Страница:
изобретениях и даже не в глубокомысленных речах сейчас, а там, в
парикмахерском кресле, я обнаружил себя до самого донышка, то - чего же
стоит остальное? Что весит мое огромное, но не прошедшее через сердце
знание? Нуль.
- Но... ну-ну! Вы уж совсем...- Валерьян Вениаминович встал, прошелся,
сунув руки в карманы, наклонив голову; собирался с мыслями. Больше всего ему
было жаль корчившегося от душевных мук Корнева, хотелось как-то выручить.-
Не надо так болезненно все воспринимать, Саша. Я понимаю, эти наблюдения
навалились на нас сразу, в них много такого... не каждому по плечу. Но,
понимаете, их исключительность не делает нас с вами автоматически
интеллектуальными гигантами. В принципе, на нашем месте могли оказаться
другие люди - и на вашем, и на моем. Давайте не считать себя самыми умными
людьми в мире: если мы сейчас не поймем всего, то, как вы говорите, хана. Не
хана. И кстати, давайте не забывать, что у нас здесь было-перебыло столько
ошарашивающих, сногсшибательных открытий и идей... Это банально, но я
призываю вас к скромности и смирению.
- Да не могу я так, Вэ-Вэ, не умею! - сказал Корнев глухим голосом.-
Если я вникаю в дело - да еще в такое! - я не могу не считать себя самым
умным в нем. Или так - или я действительно бродильный фермент в процессах,
которое мы ошибочно считаем "созиданием" и "познанием". Марионетка.
- Ну, вот вы опять! Саша, все это не впервой: не раз и не два познание
мира пребольно щелкало человека по носу, теснило его самоуважение, спесивый
антропоцентризм. Считали Землю всей Вселенной, а себя созданным по образу и
подобию божию, никак не меньше. Выяснилось, что Земля - шар, люди, подобия
божьи, в противоположных местах ориентированы друг относительно друга самым
несолидным образом. Шум, шок, скандал... "Но зато уж наша планета - самое
большое тело. И солнце светит только для нас, и луна, и другие тела вокруг
нас вращаются. А звезды и вовсе украшения небесной сферы - чтоб было приятно
для глаз". Новый шок: не солнце всходит и заходит, а Земля вращается вокруг
огромного светила в ряду всех планет, среди которых она - одна из малых.
Снова шок, скандал, костры. А вскоре выясняется, что не божьи мы подобия, а
мерзких обезьян... опять негодования, обиды "обезьяньи процессы". Смирились
с трудом. "Но зато уж Солнце - самое. Единственное. Средоточие!" Оказалось,
что и оно - рядовая звезда на окраине Галактики. "Но зато уж наша
Галактика!.." Выяснилось, что и галактик во Вселенной навалом.- Валерьян
Вениаминович перевел дух; давно ему не приходилось говорить так горячо и
убедительно.- И всякий раз крушение иллюзий было болезненным - но в конечном
счете полезной, здоровой встряской развивающейся человеческой мысли. Думаю,
так будет и сейчас.
Корнев, сидя в той же позе на столе возле проектора, следил за
директором исподлобья с легкой усмешкой; в глазах возникли и исчезли
искорки.
- Положительный вы какой-то, Вэ-Вэ. Просто образцовый.
- А необязательно всем быть с декадансом, с червоточиной! - задорно
парировал Пец.
- Да, конечно. Так мысль человеческая развивается? Прогресс
наличествует? Музыка играет, штандарт скачет?
- Ну... это, на мой взгляд, даже не тема для спора. Подумайте сами;
неужто природа с ее вселенским могуществом и размахом не нашла более простых
способов разрушать, распылять планеты, чем через наши дела, изобретения,
труды! Да у нее полно таких возможностей, и мы их видели в MB. Все они
взрывные преимущественно...
- В темпе "кадр-век" развал через цивилизацию как раз и будет выглядеть
взрывом.
- Да бросьте, Саша! Уж не говоря о всем наземном, как вы объясните в
своей гипотезе развала космоплавание? Вы его почему-то обошли. Ведь там
такое скопление идей, изобретений, достижений - сгустки мысли людской
вылетают в космос, не просто тела!
- Я не обошел... просто я подумал, что вы и так поняли. Но раз нет - я
вам это все покажу.
Александр Иванович слез со стола, выбрал из стопки кассет одну, вставил
в проектор, протянул и заправил ленту, выключил свет в зале.
На экране пошли - с надлежащей переменой планов и ритмов, с переходом
съемок с дневной части на ночную и обратно - импульсные кадры жизни одной из
землеподобных планет MB. Сначала крупные: материки, моря, извивающиеся
ветвистыми змеями долины рек; переползают цветными амебами водоемы и
растительные покровы по суше, пульсируют год от года ледники у полюсов и на
вершинах горных хребтов. Сначала только по легкому помутнению атмосферы да
по новым очагам света в ночной части Пец мог угадать, что на планете шло
послеэкстремальное смешение. Но вот в ближних и сверхближних планах
показались первые, заметные более размытостью, тепловым свечением и
точечными пузырьками "сыпи", свищи.
- Вот они на верхнем берегу моря... на северном, если для Земли, ну, а
там-то кто знает,- вон у отрогов хребта,- указывал и комментировал главный
инженер, стоя по другую сторону проектора.- Вон на нижнем берегу, при
впадении реки. Можете толковать, как хотите, Вэ-Вэ, но, по-моему, вы слишком
легко отметаете:
неужели, мол, природа ничего другого не нашла!.. Для газового или
расплавленного состояния веществ найти способы изменений не штука.- А вот
для твердого состояния: как ему пузыриться, рыхлиться и течь потоками?
Вполне возможно, что, окромя "созидательной деятельности разумных существ",
здесь ничего более и не изобретешь... Разрастается сыпь-то, тепловые
"трещинки" соединяют ее скопления, лучатся от "свищей" - видите? Это,
полагаю, там массовое производство пошло и "покорение природы". В
соревновательном темпе: кто лучше, кто быстрее, кто больше. Давай-давай!
Надо-надо!..- Голос Корнева зловеще, саркастически как-то похрипывал.-
Похоже, мы проскочили уже шесть секунд развития, соответствующие трем векам
нашей НТР, теперь на той пленке прокручивается наше будущее. Видите:
ледниковые шапки около полюсов уменьшаются, горные ледники тают, атмосфера
мутнее, ночная сторона все ярче излучает... Думайте, как хотите, но, боюсь,
это выгорают добытые в недрах там угли, нефть, сланцы, газы, переплавляются
в нужные им металлы руды, выдавая в среду ненужный дым, золу, пыль, шлак. А
"свищей"-то все больше, Вэ-Вэ, а тепловых растрескиваний от них сколько
ветвится - не дороги ли это с интенсивным движением? А то и воздушные
трассы, и морские...
