Страница:
сумею. Там у вас сейчас большая работа будет.
"Родился - нажми кнопку". Надпись в роддоме самообслуживания.
И надо было жить и работать дальше. Не ради счастья-успеха-признания, а
- к тому приставлен.
На проходной комендант Петренко вручил ему акт осмотра сетей (с очень
красноречивыми снимками), получил от директора визы на всех заявках и приказ
развертывать работу, не теряя ни минуты. Упрочение экранных сетей
требовалось неотложно: надвигалась осень, пора ненастья.
Да и все другие дела были неотложны. Вчерашняя авария и сегодняшние
похороны многое нарушили в башне; начальники отделов, лабораторий, служб
сопровождали директора, пока он поднимался к себе, а затем приходили,
звонили, связывались по теле-инвертеру - каждый со своими вопросами. Все
сетовали на постигшую утрату, многие попутно с большей или меньшей
осторожностью выясняли кандидатуру нового главного инженера, а поняв, что ее
нет, склоняли к определенному лицу, подчеркивали его нужные качества. Были
названы Мендельзон и Любарский, Люся Малюта, Васюк-Басистов, Буров, Бугаев и
даже референт (впрочем, ныне зам по оргвопросам) Синица. Валерьян
Вениаминович выслушивал, вникал, отмалчивался, разрешал, запрещал,
откладывал... а в горле еще давил нерассосавшийся комок, в голове
пошумливало от выпитого с Ястребовым.
Мысли все соскакивали с проторенной колеи. Вспоминался разговор с
Корневым и особенно, как он вставил ему фитиль, показав "космонавтику
навыворот" - аккрецию, падение метеоров.
...Век назад автомобили были не меньшим чудом, чем сейчас космические
ракеты. И легко можно представить сотни миллионов ракет: грузовых,
пассажирских, такси, личных и даже номенклатурных (в черном лаке и со
спецсигналами),-наполнивших околоземное пространство. Главное - всем будет
позарез надо: потому что у соседа аж две, потому что детям космос полезен
для здоровья, чтобы провести отпуск на Марсе... да о чем говорить! Разве
мыслима нормальная жизнь без своей ракеты - или хотя бы папиной? Таким и
девушки не станут отдаваться.
...Давно ли люди - такие же, как нынешние,- жили без кино, телевидения,
дисков, видеолент - и не чухались. А отними у них все это сейчас, прерви
поток искусственной занимательности, отвлекающей их чувства,- ведь страшный
суд начнется, массовая психопатия, содом, пьянство, преступность!
Человеческие чувства как фактор ноосферы. Психика, которая главнее физики.
Или - психика как часть Вселенской Физики?..
И сидел напротив нестроевого возраста полковник-инженер Волков,
главвоенпред божьей милостию, доказывал немногословно, но весомо, что
происшедшее вчера со всей очевидностью обнажило чрезвычайно серьезный
характер развития исследований наверху, а посему надо, во-первых, зарежимить
их по крайней мере под гриф "Совсекретно", а во-вторых, подключить
специалистов представляемого им ведомства. Ведь не говоря о вышеупомянутом -
сам способ полевого управления неоднородностью пространства, поскольку
увеличение ее ведет к разрушению любых материалов, представляет собой
оружие. Было бы легкомыслием закрывать на это глаза.
- Мы прикинули: страшное оружие может получиться, Валерьян
Вениаминович. Пространственные бомбы. Выделенные из Шара объемы с
микроквантами. Электрическими полями, чего проще. То, что случилось с
Таращанском, возможно для любого города Земли.
Пец хмуро рассматривал кряжистого полковника, ершик седых волос на
красивой голове, следил за четкой командирской жестикуляцией. "Вот только
вас там еще не хватало".
- Минутку,- поднял он ладонь.- Вы сказали: выделить объемы с
микроквантами. И вы знаете - как?
- Н-ну...- Военпред поднял и опустил широкие брови.- Это вопрос
технический.
- Иными словами, ваше "чего проще" и преувеличенные опасения - с
потолка,- жестко заключил директор.- Технические трудности, знаете,
похоронили не одну тысячу эффектных идей. В том числе и о сверхоружии.
Впрочем, хорошо, что сказали, изучим и эту возможность. Благодарю за
предложение сотрудничества. Когда потребуется, пригласим ваших коллег для
обсуждения. Все.
Волков побагровел по самую шею в тугом темно-зеленом воротнике. Он не
привык, чтобы с ним так разговаривали. Он больше привык сам так
разговаривать с другими.
- Извините, товарищ Пец,- сказал он,- но я и до ваших слов понимал, что
суюсь не в свое дело. Понимаю и то, что этот способ может стать оружием не
завтра и не послезавтра. Но он может им стать! И очень скверным, массового
уничтожения. Все мы за мир, я не меньше вашего - но ситуация требует
принятия ответственных мер. Изучение изучением, но в качестве первой меры
настаиваю на засекречивании.- Полковник поднял на Пеца светлые глаза в
морщинистых веках; взгляд их был тверд.- Если не поддерживаете, направлю
докладную сам.
"Ох, черт, как со мной разговаривают!" Пец четверть минуты боролся с
желанием выставить военпреда за дверь. Но миролюбие превозмогло.
- Как вам известно, способ полевого управления НПВ разработан покойным
Корневым и мною. Право решать, засекречивать свою работу или нет и в каком
направлении ее развивать, принадлежит в первую очередь авторам, а не...
Но разгорячившийся полковник перебил его:
- Извините, но в делах такого масштаба вопросы научной этики отступают
на второй план. Когда речь о жизнях миллионов - не до миндальничанья!
- Вопросы этики никогда не отступают на второй план! - гаркнул Пец,
хлопнул по столу ладонью; он тоже раскраснелся.- Не должны отступать! Их
оттесняют, это совсем другое. Поэтому и живем в страхе и неуверенности, что
различные... гм! - политические дубы и недоумки исключают этику из отношений
между людьми и народами, заменяют ее силой, деньгами, властью, подлостью. Не
выберемся так из дерьма. Миндальничанье!.. Словом, так: вы мне доложили - я
вас выслушал. Вы знаете далеко не все, гораздо меньше, чем нужно, чтобы
добиваться правильных решений. Будем изучать вопрос. А ежели вздумаете
действовать наобум и в обход, то - поскольку у нас с вами простой взгляд на
этику - обещаю, что ваша карьера на этом закончится. Располагаю
соответствующими возможностями. Все, идите.- Военпред продолжал сидеть,
шевельнул губами с намерением возразить, но директор повторил с нажимом: -
Идите!
Тот поднялся и, повернувшись не по-военному, вышел. "Оружие.
