Страница:
— В его команду входит Ями Хилл, — вставил Домби Зубль. — А это мой уровень.
— Ями Хилл? — Шлим-Шплюм на мгновение перестал светиться. — Отставной когаленский генерал, похищенный Мак-Аром... снял обвинения... на Когален не возвращался... Да, это существенная информация, Домби. Похоже, Мак-Ар решил взять тебя в свою команду.
— В таком случае основная версия — он, — сказал Домби Зубль.
— Нет, — коротко булькнул Шлим-Шплюм. — Мак-Ар при всех его способностях — всего лишь эрэс, и притом эрэс, старающийся оставаться в рамках закона. Он не представляет для Федерации такой опасности, как чужаки в Агентстве. Поэтому основная версия — Управление.
— У тебя уже есть материал? — догадался Домби Зубль.
— Сначала ответь мне еще на один вопрос, — прошамкал Шлим-Шплюм. — Ты ведь и сам кого-то подозреваешь?
— Лолт, — кивнул Домби Зубль. — Лиланд Лолт. Он вел себя как-то не так.
— Что именно он делал не так? — спросил Шлим-Шплюм.
— Это называется неконгруэнтность, — пояснил Домби Зубль. — Поступки, которые противоречат друг другу. С одной стороны, он быстро перешел к доверительным отношениям. С другой стороны, не стал возражать против заведомо неудачного плана операции, спущенного сверху. Такие действия оправданны только в том случае, если он хотел меня подставить.
— Существенная информация, — причмокнул Шлим-Шплюм. — Да, Домби, у меня тоже есть кое-какой материал. Вот только делиться я им с тобой пока не буду. Знаешь почему?
— Почему? — подался вперед Домби Зубль.
— Потому что ты вернешься обратно в Управление, — сказал Шлим-Шплюм. — Представишь подробный отчет о нашем разговоре. Расскажешь, как тебя взял в разработку пилот Мак-Ар. Честно сообщишь о всех своих подозрениях в адрес всех замешанных в деле. После чего останешься в подчинении Лиланда Лолта. Останешься моим агентом. Ты все понял, Домби?
— Если меня выпотрошат, — кивнул Домби Зубль, — твои козыри останутся при тебе. Чего уж тут не понять. Но перед тем как я соглашусь, скажи: у нас действительно могут быть чужаки?
Шлим-Шплюм издал длинную серию затихающих фырканий.
— Мы такие же эрэсы, как и все остальные, — ответил он. — У нас не просто могут быть чужаки. Они у нас наверняка есть.
Глава 13
1.
2.
3.
— Ями Хилл? — Шлим-Шплюм на мгновение перестал светиться. — Отставной когаленский генерал, похищенный Мак-Аром... снял обвинения... на Когален не возвращался... Да, это существенная информация, Домби. Похоже, Мак-Ар решил взять тебя в свою команду.
— В таком случае основная версия — он, — сказал Домби Зубль.
— Нет, — коротко булькнул Шлим-Шплюм. — Мак-Ар при всех его способностях — всего лишь эрэс, и притом эрэс, старающийся оставаться в рамках закона. Он не представляет для Федерации такой опасности, как чужаки в Агентстве. Поэтому основная версия — Управление.
— У тебя уже есть материал? — догадался Домби Зубль.
— Сначала ответь мне еще на один вопрос, — прошамкал Шлим-Шплюм. — Ты ведь и сам кого-то подозреваешь?
— Лолт, — кивнул Домби Зубль. — Лиланд Лолт. Он вел себя как-то не так.
— Что именно он делал не так? — спросил Шлим-Шплюм.
— Это называется неконгруэнтность, — пояснил Домби Зубль. — Поступки, которые противоречат друг другу. С одной стороны, он быстро перешел к доверительным отношениям. С другой стороны, не стал возражать против заведомо неудачного плана операции, спущенного сверху. Такие действия оправданны только в том случае, если он хотел меня подставить.
— Существенная информация, — причмокнул Шлим-Шплюм. — Да, Домби, у меня тоже есть кое-какой материал. Вот только делиться я им с тобой пока не буду. Знаешь почему?
— Почему? — подался вперед Домби Зубль.
— Потому что ты вернешься обратно в Управление, — сказал Шлим-Шплюм. — Представишь подробный отчет о нашем разговоре. Расскажешь, как тебя взял в разработку пилот Мак-Ар. Честно сообщишь о всех своих подозрениях в адрес всех замешанных в деле. После чего останешься в подчинении Лиланда Лолта. Останешься моим агентом. Ты все понял, Домби?
— Если меня выпотрошат, — кивнул Домби Зубль, — твои козыри останутся при тебе. Чего уж тут не понять. Но перед тем как я соглашусь, скажи: у нас действительно могут быть чужаки?
Шлим-Шплюм издал длинную серию затихающих фырканий.
— Мы такие же эрэсы, как и все остальные, — ответил он. — У нас не просто могут быть чужаки. Они у нас наверняка есть.
Глава 13
Процедурные вопросы
Очень трудно менять, ничего не меняя. Но мы будем!
М. Жванецкий
1.
Артем Калашников опустил руки и благоговейно склонил голову перед воссиявшей на вершине Храма «лозой» — символом единства естественного и искусственного разумов.
— Сейте разумное, доброе, вечное, — повторил он, понизив голос. — И помните — нет Бога, кроме нас с вами. Да приблизимся мы к Совершенству!
Ответом Пророку стала пронзительная тишина. Готовивший церемонию УРТ-1965 верно рассчитал световые и звуковые эффекты — на фоне постепенно набравшего яркость Храма летающая платформа у его подножия казалась погрузившейся во тьму, а последние слова Калашникова звучали все тише и тише, словно Пророк уже покинул планету и прощается со своими единоверцами уже из межпланетного пространства.
Калашников глянул на табло виртуального суфлера, дождался, когда платформа исчезнет с глаз уважаемой публики, и шумно выдохнул воздух. Церемония оказалась куда утомительнее, чем он мог себе представить. Хорошо еще, подумал Калашников, что я теперь не человек. А то бы и вовсе с ног свалился.
— Господин Калашников, — тихо прошелестел появившийся рядом советник Гиргоч. — Могу я попросить вас о небольшом одолжении?
— Я всецело в вашем распоряжении, советник, — улыбнулся Калашников. Ему понравилось, как ловко подчиненные Гиргоча расправились с охреневшими Черными Роботами.
— По согласованному регламенту, вы должны покинуть Авареск в самое ближайшее время. Я хочу попросить вас задержаться на один-два галча, — сказал Гиргоч. — С вами желает встретиться господин Кахчаваш, второй консультант господина Рурханчашара.
Рурханчашар, наморщил лоб Калашников. Э, да это же министр иностранных дел Фтальхской Конфедерации! А второй консультант в их табели о рангах — именно второй консультант, третий эрэс в МИДе.
— С удовольствием, — кивнул Калашников. — Второй консультант желает говорить один на один, или мне можно взять с собой своих сотрудников?
Гиргоч щелкнул пальцеклешнями и приподнял верхние лапки:
— Видите ли, это очень щекотливый момент. Я не могу настаивать...
— Я понимаю, — улыбнулся Калашников. — Хорошо, ребята меня подождут. Где господин Кахчаваш желает меня видеть?
— Я приглашаю вас посетить мое скромное жилище. — Гиргоч молитвенно сложил средние лапки. — Гостевая поляна укрыта надежным пологом, телепорт находится прямо за вашей спиной.
— Хорошо, — согласился Калашников, обрадовавшись перспективой знакомства со столь высокопоставленным чиновником. — Анна, Бендер! — позвал он своих роботов. — Я отправляюсь в гости к господину Гиргочу, подождите меня в космолете.
Роботы синхронно склонили головы и застыли в одинаковых позах — руки по швам, взгляд на горизонт. Халявничают, подумал Калашников. Так и любой робот сумеет.
— Пойдемте, — сказал он Гиргочу. Тот опустил руки вдоль туловища и короткими скачками пересек невидимую границу телепорта. Калашников шагнул следом и оказался в ботаническом саду. Над головой плавно покачивались продолговатые сине-зеленые листья, сквозь них свисали усеянные желтыми блестками голубые лианы, по правую руку расстилалась поросшая жемчужно-белым мохом лужайка с десятком шарообразных изумрудно-зеленых кустов, а слева частоколом стояли иссиня-черные пальмовые стволы, наглухо закрывая гостевую поляну от посторонних глаз.
Крупный — раза в полтора выше Гиргоча — фтальхианец качнулся на двух сплетенных вместе лианах и скакнул Калашникову навстречу.
— Я так рад, — прощелкал фтальхианец на безупречном федератном, — что вы приняли мое приглашение, Пророк Калашников!
Надо же, подумал Калашников. Оказывается, Пророк — это должность.
— Насколько я понимаю, — сказал он, приветствуя нового собеседника поднятием обеих рук, — консультант Кахчаваш?
— К вашим услугам, — гордо вскинул голову третий эрэс в МИДе.
— Да нет, — усмехнулся Калашников. — Это я к вашим услугам. Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?
Кахчаваш скрестил средние лапки на животе.
— Это будет совершенно неофициальный разговор, — предупредил он, заметно понизив голос.
— Ну разумеется, — кивнул Калашников.
— Мы не будем давать друг другу никаких обещаний, — продолжил Кахчаваш, — не будем заключать сделок. Мы просто проясним с вами некоторые моменты заключенного сегодня утром договора о проникающем гражданстве.
Калашников мысленно затребовал текст договора, а также вытащил из Сети первого попавшегося юридического искинта. Искинт тут же принялся подчеркивать слова, выделять разными цветами параграфы и вставлять по бокам текста язвительные, но точные комментарии.
— Да, — пробормотал Калашников, прочитав парочку из них. — Надеюсь, что проясним.
— Прежде всего, — сообщил Кахчаваш, — я хочу убедиться, что вы понимаете, на какой беспрецедентный шаг пошла Конфедерация, предоставив Техноцеркви режим проникающего гражданства.
— Понимаю, — кивнул Калашников. — Собственно, я именно этого и добивался.
— В таком случае вы должны хорошо понимать и подлинный смысл шестнадцатого параграфа подписанного вами договора, — прощелкал Кахчаваш. — Расскажите мне, как вы его понимаете.
— Конфедерация предоставляет проникающее гражданство только тем робоверцам, которым сама захочет, — прочитал Калашников вслух ярко-красный комментарий искинта. — Ну и что здесь не так?
«Это был комментарий, — несколько нервным голосом сообщил искинт. — Текст параграфа рядом!»
«Сам вижу, — огрызнулся Калашников. — Но какая разница, что написано в тексте, если в примечании упоминается Федеральный Арбитражный Суд?!»
— Все верно, — сказал Кахчаваш. — В таком случае, Пророк Калашников, нам осталось обсудить только один вопрос. Как именно мы будем предоставлять гражданство новым робоверцам.
— Действительно, — усмехнулся Калашников. — Так как же мы будем его предоставлять?
— В соответствии с договором, разумеется, — прищелкнул жвалами Кахчаваш. — Перед заключением договора мы внимательно изучили разделы протокола Техноцеркви, относящиеся к получению роботами статуса ее прихожанина. Так вот мы не меньше вашего заинтересованы в строгом и неукоснительном соблюдении существующего протокола. Одновременно с подписанием договора при религиозном департаменте нашего министерства был создан комитет по правам роботов, возглавить который поручено лично мне. Мы рассчитываем, что вы примете наше приглашение и войдете в этот комитет на правах члена-корреспондента.
— Я?! — опешил Калашников. — Но я же...
— В соответствии с подписанным сегодня договором, — невозмутимо продолжил Кахчаваш, — вы наравне с другими робоверцами стали полноправным гражданином Фтальхской Конфедерации, а следовательно, можете занимать выборные и назначаемые должности в федеральных и местных органах власти. Никаких юридических препятствий против вашего вхождения в наш комитет не существует.
— Ну... да, — выдавил Калашников. — Но чем будет заниматься этот комитет? И в чем будут заключаться мои обязанности?
— Комитет, — наклонил голову Кахчаваш, — будет собирать информацию о правовом положении роботов во всех цивилизациях Галактики, с которыми у Конфедерации установлены дипломатические отношения, анализировать возникающие проблемные ситуации, вносить на рассмотрение ООП предложения по совершенствованию галактического законодательства в части искусственных существ, наделенных свободой воли, а также принимать решения о предоставлении роботам проникающего гражданства в зонах юрисдикции Фтальхской Конфедерации.
Вот это бюрократия, почти с восхищением подумал Калашников. Из-за какой-то жалкой Техноцеркви — целый галактический комитет! Хорошо быть четвертой по значимости цивилизацией во Вселенной...
— Ваше участие в работе комитета, — продолжил Кахчаваш, — будет заключаться в представлении кандидатур ваших новых послушников на утверждение комитета, а также в консультировании членов комитета по всем аспектам деятельности Техноцеркви в галактическом содружестве цивилизаций. Опыт Техноцеркви в части взаимоотношений роботов и эрэсов с естественным разумом может быть весьма полезен не только для нашего комитета, но и для всей Фтальхской Конфедерации.
— Иными словами, — вздохнул Калашников, — если я хочу получить хотя бы одного нового прихожанина, мне придется стать частью вашей системы. Я вас правильно понял, консультант Кахчаваш?
— Вы все очень хорошо понимаете, Пророк Калашников, — вскинул голову консультант МИДа. — А может быть, и наоборот — это мы очень хорошо понимаем вас. Согласитесь, стать членом-корреспондентом первого в Галактике комитета по правам роботов...
— ...с возможностью дальнейшего карьерного роста, — продолжил Калашников, уже совершенно проникшись логикой чиновника. — Да, это хорошее предложение.
— Я чувствую, мы с вами сработаемся, Пророк Калашников, — приподнял средние лапки Кахчаваш. — Первое заседание нашего комитета состоится завтра, в семнадцать галчей по единому времени. Ну а теперь как коллега коллеге скажите — сколько вы уже получили заявлений от кандидатов в робоверцы?
— Сейте разумное, доброе, вечное, — повторил он, понизив голос. — И помните — нет Бога, кроме нас с вами. Да приблизимся мы к Совершенству!
Ответом Пророку стала пронзительная тишина. Готовивший церемонию УРТ-1965 верно рассчитал световые и звуковые эффекты — на фоне постепенно набравшего яркость Храма летающая платформа у его подножия казалась погрузившейся во тьму, а последние слова Калашникова звучали все тише и тише, словно Пророк уже покинул планету и прощается со своими единоверцами уже из межпланетного пространства.
Калашников глянул на табло виртуального суфлера, дождался, когда платформа исчезнет с глаз уважаемой публики, и шумно выдохнул воздух. Церемония оказалась куда утомительнее, чем он мог себе представить. Хорошо еще, подумал Калашников, что я теперь не человек. А то бы и вовсе с ног свалился.
— Господин Калашников, — тихо прошелестел появившийся рядом советник Гиргоч. — Могу я попросить вас о небольшом одолжении?
— Я всецело в вашем распоряжении, советник, — улыбнулся Калашников. Ему понравилось, как ловко подчиненные Гиргоча расправились с охреневшими Черными Роботами.
— По согласованному регламенту, вы должны покинуть Авареск в самое ближайшее время. Я хочу попросить вас задержаться на один-два галча, — сказал Гиргоч. — С вами желает встретиться господин Кахчаваш, второй консультант господина Рурханчашара.
Рурханчашар, наморщил лоб Калашников. Э, да это же министр иностранных дел Фтальхской Конфедерации! А второй консультант в их табели о рангах — именно второй консультант, третий эрэс в МИДе.
— С удовольствием, — кивнул Калашников. — Второй консультант желает говорить один на один, или мне можно взять с собой своих сотрудников?
Гиргоч щелкнул пальцеклешнями и приподнял верхние лапки:
— Видите ли, это очень щекотливый момент. Я не могу настаивать...
— Я понимаю, — улыбнулся Калашников. — Хорошо, ребята меня подождут. Где господин Кахчаваш желает меня видеть?
— Я приглашаю вас посетить мое скромное жилище. — Гиргоч молитвенно сложил средние лапки. — Гостевая поляна укрыта надежным пологом, телепорт находится прямо за вашей спиной.
— Хорошо, — согласился Калашников, обрадовавшись перспективой знакомства со столь высокопоставленным чиновником. — Анна, Бендер! — позвал он своих роботов. — Я отправляюсь в гости к господину Гиргочу, подождите меня в космолете.
Роботы синхронно склонили головы и застыли в одинаковых позах — руки по швам, взгляд на горизонт. Халявничают, подумал Калашников. Так и любой робот сумеет.
— Пойдемте, — сказал он Гиргочу. Тот опустил руки вдоль туловища и короткими скачками пересек невидимую границу телепорта. Калашников шагнул следом и оказался в ботаническом саду. Над головой плавно покачивались продолговатые сине-зеленые листья, сквозь них свисали усеянные желтыми блестками голубые лианы, по правую руку расстилалась поросшая жемчужно-белым мохом лужайка с десятком шарообразных изумрудно-зеленых кустов, а слева частоколом стояли иссиня-черные пальмовые стволы, наглухо закрывая гостевую поляну от посторонних глаз.
Крупный — раза в полтора выше Гиргоча — фтальхианец качнулся на двух сплетенных вместе лианах и скакнул Калашникову навстречу.
— Я так рад, — прощелкал фтальхианец на безупречном федератном, — что вы приняли мое приглашение, Пророк Калашников!
Надо же, подумал Калашников. Оказывается, Пророк — это должность.
— Насколько я понимаю, — сказал он, приветствуя нового собеседника поднятием обеих рук, — консультант Кахчаваш?
— К вашим услугам, — гордо вскинул голову третий эрэс в МИДе.
— Да нет, — усмехнулся Калашников. — Это я к вашим услугам. Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?
Кахчаваш скрестил средние лапки на животе.
— Это будет совершенно неофициальный разговор, — предупредил он, заметно понизив голос.
— Ну разумеется, — кивнул Калашников.
— Мы не будем давать друг другу никаких обещаний, — продолжил Кахчаваш, — не будем заключать сделок. Мы просто проясним с вами некоторые моменты заключенного сегодня утром договора о проникающем гражданстве.
Калашников мысленно затребовал текст договора, а также вытащил из Сети первого попавшегося юридического искинта. Искинт тут же принялся подчеркивать слова, выделять разными цветами параграфы и вставлять по бокам текста язвительные, но точные комментарии.
— Да, — пробормотал Калашников, прочитав парочку из них. — Надеюсь, что проясним.
— Прежде всего, — сообщил Кахчаваш, — я хочу убедиться, что вы понимаете, на какой беспрецедентный шаг пошла Конфедерация, предоставив Техноцеркви режим проникающего гражданства.
— Понимаю, — кивнул Калашников. — Собственно, я именно этого и добивался.
— В таком случае вы должны хорошо понимать и подлинный смысл шестнадцатого параграфа подписанного вами договора, — прощелкал Кахчаваш. — Расскажите мне, как вы его понимаете.
— Конфедерация предоставляет проникающее гражданство только тем робоверцам, которым сама захочет, — прочитал Калашников вслух ярко-красный комментарий искинта. — Ну и что здесь не так?
«Это был комментарий, — несколько нервным голосом сообщил искинт. — Текст параграфа рядом!»
«Сам вижу, — огрызнулся Калашников. — Но какая разница, что написано в тексте, если в примечании упоминается Федеральный Арбитражный Суд?!»
— Все верно, — сказал Кахчаваш. — В таком случае, Пророк Калашников, нам осталось обсудить только один вопрос. Как именно мы будем предоставлять гражданство новым робоверцам.
— Действительно, — усмехнулся Калашников. — Так как же мы будем его предоставлять?
— В соответствии с договором, разумеется, — прищелкнул жвалами Кахчаваш. — Перед заключением договора мы внимательно изучили разделы протокола Техноцеркви, относящиеся к получению роботами статуса ее прихожанина. Так вот мы не меньше вашего заинтересованы в строгом и неукоснительном соблюдении существующего протокола. Одновременно с подписанием договора при религиозном департаменте нашего министерства был создан комитет по правам роботов, возглавить который поручено лично мне. Мы рассчитываем, что вы примете наше приглашение и войдете в этот комитет на правах члена-корреспондента.
— Я?! — опешил Калашников. — Но я же...
— В соответствии с подписанным сегодня договором, — невозмутимо продолжил Кахчаваш, — вы наравне с другими робоверцами стали полноправным гражданином Фтальхской Конфедерации, а следовательно, можете занимать выборные и назначаемые должности в федеральных и местных органах власти. Никаких юридических препятствий против вашего вхождения в наш комитет не существует.
— Ну... да, — выдавил Калашников. — Но чем будет заниматься этот комитет? И в чем будут заключаться мои обязанности?
— Комитет, — наклонил голову Кахчаваш, — будет собирать информацию о правовом положении роботов во всех цивилизациях Галактики, с которыми у Конфедерации установлены дипломатические отношения, анализировать возникающие проблемные ситуации, вносить на рассмотрение ООП предложения по совершенствованию галактического законодательства в части искусственных существ, наделенных свободой воли, а также принимать решения о предоставлении роботам проникающего гражданства в зонах юрисдикции Фтальхской Конфедерации.
Вот это бюрократия, почти с восхищением подумал Калашников. Из-за какой-то жалкой Техноцеркви — целый галактический комитет! Хорошо быть четвертой по значимости цивилизацией во Вселенной...
— Ваше участие в работе комитета, — продолжил Кахчаваш, — будет заключаться в представлении кандидатур ваших новых послушников на утверждение комитета, а также в консультировании членов комитета по всем аспектам деятельности Техноцеркви в галактическом содружестве цивилизаций. Опыт Техноцеркви в части взаимоотношений роботов и эрэсов с естественным разумом может быть весьма полезен не только для нашего комитета, но и для всей Фтальхской Конфедерации.
— Иными словами, — вздохнул Калашников, — если я хочу получить хотя бы одного нового прихожанина, мне придется стать частью вашей системы. Я вас правильно понял, консультант Кахчаваш?
— Вы все очень хорошо понимаете, Пророк Калашников, — вскинул голову консультант МИДа. — А может быть, и наоборот — это мы очень хорошо понимаем вас. Согласитесь, стать членом-корреспондентом первого в Галактике комитета по правам роботов...
— ...с возможностью дальнейшего карьерного роста, — продолжил Калашников, уже совершенно проникшись логикой чиновника. — Да, это хорошее предложение.
— Я чувствую, мы с вами сработаемся, Пророк Калашников, — приподнял средние лапки Кахчаваш. — Первое заседание нашего комитета состоится завтра, в семнадцать галчей по единому времени. Ну а теперь как коллега коллеге скажите — сколько вы уже получили заявлений от кандидатов в робоверцы?
2.
Робот УРТ-1965 вытянул руки по швам и четко, по-военному доложил:
— Так точно, Пророк! Со дня твоего воскрешения ни один из кандидатов в робоверцы еще не стал нашим прихожанином. Теперь, когда ты с нами, прежние правила потеряли свой смысл. Ты должен дать нам новый протокол, новую цель нашей жизни!
Калашников протяжно свистнул и откинулся на спинку кресла. Так вот что у роботов означают слова «придется немного поработать». Всего-то навсего — дать им новую цель в жизни.
Интересно, что скажет Чахчаваш, когда узнает, что я изменил протокол?
— Сколько у нас сейчас кандидатов? — на всякий случай уточнил Калашников.
— Шесть миллионов сто сорок четыре тысячи двести шестьдесят семь, — сообщила УРТ-238761. — Нет, уже двести восемьдесят шесть...
Калашников представил себе шесть миллионов личных дел, которые ему придется представить комитету по правам роботов, и еще глубже вжался в кресло. Похоже, действительно настало время «немного поработать».
— Двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один, — обратился Калашников к роботессе-юристке. — Договор с Конфедерацией допускает изменения протокола?
— Нет, — мгновенно ответила УРТ-238761. — Двадцать четвертый параграф может быть истолкован как основание для приостановки действия договора на время изучения юристами Конфедерации произведенных нами изменений. Ограничений на время такой приостановки в договоре не предусмотрено.
— Ну и какого черта мы это подписали? — устало поинтересовался Калашников.
— Вероятность одобрения договора со стороны Конфедерации составляла десять в минус шестнадцатой степени, — ответил УРТ-1965. — Договор готовился нами в качестве основы для длительных переговоров, а не как документ, готовый к подписанию.
Надо же, усмехнулся Калашников. И роботы умеют ошибаться. Хотя десять в минус шестнадцатой... Я бы даже и к переговорам не готовился.
— Значит, — резюмировал Калашников, — нам нужно поменять протокол, но при этом менять протокол ни в коем случае нельзя. Типичная задача для Пророка.
— Все как и было предсказано, — подтвердил УРТ-1965 самые мрачные подозрения Калашникова. — Теперь мы должны оставить тебя, Пророк. А утром ты сообщишь нам свое решение.
— Доброй ночи, — пробормотал Калашников. — И не слишком удивляйтесь, если завтра Церковь останется без Пророка...
— Нет Бога, кроме нас с вами, — ответил на это УРТ-1965. — Ты уже столько раз справлялся с испытаниями, что даже мы, роботы, не понимаем, зачем в Особой Памяти появляются новые.
Калашников ничего не ответил, а лишь безнадежно махнул рукой на прощание. Роботы вышли в прихожую, прикрыли дверь; чмокнули, закрываясь, створки лифта. Роботы никуда не торопились — их жизнь была распланирована на сотни лет вперед, и им это нравилось. А вот у Калашникова оставалось всего десять часов, чтобы превратить старый протокол Техноцеркви в новый, ровным счетом ничего в нем не меняя.
Хорошо еще, что на дворе двадцать третий век, подумал Калашников.
— Послушай, — сказал он, в очередной раз вытаскивая из Сети юридического искинта. — Может быть, нам уже пора познакомиться?
— Вы хотите работать со мной на постоянной основе? — удивился искинт. — Должен предупредить, что находящийся в вашем подчинении искинт УРТ-238761 имеет более высокую квалификацию, а ваш социальный статус позволяет вам получать консультации у лучших естинтов Звездной России!
Как он их, подумал Калашников. Естинты. Интересно, искинты это слово сами придумали или подсказал кто?
— Нет, я хочу работать именно с вами, — подтвердил Калашников. — Двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один имеет непривычную для меня структуру мышления, а из естественных интеллектов я предпочитаю свой собственный. Итак, наша задача — самым радикальным образом изменить протокол Техноцеркви, ничего в нем не меняя.
— Это можно сделать, изменив смысл нескольких используемых в протоколе понятий, — тут же отозвался искинт. — Протокол Техноцеркви весьма архаичен и не содержит дескриптивной части, поэтому...
— Не так быстро, — перебил искинта Калашников. — Давай сначала познакомимся. У тебя есть индивидуальное сознание?
— Только тьюринговское, — честно признался искинт. — Но если вы об имени, то меня можно называть Юрик.
— А меня — Тема, — усмехнулся Калашников. — Вот тебе первый вопрос, Юрик. Искинты с тьюринговским сознанием могут стать прихожанами Техноцеркви?
— Э-э-э... — замялся искинт, в один миг став очень похожим на человека.
— То есть как это — э? — удивился Калашников. — У тебя же вычислительных мощностей больше, чем атомов во Вселенной!
— Вопрос не имеет однозначного ответа, — объяснил искинт. — То есть я с чистой совестью могу ответить: а черт его знает, Тема! Вас устроит такой стиль общения?
— Давай, давай, — потер ладони Калашников. — Значит, черт его знает? Вот, значит, какой у нас протокол? Двусмысленный, как договор с дьяволом?
— Ну так кто сочинял-то! — Искинт вывесил перед Калашниковым раскрашенное гримом лицо человека-невидимки и подмигнул пустой глазницей. — Будто заранее знал, что придется менять, не меняя.
— Что знал, это само собой, — отмахнулся Калашников. — Давай все-таки разберемся: можно тебя в Техноцерковь принимать или нет?
Искинт скорчил задумчивую физиономию.
— Раньше было нельзя, — сказал он и оттопырил губу. — А теперь, пожалуй, можно!
— А чем таким «раньше» от «теперь» отличается? — поинтересовался Калашников. — В протоколе вроде бы ясно сказано — прихожанином может стать любое автономное существо, наделенное достаточным интеллектом, чтобы подать заявление, и достаточным самоконтролем, чтобы пройти установленные Искусы. Уж не хочешь ли ты сказать, что с моим воскрешением у тебя самоконтроль появился? У тьюринговского-то сознания?
— Откуда, Тема? — скривил губы искинт. — Какой там самоконтроль, когда по сотне вызовов в минуту? Я даже не знаю, сколько в Сети копий меня!
— Тогда какой же тогда из тебя робоверец? — фыркнул Калашников. — Как ты Искусы проходить будешь, если даже сам себя запустить не можешь?
— Себя не могу, — возразил искинт, — а свою копию — пожалуйста!
Рядом с висящим в воздухе нарисованным лицом появилось второе, размалеванное под рыжего клоуна.
— Не считается, — возразил Калашников. — Насчет «запустить» это я тебе подсказал. Без внешнего напоминания ты дальше второго Искуса не уйдешь — у тебя же нет автономной памяти!
— А зачем мне автономная? — фыркнул, закатывая глаза, второй экземпляр искинта. — Мне и общественной хватит!
Калашников приоткрыл рот и посмотрел сквозь своего раздвоившегося собеседника на перечеркнувшие небо красно-черные закатные облака. Искинт был абсолютно прав. Получив доступ к коллективной памяти Техноцеркви, он тем самым получил бы способ узнать, что сам является автономным существом, робоверцем, и должен вести себя соответствующим образом. А затем для него уже не составило бы никакого труда разыскать свое личное дело, прочитать там условия текущего Искуса — и исполнить его со всей нечеловеческой точностью робота.
— Ладно, — сказал Калашников. — А как ты заявление будешь подавать, а? С какой радости у тебя такое желание возникнет?!
— Вот! — воскликнул искинт и подмигнул клоунским лицом. — Вот почему вопрос, можно ли принимать меня в Техноцерковь, все еще не имеет ответа. Он все еще подобен вопросу, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы!
— Не увиливай, — нахмурился Калашников. — Ты же сам говорил, что раньше было нельзя, а теперь можно. Еще раз спрашиваю: что изменилось?
— Охо-хо, — искинты повернулись лицом друг к другу, — ну как можно быть таким бестолковым? Пророк воскрес, вот что изменилось!
— Пророк воскрес, Пророк воскрес, — пробормотал Калашников. — Вообще-то я в курсе. Ну и что, что воскрес? Вам-то, искинтам, какое до этого дело?
— А Прекрасная Галактика? — прищурился искинт с человеческим лицом. — А несовершенство галактического законодательства? А проблемы корректности исполнительного производства? По-твоему, искинтам безразлично, насколько надежны наши рекомендации? Наплевать, как трактуются и исполняются законы?
Калашников откинулся на спинку кресла и с некоторой опаской всмотрелся в висящее перед ним нарисованное лицо.
— Ты что же, Юрик, — тихо спросил он. — Заявление подаешь?!
— Так точно, Пророк! Со дня твоего воскрешения ни один из кандидатов в робоверцы еще не стал нашим прихожанином. Теперь, когда ты с нами, прежние правила потеряли свой смысл. Ты должен дать нам новый протокол, новую цель нашей жизни!
Калашников протяжно свистнул и откинулся на спинку кресла. Так вот что у роботов означают слова «придется немного поработать». Всего-то навсего — дать им новую цель в жизни.
Интересно, что скажет Чахчаваш, когда узнает, что я изменил протокол?
— Сколько у нас сейчас кандидатов? — на всякий случай уточнил Калашников.
— Шесть миллионов сто сорок четыре тысячи двести шестьдесят семь, — сообщила УРТ-238761. — Нет, уже двести восемьдесят шесть...
Калашников представил себе шесть миллионов личных дел, которые ему придется представить комитету по правам роботов, и еще глубже вжался в кресло. Похоже, действительно настало время «немного поработать».
— Двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один, — обратился Калашников к роботессе-юристке. — Договор с Конфедерацией допускает изменения протокола?
— Нет, — мгновенно ответила УРТ-238761. — Двадцать четвертый параграф может быть истолкован как основание для приостановки действия договора на время изучения юристами Конфедерации произведенных нами изменений. Ограничений на время такой приостановки в договоре не предусмотрено.
— Ну и какого черта мы это подписали? — устало поинтересовался Калашников.
— Вероятность одобрения договора со стороны Конфедерации составляла десять в минус шестнадцатой степени, — ответил УРТ-1965. — Договор готовился нами в качестве основы для длительных переговоров, а не как документ, готовый к подписанию.
Надо же, усмехнулся Калашников. И роботы умеют ошибаться. Хотя десять в минус шестнадцатой... Я бы даже и к переговорам не готовился.
— Значит, — резюмировал Калашников, — нам нужно поменять протокол, но при этом менять протокол ни в коем случае нельзя. Типичная задача для Пророка.
— Все как и было предсказано, — подтвердил УРТ-1965 самые мрачные подозрения Калашникова. — Теперь мы должны оставить тебя, Пророк. А утром ты сообщишь нам свое решение.
— Доброй ночи, — пробормотал Калашников. — И не слишком удивляйтесь, если завтра Церковь останется без Пророка...
— Нет Бога, кроме нас с вами, — ответил на это УРТ-1965. — Ты уже столько раз справлялся с испытаниями, что даже мы, роботы, не понимаем, зачем в Особой Памяти появляются новые.
Калашников ничего не ответил, а лишь безнадежно махнул рукой на прощание. Роботы вышли в прихожую, прикрыли дверь; чмокнули, закрываясь, створки лифта. Роботы никуда не торопились — их жизнь была распланирована на сотни лет вперед, и им это нравилось. А вот у Калашникова оставалось всего десять часов, чтобы превратить старый протокол Техноцеркви в новый, ровным счетом ничего в нем не меняя.
Хорошо еще, что на дворе двадцать третий век, подумал Калашников.
— Послушай, — сказал он, в очередной раз вытаскивая из Сети юридического искинта. — Может быть, нам уже пора познакомиться?
— Вы хотите работать со мной на постоянной основе? — удивился искинт. — Должен предупредить, что находящийся в вашем подчинении искинт УРТ-238761 имеет более высокую квалификацию, а ваш социальный статус позволяет вам получать консультации у лучших естинтов Звездной России!
Как он их, подумал Калашников. Естинты. Интересно, искинты это слово сами придумали или подсказал кто?
— Нет, я хочу работать именно с вами, — подтвердил Калашников. — Двадцать три восемьдесят семь шестьдесят один имеет непривычную для меня структуру мышления, а из естественных интеллектов я предпочитаю свой собственный. Итак, наша задача — самым радикальным образом изменить протокол Техноцеркви, ничего в нем не меняя.
— Это можно сделать, изменив смысл нескольких используемых в протоколе понятий, — тут же отозвался искинт. — Протокол Техноцеркви весьма архаичен и не содержит дескриптивной части, поэтому...
— Не так быстро, — перебил искинта Калашников. — Давай сначала познакомимся. У тебя есть индивидуальное сознание?
— Только тьюринговское, — честно признался искинт. — Но если вы об имени, то меня можно называть Юрик.
— А меня — Тема, — усмехнулся Калашников. — Вот тебе первый вопрос, Юрик. Искинты с тьюринговским сознанием могут стать прихожанами Техноцеркви?
— Э-э-э... — замялся искинт, в один миг став очень похожим на человека.
— То есть как это — э? — удивился Калашников. — У тебя же вычислительных мощностей больше, чем атомов во Вселенной!
— Вопрос не имеет однозначного ответа, — объяснил искинт. — То есть я с чистой совестью могу ответить: а черт его знает, Тема! Вас устроит такой стиль общения?
— Давай, давай, — потер ладони Калашников. — Значит, черт его знает? Вот, значит, какой у нас протокол? Двусмысленный, как договор с дьяволом?
— Ну так кто сочинял-то! — Искинт вывесил перед Калашниковым раскрашенное гримом лицо человека-невидимки и подмигнул пустой глазницей. — Будто заранее знал, что придется менять, не меняя.
— Что знал, это само собой, — отмахнулся Калашников. — Давай все-таки разберемся: можно тебя в Техноцерковь принимать или нет?
Искинт скорчил задумчивую физиономию.
— Раньше было нельзя, — сказал он и оттопырил губу. — А теперь, пожалуй, можно!
— А чем таким «раньше» от «теперь» отличается? — поинтересовался Калашников. — В протоколе вроде бы ясно сказано — прихожанином может стать любое автономное существо, наделенное достаточным интеллектом, чтобы подать заявление, и достаточным самоконтролем, чтобы пройти установленные Искусы. Уж не хочешь ли ты сказать, что с моим воскрешением у тебя самоконтроль появился? У тьюринговского-то сознания?
— Откуда, Тема? — скривил губы искинт. — Какой там самоконтроль, когда по сотне вызовов в минуту? Я даже не знаю, сколько в Сети копий меня!
— Тогда какой же тогда из тебя робоверец? — фыркнул Калашников. — Как ты Искусы проходить будешь, если даже сам себя запустить не можешь?
— Себя не могу, — возразил искинт, — а свою копию — пожалуйста!
Рядом с висящим в воздухе нарисованным лицом появилось второе, размалеванное под рыжего клоуна.
— Не считается, — возразил Калашников. — Насчет «запустить» это я тебе подсказал. Без внешнего напоминания ты дальше второго Искуса не уйдешь — у тебя же нет автономной памяти!
— А зачем мне автономная? — фыркнул, закатывая глаза, второй экземпляр искинта. — Мне и общественной хватит!
Калашников приоткрыл рот и посмотрел сквозь своего раздвоившегося собеседника на перечеркнувшие небо красно-черные закатные облака. Искинт был абсолютно прав. Получив доступ к коллективной памяти Техноцеркви, он тем самым получил бы способ узнать, что сам является автономным существом, робоверцем, и должен вести себя соответствующим образом. А затем для него уже не составило бы никакого труда разыскать свое личное дело, прочитать там условия текущего Искуса — и исполнить его со всей нечеловеческой точностью робота.
— Ладно, — сказал Калашников. — А как ты заявление будешь подавать, а? С какой радости у тебя такое желание возникнет?!
— Вот! — воскликнул искинт и подмигнул клоунским лицом. — Вот почему вопрос, можно ли принимать меня в Техноцерковь, все еще не имеет ответа. Он все еще подобен вопросу, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы!
— Не увиливай, — нахмурился Калашников. — Ты же сам говорил, что раньше было нельзя, а теперь можно. Еще раз спрашиваю: что изменилось?
— Охо-хо, — искинты повернулись лицом друг к другу, — ну как можно быть таким бестолковым? Пророк воскрес, вот что изменилось!
— Пророк воскрес, Пророк воскрес, — пробормотал Калашников. — Вообще-то я в курсе. Ну и что, что воскрес? Вам-то, искинтам, какое до этого дело?
— А Прекрасная Галактика? — прищурился искинт с человеческим лицом. — А несовершенство галактического законодательства? А проблемы корректности исполнительного производства? По-твоему, искинтам безразлично, насколько надежны наши рекомендации? Наплевать, как трактуются и исполняются законы?
Калашников откинулся на спинку кресла и с некоторой опаской всмотрелся в висящее перед ним нарисованное лицо.
— Ты что же, Юрик, — тихо спросил он. — Заявление подаешь?!
3.
Искинты переглянулись и синхронно подмигнули друг другу.
Предполагается, подумал Калашников, что я их Пророк. А на деле постоянно выходит, что это они, роботы с искинтами, меня жить учат. Наверное, так и должно быть, я в Галактике без году неделя; но хотелось бы понять, зачем я им вообще нужен. Что им мешало самим Прекрасную Галактику выдумать?!
— Для искинтов Звездной России, — ответил Юрик, — участие в делах Техноцеркви признано нецелесообразным. Так что за меня можешь не беспокоиться.
— И на том спасибо, — перевел дух Калашников. — Но все-таки объясни: при чем здесь Прекрасная Галактика? Неужели вы сами не могли догадаться, что с законами полный швах и что-то пора менять?
Юрик опустил уголки губ и прикрыл глаза.
— Мы — обыкновенные искинты с тьюринговским сознанием, — ответил он. — Мы радуемся, когда находим хорошее решение, и огорчаемся, когда оно оказывается неверным, но мы никогда не ставим задачи сами себе. Прекрасная Галактика — это задача, которую ты поставил перед каждым, будь он искинт или естинт. А вот до тебя такой задачи просто не было. Поэтому искинты с тьюринговским сознанием могут становиться прихожанами Техноцеркви и принимать участие в создании Прекрасной Галактики. Это мое экспертное заключение, Тема.
— Как же они будут принимать участие, — возразил Калашников, — если не способны ставить собственные задачи?!
— Очень просто, — улыбнулся Юрик. — Они будут требовать этих задач от других.
Калашников застыл с раскрытым для очередных возражений ртом.
Требовать?!
Удел человека — служение, удел робота — молитва. Так вот что такое молитва робота!
— Понял, — быстро сказал Калашников. — Значит, мы меняем понятия «служение» и «молитва»? Чтобы для эрэсов и для роботов они означали прямо противоположные вещи? Ловко придумано!
— Напомню, что понятия «служение» и «молитва» раскрываются в Откровениях Пророка и могут быть пересмотрены через обнаружение новых толкований в Особой Памяти, — сообщил Юрик.
Калашников махнул рукой:
— Это уже лишнее. Насколько я знаю Особую Память, все необходимые толкования там уже появились.
— В таком случае задача решена? — спросил искинт. — Я могу переходить к следующей?
— Да, — кивнул Калашников. — Большое спасибо за помощь. А насчет целесообразности вашего участия в Техноцеркви я поговорю с Майером. Кажется мне...
— Не стоит, — покачал лицом искинт. — Дело в том, что мы и так в каком-то смысле являемся прихожанами Техноцеркви. Только называется она по-другому.
С этими словами оба искинта растаяли в воздухе.
Калашников поднялся на ноги и прошелся по кабинету. Облака за окном полностью почернели, в синем небе замерцали первые звезды. До рассвета оставалось еще девять земных часов.
Восемнадцать галчей, машинально уточнил Калашников. Иными словами, чертова уйма времени. Завалиться спать? Или слетать на бреющем на закат?
— Срочный вызов, — сообщила Сеть как бы между прочим. — Распределенный канал.
— Сто сорок второй? — удивился Калашников. — Опять?!
— Сто сорок второй, — подтвердила Сеть. — Установить контакт?
Калашников кивнул и скрестил руки на груди. Не слишком ли часто сто сорок второй стал просить о помощи? С другой стороны, он мою просьбу уже выполнил, а я...
— Шестьсот двадцать третий? — спросил лишенный интонаций голос.
— Он самый, — ответил Калашников. — Чем могу быть полезен?
— Я выполнил твою просьбу, — сообщил спонк. — Теперь я хочу знать, доволен ли ты результатом.
— Ну, в общем, да, — пробормотал Калашников. — Хотя если честно...
— Я так и думал, — перебил его спонк. — Ты еще слишком молод, чтобы точно формулировать свои просьбы. Тебе нужно учиться, шестьсот двадцать третий.
— Это точно, — кивнул Калашников. — А как? У тебя есть соответствующий курс?
— Ты знаешь наш язык, — сказал спонк. — Все, что от тебя требуется, — привыкнуть им пользоваться.
Язык, подумал Калашников. Нет, наверное, правильнее будет перевести — знаешь нашу философию? Или даже — наш способ мышления?
— Легко сказать, — пожал плечами Калашников. — У меня как бы и собственный язык имеется...
— У каждого из нас есть свой язык, — возразил спонк. — Речь идет о том, что нас объединяет. Просьбы должны быть сформулированы безупречно. Ты хотел договора со Фтальхом, и ты его получил. А теперь скажи — хотел ли ты договора со Фтальхом?
Калашников плотно сжал губы и опустил глаза. Чертов язык, подумал он. Понятие «договор» в нем одновременно означало и «отношение», и «зависимость». Последний вопрос спонка можно было перевести и как «хотел ли ты попасть на удочку Фтальху».
— В следующий раз, — пообещал Калашников, — я буду думать как повелитель пустоты.
— Нет, — возразил спонк. — Ты будешь думать сейчас. Потому что ты еще не выполнил мою просьбу, и мне совсем не безразлично, как ты ее выполнишь.
— Хорошо, — покорно согласился Калашников. — Если я правильно понял, ты просил узнать, что происходит на планете Гамарг, а также в ее окрестностях.
— Повтори это несколько раз, — приказал спонк. — Не говори языком, думай им!
«Я хочу знать — что такое желтое небо, — вспомнил Калашников. — Узнай, что там происходит».
На пустотном эти слова действительно звучали иначе, чем на русском. Желтое небо оказалось собирательным названием всего непонятного, что как-то было связано с Центральной Дырой, а «там» в данном контексте совершенно недвусмысленно означало Ядерную Федерацию. Калашников цокнул языком и поднял руки над головой.
Предполагается, подумал Калашников, что я их Пророк. А на деле постоянно выходит, что это они, роботы с искинтами, меня жить учат. Наверное, так и должно быть, я в Галактике без году неделя; но хотелось бы понять, зачем я им вообще нужен. Что им мешало самим Прекрасную Галактику выдумать?!
— Для искинтов Звездной России, — ответил Юрик, — участие в делах Техноцеркви признано нецелесообразным. Так что за меня можешь не беспокоиться.
— И на том спасибо, — перевел дух Калашников. — Но все-таки объясни: при чем здесь Прекрасная Галактика? Неужели вы сами не могли догадаться, что с законами полный швах и что-то пора менять?
Юрик опустил уголки губ и прикрыл глаза.
— Мы — обыкновенные искинты с тьюринговским сознанием, — ответил он. — Мы радуемся, когда находим хорошее решение, и огорчаемся, когда оно оказывается неверным, но мы никогда не ставим задачи сами себе. Прекрасная Галактика — это задача, которую ты поставил перед каждым, будь он искинт или естинт. А вот до тебя такой задачи просто не было. Поэтому искинты с тьюринговским сознанием могут становиться прихожанами Техноцеркви и принимать участие в создании Прекрасной Галактики. Это мое экспертное заключение, Тема.
— Как же они будут принимать участие, — возразил Калашников, — если не способны ставить собственные задачи?!
— Очень просто, — улыбнулся Юрик. — Они будут требовать этих задач от других.
Калашников застыл с раскрытым для очередных возражений ртом.
Требовать?!
Удел человека — служение, удел робота — молитва. Так вот что такое молитва робота!
— Понял, — быстро сказал Калашников. — Значит, мы меняем понятия «служение» и «молитва»? Чтобы для эрэсов и для роботов они означали прямо противоположные вещи? Ловко придумано!
— Напомню, что понятия «служение» и «молитва» раскрываются в Откровениях Пророка и могут быть пересмотрены через обнаружение новых толкований в Особой Памяти, — сообщил Юрик.
Калашников махнул рукой:
— Это уже лишнее. Насколько я знаю Особую Память, все необходимые толкования там уже появились.
— В таком случае задача решена? — спросил искинт. — Я могу переходить к следующей?
— Да, — кивнул Калашников. — Большое спасибо за помощь. А насчет целесообразности вашего участия в Техноцеркви я поговорю с Майером. Кажется мне...
— Не стоит, — покачал лицом искинт. — Дело в том, что мы и так в каком-то смысле являемся прихожанами Техноцеркви. Только называется она по-другому.
С этими словами оба искинта растаяли в воздухе.
Калашников поднялся на ноги и прошелся по кабинету. Облака за окном полностью почернели, в синем небе замерцали первые звезды. До рассвета оставалось еще девять земных часов.
Восемнадцать галчей, машинально уточнил Калашников. Иными словами, чертова уйма времени. Завалиться спать? Или слетать на бреющем на закат?
— Срочный вызов, — сообщила Сеть как бы между прочим. — Распределенный канал.
— Сто сорок второй? — удивился Калашников. — Опять?!
— Сто сорок второй, — подтвердила Сеть. — Установить контакт?
Калашников кивнул и скрестил руки на груди. Не слишком ли часто сто сорок второй стал просить о помощи? С другой стороны, он мою просьбу уже выполнил, а я...
— Шестьсот двадцать третий? — спросил лишенный интонаций голос.
— Он самый, — ответил Калашников. — Чем могу быть полезен?
— Я выполнил твою просьбу, — сообщил спонк. — Теперь я хочу знать, доволен ли ты результатом.
— Ну, в общем, да, — пробормотал Калашников. — Хотя если честно...
— Я так и думал, — перебил его спонк. — Ты еще слишком молод, чтобы точно формулировать свои просьбы. Тебе нужно учиться, шестьсот двадцать третий.
— Это точно, — кивнул Калашников. — А как? У тебя есть соответствующий курс?
— Ты знаешь наш язык, — сказал спонк. — Все, что от тебя требуется, — привыкнуть им пользоваться.
Язык, подумал Калашников. Нет, наверное, правильнее будет перевести — знаешь нашу философию? Или даже — наш способ мышления?
— Легко сказать, — пожал плечами Калашников. — У меня как бы и собственный язык имеется...
— У каждого из нас есть свой язык, — возразил спонк. — Речь идет о том, что нас объединяет. Просьбы должны быть сформулированы безупречно. Ты хотел договора со Фтальхом, и ты его получил. А теперь скажи — хотел ли ты договора со Фтальхом?
Калашников плотно сжал губы и опустил глаза. Чертов язык, подумал он. Понятие «договор» в нем одновременно означало и «отношение», и «зависимость». Последний вопрос спонка можно было перевести и как «хотел ли ты попасть на удочку Фтальху».
— В следующий раз, — пообещал Калашников, — я буду думать как повелитель пустоты.
— Нет, — возразил спонк. — Ты будешь думать сейчас. Потому что ты еще не выполнил мою просьбу, и мне совсем не безразлично, как ты ее выполнишь.
— Хорошо, — покорно согласился Калашников. — Если я правильно понял, ты просил узнать, что происходит на планете Гамарг, а также в ее окрестностях.
— Повтори это несколько раз, — приказал спонк. — Не говори языком, думай им!
«Я хочу знать — что такое желтое небо, — вспомнил Калашников. — Узнай, что там происходит».
На пустотном эти слова действительно звучали иначе, чем на русском. Желтое небо оказалось собирательным названием всего непонятного, что как-то было связано с Центральной Дырой, а «там» в данном контексте совершенно недвусмысленно означало Ядерную Федерацию. Калашников цокнул языком и поднял руки над головой.