Страница:
чуть не упал. Идти было невозможно: это для глаз все впереди уходило вниз, а
искривленное в сторону Шара тяготение выворачивало местность по-прежнему
"вверх", на подъем. Зрительные ощущения Пеца вступили в болезненный спор с
чувством равновесия: глаза заставляли корпус откидываться назад, а для шага
надо было податься вперед.
"Что за чепуха! - Пец двинулся, сердясь на себя,- Ходят же люди, вот и
тропинка - а я что за цаца!"
В этот момент дунул ветер. Воздух шатнул Валерьяна Вениаминовича,
взметнул порошу; качнулась под ногами тропинка. Он увидел, как предметы по
стронам заколыхались, будто были погружены в прозрачное желе. "Ну и ну..."
Он сделал еще несколько шагов, балансируя руками. Снова качнуло местность.
Поле перед ним с каждым шагом запрокидывалось круче. "Все правильно, я
прохожу область краевых искажений".
Но он ее не прошел, эту область. Тело взмокло, желудок вел себя
самостоятельно, ноги дрожали, сердце замирало - все признаки укачивания. Пец
опустился на' снежный холмик: пейзаж вокруг сразу выровнялся, сделался почти
нормальным. "Ну, ясно,- он снял шапку, подставил ветру разгоряченную
голову,- у почвы кванты почти обычные, а чем выше, тем они мельче, искажения
сильнее. Здесь хорошо бы иметь глаза на ногах..."
Через минуту он пришел в себя, встал. Впечатление было необыкновенно
сильным! он будто воспарил над накренившейся и завернувшейся краями вниз
местностью. Пришлось обратно сесть.
Валерьян Вениаминович чувствовал растерянность и унижение. "И стыдно, и
смешно, и ноги не идут... первооткрыватель! Еще покачивания эти - неужели
нельзя было жестче натянуть канаты?.. И ведь я все фокусы НПВ понимаю. До
чего, оказывается, ничтожно мое теоретическое знание, если по ощущениям я
переживаю то же, что пережила бы забредшая сюда корова! Да корове и легче бы
пришлось-у нее четыре ноги, глаза ниже. Что же мне, к подчиненным на
четвереньках добираться?!"
Он рассердился всерьез, поднялся, глядя только под ноги. "Ну, хватит,
возьми себя в руки, директор! Хорошо еще, не видит никто.
Я действительно знаю, что все это иллюзии неоднородного пространства,
нет здесь ни провала, ни подъема. Я знаю и больше, что необязательно знать в
однородном мире: пространство вокруг меня и во мне, во всем - мощная упругая
среда, воспринимать как реальность надо не пустячные неоднородности в ней -
домики, поле, деревья, канавы - а его самое. Пространство-время. Я в нем -
как рыба в воде. Ну, вперед!"
Он зашагал - сначала балансируя руками, потом ровнее, спокойней.
Обморочно покачивалась окрестность, кривлялись контуры строений, изгибалось
поле... Но реальность была вокруг и в нем, основная, постигаемая рассудком
реальность. Вскоре идти стало почти так же легко, как и перед Шаром.
"А что? - сказал себе Валерьян Вениаминович, отирая платком лицо.-Ты
полагал, что если прошел войну, сделал научную карьеру и сочинил теорию, то
уже познал жизнь? Нет, похоже, это еще впереди".
Вдали на тропинке показался человечек; он шел, быстро-быстро перебирая
коротенькими ножками. "Еще исторический момент: встреча с первым
сотрудником!" Завидев Пеца, человек остановился, поглядел по сторонам, снова
двинулся вперед, ненатурально быстро вырастая в размерах. Его тоже
пошатывало на ходу.
Вблизи Первый Встречный Сотрудник оказался приземистым мужчиной в
зеленой армейской стеганке, в сапогах и в кубанке с синим верхом; через
плечо был перекинут бунт ВЧ-кабеля в голубой хлорвиниловой оболочке. Из-под
кубанки выбилась рыжеватая челка. Рыжими были и брови, и короткие щетинистые
усы на обветренном докрасна лице. Голубые глазки недобро и настороженно
глянули на Валерьяна Вениаминовича. Сотрудник явно был не в восторге от
исторической встречи, хотел пройти мимо. Но Пец его остановил:
- Это куда же вы несете?
- А вам что за дело? - сипло сказал сотрудник.
- А то, что материальные ценности надо выносить через проходную. И по
пропуску.
- А может, он у меня есть, пропуск. А так мне короче.
- А есть, так покажите,- с нарастающим отвращением к диалогу потребовал
Пец.
- Чего-о? - Мужчина взглянул, будто примериваясь.- Да кто ты такой?
- Директор новый. Так как насчет пропуска?
-Директор...- В голубых глазках Сотрудника возникло смятение. Какой-то
миг он колебался, не свалить ли ему Пеца ударом кулака и не кинуться ли в
бег. Но- понял, что влип, раскис лицом и голосом.- Товарищ директор, так я
ж... так мне же разрешили...
- Ну, ясно! - Теперь и у Валерьяна Вениаминовича был такой вид, что сам
того и гляди врежет.- Поворачивай. Неси обратно, ну!
Мужчина понуро брел впереди, бормотал: "Вот тебе и на... так ведь я же
ж в первый и последний раз!.." Пец шагал за ним молча, только в уме
матерился так густо, как не приходилось с военных времен. "Ну, начинается
научная работенка, и в бога, и в душу, и в печенку!.. С первым успехом,
товарищ член-корреспондент: несуна поймал, распро..! Засужу шельмеца, чтоб
другим неповадно было. Ах, не следовало соглашаться на директорство! Завом
теоретического отдела или там замом по науке - это пожалуйста. А ведь теперь
надо быть и недреманным оком, и погонялой, и пробивным дядькой - кем угодно,
только не мыслящим исследователем".
- Иди, не озирайся! - рыкнул он на Сотрудника, который оглянулся, хотел
что-то сказать.- Как фамилия, кем работаешь?
- Ястребов я, механик-монтажник. Я ж, не на продажу, товарищ директор!
- запричитал тот сипло.- Я ж для себя... И он списанный, этот кабель, еще от
авиаторов остался. В конце концов, я мог и иск предъявить, мне советовали:
разве для того я отвалил семь сотен за телевизор, чтобы он из-за вашего Шара
ничего не показывал? У соседей через два двора показывает, а у меня ничего.
Вот и хотел нарастить антенну, отвести ее в сторону...
"Хм, еще один фокус Шара: радионепрозрачность. С чего бы?.."
- Где живешь?
- Да вон там, на Ширме,- обернувшись, указал вдоль тропинки механик - А
телевышка как раз за Щаром.
"Это непонятно. В Шаре пространство как пространство, вышка остается в
пределах прямой видимости, радиоволны должны проходить. Ну, в пути до центра
Шара они сокращаются - так ведь затем удлиняются, все симметрично. Или там в
глубине есть что-то, что отражает?.. Непохоже".
