь так, Юрий Акимович?
- В конкретных аспектах не совсем,- ответил главный архитектор.- Но в
целом... логика освоения НПВ неизбежно приводит нас к нужде в людях, для
которых Шар - нормальная среда обитания, а мир вне его пустыня. Уверен, что
вы, Александр Иванович, понимаете это не хуже меня.
- .Да нет, бодяга какая-то! - главприборист Буров замотал головой,
будто отгоняя мух.- Это же социально непредсказуемая ситуация. Они ведь
после десятого поколения, а то и раньше, станут на нас смотреть, как на
троглодитов!
- Н-да, действительно, Людмила Сергеевна, вы правы,- сказал начплана.-
Сады Семирамиды. Нулевой месяц работы АКБ! - Он взялся за голову.- Тут
распекаешь людей за потерянные часы...
- Это называется оторваться от жизни,- сказал Бугаев.- И людей за собой
повели, Юрий Акимович!
- Не я ли говорила вам, Валерьян Вениаминович,- торжествующе
повернулась к директору Люся,- что не следует так высоко помещать
архитекторов. Ведь это действительно не проектирование, а научное рвачество
какое-то: сотворить на чужих спинах роскошный проект - а там хоть трава не
расти!
Это уже был перебор. Сотрудники АКБ возмущенно зашумели. Зискинд
выпрямил спину, закинул голову, несколько секунд рассматривал собравшихся -
будто впервые увидел.
- Если угодно знать,- сказал он, чеканя звенящим голосом слова,- если
угодно знать, то данный проект сохранит свою непреходящую
научно-художественную ценность независимо от того, хватит ли у вас таланта
его понять и смелости и умения его реализовать! - Он дал знак помощникам
снимать листы, затем бросил в аудиторию последнее слово: - Дел-ляги!..
Юрий Акимович никогда не ругался, не умел, но интонации, - с какими он
произнес это слово, соответствовали, по крайней мере, трехэтажному мату.
Так тоже не следовало говорить. Теперь завелся и Корнев. Он встал,
держась за спинку стула:
- Юра, вы. считаете, что вы один у нас умеющий и любящий творить,- а
другие так, исполнители, на подхвате? Мы здесь все такие, каждый при своем
деле. Иные в Шаре и не удерживаются. И если дела у нас идут трудно, то не
из-за отсутствия творческой инициативы, а может, скорее, из-за ее избытка. И
еще из-за того, что вот такие, как вы, милый "катаганский Корбюзье",
считают, что их идеи должны немедленно подхватывать и реализовать другие.
Вам не кажется, что это не по-товарищески?
Затем и Пец поднял руку. Все стихли.
- Я согласен с Юрием Акимовичем, что проект Шаргорода будет иметь
непреходящую ценность, ибо он не только квалифицированно, но и талантливо
исполнен. Мне лично особенно понравилось решение ввода и въезда и, само
собой, регенеративный цикл, автономная энергетика. Думаю также, что все мы
должны быть благодарны разработчикам за то, что они показали нам полную и
далекую перспективу нормального развития работ в Шаре. Не знаю, как другие,
но я лично ее плохо представлял...- Он помолчал, взглянул на Бурова.- Лично
меня не очень пугает встреча' с представителями десятого или даже двадцатого
поколения шаргородцев. Во-первых, как вы знаете, среди нынешних тенденций
развития есть и идущие под девизом "Вперед, к троглодитам, вперед, к
обезьянам!" - у определенной части молодежи. Они могут проявиться и в Шаре,
так что это еще бабушка надвое сказала, кто на кого как будет смотреть.
(Оживление. Зискинд глядел на Валерьяна Вениаминовича с теплой надеждой).
Во-вторых, в любом случае интересно бы встретиться и поговорить. Но дело не
в том. Я подчеркнул, что это перспектива нормального развития: на основе
нынешнего уровня знаний, представлений и идей. Но все вы знаете, что такого
развития у нас ни одного дня здесь не было, нет и не предвидится - все время
новые открытия, факты и идеи отменяют, перечеркивают предшествующие им
проекты и начинания. И не только те, что на бумаге, но и воплощенные. А
сейчас, когда мы обнаружили над своими головами в Шаре Меняющуюся
Вселенную,- Пец указал рукой,- было бы крайне наивно полагать, что оттуда
ничего такого к нам не придет и не изменит...- Он снова помолчал, взглянул в
упор на Зискинда.- Так что, если бы у нас было два Шара, я был бы целиком
"за", чтобы в одном из них построить ваш Шаргород. Юрий Акимович. Но
поскольку он один, то связывать этим проектом - пусть даже усеченным! - себе
руки и головы, вкладывать в него силы и средства, лишать себя возможности
исследовать; маневра... это, поймите, нереально. Кроме того полагаю, вам
стоит подумать над упреками и недоумениями, которые здесь высказаны,-
независимо от формы их выражения.
Последний и, пожалуй, самый чувствительный удар нанес Зискинду пилот
Иванов. Когда совещание кончилось и все потянулись к выходу из координатора,
он встал возле модели, выставил перед грудью ладонь, повернулся вокруг оси,
изображая вираж, сделал губами: "Бжж-ж-ж..." - потом недоуменно поднял
богатырские плечи почти к ушам. Все так и покатились. Юрий Акимович не
произносил "Бжж-ж..." - просто показал; тем не менее именно это "Бжж-ж..." с
соответствующим жестом и поворотом долго потом служило предметом веселья в
Шаре.
Столь сокрушительного разгрома Зискинд не ждал и перенести не мог.
Самым неприятным было, что его не поняли и не поддержали Пец и Корнев, люди,
которых он ставил наравне с собой.
