Страница:
мухи-дрозофилы! Ну, чего вы улыбаетесь?
- Обдумываю вашу идею. Главного архитектора за талантливость вон -
сразу спокойней работать. Александр Иванович у нас по этой части тоже
неблагополучен - вместо него найдем кого-то подубовей. Порядка еще больше.
Затем возникает вопрос: а зачем нам такой одаренный, настырный, всегда
заряженный идеями главкибернетик, как вы? После вас дойдет очередь и до
меня.
- А, ну вас! Так исказить...- Люся обиженно полуотвернулась.- Вы
отлично понимаете, что насчет Зискинда я права.
- Нет, не понимаю и не согласен... А это кольцо уже есть на ваших
экранах? - сменил Пец тему разговора.- Я хотел бы поглядеть.
- Еще нет. Валерьян Вениаминович. Во-первых, связисты не установили там
телекамеры и не дали каналов. Во-вторых... как я его устрою на своей стене,
это кольцо?
Под этот разговор они приблизились к экранной стене. Она и издали
привлекала взгляд своим сиянием, вблизи же просто подавляла: два этажа по
высоте и шесть метров в ширину сплошь занимали телеэкраны - черно-белые и
цветные, крупные и мелкие - и каждый показывал что-то свое. Экраны вверху и
в центре стены - многолучевые - показывали сразу несколько упрощенных
изображений. Картины менялись - где медленно, где торопливым мельканием, где
скачками. Экранная стена - эта была сама башня: сверху донизу, все помещения
и монтажные площадки всех слоев и уровней. (Точнее, почти всех: вверху, за
цифрой "40" на световых шкалах по краям стены, было немало темных экранов -
неподключенных).
Под стеной выгнулся дугой коммутационный пульт, за которым сидели два
оператора. Перед каждым лежали бинокли; ими они пользовались, чтобы
разглядеть верхние экраны.
- У нас здесь все жестко,- продолжала Люся, - не как в свободном
пространстве вокруг башни, где будет кататься кольцо-лифт имени Зискинда.
Что же, и нам делать два подвижных щита с экранами - и опускать или
поднимать их по уровням-шкалам вместе с кольцом? Это же ужасно сложно!
- Ну, зачем! Даже странно от вас, кибернетика, такое слышать,-
недовольно проговорил Пец.- Поставьте экраны для кольца с хорошим запасом
вверх и вниз - и несложную коммутационную систему, которая будет включать
нужные ряды в соответствии с его положением.
Это действительно было простое решение - только в пылу полемического
неприятия новшества Людмила Сергеевна не пришла к нему сама. Получилось, что
Валерьян Вениаминович нечаянно, но довольно больно задел ее самолюбие.
Малюта изменилась в лице, смотрела на Пеца исподлобья с нежной злостью:
- Валерьян Вениаминович, в случае чего - место старшего оператора у нас
всегда за вами. И уж я-то вас никому в обиду не дам! - И отошла, шелестя
полами халата, вредная баба: сквиталась, уела, последнее слово осталось за
ней - теперь все в порядке.
"Ну и ладно,- миролюбиво подумал Пец, взял стул, повернул его спинкой
вперед и уселся позади операторов, положил голову на руки; но первые секунды
смотрел на экраны, ничего не видя.- В случае чего... А я-то хотел по
селектору предупреждать. Все уже знают о высокой комиссии, даже слухи
соответствующие циркулируют: в случае чего!.. Так, все об этом! - Теперь он
смотрел на экранную стену.- Первое: начальнику связистов сделать жесточайшее
ата-та по попке - вон сколько "черных дыр" наверху, куда это годится?..
Второе: кого и куда переселять в новые помещения? Претензии будут у всех,
фраза "меня повысили" у нас имеет двойной, если не тройной, смысл. На
очередном НТС из-за верхних уровней будет свара - именно поэтому надо
составить свое мнение. Начнем с самого низу".
Мозаика экранов -на стене образовывала сияющие группы. В центре
усеченная пирамида до самого потолка - развертка помещений осевой башни, по
обе стороны ее две широкие полосы - половинки промежуточного слоя; за ними
еще две короткие полосы - внешний слой. Под всем этим овал из экранов -
зона.
"Снабженцы как были внизу, так и останутся, для них важнее связь с
внешним миром, чем с башней. Ремонтные мастерские... Где они? - Пец поискал,
опознал взглядом квадратики с медленным шевелением на уровне "4".- Этих
безусловно на 50-й - чтобы время ремонта определялось только доставкой
неисправного в мастерскую, а то к ним очередь... Точно так и
экспериментально-наладочные. Они устроились на 6-м уровне, низко. "Дорогу
идеям!" - лозунг Корнева, к которому я целиком присоединяюсь: самый
исследовательский смак, когда свеженькая, не измусоленная сомнениями, не
запылившаяся от долгого лежания идея воплощается в металл, в электронную
схему, в стенд. Стало быть, их на 60-й... Теоретический отдел Б. Б.
Мендельзона, вон те комнаты около оси на 5-м уровне: склонились теоретики
над бумагами, никто и голову не поднимет. Толку пока от них маловато, ни
одну проблему Шара еще не высветили - и может быть, не без того, что времени
им не хватает. Этих, пожалуйста, хоть под крышу, на стопятидесятый, места
занимают немного - лишь бы результат давали..."
Глаза Валерьяна Вениаминовича сами стремились от сонного царства нижних
уровней к верхним экранам, где кипела жизнь. "Нет, погоди, вот еще тонкие
места внизу: столовая и буфет на 3-м уровне. Вечная толчея, очередь... Вон,
все будто замерли у стоек самообслуживания, подавальщицы еле
перемещают-наполняют тарелки. (На самом деле в два с половиной раза быстрее,
не брюзжи!) Их... куда? Проблема похлебать горяченького не шибко научная, но
без нее и остальные не решишь. Их... никуда. Просто открыть в середине и
наверху еще столовую и пару буфетов, вот и все. А в тех пусть кормятся
"низы"... Теперь... а не ну ли их всех к черту?! - вдруг рассердился Пец на
проблемы, на службы и на себя.- В самом деле, через час-другой могу
загреметь - да не в операторы Люси Малюты, а вообще из Шара - сижу в
координаторе, вполне возможное, в последний раз... а размышляю о ерунде, о
текучке. Еще и под суд отдадут. Власть есть власть, закон есть закон...
особенно если московская ученая мафия целится на Шар, имеет своих кандидатов
и на мое место, и на корневское. Там теперь спохватились, что упустили
жирный кусок. Э, об этом тоже не стоит!.."