Дальше шли молча, все внимание отнимала дорога: путь" преграждали
многочисленные трубы, выложенные в разных направлениях, выгнутые, сваренные.
Так они приблизились к сарайчикам, которые оказались не такими и маленькими:
полутораэтажные строения с арочными крышами. "Ремонтные ангары для легких
самолетов",- понял Пец. Из ближнего донесся визг циркулярной пилы, из
соседнего - стук движка; там вспыхивали голубые блики сварки.
За ангарами находился двухэтажный дом, который издали казался
ярко-оранжевым; он был из красного кирпича. Крышу его венчала метеобашенка с
флажком и стрелкой ветроуказателя. Флажок висел на нуле, только изредка
колебался.
Площадка перед домом была заставлена контейнерами, ящиками, снег
истоптан.
Пец остановился, огляделся: окрестность отсюда заваливалась равномерно
во все стороны. Над головой висела тьма с сумеречно серыми краями.
Механик Ястребов стоял рядом, опустив голову,- переживал. Валерьян
Вениаминович задумчиво глядел на него. Тот поднял глаза, криво усмехнулся:
мол, что ж, теперь воля ваша.
- Ладно,- молвил Пец,- отнесите кабель на место, и на первый раз все.
Не вас пожалел, не хочу с этого начинать. А еще замечу - безусловно, под
суд. И это припомню. Ступайте.
- Спасибо, ой, спасибо вам... не знаю, как вас?
- Валерьян Вениаминович.
- Ой, спасибо. Валерьян Вениаминович! Да я ж никогда и ничего!..
Механик радостно направился к ангару. А Пец, смеясь в душе над собой:
сибарит, ушел от скандала, нервы свои пожалел...-вошел в здание.
В коридоре первого этажа гуляли сквозняки, пахло маслом и горелой
изоляцией; где-то гулко били по железу. На втором этаже было чище, уютней.
Обшарпанные дермантиновые двери украшали новенькие таблички: "Бухгалтерия",
"Главный энергетик", "ПКТБ", "Директор" (Пец подергал двери: заперты),
"Отдел снабжения". Из-за последней двери слышался нестройный гул.
Валерьян Вениаминович вошел - прямо в галдеж, перемешанный с сизым
дымом. В обширной, на три окна комнате людей было не так и много, но все они
- и сидящие за столами, и стоящие возле - переговаривались.
- Альтер Абрамович, когда же придут ртутные вентили? Ведь разнарядка
давно утверждена!
- Мы запрашивали Дубну. Обещают во втором квартале.
- Послушайте, или мне курированием заниматься, или снабжением!..
- Надо ставить вопрос перед Вериванной, а Вериванна...
- Если во втором квартале, так вполне могут и 31 июня отгрузить.
- Да в июне тридцать дней, побойтесь бога!
- При чем здесь бог, о чем вы говорите! Они все могут.
- Э, что Вериванна! Надо ставить вопрос прямо перед товарищем
Документгурой. А уж товарищ Документгура...
"Ну, шарага!..- прислоняясь к косяку, подумал Пец.- Как ни в чем не
бывало... А чего ты ждал? Чтобы они обсуждали здесь теорию неоднородных
пространств? Снабжение - всюду снабжение, Х действительно, могут и 31 июня
отгрузить".
Троекратно с непривычной размеренностью прозвенел телефон. Грузный
мужчина со скульптурным профилем римлянина и скептическими еврейскими
глазами взял трубку:
- Давайте, жду... Рига? Алло, Рига!.. Здравствуйте, товарищ Коротков.
Почему не отгружаете нам высоковольтные трансформаторы?.. Как кому, как
куда! В Катагань, в филиал Института электростатики, заказ номер 211... Что?
Ничего не понимаю. Тише, товарищи, я с Ригой разговариваю!
В комнате стихли.
- Мы давно вам перечислили все сполна,- упрекал мужчина собеседника в
Риге дребезжащим баритоном,- а вы... Что-что?.. Бог с вами, товарищ
Коротков, какая я девушка? С вами говорит заведующий отделом снабжения
Приятель, мы же не первый раз беседуем. Что?! Вы не Коротков, вы его
секретарша? Коротков будет через час?..
Он с отвращением бросил трубку. Кто-то фыркнул. Кто-то сочувственно
покачал головой. "Ага,- приободрился Пец,- специфика все-таки себя
показывает!
- Невозможно работать,- сказал Приятель плачущим голосом.- Ну просто
совершенно невозможно работать! - Он поднял глаза к двери, увидел кого-то
входящего.- Александр Иванович, как хотите, но я в таких условиях
бесперебойного обеспечения не гарантирую. Невозможно вести переговоры с
поставщиками! Я ему, понимаете, о трансформаторах, а он: "Не щебечите,
девушка!" Это я девушка, я щебечу. И в заключение оказывается, что баритон,
который я принял за коротковский, принадлежит его секретарше, у которой на
самом деле дискант. Как вам это понравится?
Валерьян Вениаминович оглянулся: рядом стоял рослый шатен с веселыми
глазами и прямым мужественным носом; слушая снабженца, он обхватил нос
пальцами, будто доил, потом отпустил; борт синего пиджака украшала
красно-белая колодочка. Вот он какой, Корнев!
- Спасение утопающих, Альтер Абрамович,- сказал шатен,- как известно,
дело рук самих утопающих. Доставайте скорее инверторы. Сейчас мы в зоне
двухкратной деформации, и то трудно общаться с внешним миром. А проникнем в
десятикратные и выше,- там будут диалоги уже не баритона с дискантом, а
инфразвука с ультразвуком. Без инвертеров онемеем!
- Инверторы? - поинтересовался Пец.- Это вроде телемониторов, которые
моменты забития гола растягивают?
- Да, только эти проще, для телефона. Те тоже привлечем, без
телевизионного контроля здесь не обойдешься,- ответил Корнев, внимательно
взглянув на Пеца.- А вы, простите, кто и к кому?
- К себе... и к вам,- Валерьян Вениаминович представился.
- О, я вас второй день выглядываю! Вот вы какой!
Рукопожатие. Корнев повернулся к сотрудникам. - Минуту внимания,
товарищи! Как вы знаете, с нового года мы больше не филиал ИЭ, а
самостоятельный НИИ НПВ, научно-исследовательский институт неоднородного
пространства-времени. Позвольте представить вам человека, о котором вы,
несомненно, слышали: Валерьян Вениаминович Пец, член-корреспондент Академии
наук, теоретический первооткрыватель Шара и - директор нашего института!
Это было сказано звучным торжественным голосом, пожалуй, даже излишне
торжественным - потому что все, кто сидел, встали, а те, кто стоял,
выпрямились. Пец, обходя снабженцев и пожимая с бормотаньем "Оч-приятно!" их
руки, чувствовал себя стесненно.
- Ты чего меня ударил балалайкой по плечу? - Я того тебя ударил:
Познакомиться хочу.