В последующие два дня Юрий Акимович развил бурную деятельность: побывал
на площадках, во всех бригадах монтажников и отделочников, разрешил - даже с
походцем на будущее - их вопросы, недоумения, претензии. Он вникал и в
другое: часами просиживал в кинозале лаборатории Любарского, где
прокручивали первые ленты о Меняющейся Вселенной, разок поднялся с
Варфоломеем Дормидонтовичем в аэростатной кабине, рассматривал в телескоп и
на экранах колышущуюся сизую муть, которая порождала, а затем вбирала в себя
галактические вихри и звездные фейерверки; прочел рукопись гипотезы
Любарского и долго ходил задумчивый. А утром 27 апреля явился к директору и
положил на стол заявление: "Ввиду расхождения во взглядах на развитие работ
в Шаре, из-за чего был отвергнут мой последний, самый серьезный проект, не
считаю возможным продолжать здесь работу. Прошу с 3 мая перевести меня на
прежнюю должность заместителя главного архитектора города Катагани. Письмо
главного архитектора с просьбой о переводе прилагаю".
Пец был неприятно поражен:
- Послушайте, Юра, это мальчишество. Поклевали вас на совете, вы и
обиделись.
- Это не мальчишество, и я не обиделся,- возразил тот.
- Так зачем уходить? Ваш проект не отвергнут начисто. Я ведь говорил,
что мне нравятся циклы регенерации, энергетика, вихревой ввод... Там куча
интересных решений, дойдет дело и до них, дайте срок!
- Не дойдет дело до них, Валерьян Вениаминович, не будете вы ни АЭС
наверху строить, ни зону реконструировать. И вообще, архитектор - во всяком
случае такой, как я,- вам теперь ни к чему.
- Это почему? - поднял брови Пец.
- Потому что... видите ли, я в самом деле, увлекшись проектом,
оторвался от нашей быстротекущей жизни, много проглядел, а теперь
наверстывал. Особенно мне хотелось понять, почему даже люди, напиравшие на
то, что жизнь в неоднородном пространстве-времени нормальна и естественна, а
обычная лишь частный случай ее... почему они отвернулись от проекта, который
это и выражал? Другие - ладно, но вы, Валерьян Вениаминович, вы!..- В голосе
архитектора на миг прорвалась долго сдерживаемая обида; но он овладел
собой.- Впрочем, все правильно. Это нам казалось, что мы осваиваем Шар для
ускоренных испытаний, исследований и разработок. На самом же деле мы
карабкались вверх, чтобы увидеть и понять эти...- Юрий Акимович мотнул
головой к потолку,- звезды-шутихи и галактики-шутихи. До проектов ли теперь!
Теперь башня лишь бетонная кочка, с которой можно, поднявшись на цыпочки,
заглядывать в MB. Кому важна форма кочки? Держит - и ладно. Предрекаю вам,
что скоро лаборатория MB подчинит себе все.
- Ну, это вряд ли - хотя новая, и особенно такая область исследований
потребует изрядно времени и сил. Но какие масштабы открываются, Юра. какие
перспективы! Вы ведь знакомы с нашей спецификой: наперед предсказать все
трудно, но... может и так повернуться, что Шаргорода вашего окажется мало.
- Это масштабы не для архитектора,- Зискинд встал.- А перспективы...
вам, конечно, виднее, Валерьян Вениаминович, советовать не дерзаю - но мне
от этих перспектив почему-то сильно не по себе.
И Корнев был поражен, узнав, что Зискинд увольняется, примчался в его
кабинет в АКБ:
- Юра, что вы затеяли, верить ли слухам? О другом я бы подумал, что
мало зашибает, стал бы совращать прибавками... но вы же человек идеи, я
знаю. В чем дело? Неужели выволочка на НТС так вас сразила?
- Александр Иванович, только не пытайтесь на меня влиять,- поднял руки
архитектор.- Вы правы, я человек идеи - и ухожу по идейным соображениям.
- Я и не пытаюсь, просто мне как-то грустно, тревожно:Юрий Зискинд,
один из основателей и столпов нашего дела, бросает его... Что же тогда
прочно в этом мире? Поделитесь вашими идейными соображениями - может, и я
проникнусь и уйду.
- Вы не уйдете, Саша, вам незачем уходить: все идет по-вашему.
- По-моему, вот как! А если бы шло не по-моему, я бы уволился?
- Александр Иванович,- Зискинд передвинул стул, сел напротив главного
инженера,- мы с вами одного поля ягоды: мастера дела, любители крупного
интересного дела, рыцари дела, можно сказать. Давайте напрямую: если бы
вашим занятием было проектирование и строительство, разве вы не сочинили бы
сверхпроект типа Шаргорода?
- М-м... не знаю.
- Не хотите согласиться, потому что ваше дело не проекты, а Шар и
башня: гнать все вверх, осваивать, подчинить своей мысли и воле как можно
больше. Валерьяна Вениаминовича судить не берусь, у него цель может быть
обширнее, с креном в познание,- но у вас, Саша, именно такая. И мой совет
(вы его не примете, но хоть запомните): не стремитесь туда, в ядро, в MB.
Гоните вовсю прикладные исследования, осваивайте Шар... но к мерцающим
галактикам вам лучше не соваться. Как и мне.
- Почему?!
- Да и потому... не знаю, смогу ли передать чувства, какие вчера
испытал, когда видел на экранах и в натуре эти светлячки - и вдруг понял,
что они такие миры, как и наш! - Юрий Акимович заволновался, говорил
сбивчиво.- И... чирк - и нет, растворился в темноте. Понимаете, это знание
не для нас!
- Вот тебе на! А для кого?
- Ну... может быть, для тех, из Шаргорода, из десятого поколения. А то
и из сто десятого.
- А нам что же, почву для них унавоживать? Нет, хватит. Они сидели друг
напротив друга - два южанина, два крепких парня, знающих и любящих жизнь.
