Семушкин Тихон. Чукотка

   - Все равно волк не признал бы в вас больших охотников, - сказал Ульвургын.
   - А мы его спичкой! - торопливо сказала девочка.
   ...На культбазу я приехал вместе с Ульвургыном.
   С момента моего выезда в погоню и до самого возвращения все школьники были в сильном возбуждении.
   Что девочки-беглянки ушли, это их мало беспокоило. Вернее, их это совсем не беспокоило. Они хорошо знали, что девочки дойдут до своих стойбищ. Их интересовало, что из всего этого может получиться, какой конец будет у этой истории.
   Всю эту беспокойную ночь учителя оставались в школе до утра. И даже доктор Модест Леонидович проспал ночь в учительской, на кровати дежурного воспитателя.
   Но больше всех волновалась Таня. Она дала волю своей фантазии и уже представляла, как девочки в тундре замерзнут, как потом понаедут родители и какой из этого получится скандал. Вечером Таня настояла на том, чтобы принять самые серьезные меры по охране школьников.
   - Чего доброго, они ночью разбредутся все по своим стойбищам, говорила с тревогой Таня.
   Когда детей уложили спать, все двери незаметно для школьников заперли на замок. Ночь прошла благополучно.
   Утром, когда мы подъезжали к культбазе, с крыш домов, как камни во время обвала, посыпались школьники. Они с самого утра забрались туда и высматривали: не покажутся ли нарты?
   Не успели мы сойти на снег, как со всех сторон к нам сбежались все до единого школьники. Они засыпали нас всевозможными вопросами.
   Но Ульвургын молчал, словно набрав в рот воды. В дороге я договорился с ним, что он не будет разговаривать с каждым учеником в отдельности. Он готовился выступить на собрании.
   Его упорное молчание сильно беспокоило детей.
   - Зачем вы все молчите? Почему не рассказываете новостей? Я тогда не буду больше разговаривать по-русски: рука, рама... - пригрозила Тает-Хема.
   После такого "ультиматума" пришлось сказать, чтобы все собрались в класс. Дети медленно и неохотно направились туда.
   На собрании я прежде всего сообщил, что убежавшие девочки дома, что скоро они возвратятся к нам, что так уходить, как ушли девочки, нельзя: легко замерзнуть в нашей не приспособленной для дороги одежде, могут волки напасть. Если кто сильно захочет домой, надо об этом сказать учителям.
   Дети внимательно слушали, то и дело посматривая на Ульвургына. Их, видимо, интересовала больше та странная позиция, которую занял председатель поселкового совета. Она, с их точки зрения, была совершенно необъяснима. А он сидел рядом со мной и подтверждал мои слова короткими восклицаниями:
   - Да, правда! Правда это!
   Почти все дети в своей домашней обстановке курили и жевали табак. Курили они и в школе: отучить детей сразу от всех дурных привычек было невозможно - иначе они разбежались бы еще раньше.
   И теперь, на собрании, они курили, а некоторые жевали табак, который им привозили родители.
   Когда я кончил говорить, Ульвургын выбил трубку, спрятал ее и обратился к детям с речью. Он держал себя исключительно спокойно и важно. Ульвургын ловил детские настроения, он прекрасно понимал психологию ребят.
   И когда он наконец заговорил, школьники очень обрадовались. Они уже думали, что Ульвургын из-за беглянок рассердился на всех.
   Его медленная, с паузами речь, во время которой в классе стояла мертвая тишина, была очень убедительна и понятна каждому ученику. И как только Ульвургын кончил говорить, послышались детские голоса:
   - Карэм, карэм! Кэйве, левыт уйнэ!*
   [Правда, головы нет!]
   Так весь коллектив осудил беглянок.
   КАНИКУЛЫ
   На собрании дети с грустью подчинились своей судьбе. Но тоска, непреодолимая тоска по ярангам не покидала их. Между тем об отпуске, казалось, не могло быть и речи: ведь дети прибыли в школу всего несколько дней тому назад. Школа с большим опозданием начала свою работу. Тяжелое настроение детей чувствовалось все больше и больше, и мы решили устроить им каникулы раньше установленного срока.
   В тот же день мы собрали детей в класс, и я им сказал:
   - Мальчики и девочки! Завтра мы вместе с вами поедем к вам в стойбище. Мы поедем в гости к вашим отцам, матерям, сестренкам и братишкам. Учителя будут жить вместе с вами до самого возвращения на культбазу. Три дня мы будем жить в гостях, а потом вернемся в школу.
   Лица детей загорелись неописуемой радостью. Глаза заблестели. Со всех сторон только и слышно было:
   - Ох, как хорошо! Хорошо!
