Десять галчей, машинально отметил Калашников, открыв глаза. Кажется, утра.
   Он усмехнулся своей последней мысли — в Галактике не существовало понятий «до и после обеда», галчи считались от первого до сорок восьмого, с утра до вечера, к тому же далеко не все планеты имели синхронизированный с галактическим период обращения. Ладно, кое-что еще помню, отметил Калашников. Ай да спонки, ай да банда философов. Если они столь же сильны, сколь и умны...
   — А вот сейчас и посмотрим, — усмехнулся Калашников. — Ну-ка включай письмо!
   Письмо-то у нас с просьбой о помощи, напомнил себе Калашников. Умище умищем, а что-то у них, голубчиков, такое случилось, что без Звездного Пророка не обойтись. Значит, и я на что-нибудь сгожусь.
   В сгустившейся темноте перед Калашниковым раскинулась звездная спираль, в которой он без труда узнал родную Галактику.
   — Приветствую, шестьсот двадцать третий, — услышал Калашников незнакомый, но явно живой голос. — Я сто сорок второй, свяжись со мной, как только прочитаешь это сообщение. Мне нужна твоя помощь. Мои владения находятся возле Ядра, а там происходит что-то странное.
   Что там может быть странного, подумал Калашников. Ядро, в центре здоровенная черная дыра, вокруг — миллиарды энергосистем Федерации. Космический Днепрогэс, ничего больше.
   Галактика двинулась навстречу Калашникову, разлетелись в стороны спиральные рукава, Ядро заполнило комнату, и сквозь мельтешение бесчисленных звезд засиял аккреционный диск Центральной Дыры. Несколько сотен близлежащих энергосистем, распахнув на полнеба приемные паруса, ловили исходящие от Дыры потоки энергии, бросая длинные тени сквозь вращающееся вокруг Дыры облако газа. Зрелище напомнило Калашникову увиденную краем глаза столицу Дэвна — та же самая преисподняя, только не в багровых, а в ослепительно белых тонах.
   Изображение сдвинулось чуть в сторону, показав обитаемую систему, находящуюся в опасной близости к бушевавшему вокруг Центральной Дыры океану света.
   — Это твоя планета? — спросил Калашников, привыкший к ответам обучающего модуля. Однако письмо оказалось куда менее интеллектуальным.
   — Гамарг, — сказал сто сорок второй. — Самый близкий к Ядру обитаемый мир. Два сеза назад он был объявлен запретным, а в прошлом месанте фрактальная сеть опутала все внутренние пространства Ядра. Отныне ни один корабль не может приблизиться к Ядру ближе, чем на пятьсот световых сезов. Мои зонды-автоматы исчезли, мои лучшие агенты в Федерации пропали без вести. Мое собственное расследование привело меня на край гибели: боевые роботы Федерации открыли огонь без предупреждения. Мне удалось узнать только одно: блокада Ядра осуществляется на основании Федерального закона о банковской тайне.
   Калашников цокнул языком. Знаем мы эти банковские тайны!
   — Все операции по блокаде осуществляют специально изготовленные роботы, — продолжил сто сорок второй. — Они функционируют по жестким программам и, как я уже говорил, имеют полномочия уничтожать эрэсов без предупреждения. Я не смог выяснить, кто из должностных лиц Федерации руководит блокадой. Официально никакой блокады не существует, энергосистема Федерации работает в штатном режиме. Но на самом деле там что-то происходит — и происходит уже давно, раз зона блокады составляет целых пятьсот сезов! Я разыскал в Сети подборку последних новостей с Гамарга, она в приложении, а сейчас я хочу, чтобы ты посмотрел вот этот отрывок.
   Поверх предыдущего изображения раскрылся светлый прямоугольник, и там замелькали маленькие фигурки эрэсов. Изображение придвинулось ближе, Калашников увидел застроенный куполообразными зданиями город, искрящиеся, словно слюдяные тротуары, багровые облака на желтом небе и местных жителей, стоявших там и тут группами по шесть-семь эрэсов. Многие показывали на небо, некоторые всеми четырьмя руками хватались за голову. «Желтое небо, — произнес комментатор, — уже второй день подряд над всем Гамаргом — желтое небо». Затем на улицах появились похожие на больших жуков мобили, из выдвинутых излучателей ударили звуковые волны — Калашников явственно видел заколыхавшийся воздух, — и гамарговцы бросились врассыпную, словно земные демонстранты под струями водометов.
   — А что такое желтое небо? — полюбопытствовал Калашников.