- И эта гипотеза Любарского,- продолжал Зискинд,- жизнь, мир -
турбуленция, вихрение на потоке времени... и все?
- Юра, разве это первая гипотеза о происхождении миров?
- Нет, все прежние были не то: там через химию, излучения, поля,
частицы... сложно. И всегда оставалась приятная уму лазейка. что оно, может,
и правильно, но правильно в том смысле, чтобы выучить, сдать экзамен,
получать стипендию - а к жизни мало касаемо. Планеты и звезды одно, а мы,
люди,- совсем другое. А здесь выходит, что все одно: и галактики, и атомы, и
человек. Теперь ему не отвертеться.
- Ну, Юра, знаете!.. А надо отвертеться? Надо вилять, прятать голову в
песок от факта, что мы - материя, что мир наш конечен, смертен? По-моему,
это немужественно. И вы, получается, уходите... или, прямо сказать, даете
тягу - от возможного разоблачения иллюзий? Пусть серьезных, но ведь все-таки
заблуждений - так, Юра?
- Мне нравится моя жизнь, Саша,- помолчав, тихо сказал Зискинд,- такая,
как есть, со всеми ее иллюзиями. В этой жизни с иллюзиями я занимаю неплохое
место. И вы тоже. Неизвестно, каково это место на самом деле, в жизни без
иллюзий. И ваше - тоже. Вы напрасно храбритесь. Хотел бы ошибиться, но
боюсь, это знание больно вас ударит.
- Возможно, и ударит,- согласился Корнев.- Но альтернатива-то какая?
Дожить до пенсии, до хорошей пенсии, а потом ходить на рыбалку... и все?
Архитектор молчал.
Александр Иванович посидел еще несколько секунд, подоил нос, поднялся с
широкой американской улыбкой, в которой на этот раз не было веселья:
- Нет, Юрий Акимыч, видно, не одного мы поля ягоды. А жаль, очень жаль!
Но ему не было очень жаль.
Начкадрами настаивал перед директором, что по законам перевод Зискинда
можно оттянуть на недели, а с учетом его важного положения и на месяцы.
Но Валерьян Вениаминович вспомнил, как он выдворял из Шара
нежелательных работников, и посовестился. Насильно мил не будешь. Да и
чувствовал он в этой истории какую-то свою вину: не смог сопрячь одно с
другим, MB с Шаргородом, уступил обстоятельствам, стихии... дал слабину.
И два дня спустя Юрий Акимович покинул институт. На прощание он подарил
хорошую идею: есть Министерство строительных материалов и конструкций,
которое много отдало бы, чтобы узнать в течение года (а лучше бы раньше),
как их новые материалы и конструкции поведут себя в сооружениях лет через
двадцать - пятьдесят - сто... Корнев, услышав, чуть не подпрыгнул: и как
прежде не сообразил! Наилучшее решение строительных проблем: министерство не
только обеспечивает материалами и конструкциями, но и
специалистов-разработчиков пришлет, денег даст, если надо. "Юра, и теперь,
когда рутинные дела посредством вашей идеи будут решены, когда развяжутся
руки для творчества, вы?!" - "Александр Иванович, пусть они развяжутся у
кого-то другого",- ответил тот.
Толчея идей, толчея людей; кто-то приходит, кто-то уходит...
турбуленция.
Грешить, злодействовать, а равно и делать добро или совершать подвиги
надо без натуги. А если с натугой - то лучше не надо.
К. Прутков-инженер. Мысль No 77.
Войдя этим майским утром в приемную, Корнев заметил, как Нюся при виде
его быстро задвинула ящик стола и выпрямилась.
- Та-а-ак! - зловеще протянул Александр Иванович, приближаясь к
секретарше; та покраснела.- Читаем художественную литературу в рабочее
время. Ну-ка? Про любовь, конечно?
- И вовсе не художественную и не про любовь,- Нюся открыла ящик,
выложила книгу.- Не до любви.
- А!.. "Теория электронно-дырочного перехода в полупроводниках".
Понимаю, вы ведь у нас вечерница. Ну, это можно и не прятать, Нюсенька,
читайте открыто, разрешаю не в ущерб делам. Повышение квалификации
сотрудников надо поощрять. Когда экзамен?
- Сегодня.
- Кровавая штука эта "теория перехода", как же, помню. Дважды сам
срезался, пока сдал... а уж сколько я потом на ней невинных студенческих душ
загубил - и не счесть! - День только начинался, настроение у Корнева было
отличное, Нюся ему нравилась - он придвинул стул, сел возле.- Пользуйтесь
случаем, Нюсенька, лучшего консультанта вы в Шаре не сыщете. Над чем вы
корпели?
- Да вот...- Оживившаяся секретарша раскрыла учебник из закладке.- Это
электрическое поле в барьере - не пойму, откуда оно там берется без тока?
- А... ну, эго просто: по одну сторону барьера высокая концентрация
свободных электронов, по другую - "дырок". В своих зонах они электрически
уравновешены с ионами, поля нет. Но концентрация свободных носителей заряда
не может оборваться резко - вот они и проникают за барьер, диффундируют...
ну, вроде как запах, понимаете?-Нюся старательно тряхнула кудряшками.-А
проникнув, становятся скоплениями зарядов: электроны - отрицательного,
"дырки" - положительного. Между ними и поле... Здесь, главное, надо уметь
пользоваться этим соотношением,- главный инженер отчеркнул ногтем в книге
формулу "nX p--const",-означающем... что?
- Что произведение концентраций электронов и "дырок" в каждом участке
полупроводника постоянно,- отрапортовала та.
- Истинно. Из него все и вытекает...- Александр Иванович вдруг с особым
вниманием взглянул на это соотношение.- Похоже на соотношение Пеца, на его
закон сохранения материи-действия, скажите, пожалуйста!