Фольклор.
На самом деле Корнев был настроен далеко не радушно. Успех развращает
даже скромного. Когда же человек сам жаждет погрязнуть в славе, искуситься
властью и влиянием, погрузиться в пучину почитания, если он уже слегка
вкусил - в самый раз для возбуждения аппетита - этих плодов, то для него
оказывается серьезным ударом, когда обстоятельства и люди (главное, люди все
эти!) отодвигают его в сторону. "Обошли!" - так воспринял Александр Иванович
весть, что директором нового НИИ назначен Пец, а его кандидатура
предполагается на должность главного инженера. Нет, вы подумайте: Пеца, не
глядя, ставят директором, а он, человек, понявший Шар, захвативший его и
доставивший из дебрей к городу, только предполагается на вторую должность! А
кто откопал этого, извините, Пеца, как не он? Кто бы его знал по репринтной
брошюрке! "Выходит, мавр сделал дело - мавр может удалиться? Ну, люди!.. И
ладно, и пожалуйста, могу вообще уйти к чертям, вернусь в ИЭ - посмотрим,
как тут управится этот профессор, будет ли себя не жалеть, вникать в каждую
неувязку! Конечно, там, наверху, академикам в рот смотрят... Еще пожалеют!"
И хотя сознавал Корнев, что никудашеньки он от Шара не уйдет, за уши не
оттянешь, да и быть главным инженером ничем не хуже, чем директором (кто
реально окажется хозяином,; вопрос больше характеров, чем статуса), но сам
факт, что вышло Не по-его, не как он представлял в мечтах, всколыхнул в нем
волну самоутверждения. Так бывало всегда: вернули статью или заявку на
изобретение, не повысили в должности, когда ожидал, или - это еще в
студенческие годы - отвергла девушка... И всякий раз он разочарованно и зло
мечтал, что все равно добьется, возвысится, совершит - и уж тогда!.. О,
тогда они (или он, или она - все противоставшее) пожалеют, будут, искать его
расположения. А уж он... и так далее. Конечно, эти чувства быстро проходили.
И если случалось, что он потом оказывался прав делом и мыслью, достигал,
совершал и возвышался (а так случалось не раз), то эти злые мальчишеские
мечтания - повыламываться и благородно посчитаться - Александр Иванович
никогда не исполнял, ибо глупость их была очевидна. Но и они были стимулом
его действий.
(И не знал, кстати, Корнев, что не академики, которым "наверху в рот
смотрят", продвинули В. В. Пеца в директора, а сработал все его лучший друг
Виктор Пантелеймонович Страшнов. Он сам слетал в Саратов, познакомился с
Валерьяном Вениаминовичем, убедился в его авторитете и положительности - и
продвинул кандидатуру Пеца через Академию и ЦК).
К моменту прибытия Пеца чувства Александра Ивановича почти пришли в
норму. Осталась настороженность, опаска уронить себя;
разумеется, было и холодное уважение к теоретической мощи профессора.
Но более всего он был озабочен тем, чтобы направить развитие работ в Шаре в
то русло, которое наметил и начал прокладывать.
Они разговаривали сначала в кабинете, потом прогуливались по
территории; Александр Иванович показывал Валерьяну Вениаминовичу, где что
есть, что как делается... У Пеца был свой план освоения Шара, умеренный
академический план: сначала изучить возможность жизни и работы людей в НПВ -
постепенно, начиная от внешних слоев; исследовать свойства Шара
(напряженность электрического поля, градиенты неоднородности, гравитационные
искажения...). Для этого следовало организовать небольшой, сотрудников на
двести, институт с мощным теоретическим отделом и вспомогательными,
преимущественно измерительными лабораториями. После фундаментальных
исследований - эдак года через три-четыре - можно дать рекомендации и для
практического использования Шара. Но то, что он узнавал от Корнева,
сокрушало его планы и портило настроение.
Факт разрушения Таращанска, печальный сам по себе, для развертывания
работ в Шаре обернулся несомненным благом: явление следовало принимать
всерьез. Были выделены немалые суммы, открыт доступ к лимитированным
материалам, изделиям - и это даже в текущем году, не дожидаясь начала
нового. Соответственно и Корнев не стал медлить, дал работу проектировщикам
и строителям, загрузил заказами заводы, вступил в договорные отношения с
серьезными организациями... Александр Иванович не спешил информировать Пеца
о договорах, откладывал это напоследок. Но они как раз подошли к участку,
огороженному забором с колючей проволокой по верху; за забором слышалась
строительная деятельность и лаяли собаки.
- А здесь что - питомник? - недоуменно спросил Пец.- Ускоренное
выращивание чистопородных гончих?
- Н-нет,- с заминкой ответил Корнев,- здесь будет лаборатория
ускоренных испытаний бортовой аппаратуры. По хоздоговору с предприятием
РК-14.
- РК-14... то самое, ракетно-космическое?
- Да.
- И на какую сумму договор, на какой срок?
- На семьдесят пять миллионов, на три года. Пец только крякнул и не
нашелся, что сказать.
- Оказывается, надежностные испытания сильно тормозят их разработки.
Многие системы надо годами проверять в тяжелых режимах, прежде чем пускать в
серию. Вот они и закупили наше ускоренное время наперед."
Собаки бодро лаяли, оповещая, что здесь секретный объект, на который
они, р-р-гаф! - ни одного шпиона не пропустят.
- Собак сами добывали? - хмуро поинтересовался профессор.
- Нет, заказчики привезли. И строят сами, материалы их... В интонациях
Корнева сквозило удивление, что Пец не одобряет сделку. А Валерьян
Вениаминович был наслышан об этой фирме, об ее умении накладывать лапу,
действуя деньгами -либо через правительство. "Не клевал тебя, парень,
жареный петух,- думал он.- Подомнут - и прости-прощай широкие исследования!
Ну, это мы посмотрим. И собак надо убрать". У него была застарелая, от
времен, когда его ловили после побега, нелюбовь к охранным овчаркам.
Они направились к краю зоны, в сторону кирпичной трубы. Корнев шагал
широко и вольно - привык. Валерьян Вениаминович Сделал каждый шаг с опаской,
косился на дико искривленные пейзажи "внизу". Раздражение его возрастало:
выходит, без него его 'женили - да еще на такой фирме! Вот и прикидывай:
опротестовать договор - хлопотно, исполнять - может выйти еще хлопотнее. Но
исполнять - все-таки дело, а отказываться - скандал, :склока, испорченные
отношения... Черт знает что!
- Хорошо,- Пец решил переменить тему.- Какая здесь закономерность
уменьшения кванта h с высотой?
Вопрос был прямой, как на экзамене. И Корнев почувствовал себя
студентом на экзамене, студентом не из успешных. Он совсем упустил из виду
этот чертов квант.
- Квант h... м-м... ну, чем выше, тем он меньше,- сказал он..
