Страница:
вспышек сверхновых и геологических катаклизмов - все низвергалось,
интерферируя многоголосым электронным эхом, на головы сотрудников Института.
Мало кто из них знал значение звуков, не для всякого был ясен и смысл
снимков. Но в целом впечатление получалось сильное, космическое. Выражения
лиц у смотревших становились какие-то особенные, в глазах возникал отсвет
неземного. Пец на минуту и сам почувствовал себя в некоем космическом
суперлайнере, летящем на штурм Вселенной.
Но звездное очарование быстро вытеснила из души директора
озабоченность. "Кто же это отличился? - гадал он, поднимаясь к себе.- Ведь
договорились не распространять без необходимости информацию об MB, пока сами
толком не разобрались. Зачем смущать людей!"
Из сводки он узнал, что отличился Буров, который вчера в вечерние часы
осуществлял в Шаре высшую власть; употребил в дело фотографа из техотдела,
радистов из группы Терещенко - и исполнил.
Валерьян Вениаминович намеревался сразу дать команду Петренко все
снять, трансляцию "музыки сфер" прекратить. Но - навалились более важные
дела, отвлекли. Потом снова вспомнил, снова отложил... а сейчас вот понял,
что думает об этом и оттягивает решение не из-за дел, а - колеблется.
Сомневается: может, он и вправду излишне консервативен, перестраховочен, не
чувствует истекающего сверху дыхания вселенских истин? На чем основана его
правота - правота, в силу власти чреватая окончательными решениями? Не лишне
проверить себя.
Он, В. В. Пец, ученый и руководитель, шестидесяти пяти биологических
лет от роду, исповедует деятельное познание - посредством экспериментов,
количественных, измерений и наблюдений, обобщаемых в математические теории
(кои всегда позволяют уловить новые, недоступные поверхностному взгляду
тонкости), посредством созидательного овладения явлениями природы... короче,
исповедует способ познания, расширяющий человеческие возможности. А познание
чувствами (к коим и взывают эти снимки и звуки) есть крен в
созерцательность, в пассив. Пассивное же, созерцательное познание
соседствует с религиозным признанием "бога во всем"; раньше оно считалось
единственно истинным, теперь не считается познанием вообще. Насчет
истинности пока отставим, но несомненно, что, если первый способ познания
освобождает человека, прибавляет ему уверенности и сил, то второй -
психически порабощает. Заставляет чувствовать себя пылинкой перед господом.
Это не то. Да, но снимки - не иконы, а буровская "музыка сфер" не хоралы!
Все по науке... так и пусть возбудят эмоции во славу науки? Вот! Вот это
самое-то гадкое и есть:
"во славу". Наука ныне предмет массового поклонения, так сказать, пятая
мировая религия. Чем меньше люди ее понимают, тем больше в нее верят (как,
кстати, и в религии). Верят бездеятельно и боязливо - опять-таки как в бога.
И не к чести науки, а только к выгоде "жрецов науки" - внешне жрецов, по
существу спекулянтов - возбуждение таких чувств к себе.
"Словом, ясно, снимаю. И Бурову учиню разнос, чтоб неповадно было
впредь.- Пец набрал коды телеинвертора, отдал соответствующие распоряжения.
Хорошо бы с Дормидонтычем обсудить этот вопрос вечерком за чаем, поспорить.
Он ведь держится иного взгляда... А кабинет директора не для того, здесь не
размышляют - здесь решают".
Да, кабинет директора был не для того, совсем для другого. Давно ли
подключили к возведению внешних слоев башни то озабоченное испытанием своих
материалов и конструкций министерство? И что казалось удачнее этой
прощальной идеи Зискинда? Решение проблем строительства раз и навсегда.
Только не хотят проблемы решаться навсегда.
И вот бегает по ковру вдоль длинного стола в кабинете растерянного
Валерьяна Вениаминовича лысый широколицый коротыш - заместитель министра,
академик строительства и архитектуры - и скандалит, бушует на полный голос:
- Ну, знаете, не ждал! Почтенный институт, солидные люди... И так
обвели вокруг пальца! Ведь это... даже сравнить не с чем, разве что с тем,
как прежде купцы рубль на гривенник ломали в фальшивых банкротствах.
- Вы объясните, пожалуйста, в чем дело? - недоуменно спросил Пец.
- Объяснить! В чем дело!..- ядовито повторил замминистра.- Как будто вы
с самого начала не понимали, не потирали руки: нагреем, мол! Они нам на
десятки миллионов новейших материалов и изделий, монтажные машины,
специалистов в подмогу - а мы им шиш. Шиш, шиш!.. Нет, формально все верно:
ускоренное время, два месяца за сутки на высоте четыреста метров - но черт
ли нам в таком времени! А климатика?! Ведь у вас здесь ни дождя, ни снега,
ни зноя, ни ветра... комфортные условия с малыми колебаниями температур. Мы
этого не могли знать: мы приехали в ясный день и уехали в ясный. Но вы-то
ведь знали! А производственная загрузка помещений наверху? Это же курам на
смех, пять-десять процентов! Только и того, что лифты бегают...
- Но... мы не представляли, что это для вас так важно.
- Ну да, они не представляли! Десятники у вас строительством
заправляют, а не киты вроде Зискинда и Гутенмахера. И в договоре-то как
ловко написали...- Замминистра раскрыл кожаную папку. с монограммой в углу,
прочел: - "Возведенные из материалов и конструкций Министерства сооружения
эксплуатируются в открытых полевых условиях".- Закрыл папку, повторил с тем
же ядом: - Эксплуатируются в полевых условиях! Формально верно, не
придерешься.
- Ну... введите поправочные коэффициенты,- робко вякнул Пец.
- Эх, да какие теперь коэффициенты! - Посетитель уничтожающе глянул на
него.- Я вам скажу не как ученый ученому, не как руководитель руководителю,
а просто как пожилой человек пожилому: бесстыжие твои глаза, дядя! Все, до
встречи в Госконтроле!
И вышел, хряснув дверью. А Валерьян Вениаминович сидел, моргал своими
"бесстыжими" глазами и тяжело думал, что ему и отыграться не на ком: договор
сочинили Корнев и Зискинд. "И за какие грехи мне суждено за всех отдуваться?
Я же действительно не знал о климатике".
Он нажал кнопку, в дверях появилась Нина Николаевна.
- Корнев?
- Нету, Валерьян Вениаминович. И неизвестно где.
- Отправляйтесь на коммутатор... сколько у нас городских линий?
- Двадцать.
- Займите пятнадцать. Обзванивайте все и вся, пока не найдете. Что за
легкомыслие: исчезнуть и не известить!..