- А почему это поле меняется от внешнего напряжения? - спросила Нюся.-
То расширяется, то сужается?
- Это не поле меняется, а барьер сопротивлений. Барьер! - Корнев поднял
палец.- Это запомните, Нюся, на этом часто горят. Когда к переходу приложено
напряжение в "прямом направлении", толщина барьера уменьшается, когда в
"обратном" - увеличивается, и весьма сильно... Постой, а ведь и в самом
деле,- он сбился с тона,- при одной полярности барьер растягивается от
напряжения, а при другой... уменьшается! Вот это да! Ой-ой! Как это я
раньше-то не усек?..- Он глядел на секретаршу расширившимися глазами.- Вон
она, идея-то! Где Вэ-Вэ?
- В координаторе,- Нюся смотрела на него с большим интересом.
- В координаторе...- в забытьи бормотал Корнев, поднимаясь со стула; он
побледнел.- И соотношения похожи. У нас ведь тоже барьер, переходный слой с
полями... Нюся, вы - гений!
Он взял голову секретарши в ладони, крепко чмокнул ее в губы, выбежал
сооружения самых крупных АЭС около самых крупных городов; люди, вознесшиеся
на показухе, державшиеся посредством нее и более всего уважавшие в проектах
помпезную, масштабную, возвеличивающую их показуху. Они утвердили бы и
египетские пирамиды. Но сейчас Юрия Акимовича слушали те, кого все это
касалось непосредственно.
Частные решения в проекте командирам понравились, не могли не
понравиться. Бугаев приветствовал вихревой вход. Люся Малюта даже
зарумянилась, увидев, что координатор в Шаргороде будет выше всех:
правильно, только там ему и место! Но... по мере вникания складывалось общее
впечатление - и оно было таково: да, в далекой перспективе (до которой в
Шаре еще надо суметь дожить) проект действительно решает все проблемы
строительства, работы и жизни в НПВ; но в ближнем плане он куда больше
добавит проблем и дел, нежели решит.
- Все,- сказал Зискинд.- Прошу задавать вопросы. Сидевшие по сторонам
сотрудники его АКБ впились ожидающими взглядами в лица членов НТС. Однако
лица эти не выражали особого воодушевления.
- А что это у вас ВПП, взлетно-посадочная полоса аэродрома на крыше
вроде наклонена внутрь? - Командир вертолетчиков Иванов подошел к модели,
закинул руку, провел ею.- Или мне кажется?
- Нет, не кажется. С учетом кольцевой конфигурации и несколько
искривленного тяготения так и должно быть. Самолетам придется заходить на
посадку на вираже. И взлетать так же...- Зискинд выставил перед грудью
ладонь и, поворачиваясь, показал, как должны прибывать в Шаргород самолеты.
- Гм!..- сделал Иванов и вернулся на место. Поднялся Шурик Иерихонский
- долговязый длинноволосый брюнет с мрачноватым лицом. Он не был членом
совета, просто сейчас дежурил в координаторе и все слышал; а задавать
вопросы не возбранялось никому.
- Юрий Акимович,- забасил он,- если помните, я в свое время сочинил
диаграмму нашей башни в эквивалентных площадях, с учетом ускорения времени.
Получилась расширяющаяся труба, которой местный фольклор присвоил название
"иерихонской". Понимаете, понятие эквивалента применимо не только к
площадям. Ваши сто десять тысяч жителей Шаргорода при среднем ускорении
времени шестьсот равнозначны шестидесяти шести миллионам людей в земных
условиях, населению довольно крупной страны. Так ведь?
- Да,- кивнул главный архитектор. Иерихонский смотрел с вопросом, ждал,
не скажет ли Зискинд что-нибудь еще; не дождался, пожал плечами, сел.
- А... зачем? - подал голос Бугаев.- Зачем такой город в Шаре? Что там
будут делать сто десять тысяч людей, они же шестьдесят шесть миллионов в
эквиваленте?
- То же, что и нынче: исследовать, испытывать, разрабатывать. Общий
принцип: максимум информации в минимуме материала.
Многие выжидательно посматривали на Пеца и Корнева: в сущности, они
должны задать тон обсуждению. Но те оба молчали, потому что в умах и
главного инженера, и директора главенствовал один мотив: MB. Меняющаяся
Вселенная. Мимолетная, Мерцающая, Событийная... О ней, когда заказывали
проект, не знали. "И она игнорирована там,- думал Корнев.- Обыкновенно, как
во всех земных начинаниях, даже самых крупных, игнорируют космичность нашего
бытия. То, что мы на маленьком шарике-планете мотаемся вокруг горячей звезды
и мчим вместе с нею черт знает куда со страшной скоростью. Окажись вдруг,
что Земля плоская и стоит на трех китах, у земных архитекторов не изменилась
бы ни одна линия в чертежах. А у нас можно ли так?.."
Александру Ивановичу в общем-то, нравился проект. Он был созвучен его
натуре своим размахом, лихой экстраполяцией того, как можно раскочегарить
дела в Шаре на основе достигнутого. Он понял и то, что Зискинд рассказал, и
то, о чем тот предпочел умолчать. Но... в сущности, и от проекта, от
сегодняшнего доклада Корнев ждал-надеялся, что подскажется ему некая идея,
как лучше, глубже внедриться в MB, забрезжит что-то от увиденного и
услышанного, заискрит... Нет, ничего не забрезжило и не заискрило. Да,
разумеется, и на крыше Шаргорода была стартовая площадка с аэростатными
кабинами, станция зарядки баллонов, лебедки - странно, если бы этого не
было! Но все это не то, не то, не то!..