Засекречивание. Страх, доводящий народы и государства до нервных судорог.
Подозрительность... Нет, именно в делах такого масштаба нельзя допустить,
чтобы животные чувства возобладали - на уровне народов! - над
человеческими.- В отличие от военпреда, Пец представлял как. В принципе.- А
может, и не в принципе? - Он вспомнил увиденное вчера в экспериментальной
мастерской: листы стекла и пластмасс, бетонные плиты с дырами - крупными и
малыми, ровными и рваными.- Может, это оно и есть?.."
Четыре листка бумаги с числами, символами и разлинованными в мелкую
клетку графиками выскользнули из плоского зева пневмопочты по левую руку от
кресла, веером легли на полированную поверхность стола. Пец взял крайний,
прочел: "Экстраполяционный прогноз блужданий Метапульсаций на 16-20
сентября". Это было решение задачи, которую он дал позавчера Иерихонскому;
выполнено с задержкой на несколько часов - по понятной, впрочем, причине.
Ну-ка?.. Валерьян Вениаминович, минуя расчеты, взял листы с графиками.
Проекция блужданий на плоскость "север - вертикаль - юг"... проекция на
плоскость "запад - вертикаль - восток"... на горизонтальную - при крайних
точках указаны даты и время. Так-так... ага, вот самое крайнее смещение,
самое-самое, отмеченное на всех проекциях. Когда его ждать?
Пец всмотрелся в цифры против голубого кружка на ломаной кривой - и
сбилось с ритма сердце, кровь снова прилила к голове:
"16.IX в 17.10-17.15". Сегодня. Подавив паническое желание поглядеть на
часы, он с минуту изучал графики и расчеты, надеясь, что ошибся, увидел не
то. Нет, все было то. С расчетной погрешностью 4 минуты.
Валерьян Вениаминович взглянул на табло, времен над дверью кабинета:
эпицентровых 28.20, земных 14.10. Мысли залихорадило, рефлексы
администратора толкали к немедленному принятию мер, рука сама потянулась к
пульту телеинвертера. "Спокойно, спокойно,- смирил себя директор.- Что
будет-то? Может, ничего? Или, напротив, все?.. Дать команду Петренко
ускорить... так ведь только что дал. Спокойно. Не надо свистать всех наверх
- лучше самому подняться наверх. Прикинуть, обдумать не спеша".
Он взял листки, отчет о повреждениях сети и, пройдя пустую приемную,
направился к лифту. "Эк заштормило: то одно, то другое, то третье!
Растерялся, папа Пец? Тут растеряешься..." Выйдя из лифта на предпоследнем
уровне, он успокоился: теперь от необходимости решать и действовать его
отделяли не часы, а - если пожелает - многие дни. Думать, прикидывать так и
эдак можно обстоятельно, без натуги. А думать есть о чем. Надвигалось -
Валерьян Вениаминович это чувствовал - такое, что потребует напряжения всех
душевных и умственных сил. Именно надвигалось, а не было позади. "Теперь мне
не отвертеться",- подумал он, отпирая дверь своей комнаты в профилактории,
и, осознав эту мысль-чувство, замер на пороге.
- От Чего? - спросил сам себя. И сам ответил: - От ясности. От ясного,
однозначного отношения к НПВ, Шару, Меняющейся Вселенной, новому знанию. Ко
всему, что было, есть и еще может быть здесь... Выходит, я уворачивался?
Похоже, что так. Проблемы возникли не сейчас, они накапливались, и он
думал над ними, вернее, помнил, что надо думать. Пытался не раз и не два
собраться как следует с мыслями, все сопоставить, оценить... огорчался,
когда отвлекали текущие дела (а они постоянно отвлекали), обещал себе: вот
разделаюсь с этими, тогда все побоку и возьмусь!.. Ну, вот еще отодвину в
сторону эту проблему, которая загораживает обзор, и тогда...
А сейчас, стоя в дверях, Пец понял, что это он во внешних слоях психики
огорчался, что текучка заедает,- ваньку перед собой валял. В глубине души он
был благодарен текучке, что она заедает, с облегчением погружался во все
новые дела, отвлекающие от трудных мыслей и долженствующих последовать за
ними решений. Видно, чуял, что логикой, знаниями, даже талантом физика -
всем, чем он был горазд,- эту проблему ему не взять; думай, не думай... Вот
и доотвлекался до того, что проблема стала настолько неотвлеченной,
жизненной, злой, что просто бьет наотмашь. Одного уже свалила. И он не
готов.
Поэтому, когда Корнев выкладывал все и возникало беспомощное детское
желание: забиться в угол, прикрыться ладошками от истин - не надо! А затем и
хуже: щенком себе показался. "Прикрывался текучкой, как ладошкой. Да только
хватит, не ребенок и не щенок".
Воздух в комнате был сырой и затхлый. Включив свет, Валерьян
Вениаминович увидел, что на потолке, захватывая и стену, распространилось
ржавое пятно, штукатурка там осыпалась. Люстру покрывала серая от пыли
паутина, линолеум на полу покоробился, завернулся по краям полос. "Напрасно
крыл меня этот из стройминистерства,- подумал директор.- Все-таки ускоренное
время свое действие оказывает. Но обитать здесь нельзя. Надо прислать
ремонтников".
Он запер комнату, двинулся на следующий этаж, в лабораторию MB.
"Кстати, обсужу новость с ними".
В лаборатории в это время трудились четверо: Любарский, Толюня. Буров и
Миша Панкратов. Гибель Корнева для всех их была большим ударом. Но - если
без соплей - разрушение системы ГиМ, сопутствовавшее этому, ударом еще
большим. Чувства их можно сравнить - приблизительно, на популярном уровне -
с переживаниями водителя, у которого в пустынной местности сломалась
автомашина: вот только что он, разумный и могучий гомо-самец, мчал со
стокилометровой скоростью, ему было рукой подать до нескольких областных
центров, множества районных городков и окрестных деревень, было наплевать с
высоты своего сиденья на ночь и дождь. И вдруг выясняется, что это не он
мчался, а машина, что это ей досягаемы областные и прочие города с
гостиницами,- а ему, комочку плоти, дай бог добрести до ближайшего хуторка,
чьи огни на горизонте, и при этом не заблудиться и не простыть.