Секретарша управилась с розыском довольно быстро. Валерьян Вениаминович
только прилег на диван, расслабился, прикрыл глаза, подумал, что устал он
сильно - и от обилия дел, и от идей, от потрясающих наблюдений, от
безграничных возможностей... хочется, чтоб ограничилось все и не трясло
душу. "Юркнуть в одну идейку, как в норку: я, мол, ее двигаю, и не требуйте
от меня большего. В конце концов, мы всего лишь люди. Какая-то, черт его
знает, лавина!..",- как Нина Николаевна заглянула в кабинет:
- Повезло, 'Валерьян Вениаминович, даже не по всем каналам прошлась.
Возьмите трубочку.
- А где он? - Пец встал, подошел к телефону.
- В вокзальном ресторане. Телефон администратора. Разговор получился
скверный - и не только потому, что Пецу на каждую реплику доводилось
четверть минуты ждать ответа; это было привычно при вызовах города. Корнев
был как-то странно настроен. На упрек директора, что вот, оказывается, как
подвели министерство стройматериалов, обесцвеченный инвертированиями голос
ответил:
- Наш общий знакомый, Вэ-Вэ, староиндейский мудрец Шанкара о подобных
ситуациях говорил: "Восприятие веревки как змеи столь же ложно, как и
восприятие змеи как змеи". Мы не знаем, где начинается и где кончается обман
или самообман.
- А ваш недавний подъем партизанский в MB в запредельном режиме, насчет
которого сами дали подписку! - сердито переключился Пец на другую тему.-
Хорошенький пример показываете...
- Подписки для того и дают, чтобы в случае чего освободить других от
ответственности,- столь же бесцветно ответили на другом конце провода.
- А что вы делаете в ресторане среди рабочего дня? Пропали, никого не
известив!..
- То, что все делают в ресторанах: пью и закусываю,- донеслось еще
через четверть минуты.- Имею право на отдых, отпуск еще не использовал,
отгулов накопилось на полгодика... Ладно, завтра с утра буду на месте.
Обещаю, папа Пец. Я вас люблю, папа Пец.
"Неужели пьян? - директор медленно опускал трубку.- Вот это да... Нет,
надо поговорить".
Он снова было направился к дивану - но за спиной окриком конвоира
прозвучали сразу зуммер телеинвертера и телефонный звонок. "Нет, здесь я не
отдохну, надо наверх. Кстати, и дельце есть".
Комната Валерьяна Вениаминовича в профилактории находилась тремя
этажами ниже лаборатории MB; но, конечно же, он нажал в лифте кнопку
последнего этажа.
"Эмвэшники" сидели в просмотровом зале, который заодно был
дискуссионным клубом. Слово держал Любарский:
- ...и получается, что миллиметровые - и даже сантиметровые, а часто и
дециметровые - подробности для нас недоступны. Оно, может, и к лучшему,
мелкие частности только отвлекают. Главное теперь, благодаря последнему
усовершенствованию Виктора Федоровича: импульсные съемки малых участков
планет сразу в широком спектре прямых и отраженных излучений, от радио
диапазона до ультрафиолета, и по обе стороны от терминатора, то есть и днем,
и ночью - мы теперь четко выделяем "места оживления", а в них - быстро
меняющиеся и движущиеся объекты, сиречь - тела. Проблема такая... но давайте
лучше сначала посмотрим. Прошу, Анатолий Андреевич!
Тот выключил свет, запустил проектор. Пец сел в крайнее кресло, вытянул
ноги, без любопытства посматривал на экран: там выделился в среднем плане
свищ на какой-то планете, от него распространились "трещины интенсивности",
яркие благодаря своим излучениям... Валерьяну Вениаминовичу куда больше
сейчас хотелось спать, чем вникать, соединяться мыслью с этими бескорыстно и
недоуменно ищущими; но он учуял, что ему не отвертеться.
На экране затуманивалась и прояснялась атмосфера, под ней светились и
меняли формы сиреневые, желтые, лиловые, опаловые пятна, от них расходились
паутинки-трещинки, они сплетались, на перекрестиях возникали и росли новые
"места оживления". Но вот перешли на сверхближний план, в кадре осталась
одна ветвящаяся "трещина". Она развернулась в длинную полосу, уходящую к
накрененному ярко-оранжевому горизонту среди холмов с цветными пятнами. По
ней в обе стороны двигались размытые продолговатые тела серого цвета; одни
темнее, другие светлее, попадались длинные, как бы составные, и короткие,
некоторые совсем крохотные. Скорости у тел были различные.
- Достаточно, Анатолий Андреевич!
Толюня остановил пленку, оставил на экране кадр, на котором два тела,
двигавшиеся в разных направлениях, сравнялись почти бок в бок,- и включил
свет.
- На мой взгляд, мы видели сейчас нечто более значительное,- продолжил
речь астрофизик,- чем эпизод с ворующими ящерами. Здесь из-за размытости нет
деталей, живописных подробностей. Но скажите мне, можно ли истолковать эту
полосу и двигающиеся по ней тела иначе, чем дорогу с двусторонним
движением?.. Не все "трещины" у нас различаются до таких подробностей, как и
не все свищи, "пятна интенсивности". То есть мы не можем утверждать, что
такие пятна обязательно города, а "трещины" - дороги от них, коммуникации...
- Свищи можно толковать и как естественные вздутия,- вступился Васюк.-
Как вулканические, например, или заработал природный урановый реактор -
вроде найденного в Габоне.
- Да-да, а "трещины", соответственно, и как потоки лавы, или горячей
воды, или расселины, в которых что-то парит и бурлит...- подхватил
Любарский.- Но в эти признаки вписываются и образы цивилизации: города и
дороги с интенсивным движением. Валерьян Вениаминович, что вы скажете: можно
ли то, что мы видели, истолковать иначе, чем проявление разумной жизни?
- Что тела движутся навстречу, но не сталкиваются? - неохотно,
включился тот.- Да... пожалуй, что и нельзя. Правда, надо бы знать размеры,
массы, скорости...- Новая мысль пришла в голову и несколько оживила
директора.- Знаете, это можно просчитать ->- правда, на машинах, не вручную.
Множеству хаотически движущихся тел соответствует определенное количество их
столкновений... ну, подобно соударениям молекул газа. А если статистика
соударений отклоняется в меньшую сторону - чем это не признак разумности! Вы
столкновения тел можете замечать на планетах MB?
- Даже лучше, чем сами тела,- подал голос Буров.
- А что!..- прозвучал оживленный голос Люси-кибернетика;
она тоже сидела здесь, хотя от подъемов в MB ее отлучили.- Мы это можем
промоделировать, ввести результаты в персептрон - и он будет вам отбирать
картины движений несталкивающихся или редко сталкивающихся тел... по
критерию Пеца. Браво, Валерьян Вениаминович, одобряю!