   Не дожидаясь конца беседы - им больше ничего не нужно было, - они повскакали с мест и выбежали из класса. Весело подпрыгивая, они носились, как зайцы, по всем комнатам школы.
   Школьники с нетерпением ожидали, когда кончится этот день; хотелось, чтобы скорей кончилась и ночь, а утром немедленно собираться домой.
   Чтобы сократить остаток дня и оставить о школе хорошее впечатление, мы решили провести вечер как можно интереснее. В нашем распоряжении была кинопередвижка. Мы организовали киносеанс. Дети еще не имели представления об этой волшебной машинке. И хотя их мысли теперь были заняты предстоящим отъездом, все же они с большим интересом наблюдали за всеми приготовлениями к киносеансу.
   - Что это такое поставили на стол? Швейную машину?
   - Нет, - говорила Тает-Хема, - швейная машина меньше.
   - А, это большая швейная машина, - утверждал Рультынкеу.
   На стене для чего-то прибили кусок белой материи. Окна затемнили одеялами, чтобы не проникал лунный свет.
   Рультынкеу опять сказал:
   - Это машина. Она большая потому, что будет шить, наверно, издалека. Видишь, для нее материю подвешивают!
   Но вот все приготовления окончены, дети посажены на места. И когда в зале стало совсем темно, они все зашумели, предположив, что сейчас начнется большое, неведомое им шаманство таньгов.
   "Наверно, таньги желают сбить с толку злых духов "келе"", - думали дети: ведь в их ярангах, когда шаман начинал бить в бубен, тоже тушили в жирниках свет.
   Темнота длилась недолго. Не успели дети испугаться по-настоящему, как объектив кинопередвижки отбросил на экран большой светлый сноп лучей.
   "Вот оно, начинается!"
   На экране образовался большой круг и, расширяясь, расплылся по всей стене. Моментально воцарилась тишина. Снова темно, и вслед за этим на экране появился большой олень, больше настоящего! Дети уже видели картинки в книжке, и теперь их удивлял только размер оленя да непонятно было, кто его подвесил на стенку. На стене олень выглядел как настоящий. Поворот ручки - и олень пришел в движение. Он поднял ноги, замотал головой с ветвистыми рогами.
   "Вот оно, начинается!" - затаив дыхание, думали дети.
   Олень скоро исчез, появилось целое стадо. Олени двигались, задевали своими ветвистыми рогами друг друга, раскапывали копытами снег, щипали ягель. Они были совсем как живые. Дети не могли удержаться от возгласов. Они задвигались на скамьях, зашумели. Их лица с открытыми ртами и расширенными глазами выражали испуг, изумление. Дети смотрели то на картину, то на "трещалку" - динамомашину, которую крутил учитель. Это было необыкновенное шаманство!..
   Картина для первого раза была взята намеренно из знакомой детям жизни. Нельзя было показывать картину из жизни, неведомой им, иначе в первый же раз можно было их перепугать.
   Они видели знакомые им юрты кочевников, настоящих оленей, тюленей, моржей. Картина переносила их в мир знакомых вещей, хотя и неведомо как появившихся здесь.
   Когда же на тюленьем промысле показался ледокол, из труб которого валил густой черный дым, ощущение было прямо осязаемым. Казалось, школьники слышат треск громоздящихся льдин. Но когда ледокол пошел по направлению к зрительному залу, школьники повскакали с мест и бросились к стенам, давая ему дорогу.
   Люди на экране ходили, работали, разговаривали, махали руками, только не слышно было их слов.
   - Живые белые чертики! - шепотом говорил Рультуге-первый.
   - Нет, - сказал Таграй, - это машинка, делающая на стене жизнь.
   Киносеанс кончился. Дети отправились в спальни, но в этот вечер они долго не могли уснуть. Далеко за полночь слышался детский шепот: они беседовали о кинокартине, обсуждали план поездки домой, предвкушая все удовольствия завтрашнего дня.
   ДОМОЙ, ДОМОЙ!..
   Рано утром, задолго до обычной побудки, дети уже сидели на кроватях в полной готовности к отъезду. Они даже решили отказаться от завтрака, лишь бы поскорей поехать.
   А еще раньше из всех чукотских стойбищ выехали на собаках чукчи-родители. Они больше детей радовались каникулам. Мы были поражены их неожиданным появлением. Как они могли узнать, что мы отправляем детей на каникулы? Ведь это решение вынесено было лишь вчера вечером.