Чувства обобранности и обездоленности у сотрудников лаборатории,
пожалуй, были еще сильнее. Они привыкли, поднявшись на аэростатах,
поворотами ручек устранять мегапарсеки, отделяющие их от галактик и звезд;
привыкли в комфортных режимах просматривать жизни почти вечных миров,
"листать" планеты, звездопланетные системы, вселенные в поисках интересных
объектов и событий... настолько привыкли, что поручили это автомату. Все это
стало для них нормальным видением мира, нормальной жизнью во Вселенной. И
сейчас они почувствовали себя глухими и слепыми ничтожествами. Любарский,
чтобы хоть как-то скомпенсировать эти чувства, при помощи Панкратова в
кинозале просматривал и сортировал видеозаписи объектов MB, отделяя то, над
чем еще следовало помудрить. Васюк и Виктор Федорович, забыв прежнюю
взаимную неприязнь, в соседней комнате обсуждали, как восстановить систему
ГиМ.
Все они, кроме Миши, составляли комиссию по расследованию причин
вчерашней катастрофы, формальным председателем которой был Пец. Стало быть,
работали здесь с утра, восьмые сутки по здешнему времени; срок достаточный,
чтобы разобраться, составить заключение и перейти к иным делам. Разумеется,
в такой ситуации они и думать не могли: потратить несколько земных часов на
участие в похоронах главного инженера.
Появление Пеца в комнате Васюка не вызвало у инженеров заметных чувств.
Анатолий Андреевич только кивнул ему издали - может быть, несколько глубже и
замедленнее, чем обычно - и снова уперся руками в края кульмана, нахмурил
лоб, устремил глаза на эскизы. Буров подошел, поздоровался и после
немногословного мужского выражения чувства скорби сообщил, что заключение
они как раз отправили вниз, .на перепечатку. В основном, ничего нового сверх
выводов, к которым они вместе с Валерьяном Вениаминовичем пришли еще утром,
в нем не содержится. Но... но! - некоторые повреждения в системе никак
нельзя объяснить ни аварийным пробоем, ни падением кабины на крышу: -
во-первых, оплавленное оргстекло купола, во-вторых, снятые - обычным
способом, путем отвинчивания винтов и отщелкиванием затворов - задние панели
корпуса автомат-персептрона, и в-третьих, самое серьезное: из схемы автомата
удалены предохранительные реле и блокирующие микросхемы - одни выломаны,
другие вынуты из гнезд. Чего-то такое там Александр Иванович делал... В
заключение они эти факты не внесли, будучи уверены, что Валерьян
Вениаминович так решил бы и сам: Корнева это из гроба не поднимет, а
малокомпетентным официальным лицам даст повод для придирок, кои ничем не
помогут - и даже напротив. Пец задумчиво кивнул. Что же до восстановления
системы ГиМ, сразу перешел на другую тему Буров, то - с учетом опыта
эксплуатации, всех последних усовершенствований - легче и дешевле сделать ее
заново, чем ремонтировать. Там ведь нагромождали идею на идею, а теперь
пойдет в дело только самое проверенное; так гораздо проще и быстрее. У
Виктора Федоровича едва ли не вышло, что оно и к лучшему - выход из строя
старой несовершенной системы. Прямо он это не сказал, но в интонациях что-то
проскользнуло.
Ничего не ответив на его вопросительный взгляд, Пец вошел в
просмотровый зал. Увидев его, Варфоломей Дормидонтович остановил проектор
(на экране замер кадр с оранжевой звездой, окутанной плоским, слабо
светящимся шлейфом), подошел, душевно пожал руку:
- Его всем нам будет не хватать, Валерьян Вениаминович. И другого
такого мы не сыщем...- Вздохнул, помолчал и заговорил деловым голосом: - Что
же до состояния работ, то... мне лично оно напоминает состояние Европы после
второй мировой войны: масса разрушений - но тем самым и масса возможностей
для реализации новых идей, новых архитектурных проектов, которые иначе бы
остались на бумаге. Витя вам говорил о своих замыслах?
- Нет,- буркнул Пец.
- Ничего, еще расскажет... А вот, Валерьян Вениаминович, не угодно ли
полюбоваться,- Любарский указал на экран.- Думаете, это планетообразующая
звезда? Как не так, это планета, выбрасывающая из себя вещество! Только
снята при сильно ускоренном времени, поэтому ее тепловое излучение выглядит
светом. Понимаете, выходит, что между планетами и звездами в этом отношении
нет принципиальной разницы! Не хотите ли посмотреть дальше?
- Не сейчас,- качнул головой директор. (И этот отрешен, наполнен
Меняющейся Вселенной; и ему не поворачивается язык сообщить о надвигающейся
оттуда космической буре. Да и время еще терпит). "Энтузиасты науки, куда к
черту, приносящие себя в жертву Познанию Вселенной! Чем вы лучше военпреда
Волкова, готового распяться в интересах обороны? Ограниченность,
ограниченность - даже когда она прикидывается широтой и жертвенностью... Не
лучше ли ничего не приносить в жертву: ни вселенскую отрешенность земной
суете - ни ее вселенскому образу мыслей? Уметь охватить рассудком и
чувствами все - от Вечной Бесконечности, в которой обитаем, до мелких забот
о телесной жизни... И без натуги, главное, охватывать все в действиях и
переживаниях. Это - легко сказать! Кто сумеет? Корнев не смог. Эти? Они,
похоже, уже по ту сторону, что и Корнев, хоть и на иной лад. Я? Только в
мыслях, а в делах, в жизни не лучше других. Выходит, не по силам это людям?
Наш удел быть игрушками стихий и ни черта ни понимать? Или, что не лучше,
драматизировать развенчание иллюзий, открытие истин - вплоть до
самоубийства?.."
Взгляд Пеца упал на взъерошенного Мишу, который выходил и вернулся
сейчас с кипой кассет. "У этого хоть была своя причина не участвовать в
похоронах..." Директор подозвал его, извинился, что не помнит
имени-отчества.
- Михаил Аркадьевич Панкратов,- сухо представился тот.
- Не родственник академика Панкратова?
- Нет. И самоубийцы Шиммеля тоже.
Малый дерзил, чтобы не потерять лицо: обжегся на Корневе. Самоубийца
Шиммель - это из Ремарка? К таким выпадам Пец привык - наравне с
подобострастием. "Все-таки книги читает, молодец". Не познакомит ли его
Михаил Аркадьевич со своей установкой? Познакомить с действием установки,
ответил тот, сейчас невозможно, поскольку она паразитировала на системе ГиМ,
которая разрушена. Можно только рассказать идею, показать, что получается.
- Пожалуйста.
Они перешли в комнату мастерской, где стояла установка. Основное - это
конденсаторы НПВ, объяснил инженер, достав из стола металлические цилиндрики
с округлым керамическим дном и игольчатым электродом внутри. Их помещали
вблизи нижней границы "полевой трубы" системы ГиМ; когда ее поле
концентрировало крутую неоднородность, то и между электродами в цилиндре
получалась такая же: по краям кванты в тысячи раз крупнее, чем вблизи иглы.