- Назовите лучше критерием гармоничности,- отозвался тот, прикрывая
зевок ладонью,- или механической гармонии.
- "О, если б все так чувствовали силу гармонии! - возглаголил вдруг
Буров и поднялся с кресла, чтоб лучше декламировать.- Но нет, тогда б не мог
и мир существовать. Никто б не стал заботиться о нуждах низкой жизни, все
предались бы вольному искусству. Нас мало, избранных, счастливцев праздных,
пренебрегающих презренной пользой, единого прекрасного жрецов". Пушкин
"Моцарт и Сальери". Вы чувствуете, как мы зреем? Пренебрегаем презренной
пользой, основой целесообразного поведения... ею, в частности,
руководствовались и те ящеры-несуны - и определяем разумность по высокому
критерию Пеца, критерию механической гармонии: чем меньше столкновений тел,
тем больше разума. Так, Вэ-Вэ?
Пец искоса смотрел на него: как меняются люди, как растут! Давно ли
Витю Бурова взбутетенивали за нерадивость в разработке приборов, он смотрел
на корифеев Корнева и Пеца снизу вверх щенячьими глазами и обещал
исправиться. А теперь Виктор Федорович автор доброй половины воплощенных в
систему ГиМ идей, накоротке с мирами и мегапарсеками - и может
продекламировать грудным голосом перед директором не только отрывок из
поэмы, но и всю поэму.
- Ну, так,- сказал он.
- Ага! А теперь возьмем муравьев. Уверен, что вам доводилось наблюдать
на природе, как они движутся по дорожке от своего муравейника к чужому и
обратно, с награбленными яйцами - и ничего, не сталкиваются. А с другой
стороны, возьмем хоккей, вид разумной игровой деятельности, часто
показываемый по телевизору:
как там люди-то сталкиваются, сшибаются - и друг о друга, и об забор, и
о ворота. А?
- Витенька, но если бы они были слепые и дикие,- вмешалась Малюта,- то
сталкивались бы чаще, а по шайбе попадали реже. Пец тем временем вспомнил,
зачем он сюда наведался, встал:
- Ну, в этом вы разберетесь сами. По-моему, критерии пользы и гармонии
не противоречат друг другу, ибо какая может быть польза в столкновениях -
даже в хоккее? А пока что, Буров,- он устремил взгляд на него,- за
самовольное распространение информации об MB, выразившееся... вы знаете в
чем - получите строгий выговор. Содеянное вами ликвидировал. Даже
сегодняшняя дискуссия показывает, что вы здесь еще не разобрались, что к
чему. А туда же, смущаете людей. Повторится - вылетите к чертовой матери в
24 часа, невзирая на заслуги. Много возомнили о себе. Усвоили?
- Да-а, Валерьян Вениаминович,- ошеломленно сказал Буров; щеки его
как-то сразу опали,- усвоил... Понимаете, я ведь, собственно, потому... у
нас здесь накопились новые снимки, а к тем привыкли, как к обоям. Я и
распорядился переместить их туда, не пропадать же добру.
- А "музыка сфер"? - поинтересовался Пец.
- Она... ну-у...- Виктор Федорович совсем смешался,- заодно.
- Между прочим, Валерьян Вениаминович,- поспешил на помощь Любарский,-
я целиком поддерживаю решение Вити. Если бы вчера вечером была моя очередь
дежурить, сделал бы то же самое.
- Значит, отнесите сказанное и на свой счет! - В голосе Пеца проступили
раскатистые, рявкающие интонации.- Хотя от вас-то я не ожидал: солидный
человек, не мальчишка...
(Любопытно, что Варфоломей Дормидонтович до сих пор обитал у директора;
но время, проведенное обоими там, за вечерним чаепитием с разговором, каждый
раз отдалялось на реальные недели - и получалось как бы не в счет).
- Не угодно ли выслушать, почему я - солидный человек, не мальчишка -
одобряю такое? - Экс-доцент тоже завелся: здесь не привыкли к разносам.
- Не слишком...- Пец поглядел на часы, потом на отвисшую в негодовании
челюсть астрофизика.- Хорошо, давайте, только кратко.
- Ну, Валерьян Вениаминович, вы!.. Ладно. Кроме метода научного
познания, которое опирается на внешние чувства, рассудок и количественную
меру, существует, как вы, возможно, слышали, и образное познание мира,
опирающееся на глубинные чувства...
- Слышал. Существует. Оно называется искусством.
- Да-с, именно искусством.
- Так это вы с Виктором Федоровичем изобрели еще одну музу, в компании
к Мельпомене, Клио и прочим? И как ее имя? Муза Бурова? Варфоломиана
Дормидониана?
Они как бы соревновались, кто кого скорее доведет до белого каления. У
Пеца опыт был богаче, к тому же будучи недавно высечен замминистром, он
жаждал отвести душу. Люся Малюта смотрела на обоих блестящими глазами;
чувствовалось, что сцена доставляет ей удовольствие.
- Ну, знаете!.. Браво, Валерьян Вениаминович, фора, бис! Вы делаете
успехи в сравнении с тем знаменитым "эх, пожрать!". А что говорить с
человеком, которому медведь не только на ухо, но, вероятно, и на душу
наступил?.. - Любарский отвернулся, махнул рукой.
- Уравнения Пеца, соотношения Пеца, вот критерий Пеца...- заговорил
грудным голосом воспрявший за это время Буров.- Но вместе с тем существует и
твердолобость Пеца, узость. Вы консерватор, Валерьян Вениаминович,
восемнадцатый век! Да, именно восемнадцатый, потому что уже в девятнадцатом
было сказано "чувства добрые я лирой пробуждал". А живи Пушкин сейчас, он
славил бы пробуждение в людях сильных чувств. Сильных, величественных и
высоких. А вы...
- А я считаю,- повысил голос Пец,- что у вас в руках не лира, на коей
бряцают, а наблюдательная система, посредством которой мы извлекаем из Шара
знания, значения и смысл которых сами еще толком не понимаем. И сбиваться в
такой ситуации с пути прямых исследований на окольные тропки которые
неизвестно куда приведут... а тем более сбивать на них других - преступно.
- Да почему?..- начал было снова Буров.
- Все на эту тему! - еще укрепил голос директор.- О последствиях вас
предупредил. Возвращайтесь к делам. Зарвались здесь... бряцатели!
Невысказанные, пока он шел к двери, сотрудниками лаборатории чувства
были подобны беззвучному рычанию.
На следующий день из-за затора на шоссе Пец опоздал на семь нулевых
минут, кои НПВ легко превратило в часы. Из-за этого они с главным инженером
снова разминулись, тот отправился пешком по объектам выше 20-го уровня. Нина
Николаевна обзванивала этажи, но Корнев оказывался все выше и менял места
все быстрее. Наконец с крыши сообщили, что Александр Иванович только что
поднялся в кабине в MB. "Проверять ваш критерий, Валерьян Вениаминович".