   Секрет открылся позже. Вечером на культбазе был какой-то чукча, который пришел наниматься на работу. От школьников он узнал, что утром их отпускают по домам. Это была новость настолько важная, что чукча счел своим долгом немедленно же известить родителей. Счастье сообщить такую важную новость не каждому выпадает! Чукча пустился бегом в ближайшее селение. Когда там стало известно об отпуске детей, то сейчас же нашлось много любителей-разносчиков "пыныл" - новостей. И всю ночь скакали собачьи упряжки из селения в селение. Весть распространилась с необычайной быстротой.
   Галопом неслась с горы прямо к культбазе первая упряжка. Каюр лихо промчался мимо жилых домов.
   В школе поднялся невообразимый крик:
   - Едут! Едут!
   Школьники выбежали на улицу. Я тоже вышел встретить первую нарту и был крайне удивлен, когда увидел, что с нее сходит Ульвургын.
   Он подошел ко мне и весело поздоровался. Его шапка болталась на ремешке за спиной. Голова была обнажена, и волосы заиндевели. От него шел пар, он был красен от сильного мороза, возбужден и хорошо настроен. Ульвургын был неразрывно связан со школой и жил интересами школы, интересами детей. Все хорошее в школе его радовало. То, что дети собирались домой, было, по его мнению, очень хорошо. Теперь лишний раз охотники убедятся: он, Ульвургын, знает, что русские ничего плохого детям не сделают. Поэтому он и примчался сюда первым.
   - Сейчас приедут все нарты, - громко сказал он.
   Действительно, одна за другой, нарты уже показывались из-за холмов.
   Для врачей, ветеринаров, для всех жителей культбазы, казалось, тоже наступил праздник - все они столпились у школы. А учителя - те чувствовали себя именинниками.
   Я пригласил Ульвургына на чай и для обычной небольшой беседы.
   - Ульвургын, дети рвутся домой и не хотят даже завтракать, - сказал я ему.
   - Не надо завтракать. Можно дома. Сейчас надо скоро ехать домой, нетерпеливо проговорил Ульвургын.
   - Нет, Ульвургын, я думаю, подождем, когда приедут и...
   Но Ульвургын перебил меня:
   - Все уже приехали. Только одной нарты нет, она в ремонте. Тмуге не может приехать, его ребенка мы заберем.
   - Как же так, Ульвургын? Почему он вздумал ремонтировать нарту в такой момент, когда нужно ехать за сыном? Не знал? Разве духи не предупредили его? Он ведь немножко шаман? - иронически спросил я.
   - Не знаю, - ответил Ульвургын и сам смутился.
   Хотя Ульвургын и был председателем поселкового совета, но это не мешало ему пошаманивать. Это было семейное шаманство. В каждой яранге висел бубен, и каждый шаманил "для себя".
   - Ульвургын, а кто-нибудь из ваших сильных шаманов знал, что скоро отпустят детей в яранги?
   - Никто ничего не говорил.
   - Как же это они? Такое важное дело - и вдруг не могли узнать? Я думаю, что они не знают ничего. Просто обманывают вас всех, да и только. Как ты думаешь?
   - Не знаю, - уклончиво ответил Ульвургын.
   - Ну, хорошо. Теперь как же быть с учениками? Я все же думаю так: мы вместе со школьниками и родителями устроим "большой чай", а потом разъедемся.
   - Может быть, это правда! - удовлетворенно сказал Ульвургын, радуясь, что я прекратил разговор о шаманстве.
   Он встал и с невероятной для него торопливостью пошел к чукчам.
   Из окна я видел, как Ульвургына окружили люди и он им что-то рассказывал. Охотники внимательно слушали его. При сильном морозе почти вся толпа стояла на улице с непокрытыми головами. Шапки на ремешках болтались за спинами.
   Наши женщины суетливо распоряжались в столовой. Они сдвигали столы, накрывали их, а пекарь-китаец проявил все свое искусство, приготовляя вкусные кондитерские изделия. Но, к удивлению Го Син-тая, самый обыкновенный хлеб чукчам нравился больше. В какой обиде был пекарь Го Син-тай!
   Когда все было приготовлено, чукчи, школьники, работники культбазы торжественно сели за столы. Это был самый многолюдный завтрак на Чукотке!
   После завтрака учителя еще не успели одеться, как все школьники сидели уже на нартах.
   У Рагтыыргына (так звали отца одного из учеников) была самая лучшая нарта, с упряжкой в двенадцать прекрасных псов. Он подошел ко мне и сказал:
   - Пойдем на мою нарту!
   С визгом, гиканьем нарты рассыпались в разные стороны. Собак гнали, словно на бегах на большой приз. От быстрой езды захватывало дух. Упряжки мчались не одна за другой, как это бывало обычно, а вперегонки, веером. Мы быстро приближались к чукотскому стойбищу.