- Какие величины вы измерили? - не отставал профессор.
- Мы измерили... мы, Валерьян Вениаминович, измерили нечто большее, чем
величину h,- бодро ответил Корнев.- Мы сняли барометрический закон по
высоте, интересный вышел закон. С его помощью промерили изменение темпа
времени до километровой высоты. Ну, а темп легко пересчитать и в квант...
Тут он по неуловимым признакам почувствовал, что внимание Пеца стало
неодобрительным. "Нет, это не тот человек, которому стоит забивать баки.
Надо начистоту".
- Не буду темнить. Валерьян Вениаминович,- вздохнул он, забирая нос в
ладонь,- не меряли мы этот квант действия. У нас никто не знает, как его
измерить.
- Вот это да! - Пец так и стал, подняв голову.- Нет, это бесподобно! А
как же вы давали информацию ТАСС и газетам о соответствии моей теории? А
если здесь вообще нет изменений кванта действия, что-то иное?
- Да что может быть иное, все сходится!
- Мало ли - сходится... Природа не очень-то милостива к кабинетным
умствованиям. Не измерить за три месяца... ну, знаете! Ладно,- Валерьян
Вениаминович снова сдержал себя,- расскажите, что вы измеряли и как.
Корнев рассказал, как они запустили в глубину Шара аэростат с
барометрическим самописцем, датчиком сигналов, отсчитывали по длине
вытравленного каната высоту, соотносили с ней присылаемые приборами по
кабелю импульсы. Давление воздуха здесь распределено не так, как в
атмосфере: до тысячи четырехсот физических метров убывает явно быстрее, а
далее слабо меняющееся высотное разрежение. Время на высоте в полкилометра
ускоряется примерно в сто пятьдесят раз, на восьмистах метрах - в три с
лишним тысячи раз...
- Словом, ускоренного времени там завались...- рассказывая, Корнев,
присел, вычертил пальцем на снегу кривую барометрического закона в
декартовых координатах, кривую ускорения времени. Пец наклонился, смотрел.-
Кроме того, мы поднимались на вертолете - до упора, на полтора километра.
Выше винт не тянет.
- И что там? - нетерпеливо спросил Пец.
- Пространства тоже хоть отбавляй. Степень неоднородности на всех
высотах умеренная, работать можно.
- А еще выше?
- Там - тьма. Сквозь нее, как мы ни глядели, ничего не просматривается:
ни сеть над Шаром, ни аэростаты, ни небо.
- То есть, вы полагаете, там есть что-то непрозрачное?
- Вероятно. Какая-то черная муть.
- Муть? Не тело?
- Не похоже на тело. Понимаете...- Александр Иванович в затруднении
"подоил" нос,- если присмотреться, замечаешь какие-то мерцания. Искорки,
светлячки, блики... они мелькают быстро и едва различимо.
- И летчик видел?
- Да.
- Значит, не иллюзии. Что-то там есть.
Валерьян Вениаминович спрашивал, слушал, вникал - и отходил. Поначалу
Корнев так ему не понравился: самоуверенной бойкостью, договором этим
самозванным на 75 миллионов, а в особенности тем, что не провел азбучные
измерения кванта действия, что он было решил отрицательно ответить на
вопрос, поставленный ему Страшновым: подойдет ли Корнев в качестве главного
инженера? Какой-то оголтелый авантюрный практицизм... Но постепенно он
понял, что это вовсе не практицизм околонаучного выжиги - иное. "Надо же,
запросто поднялся в вертолете на полтора километра в НПВ. Дело, равное
выходу в космос: кто знает, что там такое?.. И проблемы: можно ли жить и
работать в Шаре - для него не существовало с самого начала. Разумеется,
можно! И в теорию мою он поверил крепче, нежели я,- зачем ему еще эти кванты
мерить?.. Нет, его прыть не от спекулянтского духа, скорее, от поэтического
жара души. Такому и было по плечу блистательное овладение Шаром, я бы не
сумел..."
- А кванты действия по высоте,- въедливо сказал он,- необходимо
измерить. И не откладывая. Хитрого ничего нет, в университете на кафедре
физики наверняка есть стенд или даже переносной прибор, надо одолжить или
скопировать. Это же скандал!..
Труба воздвигалась у северного края зоны. Здесь заметно покачивало.
Трудились четверо. К Корневу подошел бригадир - пожилой худощавый мужчина в
запачканной раствором брезентовой куртке и в шапке-ушанке.
- Александр Иванович,- сердито сказал он,- вы только поглядите, что у
нас выходит. Сколь работаю, такого не бывало!
Они подошли к лесам. Трубу выгнали метров на двенадцать, и простому
взгляду было заметно, что она искривлена, склоняется к эпицентру. Бригадир
взобрался наверх, вытащил из кармана бечевку с грузилом:
- Смотрите, Александр Иванович, по отвесу.
Верно, бечевка искривилась точно по стенке трубы. Бригадир переместил
отвес на выпуклую сторону - бечевка повторила кривизну и там.
- Правильно, по отвесу,- сказал Корнев бригадиру, когда тот спустился,-
возводите дальше, до отметки "30".
- Так ведь обвалится.
- С чего она обвалится, если по отвесу! Я ведь объяснял, здесь такое
поле тяготения.
- Кривая, вот и обвалится,- упрямился бригадир, недовольно глядя на
Корнева.- Сроду у меня не было, чтоб криво-косо.
- И кирпичи падают, когда ветер,- поддержал его один рабочий.- Дунет -
и кирпич валится. И шатает наверху.
- Вот-вот! - снова вступил бригадир.- Не буду я этого строить, не хочу
срамиться. Завтра увольняться приду. Это цирк какой-то, а не строительство!
- Ну, как знаете,- сказал Александр Иванович,- насильно мил не
будешь... Молодых надо набирать,- сказал он Пецу, когда они отошли.- Видите,
как прежний опыт здесь человека подводит.
Валерьян Вениаминович вспомнил, как час назад учился ходить в НПВ,
подумал: "Если начинать с этого, то придется набирать слишком уж молодых".
Он оглянулся на кривую трубу.
- Почему Шар искажает поле тяготения, как вы полагаете?
- Как?! - Корнев остановился, выразил крайнее изумление.- Разве из
вашей теории это не вытекает? Я ждал, что вы нам объясните!
Это был реванш за кванты. Пец понял, улыбнулся:
- Не вытекает, дорогой Александр Иванович, в том-то и дело, что не
вытекает... А для чего вообще эта труба? Для котельной?
Корнев поглядел на него, будто оценивая: сказать правду или
воздержаться? Решился:
- А ни для чего. Для приобретения опыта, навыков. И тот объект с
собаками сносить, будем не достроив. И наше здание под снос пойдет, и
ангары... В самом деле, разве можно здесь, на пятачке эпицентра, делать
дела, если и шатает, и отвес кривой, да и места мало? Только для пробы,
наловчиться работать в неоднородном мире. Людям, которые это сумеют, цены
искривленное в сторону Шара тяготение выворачивало местность по-прежнему
"вверх", на подъем. Зрительные ощущения Пеца вступили в болезненный спор с
чувством равновесия: глаза заставляли корпус откидываться назад, а для шага
надо было податься вперед.