Пецу и самому было интересно, как оправдается его идея "разумного
нестолкновения тел"; кроме того, он решил изловить Корнева и объясниться с
ним, далее откладывать нельзя.
Поэтому, наскоро отбившись от самых неотложных дел и подписав все
имеющиеся бумаги, он посадил в кабинете референта Синицу, сам двинул наверх.
На пути к лаборатории Любарского Валерьян Вениаминович наведался в
соседствовавшие с ней экспериментальные мастерские - и узнал о еще одной
скверной выходке главного. Оказывается, вчера не только он жаждал встречи с
Корневым, то же хотели двое молодых инженеров, супруги Панкратовы, Миша и
Валя - они сочинили что-то, дырявящее на расстоянии металл, пластик и бетон,
какое-то сочетание НПВ и сильных полей... из пересказа механиков Пец не
уловил идею; собрали здесь установку. Это очень немало: ждать полдня на
уровне 140 - спали по очереди в профилактории, по очереди ходили кушать,
вылизывали свое устройство, демонстрировали его действие желающим... а
Корнева все не было. К тому же Валя находилась в декретном отпуске и только
ради этого дела явилась в башню. Наконец сегодня утром дождались: Миша
изготовился с мелом у доски, чтобы рисовать и объяснить, Валя стала к
установке, приятным голосом пригласила Александра Ивановича остановиться и
заинтересоваться. А тот только скривился в их сторону:
- Слушайте, да отвяжитесь вы! Работаете - и работайте, что вам еще
надо! - и с тем проследовал дальше.
- Ну...- сказал побледневший Миша,- зазнался наш Александр Македонский,
дальше некуда! Лично я ему больше не сотрудник.- И так запустил в доску
мелом, что тот разлетелся белыми брызгами.
- Ну, зачем так? - возразила его жена Валя, хотя губы у нее не
слушались.- Это же Корнев... может, у него сейчас идея какая-то покрупней
нашей, с планетами что-нибудь.
Установка стояла в углу, прикрытая пластиковым чехлом. Авторов не было,
ушли домой. Валерьян Вениаминович только раз видел их обоих, когда принимал
на работу, но помнил, с какой тихой гордостью посматривала черненькая и
тогда еще стройная Валя на рослого синеглазого Мишу с уверенными манерами и
голосом. Совершенно исключительным образом наплевал им в души великий
человек Корнев.
В лаборатории главного инженера тоже не было; после подъема в MB он
заперся в своей комнате в профилактории, отдыхал. В просмотровом зале
находились Любарский, Толюня, Буров и Люся Малюта.
- Есть кое-что, Валерьян Вениаминович! - встретил директора возгласом
завлаб.
Оказывается, кибернетики построили модель-программу для хаотических
столкновений тел - и сейчас по ней проверяли старые пленки "мест оживления"
на планетах MB. На экране показывали снятое в кабине ГиМ, эту картину тотчас
оценивала моделирующая ЭВМ (количество движущихся тел, их скорости, массы,
концентрация) - и выдавала на дисплее зелеными вспышками статистическую
модель ситуации: как часто и с какой силой эти тела будут сталкиваться.
Действительно, наблюдалась разница между моделями и реальностью.
Пец уселся в кресло, смотрел на экраны. На главном было "место
оживления" с ломкими контурами и пятнами теней. Видно мелькание фиолетовых
живчиков: крупных мало, средних изрядно, мелких, на пределе различения, как
мошкары. Они снуют, бегут наперегонки и навстречу друг другу по
повторяющимся путям. И верно, редки фиолетовые вспышки столкновений там, не
более десятка за всю прокрутку; в динамике, в шуме, записанном со
свето-звукового преобразователя, каждое выделяется легким щелчком. А на
моделирующем экране вспышек ой-ой, все тела столкнулись не по одному разу.
Валерьян Вениаминович смотрел как-то отрешенно. Ему вспомнилось, как в
старом координаторе, еще на уровне "7,5", он вживался в образ башни, глядел
на экранную стену - и обнаруживал, что НПВ уже при ускорении времени в
десять-пятнадцать раз стирает индивидуальный облик работающих наверху,
превращает их в вибрирующие размытости; получалось, что облики работающих
несущественны, существен и заметен только результат их труда. Здесь было
что-то в том же духе. Транспортные ли машины эти фиолетовые размытые тела,
самоперекатывающиеся ли шары, или, может, что-то в воздухе - на пневматике
или магнитном поле... это несущественно; тем более несуществен вид и природа
живых существ, кои там в этих (на этих?) телах спешат к своим целям и по
своим делам. А существенно лишь, что эти тела движутся быстро, но не
сталкиваются; в этом может проявлять себя разум. То есть- как и в верхних
уровнях башни - пренебрежимым оказывается почти все, чему они там (как и мы
здесь) придают в своей жизни важное значение.
Пецу от этой мысли стало грустно.
- Между прочим, Вэ-Вэ,- повернулась к нему Люся Малюта,- критерий может
быть еще более простым: если движущиеся тела в данном месте наблюдаются
долго и в изрядной концентрации, то это уже признак механической гармонии и
разума. Ведь хаотическое движение от столкновений быстро прекратится.
- Да, пожалуй,- кивнул директор.
- А если число, размеры и скорости тел растут,- поднял палец
Любарский,- то там, безусловно, наличествует прогресс!
- Хорошо, любители прогресса,- сказал сидевший сзади них Буров,- что-то
вы скажете сейчас? Толь, прокрути-ка ту самую...
На этой пленке, на планете в окрестности растущего и излучающего тепло
свища, несомненно наличествовал прогресс: размытые тела (все теплее своей
местности, с самосвечением) набирали скорости, размеры, множились,
прокладывали новые пути - "трещины"; они внедрились на соседний водоем,
вышли в атмосферу, образовали трассы усиливающейся яркости и там... но затем
вдруг столкновений на главном экране (и сопутствующих им хлопков в динамике)
стало гораздо больше, чем в хаотической модели ЭВМ. Так длилось несколько
секунд, потом столкновения и движения тел сошли на нет, вихревые контуры
свища расплывались, исчезли в помутневшей атмосфере.
Картина была настолько выразительной и понятной, что с минуту все
молчали.
- Н-да, что-то они там крупно не поделили,- молвил астрофизик.
- Не нужно эмоций, товарищи,- весомо сказал Буров,- поскольку они, как
известно, уводят. Давайте по науке. Валерьян Вениаминович, как вы считаете:
подтверждает увиденное ваш критерий разума, проявляющегося в механических
движениях тел?
