Семушкин Тихон. Чукотка

   - Я думаю, что "келе" и у вас нет.
   - Не знаю, - одновременно произносят отец и мать, а малыш держится за свою стриженую голову и смеется, глядя на нас.
   Все сложные мероприятия, прежде чем провести их в жизнь, обсуждались с Панай. Она всегда была первым человеком, которого приходилось перевоспитывать. Зато потом все шло гораздо проще. Школьная работа входила в норму. С курением табака было покончено. Не только сами школьники не курили, но не разрешали курить в стенах школы и родителям.
   Я наблюдал, как маленький школьник объяснил что-то отцу и тот вынул трубку изо рта. Отец, очень серьезно выслушав замечания сына, вышел в сени. Там, раскуривая трубку, он продолжал беседу с сыном.
   Целый месяц ребята горячо занимались, и к концу января мы решили снова выехать в стойбища. Такие каникулы мы решили устраивать на первых порах через каждый месяц. Правда, это было нарушением "наркомпросовских норм", но ведь и вся школа в первый, организационный год мало походила на нормальное учебное заведение.
   Эти каникулы помогли нам укрепить школу. Текучести у нас не было. Наоборот, в середине года мы приняли, по настоятельным просьбам, еще четырех учеников. Учителя тоже освоились и с обстановкой, и с бытом, и даже немного с языком.
   Панай привыкла к своим "обязанностям", но сама была "трудновоспитуема". Пользуясь тем, что ученики были на занятиях в классе, она открывала спальню и, забравшись на кровать в торбазах, начинала заниматься каким-нибудь "овчинным делом", перекраивая старые оленьи шкурки и разводя страшную грязь.
   Она долго не понимала, почему я обучаю ее, старую женщину, порядкам. Но соглашалась и, смеясь, укоризненно покачивая головой, уходила к себе.
   В БАНЕ
   В первое время нельзя было пугать школьников баней, и мы ограничивались сменой белья. И только когда дети были острижены, мы осторожно заговорили о бане.
   Это новшество в жизни наших школьников требовало серьезного разъяснения.
   - А зачем нужно мыться? - спрашивали дети.
   - Чистая кожа помогает свободней дышать человеку. Тело дышит через поры, - говорила учительница.
   Ее штатный переводчик Алихан вносил в свои переводы великую путаницу, и дети так и не понимали: зачем человеку нужно мыться?
   - Разве наши люди не доживают до глубокой старости, никогда не поливая себя водой? А разве мы сами не знаем, что и без теплой яранги-бани мы хорошо дышим и растем с каждым годом все больше и больше?
   Наконец Алихану надоело бесполезно переводить слова учительницы, и он сказал от себя:
   - Это закон такой у таньгов.
   - Ну, вот ты наполовину таньг, ты и иди в эту баню!
   После "принципиального" согласия Панай баня была затоплена. Забрав свое белье, я демонстративно прошел через зал, где играли дети. Они увидели меня со свертком.
   - Ты куда?
   - В теплую ярангу. Кто хочет пойти со мной?
   Молчание и смущение. Наконец выступает Алихан.
   - Я пойду! - сказал он.
   Хотя Алихан и был сыном человека, исколесившего всю Европу и Америку, но бани он сам не видел никогда. Да и Магомет, его отец, оказавшись на Чукотке, давно забыл о ней. На всей Чукотской земле впервые баня была построена на культбазе.
   - Может быть, еще кто хочет пойти вместе с Алиханом? - спросил я.
   Выступило несколько "храбрецов", нерешительно произнося: "Гым, гым!" (Я, я!) Принесли белье, банные принадлежности, и мы отправились. Школьники провожали нас, затаив дыхание, словно на героический подвиг.
   В бане было тепло, и дети с удовольствием начали сбрасывать одежду. Они давно уже не ходили по-домашнему, то есть голыми. Ребята с любопытством спрашивали то об одном предмете, то о другом. Беспрерывно слышалось:
   - Что это такое? А это что такое?
   Но больше всего детей удивило то, что я белый.
   Нужно сказать, что, долго живя на Севере, среди морозов и ветров, европейцы в значительной мере утрачивают право считаться белолицыми: лица и руки их становятся темно-красными, природный цвет сохраняет только тело. Поэтому дети с удивлением рассматривали меня.
   - Ты белый, как бумага! - говорили они.
   Их тела, покрытые жирной грязью, были цвета темной меди.
   Я подошел к баку с холодной водой, подставил под кран таз. Ребята, как бронзовые статуэтки, стояли полукругом и внимательно следили за мной.
   Набрав в таз немного воды, я вылил ее на пол. Вода потекла мальчикам под ноги. Они моментально забрались на скамейки.
   - Что такое? - спросил я.
   - Плохая вода! Холодно!
   Чукчи боятся воды, так как и в воде, по их представлениям, живут злые духи "келе". Море всегда холодное. Поэтому нет ни одного чукчи, который умел бы плавать. И когда однажды они увидели, как волна посадила на камни катер, а "белолицые", спрыгнув с него, пошли к берегу вплавь, разговорам не было конца: "Как тюлени плыли таньги!"
   - Ну, идите, я вам покажу другую, хорошую воду.
   Открыв кран с горячей водой, я снова подставил таз. Из крана полилась горячая вода, образуя клубы пара. Стоявшие на скамейках ребята снова окружили меня.
   - Здесь много такой воды? - спрашивали они, показывая на большой бак.
   - Вот если туда чаю положить! Сколько дней можно было бы пить чай! сказал практичный Рультуге.
   Я сделал движение, чтобы вылить на пол горячую воду. Ребята, словно горные козы, снова повскакивали на скамейки.
   - Чего вы испугались?
   Ребята неподвижно стояли на скамейках вдоль стен. После некоторого молчания один из них сказал:
   - Э, мы знаем! Эта вода тоже, должно быть, плохая.
   Я разбавил горячую воду холодной. Затем, обходя ребят, каждому подносил таз с водой. Они по очереди осторожно пробовали воду одним пальцем. После того как попробовал последний, я вылил на него весь таз. Мальчик разразился громким, раскатистым смехом и тотчас слез со скамейки. Ребята с удовольствием начали обливаться "приятной водой", в которой, безусловно, уже не было "злых духов".
   Я приготовил себе "мыльную слюну" и стал мыть голову. Дети наперебой стали подражать. Но когда одному в глаза попала мыльная пена, он заорал. Пришлось долго показывать, как моют глаза чистой водой.
   - Как же ты умываешься утром в школе? Ведь там такое же мыло?
   Мальчик виновато усмехнулся.
   - Там я только подержу мыло в руке и кладу обратно. Немного лицо холодной водой побрызгаю и скорей уступаю место другому.
   Когда стали мыться, то дело опять долго не клеилось. Мальчики не умели обращаться с мочалкой. Тогда я разложил Алихана на лавке и стал его намыливать. Сейчас же ребята попросили разрешения самим заняться этим делом. Они усердно принялись намыливать друг друга. Один мальчик лежал неподвижно, двое его натирали до того рьяно, что бедняга кряхтел и вскрикивал:
   - Раттаняу, раттаняу! (Довольно, довольно!)
   Такое "чистилище" прошел каждый из них. Я только поощрительно инструктировал.
   После этого я решил пройти с ними сразу "полный банный курс". Поддал пару, залез наверх и пригласил их к себе. Они забрались. Но люди, родившиеся в тундре, не переносят жары. Дети моментально соскочили и растянулись на животах прямо на полу, как тюлени на льду. Пришлось открыть двери, потому что мальчики кричали:
   - Жарко! Очень жарко!
   Банные церемонии заняли два часа, и два часа с нетерпением ожидали нашего возвращения школьники. Они все время подбегали к бане, но мы решили их пока не пускать. Даже врач и тот не выдержал: пришел узнать, почему мы так долго моемся.
   Когда мы вернулись в школу, нас окружили остальные ученики. Вымытые оживленно и восторженно рассказывали "грязным" о банных чудесах и о том, что они испытали и увидели. Учителям не пришлось агитировать других школьников, они лишь наблюдали со стороны; их вмешательство было совершенно излишним.
   Ко мне подбежала группа учеников.
   - А мы пойдем в баню?
   - Нет, вы не пойдете. Я ведь приглашал желающих, вы сами не хотели.
   - Нет, мы тоже хотим! - кричали они.
   Учеников разбили по группам, и они направились в баню с учителями. Девочки отвоевали первую очередь. Они пошли с учительницей. За ними заковыляла и Панай. Надо же взглянуть "своим глазом" что это там такое?
   По рассказам учительницы, вторая очередь была значительно интереснее. Там уже героиней была старуха Панай.
   Баня сразу же завоевала большое место в нашей воспитательной работе и в жизни школьников. Школьники ожидали ее с нетерпением, как большого события, и часто спрашивали:
   - Когда будет еще баня?
   Через школьников о бане узнали далеко за пределами культбазы. Не говоря уже о том, что наша "классная дама" Панай усвоила привычку мыться, многие чукчи стали приезжать в баню.
   Около бани собирались целые очереди желающих "обливаться теплой водой". Правда, вымывшись, бронзовые чукчи напяливали меховую кухлянку прямо на влажное тело, не обтираясь и не надевая рубашки. Но брешь была пробита.
   КЛАССНЫЕ ЗАНЯТИЯ
   Однажды Таня, войдя в класс, увидела больничного сторожа Чими. Наверное, интерес к грамоте возник и у него. Чими стоял около классной доски и вслух протяжно читал написанное слово:
   - Со-па-ка.
   Все ученики сидели на своих местах и, по-видимому, писали в тетрадях ту же "со-па-ку".
   Таня остановилась в дверях, но как только Чими увидел ее, он смутился и поспешил немедленно скрыться. Однако ребята уже успели научиться у Чими неправильно писать слово "собака". Целый урок учительница вынуждена была посвятить исправлению "сопаки". Некоторые звуки, обычные для русского языка, отсутствовали в чукотском.
   Переводчик Алихан знал русский язык, но круг его представлений был такой же, как и у всех его сверстников. Поэтому Алихан очень часто, не уясняя себе мысли учительницы, говорил чепуху с видом человека, выполняющего исключительно сложное и ответственное дело.
   Два месяца труднейшей работы миновали. За это время много узнали и сами учителя. Они нащупали какие-то неведомые пути взаимопонимания. Они почувствовали себя ближе к детям. И на третий месяц, при исключительном внимании и интересе со стороны детворы, Таня уже отлично "рассыпала" чукотские слова на отдельные отрывистые и протяжные слоги. О том, что можно дробить и складывать слова, дети не подозревали. Они никогда не слышали, что речь содержит отдельные слова, слова - слоги, слоги - звуки. Но когда узнали об этом, то и русская речь стала понятней и ясней.
   Наши классные занятия ни в какой мере не напоминали занятий в обычных школах.
   Не проходило и одного дня, чтобы на наших уроках не присутствовал кто-нибудь из приезжих родителей. Они тихо сидели, старались никому не мешать, а дети с восторгом щеголяли перед ними своими маленькими знаниями. Класс представлял замечательное зрелище: стоят чистенькие столики, за ними десятка полтора остриженных и одетых в школьные блузы чукотских детишек, среди них - учительница, а на полу - в проходах, в углах - сидят в меховых одеждах отцы и матери чукчи.
   Эти взрослые люди не понимали: как это можно "рассыпать" чукотское слово? Родители наблюдали за детьми и удивлялись, что маленькие понимают что-то совсем непонятное большим охотникам, убившим на своем веку немало тюленей, песцов, моржей и белых медведей.
   Что такое? Эта белолицая девушка сказала что-то по-чукотски? Язык ее произнес "ватап"*. Ватапом питаются олени. Зачем она шутит с этим словом и "рассыпает" его? Не лучше ли поосторожней обращаться с таким словом? Без ватапа олени становятся худыми и замерзают в пургу.
   [Ватап - по-чукотски - ягель.]
   Учительница, как фокусник, быстро показывает то одну бумажку, то другую, на которых нарисованы буквы, и дети, видимо, узнают то, что показывает она.
   Вот они все разом повторяют за учительницей слово "ватап". Учительница ставит слово - буквы разрезной азбуки - на доску и "разрезывает ватап" на части. Одну часть учеников заставляет произносить, "ва", другую - "тап", потом всех вместе - целиком все слово. Такое обращение со словом "ватап" пугает чукчей. Разве это слово - тяжесть, что нужно разбивать его на части? Ведь это не морж, которого человек не может поднять целиком!
   Какой-то старик, полный тягостных сомнений, поднимается с полу и медленно подходит к учительнице. Старик тихо что-то говорит, упоминая слово "ватап".
   - Что такое сказал старик? Переведи мне, Алихан.
   - Старик спрашивает: "Скажи, белолицая девушка, разве ватап имеет голову и хвост?"
   Таня в полнейшем недоумении. Она стоит со стариком рядом и смотрит на него растерянно. Старик озадачил учительницу и, довольный собою, ожидает, что скажет эта "белолицая".
   - Наверно, начало этого слова - голова, а конец - хвост! - поясняет Алихан.
   - Да, да, старик! - с радостью подхватывает Таня объяснение Алихана. Голова и хвост. Вот это - голова, а это - хвост, - показывает она старику на отдельные слоги слова "ватап".
   Теперь старик и вовсе ничего не понимает. А дети, ухватившись за такое сравнение, легче осваивают механику словообразования.
   - А скажи, Таня-кай, бывают такие слова, которые имеют и голову, и туловище, и хвост? - спрашивает Таграй.
   - Бывают, бывают! - весело отвечает Таня.
   - Назови одно! Интересно узнать, - говорит он.
   Таня ищет это слово, но на скорую руку никак не попадается подходящее. Наконец она останавливается на слове "А-ли-хан" и расставляет его на классной доске по слогам. Самые бойкие ученики читают, и вдруг в классе проносится:
   - Алихан! Алихан!
   Разом все оглядываются на мальчика и довольно смеются.
   - Вот оно, какое туловище!
   - Это - голова, это - туловище, это - хвост, - с холодной рассудительностью, не позволяя отклоняться в сторону смешного, говорит Таня. - Только это не настоящая голова, туловище и хвост. Это все равно что начало, середина и конец. Первый слог, второй и третий.
   Но никакое серьезное отношение учительницы не помогло. Как только урок кончился, немедленно Алихана окружили ученики. Маленький Рультынкеу ухватил его за ноги и говорит:
   - Смотрите на его "ханы". А это у него "ли"... - И, показывая пальцем на голову: - Это его "А".
   Долго потом звали Алихана "по частям".
   - Ну и дела! - сказала Таня, войдя в учительскую. - В словах разыскали какие-то хвост, голову и туловище. Наверно, в следующий раз захотят найти руки, уши и глаза. Так как-то само собой получилось.
   И Таня со смехом рассказала подробности проведенного урока.
   - Удачно! Удачно! Можно сказать - все средства хороши для достижения поставленной цели. Придется и мне воспользоваться этим методом, - сказал Володя, - а то у меня что-то не клеится со слиянием слогов.
   Так, с многочисленными, часто совершенно непредвиденными казусами, протекали классные занятия.
   К чести чукотских ребят нужно сказать, что, несмотря на все сложности обучения их грамоте на незнакомом им русском языке, малыши к концу учебного года свободно читали и списывали простые фразы.
   Уроки арифметики чукотские дети любили не менее "разговора на бумажке". Но здесь помехой являлся их обычный счет пятерками, по числу пальцев на каждой руке и ноге. Взрослые чукчи таким счетом пользуются очень хорошо в пределах тысячи. Они редко ошибаются, хотя считают довольно долго. Для большего удобства они иногда снимают обувь, и счет производится на двадцати пальцах рук и ног. Пять человек составляют сотню.
   Проезжая однажды по кочевым стойбищам, я заметил на склоне горы небольшое стадо оленей. Сидя на нарте, я легко пересчитал его. Оленей было сто двадцать восемь. Когда я спросил хозяина, владельца стада, сколько у него оленей, он не мог мне ответить.
   - Мы не считаем. Но если хоть один олень пропадет из стада, глаза мои узнают сразу.
   - А можешь ты посчитать?
   - Если тебе нужно, посчитаю. Только долго буду считать. Поезжай пока в ярангу, а потом я принесу счет.
   В яранге мы успели попить чаю, закусить, переговорить с хозяином обо всем, а часа через два пришел наш "подсчетчик". Он назвал цифру - сто двадцать восемь. Старик крайне удивился такому множеству оленей.
   - Наверно, ты ошибся. Так много оленей никогда у нас не было.
   Старик решил проверить. Он знал каждого оленя и поэтому немедленно, не выходя из яранги, занялся подсчетом. Для этого он разулся и через три часа сообщил, что подсчет произведен правильно. Натуральный "арифмометр", состоящий из пальцев рук и ног, был для подсчета такой цифры недостаточен. Старику оленеводу потребовались для этой цели все члены семьи, состоящей из пяти человек, кроме того, он пригласил двух человек из соседней яранги.
   В школе детям приходилось считать десятками. И успевали они не хуже детей в обычной школе.
   Урока арифметики ребята ждали с огромным интересом и занимались с удовольствием.
   В начале занятий, пока учителя не изучили ребят, были большие осложнения с решением простых задач. Учителям трудно было толково и понятно объяснить условие задачи, а главное - все задачи были вымышлены, и дети считали их "лживыми".
   Услышав условие задачи, школьники непременно спрашивали:
   - Когда и где это было?
   И когда выяснялось, что этого факта в действительности не было, они говорили:
   - Эта задача, которую ты нам даешь, - лживая задача, и решать ее мы не будем.
   Они требовали, чтобы в основе задачи лежал факт, и обязательно правдоподобный.
   - Охотник Уквылькот, - читает учитель условие задачи, - в первый день убил пять тюленей. На другой день он убил еще шесть. Сколько всего за два дня убил Уквылькот тюленей?
   - Это какой Уквылькот? Яндагайский, что ли? - немедленно раздаются голоса со всех сторон.
   - Ну, хотя бы яндагайский.
   Дети начинают смеяться. Потом выясняется, что яндагайский Уквылькот очень ленивый охотник и что больше двух тюленей он никогда в жизни не убивал. И то это такие тюлени, которые сами лезли ему под ружье.
   - Как же мы будем решать такую лживую задачу?
   В первые дни совершенно невозможно было преодолеть конкретное мышление чукотских детей. Отвлеченное мышление раздражало их. Они считали учителя по меньшей мере выдумщиком, вернее - лгуном.
   Подбор правдивых задач отнимал много времени. Их надо было искать на чукотских промыслах.
   Учителя специально выезжали в чукотские стойбища, вели разговоры с охотниками и там "составляли задачи". В поисках задач учителя хорошо познакомились со всеми видами промысла, узнали многих охотников. Часто учителя составляли задачи на пушной фактории, присутствуя при торговых операциях.
   - Нет, это невозможная вещь! - с легкой досадой говорила Таня. - А дальше как? Ведь искать задачи для второго класса будет еще сложнее. Надо будет тогда включить в штат специального искателя задач!
   К концу года решено было все же пойти на обман. Условия задач начали составлять на материале дальних охотников, которых дети плохо знали. Таким образом постепенно ребята привыкли мыслить отвлеченно.
   ИЗ ДНЕВНИКА ДЕЖУРНОГО ВОСПИТАТЕЛЯ
   Записи учительницы
   "10 января 1929 года.
   Все острей и острей чувствуется незнание чукотского языка. Мы совершенно безоружны. Мой переводчик Алихан не всегда под рукой, к тому же он часто и сам не уясняет себе все то, что я хочу сказать.
   Алихан устает от постоянных переводов.
   - Скоро мой язык устанет разговаривать, - жалуется он. - Наверно, я разговариваю больше всех на земле.
   И действительно, Алихан сначала выслушивает меня, затем переводит ученикам, а после этого переводит их ответ. Видно, что ему очень надоела эта "работа", так интересовавшая его вначале. Алихан очень гордился тем, что новости, сообщенные мною, он узнавал первый. Теперь это его не интересует, и он становится неактивным переводчиком. Нагрузка для такого мальчика, как Алихан, очень велика. Но что же делать? Другого выхода у меня нет.
   Часто приходится прибегать к далеко не совершенным способам обращения с детьми: мимике, жестикуляции. Но что это все значит? С грустью ловишь себя на мысли: что ты за воспитатель, если не можешь провести с ребенком беседу, которая могла бы оказать на него влияние?
   Не помогают и фразы, сказанные на исковерканном чукотском языке. Нередко скажешь что-нибудь по-чукотски невпопад, и это вызывает смех детей.
   Мне понятно, почему они смеются, и я пытаюсь объяснить причину моего плохого разговора. Говорю им, что скоро я научусь "лучше разговаривать по-вашему". Все они кричат:
   - Карэм, карэм, ты не научишься, потому что ты русская, а все русские разговаривают по-нашему смешно. Потом ты женщина, а говоришь по-чукотски как мужчина. Это очень смешно.
   И, вспомнив какое-либо слово, неудачно сказанное мною, они дружно принимаются хохотать.
   Мое положение становится ненормальным: я - учительница, и вдруг становлюсь предметом насмешек со стороны своих учащихся. Правда, эти насмешки носят незлой характер. Пока приходится со всем мириться.
   Воспитательная работа при таком положении хромает, если не на обе ноги, то на одну-то во всяком случае. Замедляется и темп учебной работы. Например, чтобы показать приемы правильного письма, приходится объяснять не всему классу, а к каждому ученику подходить по очереди и по нескольку раз молча демонстрировать.
   С первого дня, как только мне пришлось столкнуться с учениками нашей необычной школы, я сразу почувствовала все трудности работы. Эта новая, незнакомая обстановка выбивает меня из колеи. В педагогическом техникуме, где я училась, все мои познания и представления о народе, среди которого приходится работать теперь, были очень невелики. Я знала, что этот народ живет на Крайнем Севере, в Арктике, занимается охотой и разъезжает на собаках. Вот и все.
   Вступая на путь новой и ответственной работы, необходимо иметь какую-то точку опоры. Эта опора заключается в знании быта, в изучении чукотского языка. Без этого работа вызывает неуверенность, сомнение.
   Хочется много работать, для того чтобы воспитывать этих новых, советских людей, будущих строителей социалистической тундры. И это желание поднимает настроение; тебя все больше и больше влечет к этим милым и приветливым "мохнатым" ребяткам".
   Записи учителя
   "15 февраля 1929 года.
   Все же нам не повезло. Очень трудно прививать культурные навыки чукотской детворе. Недошедший пароход еще более осложнил нашу работу. В самом деле, какой порядок может быть в ученической столовой, когда у нас нет даже мисок? Суп разливается в чайные чашки, а деревянные ложки почти одинакового диаметра с чашкой. Школьники оказываются на положении лисицы в гостях у журавля. Я объяснил ученикам, что у нас плохо с посудой: пароход не дошел до культбазы и купить теперь негде. После этого не успел я отлучиться на минутку в учительскую, как увидел, возвратившись, такую картину: на столе море супа; костюмы, лица - все измазано супом; кругом стружки. Ребята, вооружившись ножами, в один миг обстрогали ложки, приспособляя их к чайной чашке.
   Они со всей серьезностью на лицах заняты изготовлением подходящих ложек.
   - Теперь ложками можно доставать суп с самого дна чашки, - говорит один "деревообделочник", показывая свою изуродованную ложку.
   Некоторые по неосторожности откололи почти половину ложки - и тоже довольны. Половина ложки свободно входит в чайную чашку, и они с восторгом доедают суп.
   22 февраля 1929 года.
   Во время вечернего чая было обнаружено несколько чайных чашек, не совсем чисто вымытых. Некоторые школьники заявили свою претензию к дежурным. Эта претензия меня крайне удивила, так как грязь обычно их мало смущает. Ребята говорят об этом, видимо, для того, чтобы понравиться мне. Они уже знают, что учителя - сторонники чистоты, и поэтому стараются поддерживать ее не для себя, а для учителя. Ну, пусть хоть с этого начинают. Потом войдет в привычку.
   Рультуге-первый лукаво посмотрел на меня и, обращаясь к дежурному ученику, сказал:
   - Почему ты плохо вымыл чашку? Когда я дежурил, ты пил из чистой чашки.
   Трое дежурных приняли этот справедливый упрек молча и с недоумением. Они даже не пытались защищаться, не понимая: в чем, собственно, дело?
   По моему предложению выбираются три плохо вымытые чайные чашки и ставятся на середину стола. Они у всех на виду, и ребята ждут: что же будет с этими чашками?
   - Придется, вероятно, им самим пить из грязных чашек, - говорю я ученикам.
   Грязные чашки пододвигаются к дежурным. Молча они берут их. Дежурных смущает не грязь, а самый факт плохой работы.
   - Вымойте чашки хоть для себя, - говорю я.
   - А мы можем пить и из таких, - заявляет один из дежурных.
   - Нет уж, идите на кухню и вымойте их как следует.
   Сконфуженные дежурные берут каждый свою чашку и очень неохотно направляются в кухню.
   Ручки многих чашек откололись. Все хотят пить чай из чашки с ручкой. Кто же отбивает ручки у чашек? Я попросил виновников поднять руки. Они честно сознались.
   - А почему Тает-Хема не подняла руку? Ведь у нее тоже чашка без ручки, - сказал Рультынкеу.
   - Ручку отбила не я, - горячо возразила Тает-Хема. - Рультынкеу ударил по ручке ложкой, от этого она отвалилась. Вина не моя, хотя чашка и стояла против меня. Я только плохо караулила чашку. Надо было мне держать ее в руках.
   Ребята согласились, что она, пожалуй, в самом деле не виновата.
   28 февраля 1929 года.
   Сегодня наконец удалось установить таинственное "вредительство". Входя в школу, я заметил группу учеников, стоявших на скамейках вокруг лампы. Они с интересом рассматривали разбитое стекло лампы и вздрагивающее пламя фитиля. В широкой части стекла зияла дырочка. Увидев меня, школьники слезли со скамеек и разошлись.
   Ко мне подбежал Лятуге. Он энергично показывал на дырочку в стекле, а потом на учеников. Видно было, что он жаловался на них. Ему надоело ходить и просить новые стекла.
   Было совершенно очевидно, что школьники намеренно разбивали ламповые стекла. Все же я склонен думать, что они это делают не из шалости, - они охвачены "духом исследования". Стекло они видят впервые, а как же не узнать все свойства его!"