"Что за чепуха! - Пец двинулся, сердясь на себя,- Ходят же люди, вот и
тропинка - а я что за цаца!"
В этот момент дунул ветер. Воздух шатнул Валерьяна Вениаминовича,
взметнул порошу; качнулась под ногами тропинка. Он увидел, как предметы по
стронам заколыхались, будто были погружены в прозрачное желе. "Ну и ну..."
Он сделал еще несколько шагов, балансируя руками. Снова качнуло местность.
Поле перед ним с каждым шагом запрокидывалось круче. "Все правильно, я
прохожу область краевых искажений".
Но он ее не прошел, эту область. Тело взмокло, желудок вел себя
самостоятельно, ноги дрожали, сердце замирало - все признаки укачивания. Пец
опустился на' снежный холмик: пейзаж вокруг сразу выровнялся, сделался почти
нормальным. "Ну, ясно,- он снял шапку, подставил ветру разгоряченную
голову,- у почвы кванты почти обычные, а чем выше, тем они мельче, искажения
сильнее. Здесь хорошо бы иметь глаза на ногах..."
Через минуту он пришел в себя, встал. Впечатление было необыкновенно
сильным! он будто воспарил над накренившейся и завернувшейся краями вниз
местностью. Пришлось обратно сесть.
Валерьян Вениаминович чувствовал растерянность и унижение. "И стыдно, и
смешно, и ноги не идут... первооткрыватель! Еще покачивания эти - неужели
нельзя было жестче натянуть канаты?.. И ведь я все фокусы НПВ понимаю. До
чего, оказывается, ничтожно мое теоретическое знание, если по ощущениям я
переживаю то же, что пережила бы забредшая сюда корова! Да корове и легче бы
пришлось-у нее четыре ноги, глаза ниже. Что же мне, к подчиненным на
четвереньках добираться?!"
Он рассердился всерьез, поднялся, глядя только под ноги. "Ну, хватит,
возьми себя в руки, директор! Хорошо еще, не видит никто.
Я действительно знаю, что все это иллюзии неоднородного пространства,
нет здесь ни провала, ни подъема. Я знаю и больше, что необязательно знать в
однородном мире: пространство вокруг меня и во мне, во всем - мощная упругая
среда, воспринимать как реальность надо не пустячные неоднородности в ней -
домики, поле, деревья, канавы - а его самое. Пространство-время. Я в нем -
как рыба в воде. Ну, вперед!"
Он зашагал - сначала балансируя руками, потом ровнее, спокойней.
Обморочно покачивалась окрестность, кривлялись контуры строений, изгибалось
поле... Но реальность была вокруг и в нем, основная, постигаемая рассудком
реальность. Вскоре идти стало почти так же легко, как и перед Шаром.
"А что? - сказал себе Валерьян Вениаминович, отирая платком лицо.-Ты
полагал, что если прошел войну, сделал научную карьеру и сочинил теорию, то
уже познал жизнь? Нет, похоже, это еще впереди".
Вдали на тропинке показался человечек; он шел, быстро-быстро перебирая
коротенькими ножками. "Еще исторический момент: встреча с первым
сотрудником!" Завидев Пеца, человек остановился, поглядел по сторонам, снова
двинулся вперед, ненатурально быстро вырастая в размерах. Его тоже
пошатывало на ходу.
Вблизи Первый Встречный Сотрудник оказался приземистым мужчиной в
зеленой армейской стеганке, в сапогах и в кубанке с синим верхом; через
плечо был перекинут бунт ВЧ-кабеля в голубой хлорвиниловой оболочке. Из-под
кубанки выбилась рыжеватая челка. Рыжими были и брови, и короткие щетинистые
усы на обветренном докрасна лице. Голубые глазки недобро и настороженно
глянули на Валерьяна Вениаминовича. Сотрудник явно был не в восторге от
исторической встречи, хотел пройти мимо. Но Пец его остановил:
- Это куда же вы несете?
- А вам что за дело? - сипло сказал сотрудник.
- А то, что материальные ценности надо выносить через проходную. И по
пропуску.
- А может, он у меня есть, пропуск. А так мне короче.
- А есть, так покажите,- с нарастающим отвращением к диалогу потребовал
Пец.
- Чего-о? - Мужчина взглянул, будто примериваясь.- Да кто ты такой?
- Директор новый. Так как насчет пропуска?
-Директор...- В голубых глазках Сотрудника возникло смятение. Какой-то
миг он колебался, не свалить ли ему Пеца ударом кулака и не кинуться ли в
бег. Но- понял, что влип, раскис лицом и голосом.- Товарищ директор, так я
ж... так мне же разрешили...
- Ну, ясно! - Теперь и у Валерьяна Вениаминовича был такой вид, что сам
того и гляди врежет.- Поворачивай. Неси обратно, ну!
Мужчина понуро брел впереди, бормотал: "Вот тебе и на... так ведь я же
ж в первый и последний раз!.." Пец шагал за ним молча, только в уме
матерился так густо, как не приходилось с военных времен. "Ну, начинается
научная работенка, и в бога, и в душу, и в печенку!.. С первым успехом,
товарищ член-корреспондент: несуна поймал, распро..! Засужу шельмеца, чтоб
другим неповадно было. Ах, не следовало соглашаться на директорство! Завом
теоретического отдела или там замом по науке - это пожалуйста. А ведь теперь
надо быть и недреманным оком, и погонялой, и пробивным дядькой - кем угодно,
только не мыслящим исследователем".
- Иди, не озирайся! - рыкнул он на Сотрудника, который оглянулся, хотел
что-то сказать.- Как фамилия, кем работаешь?
- Ястребов я, механик-монтажник. Я ж, не на продажу, товарищ директор!
- запричитал тот сипло.- Я ж для себя... И он списанный, этот кабель, еще от
авиаторов остался. В конце концов, я мог и иск предъявить, мне советовали:
разве для того я отвалил семь сотен за телевизор, чтобы он из-за вашего Шара
ничего не показывал? У соседей через два двора показывает, а у меня ничего.
Вот и хотел нарастить антенну, отвести ее в сторону...
"Хм, еще один фокус Шара: радионепрозрачность. С чего бы?.."
- Где живешь?
- Да вон там, на Ширме,- обернувшись, указал вдоль тропинки механик - А
телевышка как раз за Щаром.
"Это непонятно. В Шаре пространство как пространство, вышка остается в
пределах прямой видимости, радиоволны должны проходить. Ну, в пути до центра
Шара они сокращаются - так ведь затем удлиняются, все симметрично. Или там в
глубине есть что-то, что отражает?.. Непохоже".