Тот подумал:
интерферируя многоголосым электронным эхом, на головы сотрудников Института.
Мало кто из них знал значение звуков, не для всякого был ясен и смысл
снимков. Но в целом впечатление получалось сильное, космическое. Выражения
лиц у смотревших становились какие-то особенные, в глазах возникал отсвет
неземного. Пец на минуту и сам почувствовал себя в некоем космическом
суперлайнере, летящем на штурм Вселенной.
Но звездное очарование быстро вытеснила из души директора
озабоченность. "Кто же это отличился? - гадал он, поднимаясь к себе.- Ведь
договорились не распространять без необходимости информацию об MB, пока сами
толком не разобрались. Зачем смущать людей!"
Из сводки он узнал, что отличился Буров, который вчера в вечерние часы
осуществлял в Шаре высшую власть; употребил в дело фотографа из техотдела,
радистов из группы Терещенко - и исполнил.
Валерьян Вениаминович намеревался сразу дать команду Петренко все
снять, трансляцию "музыки сфер" прекратить. Но - навалились более важные
дела, отвлекли. Потом снова вспомнил, снова отложил... а сейчас вот понял,
что думает об этом и оттягивает решение не из-за дел, а - колеблется.
Сомневается: может, он и вправду излишне консервативен, перестраховочен, не
чувствует истекающего сверху дыхания вселенских истин? На чем основана его
правота - правота, в силу власти чреватая окончательными решениями? Не лишне
проверить себя.
Он, В. В. Пец, ученый и руководитель, шестидесяти пяти биологических
лет от роду, исповедует деятельное познание - посредством экспериментов,
количественных, измерений и наблюдений, обобщаемых в математические теории
(кои всегда позволяют уловить новые, недоступные поверхностному взгляду
тонкости), посредством созидательного овладения явлениями природы... короче,
исповедует способ познания, расширяющий человеческие возможности. А познание
чувствами (к коим и взывают эти снимки и звуки) есть крен в
созерцательность, в пассив. Пассивное же, созерцательное познание
соседствует с религиозным признанием "бога во всем"; раньше оно считалось
единственно истинным, теперь не считается познанием вообще. Насчет
истинности пока отставим, но несомненно, что, если первый способ познания
освобождает человека, прибавляет ему уверенности и сил, то второй -
психически порабощает. Заставляет чувствовать себя пылинкой перед господом.
Это не то. Да, но снимки - не иконы, а буровская "музыка сфер" не хоралы!
Все по науке... так и пусть возбудят эмоции во славу науки? Вот! Вот это
самое-то гадкое и есть:
"во славу". Наука ныне предмет массового поклонения, так сказать, пятая
мировая религия. Чем меньше люди ее понимают, тем больше в нее верят (как,
кстати, и в религии). Верят бездеятельно и боязливо - опять-таки как в бога.
И не к чести науки, а только к выгоде "жрецов науки" - внешне жрецов, по
существу спекулянтов - возбуждение таких чувств к себе.
"Словом, ясно, снимаю. И Бурову учиню разнос, чтоб неповадно было
впредь.- Пец набрал коды телеинвертора, отдал соответствующие распоряжения.
Хорошо бы с Дормидонтычем обсудить этот вопрос вечерком за чаем, поспорить.
Он ведь держится иного взгляда... А кабинет директора не для того, здесь не
размышляют - здесь решают".
Да, кабинет директора был не для того, совсем для другого. Давно ли
подключили к возведению внешних слоев башни то озабоченное испытанием своих
материалов и конструкций министерство? И что казалось удачнее этой
прощальной идеи Зискинда? Решение проблем строительства раз и навсегда.
Только не хотят проблемы решаться навсегда.
И вот бегает по ковру вдоль длинного стола в кабинете растерянного
Валерьяна Вениаминовича лысый широколицый коротыш - заместитель министра,
академик строительства и архитектуры - и скандалит, бушует на полный голос:
- Ну, знаете, не ждал! Почтенный институт, солидные люди... И так
обвели вокруг пальца! Ведь это... даже сравнить не с чем, разве что с тем,
как прежде купцы рубль на гривенник ломали в фальшивых банкротствах.
- Вы объясните, пожалуйста, в чем дело? - недоуменно спросил Пец.
- Объяснить! В чем дело!..- ядовито повторил замминистра.- Как будто вы
с самого начала не понимали, не потирали руки: нагреем, мол! Они нам на
десятки миллионов новейших материалов и изделий, монтажные машины,
специалистов в подмогу - а мы им шиш. Шиш, шиш!.. Нет, формально все верно:
ускоренное время, два месяца за сутки на высоте четыреста метров - но черт
ли нам в таком времени! А климатика?! Ведь у вас здесь ни дождя, ни снега,
ни зноя, ни ветра... комфортные условия с малыми колебаниями температур. Мы
этого не могли знать: мы приехали в ясный день и уехали в ясный. Но вы-то
ведь знали! А производственная загрузка помещений наверху? Это же курам на
смех, пять-десять процентов! Только и того, что лифты бегают...
- Но... мы не представляли, что это для вас так важно.
- Ну да, они не представляли! Десятники у вас строительством
заправляют, а не киты вроде Зискинда и Гутенмахера. И в договоре-то как
ловко написали...- Замминистра раскрыл кожаную папку. с монограммой в углу,
прочел: - "Возведенные из материалов и конструкций Министерства сооружения
эксплуатируются в открытых полевых условиях".- Закрыл папку, повторил с тем
же ядом: - Эксплуатируются в полевых условиях! Формально верно, не
придерешься.
- Ну... введите поправочные коэффициенты,- робко вякнул Пец.
- Эх, да какие теперь коэффициенты! - Посетитель уничтожающе глянул на
него.- Я вам скажу не как ученый ученому, не как руководитель руководителю,
а просто как пожилой человек пожилому: бесстыжие твои глаза, дядя! Все, до
встречи в Госконтроле!
И вышел, хряснув дверью. А Валерьян Вениаминович сидел, моргал своими
"бесстыжими" глазами и тяжело думал, что ему и отыграться не на ком: договор
сочинили Корнев и Зискинд. "И за какие грехи мне суждено за всех отдуваться?
Я же действительно не знал о климатике".
Он нажал кнопку, в дверях появилась Нина Николаевна.
- Корнев?
- Нету, Валерьян Вениаминович. И неизвестно где.
- Отправляйтесь на коммутатор... сколько у нас городских линий?
- Двадцать.
- Займите пятнадцать. Обзванивайте все и вся, пока не найдете. Что за
легкомыслие: исчезнуть и не известить!..