Для сохранения этого после снятия поля ГиМ достаточно было удержать такую же
напряженность внутри цилиндрика, для чего хватает батарейки. Далее
конденсатор, в котором оказывается физический объем порядка многих
кубометров, можно вместе с батарейкой перенести куда угодно. Если потом
убавлять напряжение, то микропространство как бы выходит вовне, в обычное,
выпирает крутым градиентом неоднородности. А тот может разрушать любые
непроводники. Направление и угол градиента регулируются вот этими и этими
электродами установки... Затем Миша показал образцы с дырами, которые Пец
видел вчера.
Валерьян Вениаминович слушал, смотрел, кивал, все давно поняв. Он снова
был - который раз за последние дни - потрясен до панического смешения
мыслей.
- А что произошло бы, если б от вашего заряженного неоднородностью
"конденсатора" отсоединился провод батарейки?
- А с чего бы ему отсоединиться? - опасливо покосился на него инженер.-
Клеммы под винты, схема без соплей.
- А все-таки? Выскользнула клемма, оборвался провод при переноске -
мало ли что.
- Ну... разрушение предметов вокруг. Только это маловероятно. Он и
сейчас не понимал, что изобрел ту самую "пространственную бомбу", этот
молодой, да ранний Миша, не состоящий в родстве с академиком и самоубийцами.
Лишь почуял возможный нагоняй за рискованные опыты. Он и не думал ни о какой
бомбе: способ конденсации НПВ, накопление больших физических пространств в
малых геометрических объемах - интереснятина! Да и сам Пец, не наведи его
сегодня бдительный военпред на эту тему, не в первую и не во вторую, а разве
что в десятую какую-нибудь очередь задумался бы о разрушительных свойствах
таких НПВ-конденсаторов. Ведь здесь столько применений: не только стены
дырявить, но и туннели сквозь горы... автобус в карман поместить можно... да
что говорить! И в то же время: НПВ-бомба. При надлежащем заряде любой город
в пыль обратит. Все верно.
Он поставил инженеру "недурственно", посоветовал провести теоретические
расчеты, не тянуть с заявкой и статьей - и отпустил с миром. А сам поднялся
на крышу.
Здесь было прибрано, почти ничего не осталось от хаоса обломков,
который он видел утром. Кабина и электроды, падая, снесли ограду, лебедку и
западную часть генераторной галереи. На краю площадки в той стороне теперь
торчала только лампочка на шесте, тускло освещала ближнюю часть крыши.
Непривычной была пустота и первозданная темнота вокруг и вверху: не тянутся
к ядру освещенные прожекторами канаты и кабели, не белеют в выси электроды и
колбаски аэростатов... От кабины осталось лишь пилотское кресло, с которого
так удобно было наблюдать делающееся в MB; его вырезали автогеном вместе с
частью шасси, поставили в середине крыши.
Первые минуты Валерьян Вениаминович ходил по площадке, как по кабинету,
ничего не замечая: приводил мысли в порядок. Вся история с изобретением
Панкратова настолько быстро и слитно прошла перед его глазами, что он в
самом деле почувствовал себя наблюдающим - наверху, в кабине ГиМ - слитный
интеллектуально-эмоционально-вещественный процесс на какой-то планете. В
этом процессе несущественно было наличие определенного специалиста - с
фамилией, внешностью, беременной женой, обидой на главного инженера, как
несущественно было конкретное воплощение оборонных опасений в
полковнике-инженере Волкове, а административного начала в директоре по
фамилии Пец. Все могло быть не так - и не только в деталях, а вообще у
завросапиенсов или мыслящих крабов. Главным было утверждение себя - новой
мыслью, ревностным исполнением служебного долга, т. п.; а еще более главным
- что не могла не реализоваться созревшая идея-возможность: сначала в
изобретение, а затем, влекомая жаждой выгод и опасениями утрат, и в
различные преобразующие мир действия. "И ведь в сторону рыхления опять-таки
преобразующие, рыхления и образования пустот - мирные или военные
применения, все равно. Действительно заложено это в нас, выходит?"
Ладно. Валерьян Вениаминович вспомнил, что поднялся сюда не для
отвлеченных размышлений. Сел в пилотское кресло, разложил на коленях графики
Иерихонского, приготовился работать. В ядре Шара тускнело фиолетовое зарево
"мерцаний".
"Итак, эта заблудившаяся Метапульсация в 17.10-17.15 выпятится в барьер
на северо-западе. Вон там. Может сместить и нижние слои Шара - а этого
допустить нельзя, в них башня. Хрупнет она, как сухая палка, несмотря на
стометровую толщину и три слоя - для НПВ все равно: что бетон, что картон.
Стало быть, в момент этих родовых схваток материи надо бы перетянуть сеть в
противоположную сторону, на юго-восток. Или заранее?.. Нет, это нельзя, сами
башню сломаем. А в каком состоянии сеть в месте выпячивания?" Справился по
снимкам: с дырами. "Значит, первую заплату туда. А выдержат ли канаты, они и
так натянуты струнами?.. Нет, держать и не пущать - это не то. Не лучше ли
другой вариант, гибкий - сыграть с Метапульсацией в поддавки? Перед ее
выпячиванием осторожно поднять сети и Шар над башней аэростатами. Метров на
пятьсот... на высоту башни то есть. Пусть Шар побесится в высоте. А потом
опустить. Ох, нет, это сложно: надо дополнительные аэростаты, чтобы
поднимать ровно, не свалить башню, надо одну сеть перевести под него... а то
ведь выскочит заволновавшийся Шарик и тю-тю. Не управимся в три нулевых
часа".
"Постой...- Он всмотрелся в графики: ломаные кривые в опасном месте
подходили к краю не одним выбросом, целой серией.- Плохо дело. Тут с одной
Метапульсацией не придумаешь, как управиться, а с каскадом их... Ведь это
космические вздохи-всплески: чуть слабее дунет - ничего не произойдет, чуть
сильнее - гнилыми нитками лопнут канаты, рассыплется башня. И Шар тю-тю... А
расчет Иерихонского весьма приблизителен".
...И снова лик Вечной Бесконечности посветил на крышу, на сидевшего там
человека сизо-голубым овалом Вселенского шторма с яркими бело-синими
вкраплениями. Валерьян Вениаминович откинул голову к спинке кресла,
поглядел, смежил глаза, улыбнулся устало и грустно. Ему не надо было
смотреть - помнил:
- Первоначальный туман разделяется на рябь вытянутых всплесков-струй; в
них завиваются вихревыми светящимися кляксами с рваными краями
протогалактические воронки:
- от усиливающегося незримого напора времени-действия ядро вихря бурлит
протозвездами; затем и они разделяются на ядро-звезду и рукава
"Родился - нажми кнопку". Надпись в роддоме самообслуживания.