   — В официальной хронике Гамарга этой записи больше не существует, — сказал сто сорок второй, привычно проигнорировав вопрос. — По версии Федерации, на Гамарге разразилась эпидемия неизвестной лихорадки, вызванная мутировавшим под воздействием жесткого излучения вирусом местной лихорадки, и население планеты вымерло в течение нескольких суток. Но репортажи, поступавшие с Гамарга незадолго до эпидемии, говорят совсем о другом. Желтое небо — вот что пугало его жителей. Я хочу знать, что это такое — желтое небо.
   — Похвальное любопытство, — пробормотал Калашников.
   — Ты — Звездный Пророк, — повысил голос сто сорок второй. — Ты — повелитель роботов. Я думаю, ты лучше других сможешь справиться с роботами Федерации, охраняющими Центральную Дыру. Узнай, что там происходит, и сообщи мне. Мой самый близкий мир находится всего в тысяче световых сезов от Дыры!
   Бедняжка, подумал Калашников. До конца света каких-то пятьсот лет осталось! А впрочем, для спонков, живущих тысячелетиями, это и в самом деле небольшой срок.
   — Мне нужна твоя помощь, шестьсот двадцать третий, — закончил пустотный шейх. — Я жду ответа.
   Вот так-то, усмехнулся Калашников. Назвался спонком — полезай в пекло. Только желтого неба мне сейчас для полного счастья и не хватает. Хорошо хоть сроки не слишком поджимают — пятьсот лет как-никак. Либо мне, либо Федерации, либо сто сорок второй к тому времени точно не до желтого неба будет. Так что можно смело рапортовать о согласии, тем более что у меня есть что попросить взамен.
   — Ну-ка, Сеть, — попросил Калашников, — раскройка мне вот эти каналы.
   Вопреки ожиданиям спонки использовали для оперативной связи ту же самую Сеть, что и простые смертные. Их единственным — впрочем, вполне достаточным — ухищрением была сложная система ретрансляции: чтобы связаться с конкретным спонком, нужно было отправить куски сообщения каждому из его доверенных лиц. У сто сорок второго таких лиц было около восьмисот. Полученные кусочки спонк вынужден был собирать самостоятельно, для чего ему приходилось поддерживать постоянный телепатический контакт со всеми своими «антеннами». Но зато вычислить адресата при таком способе передачи было практически невозможно. Калашников бы по крайней мере не взялся.
   — Связь установлена, — доложила Сеть.
   — Сто сорок второй? — спросил Калашников. — Это шестьсот двадцать третий.
   — Я тебя слышу, — сплелся из восьми сотен кусочков ответ пустотного шейха. — Ты прочитал письмо?
   — Прочитал, — кивнул Калашников. — Как скоро тебе нужен результат?
   — Я готов ждать не больше сеза, — жестко заявил спонк. — Я боюсь, что источник проблемы — Центральная Дыра.
   — Не бойся, — машинально ответил Калашников, — я с тобой. Хорошо, я помогу тебе. Но мне тоже нужна помощь.
   — Я сделаю все, что в моих силах, — ответил сто сорок второй.
   — Мне нужно, чтобы Фтальх заключил с Уртом договор о проникающем гражданстве, — сказал Калашников. — Причем заключил в ближайшие несколько галчей. Ты сможешь это сделать?

2.

   Сто сорок второй замолчал на долгие десять секунд. Когда Калашников уже готов был кричать в пустоту «Алло! Меня слышно?», спонк наконец разродился ответом.
   — Центр — моя территория, шестьсот двадцать третий, — сказал спонк. — Договор будет заключен.
   — Договорились, — улыбнулся Калашников. — Вызови меня в конце месанта, если я раньше не объявлюсь сам. И еще — держи пакет документов по проникающему гражданству. Думаю, тебе будет приятно узнать, что оно распространится всего лишь на сотню роботов.
   — Это упрощает дело, — подтвердил сто сорок второй. — До связи, шестьсот двадцать третий.
   — Счастливо, сто сорок второй, — кивнул на прощание Калашников и принялся ожесточенно чесать в затылке. Разговор со спонком прошел слишком просто, и это вызывало вполне резонные опасения.
   Калашников вошел в Сеть и сформулировал простенький запрос: «Искусственный интеллект, способный проследить возможное пересечение примерно тысячи тонких каналов». Сеть среагировала мгновенно, вылепив из воздуха театральную маску с мрачным выражением лица.