Он распрямился, вытянул положенные на спинку стула руки, окинул
взглядом экранную стену. Вот о чем вопрос стоит сейчас: образ башни,
внедряющегося в НПВ выроста из обычного мира с обычными людьми. Он такой, да
не такой, как на экранах. "Краса и гордость" координатора Шурик Иерихонский,
который этой ночью проштрафился, вычертил рассчитанную им модель башни в
эквивалентных сечениях - имея в виду, что при нормальной загрузке один
квадратный метр рабочей площади на уровне "10" равен десяти обычным и чем
выше, тем и больше. "Эквивалентная башня" в противоположность реальной
расширялась с высотой наподобие граммофонной трубы; диаграмму так и назвали
- "Иерихонская труба". Что более реально - она или видимое глазами?
...А "эффект исчезновения"? Первыми его открыли зеваки. Их немало
прибредало к зоне, особенно в погожие дни; в выходные так и целыми семьями,
с биноклями и подзорными трубами, с фотоаппаратами; некоторые волокли
портативные телескопы. "РК-шни-ки" и кадровики протестовали, требовали от
Пеца принятия мер... А каких? Шар не спрячешь. Выставили милиционера,
который время от времени у кого-либо зазевавшегося засвечивал пленку,
составлял протокол; любопытствующей массе это было как слону дробина.
Налюбовавшись картинами искажений в Шаре, быстрых удалений и взлетов
вертолетов, свечении еле теплого, отвердевающего бетона, радиаторов машин,
нацокавшись языками, накачавшись головами, местные жители, естественно,
начинали искать в бинокли и телеобъективы знакомых. И оказалось, что узнать
работающих в доступных для наблюдения местах средних и высоких уровней
невозможно. Мертвые предметы, хоть и искаженные по виду и расцветке,
пожалуйста, а живые люди все расплывчаты и как бы сходят на нет.
И это тоже была реальность НПВ. Ее Валерьян Вениаминович видел сейчас
на экранах, поднимая глаза к верхним рядам их: мультипликационная быстрота
движений работающих, особенно строителей, монтажников, отделочников,
нарастала от этажа к этажу. Вот на тридцатом уровне во 2-м слое упрощенные
фигурки быстро-быстро накидывают лопаточками раствор в прямоугольничек-ящик,
подхватывают, переносят, забавно семеня ножками, выливают на разлинованный
прутьями арматуры, засыпанный щебенкой пол, быстро-быстро разравнивают,
притирают... в глазах рябит. Пальцы на руках неразличимы, как бы
отсутствуют, лица - пятна с дырочками глаз, рта и ноздрей. 36-й уровень,
монтажная площадка на экране справа: здесь уже расплывчаты движения рук
работающего, не понять, что он делает ими, все накладывается на экран
пятнами послесвечения - рук у монтажника больше, чем у индийского божка.
Фигурка отступила, видно перекрестие двутавровых балок с болтами; гайки
навинчиваются на болты мгновенно и будто сами по себе.
46-й уровень второго слоя. Телекамера показала рваный край бетонной
стены, из которого выступала решетка арматуры. Стена и прутья вдруг
закрылись дощатыми щитами, опалубкой для заливки бетона. Как бы сами
заслонили ее щиты - люди там перемещались столь быстро, что чувствительные
ячейки телеэкрана и человеческого глаза не успевали реагировать. Эффект
исчезновения!.. Вот на экране рядом в пустом вроде бы помещении часть пола
темно-серая, другая светлая, оборвана ломаными зазубринами. Светлая часть
наступает на темную, будто съедает ее треугольными зубьями... и за считанные
секунды съела всю. Пец нашел на пульте нужную кнопку, включил каскад
инвертирования - увидел: два продолговатых пульсирующих комка настилают
паркет.
Никакой мистики, быстродействие телесистем пасует перед ускорением
времени. И голос человека, крикнувшего (или позвонившего по телефону, все
равно) оттуда, не услышишь без инверторов: он весь смещается в ультразвук. И
цвета, окраска, оттенки в НПВ не характеризуют предмет, обращать на них
внимание- только расстраиваться... "Отметая шелуху подробностей, мы выделяем
суть,- думал Валерьян Вениаминович.- Какую же суть предлагаешь ты нам
понять, коварный Шар, отметая такие подробности?"
Ему вспомнилось, как неделю назад в башню заявились, заказав пропуска,
руководители краевых творческих организаций - писательской, композиторов
(Пец, поклонник серьезной музыки, и не знал, что они в Катагани наличествуют
во множественном числе), художников и актеров. С целью арендовать этажик
повыше для объединенного Дома творчества. На предмет ускоренного создания
выдающихся актуальных произведений: романов, повестей, симфоний, ораторий,
картин, спектаклей, теле-шоу и тэдэ. Поскольку в обычных условиях они не
успевают откликнуться на очередные социальные установки крупным жанром. А
времена пошли обязательные: столетия, пятидесятилетия., тричетвертивечия,
исторические решения минувшего съезда и еще более исторические
надвигающегося. На все это литература-живопись-музыка-театр не может не...
На все надо...
Пец был польщен визитом, интересом к НПВ, пленен идеей - но рискнул
все-таки высказать свой, ужасно старомодный взгляд, что непреходящая сила
истинного искусства не в отражении злобы дня, для этого хватит газет, а в
том, что оно проникает в глубины душ, в "тайны создания", как писал Гоголь,
и что-де поэтому оно, настоящее, всегда злободневно и нужно. И -
почувствовал, что его не понимают. То есть, может, и понимают, но смотрят,
как на придурка. Какие еще "тайны"!.. Валерьян Вениаминович, стремясь
нащупать общий интерес, заговорил о том, что неоднородное пространство-время
очень своеобразная и мало изученная среда обитания, что многие загадки его
наверняка окажутся более подвластными исследованию методами искусства, чем
рационалистическому подходу ученых,- так не...
- Не,- снисходительно оборвал его Ал-др Брудной, местный писательский
лидер и лауреат,- это ж совсем не то, на что нас нацеливают! Очерки о вашем
героическом труде - это дадим.
Словом, Пец быстро осознал, какая лавина халтуры может хлынуть на
головы беззащитного населения из "дома творчества" в Шаре,- и отказал
наотрез. Уж бог с ними, с очерками! Сановные служители муз удалились, громко
сетуя и обещая дело так не оставить. Действительно, из крайкома потом
последовал неприятный звонок.
"Но все же, все же, все же,- думал сейчас Валерьян Вениаминович,- я
правильно тогда об этом заговорил, хотя и не слишком внятно. Да и не с
"начальниками литературы и искусств" о таком надо: они люди конченые, для
них космос и кукуруза, наше НПВ и Чернобыльская катастрофа - одна и та же
тема под названием "как ловчее преуспеть". Но все-таки: вот человек, его
дело, его труд - самое, действительно, важное, меняющее мир... и нету в НПВ
поз, кои могли бы запечатлеть скульпторы, выразительных движений для
описаний словами, игры красок, линий, света - для художников. Нету! Мура это
все, оказывается, здесь - то есть и вообще (поскольку НПВ -общий случай
реальности) мура, которой мы в однородном мире ошибочно придаем значение.