И надо было жить и работать дальше. Не ради счастья-успеха-признания, а
- к тому приставлен.
На проходной комендант Петренко вручил ему акт осмотра сетей (с очень
красноречивыми снимками), получил от директора визы на всех заявках и приказ
развертывать работу, не теряя ни минуты. Упрочение экранных сетей
требовалось неотложно: надвигалась осень, пора ненастья.
Да и все другие дела были неотложны. Вчерашняя авария и сегодняшние
похороны многое нарушили в башне; начальники отделов, лабораторий, служб
сопровождали директора, пока он поднимался к себе, а затем приходили,
звонили, связывались по теле-инвертеру - каждый со своими вопросами. Все
сетовали на постигшую утрату, многие попутно с большей или меньшей
осторожностью выясняли кандидатуру нового главного инженера, а поняв, что ее
нет, склоняли к определенному лицу, подчеркивали его нужные качества. Были
названы Мендельзон и Любарский, Люся Малюта, Васюк-Басистов, Буров, Бугаев и
даже референт (впрочем, ныне зам по оргвопросам) Синица. Валерьян
Вениаминович выслушивал, вникал, отмалчивался, разрешал, запрещал,
откладывал... а в горле еще давил нерассосавшийся комок, в голове
пошумливало от выпитого с Ястребовым.
Мысли все соскакивали с проторенной колеи. Вспоминался разговор с
Корневым и особенно, как он вставил ему фитиль, показав "космонавтику
навыворот" - аккрецию, падение метеоров.
...Век назад автомобили были не меньшим чудом, чем сейчас космические
ракеты. И легко можно представить сотни миллионов ракет: грузовых,
пассажирских, такси, личных и даже номенклатурных (в черном лаке и со
спецсигналами),-наполнивших околоземное пространство. Главное - всем будет
позарез надо: потому что у соседа аж две, потому что детям космос полезен
для здоровья, чтобы провести отпуск на Марсе... да о чем говорить! Разве
мыслима нормальная жизнь без своей ракеты - или хотя бы папиной? Таким и
девушки не станут отдаваться.
...Давно ли люди - такие же, как нынешние,- жили без кино, телевидения,
дисков, видеолент - и не чухались. А отними у них все это сейчас, прерви
поток искусственной занимательности, отвлекающей их чувства,- ведь страшный
суд начнется, массовая психопатия, содом, пьянство, преступность!
Человеческие чувства как фактор ноосферы. Психика, которая главнее физики.
Или - психика как часть Вселенской Физики?..
И сидел напротив нестроевого возраста полковник-инженер Волков,
главвоенпред божьей милостию, доказывал немногословно, но весомо, что
происшедшее вчера со всей очевидностью обнажило чрезвычайно серьезный
характер развития исследований наверху, а посему надо, во-первых, зарежимить
их по крайней мере под гриф "Совсекретно", а во-вторых, подключить
специалистов представляемого им ведомства. Ведь не говоря о вышеупомянутом -
сам способ полевого управления неоднородностью пространства, поскольку
увеличение ее ведет к разрушению любых материалов, представляет собой
оружие. Было бы легкомыслием закрывать на это глаза.
- Мы прикинули: страшное оружие может получиться, Валерьян
Вениаминович. Пространственные бомбы. Выделенные из Шара объемы с
микроквантами. Электрическими полями, чего проще. То, что случилось с
Таращанском, возможно для любого города Земли.
Пец хмуро рассматривал кряжистого полковника, ершик седых волос на
красивой голове, следил за четкой командирской жестикуляцией. "Вот только
вас там еще не хватало".
- Минутку,- поднял он ладонь.- Вы сказали: выделить объемы с
микроквантами. И вы знаете - как?
- Н-ну...- Военпред поднял и опустил широкие брови.- Это вопрос
технический.
- Иными словами, ваше "чего проще" и преувеличенные опасения - с
потолка,- жестко заключил директор.- Технические трудности, знаете,
похоронили не одну тысячу эффектных идей. В том числе и о сверхоружии.
Впрочем, хорошо, что сказали, изучим и эту возможность. Благодарю за
предложение сотрудничества. Когда потребуется, пригласим ваших коллег для
обсуждения. Все.
Волков побагровел по самую шею в тугом темно-зеленом воротнике. Он не
привык, чтобы с ним так разговаривали. Он больше привык сам так
разговаривать с другими.
- Извините, товарищ Пец,- сказал он,- но я и до ваших слов понимал, что
суюсь не в свое дело. Понимаю и то, что этот способ может стать оружием не
завтра и не послезавтра. Но он может им стать! И очень скверным, массового
уничтожения. Все мы за мир, я не меньше вашего - но ситуация требует
принятия ответственных мер. Изучение изучением, но в качестве первой меры
настаиваю на засекречивании.- Полковник поднял на Пеца светлые глаза в
морщинистых веках; взгляд их был тверд.- Если не поддерживаете, направлю
докладную сам.
"Ох, черт, как со мной разговаривают!" Пец четверть минуты боролся с
желанием выставить военпреда за дверь. Но миролюбие превозмогло.
- Как вам известно, способ полевого управления НПВ разработан покойным
Корневым и мною. Право решать, засекречивать свою работу или нет и в каком
направлении ее развивать, принадлежит в первую очередь авторам, а не...
Но разгорячившийся полковник перебил его:
- Извините, но в делах такого масштаба вопросы научной этики отступают
на второй план. Когда речь о жизнях миллионов - не до миндальничанья!
- Вопросы этики никогда не отступают на второй план! - гаркнул Пец,
хлопнул по столу ладонью; он тоже раскраснелся.- Не должны отступать! Их
оттесняют, это совсем другое. Поэтому и живем в страхе и неуверенности, что
различные... гм! - политические дубы и недоумки исключают этику из отношений
между людьми и народами, заменяют ее силой, деньгами, властью, подлостью. Не
выберемся так из дерьма. Миндальничанье!.. Словом, так: вы мне доложили - я
вас выслушал. Вы знаете далеко не все, гораздо меньше, чем нужно, чтобы
добиваться правильных решений. Будем изучать вопрос. А ежели вздумаете
действовать наобум и в обход, то - поскольку у нас с вами простой взгляд на
этику - обещаю, что ваша карьера на этом закончится. Располагаю
соответствующими возможностями. Все, идите.- Военпред продолжал сидеть,
шевельнул губами с намерением возразить, но директор повторил с нажимом: -
Идите!
Тот поднялся и, повернувшись не по-военному, вышел. "Оружие.
Засекречивание. Страх, доводящий народы и государства до нервных судорог.