   — Что конкретно надо? — спросила маска, прищуривая пустые глазницы.
   — Мой последний контакт, — ответил Калашников. — Я хотел бы знать, где пересеклись все эти каналы.
   — Спохватился, — вздохнула маска. — Надо было их сразу прощупывать, теперь ищи ветра в поле... Так, что тут у нас... Ну разумеется...
   Искинт замолчал, но продолжал недовольно шевелить губами. Калашникову даже стало неловко, что он отвлекает от работы столь занятую программу.
   — Ядерная Федерация, — сказал искинт, — планета Дарзунк, слушатели новостного канала «Парви Сарк». Это на восемьдесят процентов. Остальные двадцать — по всей Галактике.
   — Спасибо, — сказал Калашников. — У меня все.
   — Обрадовал, — поджал губы искинт и сгинул с глаз долой.
   Планета Дарзунк, подумал Калашников — и тут же перед глазами вспыхнула карта расселения спонков. Вот он, Дарзунк, на самом краешке Федерации. Между прочим, до Центральной Дыры — тысяч двадцать светосезов. И чего это сто сорок второй беспокоится?
   Ладно, махнул рукой Калашников. Главное я знаю — это действительно был спонк или кто-то, кто им уже вторую неделю успешно притворяется. Следовательно, я должен помочь ему, а он — мне. Причем он — намного раньше.
   Шесть галчей, отметил Калашников. Самое время поспать бы, да неохота. Ну что ж, начнем день немножко раньше срока. Что там у нас запланировано?
 
   План на 25/2/52627.
   — 8.00 проснуться и выучить спонкский
   — 10.00 Лапин, Гринберг, безопасность
   — 11.00 завтрак, анализ ощущений
   — 12.00 УРТ-1965, УРТ-238761, повторить план
   — 13.00 чего там спонки попросят
   — 35.00 вылет на Авареск
   — 36.00 открытие Храма
   — на провокации — не поддаваться!
 
   — высветилось на ближайшей стене.
   Хороший план, в который раз похвалил себя Калашников. Интересно, Гринберг еще спит?
   — А кофе угостите? — услышал Калашников язвительный голос своего бывшего шефа. Крутанувшись в кресле, Калашников убедился, что Гринберг не поленился явиться в гости собственной персоной — никаких голограмм, никаких сетевых проекций. По случаю раннего времени на Гринберге был пушистый белый халат с широкими рукавами и мягкие туфли с загнутыми вверх носками. Прямо как шейх вырядился, подумал Калашников. Ладно, сделаю ему кофе.
   — Какой разговор, Михаил Аронович! — воскликнул Калашников, наспех накрывая на стол. — Угощайтесь! Материализовать вам шербету или рахат-лукуму?
   — Нет, — качнул головой Гринбрег. — Только кофе. Форму, знаете ли, поддерживаю.
   Он уселся к журнальному столику и наполнил чашечку густой черной жидкостью.
   — У меня проблемы, — сказал Калашников, с трудом сдерживая довольную ухмылку.
   — Наконец-то, — сухо прокомментировал Гринберг. — Надеюсь, они непосредственно связаны с нашим проектом?
   — Не совсем. — Калашников замялся и на всякий случай тоже налил себе кофе. — Скорее они связаны с предыдущим проектом, еще по ведомству Штерна.
   — Не скромничайте, Артем Сергеевич, — вздохнул Гринберг. — Ведомство Штерна для вас — давно пройденный этап. Насколько я понимаю, вы снова контактировали с пустотными шейхами?
   — Два раза, — кивнул Калашников. — После первого мною заинтересовалось Шестнадцатое Управление ФИА, а после второго я заинтересовался телепатией.
   — И с какой же из этих проблем я могу вам помочь? — поинтересовался Гринберг. Он отхлебнул кофе, поморщился и залпом осушил чашку.
   — Телепатия решила бы обе... — мечтательно протянул Калашников.
   — Да неужели? — усмехнулся Гринберг. — И что вы знаете о телепатии?
   — Некоторые из моих знакомых способны читать мысли сразу у миллиона эрэсов, — похвастался Калашников.
   — Именно у эрэсов? — уточнил Гринберг. — А как насчет роботов?
   Калашников нахмурился. Насчет роботов обучающий модуль не сказал ни слова.
   — И кстати, сколько сезов от роду вашим знакомым? — снова спросил Гринберг.
   На этот раз Калашников знал ответ. А потому налил себе целый стакан черного турецкого кофе и мрачно отпил половину.
   — Ладно, уговорили, — сообщил он Гринбергу, на что тот молча развел руками. — Отставить телепатию. Помогите хоть с Шестнадцатым Управлением разобраться.
   — Помогу, — кивнул Гринберг. Кофе себе он больше наливать не стал, а вытащил из кармана металлический брусок размером с авторучку.
   — Это что у вас такое? — тут же заинтересовался Калашников.
   Гринберг положил брусок на стол и подмигнул левым глазом:
   — Средство от всех проблем. Но сначала все же расскажите, что там у вас с Шестнадцатым Управлением.
   — Да обычное дело, — поморщился Калашников. — Всех, кто со спонками тесно контактирует, они берут в оборот — подкупают, сажают на компромат или вовсе на своего биоробота заменяют. Подкуп в моем случае исключен, насчет биоробота я и сам справлюсь, а вот что с компроматом делать — ума не приложу. Миноуи говорит, что на Авареске мне устроят какую-нибудь провокацию, а потом обвинят в разжигании насилия и отдадут под галактический суд без малейшей надежды на правосудие. Придется еще и в Шестнадцатое Управление вербоваться, а я и без того уже путаюсь, на кого я на самом деле работаю. Я вызвал было Лапина посоветоваться, а он меня к вам переправил — дескать, разведчик я, а не контрразведчик, провокации — это по гринберговской части.
   — Правильно сделал, — кивнул Гринберг. — Провокации — это действительно по моей части. Значит, не хотите под суд?
   — Не хочу, — твердо ответил Калашников. — Но и визит отменять не собираюсь.
   — Я почему-то так сразу и подумал, — улыбнулся Гринберг. — В таком случае, дорогой мой Артем Сергеевич, вам нужно будет сыграть на опережение. Не дожидаться, пока Управление вам провокацию устроит, а самому ее организовать.
   — С помощью этой штуки? — Калашников указал на брусок.
   — Совершенно верно, — подтвердил Гринберг. — Долг каждого цивилизованного эрэса — останавливать насилие всеми имеющимися в его распоряжении законными средствами. В вашем случае выполнить этот долг будет очень легко — ведь вы будете иметь дело с роботами. Вот возьмите. — Гринберг щелчком отправил брусок через стол.
   — Это бомба? — предположил Калашников, взвесив брусок на ладони.
   — Это глушилка, — пояснил Гринберг. — Работает от автономного источника, не регистрируется стандартными галактическими средствами, не занимает много места. После включения обеспечивает блокировку любых управляющих сигналов в масштабах планеты.
   — Хорошая штука, — заметил Калашников. — Но чем она мне поможет? Выскочат на улицу переодетые роботами агенты ФИА, закричат «Слава Пророку!» и ну прохожих резать; я нажимаю кнопку, управляющие сигналы заблокированы, но как это на резню повлияет?
   — Вот поэтому на кнопку нужно будет нажать чуть раньше, — ответил Гринберг. — Хитрость заключается в том, что у всех якобы автономных аварескских роботов предусмотрен режим дистанционного управления. Коды доступа к этому режиму, разумеется, засекречены, так что в случае его использования никто ничего не докажет. Ваши друзья из ФИА договорятся со фтальхскими безопасниками и в нужный момент просто скомандуют роботам начать беспорядки. Однако если к тому времени вы уже нажмете на кнопочку — сигнал просто не дойдет до адресата. Предупрежденный вооружен, не правда ли?
   — Как у вас все просто получается, — хмыкнул Калашников. — А если они все-таки роботами переоденутся?
   Гринберг покачал головой и молча налил себе вторую чашечку кофе. Калашников сообразил, что задал неверный вопрос. Да, ему очень хотелось поболтать с Гринбергом — о ФИА, о типичных сценариях провокаций, о том, в каких случаях в массовых беспорядках может быть обвинен инопланетный гость, но Гринберг явился сюда вовсе не для пустой болтовни. Фактически он уже сделал все, что требовалось.
   — Все верно, Артем Сергеевич, — сказал Гринберг, прочитавший мысли Калашникова как открытую книгу. — С удовольствием бы посидел с вами еще часок, но дела, дела. Вы ведь у Звездной России не единственный боец невидимого фронта!
   — Понимаю, — кивнул Калашников. — Но поболтать все равно хочется. Выкроите часок — дадите знать?
   — Непременно, — легко пообещал Гринберг. — И очень может быть, что даже до завершения операции.
   Он поднялся на ноги, коротко махнул рукой опешившему Калашникову и пропал, оставив после себя быстро погасшее мерцание телепорта. Вот так, сказал себе Калашников. «Может быть, до» — в переводе это означает «не раньше, чем после». Видать, ситуация у нас и в самом деле не сахар. Видать, и в самом деле война на носу.

3.

   Калашников допил свой обжигающе горький кофе, причмокнул и понял, что проголодался. Война войной, пришла на ум старая поговорка, а обед по расписанию. Тем более что пора ощущения анализировать — как она там, нановодка, действует на организм или до сих пор дурака валяет?
   Калашников добавил на стол тарелку с кальмарами в кляре, вооружился трехзубой вилкой и откинулся на спинку кресла. Подцепил с тарелки пару колечек, поднес вилку ко рту и замер, осознав первую странность этого необычного утра.
   Я выпил две чашки кофе, подумал Калашников. Вместо обычного бокала вина или кружки пива. И вчера вечером я почему-то спокойно читал Калашникова, вместо того чтобы демонстрировать роботам «настоящего зверуса». Неужели действует?
   Калашников повертел в руках вилку и положил ее обратно на стол. Кофе вместо коньяка — это хорошо; а чем еще можно похвастаться? Цветы я вчера дарил исключительно в рамках епитимьи, а что с УРТ-1965 философские беседы вел — так это просто так...
   Ну да, конечно, оборвал себя Калашников. И давно это ты начал «просто так» вести философские беседы с роботами? Да еще потом в спешке собственные классические книги перечитывать, чтобы в следующий раз свои мысли доходчивее излагать?!
   Калашников хлопнул в ладоши и с новыми силами схватился за вилку. Действует! Действует, родимая! И если я правильно помню ту древнюю задумку, то будет действовать все сильнее и сильнее — пока не сделает из меня человека!
   Тарелка перед Калашниковым опустела за считанные секунды; появившийся бокал с апельсиновым соком был немедленно выпит, лишняя посуда растворена в воздухе. Из стены, на мгновение обернувшейся стенным шкафом, вылетел серебристо-серый комбинезон и мягко лег на спинку соседнего кресла. Калашников специально придуманным движением вдвинул собственное кресло в пол, снял шорты и обрушил на себя мощные струи контрастного душа. Все-таки хорошо жить в двадцать третьем веке, подумал Калашников минуту спустя, высушенный молекулярным феном и облаченный в официальный комбинезон Звездного Пророка. Сыт, помыт, одет — и даже нос не заложен! Жаль только, Гринберг быстро убежал — ну ничего страшного, больше времени на желтое небо останется.
   Девятнадцать шестьдесят пять, мысленно позвал Калашников. Двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один. Я хотел бы встретиться с вами чуть пораньше!
   — То есть прямо сейчас? — спросил УРТ-1965, повиснув в воздухе объемной проекцией.
   — То есть прямо сейчас, — кивнул Калашников. — Появилась новая информация, и я хочу дать вам побольше времени на коррекцию планов. Появляйтесь в кабинете, я сейчас.
   С северо-восточной стороны панорамного окна занималась заря, а на юго-западе все еще горели крупные звезды. Опережаю график, мысленно отметил Калашников; в половине десятого было бы уже совсем светло. Он присел к своему письменному столу, наполовину заваленному бумагами для создания рабочей обстановки, и вытащил из пола пару кресел. Хотя физически роботам было абсолютно все равно, сидеть, стоять или лежать, Калашников уже успел понять, что им в какой-то степени нравится походить на эрэсов, и вел себя соответствующе. Надо бы и обратную моду создать, пришла ему в голову шальная мысль. Чтобы эрэсы стали подражать роботам. Вот это будет жизнь!
   — Доброе утро, Пророк! — поприветствовала Калашникова роботесса УРТ-238761.
   — Доброе утро, двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один, — нарочито медленно, запинаясь произнес Калашников. — У меня к тебе есть большая просьба. Пожалуйста, придумай себе имя!
   — Имя? — удивилась роботесса. — А разве номера недостаточно?
   — Нет, — покачал головой Калашников. — Нам предстоит отправиться во враждебную Галактику, где всякое может случиться. А пока я буду тебя звать — двадцать три... восемьдесят семь... — тут-то мне голову и оторвут. Хочешь, я буду звать тебя Анной?
   На самом деле имя Калашников придумал еще вчера вечером, решив, что роботов все равно придется как-то называть, а следовательно, проще именовать их в алфавитном порядке. Для УРТ-1965 он выбрал имя Борис, а для его приятеля, УРТ-1976, — Василий. Осталось только уговорить роботов.
   — Хорошо, — захлопала ресницами УРТ-238761. — Зови меня Анной... но только там, в Галактике. Здесь мне будет не совсем удобно...
   — Договорились, двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один, — улыбнулся Калашников. — Приветствую, девятнадцать шестьдесят пять! А ты как насчет более короткого имени?
   — Зови меня Урри, — ответил УРТ-1965. — Но с тем же условием — только за пределами планеты.
   Калашников удивленно посмотрел на своего ближайшего помощника. С тех пор как УРТ-1965 совершил самоубийство, он все больше начинал походить на человека. Но чтобы самому выбрать себе имя?!
   Надо будет вечером проверить, решил Калашников. Что, если я в свою очередь тоже превращаюсь в робота? А нановодка здесь совершенно ни при чем?
   — Присаживайтесь, коллеги, — сказал он роботам. — Я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. На Авареске против нас готовится серьезная провокация.
   — Такая же, как на Бадарамхаз-Карамхе? — спросил УРТ-1965.
   — Гораздо хуже, — ответил Калашников. — Там потенциальной жертвой был лично я. А сегодня на Авареске планируется что-то вроде восстания роботов. Наши якобы сторонники завопят «Да здравствует Пророк!» и начнут резать ни в чем не повинных фтальхианцев.
   — Нам нужно отменить визит, — воскликнула УРТ-238761. — Если случится что-то подобное, против нас может быть выдвинуто обвинение в террористической агрессии!
   — Отменять визит нельзя, — улыбнулся Калашников. — Это засветит источник, и мы лишимся наших глаз и ушей в Ядерной Федерации. Нам нужно сыграть на опережение и самим предотвратить беспорядки.
   — Непосредственными исполнителями будут эрэсы или роботы? — спросил УРТ-1965.
   — Конечно, роботы, — ответил Калашников. — Ведь мы — робоверцы!
   — Тогда мы ничего не сможем сделать, — сказал УРТ-1965 и скрестил руки на груди. — Нас будет только двое, а на Авареске можно найти до тысячи настоящих боевых роботов.
   — У нас есть одна маленькая штучка, — улыбнулся Калашников и вытащил из нагрудного кармана блестящий металлический брусок. — Если она сработает, восстание не состоится. Сигнал на массовые беспорядки она заблокирует; ну а с мелкими провокациями мы справимся сами.
   УРТ-1965 покачал головой.
   — Это очень опасно, — сказал он. — Ты уязвим, Звездный Пророк. Ты не сможешь двигаться с нужной скоростью.
   — Да ну? — усмехнулся Калашников. Он уже поднял было правую руку, чтобы молнией взмыть в светлеющее небо, но почему-то передумал. — Перед вылетом на Авареск сбегаем на сто километров, идет? Не обгоню — не полетим!
   Увидев округлившиеся глаза УРТ-238761, Калашников почувствовал что-то вроде угрызений совести. Они ведь считают, что я обычный звездный русич, подумал Калашников. Белковое существо, органический разум и все такое. А на самом деле...
   — В Хранилище Вечности со мной кое-что произошло, — объяснил Калашников. — Теперь я как бы не соврем человек. Так что насчет бега — это серьезно.
   — Хорошо, — сказал УРТ-1965. — Мы сбегаем наперегонки. И если я приду первым, ты отменишь визит на Авареск.
   — Отменю, — кивнул Калашников. — Но пока — как следует изучи местность в окрестностях нашего будущего Храма. Скорее всего провокация состоится именно там. А ты, двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один, подготовь все необходимое для видеосъемки, получи необходимые разрешения и заранее распланируй линию защиты. Беспорядки мы, конечно же, подавим, но в их организации нас все равно обвинят. Провокация, ничего не поделаешь!
   Калашников развел руками и поклонился, чувствуя себя ярмарочным балаганщиком. Роботы переглянулись, разом поднялись на ноги и почти одновременно спросили:
   — Можно идти?
   — Да, и последнее, — вспомнил Калашников. — В ближайшие часы Фтальхская Конфедерация может удовлетворить нашу просьбу о проникающем гражданстве. Двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один, будьте готовы сразу же оформить все необходимые документы!
   У роботессы снова округлились глаза, но на этот раз Калашников не стал извиняться. На то я и Звездный Пророк, подумал он, чтобы периодически совершать невозможное.