Внешность, показуха... Но что-то должно выделиться главное... что? К
примеру: как выглядел бы на экране я, сидящий вот так на стуле где-то на
сотом уровне? Да, пожалуй, так же, со всеми малоподвижными подробностями. То
есть НПВ прежде всего делает неразличимым физический труд. Тот, что во поте
лица. А умственный - не столь. И "Мыслитель" Родена сидит, а не вздымает
молот. Так что: выделяется примат мысли, замысла?.."
И снова холодок истины, еще не одетой в слова, чувствуемой пока только
своей наготой-новизной, повеял на Пеца. Но в этот момент его дальнозоркие
глаза наткнулись на самых верхних экранах на форменное безобразие: две кучи
- в одной новые унитазы, в другой писсуары - на фоне стены из кремового
кафеля. "Эт-то кто же додумался в мужском туалете телекамеру установить?! -
заклокотал директор.- Кругом "черные дыры", а тут - здрасьте! Не справляется
Терещенко, хоть снимай..." К черту полетели общие мысли, перед экранной
стеной сидел взъерошенный администратор. Так каждый день, каждый час в башне
Пеца шарахало от общего к конкретностям, от горнего в болотистые низины; в
этом была его маета, а может, и спасение, потому что всякий раз он снова
самоутверждаюше карабкался вверх.
В эту минуту унитазы на экране быстро и будто сами по себе (около них
дрожало почти прозрачное пятно) выстроились в ряд, уходя в перспективу; их
было шесть. За ними вдоль стены выстроились бачки. Затем куча писсуаров как
бы сама начала метать на фронтальную стену свои предметы один за другим;
образовался идеальный ряд их на нужном для мужчин уровне.
Валерьян Вениаминович смотрел - у него отвесилась челюсть. "А что, и по
такому можно заметить работающего человека: унитазы и писсуары были свалены
в кучи, а выстроились в ряды с нужными интервалами. Преобразование в
антиэнтропийную, упорядоченную сторону. Согласно чертежу, проекту, замыслу.
Так, может, это?.."
За спиной звякнул телефон.
- Валерьян Вениаминович, вас,- окликнула его Люся.
- Скажите, что иду.- Пец поднялся, повернул стул в прежнюю позицию,
неспешно направился к двери. "Сейчас мне будут делать ата-та по попке. По
моей старой морщинистой попке..."
И все-таки последняя мысль была обобщением его сиденья перед "экранной
стеной". Полумысль-полуощущение: стремительного потока, прущего против
тяготения вверх - вроде извержения, только без ниспадающей части. Потока,
нарастающего с каждым их (их?..) действием и несущего их всех неизвестно
куда.
глава 10
- ...как сказал Семен Михайлович Достоевский.
- Во-первых, не Семен, а Федор, во-вторых, не Достоевский, а Буденный,
и, в-третьих, он ничего подобного не говорил.
Диалог
71.05 координатора. Приемная. Возле секретарши, оживленной и
похорошевшей, склонился, рассказывая интересное, референт Валя. При виде
директора он распрямился, стал серьезным и сочувственным:
- Они у вас, Валерьян Вениаминович. И главный бухгалтер. Были у него, у
плановиков, в отделе кадров...
- Ясно. Связь с Корневым, с крышей? - это был вопрос Нине Николаевне.
- Связи нет, и Терещенко скоро не обещает. На 130-м уровне, он говорит,
нужен дополнительный каскад инвертирования, а туда еще не подвели
электричество. Кроме того, он сомневается, сможет ли с аппаратурой подняться
на крышу: в последних десяти этажах все на живую нитку, даже лестница без
перил.
- Но Корнев и его команда как-то добрались!
- Вертолетами, Валерьян Вениаминович, с самого низу. Им и грузы так
доставляют.
- Передайте Терещенко, что если через час связи не будет, то этим он
окончательно докажет свое несоответствие занимаемой должности и сегодня же
будет уволен. Что значит: нет электроэнергии, нельзя добраться! Есть
аккумуляторы, есть подъемные люльки, те же вертолеты... Да и лестница без
перил - все же лестница. Любитель комфорта!.. Вы, Валя, сейчас отправляйтесь
на крышу. Выразите Александру Ивановичу мое неудовольствие тем, что он не
согласовал свою работу на крыше и не обеспечил связь. Известите о высоких
гостях, которые рассчитывают на встречу и с ним. Пусть спускается. Сами
сразу обратно, ясно?
- Мне-то ясно, а вот Александру Ивановичу...- В голосе референта не
было энтузиазма. И он, и Пец понимали, что на крыше сейчас жарко и не такой
человек Корнев, чтобы упустить свежего работника.
- Все, исполняйте.
И Валерьян Вениаминович проследовал в кабинет. Главбух был бледен и
трепетал. Страшное озабоченно помаргивал. Зампред был гневно-торжественен.
Все трое сидели за столом для совещаний. Перед Авдотьиным веером, как карты,
были раскинуты бумаги. Как ни настраивал себя Валерьян Вениаминович, что
ничего он не боится, но все-таки, живой человек, почувствовал противную
дрожь в поджилках.
- Ну, знаете!..- встретил Авдотьин директора возгласом.- Я два десятка
лет на контролерской работе, но подобного не видывал. Думал, в письмах и
жалобах на вас процентов девяносто наврано, слишком такое казалось
невероятным. А теперь убедился, что не только не наврано, но отражена в них
лишь малая доля ваших, будем прямо говорить,- зампред нажал голосом,-
преступлений, товарищ директор! Ваших и главного инженера.
. - Я предупреждал... предупреждал и Валерьяна Вениаминовича, и
Александра Ивановича,- блеющим голосом сказал главбух.- Но они
приказывали... Я предупреждал и о том, что буду вынужден сигнализировать.
"Ты сигнализировал и чист, чего же ты сидишь с видом навалившего в
штаны?" - мысленно огрызнулся Пец, усаживаясь напротив Авдотьина.
- Вот,- тот нервно листал бумаги.- "Оплатить. Пец", "Оплатить под мою
ответственность". И будет ответственность, очень серьезная, за вопиющее
попрание финансовой дисциплины, за левачество... А нарушения трудовых
законов! Вот: приказы о повышении в должностях одних и тех же лиц дважды и
трижды в течение недели. Увольнения без предшествующих взысканий,
немедленные: "...лишить пропуска и выдворить с территории института до
24.00"! Вы что - диктатором себя возомнили, удельным князем? Да за все эти
художества вас и Корнева необходимо судить!