Дальше шли молча, все внимание отнимала дорога: путь" преграждали
многочисленные трубы, выложенные в разных направлениях, выгнутые, сваренные.
Так они приблизились к сарайчикам, которые оказались не такими и маленькими:
полутораэтажные строения с арочными крышами. "Ремонтные ангары для легких
самолетов",- понял Пец. Из ближнего донесся визг циркулярной пилы, из
соседнего - стук движка; там вспыхивали голубые блики сварки.
За ангарами находился двухэтажный дом, который издали казался
ярко-оранжевым; он был из красного кирпича. Крышу его венчала метеобашенка с
флажком и стрелкой ветроуказателя. Флажок висел на нуле, только изредка
колебался.
Площадка перед домом была заставлена контейнерами, ящиками, снег
истоптан.
Пец остановился, огляделся: окрестность отсюда заваливалась равномерно
во все стороны. Над головой висела тьма с сумеречно серыми краями.
Механик Ястребов стоял рядом, опустив голову,- переживал. Валерьян
Вениаминович задумчиво глядел на него. Тот поднял глаза, криво усмехнулся:
мол, что ж, теперь воля ваша.
- Ладно,- молвил Пец,- отнесите кабель на место, и на первый раз все.
Не вас пожалел, не хочу с этого начинать. А еще замечу - безусловно, под
суд. И это припомню. Ступайте.
- Спасибо, ой, спасибо вам... не знаю, как вас?
- Валерьян Вениаминович.
- Ой, спасибо. Валерьян Вениаминович! Да я ж никогда и ничего!..
Механик радостно направился к ангару. А Пец, смеясь в душе над собой:
сибарит, ушел от скандала, нервы свои пожалел...-вошел в здание.
В коридоре первого этажа гуляли сквозняки, пахло маслом и горелой
изоляцией; где-то гулко били по железу. На втором этаже было чище, уютней.
Обшарпанные дермантиновые двери украшали новенькие таблички: "Бухгалтерия",
"Главный энергетик", "ПКТБ", "Директор" (Пец подергал двери: заперты),
"Отдел снабжения". Из-за последней двери слышался нестройный гул.
Валерьян Вениаминович вошел - прямо в галдеж, перемешанный с сизым
дымом. В обширной, на три окна комнате людей было не так и много, но все они
- и сидящие за столами, и стоящие возле - переговаривались.
- Альтер Абрамович, когда же придут ртутные вентили? Ведь разнарядка
давно утверждена!
- Мы запрашивали Дубну. Обещают во втором квартале.
- Послушайте, или мне курированием заниматься, или снабжением!..
- Надо ставить вопрос перед Вериванной, а Вериванна...
- Если во втором квартале, так вполне могут и 31 июня отгрузить.
- Да в июне тридцать дней, побойтесь бога!
- При чем здесь бог, о чем вы говорите! Они все могут.
- Э, что Вериванна! Надо ставить вопрос прямо перед товарищем
Документгурой. А уж товарищ Документгура...
"Ну, шарага!..- прислоняясь к косяку, подумал Пец.- Как ни в чем не
бывало... А чего ты ждал? Чтобы они обсуждали здесь теорию неоднородных
пространств? Снабжение - всюду снабжение, Х действительно, могут и 31 июня
отгрузить".
Троекратно с непривычной размеренностью прозвенел телефон. Грузный
мужчина со скульптурным профилем римлянина и скептическими еврейскими
глазами взял трубку:
- Давайте, жду... Рига? Алло, Рига!.. Здравствуйте, товарищ Коротков.
Почему не отгружаете нам высоковольтные трансформаторы?.. Как кому, как
куда! В Катагань, в филиал Института электростатики, заказ номер 211... Что?
Ничего не понимаю. Тише, товарищи, я с Ригой разговариваю!
В комнате стихли.
- Мы давно вам перечислили все сполна,- упрекал мужчина собеседника в
Риге дребезжащим баритоном,- а вы... Что-что?.. Бог с вами, товарищ
Коротков, какая я девушка? С вами говорит заведующий отделом снабжения
Приятель, мы же не первый раз беседуем. Что?! Вы не Коротков, вы его
секретарша? Коротков будет через час?..
Он с отвращением бросил трубку. Кто-то фыркнул. Кто-то сочувственно
покачал головой. "Ага,- приободрился Пец,- специфика все-таки себя
показывает!
- Невозможно работать,- сказал Приятель плачущим голосом.- Ну просто
совершенно невозможно работать! - Он поднял глаза к двери, увидел кого-то
входящего.- Александр Иванович, как хотите, но я в таких условиях
бесперебойного обеспечения не гарантирую. Невозможно вести переговоры с
поставщиками! Я ему, понимаете, о трансформаторах, а он: "Не щебечите,
девушка!" Это я девушка, я щебечу. И в заключение оказывается, что баритон,
который я принял за коротковский, принадлежит его секретарше, у которой на
самом деле дискант. Как вам это понравится?
Валерьян Вениаминович оглянулся: рядом стоял рослый шатен с веселыми
глазами и прямым мужественным носом; слушая снабженца, он обхватил нос
пальцами, будто доил, потом отпустил; борт синего пиджака украшала
красно-белая колодочка. Вот он какой, Корнев!
- Спасение утопающих, Альтер Абрамович,- сказал шатен,- как известно,
дело рук самих утопающих. Доставайте скорее инверторы. Сейчас мы в зоне
двухкратной деформации, и то трудно общаться с внешним миром. А проникнем в
десятикратные и выше,- там будут диалоги уже не баритона с дискантом, а
инфразвука с ультразвуком. Без инвертеров онемеем!
- Инверторы? - поинтересовался Пец.- Это вроде телемониторов, которые
моменты забития гола растягивают?
- Да, только эти проще, для телефона. Те тоже привлечем, без
телевизионного контроля здесь не обойдешься,- ответил Корнев, внимательно
взглянув на Пеца.- А вы, простите, кто и к кому?
- К себе... и к вам,- Валерьян Вениаминович представился.
- О, я вас второй день выглядываю! Вот вы какой!
Рукопожатие. Корнев повернулся к сотрудникам. - Минуту внимания,
товарищи! Как вы знаете, с нового года мы больше не филиал ИЭ, а
самостоятельный НИИ НПВ, научно-исследовательский институт неоднородного
пространства-времени. Позвольте представить вам человека, о котором вы,
несомненно, слышали: Валерьян Вениаминович Пец, член-корреспондент Академии
наук, теоретический первооткрыватель Шара и - директор нашего института!
Это было сказано звучным торжественным голосом, пожалуй, даже излишне
торжественным - потому что все, кто сидел, встали, а те, кто стоял,
выпрямились. Пец, обходя снабженцев и пожимая с бормотаньем "Оч-приятно!" их
руки, чувствовал себя стесненно.
- Ты чего меня ударил балалайкой по плечу? - Я того тебя ударил:
Познакомиться хочу.