Секретарша управилась с розыском довольно быстро. Валерьян Вениаминович
только прилег на диван, расслабился, прикрыл глаза, подумал, что устал он
сильно - и от обилия дел, и от идей, от потрясающих наблюдений, от
безграничных возможностей... хочется, чтоб ограничилось все и не трясло
душу. "Юркнуть в одну идейку, как в норку: я, мол, ее двигаю, и не требуйте
от меня большего. В конце концов, мы всего лишь люди. Какая-то, черт его
знает, лавина!..",- как Нина Николаевна заглянула в кабинет:
- Повезло, 'Валерьян Вениаминович, даже не по всем каналам прошлась.
Возьмите трубочку.
- А где он? - Пец встал, подошел к телефону.
- В вокзальном ресторане. Телефон администратора. Разговор получился
скверный - и не только потому, что Пецу на каждую реплику доводилось
четверть минуты ждать ответа; это было привычно при вызовах города. Корнев
был как-то странно настроен. На упрек директора, что вот, оказывается, как
подвели министерство стройматериалов, обесцвеченный инвертированиями голос
ответил:
- Наш общий знакомый, Вэ-Вэ, староиндейский мудрец Шанкара о подобных
ситуациях говорил: "Восприятие веревки как змеи столь же ложно, как и
восприятие змеи как змеи". Мы не знаем, где начинается и где кончается обман
или самообман.
- А ваш недавний подъем партизанский в MB в запредельном режиме, насчет
которого сами дали подписку! - сердито переключился Пец на другую тему.-
Хорошенький пример показываете...
- Подписки для того и дают, чтобы в случае чего освободить других от
ответственности,- столь же бесцветно ответили на другом конце провода.
- А что вы делаете в ресторане среди рабочего дня? Пропали, никого не
известив!..
- То, что все делают в ресторанах: пью и закусываю,- донеслось еще
через четверть минуты.- Имею право на отдых, отпуск еще не использовал,
отгулов накопилось на полгодика... Ладно, завтра с утра буду на месте.
Обещаю, папа Пец. Я вас люблю, папа Пец.
"Неужели пьян? - директор медленно опускал трубку.- Вот это да... Нет,
надо поговорить".
Он снова было направился к дивану - но за спиной окриком конвоира
прозвучали сразу зуммер телеинвертера и телефонный звонок. "Нет, здесь я не
отдохну, надо наверх. Кстати, и дельце есть".
Комната Валерьяна Вениаминовича в профилактории находилась тремя
этажами ниже лаборатории MB; но, конечно же, он нажал в лифте кнопку
последнего этажа.
"Эмвэшники" сидели в просмотровом зале, который заодно был
дискуссионным клубом. Слово держал Любарский:
- ...и получается, что миллиметровые - и даже сантиметровые, а часто и
дециметровые - подробности для нас недоступны. Оно, может, и к лучшему,
мелкие частности только отвлекают. Главное теперь, благодаря последнему
усовершенствованию Виктора Федоровича: импульсные съемки малых участков
планет сразу в широком спектре прямых и отраженных излучений, от радио
диапазона до ультрафиолета, и по обе стороны от терминатора, то есть и днем,
и ночью - мы теперь четко выделяем "места оживления", а в них - быстро
меняющиеся и движущиеся объекты, сиречь - тела. Проблема такая... но давайте
лучше сначала посмотрим. Прошу, Анатолий Андреевич!
Тот выключил свет, запустил проектор. Пец сел в крайнее кресло, вытянул
ноги, без любопытства посматривал на экран: там выделился в среднем плане
свищ на какой-то планете, от него распространились "трещины интенсивности",
яркие благодаря своим излучениям... Валерьяну Вениаминовичу куда больше
сейчас хотелось спать, чем вникать, соединяться мыслью с этими бескорыстно и
недоуменно ищущими; но он учуял, что ему не отвертеться.
На экране затуманивалась и прояснялась атмосфера, под ней светились и
меняли формы сиреневые, желтые, лиловые, опаловые пятна, от них расходились
паутинки-трещинки, они сплетались, на перекрестиях возникали и росли новые
"места оживления". Но вот перешли на сверхближний план, в кадре осталась
одна ветвящаяся "трещина". Она развернулась в длинную полосу, уходящую к
накрененному ярко-оранжевому горизонту среди холмов с цветными пятнами. По
ней в обе стороны двигались размытые продолговатые тела серого цвета; одни
темнее, другие светлее, попадались длинные, как бы составные, и короткие,
некоторые совсем крохотные. Скорости у тел были различные.
- Достаточно, Анатолий Андреевич!
Толюня остановил пленку, оставил на экране кадр, на котором два тела,
двигавшиеся в разных направлениях, сравнялись почти бок в бок,- и включил
свет.
- На мой взгляд, мы видели сейчас нечто более значительное,- продолжил
речь астрофизик,- чем эпизод с ворующими ящерами. Здесь из-за размытости нет
деталей, живописных подробностей. Но скажите мне, можно ли истолковать эту
полосу и двигающиеся по ней тела иначе, чем дорогу с двусторонним
движением?.. Не все "трещины" у нас различаются до таких подробностей, как и
не все свищи, "пятна интенсивности". То есть мы не можем утверждать, что
такие пятна обязательно города, а "трещины" - дороги от них, коммуникации...
- Свищи можно толковать и как естественные вздутия,- вступился Васюк.-
Как вулканические, например, или заработал природный урановый реактор -
вроде найденного в Габоне.
- Да-да, а "трещины", соответственно, и как потоки лавы, или горячей
воды, или расселины, в которых что-то парит и бурлит...- подхватил
Любарский.- Но в эти признаки вписываются и образы цивилизации: города и
дороги с интенсивным движением. Валерьян Вениаминович, что вы скажете: можно
ли то, что мы видели, истолковать иначе, чем проявление разумной жизни?
- Что тела движутся навстречу, но не сталкиваются? - неохотно,
включился тот.- Да... пожалуй, что и нельзя. Правда, надо бы знать размеры,
массы, скорости...- Новая мысль пришла в голову и несколько оживила
директора.- Знаете, это можно просчитать ->- правда, на машинах, не вручную.
Множеству хаотически движущихся тел соответствует определенное количество их
столкновений... ну, подобно соударениям молекул газа. А если статистика
соударений отклоняется в меньшую сторону - чем это не признак разумности! Вы
столкновения тел можете замечать на планетах MB?
- Даже лучше, чем сами тела,- подал голос Буров.
- А что!..- прозвучал оживленный голос Люси-кибернетика;
она тоже сидела здесь, хотя от подъемов в MB ее отлучили.- Мы это можем
промоделировать, ввести результаты в персептрон - и он будет вам отбирать
картины движений несталкивающихся или редко сталкивающихся тел... по
критерию Пеца. Браво, Валерьян Вениаминович, одобряю!