- Ну-ну,- подал голос Страшнов,- зачем такие слова?
- А как вы думаете?! - разгоряченно повернулся к нему зам.
- Что ж,- молвил Пец,- может, это действительно выход из положения:
судебный процесс надо мной и Корневым. Желательно показательный, с
привлечением общественности и прессы. Возможно, суд и установит, как надо
работать, не нарушая законов, в условиях, никакими законами не
предусмотренных.
- Смотрите, как рассуждает! - зампред даже всплеснул руками.- Вы что,
хотите сказать, что для вас законы не писаны?!
Валерьян Вениаминович тоже разгорячился от нервного разговора, хотел
ответить резко. Но его опередил Страшнов.
- Но ведь, кроме шуток, Федор Федорович, все так и есть,- мягко
заговорил он,- не написаны еще для неоднородного пространства и времени
законы и инструкции. Со столь серьезной спецификой нельзя не считаться... Я
одного не пойму, Валерьян Вениаминович,- повернулся он к Пецу,- почему вы не
обратились со своими затруднениями к нам? Обсудили бы, придумали что-нибудь
вместе. Ведь насчет благожелательного отношения крайкома у вас сомнений быть
не должно: средства и фонды для вас изыскивали, кадрами помогали...
- Раз поддержали бы, другой - отказали, третий - середка на половинку,-
ответил директор.- И все это были бы полумеры, все на грани конфликта с
законами. Да и времени бы это отняло у нас - самого дефицитного, нулевого! -
массу. А так все грубо и просто: вот Шар, неоднородное пространство-время,
сооруженная в нем за три месяца башня - мощнее Останкинской! - действующий
институт, испытания, исследования... Короче, с одной стороны, наши дела, а с
другой - противоречия с явно неприменимыми в наших условиях
законоположениями. И надо решать не для отдельных случаев, а в целом. Так
что, если хотите, мы шли на скандал с открытыми глазами и чистой совестью.
_ С чистой совестью?! Люди с чистой совестью, о господи! - завелся, как
с полоборота, Авдотьин.- Где этот приказ?
- Вот,- пододвинул крайнюю в веере бумагу главбух. Рука у него дрожала.
- Послушайте, Виктор Пантелеймонович, что выкомаривают эти "люди с
чистой совестью". "Приказ No 249 от 10 февраля по НИИ НПВ... Пункт первый...
это неважно. Ага, вот пункт четвертый:
"Инженера А. А. Васюка назначить руководителем исследовательской группы
высотного сектора с окладом 220 рублей в месяц". Пункт пятый, следующий: "А.
А. Басистова зачислить ведущим инженером в исследовательскую группу
высотного сектора с окладом 180 рублей в месяц". . - Так что? - поднял брови
Страшнов.
- А то, что А. А. Васюк и А. А. Басистов - не два человека, а один:
Анатолий Андреевич Васюк-Басистов. А вы о высоких материях, совести... Это
же прием махровых очковтирателей!.
Прием был действительно не из светлых. Страшнов был шокирован. Пец
вопросительно глянул на главного бухгалтера. Тот приподнял плечи,
пробормотал: "Александр Иванович..." Да, здесь чувствовалась бойкая рука
главного инженера. Но раз сделано - надо защищать.
- Васюк-Басистов... кстати, это тот самый, что проявил
исследовательское мужество в Таращанской катастрофе, работает, как и многие
в высотном секторе, не за двоих, а за пятерых. Сопоставьте его заработок с
тем, что вверху сейчас средняя продолжительность рабочего дня около тридцати
часов. А скоро будет еще больше. Или и в этом случае надо руководствоваться
положением, что у инженеров трудовой день не нормирован?.. Хорошо.- Валерьян
Вениаминович почувствовал, что пора переходить в наступление.- Наши
распоряжения отменить как незаконные, меня сместить и под суд, Корнева
тоже... Но не можете вы не понимать, что это не решение проблемы. А
организация и исполнение работ в НПВ есть проблема - не источник наживы и
злоупотребления, а большая проблема. Или и проблему закрыть за
несоответствие?
- Да, Федор Федорович,- вступил секретарь крайкома,- здесь нельзя
рубить сплеча, ориентируясь на живописные факты. Надо вникнуть в специфику,
решить комплексно. Я не оправдываю всего, что здесь предпринято, но...
Судите сами, ведь нельзя увольняемого за несоответствие работника держать
положенные по закону две недели, если им соответствуют многие месяцы
внутреннего времени. За эти месяцы тот дурак такого наломает!..
- Необходимо учитывать не только местную специфику, но и
государственные интересы,- не поддавался зампред.- Девальвация может
получиться от таких сверхзаработков.
- А вот это мне непонятно: как от нашей деятельности может получиться
девальвация? - вскинул голову Пец. Даже главбух позволил себе робко
улыбнуться.- Мы государству не стоим ни копейки и приносим немалую выгоду.
Поинтересуйтесь у наших заказчиков: радиоэлектроников, ракетчиков, химиков -
сколько денег сэкономили они благодаря ускоренным испытаниям на надежность
своих устройств и материалов только на свертывании дублирующих разработок?
- На конец квартала восемьдесят два миллиона рублей,- тихо, не слишком
стремясь быть услышанным, произнес главбух.
- Девальвация бывает не от того, что люди хорошо зарабатывают, а от
неправильной, экономически необоснованной шкалы цен и расценок,- внес
ясность бывший экономист Страшнов.- Грубо говоря, оттого, что много платят
за то, что мало стоит.
- Вот-вот. А мы никого расценками не балуем, платим по общепринятым,-
добавил Пец.
- Согласно тарифным справочникам,- уже чуть громче подал голос главный
бухгалтер.
Зампред постепенно успокаивался. То ли внял доводам, то ли на него
произвело впечатление, что не чувствует себя директор виноватым, не трепещет
и не кается. Разговор далее продолжался в спокойных тонах. Порешили, что
товарищ Авдотьин останется в институте до конца дня (тот легко согласился),
ознакомится с ходом работ, поговорит с сотрудниками, узнает их мнение и
составит свое. В тех случаях, где сочтет себя компетентным, решит сам, а в
остальном ("Заранее уверен, что преимущественно будет "в остальном",-
подумал Пец) представит доклад в Госкомитет. Затем, видимо, придется
организовать комиссию ("Непременно с участием ученых",- вставил секретарь
крайкома), которая все обстоятельно изучит и даст рекомендации.
- А пока как нам быть? - спросил Валерьян Вениаминович.