А Валерьян Вениаминович и вовсе чувствовал себя неловко, избегал
встречаться взглядом с Зискиндом. Ведь это он, если и не инициировал, то во
всяком случае понукал главного архитектора проекта Шаргорода - и чтоб на всю
катушку, на полный разворот возможностей. Более того, это он, Пец, в своей
"тронной речи" высказал великий тезис, что именно неоднородное
пространство-время нормально во Вселенной, а следовательно, и жизнь в нем.
Вот Юрий Акимович и разворачивает - в соответствии с его, Пеца, идеями и
понуканиями - картину нормального бытия в Шаргороде. Ну, ясно, что бросать
все и приниматься за реализацию проекта - невозможно в любых случаях; но
если до открытия MB можно было хоть рассматривать это как перспективу,
намечать пути перехода, то теперь... проект просто надо топить. Удушить
подушками. Хорошо еще, что он пока на бумаге, не в бетоне. Нельзя дать этой
"ереси" завладеть мыслями, пока не разобрались с MB.
"Не с MB,- поправил себя Валерьян Вениаминович,- а с местом в ней всех
наших работ и дел, нас самих. Как ни мало мы в нее пока проникли, но увидели
что-то такое... Как тогда Александр-то Иванович воскликнул: "Если все так
страшно просто, так ведь это же просто страшно!" А еще этот доклад
Любарского о турбуленции... Проект Зискинда всем хорош, кроме одного: он
построен - как и почти все в нашей жизни - на абсолютизации человеческой
выгоды, человеческого счастья. Что хорошо и выгодно людям, то хорошо вообще.
Вот с этим как раз и надо разобраться..."
- Максимум информации в минимуме материала...- повторил, поднимаясь с
блокнотом в руке, начплана Документгура.- То есть потребуются работники
высокой квалификации, так, Юрий Акимович? А я вот что прикинул. Пусть в
вашем Шаргороде половина - гости, командированные, а половина, так сказать,
долгожители. Контингент первых сменяется примерно трижды в сутки - и прежде,
чем снова забраться в Шар на полгода, люди эти хоть несколько дней проведут
на земле. Многие и вовсе не вернутся. Для долгожителей, как ни странно,
получается похоже: современный горожанин ежегодно покидает свой город на
несколько недель. То есть как бы люди ни были привязаны к Шаргороду и НПВ,
по земному счету они куда больше времени проживут не там. А это значит, что
для загрузки Шаргорода стотысячным населением надо иметь в штате несколько
миллионов работников высокой квалификации. Не объясните ли, где их взять? -
И он сел.
- И как доставлять в наши места ежесуточно от трехсот до четырехсот
тысяч человек? - снова включился Бугаев.- Да столько же вывозить? Нет, ввод
в башню у вас прекрасный и все это пропустит - но Катагань?! Ведь это, я
извиняюсь, побольше,, чем осиливает Москва посредством восьми вокзалов,
четырех мощнейших аэропортов и десятка автостанций. А, Юрий Акимович?
- Послушайте! - Зискинд начал терять терпение.- Я же говорил, что мы
исследовали и доказывали возможность. Ваши вопросы выходят за пределы
обсуждения проекта. В принципе, можно перепроектировать и Катагань.
- Ну, ясно,- сказала Люся,- товарищи нулевой месяц занимались в свое
удовольствие 'архитектурной фантастикой. Я так и предчувствовала.
- Нет, почему же, здесь есть выход, и я не понимаю, почему вы, Юра,
темните,- сказал Корнев.- Атомное горючее регенерируется, стоки и отходы
тоже... а демографические процессы в Шаргороде разве нельзя пустить на
замкнутый цикл? Есть родовспомогательное отделение, ясли, детсады, школы...
Нет проблем для организации техникумов и институтов - и при среднем
ускорении 600 те миллионы специалистов, которые волнуют нашего начплана,
можно наплодить, вырастить и обучить за земные месяцы..
- Ну, знаете, товарищи! - нервно воскликнул Альтер Абрамович.- Так мы
договоримся...
- И опять вопрос: куда потом эти миллионы деть? - не унимался
Документгура.- Как в те же несколько месяцев обеспечить их жильем и работой?
- Никуда не девать,- вел свое Корнев,- в Шаре идеальные условия
регуляции населения. Чем старше обитатели, тем их перемещать на жительство
выше, где жизнь летит все быстрее... И так до крематория при АЭС на крыше. С
выдачей пепла на оранжереи. Пятое поколение, десятое, ...надцатое - а далее
людям Шаргорода и вовсе покажется диким, ненужным появляться на земле, в
однородном мире, где все будто застыло, никакого движения мысли, где живы и
здоровы друзья и родичи их прапрапрапра... и так далее. - бабушек и дедов.
Какой интерес с ними общаться?! Ведь так, Юрий Акимович?
- В конкретных аспектах не совсем,- ответил главный архитектор.- Но в
целом... логика освоения НПВ неизбежно приводит нас к нужде в людях, для
которых Шар - нормальная среда обитания, а мир вне его пустыня. Уверен, что
вы, Александр Иванович, понимаете это не хуже меня.
- .Да нет, бодяга какая-то! - главприборист Буров замотал головой,
будто отгоняя мух.- Это же социально непредсказуемая ситуация. Они ведь
после десятого поколения, а то и раньше, станут на нас смотреть, как на
троглодитов!
- Н-да, действительно, Людмила Сергеевна, вы правы,- сказал начплана.-
Сады Семирамиды. Нулевой месяц работы АКБ! - Он взялся за голову.- Тут
распекаешь людей за потерянные часы...
- Это называется оторваться от жизни,- сказал Бугаев.- И людей за собой
повели, Юрий Акимович!
- Не я ли говорила вам, Валерьян Вениаминович,- торжествующе
повернулась к директору Люся,- что не следует так высоко помещать
архитекторов. Ведь это действительно не проектирование, а научное рвачество
какое-то: сотворить на чужих спинах роскошный проект - а там хоть трава не
расти!