- Назовите лучше критерием гармоничности,- отозвался тот, прикрывая
зевок ладонью,- или механической гармонии.
- "О, если б все так чувствовали силу гармонии! - возглаголил вдруг
Буров и поднялся с кресла, чтоб лучше декламировать.- Но нет, тогда б не мог
и мир существовать. Никто б не стал заботиться о нуждах низкой жизни, все
предались бы вольному искусству. Нас мало, избранных, счастливцев праздных,
пренебрегающих презренной пользой, единого прекрасного жрецов". Пушкин
"Моцарт и Сальери". Вы чувствуете, как мы зреем? Пренебрегаем презренной
пользой, основой целесообразного поведения... ею, в частности,
руководствовались и те ящеры-несуны - и определяем разумность по высокому
критерию Пеца, критерию механической гармонии: чем меньше столкновений тел,
тем больше разума. Так, Вэ-Вэ?
Пец искоса смотрел на него: как меняются люди, как растут! Давно ли
Витю Бурова взбутетенивали за нерадивость в разработке приборов, он смотрел
на корифеев Корнева и Пеца снизу вверх щенячьими глазами и обещал
исправиться. А теперь Виктор Федорович автор доброй половины воплощенных в
систему ГиМ идей, накоротке с мирами и мегапарсеками - и может
продекламировать грудным голосом перед директором не только отрывок из
поэмы, но и всю поэму.
- Ну, так,- сказал он.
- Ага! А теперь возьмем муравьев. Уверен, что вам доводилось наблюдать
на природе, как они движутся по дорожке от своего муравейника к чужому и
обратно, с награбленными яйцами - и ничего, не сталкиваются. А с другой
стороны, возьмем хоккей, вид разумной игровой деятельности, часто
показываемый по телевизору:
как там люди-то сталкиваются, сшибаются - и друг о друга, и об забор, и
о ворота. А?
- Витенька, но если бы они были слепые и дикие,- вмешалась Малюта,- то
сталкивались бы чаще, а по шайбе попадали реже. Пец тем временем вспомнил,
зачем он сюда наведался, встал:
- Ну, в этом вы разберетесь сами. По-моему, критерии пользы и гармонии
не противоречат друг другу, ибо какая может быть польза в столкновениях -
даже в хоккее? А пока что, Буров,- он устремил взгляд на него,- за
самовольное распространение информации об MB, выразившееся... вы знаете в
чем - получите строгий выговор. Содеянное вами ликвидировал. Даже
сегодняшняя дискуссия показывает, что вы здесь еще не разобрались, что к
чему. А туда же, смущаете людей. Повторится - вылетите к чертовой матери в
24 часа, невзирая на заслуги. Много возомнили о себе. Усвоили?
- Да-а, Валерьян Вениаминович,- ошеломленно сказал Буров; щеки его
как-то сразу опали,- усвоил... Понимаете, я ведь, собственно, потому... у
нас здесь накопились новые снимки, а к тем привыкли, как к обоям. Я и
распорядился переместить их туда, не пропадать же добру.
- А "музыка сфер"? - поинтересовался Пец.
- Она... ну-у...- Виктор Федорович совсем смешался,- заодно.
- Между прочим, Валерьян Вениаминович,- поспешил на помощь Любарский,-
я целиком поддерживаю решение Вити. Если бы вчера вечером была моя очередь
дежурить, сделал бы то же самое.
- Значит, отнесите сказанное и на свой счет! - В голосе Пеца проступили
раскатистые, рявкающие интонации.- Хотя от вас-то я не ожидал: солидный
человек, не мальчишка...
(Любопытно, что Варфоломей Дормидонтович до сих пор обитал у директора;
но время, проведенное обоими там, за вечерним чаепитием с разговором, каждый
раз отдалялось на реальные недели - и получалось как бы не в счет).
- Не угодно ли выслушать, почему я - солидный человек, не мальчишка -
одобряю такое? - Экс-доцент тоже завелся: здесь не привыкли к разносам.
- Не слишком...- Пец поглядел на часы, потом на отвисшую в негодовании
челюсть астрофизика.- Хорошо, давайте, только кратко.
- Ну, Валерьян Вениаминович, вы!.. Ладно. Кроме метода научного
познания, которое опирается на внешние чувства, рассудок и количественную
меру, существует, как вы, возможно, слышали, и образное познание мира,
опирающееся на глубинные чувства...
- Слышал. Существует. Оно называется искусством.
- Да-с, именно искусством.
- Так это вы с Виктором Федоровичем изобрели еще одну музу, в компании
к Мельпомене, Клио и прочим? И как ее имя? Муза Бурова? Варфоломиана
Дормидониана?
Они как бы соревновались, кто кого скорее доведет до белого каления. У
Пеца опыт был богаче, к тому же будучи недавно высечен замминистром, он
жаждал отвести душу. Люся Малюта смотрела на обоих блестящими глазами;
чувствовалось, что сцена доставляет ей удовольствие.
- Ну, знаете!.. Браво, Валерьян Вениаминович, фора, бис! Вы делаете
успехи в сравнении с тем знаменитым "эх, пожрать!". А что говорить с
человеком, которому медведь не только на ухо, но, вероятно, и на душу
наступил?.. - Любарский отвернулся, махнул рукой.
- Уравнения Пеца, соотношения Пеца, вот критерий Пеца...- заговорил
грудным голосом воспрявший за это время Буров.- Но вместе с тем существует и
твердолобость Пеца, узость. Вы консерватор, Валерьян Вениаминович,
восемнадцатый век! Да, именно восемнадцатый, потому что уже в девятнадцатом
было сказано "чувства добрые я лирой пробуждал". А живи Пушкин сейчас, он
славил бы пробуждение в людях сильных чувств. Сильных, величественных и
высоких. А вы...
- А я считаю,- повысил голос Пец,- что у вас в руках не лира, на коей
бряцают, а наблюдательная система, посредством которой мы извлекаем из Шара
знания, значения и смысл которых сами еще толком не понимаем. И сбиваться в
такой ситуации с пути прямых исследований на окольные тропки которые
неизвестно куда приведут... а тем более сбивать на них других - преступно.
- Да почему?..- начал было снова Буров.
- Все на эту тему! - еще укрепил голос директор.- О последствиях вас
предупредил. Возвращайтесь к делам. Зарвались здесь... бряцатели!
Невысказанные, пока он шел к двери, сотрудниками лаборатории чувства
были подобны беззвучному рычанию.
На следующий день из-за затора на шоссе Пец опоздал на семь нулевых
минут, кои НПВ легко превратило в часы. Из-за этого они с главным инженером
снова разминулись, тот отправился пешком по объектам выше 20-го уровня. Нина
Николаевна обзванивала этажи, но Корнев оказывался все выше и менял места
все быстрее. Наконец с крыши сообщили, что Александр Иванович только что
поднялся в кабине в MB. "Проверять ваш критерий, Валерьян Вениаминович".