- Пока?.. В худшую сторону ваша практика измениться не может, потому
- Обдумываю вашу идею. Главного архитектора за талантливость вон -
сразу спокойней работать. Александр Иванович у нас по этой части тоже
неблагополучен - вместо него найдем кого-то подубовей. Порядка еще больше.
Затем возникает вопрос: а зачем нам такой одаренный, настырный, всегда
заряженный идеями главкибернетик, как вы? После вас дойдет очередь и до
меня.
- А, ну вас! Так исказить...- Люся обиженно полуотвернулась.- Вы
отлично понимаете, что насчет Зискинда я права.
- Нет, не понимаю и не согласен... А это кольцо уже есть на ваших
экранах? - сменил Пец тему разговора.- Я хотел бы поглядеть.
- Еще нет. Валерьян Вениаминович. Во-первых, связисты не установили там
телекамеры и не дали каналов. Во-вторых... как я его устрою на своей стене,
это кольцо?
Под этот разговор они приблизились к экранной стене. Она и издали
привлекала взгляд своим сиянием, вблизи же просто подавляла: два этажа по
высоте и шесть метров в ширину сплошь занимали телеэкраны - черно-белые и
цветные, крупные и мелкие - и каждый показывал что-то свое. Экраны вверху и
в центре стены - многолучевые - показывали сразу несколько упрощенных
изображений. Картины менялись - где медленно, где торопливым мельканием, где
скачками. Экранная стена - эта была сама башня: сверху донизу, все помещения
и монтажные площадки всех слоев и уровней. (Точнее, почти всех: вверху, за
цифрой "40" на световых шкалах по краям стены, было немало темных экранов -
неподключенных).
Под стеной выгнулся дугой коммутационный пульт, за которым сидели два
оператора. Перед каждым лежали бинокли; ими они пользовались, чтобы
разглядеть верхние экраны.
- У нас здесь все жестко,- продолжала Люся, - не как в свободном
пространстве вокруг башни, где будет кататься кольцо-лифт имени Зискинда.
Что же, и нам делать два подвижных щита с экранами - и опускать или
поднимать их по уровням-шкалам вместе с кольцом? Это же ужасно сложно!
- Ну, зачем! Даже странно от вас, кибернетика, такое слышать,-
недовольно проговорил Пец.- Поставьте экраны для кольца с хорошим запасом
вверх и вниз - и несложную коммутационную систему, которая будет включать
нужные ряды в соответствии с его положением.
Это действительно было простое решение - только в пылу полемического
неприятия новшества Людмила Сергеевна не пришла к нему сама. Получилось, что
Валерьян Вениаминович нечаянно, но довольно больно задел ее самолюбие.
Малюта изменилась в лице, смотрела на Пеца исподлобья с нежной злостью:
- Валерьян Вениаминович, в случае чего - место старшего оператора у нас
всегда за вами. И уж я-то вас никому в обиду не дам! - И отошла, шелестя
полами халата, вредная баба: сквиталась, уела, последнее слово осталось за
ней - теперь все в порядке.
"Ну и ладно,- миролюбиво подумал Пец, взял стул, повернул его спинкой
вперед и уселся позади операторов, положил голову на руки; но первые секунды
смотрел на экраны, ничего не видя.- В случае чего... А я-то хотел по
селектору предупреждать. Все уже знают о высокой комиссии, даже слухи
соответствующие циркулируют: в случае чего!.. Так, все об этом! - Теперь он
смотрел на экранную стену.- Первое: начальнику связистов сделать жесточайшее
ата-та по попке - вон сколько "черных дыр" наверху, куда это годится?..
Второе: кого и куда переселять в новые помещения? Претензии будут у всех,
фраза "меня повысили" у нас имеет двойной, если не тройной, смысл. На
очередном НТС из-за верхних уровней будет свара - именно поэтому надо
составить свое мнение. Начнем с самого низу".
Мозаика экранов -на стене образовывала сияющие группы. В центре
усеченная пирамида до самого потолка - развертка помещений осевой башни, по
обе стороны ее две широкие полосы - половинки промежуточного слоя; за ними
еще две короткие полосы - внешний слой. Под всем этим овал из экранов -
зона.
"Снабженцы как были внизу, так и останутся, для них важнее связь с
внешним миром, чем с башней. Ремонтные мастерские... Где они? - Пец поискал,
опознал взглядом квадратики с медленным шевелением на уровне "4".- Этих
безусловно на 50-й - чтобы время ремонта определялось только доставкой
неисправного в мастерскую, а то к ним очередь... Точно так и
экспериментально-наладочные. Они устроились на 6-м уровне, низко. "Дорогу
идеям!" - лозунг Корнева, к которому я целиком присоединяюсь: самый
исследовательский смак, когда свеженькая, не измусоленная сомнениями, не
запылившаяся от долгого лежания идея воплощается в металл, в электронную
схему, в стенд. Стало быть, их на 60-й... Теоретический отдел Б. Б.
Мендельзона, вон те комнаты около оси на 5-м уровне: склонились теоретики
над бумагами, никто и голову не поднимет. Толку пока от них маловато, ни
одну проблему Шара еще не высветили - и может быть, не без того, что времени
им не хватает. Этих, пожалуйста, хоть под крышу, на стопятидесятый, места
занимают немного - лишь бы результат давали..."
Глаза Валерьяна Вениаминовича сами стремились от сонного царства нижних
уровней к верхним экранам, где кипела жизнь. "Нет, погоди, вот еще тонкие
места внизу: столовая и буфет на 3-м уровне. Вечная толчея, очередь... Вон,
все будто замерли у стоек самообслуживания, подавальщицы еле
перемещают-наполняют тарелки. (На самом деле в два с половиной раза быстрее,
не брюзжи!) Их... куда? Проблема похлебать горяченького не шибко научная, но
без нее и остальные не решишь. Их... никуда. Просто открыть в середине и
наверху еще столовую и пару буфетов, вот и все. А в тех пусть кормятся
"низы"... Теперь... а не ну ли их всех к черту?! - вдруг рассердился Пец на
проблемы, на службы и на себя.- В самом деле, через час-другой могу
загреметь - да не в операторы Люси Малюты, а вообще из Шара - сижу в
координаторе, вполне возможное, в последний раз... а размышляю о ерунде, о
текучке. Еще и под суд отдадут. Власть есть власть, закон есть закон...
особенно если московская ученая мафия целится на Шар, имеет своих кандидатов
и на мое место, и на корневское. Там теперь спохватились, что упустили
жирный кусок. Э, об этом тоже не стоит!.."