Пец стискивал зубы, сдерживал желание крикнуть "Не надо!" Он было
воспрял, высказывая возражения и доводы, стремясь направить все по
накатанному пути научного обсуждения - и тем успокоить не только Корнева, но
и себя. А сейчас зримые факты, которые не Александр Иванович, нет, сама
Меняющаяся Вселенная пригоршнями швыряла в лицо,- испарили, превратили в
ничто его ученую логику, профессиональную искусность. И чувствовал себя
Валерьян Вениаминович просто щенком, которого взяли за шкирку, подняли
высоко: гляди, кутенок, на большой мир! Щенок скулит и дергает лапками; ему
не нужен, страшен этот мир, хочется на пол в прихожую, где пахнет ботинками,
пылью и написанным в углу.
- Обратите внимание на волнение в зоне этого большого "свища", Вэ-Вэ,-
указал Корнев,- оно почти концентрическое, как от капли на воде. Между
прочим, Москву в таком ритме снять, аналогичное увидим: сначала центр
вырастает, потом откат жилищной индустрии на окраины, в Черемушки, или там в
Теплый Стан - пятиэтажки, девятиэтажки, затем по шестнадцать... а потом
опять накат к центру: снос малых домов, сооружение тридцатиэтажных, на
проспекте Калинина, например. Ходи, изба, ходи, печь... По генеральным
планам волнуются "свищи", по проектам. А вот - ага, наконец! - и первые
огненные смерчики выскакивают из мутной атмосферы. Стоп, это надо глядеть
подробно.
Александр Иванович остановил катушку проектора на кадре, где - в
ближнем плане на ночном участке планеты неподалеку от линии терминатора -
вырисовалась длинная огненная загогулина. Нижний конец ее был ярок и толст,
почти вертикально шел от тверди, а чем выше, тем он изгибался все более
полого, утоньшался и тускнел.
- Первый "сгусток мысли" пошел в космос,- комментировал главный
инженер.- Или это еще испытание стратегической ракеты, как вы считаете?..
Между прочим, если бы не военное противостояние систем, мы на Земле еще лет
сто не имели бы космонавтики. Нынче слюни роняем от восторга: ах-ах, высшее
достижение цивилизации... а с чего началось-то? С самых простых чувств, как
и у всех животных: страх, жажда выжить. Только у животных это выражается
оскаленными зубами, выставленными когтями... самое большее, испусканием
неблагоуханной струи, как у хорька и скунса,- а у нас ядерными бомбами и
ракетами.
Снова застрекотал пущенный им проектор. Теперь в затянутых кадрах на
ночной части огненные линии и полосы с яркими нижними концами попадались все
чаще: изгибающиеся в разных направлениях, круто или полого, а затем и почти
прямые.
- Ага, это у них уже завоевание космоса пошло,- приговаривал Александр
Иванович.- Нет, как угодно, недооцениваете вы это дело с точки зрения
развала мира. Мысли в этих "сгустках" все меньше, как и в любой освоенной
технике, а вещества, плоти планеты улетает все больше: носители, топливо.
Обратно вернется спускаемый аппарат, да и то не всегда. Разве сравнишь с
вулканическими извержениями: пальбы и грохоту куда больше, чем при запуске
ракет, сотрясений почвы, выбросов лавы тем более... а в космос ничего не
улетает. Не так это просто - раскрутить планету на разнос! И чего нас тянет
в космос, вы не скажете? Знаем свою Землю в слое не толще кожуры яблока, а
туда же...
- Хватит! - резко сказал Пец и сел, прикрыв глаза. У него ослабели
ноги, тупо давило в голове. Все стало безразлично.
Корнев выключил проектор; переждал с минуту, затормошил Пеца:
- Эй, Вэ-Вэ, вы что? Не надо отключаться... Ладно, то вы меня старались
привести в чувство, теперь я вас буду.- Он включил перемотку, повернулся к
директору.- Только уговор: не кидаться на меня с кулаками, не швырять
предметы. Вот я ленточку отмотал, теперь демонстрирую снова, только со
звуковым сопровождением. Хотите - смотрите, хотите - слушайте.
Звуковое сопровождение! В первый раз Валерьян Вениаминович, отвлеченный
комментариями Корнева, не обратил внимания, что его нет. А теперь, когда тот
запустил проектор, Пец не столько смотрел на экран, сколько вслушивался в
бормотание автомата-синхронизатора, призванное напоминать зрителям масштаб
времени. Оно было невразумительным:
"Вон что! Так, значит?.." - Директор перевел гневно-вопросительный
взгляд на Корнева. Тот усмехнулся, остановил проектор:
- Да, Валерьян Вениаминович, мы смотрели не послеэкстремальную, а
начальную стадию жизни планеты, ее формирование - только в обратном порядке.
Я сам на таком не раз обжигался: забывают ребята после сеанса перемотать...
Но эту я с умыслом так запустил. Чтобы показать, что наш научно-технический
прогресс действительно зеркально симметричен с картиной формирования планет.
Как конец с началом. И вершина его, выход в космос, так сказать, космический
апофеоз разума - симметричен с явлением аккреции, метеорным дождем, в
котором планеты набирают, нагуливают в околозвездном рое пыли и тел свой
вес. Иначе сказать, космонавтика как вселенское явление природы - при всей
своей научно-технической начинке, корифеях, героях, достижениях и мечтах о
контакте - столь же проста, как и явление тяготения. Только с обратным
знаком, в другую сторону... А отчетливых съемок, которые можно было бы
недвусмысленно толковать как запуск космических ракет на планетах MB, на
ихних Байконурах или мысах Канаверал, мы пока не имеем. Чего нет, того нет.
Здесь можно ориентироваться только на то, что с Земли произведены уже многие
тысячи запусков.
За время его речи Пец - он поднялся с кресла и стоял с приоткрытым ртом
и таким видом, будто ему не кадры показали, а двинули в солнечное сплетение
- пережил много получувств-полумыслей. Самое первое и ужасное: симметрия
начала и конца! Затем: ведь в самом деле полет крупного метеора, снятый от
конца к началу, трудно отличить от запуска ракеты - как он не догадался! И
наконец, выходит: Корнев его разыграл?! Нанес не просто удар, а ниже пояса.
- Таким образом, Александр Иванович, окончательным фактом есть то...-
только в подчеркнутой вежливости и чрезмерно внятном произнесении слов дал
Валерьян Вениаминович проявиться своей ярости,- что показанное вами никакого
отношения ни к цивилизации, ни тем более к запуску космических аппаратов не
имеет?!