Подозрительность... Нет, именно в делах такого масштаба нельзя допустить,
чтобы животные чувства возобладали - на уровне народов! - над
человеческими.- В отличие от военпреда, Пец представлял как. В принципе.- А
может, и не в принципе? - Он вспомнил увиденное вчера в экспериментальной
мастерской: листы стекла и пластмасс, бетонные плиты с дырами - крупными и
малыми, ровными и рваными.- Может, это оно и есть?.."
Четыре листка бумаги с числами, символами и разлинованными в мелкую
клетку графиками выскользнули из плоского зева пневмопочты по левую руку от
кресла, веером легли на полированную поверхность стола. Пец взял крайний,
прочел: "Экстраполяционный прогноз блужданий Метапульсаций на 16-20
сентября". Это было решение задачи, которую он дал позавчера Иерихонскому;
выполнено с задержкой на несколько часов - по понятной, впрочем, причине.
Ну-ка?.. Валерьян Вениаминович, минуя расчеты, взял листы с графиками.
Проекция блужданий на плоскость "север - вертикаль - юг"... проекция на
плоскость "запад - вертикаль - восток"... на горизонтальную - при крайних
точках указаны даты и время. Так-так... ага, вот самое крайнее смещение,
самое-самое, отмеченное на всех проекциях. Когда его ждать?
Пец всмотрелся в цифры против голубого кружка на ломаной кривой - и
сбилось с ритма сердце, кровь снова прилила к голове:
"16.IX в 17.10-17.15". Сегодня. Подавив паническое желание поглядеть на
часы, он с минуту изучал графики и расчеты, надеясь, что ошибся, увидел не
то. Нет, все было то. С расчетной погрешностью 4 минуты.
Валерьян Вениаминович взглянул на табло, времен над дверью кабинета:
эпицентровых 28.20, земных 14.10. Мысли залихорадило, рефлексы
администратора толкали к немедленному принятию мер, рука сама потянулась к
пульту телеинвертера. "Спокойно, спокойно,- смирил себя директор.- Что
будет-то? Может, ничего? Или, напротив, все?.. Дать команду Петренко
ускорить... так ведь только что дал. Спокойно. Не надо свистать всех наверх
- лучше самому подняться наверх. Прикинуть, обдумать не спеша".
Он взял листки, отчет о повреждениях сети и, пройдя пустую приемную,
направился к лифту. "Эк заштормило: то одно, то другое, то третье!
Растерялся, папа Пец? Тут растеряешься..." Выйдя из лифта на предпоследнем
уровне, он успокоился: теперь от необходимости решать и действовать его
отделяли не часы, а - если пожелает - многие дни. Думать, прикидывать так и
эдак можно обстоятельно, без натуги. А думать есть о чем. Надвигалось -
Валерьян Вениаминович это чувствовал - такое, что потребует напряжения всех
душевных и умственных сил. Именно надвигалось, а не было позади. "Теперь мне
не отвертеться",- подумал он, отпирая дверь своей комнаты в профилактории,
и, осознав эту мысль-чувство, замер на пороге.
- От Чего? - спросил сам себя. И сам ответил: - От ясности. От ясного,
однозначного отношения к НПВ, Шару, Меняющейся Вселенной, новому знанию. Ко
всему, что было, есть и еще может быть здесь... Выходит, я уворачивался?
Похоже, что так. Проблемы возникли не сейчас, они накапливались, и он
думал над ними, вернее, помнил, что надо думать. Пытался не раз и не два
собраться как следует с мыслями, все сопоставить, оценить... огорчался,
когда отвлекали текущие дела (а они постоянно отвлекали), обещал себе: вот
разделаюсь с этими, тогда все побоку и возьмусь!.. Ну, вот еще отодвину в
сторону эту проблему, которая загораживает обзор, и тогда...
А сейчас, стоя в дверях, Пец понял, что это он во внешних слоях психики
огорчался, что текучка заедает,- ваньку перед собой валял. В глубине души он
был благодарен текучке, что она заедает, с облегчением погружался во все
новые дела, отвлекающие от трудных мыслей и долженствующих последовать за
ними решений. Видно, чуял, что логикой, знаниями, даже талантом физика -
всем, чем он был горазд,- эту проблему ему не взять; думай, не думай... Вот
и доотвлекался до того, что проблема стала настолько неотвлеченной,
жизненной, злой, что просто бьет наотмашь. Одного уже свалила. И он не
готов.
Поэтому, когда Корнев выкладывал все и возникало беспомощное детское
желание: забиться в угол, прикрыться ладошками от истин - не надо! А затем и
хуже: щенком себе показался. "Прикрывался текучкой, как ладошкой. Да только
хватит, не ребенок и не щенок".
Воздух в комнате был сырой и затхлый. Включив свет, Валерьян
Вениаминович увидел, что на потолке, захватывая и стену, распространилось
ржавое пятно, штукатурка там осыпалась. Люстру покрывала серая от пыли
паутина, линолеум на полу покоробился, завернулся по краям полос. "Напрасно
крыл меня этот из стройминистерства,- подумал директор.- Все-таки ускоренное
время свое действие оказывает. Но обитать здесь нельзя. Надо прислать
ремонтников".
Он запер комнату, двинулся на следующий этаж, в лабораторию MB.
"Кстати, обсужу новость с ними".
В лаборатории в это время трудились четверо: Любарский, Толюня. Буров и
Миша Панкратов. Гибель Корнева для всех их была большим ударом. Но - если
без соплей - разрушение системы ГиМ, сопутствовавшее этому, ударом еще
большим. Чувства их можно сравнить - приблизительно, на популярном уровне -
с переживаниями водителя, у которого в пустынной местности сломалась
автомашина: вот только что он, разумный и могучий гомо-самец, мчал со
стокилометровой скоростью, ему было рукой подать до нескольких областных
центров, множества районных городков и окрестных деревень, было наплевать с
высоты своего сиденья на ночь и дождь. И вдруг выясняется, что это не он
мчался, а машина, что это ей досягаемы областные и прочие города с
гостиницами,- а ему, комочку плоти, дай бог добрести до ближайшего хуторка,
чьи огни на горизонте, и при этом не заблудиться и не простыть.
Чувства обобранности и обездоленности у сотрудников лаборатории,
пожалуй, были еще сильнее. Они привыкли, поднявшись на аэростатах,
поворотами ручек устранять мегапарсеки, отделяющие их от галактик и звезд;
привыкли в комфортных режимах просматривать жизни почти вечных миров,
"листать" планеты, звездопланетные системы, вселенные в поисках интересных
объектов и событий... настолько привыкли, что поручили это автомату. Все это
стало для них нормальным видением мира, нормальной жизнью во Вселенной. И
сейчас они почувствовали себя глухими и слепыми ничтожествами. Любарский,
чтобы хоть как-то скомпенсировать эти чувства, при помощи Панкратова в
кинозале просматривал и сортировал видеозаписи объектов MB, отделяя то, над
чем еще следовало помудрить. Васюк и Виктор Федорович, забыв прежнюю
взаимную неприязнь, в соседней комнате обсуждали, как восстановить систему
ГиМ.