Он распрямился, вытянул положенные на спинку стула руки, окинул
взглядом экранную стену. Вот о чем вопрос стоит сейчас: образ башни,
внедряющегося в НПВ выроста из обычного мира с обычными людьми. Он такой, да
не такой, как на экранах. "Краса и гордость" координатора Шурик Иерихонский,
который этой ночью проштрафился, вычертил рассчитанную им модель башни в
эквивалентных сечениях - имея в виду, что при нормальной загрузке один
квадратный метр рабочей площади на уровне "10" равен десяти обычным и чем
выше, тем и больше. "Эквивалентная башня" в противоположность реальной
расширялась с высотой наподобие граммофонной трубы; диаграмму так и назвали
- "Иерихонская труба". Что более реально - она или видимое глазами?
...А "эффект исчезновения"? Первыми его открыли зеваки. Их немало
прибредало к зоне, особенно в погожие дни; в выходные так и целыми семьями,
с биноклями и подзорными трубами, с фотоаппаратами; некоторые волокли
портативные телескопы. "РК-шни-ки" и кадровики протестовали, требовали от
Пеца принятия мер... А каких? Шар не спрячешь. Выставили милиционера,
который время от времени у кого-либо зазевавшегося засвечивал пленку,
составлял протокол; любопытствующей массе это было как слону дробина.
Налюбовавшись картинами искажений в Шаре, быстрых удалений и взлетов
вертолетов, свечении еле теплого, отвердевающего бетона, радиаторов машин,
нацокавшись языками, накачавшись головами, местные жители, естественно,
начинали искать в бинокли и телеобъективы знакомых. И оказалось, что узнать
работающих в доступных для наблюдения местах средних и высоких уровней
невозможно. Мертвые предметы, хоть и искаженные по виду и расцветке,
пожалуйста, а живые люди все расплывчаты и как бы сходят на нет.
И это тоже была реальность НПВ. Ее Валерьян Вениаминович видел сейчас
на экранах, поднимая глаза к верхним рядам их: мультипликационная быстрота
движений работающих, особенно строителей, монтажников, отделочников,
нарастала от этажа к этажу. Вот на тридцатом уровне во 2-м слое упрощенные
фигурки быстро-быстро накидывают лопаточками раствор в прямоугольничек-ящик,
подхватывают, переносят, забавно семеня ножками, выливают на разлинованный
прутьями арматуры, засыпанный щебенкой пол, быстро-быстро разравнивают,
притирают... в глазах рябит. Пальцы на руках неразличимы, как бы
отсутствуют, лица - пятна с дырочками глаз, рта и ноздрей. 36-й уровень,
монтажная площадка на экране справа: здесь уже расплывчаты движения рук
работающего, не понять, что он делает ими, все накладывается на экран
пятнами послесвечения - рук у монтажника больше, чем у индийского божка.
Фигурка отступила, видно перекрестие двутавровых балок с болтами; гайки
навинчиваются на болты мгновенно и будто сами по себе.
46-й уровень второго слоя. Телекамера показала рваный край бетонной
стены, из которого выступала решетка арматуры. Стена и прутья вдруг
закрылись дощатыми щитами, опалубкой для заливки бетона. Как бы сами
заслонили ее щиты - люди там перемещались столь быстро, что чувствительные
ячейки телеэкрана и человеческого глаза не успевали реагировать. Эффект
исчезновения!.. Вот на экране рядом в пустом вроде бы помещении часть пола
темно-серая, другая светлая, оборвана ломаными зазубринами. Светлая часть
наступает на темную, будто съедает ее треугольными зубьями... и за считанные
секунды съела всю. Пец нашел на пульте нужную кнопку, включил каскад
инвертирования - увидел: два продолговатых пульсирующих комка настилают
паркет.
Никакой мистики, быстродействие телесистем пасует перед ускорением
времени. И голос человека, крикнувшего (или позвонившего по телефону, все
равно) оттуда, не услышишь без инверторов: он весь смещается в ультразвук. И
цвета, окраска, оттенки в НПВ не характеризуют предмет, обращать на них
внимание- только расстраиваться... "Отметая шелуху подробностей, мы выделяем
суть,- думал Валерьян Вениаминович.- Какую же суть предлагаешь ты нам
понять, коварный Шар, отметая такие подробности?"
Ему вспомнилось, как неделю назад в башню заявились, заказав пропуска,
руководители краевых творческих организаций - писательской, композиторов
(Пец, поклонник серьезной музыки, и не знал, что они в Катагани наличествуют
во множественном числе), художников и актеров. С целью арендовать этажик
повыше для объединенного Дома творчества. На предмет ускоренного создания
выдающихся актуальных произведений: романов, повестей, симфоний, ораторий,
картин, спектаклей, теле-шоу и тэдэ. Поскольку в обычных условиях они не
успевают откликнуться на очередные социальные установки крупным жанром. А
времена пошли обязательные: столетия, пятидесятилетия., тричетвертивечия,
исторические решения минувшего съезда и еще более исторические
надвигающегося. На все это литература-живопись-музыка-театр не может не...
На все надо...
Пец был польщен визитом, интересом к НПВ, пленен идеей - но рискнул
все-таки высказать свой, ужасно старомодный взгляд, что непреходящая сила
истинного искусства не в отражении злобы дня, для этого хватит газет, а в
том, что оно проникает в глубины душ, в "тайны создания", как писал Гоголь,
и что-де поэтому оно, настоящее, всегда злободневно и нужно. И -
почувствовал, что его не понимают. То есть, может, и понимают, но смотрят,
как на придурка. Какие еще "тайны"!.. Валерьян Вениаминович, стремясь
нащупать общий интерес, заговорил о том, что неоднородное пространство-время
очень своеобразная и мало изученная среда обитания, что многие загадки его
наверняка окажутся более подвластными исследованию методами искусства, чем
рационалистическому подходу ученых,- так не...
- Не,- снисходительно оборвал его Ал-др Брудной, местный писательский
лидер и лауреат,- это ж совсем не то, на что нас нацеливают! Очерки о вашем
героическом труде - это дадим.
Словом, Пец быстро осознал, какая лавина халтуры может хлынуть на
головы беззащитного населения из "дома творчества" в Шаре,- и отказал
наотрез. Уж бог с ними, с очерками! Сановные служители муз удалились, громко
сетуя и обещая дело так не оставить. Действительно, из крайкома потом
последовал неприятный звонок.
"Но все же, все же, все же,- думал сейчас Валерьян Вениаминович,- я
правильно тогда об этом заговорил, хотя и не слишком внятно. Да и не с
"начальниками литературы и искусств" о таком надо: они люди конченые, для
них космос и кукуруза, наше НПВ и Чернобыльская катастрофа - одна и та же
тема под названием "как ловчее преуспеть". Но все-таки: вот человек, его
дело, его труд - самое, действительно, важное, меняющее мир... и нету в НПВ
поз, кои могли бы запечатлеть скульпторы, выразительных движений для
описаний словами, игры красок, линий, света - для художников. Нету! Мура это
все, оказывается, здесь - то есть и вообще (поскольку НПВ -общий случай
реальности) мура, которой мы в однородном мире ошибочно придаем значение.