- К запускам - безусловно,- невозмутимо кивнул тот.- А насчет
остального я бы с выводами не спешил. Как вы знаете, и посадка спускаемых
аппаратов, когда у них плавится и горит теплозащита, не слишком отличается
от падения метеоров. Может, мы и наблюдали что-то такое: космическое
переселение или, скажем, нашествие? Мало ли романов на эти темы!.. И все
прочее в том же духе.
- В каком духе?!
- Прогресс с точностью до наоборот, вот в каком,- сказал со вкусом
Корнев.- Почему бы не считать эту сыпь и "свищи" не естественными лавовыми
вспучиваниями, не вулканическими вздутиями, а все-таки поселениями каких-то
там начальных жителей? Социальные процессы у них идут наоборот: от
демократического общества к тоталитарному, от него - к
феодально-крепостническому... прогрессивным считается закрепощать
работников, чтоб не баловали, не бегали с места на место - чтоб был порядок!
- затем к рабовладению, к племенному, к стаду. В технике прогресс идет от
высотных зданий к домам пониже, более прочным, с толстыми стенами: лучше
помельче, да больше, неладно скроен, да крепко сшит.., а еще лучше и вовсе
откопать пещеру в обрыве - безопасно и не дует. Прогрессивно и модно там
обрастать шерстью - вместо заботы об одежде...
- А спиной вперед они не будут у вас ходить? И из гроба вставать?
- Ну-у, Вэ-Вэ, реплика низкопробная, не по уровню вашего мышления! Вам
ли, который ввел понятие "объем события", не понимать, что мелким-то
событиям наплевать, в какую сторону текут мировые процессы. Будут тамошние
существа обыкновенно спариваться и рождаться, дело нехитрое. А вот чуть не
так накренился растянутый на тысячи и миллионы лет градиент потока времени -
и прогресс превращается в регресс, а регрессивное признается передовым,
полезным для общества. В науках, например, будет считаться передовым и
полезным больше забыть, чем узнать. Сначала забыть о существовании иных
галактик, затем об иных солнцах, потом - что их планета есть шар... и так до
утраты членораздельной речи и переходе от "реакционного" прямохождения на
"прогрессивные" четвереньки...
- Слушайте, Саша, вы же до ерунды договорились! - не выдержал
директор.- Сами себя опровергаете. Ведь чтобы было, что забыть и утратить,
сначала надо же это знать и уметь. Стало быть, необходимо допустить, что у
ваших гипотетических изначальных сразу была высокая культура, огромные
знания обо всем... а откуда это возьмется?
- Куль-ту-ра... зна-ни-е?..- Корнев произнес эти слова с усилием,
смотрел на Пеца - ив глазах за воспаленными веками все больше прибавлялось
веселого и злого изумления.- О господи, Вэ-Вэ, так вы... так вы ничего не
поняли?! А я-то верил в вас больше, чем в себя. Куль-тура, зна-ние - надо
же! Ха-ха!..- Он лег на стол и даже ногами задрыгал от похожего на рыдание
хохота.- Ха-ха-ха-аа! Какая культура, какое к чертям знание?!
Ха-а-хаа-а-ха-ха!.. Это выглядело возмутительно. Пец осатанел:
- Встаньте! - рявкнул он, и Корнев сразу оказался на ногах.- Вот верить
в меня не надо, я не бог и не претендую... а обязанности свои, равно как и
мои распоряжения, извольте выполнять. Во-первых, займитесь делами, как
подобает главному инженеру, у вас их накопилось более чем достаточно.
Второе: приведите себя в божеский вид, общайтесь с сотрудниками корректно и
по-деловому. Третье: рекомендую вам не подниматься сюда и не участвовать в
исследовании MB, покуда не выправите крен в мозгах. Вот так!
- Слушаюсь, Валерьян Вениаминович! - Корнев стал по стойке "смирно",
свел вместе пятки в драных носках.- Бу сде. Исполню. Особенно насчет крена в
мозгах.
Но в глазах его блестел упрек и насмешливое превосходство -
превосходство человека, который понял то, что ему, Пецу, недоступно и о чем
не имеет смысла с ним толковать.
Эта шутовская поза, этот блеск глаз и вообще весь разговор... Валерьян
Вениаминович почувствовал, что с него хватит, и вышел, не сказав ни слова.
Бой - с Корневым за Корнева - был проигран.
Для людей важней всего активность: сначала они активно портят природу -
потом начинают активно исправлять содеянное. Так и обеспечивается всеобщая
занятость.
К. Прутков-инженер. Мысль No 10.
Мертвец неспешно шагал вниз, пролет за пролетом оставляя за собой
лестницу осевой башни. Вокруг колыхались, искривлялись призрачно,
растекались в стороны радужно размытые контуры и пятна, выделявшие из
плотного пространства пенистое нечто, имевшее при его жизни значение и
названия. Теперь названий не было, мир стал простым и единообразным -
первичным. Только изредка он вспоминал: это "коридоры" (для перемещений
комочков живого желе), а по бокам "лаборатории", "мастерские", "отделы"
(пустоты, в которых они колышутся и вихрятся в том, что считают "своей
деятельностью"). Ко всему этому он еще недавно имел отношение,
взаимодействовал, колыхался-барахтался вместе со всеми. Он и сейчас делал
вид, что имеет отношение, так было проще: когда кто-либо из живых подходил и
заговаривал о том, что они считают "проблемами", "делами", он
останавливался, выслушивал вежливо и, не вникая - ему не во что более было
вникать, соглашался, когда ждали согласия, возражал, когда ждали возражения.
Даже отдавал приказы - именно те, какие уже маячили (он видел!) на другом
конце веревки-желания относящегося, веревки, которой опутала всех так
называемая "жизнь", многомерная паутина связей. И тем ослаблял веревку,
выскользал, отделывался - освобождался. Главным для этого было не нарушать
окрестное колыхание-вихрение, внося в него свое.
Он так и делал. На восьмом уровне кто-то (неважно кто) протянул ему
бумаги, втолковывая что-то (неважно что), и, разумеется:
"Александр Иваныч, подпишите!" Он подписал к исполнению, хотя в их
жизни это противоречило распоряжению, которое он таким же манером "отдал"
двадцатью этажами выше. Но это в их жизни, в сложно дифференцировавшейся
посредством собственных заблуждений протоплазме. Никаких противоречий не
бывает в Едином. Как нет в нем и названий. Как нет и связей.