Это уже был перебор. Сотрудники АКБ возмущенно зашумели. Зискинд
выпрямил спину, закинул голову, несколько секунд рассматривал собравшихся -
будто впервые увидел.
- Если угодно знать,- сказал он, чеканя звенящим голосом слова,- если
угодно знать, то данный проект сохранит свою непреходящую
научно-художественную ценность независимо от того, хватит ли у вас таланта
его понять и смелости и умения его реализовать! - Он дал знак помощникам
снимать листы, затем бросил в аудиторию последнее слово: - Дел-ляги!..
Юрий Акимович никогда не ругался, не умел, но интонации, - с какими он
произнес это слово, соответствовали, по крайней мере, трехэтажному мату.
Так тоже не следовало говорить. Теперь завелся и Корнев. Он встал,
держась за спинку стула:
- Юра, вы. считаете, что вы один у нас умеющий и любящий творить,- а
другие так, исполнители, на подхвате? Мы здесь все такие, каждый при своем
деле. Иные в Шаре и не удерживаются. И если дела у нас идут трудно, то не
из-за отсутствия творческой инициативы, а может, скорее, из-за ее избытка. И
еще из-за того, что вот такие, как вы, милый "катаганский Корбюзье",
считают, что их идеи должны немедленно подхватывать и реализовать другие.
Вам не кажется, что это не по-товарищески?
Затем и Пец поднял руку. Все стихли.
- Я согласен с Юрием Акимовичем, что проект Шаргорода будет иметь
непреходящую ценность, ибо он не только квалифицированно, но и талантливо
исполнен. Мне лично особенно понравилось решение ввода и въезда и, само
собой, регенеративный цикл, автономная энергетика. Думаю также, что все мы
должны быть благодарны разработчикам за то, что они показали нам полную и
далекую перспективу нормального развития работ в Шаре. Не знаю, как другие,
но я лично ее плохо представлял...- Он помолчал, взглянул на Бурова.- Лично
меня не очень пугает встреча' с представителями десятого или даже двадцатого
поколения шаргородцев. Во-первых, как вы знаете, среди нынешних тенденций
развития есть и идущие под девизом "Вперед, к троглодитам, вперед, к
обезьянам!" - у определенной части молодежи. Они могут проявиться и в Шаре,
так что это еще бабушка надвое сказала, кто на кого как будет смотреть.
(Оживление. Зискинд глядел на Валерьяна Вениаминовича с теплой надеждой).
Во-вторых, в любом случае интересно бы встретиться и поговорить. Но дело не
в том. Я подчеркнул, что это перспектива нормального развития: на основе
нынешнего уровня знаний, представлений и идей. Но все вы знаете, что такого
развития у нас ни одного дня здесь не было, нет и не предвидится - все время
новые открытия, факты и идеи отменяют, перечеркивают предшествующие им
проекты и начинания. И не только те, что на бумаге, но и воплощенные. А
сейчас, когда мы обнаружили над своими головами в Шаре Меняющуюся
Вселенную,- Пец указал рукой,- было бы крайне наивно полагать, что оттуда
ничего такого к нам не придет и не изменит...- Он снова помолчал, взглянул в
упор на Зискинда.- Так что, если бы у нас было два Шара, я был бы целиком
"за", чтобы в одном из них построить ваш Шаргород. Юрий Акимович. Но
поскольку он один, то связывать этим проектом - пусть даже усеченным! - себе
руки и головы, вкладывать в него силы и средства, лишать себя возможности
исследовать; маневра... это, поймите, нереально. Кроме того полагаю, вам
стоит подумать над упреками и недоумениями, которые здесь высказаны,-
независимо от формы их выражения.
Последний и, пожалуй, самый чувствительный удар нанес Зискинду пилот
Иванов. Когда совещание кончилось и все потянулись к выходу из координатора,
он встал возле модели, выставил перед грудью ладонь, повернулся вокруг оси,
изображая вираж, сделал губами: "Бжж-ж-ж..." - потом недоуменно поднял
богатырские плечи почти к ушам. Все так и покатились. Юрий Акимович не
произносил "Бжж-ж..." - просто показал; тем не менее именно это "Бжж-ж..." с
соответствующим жестом и поворотом долго потом служило предметом веселья в
Шаре.
Столь сокрушительного разгрома Зискинд не ждал и перенести не мог.
Самым неприятным было, что его не поняли и не поддержали Пец и Корнев, люди,
которых он ставил наравне с собой.
В последующие два дня Юрий Акимович развил бурную деятельность: побывал
на площадках, во всех бригадах монтажников и отделочников, разрешил - даже с
походцем на будущее - их вопросы, недоумения, претензии. Он вникал и в
другое: часами просиживал в кинозале лаборатории Любарского, где
прокручивали первые ленты о Меняющейся Вселенной, разок поднялся с
Варфоломеем Дормидонтовичем в аэростатной кабине, рассматривал в телескоп и
на экранах колышущуюся сизую муть, которая порождала, а затем вбирала в себя
галактические вихри и звездные фейерверки; прочел рукопись гипотезы
Любарского и долго ходил задумчивый. А утром 27 апреля явился к директору и
положил на стол заявление: "Ввиду расхождения во взглядах на развитие работ
в Шаре, из-за чего был отвергнут мой последний, самый серьезный проект, не
считаю возможным продолжать здесь работу. Прошу с 3 мая перевести меня на
прежнюю должность заместителя главного архитектора города Катагани. Письмо
главного архитектора с просьбой о переводе прилагаю".
Пец был неприятно поражен:
- Послушайте, Юра, это мальчишество. Поклевали вас на совете, вы и
обиделись.
- Это не мальчишество, и я не обиделся,- возразил тот.
- Так зачем уходить? Ваш проект не отвергнут начисто. Я ведь говорил,
что мне нравятся циклы регенерации, энергетика, вихревой ввод... Там куча
интересных решений, дойдет дело и до них, дайте срок!
- Не дойдет дело до них, Валерьян Вениаминович, не будете вы ни АЭС
наверху строить, ни зону реконструировать. И вообще, архитектор - во всяком
случае такой, как я,- вам теперь ни к чему.
- Это почему? - поднял брови Пец.
- Потому что... видите ли, я в самом деле, увлекшись проектом,
оторвался от нашей быстротекущей жизни, много проглядел, а теперь
наверстывал. Особенно мне хотелось понять, почему даже люди, напиравшие на
то, что жизнь в неоднородном пространстве-времени нормальна и естественна, а
обычная лишь частный случай ее... почему они отвернулись от проекта, который
это и выражал? Другие - ладно, но вы, Валерьян Вениаминович, вы!..- В голосе
архитектора на миг прорвалась долго сдерживаемая обида; но он овладел
собой.- Впрочем, все правильно. Это нам казалось, что мы осваиваем Шар для
ускоренных испытаний, исследований и разработок. На самом же деле мы
карабкались вверх, чтобы увидеть и понять эти...- Юрий Акимович мотнул
головой к потолку,- звезды-шутихи и галактики-шутихи. До проектов ли теперь!
Теперь башня лишь бетонная кочка, с которой можно, поднявшись на цыпочки,
заглядывать в MB. Кому важна форма кочки? Держит - и ладно. Предрекаю вам,
что скоро лаборатория MB подчинит себе все.
- Ну, это вряд ли - хотя новая, и особенно такая область исследований
потребует изрядно времени и сил. Но какие масштабы открываются, Юра. какие
перспективы! Вы ведь знакомы с нашей спецификой: наперед предсказать все
трудно, но... может и так повернуться, что Шаргорода вашего окажется мало.
- Это масштабы не для архитектора,- Зискинд встал.- А перспективы...
вам, конечно, виднее, Валерьян Вениаминович, советовать не дерзаю - но мне
от этих перспектив почему-то сильно не по себе.
И Корнев был поражен, узнав, что Зискинд увольняется, примчался в его
кабинет в АКБ:
- Юра, что вы затеяли, верить ли слухам? О другом я бы подумал, что
мало зашибает, стал бы совращать прибавками... но вы же человек идеи, я
знаю. В чем дело? Неужели выволочка на НТС так вас сразила?
- Александр Иванович, только не пытайтесь на меня влиять,- поднял руки
архитектор.- Вы правы, я человек идеи - и ухожу по идейным соображениям.
- Я и не пытаюсь, просто мне как-то грустно, тревожно:Юрий Зискинд,
один из основателей и столпов нашего дела, бросает его... Что же тогда
прочно в этом мире? Поделитесь вашими идейными соображениями - может, и я
проникнусь и уйду.
- Вы не уйдете, Саша, вам незачем уходить: все идет по-вашему.
- По-моему, вот как! А если бы шло не по-моему, я бы уволился?
- Александр Иванович,- Зискинд передвинул стул, сел напротив главного
инженера,- мы с вами одного поля ягоды: мастера дела, любители крупного
интересного дела, рыцари дела, можно сказать. Давайте напрямую: если бы
вашим занятием было проектирование и строительство, разве вы не сочинили бы
сверхпроект типа Шаргорода?
- М-м... не знаю.
- Не хотите согласиться, потому что ваше дело не проекты, а Шар и
башня: гнать все вверх, осваивать, подчинить своей мысли и воле как можно
больше. Валерьяна Вениаминовича судить не берусь, у него цель может быть
обширнее, с креном в познание,- но у вас, Саша, именно такая. И мой совет
(вы его не примете, но хоть запомните): не стремитесь туда, в ядро, в MB.
Гоните вовсю прикладные исследования, осваивайте Шар... но к мерцающим
галактикам вам лучше не соваться. Как и мне.
- Почему?!
- Да и потому... не знаю, смогу ли передать чувства, какие вчера
испытал, когда видел на экранах и в натуре эти светлячки - и вдруг понял,
что они такие миры, как и наш! - Юрий Акимович заволновался, говорил
сбивчиво.- И... чирк - и нет, растворился в темноте. Понимаете, это знание
не для нас!
- Вот тебе на! А для кого?
- Ну... может быть, для тех, из Шаргорода, из десятого поколения. А то
и из сто десятого.
- А нам что же, почву для них унавоживать? Нет, хватит. Они сидели друг
напротив друга - два южанина, два крепких парня, знающих и любящих жизнь.
- И эта гипотеза Любарского,- продолжал Зискинд,- жизнь, мир -
турбуленция, вихрение на потоке времени... и все?
- Юра, разве это первая гипотеза о происхождении миров?
- Нет, все прежние были не то: там через химию, излучения, поля,
частицы... сложно. И всегда оставалась приятная уму лазейка. что оно, может,
и правильно, но правильно в том смысле, чтобы выучить, сдать экзамен,
получать стипендию - а к жизни мало касаемо. Планеты и звезды одно, а мы,
люди,- совсем другое. А здесь выходит, что все одно: и галактики, и атомы, и
человек. Теперь ему не отвертеться.
- Ну, Юра, знаете!.. А надо отвертеться? Надо вилять, прятать голову в
песок от факта, что мы - материя, что мир наш конечен, смертен? По-моему,
это немужественно. И вы, получается, уходите... или, прямо сказать, даете
тягу - от возможного разоблачения иллюзий? Пусть серьезных, но ведь все-таки
заблуждений - так, Юра?
- Мне нравится моя жизнь, Саша,- помолчав, тихо сказал Зискинд,- такая,
как есть, со всеми ее иллюзиями. В этой жизни с иллюзиями я занимаю неплохое
место. И вы тоже. Неизвестно, каково это место на самом деле, в жизни без
иллюзий. И ваше - тоже. Вы напрасно храбритесь. Хотел бы ошибиться, но
боюсь, это знание больно вас ударит.
- Возможно, и ударит,- согласился Корнев.- Но альтернатива-то какая?
Дожить до пенсии, до хорошей пенсии, а потом ходить на рыбалку... и все?
Архитектор молчал.
Александр Иванович посидел еще несколько секунд, подоил нос, поднялся с
широкой американской улыбкой, в которой на этот раз не было веселья:
- Нет, Юрий Акимыч, видно, не одного мы поля ягоды. А жаль, очень жаль!
Но ему не было очень жаль.
Начкадрами настаивал перед директором, что по законам перевод Зискинда
можно оттянуть на недели, а с учетом его важного положения и на месяцы.
Но Валерьян Вениаминович вспомнил, как он выдворял из Шара
нежелательных работников, и посовестился. Насильно мил не будешь. Да и
чувствовал он в этой истории какую-то свою вину: не смог сопрячь одно с
другим, MB с Шаргородом, уступил обстоятельствам, стихии... дал слабину.
И два дня спустя Юрий Акимович покинул институт. На прощание он подарил
хорошую идею: есть Министерство строительных материалов и конструкций,
которое много отдало бы, чтобы узнать в течение года (а лучше бы раньше),
как их новые материалы и конструкции поведут себя в сооружениях лет через
двадцать - пятьдесят - сто... Корнев, услышав, чуть не подпрыгнул: и как
прежде не сообразил! Наилучшее решение строительных проблем: министерство не
только обеспечивает материалами и конструкциями, но и
специалистов-разработчиков пришлет, денег даст, если надо. "Юра, и теперь,
когда рутинные дела посредством вашей идеи будут решены, когда развяжутся
руки для творчества, вы?!" - "Александр Иванович, пусть они развяжутся у
кого-то другого",- ответил тот.
Толчея идей, толчея людей; кто-то приходит, кто-то уходит...
турбуленция.
Грешить, злодействовать, а равно и делать добро или совершать подвиги
надо без натуги. А если с натугой - то лучше не надо.
К. Прутков-инженер. Мысль No 77.
Войдя этим майским утром в приемную, Корнев заметил, как Нюся при виде
его быстро задвинула ящик стола и выпрямилась.
- Та-а-ак! - зловеще протянул Александр Иванович, приближаясь к
секретарше; та покраснела.- Читаем художественную литературу в рабочее
время. Ну-ка? Про любовь, конечно?
- И вовсе не художественную и не про любовь,- Нюся открыла ящик,
выложила книгу.- Не до любви.
- А!.. "Теория электронно-дырочного перехода в полупроводниках".
Понимаю, вы ведь у нас вечерница. Ну, это можно и не прятать, Нюсенька,
читайте открыто, разрешаю не в ущерб делам. Повышение квалификации
сотрудников надо поощрять. Когда экзамен?
- Сегодня.
- Кровавая штука эта "теория перехода", как же, помню. Дважды сам
срезался, пока сдал... а уж сколько я потом на ней невинных студенческих душ
загубил - и не счесть! - День только начинался, настроение у Корнева было
отличное, Нюся ему нравилась - он придвинул стул, сел возле.- Пользуйтесь
случаем, Нюсенька, лучшего консультанта вы в Шаре не сыщете. Над чем вы
корпели?
- Да вот...- Оживившаяся секретарша раскрыла учебник из закладке.- Это
электрическое поле в барьере - не пойму, откуда оно там берется без тока?
- А... ну, эго просто: по одну сторону барьера высокая концентрация
свободных электронов, по другую - "дырок". В своих зонах они электрически
уравновешены с ионами, поля нет. Но концентрация свободных носителей заряда
не может оборваться резко - вот они и проникают за барьер, диффундируют...
ну, вроде как запах, понимаете?-Нюся старательно тряхнула кудряшками.-А
проникнув, становятся скоплениями зарядов: электроны - отрицательного,
"дырки" - положительного. Между ними и поле... Здесь, главное, надо уметь
пользоваться этим соотношением,- главный инженер отчеркнул ногтем в книге
формулу "nX p--const",-означающем... что?
- Что произведение концентраций электронов и "дырок" в каждом участке
полупроводника постоянно,- отрапортовала та.
- Истинно. Из него все и вытекает...- Александр Иванович вдруг с особым
вниманием взглянул на это соотношение.- Похоже на соотношение Пеца, на его
закон сохранения материи-действия, скажите, пожалуйста!
- А почему это поле меняется от внешнего напряжения? - спросила Нюся.-
То расширяется, то сужается?
- Это не поле меняется, а барьер сопротивлений. Барьер! - Корнев поднял
палец.- Это запомните, Нюся, на этом часто горят. Когда к переходу приложено
напряжение в "прямом направлении", толщина барьера уменьшается, когда в
"обратном" - увеличивается, и весьма сильно... Постой, а ведь и в самом
деле,- он сбился с тона,- при одной полярности барьер растягивается от
напряжения, а при другой... уменьшается! Вот это да! Ой-ой! Как это я
раньше-то не усек?..- Он глядел на секретаршу расширившимися глазами.- Вон
она, идея-то! Где Вэ-Вэ?
- В координаторе,- Нюся смотрела на него с большим интересом.
- В координаторе...- в забытьи бормотал Корнев, поднимаясь со стула; он
побледнел.- И соотношения похожи. У нас ведь тоже барьер, переходный слой с
полями... Нюся, вы - гений!
Он взял голову секретарши в ладони, крепко чмокнул ее в губы, выбежал