Фольклор.
На самом деле Корнев был настроен далеко не радушно. Успех развращает
даже скромного. Когда же человек сам жаждет погрязнуть в славе, искуситься
властью и влиянием, погрузиться в пучину почитания, если он уже слегка
вкусил - в самый раз для возбуждения аппетита - этих плодов, то для него
оказывается серьезным ударом, когда обстоятельства и люди (главное, люди все
эти!) отодвигают его в сторону. "Обошли!" - так воспринял Александр Иванович
весть, что директором нового НИИ назначен Пец, а его кандидатура
предполагается на должность главного инженера. Нет, вы подумайте: Пеца, не
глядя, ставят директором, а он, человек, понявший Шар, захвативший его и
доставивший из дебрей к городу, только предполагается на вторую должность! А
кто откопал этого, извините, Пеца, как не он? Кто бы его знал по репринтной
брошюрке! "Выходит, мавр сделал дело - мавр может удалиться? Ну, люди!.. И
ладно, и пожалуйста, могу вообще уйти к чертям, вернусь в ИЭ - посмотрим,
как тут управится этот профессор, будет ли себя не жалеть, вникать в каждую
неувязку! Конечно, там, наверху, академикам в рот смотрят... Еще пожалеют!"
И хотя сознавал Корнев, что никудашеньки он от Шара не уйдет, за уши не
оттянешь, да и быть главным инженером ничем не хуже, чем директором (кто
реально окажется хозяином,; вопрос больше характеров, чем статуса), но сам
факт, что вышло Не по-его, не как он представлял в мечтах, всколыхнул в нем
волну самоутверждения. Так бывало всегда: вернули статью или заявку на
изобретение, не повысили в должности, когда ожидал, или - это еще в
студенческие годы - отвергла девушка... И всякий раз он разочарованно и зло
мечтал, что все равно добьется, возвысится, совершит - и уж тогда!.. О,
тогда они (или он, или она - все противоставшее) пожалеют, будут, искать его
расположения. А уж он... и так далее. Конечно, эти чувства быстро проходили.
И если случалось, что он потом оказывался прав делом и мыслью, достигал,
совершал и возвышался (а так случалось не раз), то эти злые мальчишеские
мечтания - повыламываться и благородно посчитаться - Александр Иванович
никогда не исполнял, ибо глупость их была очевидна. Но и они были стимулом
его действий.
(И не знал, кстати, Корнев, что не академики, которым "наверху в рот
смотрят", продвинули В. В. Пеца в директора, а сработал все его лучший друг
Виктор Пантелеймонович Страшнов. Он сам слетал в Саратов, познакомился с
Валерьяном Вениаминовичем, убедился в его авторитете и положительности - и
продвинул кандидатуру Пеца через Академию и ЦК).
К моменту прибытия Пеца чувства Александра Ивановича почти пришли в
норму. Осталась настороженность, опаска уронить себя;
разумеется, было и холодное уважение к теоретической мощи профессора.
Но более всего он был озабочен тем, чтобы направить развитие работ в Шаре в
то русло, которое наметил и начал прокладывать.
Они разговаривали сначала в кабинете, потом прогуливались по
территории; Александр Иванович показывал Валерьяну Вениаминовичу, где что
есть, что как делается... У Пеца был свой план освоения Шара, умеренный
академический план: сначала изучить возможность жизни и работы людей в НПВ -
постепенно, начиная от внешних слоев; исследовать свойства Шара
(напряженность электрического поля, градиенты неоднородности, гравитационные
искажения...). Для этого следовало организовать небольшой, сотрудников на
двести, институт с мощным теоретическим отделом и вспомогательными,
преимущественно измерительными лабораториями. После фундаментальных
исследований - эдак года через три-четыре - можно дать рекомендации и для
практического использования Шара. Но то, что он узнавал от Корнева,
сокрушало его планы и портило настроение.
Факт разрушения Таращанска, печальный сам по себе, для развертывания
работ в Шаре обернулся несомненным благом: явление следовало принимать
всерьез. Были выделены немалые суммы, открыт доступ к лимитированным
материалам, изделиям - и это даже в текущем году, не дожидаясь начала
нового. Соответственно и Корнев не стал медлить, дал работу проектировщикам
и строителям, загрузил заказами заводы, вступил в договорные отношения с
серьезными организациями... Александр Иванович не спешил информировать Пеца
о договорах, откладывал это напоследок. Но они как раз подошли к участку,
огороженному забором с колючей проволокой по верху; за забором слышалась
строительная деятельность и лаяли собаки.
- А здесь что - питомник? - недоуменно спросил Пец.- Ускоренное
выращивание чистопородных гончих?
- Н-нет,- с заминкой ответил Корнев,- здесь будет лаборатория
ускоренных испытаний бортовой аппаратуры. По хоздоговору с предприятием
РК-14.
- РК-14... то самое, ракетно-космическое?
- Да.
- И на какую сумму договор, на какой срок?
- На семьдесят пять миллионов, на три года. Пец только крякнул и не
нашелся, что сказать.
- Оказывается, надежностные испытания сильно тормозят их разработки.
Многие системы надо годами проверять в тяжелых режимах, прежде чем пускать в
серию. Вот они и закупили наше ускоренное время наперед."
Собаки бодро лаяли, оповещая, что здесь секретный объект, на который
они, р-р-гаф! - ни одного шпиона не пропустят.
- Собак сами добывали? - хмуро поинтересовался профессор.
- Нет, заказчики привезли. И строят сами, материалы их... В интонациях
Корнева сквозило удивление, что Пец не одобряет сделку. А Валерьян
Вениаминович был наслышан об этой фирме, об ее умении накладывать лапу,
действуя деньгами -либо через правительство. "Не клевал тебя, парень,
жареный петух,- думал он.- Подомнут - и прости-прощай широкие исследования!
Ну, это мы посмотрим. И собак надо убрать". У него была застарелая, от
времен, когда его ловили после побега, нелюбовь к охранным овчаркам.
Они направились к краю зоны, в сторону кирпичной трубы. Корнев шагал
широко и вольно - привык. Валерьян Вениаминович Сделал каждый шаг с опаской,
косился на дико искривленные пейзажи "внизу". Раздражение его возрастало:
выходит, без него его 'женили - да еще на такой фирме! Вот и прикидывай:
опротестовать договор - хлопотно, исполнять - может выйти еще хлопотнее. Но
исполнять - все-таки дело, а отказываться - скандал, :склока, испорченные
отношения... Черт знает что!
- Хорошо,- Пец решил переменить тему.- Какая здесь закономерность
уменьшения кванта h с высотой?
Вопрос был прямой, как на экзамене. И Корнев почувствовал себя
студентом на экзамене, студентом не из успешных. Он совсем упустил из виду
этот чертов квант.
- Квант h... м-м... ну, чем выше, тем он меньше,- сказал он..
- Какие величины вы измерили? - не отставал профессор.