Протоплазма... Она возникла в теплых мутных морях, чувствуя немо и
слепо все воздействия среды либо как "приятные" (способствуют целости,
росту, размножению), либо "неприятные", препятствующие тому же. Приятное
было хорошо, к нему следовало стремиться; неприятное плохо, его следовало
избегать. Первичное, доклеточное добро и зло, из которого потом комочки
усложнившейся протоплазмы, проповедники и философы, сочинили нравственные
принципы. Первичное желе усложнилось от разнообразия сред и обстоятельств на
планете, обзавелось органами, распределило по ним общее чувство, тем
породило обилие качеств, а по ним на высшей стадии развития - и слов. Но
природа ощущений, их крайний субъективизм и турбулентная вздорность - от
этого не изменились и не могли измениться. И па-ашел расти, усложняться,
ветвиться мир существ, их видов, свойств, качеств, действий, понятий, мир,
проявляющий в множественном запутанном разнообразии одно и то же:
усложнившиеся реакции протоплазмы на "+/- приятно".
Это протоплазма колыхалась и дрожала сейчас вокруг от забот и
стремлений - не только в башне, всюду! - вспучивалась намерениями,
замыслами, хлюпала и плескалась действиями, желеобразно вибрировала
сигналами, которые расходились кругами от мест возбуждения, текла по
"трещинам"-коммуникациям, завивалась круговертями обмена веществ,
удовлетворенно чавкала-переваривала, заполняла пустоты. Она прикидывалась
растениями, организмами, животными, людьми, семьями, коллективами, народами,
человечеством, биосферой и ноосферой. Только его теперь не обманешь.
- Ничто не сотворено,- шептали бледные губы.- Деление бактерии
неотличимо от родов ребенка. Ничто не сотворено!..
На шестом уровне мертвец вышел на перевалочную площадку внешнего слоя,
стоял на краю, покачиваясь с носков на пятки, смотрел. Внизу, в
красно-оранжевом сумраке зоны вяло шевелились механизмы, ползали машины.
Слева, на загибающейся вниз, к горизонту, площадке собирали ангар (при жизни
он помнил, какой и для чего); дуговая бетонная форма и стрела автокрана
образовали фигуру, похожую на скелет звероящера. Стрела поворачивалась,
смещала конец фермы - звероящер жил, поводил шеей и боками. Звуки зоны:
басовистые рыки моторов, замедленные лязги и удары, тягучие возгласы - тоже
вписывались в картину мезозойского болота.
- Ничто не сотворено,- шептали губы,- ничего не было и нет. Восприятие
фермы и крана как звероящера не более ложно, чем восприятие их как фермы и
крана. Ничто не сотворено!
Когда человек вдруг поймет гораздо больше, чем понимал до этого, ему
обычно кажется, что он понял все. Это опасный момент в процессе познания, с
него может начаться заблуждение еще более глубокое, чем было до этого.
Александр Иванович Корнев открыл и понял немало в изысканиях в Шаре - как
вместе с другими, так и сам. Это новое впиталось в него, впиталось в натуру
человека, который никогда не отделял рассудок от чувств,- у которого, вернее
сказать, рассудок и талант всегда служили достижению намечаемого чувствами.
И новое это само становилось чувством - общим, преобладающим, подавляющим
остальные; потому что касалось всего в жизни. И еще потому, что, начав
исследовать что-либо мыслью, Корнев - на счастье свое и на беду свою - не
мог, не умел остановиться, не додумав до конца.
- И как безудержен, пристрастен был Александр Иванович в работе, в
поиске, в увлечениях своих, так же безудержно страстен был он сейчас в
гневном, горестном отрицании всего. Ну, ладно - пусть бы другие так
вляпались со своей "разумной деятельностью", пусть их усилия и результаты
стихия складывает в простые до тупости мировые процессы рыхления, нагрева,
спада выразительности... Но он сам-то, он - Александр Корнев, чей жизненный
принцип был: никогда не оказываться марионеткой ни в чьих руках,
использовать обстоятельства и людей для достижения своих целей! И выходит,
что это его самоутверждение - как раз не "само-", а именно те ниточки,
посредством которых природа (поток времени? Вселенная?) ненавязчиво и мягко
управляла им - наравне со всеми! - в процессе финального оживления-смешения,
раскручивания планеты на разнос. Стремясь к творческому самоутверждению,
выполнять чужую - и бессмысленно-стихийную - волю! Противостоя созиданием
власти мелких природных явлений - тем только усиливать и ускорять крупные!
"Хо-хо-хо! Хаа-ха-а-хаа! Дзынь-ля-ля! Смотрите на меня, идиота!
Смотрите на всех нас, смейтесь и показывайте пальцами. Никакой нарочитый
манихейский дьявол не смог бы так изощренно и всесторонне одурачить умников,
как это сделали они сами, приняв свое стремление к самоутверждению, к
оригинальности за нечто высокое. О, дурни хвостатые и бесхвостые!.. Почему
мы считаем, что мы вне мировых процессов, что планета - да что, вся
Вселенная! - лишь подмостки для вечной человеческой "драмы", в которой
отрицательных поймают, а положительные поженятся, сделают карьеру и наплодят
детей? Смотрите: фейерверками метеоров рассыпаются миры, где уж всего
наделали, всех поймали и наплодили, где одни доказывали другим, что они
лучше, а те доказывали этим, что нет, они еще лучше, а те - еще-еще, а на
еще-то еще да еще еще!.. Смотрите: не просто так вспыхивают сверхновыми
звезды - от неудовлетворенности подобных нам разбухают и вспыхивают они.
Потому что неудовлетворенность, порождающая стремления и замыслы,
обнаруживающая все новые проблемы, чтобы их решить,- лишь темное наше
название для простой глубинной энергии, высвобождающейся нынче в мире -
высвобождающейся через нас! И все больше всем всего надо, все новое,
современнее... Все быстрее стареет - и чаще морально, нежели реально -
созданное: на свалку его, в кучи, под снос. Ходи, изба, ходи, печь! И все
напряженней надо смекать, вникать, шевелить извилинами: разрушение планеты -
дело непростое, требующее куда большего ума, чем создание ее. Пылай, бурли,
клокочи в своей погоне за счастьем, протоплазма!.. Ха-а, ха-а, ха-а!.. О
боже, зачем только я это видел?"
И не замечал Александр Иванович, что, разоблачая ложность движущих
людьми чувств, он сам охвачен досадой, яростным злорадством, горечью, гневом
- чувствами из того же набора, которой разоблачал; отрицая слова - мыслил
словами и даже далеко преступал доступный словам предел, предел, за который
может вторгаться только искусство в самых высоких своих проявлениях. (Потому
что в области этой действительно грубы и неточны слова, неуместны формулы и
числа; здесь владычествуют мыслечувства и мыслеритмы - то, что еще предстоит
осознать.)
Странен человек в заблуждении.