Все они, кроме Миши, составляли комиссию по расследованию причин
вчерашней катастрофы, формальным председателем которой был Пец. Стало быть,
работали здесь с утра, восьмые сутки по здешнему времени; срок достаточный,
чтобы разобраться, составить заключение и перейти к иным делам. Разумеется,
в такой ситуации они и думать не могли: потратить несколько земных часов на
участие в похоронах главного инженера.
Появление Пеца в комнате Васюка не вызвало у инженеров заметных чувств.
Анатолий Андреевич только кивнул ему издали - может быть, несколько глубже и
замедленнее, чем обычно - и снова уперся руками в края кульмана, нахмурил
лоб, устремил глаза на эскизы. Буров подошел, поздоровался и после
немногословного мужского выражения чувства скорби сообщил, что заключение
они как раз отправили вниз, .на перепечатку. В основном, ничего нового сверх
выводов, к которым они вместе с Валерьяном Вениаминовичем пришли еще утром,
в нем не содержится. Но... но! - некоторые повреждения в системе никак
нельзя объяснить ни аварийным пробоем, ни падением кабины на крышу: -
во-первых, оплавленное оргстекло купола, во-вторых, снятые - обычным
способом, путем отвинчивания винтов и отщелкиванием затворов - задние панели
корпуса автомат-персептрона, и в-третьих, самое серьезное: из схемы автомата
удалены предохранительные реле и блокирующие микросхемы - одни выломаны,
другие вынуты из гнезд. Чего-то такое там Александр Иванович делал... В
заключение они эти факты не внесли, будучи уверены, что Валерьян
Вениаминович так решил бы и сам: Корнева это из гроба не поднимет, а
малокомпетентным официальным лицам даст повод для придирок, кои ничем не
помогут - и даже напротив. Пец задумчиво кивнул. Что же до восстановления
системы ГиМ, сразу перешел на другую тему Буров, то - с учетом опыта
эксплуатации, всех последних усовершенствований - легче и дешевле сделать ее
заново, чем ремонтировать. Там ведь нагромождали идею на идею, а теперь
пойдет в дело только самое проверенное; так гораздо проще и быстрее. У
Виктора Федоровича едва ли не вышло, что оно и к лучшему - выход из строя
старой несовершенной системы. Прямо он это не сказал, но в интонациях что-то
проскользнуло.
Ничего не ответив на его вопросительный взгляд, Пец вошел в
просмотровый зал. Увидев его, Варфоломей Дормидонтович остановил проектор
(на экране замер кадр с оранжевой звездой, окутанной плоским, слабо
светящимся шлейфом), подошел, душевно пожал руку:
- Его всем нам будет не хватать, Валерьян Вениаминович. И другого
такого мы не сыщем...- Вздохнул, помолчал и заговорил деловым голосом: - Что
же до состояния работ, то... мне лично оно напоминает состояние Европы после
второй мировой войны: масса разрушений - но тем самым и масса возможностей
для реализации новых идей, новых архитектурных проектов, которые иначе бы
остались на бумаге. Витя вам говорил о своих замыслах?
- Нет,- буркнул Пец.
- Ничего, еще расскажет... А вот, Валерьян Вениаминович, не угодно ли
полюбоваться,- Любарский указал на экран.- Думаете, это планетообразующая
звезда? Как не так, это планета, выбрасывающая из себя вещество! Только
снята при сильно ускоренном времени, поэтому ее тепловое излучение выглядит
светом. Понимаете, выходит, что между планетами и звездами в этом отношении
нет принципиальной разницы! Не хотите ли посмотреть дальше?
- Не сейчас,- качнул головой директор. (И этот отрешен, наполнен
Меняющейся Вселенной; и ему не поворачивается язык сообщить о надвигающейся
оттуда космической буре. Да и время еще терпит). "Энтузиасты науки, куда к
черту, приносящие себя в жертву Познанию Вселенной! Чем вы лучше военпреда
Волкова, готового распяться в интересах обороны? Ограниченность,
ограниченность - даже когда она прикидывается широтой и жертвенностью... Не
лучше ли ничего не приносить в жертву: ни вселенскую отрешенность земной
суете - ни ее вселенскому образу мыслей? Уметь охватить рассудком и
чувствами все - от Вечной Бесконечности, в которой обитаем, до мелких забот
о телесной жизни... И без натуги, главное, охватывать все в действиях и
переживаниях. Это - легко сказать! Кто сумеет? Корнев не смог. Эти? Они,
похоже, уже по ту сторону, что и Корнев, хоть и на иной лад. Я? Только в
мыслях, а в делах, в жизни не лучше других. Выходит, не по силам это людям?
Наш удел быть игрушками стихий и ни черта ни понимать? Или, что не лучше,
драматизировать развенчание иллюзий, открытие истин - вплоть до
самоубийства?.."
Взгляд Пеца упал на взъерошенного Мишу, который выходил и вернулся
сейчас с кипой кассет. "У этого хоть была своя причина не участвовать в
похоронах..." Директор подозвал его, извинился, что не помнит
имени-отчества.
- Михаил Аркадьевич Панкратов,- сухо представился тот.
- Не родственник академика Панкратова?
- Нет. И самоубийцы Шиммеля тоже.
Малый дерзил, чтобы не потерять лицо: обжегся на Корневе. Самоубийца
Шиммель - это из Ремарка? К таким выпадам Пец привык - наравне с
подобострастием. "Все-таки книги читает, молодец". Не познакомит ли его
Михаил Аркадьевич со своей установкой? Познакомить с действием установки,
ответил тот, сейчас невозможно, поскольку она паразитировала на системе ГиМ,
которая разрушена. Можно только рассказать идею, показать, что получается.
- Пожалуйста.
Они перешли в комнату мастерской, где стояла установка. Основное - это
конденсаторы НПВ, объяснил инженер, достав из стола металлические цилиндрики
с округлым керамическим дном и игольчатым электродом внутри. Их помещали
вблизи нижней границы "полевой трубы" системы ГиМ; когда ее поле
концентрировало крутую неоднородность, то и между электродами в цилиндре
получалась такая же: по краям кванты в тысячи раз крупнее, чем вблизи иглы.