Внешность, показуха... Но что-то должно выделиться главное... что? К
примеру: как выглядел бы на экране я, сидящий вот так на стуле где-то на
сотом уровне? Да, пожалуй, так же, со всеми малоподвижными подробностями. То
есть НПВ прежде всего делает неразличимым физический труд. Тот, что во поте
лица. А умственный - не столь. И "Мыслитель" Родена сидит, а не вздымает
молот. Так что: выделяется примат мысли, замысла?.."
И снова холодок истины, еще не одетой в слова, чувствуемой пока только
своей наготой-новизной, повеял на Пеца. Но в этот момент его дальнозоркие
глаза наткнулись на самых верхних экранах на форменное безобразие: две кучи
- в одной новые унитазы, в другой писсуары - на фоне стены из кремового
кафеля. "Эт-то кто же додумался в мужском туалете телекамеру установить?! -
заклокотал директор.- Кругом "черные дыры", а тут - здрасьте! Не справляется
Терещенко, хоть снимай..." К черту полетели общие мысли, перед экранной
стеной сидел взъерошенный администратор. Так каждый день, каждый час в башне
Пеца шарахало от общего к конкретностям, от горнего в болотистые низины; в
этом была его маета, а может, и спасение, потому что всякий раз он снова
самоутверждаюше карабкался вверх.
В эту минуту унитазы на экране быстро и будто сами по себе (около них
дрожало почти прозрачное пятно) выстроились в ряд, уходя в перспективу; их
было шесть. За ними вдоль стены выстроились бачки. Затем куча писсуаров как
бы сама начала метать на фронтальную стену свои предметы один за другим;
образовался идеальный ряд их на нужном для мужчин уровне.
Валерьян Вениаминович смотрел - у него отвесилась челюсть. "А что, и по
такому можно заметить работающего человека: унитазы и писсуары были свалены
в кучи, а выстроились в ряды с нужными интервалами. Преобразование в
антиэнтропийную, упорядоченную сторону. Согласно чертежу, проекту, замыслу.
Так, может, это?.."
За спиной звякнул телефон.
- Валерьян Вениаминович, вас,- окликнула его Люся.
- Скажите, что иду.- Пец поднялся, повернул стул в прежнюю позицию,
неспешно направился к двери. "Сейчас мне будут делать ата-та по попке. По
моей старой морщинистой попке..."
И все-таки последняя мысль была обобщением его сиденья перед "экранной
стеной". Полумысль-полуощущение: стремительного потока, прущего против
тяготения вверх - вроде извержения, только без ниспадающей части. Потока,
нарастающего с каждым их (их?..) действием и несущего их всех неизвестно
куда.
глава 10
- ...как сказал Семен Михайлович Достоевский.
- Во-первых, не Семен, а Федор, во-вторых, не Достоевский, а Буденный,
и, в-третьих, он ничего подобного не говорил.
Диалог
71.05 координатора. Приемная. Возле секретарши, оживленной и
похорошевшей, склонился, рассказывая интересное, референт Валя. При виде
директора он распрямился, стал серьезным и сочувственным:
- Они у вас, Валерьян Вениаминович. И главный бухгалтер. Были у него, у
плановиков, в отделе кадров...
- Ясно. Связь с Корневым, с крышей? - это был вопрос Нине Николаевне.
- Связи нет, и Терещенко скоро не обещает. На 130-м уровне, он говорит,
нужен дополнительный каскад инвертирования, а туда еще не подвели
электричество. Кроме того, он сомневается, сможет ли с аппаратурой подняться
на крышу: в последних десяти этажах все на живую нитку, даже лестница без
перил.
- Но Корнев и его команда как-то добрались!
- Вертолетами, Валерьян Вениаминович, с самого низу. Им и грузы так
доставляют.
- Передайте Терещенко, что если через час связи не будет, то этим он
окончательно докажет свое несоответствие занимаемой должности и сегодня же
будет уволен. Что значит: нет электроэнергии, нельзя добраться! Есть
аккумуляторы, есть подъемные люльки, те же вертолеты... Да и лестница без
перил - все же лестница. Любитель комфорта!.. Вы, Валя, сейчас отправляйтесь
на крышу. Выразите Александру Ивановичу мое неудовольствие тем, что он не
согласовал свою работу на крыше и не обеспечил связь. Известите о высоких
гостях, которые рассчитывают на встречу и с ним. Пусть спускается. Сами
сразу обратно, ясно?
- Мне-то ясно, а вот Александру Ивановичу...- В голосе референта не
было энтузиазма. И он, и Пец понимали, что на крыше сейчас жарко и не такой
человек Корнев, чтобы упустить свежего работника.
- Все, исполняйте.
И Валерьян Вениаминович проследовал в кабинет. Главбух был бледен и
трепетал. Страшное озабоченно помаргивал. Зампред был гневно-торжественен.
Все трое сидели за столом для совещаний. Перед Авдотьиным веером, как карты,
были раскинуты бумаги. Как ни настраивал себя Валерьян Вениаминович, что
ничего он не боится, но все-таки, живой человек, почувствовал противную
дрожь в поджилках.
- Ну, знаете!..- встретил Авдотьин директора возгласом.- Я два десятка
лет на контролерской работе, но подобного не видывал. Думал, в письмах и
жалобах на вас процентов девяносто наврано, слишком такое казалось
невероятным. А теперь убедился, что не только не наврано, но отражена в них
лишь малая доля ваших, будем прямо говорить,- зампред нажал голосом,-
преступлений, товарищ директор! Ваших и главного инженера.
. - Я предупреждал... предупреждал и Валерьяна Вениаминовича, и
Александра Ивановича,- блеющим голосом сказал главбух.- Но они
приказывали... Я предупреждал и о том, что буду вынужден сигнализировать.
"Ты сигнализировал и чист, чего же ты сидишь с видом навалившего в
штаны?" - мысленно огрызнулся Пец, усаживаясь напротив Авдотьина.
- Вот,- тот нервно листал бумаги.- "Оплатить. Пец", "Оплатить под мою
ответственность". И будет ответственность, очень серьезная, за вопиющее
попрание финансовой дисциплины, за левачество... А нарушения трудовых
законов! Вот: приказы о повышении в должностях одних и тех же лиц дважды и
трижды в течение недели. Увольнения без предшествующих взысканий,
немедленные: "...лишить пропуска и выдворить с территории института до
24.00"! Вы что - диктатором себя возомнили, удельным князем? Да за все эти
художества вас и Корнева необходимо судить!
- Ну-ну,- подал голос Страшнов,- зачем такие слова?
- А как вы думаете?! - разгоряченно повернулся к нему зам.
- Что ж,- молвил Пец,- может, это действительно выход из положения:
судебный процесс надо мной и Корневым. Желательно показательный, с
привлечением общественности и прессы. Возможно, суд и установит, как надо
работать, не нарушая законов, в условиях, никакими законами не
предусмотренных.
- Смотрите, как рассуждает! - зампред даже всплеснул руками.- Вы что,
хотите сказать, что для вас законы не писаны?!
Валерьян Вениаминович тоже разгорячился от нервного разговора, хотел
ответить резко. Но его опередил Страшнов.
- Но ведь, кроме шуток, Федор Федорович, все так и есть,- мягко
заговорил он,- не написаны еще для неоднородного пространства и времени
законы и инструкции. Со столь серьезной спецификой нельзя не считаться... Я
одного не пойму, Валерьян Вениаминович,- повернулся он к Пецу,- почему вы не
обратились со своими затруднениями к нам? Обсудили бы, придумали что-нибудь
вместе. Ведь насчет благожелательного отношения крайкома у вас сомнений быть
не должно: средства и фонды для вас изыскивали, кадрами помогали...
- Раз поддержали бы, другой - отказали, третий - середка на половинку,-
ответил директор.- И все это были бы полумеры, все на грани конфликта с
законами. Да и времени бы это отняло у нас - самого дефицитного, нулевого! -
массу. А так все грубо и просто: вот Шар, неоднородное пространство-время,
сооруженная в нем за три месяца башня - мощнее Останкинской! - действующий
институт, испытания, исследования... Короче, с одной стороны, наши дела, а с
другой - противоречия с явно неприменимыми в наших условиях
законоположениями. И надо решать не для отдельных случаев, а в целом. Так
что, если хотите, мы шли на скандал с открытыми глазами и чистой совестью.
_ С чистой совестью?! Люди с чистой совестью, о господи! - завелся, как
с полоборота, Авдотьин.- Где этот приказ?
- Вот,- пододвинул крайнюю в веере бумагу главбух. Рука у него дрожала.
- Послушайте, Виктор Пантелеймонович, что выкомаривают эти "люди с
чистой совестью". "Приказ No 249 от 10 февраля по НИИ НПВ... Пункт первый...
это неважно. Ага, вот пункт четвертый:
"Инженера А. А. Васюка назначить руководителем исследовательской группы
высотного сектора с окладом 220 рублей в месяц". Пункт пятый, следующий: "А.
А. Басистова зачислить ведущим инженером в исследовательскую группу
высотного сектора с окладом 180 рублей в месяц". . - Так что? - поднял брови
Страшнов.
- А то, что А. А. Васюк и А. А. Басистов - не два человека, а один:
Анатолий Андреевич Васюк-Басистов. А вы о высоких материях, совести... Это
же прием махровых очковтирателей!.
Прием был действительно не из светлых. Страшнов был шокирован. Пец
вопросительно глянул на главного бухгалтера. Тот приподнял плечи,
пробормотал: "Александр Иванович..." Да, здесь чувствовалась бойкая рука
главного инженера. Но раз сделано - надо защищать.
- Васюк-Басистов... кстати, это тот самый, что проявил
исследовательское мужество в Таращанской катастрофе, работает, как и многие
в высотном секторе, не за двоих, а за пятерых. Сопоставьте его заработок с
тем, что вверху сейчас средняя продолжительность рабочего дня около тридцати
часов. А скоро будет еще больше. Или и в этом случае надо руководствоваться
положением, что у инженеров трудовой день не нормирован?.. Хорошо.- Валерьян
Вениаминович почувствовал, что пора переходить в наступление.- Наши
распоряжения отменить как незаконные, меня сместить и под суд, Корнева
тоже... Но не можете вы не понимать, что это не решение проблемы. А
организация и исполнение работ в НПВ есть проблема - не источник наживы и
злоупотребления, а большая проблема. Или и проблему закрыть за
несоответствие?
- Да, Федор Федорович,- вступил секретарь крайкома,- здесь нельзя
рубить сплеча, ориентируясь на живописные факты. Надо вникнуть в специфику,
решить комплексно. Я не оправдываю всего, что здесь предпринято, но...
Судите сами, ведь нельзя увольняемого за несоответствие работника держать
положенные по закону две недели, если им соответствуют многие месяцы
внутреннего времени. За эти месяцы тот дурак такого наломает!..
- Необходимо учитывать не только местную специфику, но и
государственные интересы,- не поддавался зампред.- Девальвация может
получиться от таких сверхзаработков.
- А вот это мне непонятно: как от нашей деятельности может получиться
девальвация? - вскинул голову Пец. Даже главбух позволил себе робко
улыбнуться.- Мы государству не стоим ни копейки и приносим немалую выгоду.
Поинтересуйтесь у наших заказчиков: радиоэлектроников, ракетчиков, химиков -
сколько денег сэкономили они благодаря ускоренным испытаниям на надежность
своих устройств и материалов только на свертывании дублирующих разработок?
- На конец квартала восемьдесят два миллиона рублей,- тихо, не слишком
стремясь быть услышанным, произнес главбух.
- Девальвация бывает не от того, что люди хорошо зарабатывают, а от
неправильной, экономически необоснованной шкалы цен и расценок,- внес
ясность бывший экономист Страшнов.- Грубо говоря, оттого, что много платят
за то, что мало стоит.
- Вот-вот. А мы никого расценками не балуем, платим по общепринятым,-
добавил Пец.
- Согласно тарифным справочникам,- уже чуть громче подал голос главный
бухгалтер.
Зампред постепенно успокаивался. То ли внял доводам, то ли на него
произвело впечатление, что не чувствует себя директор виноватым, не трепещет
и не кается. Разговор далее продолжался в спокойных тонах. Порешили, что
товарищ Авдотьин останется в институте до конца дня (тот легко согласился),
ознакомится с ходом работ, поговорит с сотрудниками, узнает их мнение и
составит свое. В тех случаях, где сочтет себя компетентным, решит сам, а в
остальном ("Заранее уверен, что преимущественно будет "в остальном",-
подумал Пец) представит доклад в Госкомитет. Затем, видимо, придется
организовать комиссию ("Непременно с участием ученых",- вставил секретарь
крайкома), которая все обстоятельно изучит и даст рекомендации.
- А пока как нам быть? - спросил Валерьян Вениаминович.
- Пока?.. В худшую сторону ваша практика измениться не может, потому