Он спустился, через проходную вышел из зоны. Тотчас подкатила ожидавшая
его черная "Волга". Главный инженер покачал головой, пошел в другую сторону,
парикмахерском кресле, я обнаружил себя до самого донышка, то - чего же
стоит остальное? Что весит мое огромное, но не прошедшее через сердце
знание? Нуль.
- Но... ну-ну! Вы уж совсем...- Валерьян Вениаминович встал, прошелся,
сунув руки в карманы, наклонив голову; собирался с мыслями. Больше всего ему
было жаль корчившегося от душевных мук Корнева, хотелось как-то выручить.-
Не надо так болезненно все воспринимать, Саша. Я понимаю, эти наблюдения
навалились на нас сразу, в них много такого... не каждому по плечу. Но,
понимаете, их исключительность не делает нас с вами автоматически
интеллектуальными гигантами. В принципе, на нашем месте могли оказаться
другие люди - и на вашем, и на моем. Давайте не считать себя самыми умными
людьми в мире: если мы сейчас не поймем всего, то, как вы говорите, хана. Не
хана. И кстати, давайте не забывать, что у нас здесь было-перебыло столько
ошарашивающих, сногсшибательных открытий и идей... Это банально, но я
призываю вас к скромности и смирению.
- Да не могу я так, Вэ-Вэ, не умею! - сказал Корнев глухим голосом.-
Если я вникаю в дело - да еще в такое! - я не могу не считать себя самым
умным в нем. Или так - или я действительно бродильный фермент в процессах,
которое мы ошибочно считаем "созиданием" и "познанием". Марионетка.
- Ну, вот вы опять! Саша, все это не впервой: не раз и не два познание
мира пребольно щелкало человека по носу, теснило его самоуважение, спесивый
антропоцентризм. Считали Землю всей Вселенной, а себя созданным по образу и
подобию божию, никак не меньше. Выяснилось, что Земля - шар, люди, подобия
божьи, в противоположных местах ориентированы друг относительно друга самым
несолидным образом. Шум, шок, скандал... "Но зато уж наша планета - самое
большое тело. И солнце светит только для нас, и луна, и другие тела вокруг
нас вращаются. А звезды и вовсе украшения небесной сферы - чтоб было приятно
для глаз". Новый шок: не солнце всходит и заходит, а Земля вращается вокруг
огромного светила в ряду всех планет, среди которых она - одна из малых.
Снова шок, скандал, костры. А вскоре выясняется, что не божьи мы подобия, а
мерзких обезьян... опять негодования, обиды "обезьяньи процессы". Смирились
с трудом. "Но зато уж Солнце - самое. Единственное. Средоточие!" Оказалось,
что и оно - рядовая звезда на окраине Галактики. "Но зато уж наша
Галактика!.." Выяснилось, что и галактик во Вселенной навалом.- Валерьян
Вениаминович перевел дух; давно ему не приходилось говорить так горячо и
убедительно.- И всякий раз крушение иллюзий было болезненным - но в конечном
счете полезной, здоровой встряской развивающейся человеческой мысли. Думаю,
так будет и сейчас.
Корнев, сидя в той же позе на столе возле проектора, следил за
директором исподлобья с легкой усмешкой; в глазах возникли и исчезли
искорки.
- Положительный вы какой-то, Вэ-Вэ. Просто образцовый.
- А необязательно всем быть с декадансом, с червоточиной! - задорно
парировал Пец.
- Да, конечно. Так мысль человеческая развивается? Прогресс
наличествует? Музыка играет, штандарт скачет?
- Ну... это, на мой взгляд, даже не тема для спора. Подумайте сами;
неужто природа с ее вселенским могуществом и размахом не нашла более простых
способов разрушать, распылять планеты, чем через наши дела, изобретения,
труды! Да у нее полно таких возможностей, и мы их видели в MB. Все они
взрывные преимущественно...
- В темпе "кадр-век" развал через цивилизацию как раз и будет выглядеть
взрывом.
- Да бросьте, Саша! Уж не говоря о всем наземном, как вы объясните в
своей гипотезе развала космоплавание? Вы его почему-то обошли. Ведь там
такое скопление идей, изобретений, достижений - сгустки мысли людской
вылетают в космос, не просто тела!
- Я не обошел... просто я подумал, что вы и так поняли. Но раз нет - я
вам это все покажу.
Александр Иванович слез со стола, выбрал из стопки кассет одну, вставил
в проектор, протянул и заправил ленту, выключил свет в зале.
На экране пошли - с надлежащей переменой планов и ритмов, с переходом
съемок с дневной части на ночную и обратно - импульсные кадры жизни одной из
землеподобных планет MB. Сначала крупные: материки, моря, извивающиеся
ветвистыми змеями долины рек; переползают цветными амебами водоемы и
растительные покровы по суше, пульсируют год от года ледники у полюсов и на
вершинах горных хребтов. Сначала только по легкому помутнению атмосферы да
по новым очагам света в ночной части Пец мог угадать, что на планете шло
послеэкстремальное смешение. Но вот в ближних и сверхближних планах
показались первые, заметные более размытостью, тепловым свечением и
точечными пузырьками "сыпи", свищи.
- Вот они на верхнем берегу моря... на северном, если для Земли, ну, а
там-то кто знает,- вон у отрогов хребта,- указывал и комментировал главный
инженер, стоя по другую сторону проектора.- Вон на нижнем берегу, при
впадении реки. Можете толковать, как хотите, Вэ-Вэ, но, по-моему, вы слишком
легко отметаете:
неужели, мол, природа ничего другого не нашла!.. Для газового или
расплавленного состояния веществ найти способы изменений не штука.- А вот
для твердого состояния: как ему пузыриться, рыхлиться и течь потоками?
Вполне возможно, что, окромя "созидательной деятельности разумных существ",
здесь ничего более и не изобретешь... Разрастается сыпь-то, тепловые
"трещинки" соединяют ее скопления, лучатся от "свищей" - видите? Это,
полагаю, там массовое производство пошло и "покорение природы". В
соревновательном темпе: кто лучше, кто быстрее, кто больше. Давай-давай!
Надо-надо!..- Голос Корнева зловеще, саркастически как-то похрипывал.-
Похоже, мы проскочили уже шесть секунд развития, соответствующие трем векам
нашей НТР, теперь на той пленке прокручивается наше будущее. Видите:
ледниковые шапки около полюсов уменьшаются, горные ледники тают, атмосфера
мутнее, ночная сторона все ярче излучает... Думайте, как хотите, но, боюсь,
это выгорают добытые в недрах там угли, нефть, сланцы, газы, переплавляются
в нужные им металлы руды, выдавая в среду ненужный дым, золу, пыль, шлак. А
"свищей"-то все больше, Вэ-Вэ, а тепловых растрескиваний от них сколько
ветвится - не дороги ли это с интенсивным движением? А то и воздушные
трассы, и морские...
Пец стискивал зубы, сдерживал желание крикнуть "Не надо!" Он было
воспрял, высказывая возражения и доводы, стремясь направить все по
накатанному пути научного обсуждения - и тем успокоить не только Корнева, но
и себя. А сейчас зримые факты, которые не Александр Иванович, нет, сама
Меняющаяся Вселенная пригоршнями швыряла в лицо,- испарили, превратили в
ничто его ученую логику, профессиональную искусность. И чувствовал себя
Валерьян Вениаминович просто щенком, которого взяли за шкирку, подняли
высоко: гляди, кутенок, на большой мир! Щенок скулит и дергает лапками; ему
не нужен, страшен этот мир, хочется на пол в прихожую, где пахнет ботинками,
пылью и написанным в углу.
- Обратите внимание на волнение в зоне этого большого "свища", Вэ-Вэ,-
указал Корнев,- оно почти концентрическое, как от капли на воде. Между
прочим, Москву в таком ритме снять, аналогичное увидим: сначала центр
вырастает, потом откат жилищной индустрии на окраины, в Черемушки, или там в
Теплый Стан - пятиэтажки, девятиэтажки, затем по шестнадцать... а потом
опять накат к центру: снос малых домов, сооружение тридцатиэтажных, на
проспекте Калинина, например. Ходи, изба, ходи, печь... По генеральным
планам волнуются "свищи", по проектам. А вот - ага, наконец! - и первые
огненные смерчики выскакивают из мутной атмосферы. Стоп, это надо глядеть
подробно.
Александр Иванович остановил катушку проектора на кадре, где - в
ближнем плане на ночном участке планеты неподалеку от линии терминатора -
вырисовалась длинная огненная загогулина. Нижний конец ее был ярок и толст,
почти вертикально шел от тверди, а чем выше, тем он изгибался все более
полого, утоньшался и тускнел.
- Первый "сгусток мысли" пошел в космос,- комментировал главный
инженер.- Или это еще испытание стратегической ракеты, как вы считаете?..
Между прочим, если бы не военное противостояние систем, мы на Земле еще лет
сто не имели бы космонавтики. Нынче слюни роняем от восторга: ах-ах, высшее
достижение цивилизации... а с чего началось-то? С самых простых чувств, как
и у всех животных: страх, жажда выжить. Только у животных это выражается
оскаленными зубами, выставленными когтями... самое большее, испусканием
неблагоуханной струи, как у хорька и скунса,- а у нас ядерными бомбами и
ракетами.
Снова застрекотал пущенный им проектор. Теперь в затянутых кадрах на
ночной части огненные линии и полосы с яркими нижними концами попадались все
чаще: изгибающиеся в разных направлениях, круто или полого, а затем и почти
прямые.
- Ага, это у них уже завоевание космоса пошло,- приговаривал Александр
Иванович.- Нет, как угодно, недооцениваете вы это дело с точки зрения
развала мира. Мысли в этих "сгустках" все меньше, как и в любой освоенной
технике, а вещества, плоти планеты улетает все больше: носители, топливо.
Обратно вернется спускаемый аппарат, да и то не всегда. Разве сравнишь с
вулканическими извержениями: пальбы и грохоту куда больше, чем при запуске
ракет, сотрясений почвы, выбросов лавы тем более... а в космос ничего не
улетает. Не так это просто - раскрутить планету на разнос! И чего нас тянет
в космос, вы не скажете? Знаем свою Землю в слое не толще кожуры яблока, а
туда же...
- Хватит! - резко сказал Пец и сел, прикрыв глаза. У него ослабели
ноги, тупо давило в голове. Все стало безразлично.
Корнев выключил проектор; переждал с минуту, затормошил Пеца:
- Эй, Вэ-Вэ, вы что? Не надо отключаться... Ладно, то вы меня старались
привести в чувство, теперь я вас буду.- Он включил перемотку, повернулся к
директору.- Только уговор: не кидаться на меня с кулаками, не швырять
предметы. Вот я ленточку отмотал, теперь демонстрирую снова, только со
звуковым сопровождением. Хотите - смотрите, хотите - слушайте.
Звуковое сопровождение! В первый раз Валерьян Вениаминович, отвлеченный
комментариями Корнева, не обратил внимания, что его нет. А теперь, когда тот
запустил проектор, Пец не столько смотрел на экран, сколько вслушивался в
бормотание автомата-синхронизатора, призванное напоминать зрителям масштаб
времени. Оно было невразумительным:
"Вон что! Так, значит?.." - Директор перевел гневно-вопросительный
взгляд на Корнева. Тот усмехнулся, остановил проектор:
- Да, Валерьян Вениаминович, мы смотрели не послеэкстремальную, а
начальную стадию жизни планеты, ее формирование - только в обратном порядке.
Я сам на таком не раз обжигался: забывают ребята после сеанса перемотать...
Но эту я с умыслом так запустил. Чтобы показать, что наш научно-технический
прогресс действительно зеркально симметричен с картиной формирования планет.
Как конец с началом. И вершина его, выход в космос, так сказать, космический
апофеоз разума - симметричен с явлением аккреции, метеорным дождем, в
котором планеты набирают, нагуливают в околозвездном рое пыли и тел свой
вес. Иначе сказать, космонавтика как вселенское явление природы - при всей
своей научно-технической начинке, корифеях, героях, достижениях и мечтах о
контакте - столь же проста, как и явление тяготения. Только с обратным
знаком, в другую сторону... А отчетливых съемок, которые можно было бы
недвусмысленно толковать как запуск космических ракет на планетах MB, на
ихних Байконурах или мысах Канаверал, мы пока не имеем. Чего нет, того нет.
Здесь можно ориентироваться только на то, что с Земли произведены уже многие
тысячи запусков.
За время его речи Пец - он поднялся с кресла и стоял с приоткрытым ртом
и таким видом, будто ему не кадры показали, а двинули в солнечное сплетение
- пережил много получувств-полумыслей. Самое первое и ужасное: симметрия
начала и конца! Затем: ведь в самом деле полет крупного метеора, снятый от
конца к началу, трудно отличить от запуска ракеты - как он не догадался! И
наконец, выходит: Корнев его разыграл?! Нанес не просто удар, а ниже пояса.
- Таким образом, Александр Иванович, окончательным фактом есть то...-
только в подчеркнутой вежливости и чрезмерно внятном произнесении слов дал
Валерьян Вениаминович проявиться своей ярости,- что показанное вами никакого
отношения ни к цивилизации, ни тем более к запуску космических аппаратов не
имеет?!
- К запускам - безусловно,- невозмутимо кивнул тот.- А насчет
остального я бы с выводами не спешил. Как вы знаете, и посадка спускаемых
аппаратов, когда у них плавится и горит теплозащита, не слишком отличается
от падения метеоров. Может, мы и наблюдали что-то такое: космическое
переселение или, скажем, нашествие? Мало ли романов на эти темы!.. И все
прочее в том же духе.
- В каком духе?!
- Прогресс с точностью до наоборот, вот в каком,- сказал со вкусом
Корнев.- Почему бы не считать эту сыпь и "свищи" не естественными лавовыми
вспучиваниями, не вулканическими вздутиями, а все-таки поселениями каких-то
там начальных жителей? Социальные процессы у них идут наоборот: от
демократического общества к тоталитарному, от него - к
феодально-крепостническому... прогрессивным считается закрепощать
работников, чтоб не баловали, не бегали с места на место - чтоб был порядок!
- затем к рабовладению, к племенному, к стаду. В технике прогресс идет от
высотных зданий к домам пониже, более прочным, с толстыми стенами: лучше
помельче, да больше, неладно скроен, да крепко сшит.., а еще лучше и вовсе
откопать пещеру в обрыве - безопасно и не дует. Прогрессивно и модно там
обрастать шерстью - вместо заботы об одежде...
- А спиной вперед они не будут у вас ходить? И из гроба вставать?
- Ну-у, Вэ-Вэ, реплика низкопробная, не по уровню вашего мышления! Вам
ли, который ввел понятие "объем события", не понимать, что мелким-то
событиям наплевать, в какую сторону текут мировые процессы. Будут тамошние
существа обыкновенно спариваться и рождаться, дело нехитрое. А вот чуть не
так накренился растянутый на тысячи и миллионы лет градиент потока времени -
и прогресс превращается в регресс, а регрессивное признается передовым,
полезным для общества. В науках, например, будет считаться передовым и
полезным больше забыть, чем узнать. Сначала забыть о существовании иных
галактик, затем об иных солнцах, потом - что их планета есть шар... и так до
утраты членораздельной речи и переходе от "реакционного" прямохождения на
"прогрессивные" четвереньки...
- Слушайте, Саша, вы же до ерунды договорились! - не выдержал
директор.- Сами себя опровергаете. Ведь чтобы было, что забыть и утратить,
сначала надо же это знать и уметь. Стало быть, необходимо допустить, что у
ваших гипотетических изначальных сразу была высокая культура, огромные
знания обо всем... а откуда это возьмется?
- Куль-ту-ра... зна-ни-е?..- Корнев произнес эти слова с усилием,
смотрел на Пеца - ив глазах за воспаленными веками все больше прибавлялось
веселого и злого изумления.- О господи, Вэ-Вэ, так вы... так вы ничего не
поняли?! А я-то верил в вас больше, чем в себя. Куль-тура, зна-ние - надо
же! Ха-ха!..- Он лег на стол и даже ногами задрыгал от похожего на рыдание
хохота.- Ха-ха-ха-аа! Какая культура, какое к чертям знание?!
Ха-а-хаа-а-ха-ха!.. Это выглядело возмутительно. Пец осатанел:
- Встаньте! - рявкнул он, и Корнев сразу оказался на ногах.- Вот верить
в меня не надо, я не бог и не претендую... а обязанности свои, равно как и
мои распоряжения, извольте выполнять. Во-первых, займитесь делами, как
подобает главному инженеру, у вас их накопилось более чем достаточно.
Второе: приведите себя в божеский вид, общайтесь с сотрудниками корректно и
по-деловому. Третье: рекомендую вам не подниматься сюда и не участвовать в
исследовании MB, покуда не выправите крен в мозгах. Вот так!
- Слушаюсь, Валерьян Вениаминович! - Корнев стал по стойке "смирно",
свел вместе пятки в драных носках.- Бу сде. Исполню. Особенно насчет крена в
мозгах.
Но в глазах его блестел упрек и насмешливое превосходство -
превосходство человека, который понял то, что ему, Пецу, недоступно и о чем
не имеет смысла с ним толковать.
Эта шутовская поза, этот блеск глаз и вообще весь разговор... Валерьян
Вениаминович почувствовал, что с него хватит, и вышел, не сказав ни слова.
Бой - с Корневым за Корнева - был проигран.
Для людей важней всего активность: сначала они активно портят природу -
потом начинают активно исправлять содеянное. Так и обеспечивается всеобщая
занятость.
К. Прутков-инженер. Мысль No 10.
Мертвец неспешно шагал вниз, пролет за пролетом оставляя за собой
лестницу осевой башни. Вокруг колыхались, искривлялись призрачно,
растекались в стороны радужно размытые контуры и пятна, выделявшие из
плотного пространства пенистое нечто, имевшее при его жизни значение и
названия. Теперь названий не было, мир стал простым и единообразным -
первичным. Только изредка он вспоминал: это "коридоры" (для перемещений
комочков живого желе), а по бокам "лаборатории", "мастерские", "отделы"
(пустоты, в которых они колышутся и вихрятся в том, что считают "своей
деятельностью"). Ко всему этому он еще недавно имел отношение,
взаимодействовал, колыхался-барахтался вместе со всеми. Он и сейчас делал
вид, что имеет отношение, так было проще: когда кто-либо из живых подходил и
заговаривал о том, что они считают "проблемами", "делами", он
останавливался, выслушивал вежливо и, не вникая - ему не во что более было
вникать, соглашался, когда ждали согласия, возражал, когда ждали возражения.
Даже отдавал приказы - именно те, какие уже маячили (он видел!) на другом
конце веревки-желания относящегося, веревки, которой опутала всех так
называемая "жизнь", многомерная паутина связей. И тем ослаблял веревку,
выскользал, отделывался - освобождался. Главным для этого было не нарушать
окрестное колыхание-вихрение, внося в него свое.
Он так и делал. На восьмом уровне кто-то (неважно кто) протянул ему
бумаги, втолковывая что-то (неважно что), и, разумеется:
"Александр Иваныч, подпишите!" Он подписал к исполнению, хотя в их
жизни это противоречило распоряжению, которое он таким же манером "отдал"
двадцатью этажами выше. Но это в их жизни, в сложно дифференцировавшейся
посредством собственных заблуждений протоплазме. Никаких противоречий не
бывает в Едином. Как нет в нем и названий. Как нет и связей.
Протоплазма... Она возникла в теплых мутных морях, чувствуя немо и
слепо все воздействия среды либо как "приятные" (способствуют целости,
росту, размножению), либо "неприятные", препятствующие тому же. Приятное
было хорошо, к нему следовало стремиться; неприятное плохо, его следовало
избегать. Первичное, доклеточное добро и зло, из которого потом комочки
усложнившейся протоплазмы, проповедники и философы, сочинили нравственные
принципы. Первичное желе усложнилось от разнообразия сред и обстоятельств на
планете, обзавелось органами, распределило по ним общее чувство, тем
породило обилие качеств, а по ним на высшей стадии развития - и слов. Но
природа ощущений, их крайний субъективизм и турбулентная вздорность - от
этого не изменились и не могли измениться. И па-ашел расти, усложняться,
ветвиться мир существ, их видов, свойств, качеств, действий, понятий, мир,
проявляющий в множественном запутанном разнообразии одно и то же:
усложнившиеся реакции протоплазмы на "+/- приятно".
Это протоплазма колыхалась и дрожала сейчас вокруг от забот и
стремлений - не только в башне, всюду! - вспучивалась намерениями,
замыслами, хлюпала и плескалась действиями, желеобразно вибрировала
сигналами, которые расходились кругами от мест возбуждения, текла по
"трещинам"-коммуникациям, завивалась круговертями обмена веществ,
удовлетворенно чавкала-переваривала, заполняла пустоты. Она прикидывалась
растениями, организмами, животными, людьми, семьями, коллективами, народами,
человечеством, биосферой и ноосферой. Только его теперь не обманешь.
- Ничто не сотворено,- шептали бледные губы.- Деление бактерии
неотличимо от родов ребенка. Ничто не сотворено!..
На шестом уровне мертвец вышел на перевалочную площадку внешнего слоя,
стоял на краю, покачиваясь с носков на пятки, смотрел. Внизу, в
красно-оранжевом сумраке зоны вяло шевелились механизмы, ползали машины.
Слева, на загибающейся вниз, к горизонту, площадке собирали ангар (при жизни
он помнил, какой и для чего); дуговая бетонная форма и стрела автокрана
образовали фигуру, похожую на скелет звероящера. Стрела поворачивалась,
смещала конец фермы - звероящер жил, поводил шеей и боками. Звуки зоны:
басовистые рыки моторов, замедленные лязги и удары, тягучие возгласы - тоже
вписывались в картину мезозойского болота.
- Ничто не сотворено,- шептали губы,- ничего не было и нет. Восприятие
фермы и крана как звероящера не более ложно, чем восприятие их как фермы и
крана. Ничто не сотворено!
Когда человек вдруг поймет гораздо больше, чем понимал до этого, ему
обычно кажется, что он понял все. Это опасный момент в процессе познания, с
него может начаться заблуждение еще более глубокое, чем было до этого.
Александр Иванович Корнев открыл и понял немало в изысканиях в Шаре - как
вместе с другими, так и сам. Это новое впиталось в него, впиталось в натуру
человека, который никогда не отделял рассудок от чувств,- у которого, вернее
сказать, рассудок и талант всегда служили достижению намечаемого чувствами.
И новое это само становилось чувством - общим, преобладающим, подавляющим
остальные; потому что касалось всего в жизни. И еще потому, что, начав
исследовать что-либо мыслью, Корнев - на счастье свое и на беду свою - не
мог, не умел остановиться, не додумав до конца.
- И как безудержен, пристрастен был Александр Иванович в работе, в
поиске, в увлечениях своих, так же безудержно страстен был он сейчас в
гневном, горестном отрицании всего. Ну, ладно - пусть бы другие так
вляпались со своей "разумной деятельностью", пусть их усилия и результаты
стихия складывает в простые до тупости мировые процессы рыхления, нагрева,
спада выразительности... Но он сам-то, он - Александр Корнев, чей жизненный
принцип был: никогда не оказываться марионеткой ни в чьих руках,
использовать обстоятельства и людей для достижения своих целей! И выходит,
что это его самоутверждение - как раз не "само-", а именно те ниточки,
посредством которых природа (поток времени? Вселенная?) ненавязчиво и мягко
управляла им - наравне со всеми! - в процессе финального оживления-смешения,
раскручивания планеты на разнос. Стремясь к творческому самоутверждению,
выполнять чужую - и бессмысленно-стихийную - волю! Противостоя созиданием
власти мелких природных явлений - тем только усиливать и ускорять крупные!
"Хо-хо-хо! Хаа-ха-а-хаа! Дзынь-ля-ля! Смотрите на меня, идиота!
Смотрите на всех нас, смейтесь и показывайте пальцами. Никакой нарочитый
манихейский дьявол не смог бы так изощренно и всесторонне одурачить умников,
как это сделали они сами, приняв свое стремление к самоутверждению, к
оригинальности за нечто высокое. О, дурни хвостатые и бесхвостые!.. Почему
мы считаем, что мы вне мировых процессов, что планета - да что, вся
Вселенная! - лишь подмостки для вечной человеческой "драмы", в которой
отрицательных поймают, а положительные поженятся, сделают карьеру и наплодят
детей? Смотрите: фейерверками метеоров рассыпаются миры, где уж всего
наделали, всех поймали и наплодили, где одни доказывали другим, что они
лучше, а те доказывали этим, что нет, они еще лучше, а те - еще-еще, а на
еще-то еще да еще еще!.. Смотрите: не просто так вспыхивают сверхновыми
звезды - от неудовлетворенности подобных нам разбухают и вспыхивают они.
Потому что неудовлетворенность, порождающая стремления и замыслы,
обнаруживающая все новые проблемы, чтобы их решить,- лишь темное наше
название для простой глубинной энергии, высвобождающейся нынче в мире -
высвобождающейся через нас! И все больше всем всего надо, все новое,
современнее... Все быстрее стареет - и чаще морально, нежели реально -
созданное: на свалку его, в кучи, под снос. Ходи, изба, ходи, печь! И все
напряженней надо смекать, вникать, шевелить извилинами: разрушение планеты -
дело непростое, требующее куда большего ума, чем создание ее. Пылай, бурли,
клокочи в своей погоне за счастьем, протоплазма!.. Ха-а, ха-а, ха-а!.. О
боже, зачем только я это видел?"
И не замечал Александр Иванович, что, разоблачая ложность движущих
людьми чувств, он сам охвачен досадой, яростным злорадством, горечью, гневом
- чувствами из того же набора, которой разоблачал; отрицая слова - мыслил
словами и даже далеко преступал доступный словам предел, предел, за который
может вторгаться только искусство в самых высоких своих проявлениях. (Потому
что в области этой действительно грубы и неточны слова, неуместны формулы и
числа; здесь владычествуют мыслечувства и мыслеритмы - то, что еще предстоит
осознать.)
Странен человек в заблуждении.
Он спустился, через проходную вышел из зоны. Тотчас подкатила ожидавшая
его черная "Волга". Главный инженер покачал головой, пошел в другую сторону,