Пецу и самому было интересно, как оправдается его идея "разумного
нестолкновения тел"; кроме того, он решил изловить Корнева и объясниться с
ним, далее откладывать нельзя.
Поэтому, наскоро отбившись от самых неотложных дел и подписав все
имеющиеся бумаги, он посадил в кабинете референта Синицу, сам двинул наверх.
На пути к лаборатории Любарского Валерьян Вениаминович наведался в
соседствовавшие с ней экспериментальные мастерские - и узнал о еще одной
скверной выходке главного. Оказывается, вчера не только он жаждал встречи с
Корневым, то же хотели двое молодых инженеров, супруги Панкратовы, Миша и
Валя - они сочинили что-то, дырявящее на расстоянии металл, пластик и бетон,
какое-то сочетание НПВ и сильных полей... из пересказа механиков Пец не
уловил идею; собрали здесь установку. Это очень немало: ждать полдня на
уровне 140 - спали по очереди в профилактории, по очереди ходили кушать,
вылизывали свое устройство, демонстрировали его действие желающим... а
Корнева все не было. К тому же Валя находилась в декретном отпуске и только
ради этого дела явилась в башню. Наконец сегодня утром дождались: Миша
изготовился с мелом у доски, чтобы рисовать и объяснить, Валя стала к
установке, приятным голосом пригласила Александра Ивановича остановиться и
заинтересоваться. А тот только скривился в их сторону:
- Слушайте, да отвяжитесь вы! Работаете - и работайте, что вам еще
надо! - и с тем проследовал дальше.
- Ну...- сказал побледневший Миша,- зазнался наш Александр Македонский,
дальше некуда! Лично я ему больше не сотрудник.- И так запустил в доску
мелом, что тот разлетелся белыми брызгами.
- Ну, зачем так? - возразила его жена Валя, хотя губы у нее не
слушались.- Это же Корнев... может, у него сейчас идея какая-то покрупней
нашей, с планетами что-нибудь.
Установка стояла в углу, прикрытая пластиковым чехлом. Авторов не было,
ушли домой. Валерьян Вениаминович только раз видел их обоих, когда принимал
на работу, но помнил, с какой тихой гордостью посматривала черненькая и
тогда еще стройная Валя на рослого синеглазого Мишу с уверенными манерами и
голосом. Совершенно исключительным образом наплевал им в души великий
человек Корнев.
В лаборатории главного инженера тоже не было; после подъема в MB он
заперся в своей комнате в профилактории, отдыхал. В просмотровом зале
находились Любарский, Толюня, Буров и Люся Малюта.
- Есть кое-что, Валерьян Вениаминович! - встретил директора возгласом
завлаб.
Оказывается, кибернетики построили модель-программу для хаотических
столкновений тел - и сейчас по ней проверяли старые пленки "мест оживления"
на планетах MB. На экране показывали снятое в кабине ГиМ, эту картину тотчас
оценивала моделирующая ЭВМ (количество движущихся тел, их скорости, массы,
концентрация) - и выдавала на дисплее зелеными вспышками статистическую
модель ситуации: как часто и с какой силой эти тела будут сталкиваться.
Действительно, наблюдалась разница между моделями и реальностью.
Пец уселся в кресло, смотрел на экраны. На главном было "место
оживления" с ломкими контурами и пятнами теней. Видно мелькание фиолетовых
живчиков: крупных мало, средних изрядно, мелких, на пределе различения, как
мошкары. Они снуют, бегут наперегонки и навстречу друг другу по
повторяющимся путям. И верно, редки фиолетовые вспышки столкновений там, не
более десятка за всю прокрутку; в динамике, в шуме, записанном со
свето-звукового преобразователя, каждое выделяется легким щелчком. А на
моделирующем экране вспышек ой-ой, все тела столкнулись не по одному разу.
Валерьян Вениаминович смотрел как-то отрешенно. Ему вспомнилось, как в
старом координаторе, еще на уровне "7,5", он вживался в образ башни, глядел
на экранную стену - и обнаруживал, что НПВ уже при ускорении времени в
десять-пятнадцать раз стирает индивидуальный облик работающих наверху,
превращает их в вибрирующие размытости; получалось, что облики работающих
несущественны, существен и заметен только результат их труда. Здесь было
что-то в том же духе. Транспортные ли машины эти фиолетовые размытые тела,
самоперекатывающиеся ли шары, или, может, что-то в воздухе - на пневматике
или магнитном поле... это несущественно; тем более несуществен вид и природа
живых существ, кои там в этих (на этих?) телах спешат к своим целям и по
своим делам. А существенно лишь, что эти тела движутся быстро, но не
сталкиваются; в этом может проявлять себя разум. То есть- как и в верхних
уровнях башни - пренебрежимым оказывается почти все, чему они там (как и мы
здесь) придают в своей жизни важное значение.
Пецу от этой мысли стало грустно.
- Между прочим, Вэ-Вэ,- повернулась к нему Люся Малюта,- критерий может
быть еще более простым: если движущиеся тела в данном месте наблюдаются
долго и в изрядной концентрации, то это уже признак механической гармонии и
разума. Ведь хаотическое движение от столкновений быстро прекратится.
- Да, пожалуй,- кивнул директор.
- А если число, размеры и скорости тел растут,- поднял палец
Любарский,- то там, безусловно, наличествует прогресс!
- Хорошо, любители прогресса,- сказал сидевший сзади них Буров,- что-то
вы скажете сейчас? Толь, прокрути-ка ту самую...
На этой пленке, на планете в окрестности растущего и излучающего тепло
свища, несомненно наличествовал прогресс: размытые тела (все теплее своей
местности, с самосвечением) набирали скорости, размеры, множились,
прокладывали новые пути - "трещины"; они внедрились на соседний водоем,
вышли в атмосферу, образовали трассы усиливающейся яркости и там... но затем
вдруг столкновений на главном экране (и сопутствующих им хлопков в динамике)
стало гораздо больше, чем в хаотической модели ЭВМ. Так длилось несколько
секунд, потом столкновения и движения тел сошли на нет, вихревые контуры
свища расплывались, исчезли в помутневшей атмосфере.
Картина была настолько выразительной и понятной, что с минуту все
молчали.
- Н-да, что-то они там крупно не поделили,- молвил астрофизик.
- Не нужно эмоций, товарищи,- весомо сказал Буров,- поскольку они, как
известно, уводят. Давайте по науке. Валерьян Вениаминович, как вы считаете:
подтверждает увиденное ваш критерий разума, проявляющегося в механических
движениях тел?
Тот подумал: