Страница:
внедрялась в глубинные слои Шара и казалась из-за этого сходящейся в крутой
конус. Осевую башню как раз вчера довели до проектной полукилометровой
отметки - но с шоссе ее открытая часть, большая по длине остальных слоев,
действительно выглядела несерьезной пипкой, наконечником.
"Постой, что это там?!" Серая тьма внутри Шара скрадывала подробности,
но дальнозоркие глаза Пеца различили в средней части "наконечника" кольцевой
нарост. Вчера вечером его не было! Выходит, изменили проект и за ночь что-то
такое соорудили - и солидное! Ну и ну!.. Нарост ажурно просвечивал, там
замечалась трудовая суета. "Еще не закончили. Значит начали ночью, без меня,
чтобы поставить перед фактом. Вот и будь здесь начальником!" - Валерьян
Вениаминович потянулся к информагу: - В сводке должно быть.- Но передумал.-
На месте больше узнаю. Ну, партизаны!..
("Опять я съехал на конкретное... Но что есть общее, что есть
конкретное? Вот конкретный факт: за всю зиму - хотя и мело, и таяло, и дожди
шли - на башню и возле не упало ни снежинки;
только по краям зоны наметало сугробы. Это стыковалось с оптической и
радиоволновой непрозрачностью - а по существу непонятно. И так во всем...")
Они подъезжали, и башня выравнивалась, выпирала горой в заполнявшем
теперь небо Шаре. Водитель поддал газу: мотор заурчал громче, беря невидимый
подъем. "И искривленное тяготение до сих пор не понимаем. Шар втягивает
гораздо больше гравитационных силовых линий, чем ему положено по объему...
По исследованному объему,- поправил себя Пец.- Много ли мы исследовали? А
если в ядре вправду что-то есть?.."
Машина остановилась у выпяченного дугой одноэтажного здания со многими
дверьми; оно замыкало ограду, как широкая пряжка - пояс. Проходная была
рассчитана на пропуск 14 тысяч работников; сейчас в Шаре работало 17 тысяч.
Над входами светились аршинные буквы: над крайним -слева "А, Б, В", над
соседним - "Г, Д, Е..." и так весь алфавит.
Все, время для общих мыслей исчерпалось - теперь, головой в воду, в
текучку, в частные проблемы. Пец двинулся было к своей проходной "О, П, Р";
как раз над ней тройное табло электрочасов показывало время: 8.30 обычного,
17.00 эпицентра и 64.00 уровня координатора и его кабинета. Вот и надо
скорей туда: общим правилом руководителей НИИ НПВ было не задерживаться
внизу, где каждая потерянная минута стоит четверти часа.
Но в эту именно минуту прямо перед ним затормозила черная "Чайка".
"Эт-то еще кого принесло?!" Из нее появился, приветливо жмуря набрякшие
веки, секретарь крайкома Страшнов; он придержал заднюю дверцу, помог
выбраться сухощавому седому человеку со строгим лицом.
- Значит, вам передали, Валерьян Вениаминович? - сказал секретарь
здороваясь.- А то телефона у вас дома нет. Знакомьтесь: заместитель
председателя Госкомитета по труду и заработной плате Федор Федорович
Авдотьин.
Пец с упавшим сердцем пожал руку, назвался. Ему не передали. "Вот так -
пренебрегать сводкой ради эмпиреев! Теперь даже нет времени собраться с
мыслями".
- Сразу, пожалуй, и приступим? - сказал зампред тоном человека,
привыкшего, что его суждения принимают как приказы.
- Сразу не получится,- ответил Валерьян Вениаминович, чувствуя, что
терять ему нечего и лучше быть твердым.- Я отсутствовал восемьдесят
координаторных часов, должен войти в курс основных дел. После этого -
скажем, в 72.00 - я к вашим услугам.
- А наше дело вы не относите к основным? - Авдотьин поднял седые
брови.- Мне не нравится, как вы встречаете представителя правительства.
- Вообще говоря, я живу на свете не для того, чтобы кому-то нравиться,-
коротко сказал Пец.
У зампреда от негодования отвисла челюсть. "Ну и пусть снимают! -
яростно подумал Пец.- А что я могу?!"
- Ну-ну,- примирительно сказал Страшнов,- зачем такие слова? Уверен,
что все выяснится к общему удовлетворению.
- Соглашусь с любыми выводами,- повернулся к нему директор.- А сейчас
не могу сам и не рекомендую вам терять время внизу. Проходная товарища
Авдотьина первая слева, ваша, Виктор Пантелеймонович, вот эта. Пропуска я
сейчас закажу, сопровождающего пришлю к...
- Сопровождающего?! - гневно повторил Авдотьин.- А сами не изволите...
да как вы!..
- ...к проходной "А, Б, В",- закончил Пец и вежливо улыбнулся зампреду
- Вы осмотритесь, здесь у нас интересно. Распушить всегда успеете. До
встречи наверху! - и двинулся к своей проходной.
Начальник охраны и - в нарушение КЗоТ - комендант зоны и башни
Петренко, бравый усач в полувоенной одежде, как всегда ко времени прихода
Пеца, находился в проходной. Завидев Валерьяна Вениаминовича, он встал. Их
разделял никелированный турникет и окошко табельщицы.
Пец показал в раскрытом виде пропуск, девушка достала со стеллажа
контрольный бланк, передала ему, он отбил на электрочасах время прихода,
возвратил бланк. Табельщица поместила его в ячейку в стеллаже, достала
оттуда ЧЛВ, пустила их нажатием кнопки, выдала входящему - и только после
этого нажала кнопку "впуск" турникета. Процедура заняла 15 секунд: для всех,
от директора до уборщицы, она была одинакова.
- Кто наверху? - спросил Пец, пожимая руку коменданту.
- Товарищ Корнев, главкибернетик Малюта, начплана Документгура, завснаб
Приятель. Зискинд дежурил ночью, только ушел. Бугаев на пристани. В кабинете
ваш референт Синица.
- Референту немедленно вниз, к кабине "А, Б, В" - сопровождать
товарищей Страшнова и Авдотьина. Выпишите им разовые пропуска! - Валерьян
Вениаминович вышел в зону. Петренко метнулся к телефону.
Среди мужчин, шедших навстречу, к пропускным кабинам, преобладали
небритые, заросшие многодневной щетиной. Пецу, человеку аккуратному,
подтянутому, и всегда это не нравилось, а сейчас, понимая, какими глазами на
это посмотрят высокие гости, приехавшие в институт, он вовсе расстроился.
"Взяли моду - демонстрировать, что долго работали наверху! Приказ, что ли,
специальный издать, чтобы брились? Ведь хватает там времени для всего: для
работы, для трепа, для перекуров - а для этого?.. Как не противно самим!
Славянская манера: быть аккуратным не для себя, а для других".
Многие - как встречные, так и обгонявшие Валерьяна Вениаминовича -
здоровались; он отвечал, узнавая и не узнавая. Народ валил валом. "И что мне
за вас, граждане, сейчас будет!.."
Дело в том, что подавляющее большинство этих людей, окончивших работу и
спешивших на нее,- систематически нарушали трудовое законодательство и
инструкции о заработной плате.
Набрать достаточное количество строителей и монтажников - людей в
Катаганском крае, как и всюду, дефицитных - сразу стало проблемой.
На первой тысяче поток желающих иссяк; из них часть отсеялась в силу
специфики работы в НПВ. Пока осваивали низ - обходились. Но чем выше
воздвигалась башня, тем яснее становилось:
что-то надо придумывать.
Было тошно смотреть, как стройплощадки, начиная с 3-го уровня, только
на восемь, реже на шестнадцать часов из 72 возможных (а на высотах за сто
метров и вовсе из 120-180 возможных) заполнялись работающими людьми, а
остальное время пребывали в запустении.
Каменел неиспользованный раствор, ржавели, распуская на стыках в бетоне
мерзкие пятна, трубы и прутья арматуры, покрывались плесенью углы.
"Послушайте, этак придется начинать текущий ремонт, не закончив
помещений!" - тревожился Зискинд. Стоило захватывать Шар, целиться на
эксплуатацию сверхускоренного времени, чтобы пасовать перед элементарным
"долгостроем"!
И руководители НИИ НПВ, вздохнув, пустились во все тяжкие: на
противозаконные совместительства, на такие же трудосоглашения - со своими, и
без того работавшими на полную ставку, чрезмерные сверхурочные, сомнительные
аккордные и премиальные. Через сотрудников, уже вкусивших благ в Шаре, вели
вербовку их знакомцев на других предприятиях и стройках: сманивали в штат
или совместить, а то и просто закалымить.
Страшнов, считавший Шар своим детищем, призвал других руководителей не
препятствовать тому, что их работники отдадут два разрешенных законом часа
переработок на сооружение башни. Те не возражали.
И рабочие не против были отхватить за эти два сверхурочных часа полную,
хорошо оплаченную смену; свои, штатные, и вовсе соглашались пребывать
наверху хоть сутками, если при этом окажется, что к вечеру они нормально
вернутся домой. И работа пошла веселей: при взгляде снизу этажи башни росли
на глазах.
И те, кто вслед за строителями осваивал башню, разворачивали в ней
службы, мастерские, лаборатории, начинали в НПВ новые исследования и
испытания, смотрели на дело совершенно так же. Никто не был против. Но все
упиралось в знаменитый международный жест: потирание большого пальца об
указательный и средний - и в не менее знаменитый международный термин
"pety-mety"'. За работу надо платить. За хорошую работу надо платить хорошо.
За большую надо платить много.
Пети-мети. (Здесь и далее примечания автора.)
К концу зимы о Шаре у населения пошла слава как об Эльдорадо с бешеными
заработками. К нему стал тесниться далеко не лучший работник: рвач, несун,
халтурщик. Многих пришлось, уличив в недобросовестности, в опасных
недоделках, гнать. Эти тоже пускали славу: о произволе, нещадной
эксплуатации... А когда руководители других катаганских предприятий
заметили, что работники, которым они не препятствовали, за два сверхурочных
часа в НИИ НПВ выматываются, будто вкалывали две смены, и на следующий день
у них работа не идет, да узнали, что там они получают больше, чем на
основной работе,- посыпались протесты.
Конечным результатом этого было возведение за три месяца сооружения,
которое иначе не поставить за многие годы, и развертывание в нем уникальных
исследований и испытаний; был ценнейший опыт организации сложных работ в
неоднородном пространстве-времени. Но и у зампредседателя Госкомтруда были
основания нагрянуть с ревизией.
Его и ждали - но не так скоро.
Внешнее кольцо башни опиралось на двадцать четыре бетонные опоры. В
высоте они смыкались арками.
Первое, что бросилось в глаза Валерьяну Вениаминовичу, это новенький
лозунг над ближней, золотыми буквами на праздничном пурпуре:
Пец, заглядевшись на него, споткнулся, ругнулся: "Ну, Петренко!.."
Под арки справа неспешно въезжали на спиральную дорогу груженые машины,
скрывались за кольцом, через минуту появлялись над его рваным краем, все
разгоняясь (по впечатлению снизу) и повышая до истошного воя, до визга звук
мотора. Казалось невероятным, что центробежные силы не сбрасывают со спирали
летящие на такой скорости машины; зрелище было не для слабонервных.
Другая, большая часть грузовиков оставляла привезенное внизу, у складов
и подъемников. Сейчас здесь скопилось около сотни машин; к середине дня
соберется сотни полторы-две. Эта - дневная - волна на грузопотоке была
опасна заторами.
Валерьян Вениаминович спешил к осевому стволу. Вокруг кивали хоботами
краны, катили тележки-автокары, шли люди. В динамиках слышался голос
диспетчера: "Машина 22-14 на спираль, выгрузка на 9-м уровне... Машина
40-55, к восьмому складу... Машина 72-02 и машина 72-05, разворачивайтесь к
выездным воротам, вас разгрузят на кольце. Быстрей, быстрей!.." ("Эт-то еще
что за новости?" - остановился на секунду директор, но тотчас спохватился,
заспешил: вперед, вверх, там он все выяснит!)
Пец прошел под выступом спирали, миновал арку пониже, между опорами
промежуточного слоя. Осевая башня опиралась на три бетонные лопасти, как
ракета на стабилизатор. Стены ее уносились ввысь, сияя полосами освещенных
окон; здесь было сумеречно, средний слой (его этажи тоже светились, голубея
с высотой) отгораживал башню от блеска дня.
- Валерьян Вениаминович!
Останавливать руководителей внизу, обращаться к ним было запрещено
категорическим приказом. Но это был исключительный случай: перед Пецем
возник референт Синица. Он шагал от башни, но развернулся, пошел рядом с
директором:
- Я говорю: может, внизу их поводить подольше, пока...- он не окончил
вопроса.- Тоже есть что показать.
Валерьян Вениаминович покосился на него. У референта Синицы были
круглые щеки, мягкие черты лица, густая шевелюра; по-женски длинные ресницы
придавали глубину ясным глазам - и по глазам было видно, что он все
понимает. Референту было двадцать восемь лет.
- Нет, Валя,- отрубил на ходу директор.- Пусть идут куда пожелают,
смотрят что захотят. Вы - только провожатый. Все!
Пец вошел в кабину сквозного лифта осевой башни. Вместе с ним
втиснулись еще человек пятнадцать, явно сверх нормы. Ну да пока бог миловал.
За минуту подъема директор успел кое с кем поздороваться, перекинуться
словом.
На уровень "7,5" лифт доставил Валерьяна Вениаминовича к шестидесяти
четырем тридцати - координаторным. Здесь можно было вымыть руки и смочить
виски в туалете, вздохнуть полной грудью, не спешить.
Кольцевой коридор устилала зеленая, изрядно затоптанная дорожка; двери
были обиты кожей, паркет натерт, стены выкрашены до уровня плеч под ореховое
дерево. "Иллюзия бюрократического уюта",- усмехнулся Пец.
Утренняя секретарша Нина Николаевна, миловидная худая женщина средних
лет, поднялась навстречу директору. Валерьян Вениаминович поздоровался,
тронул дверь в приемной слева, корневскую: заперта.
- А где?..
Секретарша указала в потолок:
- На самой макушке. Налаживает прием грузовых вертолетов и монтаж.
- Монтаж чего?
- Неизвестно.
- Свяжите.
- Там нет ни линии, ни инвертеров.
- Передайте связистам, чтобы к...- Пец взглянул на стену, на
электронное табло, указывавшее время всех уровней,- к семидесяти ноль-ноль
связь была. Сводку! - Взял сколотые листки, вошел в кабинет.
Столы буквой Т, стулья, кресла, стол-пульт с телефонами, коммутатором и
двумя телеэкранами, коричневая доска на глухой стене, диван со стопкой белья
(Валерьяну Вениаминовичу нередко приходилось прихватывать здесь несколько
часов сна); шелковые портьеры закрывали пятиметровую полосу окна. Он по
привычке отдернул портьеру, но увидел серую стену среднего слоя, торчащие по
верху ее прутья арматуры, задернул, отошел к столу; раньше вид из его окон
был интересней. "Надо перебираться выше".
Сводка объяснила ему замеченное в зоне действие диспетчера, выгонявшего
без разгрузки две машины за ограду: там уже есть площадка вертодрома для
перевалки грузов прямо на внутренние вертолеты.
"Хорошо, но почему не послали сразу туда? Перепасовка - упущение
кибернетиков? Выяснить".
Отдел освоения взялся за 13-й уровень второго слоя, хорошо... хотя
операции освоения не указаны, нечеткость. У "эркашников" стендовые испытания
идут нормально (там если и бывает что ненормально, обходятся своими силами -
образовали-таки государство в государстве!). Отделочники сейчас переходят на
этажи от 150-го до 152-го, под крышу,- тоже хорошо, хоть и перескочили туда
прямо с девяностых; зато гостиница-профилакторий к конференции будет готова.
На крышу с Корневым отправились исследовательская группа
Васюка-Басистова и монтажная бригада Ястребова. Эге, это серьезно,
"ястребов" на пустяковую работу не берут! (Механик, которого Пец завернул с
казенным ВЧ-кабелем, оказался "золотые руки". Душу Александра Ивановича он
покорил тем, что никогда не требовал подробных чертежей для исполнения
нового устройства или приспособления, самое большее - эскизик, а то и вовсе:
"Вы мне скажите, что эта штука должна делать?" В экспериментальном деле,
когда заказчик, как правило, сам толком не знает, что ему нужно, лучше и не
придумаешь. Валерьян Вениаминович не скрыл от главного инженера, что руки у
Германа Ивановича не только золотые, но и вороватые. "Вот и надо дать
заработать столько, чтобы не тянуло украсть",- сказал тот. И давал, даже
помог подобрать бригаду таких же, на все руки, работающих от идеи, ставил их
на самые интересные, горячие, аккордно оплачиваемые дела. Вот и сейчас...)
"Но что он там затеял? Ведь договорились выше пятисот метров ничего не
сооружать!.. Между прочим, и о предстоящем визите Страшнова и Авдотьина в
сводке есть, указано точное время. Значит, Корнев знал - и умотал на крышу,
а отдуваться перед Москвой предоставил мне. Очень мило!"
Ага, вот разгадка того ажурного кольцевого нароста в верхней части
осевой башни: на высоте трехсот пятидесяти метров за ночь смонтировали
трубчатое опорно-подвижное кольцо. Ширина - тридцать метров, высота - сорок.
На впечатанных в бетон осевой башни зубчатых рейках с помощью винтовых
редукторов оно может опускаться и подниматься - пока в пределах пятидесяти
метров, но можно нарастить рейки еще. То есть получается кольцевое
здание-лифт, в котором можно делать то же, что и в стационарном, но
поднимаясь, когда нужно, вплоть до 55-го уровня. "Ах, черти!.." - Пец даже
руками потер. Идея и экспресс-проект Зискинда, расчеты исполнил дежурный
помощник главкибернетика Иерихонский, перепланировка грузопотока его же;
утвердил Корнев. "Конечно, разве Александр Иванович устоит против такого
решения! Я бы и сам не устоял".
Для работ забрали строителей и монтажников с третьего слоя... "Теперь
нужность третьего слоя и вообще оказывается спорной. И второго?.. Совершенно
новое решение, более соответствующее условиям в Шаре, чем жесткие
сооружения. И где раньше была их голова?! А где была раньше моя голова?.."
Это тоже одно из противоречий НПВ: ждать, пока осенит наилучшая идея -
время пропадает, не ждать, реализовать первую попавшуюся - работа, и
немалая, может оказаться напрасной.
Сводка была вся.
Некоторое время Валерьян Вениаминович сидел, привыкая к новой
реальности - частично ожидаемой, частью неожиданной. Что и говорить, событий
по времени его семейного ужина, сна и завтрака произошло немало. А день
только начинается.
Пец притянул к себе селекторный микрофон, нажал на щитке коммутатора
кнопку возле надписи "Комендант". Тот сразу возник на левом экране,,
зашевелил губами. Но слова:
- Слушаю, Валерьян Вениаминович! - пришли, когда лицо его уже застыло в
выражении внимания и готовности; да и голос был мало похож на тот, что
директор недавно слышал в проходной: эффект двухкаскадного инвертирования.
- Иван Игнатьевич, лозунг насчет вождения, ограждения и повреждения,
пожалуйста, снимите. А то от него могут произойти головокружения. Предлагаю
другой: "Времени нет - есть своевременность!" Записали? Только не на кумаче,
а как плакаты техники безопасности, черным по желтому. А так, знаете, если
даже написать, что завтра в девять утра состоится конец света, все равно не
прочтут. Все, исполняйте.
И директор отключился в тот самый миг, когда лицо Петренко начало
выражать живой интерес к его словам.
"Так, теперь надо бы предупредить кое-кого, что у нас здесь высокий
гость из Москвы в компании с местным высоким гостем..." Валерьян
Вениаминович для начала нажал кнопки у табличек "Нач. план. отд." и "Гл.
бух." - но его вдруг, будто током, передернуло отвращение. Ткнул в алую
кнопку отмены вызова, откинулся в кресле. Не будет он ловчить,
суетиться-староват для этого! "Шарага чертова! И я хорош: всю жизнь презирал
блатмейстеров, брезговал им руку подать, никогда не охотился за льготами и
дефицитом и жене не позволял - и так спаскудился на старости лет. Погряз в
махинациях - ученый, член-корреспондент!.. Нет, замысел был честный: создать
конфликтную ситуацию, пусть разбираются, решают, вырабатывают правила для
НПВ. Но - ведь все это, чтобы гнать башню выше и дальше... А надо ли? Вот
одна идея с кольцом-лифтом перечеркнула добрую треть прежних усилий - в том
числе и махинаций! - три НПВ-года из десяти. А еще не вечер, все впереди! И
понимаем-то Шар ничуть не более, чем вначале. Только и того, что выгодно
торгуем ускоренным временем - как сочинские обыватели морем и солнцем!"
Он поднялся, вышел из кабинета, кинул секретарше.
- Я в координаторе.
- У излишне умствующих развивается комплекс "вещего Олега". Это опасно.
- Какого Олега?
- Ну, того придурка, который вместо того, чтобы отпрыгнуть от змеи,
принялся декламировать: "Так вот где таилась погибель моя!.."
Диалог
Координационно-вычислительный центр, упрощенно "координатор", находился
на том же этаже в помещении двойной против обычных комнат высоты в форме
сектора круга. Операторы в белых халатах неспешно действовали у пультов
электронных машин; попискивали сигналы, мерцали лампочки, перематывались
ленты программ, на экраны выползали зеленые строки. Сюда сходились из Шара и
внешних служб все сведения, какие только можно было преобразовать в двоичные
коды и числа. Числа обезличивали мешки цемента и вибростенды, туннельные
нагреватели и печеный хлеб для столовой, человеко-часы и площади
лабораторий, рацпредложения и аннотации патентов. Обезличивая-обобщая все,
этот отдел, по мнению Пеца, погружался в суть дел в Шаре глубже других.
Из глубины зала к директору подходила Людмила Сергеевна Малюта, в
просторечии - кибернетик Люся. Официальное звание ее было - главный
кибернетик, кто хотел подольститься, называл и "генеральным кибернетиком", и
"ваше математическое превосходительство"... Людмила Сергеевна была хороша
собой, хороша зрелой нерастраченной красотой тридцатилетней женщины, она
была образованна и талантлива,- она была несчастлива. Будь она только
красива, то давно утешилась бы во взаимной любви; будь только талантлива -
предоставила бы путь лирических побед другим, сама целиком отдалась бы
интеллектуальной жизни. А так - мужчины благоговели перед ней издали, они ее
боялись. Она видела, что вызывает чувство,- и презирала этих робких, и сама
чувствовала неравнодушие к ним, и презирала за слабость себя и огорчалась,
видя, как другие женщины, во всех отношениях уступающие ей, давно устроили
свою жизнь, и стремилась отвлечься работой. Операторов она называла
"мальчики" и никому, кроме себя, в обиду не давала.
- Перепасовку двух машин кто допустил, Людмила Сергеевна? - строго
спросил Пец.
- Мы допустили, Валерьян Вениаминович, мы. Мы!..- со смирением, которое
паче гордыни, склонила Малюта оплетенную косами голову.
- Кто "мы"? Кто конкретно повинен? Иерихонский, краса и гордость
кибернетического цеха?
- Да, Иерихонский. Да, краса и гордость! Да, повинен!..- Смирение уже
исчерпалось.- А что вы хотите, если ночную смену загрузили новыми расчетами
и на перепланировку дали всего два часа - да на какую' Вы в курсе, что
сотворили на пятидесятых уровнях?..- Пец кивнул.-- Ну вот! Думаете, легко
ночью перепрограммировать поток так, чтобы туда пошли почти все материалы?
Ведь пятидесятикратное же ускорение, Валерьян Вениаминович: минутная
задержка внизу - час простоя наверху. Уверяю вас, я тоже проглядела бы пару
машин.
- Перепасовок не должно быть ни при каких осложнениях. Вы это знаете не
хуже меня, Люся.
- Уже все, я откорректировала. Больше не повторится. Речь между ними
шла о той команде диспетчера, выславшей из зоны без разгрузки две машины.
При всей кажущейся незначительности это было опасное действие: устремленному
вверх, в башню, потоку в самом напряженном месте давалось смещение поперек.
- Хорошо, что утром,- настырно продолжал Пец.-Днем двух машин было бы
достаточно.
Такой случай был в начале марта: скопление тысячи ревущих машин, затор
на шоссе до самого города, долгая - и местами аварийная - остановка работ
наверху. -Даже спираль использовали, чтобы загонять туда грузовики и тем
расчистить зону. Машины с грузом выносили за забор портальными кранами.
После этого постановили: никаких перепасовок в зоне, никаких смещений в
стороны. Только в башню, вверх!
М-да... Валерьян Вениаминович на секунды впал в отрешенность. В
сущности никто ничего такого не хотел, все занимались интересной и
несомненно разумной деятельностью: заключали договоры с поставщиками,
вынашивали идеи для использования НПВ с максимальной отдачей, применяли
машины, краны, кибернетику, автоматику... А в целом вышло нечто весьма
простое - гладкий мощный поток. А такие потоки - это знает любой гидро- и
аэродинамик - несут в себе возможность турбуленции - шумного пенного
бурления, колебаний, вибраций, бывает что и разрушительных ударов. Чтобы
возбудить турбуленцию в напряженном потоке, достаточно малости, например,
бросить в него камешек. Эти две машины и могли сыграть роль "камешка".
Будто свежий ветерок повеял на Пеца от этой мысли: сложная разумная
деятельность, суммирующаяся в простое... Но Людмила Сергеевна не дала ее
додумать:
- А по-настоящему. Валерьян Вениаминович,- она не считала разговор
оконченным,- повинен во всем Зискинд, наш катаганский Корбюзье: так вдруг
изменить проект! И главное, ночью... аки тать в нощи! И Корнев хорош:
утвердил к немедленному исполнению...
- Так ведь идея отменная, Люся. Жаль, раньше не додумались. Я бы,
каюсь, тоже утвердил.
- Да, но где гарантия, что завтра Зискинда не осенит новая идея,
перечеркивающая и эту, требующая еще больших перемен?.. Нам не нужен
талантливый архитектор. Валерьян Вениаминович, я всегда это считала. Нам
нужен усердный исполнительный дядя, для которого утвержденный проект -
святыня. Это не архитектурное КБ, а стихийное бедствие! И вы тоже -
поместили их на тридцатый уровень. У них замыслы плодятся, как
конус. Осевую башню как раз вчера довели до проектной полукилометровой
отметки - но с шоссе ее открытая часть, большая по длине остальных слоев,
действительно выглядела несерьезной пипкой, наконечником.
"Постой, что это там?!" Серая тьма внутри Шара скрадывала подробности,
но дальнозоркие глаза Пеца различили в средней части "наконечника" кольцевой
нарост. Вчера вечером его не было! Выходит, изменили проект и за ночь что-то
такое соорудили - и солидное! Ну и ну!.. Нарост ажурно просвечивал, там
замечалась трудовая суета. "Еще не закончили. Значит начали ночью, без меня,
чтобы поставить перед фактом. Вот и будь здесь начальником!" - Валерьян
Вениаминович потянулся к информагу: - В сводке должно быть.- Но передумал.-
На месте больше узнаю. Ну, партизаны!..
("Опять я съехал на конкретное... Но что есть общее, что есть
конкретное? Вот конкретный факт: за всю зиму - хотя и мело, и таяло, и дожди
шли - на башню и возле не упало ни снежинки;
только по краям зоны наметало сугробы. Это стыковалось с оптической и
радиоволновой непрозрачностью - а по существу непонятно. И так во всем...")
Они подъезжали, и башня выравнивалась, выпирала горой в заполнявшем
теперь небо Шаре. Водитель поддал газу: мотор заурчал громче, беря невидимый
подъем. "И искривленное тяготение до сих пор не понимаем. Шар втягивает
гораздо больше гравитационных силовых линий, чем ему положено по объему...
По исследованному объему,- поправил себя Пец.- Много ли мы исследовали? А
если в ядре вправду что-то есть?.."
Машина остановилась у выпяченного дугой одноэтажного здания со многими
дверьми; оно замыкало ограду, как широкая пряжка - пояс. Проходная была
рассчитана на пропуск 14 тысяч работников; сейчас в Шаре работало 17 тысяч.
Над входами светились аршинные буквы: над крайним -слева "А, Б, В", над
соседним - "Г, Д, Е..." и так весь алфавит.
Все, время для общих мыслей исчерпалось - теперь, головой в воду, в
текучку, в частные проблемы. Пец двинулся было к своей проходной "О, П, Р";
как раз над ней тройное табло электрочасов показывало время: 8.30 обычного,
17.00 эпицентра и 64.00 уровня координатора и его кабинета. Вот и надо
скорей туда: общим правилом руководителей НИИ НПВ было не задерживаться
внизу, где каждая потерянная минута стоит четверти часа.
Но в эту именно минуту прямо перед ним затормозила черная "Чайка".
"Эт-то еще кого принесло?!" Из нее появился, приветливо жмуря набрякшие
веки, секретарь крайкома Страшнов; он придержал заднюю дверцу, помог
выбраться сухощавому седому человеку со строгим лицом.
- Значит, вам передали, Валерьян Вениаминович? - сказал секретарь
здороваясь.- А то телефона у вас дома нет. Знакомьтесь: заместитель
председателя Госкомитета по труду и заработной плате Федор Федорович
Авдотьин.
Пец с упавшим сердцем пожал руку, назвался. Ему не передали. "Вот так -
пренебрегать сводкой ради эмпиреев! Теперь даже нет времени собраться с
мыслями".
- Сразу, пожалуй, и приступим? - сказал зампред тоном человека,
привыкшего, что его суждения принимают как приказы.
- Сразу не получится,- ответил Валерьян Вениаминович, чувствуя, что
терять ему нечего и лучше быть твердым.- Я отсутствовал восемьдесят
координаторных часов, должен войти в курс основных дел. После этого -
скажем, в 72.00 - я к вашим услугам.
- А наше дело вы не относите к основным? - Авдотьин поднял седые
брови.- Мне не нравится, как вы встречаете представителя правительства.
- Вообще говоря, я живу на свете не для того, чтобы кому-то нравиться,-
коротко сказал Пец.
У зампреда от негодования отвисла челюсть. "Ну и пусть снимают! -
яростно подумал Пец.- А что я могу?!"
- Ну-ну,- примирительно сказал Страшнов,- зачем такие слова? Уверен,
что все выяснится к общему удовлетворению.
- Соглашусь с любыми выводами,- повернулся к нему директор.- А сейчас
не могу сам и не рекомендую вам терять время внизу. Проходная товарища
Авдотьина первая слева, ваша, Виктор Пантелеймонович, вот эта. Пропуска я
сейчас закажу, сопровождающего пришлю к...
- Сопровождающего?! - гневно повторил Авдотьин.- А сами не изволите...
да как вы!..
- ...к проходной "А, Б, В",- закончил Пец и вежливо улыбнулся зампреду
- Вы осмотритесь, здесь у нас интересно. Распушить всегда успеете. До
встречи наверху! - и двинулся к своей проходной.
Начальник охраны и - в нарушение КЗоТ - комендант зоны и башни
Петренко, бравый усач в полувоенной одежде, как всегда ко времени прихода
Пеца, находился в проходной. Завидев Валерьяна Вениаминовича, он встал. Их
разделял никелированный турникет и окошко табельщицы.
Пец показал в раскрытом виде пропуск, девушка достала со стеллажа
контрольный бланк, передала ему, он отбил на электрочасах время прихода,
возвратил бланк. Табельщица поместила его в ячейку в стеллаже, достала
оттуда ЧЛВ, пустила их нажатием кнопки, выдала входящему - и только после
этого нажала кнопку "впуск" турникета. Процедура заняла 15 секунд: для всех,
от директора до уборщицы, она была одинакова.
- Кто наверху? - спросил Пец, пожимая руку коменданту.
- Товарищ Корнев, главкибернетик Малюта, начплана Документгура, завснаб
Приятель. Зискинд дежурил ночью, только ушел. Бугаев на пристани. В кабинете
ваш референт Синица.
- Референту немедленно вниз, к кабине "А, Б, В" - сопровождать
товарищей Страшнова и Авдотьина. Выпишите им разовые пропуска! - Валерьян
Вениаминович вышел в зону. Петренко метнулся к телефону.
Среди мужчин, шедших навстречу, к пропускным кабинам, преобладали
небритые, заросшие многодневной щетиной. Пецу, человеку аккуратному,
подтянутому, и всегда это не нравилось, а сейчас, понимая, какими глазами на
это посмотрят высокие гости, приехавшие в институт, он вовсе расстроился.
"Взяли моду - демонстрировать, что долго работали наверху! Приказ, что ли,
специальный издать, чтобы брились? Ведь хватает там времени для всего: для
работы, для трепа, для перекуров - а для этого?.. Как не противно самим!
Славянская манера: быть аккуратным не для себя, а для других".
Многие - как встречные, так и обгонявшие Валерьяна Вениаминовича -
здоровались; он отвечал, узнавая и не узнавая. Народ валил валом. "И что мне
за вас, граждане, сейчас будет!.."
Дело в том, что подавляющее большинство этих людей, окончивших работу и
спешивших на нее,- систематически нарушали трудовое законодательство и
инструкции о заработной плате.
Набрать достаточное количество строителей и монтажников - людей в
Катаганском крае, как и всюду, дефицитных - сразу стало проблемой.
На первой тысяче поток желающих иссяк; из них часть отсеялась в силу
специфики работы в НПВ. Пока осваивали низ - обходились. Но чем выше
воздвигалась башня, тем яснее становилось:
что-то надо придумывать.
Было тошно смотреть, как стройплощадки, начиная с 3-го уровня, только
на восемь, реже на шестнадцать часов из 72 возможных (а на высотах за сто
метров и вовсе из 120-180 возможных) заполнялись работающими людьми, а
остальное время пребывали в запустении.
Каменел неиспользованный раствор, ржавели, распуская на стыках в бетоне
мерзкие пятна, трубы и прутья арматуры, покрывались плесенью углы.
"Послушайте, этак придется начинать текущий ремонт, не закончив
помещений!" - тревожился Зискинд. Стоило захватывать Шар, целиться на
эксплуатацию сверхускоренного времени, чтобы пасовать перед элементарным
"долгостроем"!
И руководители НИИ НПВ, вздохнув, пустились во все тяжкие: на
противозаконные совместительства, на такие же трудосоглашения - со своими, и
без того работавшими на полную ставку, чрезмерные сверхурочные, сомнительные
аккордные и премиальные. Через сотрудников, уже вкусивших благ в Шаре, вели
вербовку их знакомцев на других предприятиях и стройках: сманивали в штат
или совместить, а то и просто закалымить.
Страшнов, считавший Шар своим детищем, призвал других руководителей не
препятствовать тому, что их работники отдадут два разрешенных законом часа
переработок на сооружение башни. Те не возражали.
И рабочие не против были отхватить за эти два сверхурочных часа полную,
хорошо оплаченную смену; свои, штатные, и вовсе соглашались пребывать
наверху хоть сутками, если при этом окажется, что к вечеру они нормально
вернутся домой. И работа пошла веселей: при взгляде снизу этажи башни росли
на глазах.
И те, кто вслед за строителями осваивал башню, разворачивали в ней
службы, мастерские, лаборатории, начинали в НПВ новые исследования и
испытания, смотрели на дело совершенно так же. Никто не был против. Но все
упиралось в знаменитый международный жест: потирание большого пальца об
указательный и средний - и в не менее знаменитый международный термин
"pety-mety"'. За работу надо платить. За хорошую работу надо платить хорошо.
За большую надо платить много.
Пети-мети. (Здесь и далее примечания автора.)
К концу зимы о Шаре у населения пошла слава как об Эльдорадо с бешеными
заработками. К нему стал тесниться далеко не лучший работник: рвач, несун,
халтурщик. Многих пришлось, уличив в недобросовестности, в опасных
недоделках, гнать. Эти тоже пускали славу: о произволе, нещадной
эксплуатации... А когда руководители других катаганских предприятий
заметили, что работники, которым они не препятствовали, за два сверхурочных
часа в НИИ НПВ выматываются, будто вкалывали две смены, и на следующий день
у них работа не идет, да узнали, что там они получают больше, чем на
основной работе,- посыпались протесты.
Конечным результатом этого было возведение за три месяца сооружения,
которое иначе не поставить за многие годы, и развертывание в нем уникальных
исследований и испытаний; был ценнейший опыт организации сложных работ в
неоднородном пространстве-времени. Но и у зампредседателя Госкомтруда были
основания нагрянуть с ревизией.
Его и ждали - но не так скоро.
Внешнее кольцо башни опиралось на двадцать четыре бетонные опоры. В
высоте они смыкались арками.
Первое, что бросилось в глаза Валерьяну Вениаминовичу, это новенький
лозунг над ближней, золотыми буквами на праздничном пурпуре:
Пец, заглядевшись на него, споткнулся, ругнулся: "Ну, Петренко!.."
Под арки справа неспешно въезжали на спиральную дорогу груженые машины,
скрывались за кольцом, через минуту появлялись над его рваным краем, все
разгоняясь (по впечатлению снизу) и повышая до истошного воя, до визга звук
мотора. Казалось невероятным, что центробежные силы не сбрасывают со спирали
летящие на такой скорости машины; зрелище было не для слабонервных.
Другая, большая часть грузовиков оставляла привезенное внизу, у складов
и подъемников. Сейчас здесь скопилось около сотни машин; к середине дня
соберется сотни полторы-две. Эта - дневная - волна на грузопотоке была
опасна заторами.
Валерьян Вениаминович спешил к осевому стволу. Вокруг кивали хоботами
краны, катили тележки-автокары, шли люди. В динамиках слышался голос
диспетчера: "Машина 22-14 на спираль, выгрузка на 9-м уровне... Машина
40-55, к восьмому складу... Машина 72-02 и машина 72-05, разворачивайтесь к
выездным воротам, вас разгрузят на кольце. Быстрей, быстрей!.." ("Эт-то еще
что за новости?" - остановился на секунду директор, но тотчас спохватился,
заспешил: вперед, вверх, там он все выяснит!)
Пец прошел под выступом спирали, миновал арку пониже, между опорами
промежуточного слоя. Осевая башня опиралась на три бетонные лопасти, как
ракета на стабилизатор. Стены ее уносились ввысь, сияя полосами освещенных
окон; здесь было сумеречно, средний слой (его этажи тоже светились, голубея
с высотой) отгораживал башню от блеска дня.
- Валерьян Вениаминович!
Останавливать руководителей внизу, обращаться к ним было запрещено
категорическим приказом. Но это был исключительный случай: перед Пецем
возник референт Синица. Он шагал от башни, но развернулся, пошел рядом с
директором:
- Я говорю: может, внизу их поводить подольше, пока...- он не окончил
вопроса.- Тоже есть что показать.
Валерьян Вениаминович покосился на него. У референта Синицы были
круглые щеки, мягкие черты лица, густая шевелюра; по-женски длинные ресницы
придавали глубину ясным глазам - и по глазам было видно, что он все
понимает. Референту было двадцать восемь лет.
- Нет, Валя,- отрубил на ходу директор.- Пусть идут куда пожелают,
смотрят что захотят. Вы - только провожатый. Все!
Пец вошел в кабину сквозного лифта осевой башни. Вместе с ним
втиснулись еще человек пятнадцать, явно сверх нормы. Ну да пока бог миловал.
За минуту подъема директор успел кое с кем поздороваться, перекинуться
словом.
На уровень "7,5" лифт доставил Валерьяна Вениаминовича к шестидесяти
четырем тридцати - координаторным. Здесь можно было вымыть руки и смочить
виски в туалете, вздохнуть полной грудью, не спешить.
Кольцевой коридор устилала зеленая, изрядно затоптанная дорожка; двери
были обиты кожей, паркет натерт, стены выкрашены до уровня плеч под ореховое
дерево. "Иллюзия бюрократического уюта",- усмехнулся Пец.
Утренняя секретарша Нина Николаевна, миловидная худая женщина средних
лет, поднялась навстречу директору. Валерьян Вениаминович поздоровался,
тронул дверь в приемной слева, корневскую: заперта.
- А где?..
Секретарша указала в потолок:
- На самой макушке. Налаживает прием грузовых вертолетов и монтаж.
- Монтаж чего?
- Неизвестно.
- Свяжите.
- Там нет ни линии, ни инвертеров.
- Передайте связистам, чтобы к...- Пец взглянул на стену, на
электронное табло, указывавшее время всех уровней,- к семидесяти ноль-ноль
связь была. Сводку! - Взял сколотые листки, вошел в кабинет.
Столы буквой Т, стулья, кресла, стол-пульт с телефонами, коммутатором и
двумя телеэкранами, коричневая доска на глухой стене, диван со стопкой белья
(Валерьяну Вениаминовичу нередко приходилось прихватывать здесь несколько
часов сна); шелковые портьеры закрывали пятиметровую полосу окна. Он по
привычке отдернул портьеру, но увидел серую стену среднего слоя, торчащие по
верху ее прутья арматуры, задернул, отошел к столу; раньше вид из его окон
был интересней. "Надо перебираться выше".
Сводка объяснила ему замеченное в зоне действие диспетчера, выгонявшего
без разгрузки две машины за ограду: там уже есть площадка вертодрома для
перевалки грузов прямо на внутренние вертолеты.
"Хорошо, но почему не послали сразу туда? Перепасовка - упущение
кибернетиков? Выяснить".
Отдел освоения взялся за 13-й уровень второго слоя, хорошо... хотя
операции освоения не указаны, нечеткость. У "эркашников" стендовые испытания
идут нормально (там если и бывает что ненормально, обходятся своими силами -
образовали-таки государство в государстве!). Отделочники сейчас переходят на
этажи от 150-го до 152-го, под крышу,- тоже хорошо, хоть и перескочили туда
прямо с девяностых; зато гостиница-профилакторий к конференции будет готова.
На крышу с Корневым отправились исследовательская группа
Васюка-Басистова и монтажная бригада Ястребова. Эге, это серьезно,
"ястребов" на пустяковую работу не берут! (Механик, которого Пец завернул с
казенным ВЧ-кабелем, оказался "золотые руки". Душу Александра Ивановича он
покорил тем, что никогда не требовал подробных чертежей для исполнения
нового устройства или приспособления, самое большее - эскизик, а то и вовсе:
"Вы мне скажите, что эта штука должна делать?" В экспериментальном деле,
когда заказчик, как правило, сам толком не знает, что ему нужно, лучше и не
придумаешь. Валерьян Вениаминович не скрыл от главного инженера, что руки у
Германа Ивановича не только золотые, но и вороватые. "Вот и надо дать
заработать столько, чтобы не тянуло украсть",- сказал тот. И давал, даже
помог подобрать бригаду таких же, на все руки, работающих от идеи, ставил их
на самые интересные, горячие, аккордно оплачиваемые дела. Вот и сейчас...)
"Но что он там затеял? Ведь договорились выше пятисот метров ничего не
сооружать!.. Между прочим, и о предстоящем визите Страшнова и Авдотьина в
сводке есть, указано точное время. Значит, Корнев знал - и умотал на крышу,
а отдуваться перед Москвой предоставил мне. Очень мило!"
Ага, вот разгадка того ажурного кольцевого нароста в верхней части
осевой башни: на высоте трехсот пятидесяти метров за ночь смонтировали
трубчатое опорно-подвижное кольцо. Ширина - тридцать метров, высота - сорок.
На впечатанных в бетон осевой башни зубчатых рейках с помощью винтовых
редукторов оно может опускаться и подниматься - пока в пределах пятидесяти
метров, но можно нарастить рейки еще. То есть получается кольцевое
здание-лифт, в котором можно делать то же, что и в стационарном, но
поднимаясь, когда нужно, вплоть до 55-го уровня. "Ах, черти!.." - Пец даже
руками потер. Идея и экспресс-проект Зискинда, расчеты исполнил дежурный
помощник главкибернетика Иерихонский, перепланировка грузопотока его же;
утвердил Корнев. "Конечно, разве Александр Иванович устоит против такого
решения! Я бы и сам не устоял".
Для работ забрали строителей и монтажников с третьего слоя... "Теперь
нужность третьего слоя и вообще оказывается спорной. И второго?.. Совершенно
новое решение, более соответствующее условиям в Шаре, чем жесткие
сооружения. И где раньше была их голова?! А где была раньше моя голова?.."
Это тоже одно из противоречий НПВ: ждать, пока осенит наилучшая идея -
время пропадает, не ждать, реализовать первую попавшуюся - работа, и
немалая, может оказаться напрасной.
Сводка была вся.
Некоторое время Валерьян Вениаминович сидел, привыкая к новой
реальности - частично ожидаемой, частью неожиданной. Что и говорить, событий
по времени его семейного ужина, сна и завтрака произошло немало. А день
только начинается.
Пец притянул к себе селекторный микрофон, нажал на щитке коммутатора
кнопку возле надписи "Комендант". Тот сразу возник на левом экране,,
зашевелил губами. Но слова:
- Слушаю, Валерьян Вениаминович! - пришли, когда лицо его уже застыло в
выражении внимания и готовности; да и голос был мало похож на тот, что
директор недавно слышал в проходной: эффект двухкаскадного инвертирования.
- Иван Игнатьевич, лозунг насчет вождения, ограждения и повреждения,
пожалуйста, снимите. А то от него могут произойти головокружения. Предлагаю
другой: "Времени нет - есть своевременность!" Записали? Только не на кумаче,
а как плакаты техники безопасности, черным по желтому. А так, знаете, если
даже написать, что завтра в девять утра состоится конец света, все равно не
прочтут. Все, исполняйте.
И директор отключился в тот самый миг, когда лицо Петренко начало
выражать живой интерес к его словам.
"Так, теперь надо бы предупредить кое-кого, что у нас здесь высокий
гость из Москвы в компании с местным высоким гостем..." Валерьян
Вениаминович для начала нажал кнопки у табличек "Нач. план. отд." и "Гл.
бух." - но его вдруг, будто током, передернуло отвращение. Ткнул в алую
кнопку отмены вызова, откинулся в кресле. Не будет он ловчить,
суетиться-староват для этого! "Шарага чертова! И я хорош: всю жизнь презирал
блатмейстеров, брезговал им руку подать, никогда не охотился за льготами и
дефицитом и жене не позволял - и так спаскудился на старости лет. Погряз в
махинациях - ученый, член-корреспондент!.. Нет, замысел был честный: создать
конфликтную ситуацию, пусть разбираются, решают, вырабатывают правила для
НПВ. Но - ведь все это, чтобы гнать башню выше и дальше... А надо ли? Вот
одна идея с кольцом-лифтом перечеркнула добрую треть прежних усилий - в том
числе и махинаций! - три НПВ-года из десяти. А еще не вечер, все впереди! И
понимаем-то Шар ничуть не более, чем вначале. Только и того, что выгодно
торгуем ускоренным временем - как сочинские обыватели морем и солнцем!"
Он поднялся, вышел из кабинета, кинул секретарше.
- Я в координаторе.
- У излишне умствующих развивается комплекс "вещего Олега". Это опасно.
- Какого Олега?
- Ну, того придурка, который вместо того, чтобы отпрыгнуть от змеи,
принялся декламировать: "Так вот где таилась погибель моя!.."
Диалог
Координационно-вычислительный центр, упрощенно "координатор", находился
на том же этаже в помещении двойной против обычных комнат высоты в форме
сектора круга. Операторы в белых халатах неспешно действовали у пультов
электронных машин; попискивали сигналы, мерцали лампочки, перематывались
ленты программ, на экраны выползали зеленые строки. Сюда сходились из Шара и
внешних служб все сведения, какие только можно было преобразовать в двоичные
коды и числа. Числа обезличивали мешки цемента и вибростенды, туннельные
нагреватели и печеный хлеб для столовой, человеко-часы и площади
лабораторий, рацпредложения и аннотации патентов. Обезличивая-обобщая все,
этот отдел, по мнению Пеца, погружался в суть дел в Шаре глубже других.
Из глубины зала к директору подходила Людмила Сергеевна Малюта, в
просторечии - кибернетик Люся. Официальное звание ее было - главный
кибернетик, кто хотел подольститься, называл и "генеральным кибернетиком", и
"ваше математическое превосходительство"... Людмила Сергеевна была хороша
собой, хороша зрелой нерастраченной красотой тридцатилетней женщины, она
была образованна и талантлива,- она была несчастлива. Будь она только
красива, то давно утешилась бы во взаимной любви; будь только талантлива -
предоставила бы путь лирических побед другим, сама целиком отдалась бы
интеллектуальной жизни. А так - мужчины благоговели перед ней издали, они ее
боялись. Она видела, что вызывает чувство,- и презирала этих робких, и сама
чувствовала неравнодушие к ним, и презирала за слабость себя и огорчалась,
видя, как другие женщины, во всех отношениях уступающие ей, давно устроили
свою жизнь, и стремилась отвлечься работой. Операторов она называла
"мальчики" и никому, кроме себя, в обиду не давала.
- Перепасовку двух машин кто допустил, Людмила Сергеевна? - строго
спросил Пец.
- Мы допустили, Валерьян Вениаминович, мы. Мы!..- со смирением, которое
паче гордыни, склонила Малюта оплетенную косами голову.
- Кто "мы"? Кто конкретно повинен? Иерихонский, краса и гордость
кибернетического цеха?
- Да, Иерихонский. Да, краса и гордость! Да, повинен!..- Смирение уже
исчерпалось.- А что вы хотите, если ночную смену загрузили новыми расчетами
и на перепланировку дали всего два часа - да на какую' Вы в курсе, что
сотворили на пятидесятых уровнях?..- Пец кивнул.-- Ну вот! Думаете, легко
ночью перепрограммировать поток так, чтобы туда пошли почти все материалы?
Ведь пятидесятикратное же ускорение, Валерьян Вениаминович: минутная
задержка внизу - час простоя наверху. Уверяю вас, я тоже проглядела бы пару
машин.
- Перепасовок не должно быть ни при каких осложнениях. Вы это знаете не
хуже меня, Люся.
- Уже все, я откорректировала. Больше не повторится. Речь между ними
шла о той команде диспетчера, выславшей из зоны без разгрузки две машины.
При всей кажущейся незначительности это было опасное действие: устремленному
вверх, в башню, потоку в самом напряженном месте давалось смещение поперек.
- Хорошо, что утром,- настырно продолжал Пец.-Днем двух машин было бы
достаточно.
Такой случай был в начале марта: скопление тысячи ревущих машин, затор
на шоссе до самого города, долгая - и местами аварийная - остановка работ
наверху. -Даже спираль использовали, чтобы загонять туда грузовики и тем
расчистить зону. Машины с грузом выносили за забор портальными кранами.
После этого постановили: никаких перепасовок в зоне, никаких смещений в
стороны. Только в башню, вверх!
М-да... Валерьян Вениаминович на секунды впал в отрешенность. В
сущности никто ничего такого не хотел, все занимались интересной и
несомненно разумной деятельностью: заключали договоры с поставщиками,
вынашивали идеи для использования НПВ с максимальной отдачей, применяли
машины, краны, кибернетику, автоматику... А в целом вышло нечто весьма
простое - гладкий мощный поток. А такие потоки - это знает любой гидро- и
аэродинамик - несут в себе возможность турбуленции - шумного пенного
бурления, колебаний, вибраций, бывает что и разрушительных ударов. Чтобы
возбудить турбуленцию в напряженном потоке, достаточно малости, например,
бросить в него камешек. Эти две машины и могли сыграть роль "камешка".
Будто свежий ветерок повеял на Пеца от этой мысли: сложная разумная
деятельность, суммирующаяся в простое... Но Людмила Сергеевна не дала ее
додумать:
- А по-настоящему. Валерьян Вениаминович,- она не считала разговор
оконченным,- повинен во всем Зискинд, наш катаганский Корбюзье: так вдруг
изменить проект! И главное, ночью... аки тать в нощи! И Корнев хорош:
утвердил к немедленному исполнению...
- Так ведь идея отменная, Люся. Жаль, раньше не додумались. Я бы,
каюсь, тоже утвердил.
- Да, но где гарантия, что завтра Зискинда не осенит новая идея,
перечеркивающая и эту, требующая еще больших перемен?.. Нам не нужен
талантливый архитектор. Валерьян Вениаминович, я всегда это считала. Нам
нужен усердный исполнительный дядя, для которого утвержденный проект -
святыня. Это не архитектурное КБ, а стихийное бедствие! И вы тоже -
поместили их на тридцатый уровень. У них замыслы плодятся, как