- Мы измерили... мы, Валерьян Вениаминович, измерили нечто большее, чем
величину h,- бодро ответил Корнев.- Мы сняли барометрический закон по
высоте, интересный вышел закон. С его помощью промерили изменение темпа
времени до километровой высоты. Ну, а темп легко пересчитать и в квант...
Тут он по неуловимым признакам почувствовал, что внимание Пеца стало
неодобрительным. "Нет, это не тот человек, которому стоит забивать баки.
Надо начистоту".
- Не буду темнить. Валерьян Вениаминович,- вздохнул он, забирая нос в
ладонь,- не меряли мы этот квант действия. У нас никто не знает, как его
измерить.
- Вот это да! - Пец так и стал, подняв голову.- Нет, это бесподобно! А
как же вы давали информацию ТАСС и газетам о соответствии моей теории? А
если здесь вообще нет изменений кванта действия, что-то иное?
- Да что может быть иное, все сходится!
- Мало ли - сходится... Природа не очень-то милостива к кабинетным
умствованиям. Не измерить за три месяца... ну, знаете! Ладно,- Валерьян
Вениаминович снова сдержал себя,- расскажите, что вы измеряли и как.
Корнев рассказал, как они запустили в глубину Шара аэростат с
барометрическим самописцем, датчиком сигналов, отсчитывали по длине
вытравленного каната высоту, соотносили с ней присылаемые приборами по
кабелю импульсы. Давление воздуха здесь распределено не так, как в
атмосфере: до тысячи четырехсот физических метров убывает явно быстрее, а
далее слабо меняющееся высотное разрежение. Время на высоте в полкилометра
ускоряется примерно в сто пятьдесят раз, на восьмистах метрах - в три с
лишним тысячи раз...
- Словом, ускоренного времени там завались...- рассказывая, Корнев,
присел, вычертил пальцем на снегу кривую барометрического закона в
декартовых координатах, кривую ускорения времени. Пец наклонился, смотрел.-
Кроме того, мы поднимались на вертолете - до упора, на полтора километра.
Выше винт не тянет.
- И что там? - нетерпеливо спросил Пец.
- Пространства тоже хоть отбавляй. Степень неоднородности на всех
высотах умеренная, работать можно.
- А еще выше?
- Там - тьма. Сквозь нее, как мы ни глядели, ничего не просматривается:
ни сеть над Шаром, ни аэростаты, ни небо.
- То есть, вы полагаете, там есть что-то непрозрачное?
- Вероятно. Какая-то черная муть.
- Муть? Не тело?
- Не похоже на тело. Понимаете...- Александр Иванович в затруднении
"подоил" нос,- если присмотреться, замечаешь какие-то мерцания. Искорки,
светлячки, блики... они мелькают быстро и едва различимо.
- И летчик видел?
- Да.
- Значит, не иллюзии. Что-то там есть.
Валерьян Вениаминович спрашивал, слушал, вникал - и отходил. Поначалу
Корнев так ему не понравился: самоуверенной бойкостью, договором этим
самозванным на 75 миллионов, а в особенности тем, что не провел азбучные
измерения кванта действия, что он было решил отрицательно ответить на
вопрос, поставленный ему Страшновым: подойдет ли Корнев в качестве главного
инженера? Какой-то оголтелый авантюрный практицизм... Но постепенно он
понял, что это вовсе не практицизм околонаучного выжиги - иное. "Надо же,
запросто поднялся в вертолете на полтора километра в НПВ. Дело, равное
выходу в космос: кто знает, что там такое?.. И проблемы: можно ли жить и
работать в Шаре - для него не существовало с самого начала. Разумеется,
можно! И в теорию мою он поверил крепче, нежели я,- зачем ему еще эти кванты
мерить?.. Нет, его прыть не от спекулянтского духа, скорее, от поэтического
жара души. Такому и было по плечу блистательное овладение Шаром, я бы не
сумел..."
- А кванты действия по высоте,- въедливо сказал он,- необходимо
измерить. И не откладывая. Хитрого ничего нет, в университете на кафедре
физики наверняка есть стенд или даже переносной прибор, надо одолжить или
скопировать. Это же скандал!..
Труба воздвигалась у северного края зоны. Здесь заметно покачивало.
Трудились четверо. К Корневу подошел бригадир - пожилой худощавый мужчина в
запачканной раствором брезентовой куртке и в шапке-ушанке.
- Александр Иванович,- сердито сказал он,- вы только поглядите, что у
нас выходит. Сколь работаю, такого не бывало!
Они подошли к лесам. Трубу выгнали метров на двенадцать, и простому
взгляду было заметно, что она искривлена, склоняется к эпицентру. Бригадир
взобрался наверх, вытащил из кармана бечевку с грузилом:
- Смотрите, Александр Иванович, по отвесу.
Верно, бечевка искривилась точно по стенке трубы. Бригадир переместил
отвес на выпуклую сторону - бечевка повторила кривизну и там.
- Правильно, по отвесу,- сказал Корнев бригадиру, когда тот спустился,-
возводите дальше, до отметки "30".
- Так ведь обвалится.
- С чего она обвалится, если по отвесу! Я ведь объяснял, здесь такое
поле тяготения.
- Кривая, вот и обвалится,- упрямился бригадир, недовольно глядя на
Корнева.- Сроду у меня не было, чтоб криво-косо.
- И кирпичи падают, когда ветер,- поддержал его один рабочий.- Дунет -
и кирпич валится. И шатает наверху.
- Вот-вот! - снова вступил бригадир.- Не буду я этого строить, не хочу
срамиться. Завтра увольняться приду. Это цирк какой-то, а не строительство!
- Ну, как знаете,- сказал Александр Иванович,- насильно мил не
будешь... Молодых надо набирать,- сказал он Пецу, когда они отошли.- Видите,
как прежний опыт здесь человека подводит.
Валерьян Вениаминович вспомнил, как час назад учился ходить в НПВ,
подумал: "Если начинать с этого, то придется набирать слишком уж молодых".
Он оглянулся на кривую трубу.
- Почему Шар искажает поле тяготения, как вы полагаете?
- Как?! - Корнев остановился, выразил крайнее изумление.- Разве из
вашей теории это не вытекает? Я ждал, что вы нам объясните!
Это был реванш за кванты. Пец понял, улыбнулся:
- Не вытекает, дорогой Александр Иванович, в том-то и дело, что не
вытекает... А для чего вообще эта труба? Для котельной?
Корнев поглядел на него, будто оценивая: сказать правду или
воздержаться? Решился:
- А ни для чего. Для приобретения опыта, навыков. И тот объект с
собаками сносить, будем не достроив. И наше здание под снос пойдет, и
ангары... В самом деле, разве можно здесь, на пятачке эпицентра, делать
дела, если и шатает, и отвес кривой, да и места мало? Только для пробы,
наловчиться работать в неоднородном мире. Людям, которые это сумеют, цены