Для сохранения этого после снятия поля ГиМ достаточно было удержать такую же
напряженность внутри цилиндрика, для чего хватает батарейки. Далее
конденсатор, в котором оказывается физический объем порядка многих
кубометров, можно вместе с батарейкой перенести куда угодно. Если потом
убавлять напряжение, то микропространство как бы выходит вовне, в обычное,
выпирает крутым градиентом неоднородности. А тот может разрушать любые
непроводники. Направление и угол градиента регулируются вот этими и этими
электродами установки... Затем Миша показал образцы с дырами, которые Пец
видел вчера.
Валерьян Вениаминович слушал, смотрел, кивал, все давно поняв. Он снова
был - который раз за последние дни - потрясен до панического смешения
мыслей.
- А что произошло бы, если б от вашего заряженного неоднородностью
"конденсатора" отсоединился провод батарейки?
- А с чего бы ему отсоединиться? - опасливо покосился на него инженер.-
Клеммы под винты, схема без соплей.
- А все-таки? Выскользнула клемма, оборвался провод при переноске -
мало ли что.
- Ну... разрушение предметов вокруг. Только это маловероятно. Он и
сейчас не понимал, что изобрел ту самую "пространственную бомбу", этот
молодой, да ранний Миша, не состоящий в родстве с академиком и самоубийцами.
Лишь почуял возможный нагоняй за рискованные опыты. Он и не думал ни о какой
бомбе: способ конденсации НПВ, накопление больших физических пространств в
малых геометрических объемах - интереснятина! Да и сам Пец, не наведи его
сегодня бдительный военпред на эту тему, не в первую и не во вторую, а разве
что в десятую какую-нибудь очередь задумался бы о разрушительных свойствах
таких НПВ-конденсаторов. Ведь здесь столько применений: не только стены
дырявить, но и туннели сквозь горы... автобус в карман поместить можно... да
что говорить! И в то же время: НПВ-бомба. При надлежащем заряде любой город
в пыль обратит. Все верно.
Он поставил инженеру "недурственно", посоветовал провести теоретические
расчеты, не тянуть с заявкой и статьей - и отпустил с миром. А сам поднялся
на крышу.
Здесь было прибрано, почти ничего не осталось от хаоса обломков,
который он видел утром. Кабина и электроды, падая, снесли ограду, лебедку и
западную часть генераторной галереи. На краю площадки в той стороне теперь
торчала только лампочка на шесте, тускло освещала ближнюю часть крыши.
Непривычной была пустота и первозданная темнота вокруг и вверху: не тянутся
к ядру освещенные прожекторами канаты и кабели, не белеют в выси электроды и
колбаски аэростатов... От кабины осталось лишь пилотское кресло, с которого
так удобно было наблюдать делающееся в MB; его вырезали автогеном вместе с
частью шасси, поставили в середине крыши.
Первые минуты Валерьян Вениаминович ходил по площадке, как по кабинету,
ничего не замечая: приводил мысли в порядок. Вся история с изобретением
Панкратова настолько быстро и слитно прошла перед его глазами, что он в
самом деле почувствовал себя наблюдающим - наверху, в кабине ГиМ - слитный
интеллектуально-эмоционально-вещественный процесс на какой-то планете. В
этом процессе несущественно было наличие определенного специалиста - с
фамилией, внешностью, беременной женой, обидой на главного инженера, как
несущественно было конкретное воплощение оборонных опасений в
полковнике-инженере Волкове, а административного начала в директоре по
фамилии Пец. Все могло быть не так - и не только в деталях, а вообще у
завросапиенсов или мыслящих крабов. Главным было утверждение себя - новой
мыслью, ревностным исполнением служебного долга, т. п.; а еще более главным
- что не могла не реализоваться созревшая идея-возможность: сначала в
изобретение, а затем, влекомая жаждой выгод и опасениями утрат, и в
различные преобразующие мир действия. "И ведь в сторону рыхления опять-таки
преобразующие, рыхления и образования пустот - мирные или военные
применения, все равно. Действительно заложено это в нас, выходит?"
Ладно. Валерьян Вениаминович вспомнил, что поднялся сюда не для
отвлеченных размышлений. Сел в пилотское кресло, разложил на коленях графики
Иерихонского, приготовился работать. В ядре Шара тускнело фиолетовое зарево
"мерцаний".
"Итак, эта заблудившаяся Метапульсация в 17.10-17.15 выпятится в барьер
на северо-западе. Вон там. Может сместить и нижние слои Шара - а этого
допустить нельзя, в них башня. Хрупнет она, как сухая палка, несмотря на
стометровую толщину и три слоя - для НПВ все равно: что бетон, что картон.
Стало быть, в момент этих родовых схваток материи надо бы перетянуть сеть в
противоположную сторону, на юго-восток. Или заранее?.. Нет, это нельзя, сами
башню сломаем. А в каком состоянии сеть в месте выпячивания?" Справился по
снимкам: с дырами. "Значит, первую заплату туда. А выдержат ли канаты, они и
так натянуты струнами?.. Нет, держать и не пущать - это не то. Не лучше ли
другой вариант, гибкий - сыграть с Метапульсацией в поддавки? Перед ее
выпячиванием осторожно поднять сети и Шар над башней аэростатами. Метров на
пятьсот... на высоту башни то есть. Пусть Шар побесится в высоте. А потом
опустить. Ох, нет, это сложно: надо дополнительные аэростаты, чтобы
поднимать ровно, не свалить башню, надо одну сеть перевести под него... а то
ведь выскочит заволновавшийся Шарик и тю-тю. Не управимся в три нулевых
часа".
"Постой...- Он всмотрелся в графики: ломаные кривые в опасном месте
подходили к краю не одним выбросом, целой серией.- Плохо дело. Тут с одной
Метапульсацией не придумаешь, как управиться, а с каскадом их... Ведь это
космические вздохи-всплески: чуть слабее дунет - ничего не произойдет, чуть
сильнее - гнилыми нитками лопнут канаты, рассыплется башня. И Шар тю-тю... А
расчет Иерихонского весьма приблизителен".
...И снова лик Вечной Бесконечности посветил на крышу, на сидевшего там
человека сизо-голубым овалом Вселенского шторма с яркими бело-синими
вкраплениями. Валерьян Вениаминович откинул голову к спинке кресла,
поглядел, смежил глаза, улыбнулся устало и грустно. Ему не надо было
смотреть - помнил:
- Первоначальный туман разделяется на рябь вытянутых всплесков-струй; в
них завиваются вихревыми светящимися кляксами с рваными краями
протогалактические воронки:
- от усиливающегося незримого напора времени-действия ядро вихря бурлит
протозвездами; затем и они разделяются на ядро-звезду и рукава