   РУЛЬТЫНКЕУ В ЯРАНГЕ
   Не успели мы подъехать к яранге, как послышался крик:
   - Приехали! Приехали!
   Вскоре этот крик подхватили во всем стойбище. Чукчанки в своих неуклюжих меховых комбинезонах метались по стойбищу. Собаки, щенки неистово завыли. В стойбище поднялся невообразимый переполох.
   Мы остановились около яранги Рагтыыргына. Из мехового полога кубарем выкатилась полуголая Рультына. Обычно неуклюжая, неповоротливая, медлительная, она в этот момент напоминала лису, нашедшую своего детеныша.
   Сияющая от радости мать схватила Рультынкеу и без слов стала обнюхивать его. Потом она унесла его в полог.
   В пологе Рультынкеу разделся. На мальчике уже не было следов тех шаманских знаков, которые ему сделали перед отправлением в школу. Они стерлись за время пребывания у нас. На нем был наш костюм. Присмотревшись к сыну, Рультына снова стала обнюхивать его. Большая любовь матери, выражение большой радости были в этом обнюхивании. Это соответствовало материнским поцелуям на Большой Земле.
   Рагтыыргын распряг собак, влез в полог и очень удивленно спросил:
   - А где же чай?
   - Ой, забыла! - засуетилась Рультына.
   Забыть поставить чай во время приезда даже "неважных" гостей - вещь совершенно невероятная. Чай приготовляется немедленно. Стоит только женщине услышать, что к яранге кто-то подъезжает - пусть даже враг, - сейчас же подвешивается над жирником чайник. Но, увидев сына, Рультына забыла все свои обязанности.
   Рультынкеу сидел в центре полога. Здесь, совсем притихшие, сидели братишка лет пяти и две сестренки, из которых одна была на год старше Рультынкеу, а другая немного помоложе. Они с любопытством рассматривали мальчика. Сначала смотрели искоса, молча и осторожно. Но вскоре не вытерпели, начали ощупывать рубашку и штаны Рультынкеу, выданные ему школой. С не меньшим любопытством разглядывала Рультынкеу и седая бабушка. Трудно было определить, как она относится к обновленному внуку: внешне она была совершенно спокойна и равнодушна. Старуха сидела на мехах. Из рук ее почти вываливалась трубка.
   Рультынкеу все время сидел молча и неподвижно. Ему хотелось показать свой костюм, и в то же время он как будто безразлично относился к тому, что его ощупывают. Но безразличие его было деланое. Вскоре Рультынкеу отстегнул ворот рубахи, и под ним показалась нижняя сорочка. Он немного надул щеки и, видимо, наслаждался чувством собственного превосходства.
   Затем он снял верхнее платье и остался в нижнем белье. А еще через некоторое время снял и белье. Теперь мальчик принял свой обычный, домашний вид.
   Вдруг Рультынкеу вспомнил, что он еще кое-чем может удивить своих родных. С серьезным видом он потянулся к своим штанам, вытащил из кармана носовой платок и стал без всякой надобности тереть себе нос.
   Такого номера, признаться, я никак не ожидал и, не выдержав, расхохотался. Рультынкеу смутился. "Что же тут смешного? Разве все таньги не трут себе нос белой материей?" - говорил его укоризненный взгляд.
   Он положил платок обратно в карман и велел братишке отнести штаны в угол. Братишка охотно исполнил поручение. На четвереньках он пополз в угол и остался стеречь эти диковинные штаны.
   Стали пить чай. На всех лицах было добродушнейшее выражение. Рультына вылезла из полога в сенцы яранги. Скоро она вернулась и подала Рультынкеу долго хранившееся лакомство: замороженный тюлений глаз.
   Из-за такого лакомства дети всегда ссорились, но теперь никто не посягал на него: все считали, что Рультынкеу, безусловно, имеет преимущественное право.
   Да и сам Рультынкеу сознавал, что это именно так; он взял тюлений глаз и сунул его себе в рот.
   Все молчали, но все отлично понимали друг друга.
   Вдруг старуха зашевелилась и глухим голосом спросила Рультынкеу:
   - Твой отец? - и показала на меня костлявой рукой.
   - Да, - коротко ответил он.
   Этот коротенький диалог суровой бабушки и маленького внука-школьника говорил об очень многом. Он говорил о том, что эти люди, и даже эта древняя старуха, относятся к нам с доверием.
   Все считали, что детей в школе содержу я, на свой личный счет. У всех сложилось представление, что я не иначе как очень богатый человек и большой чудак. Мысль о государственном содержании детей в школе долго не укладывалась в головах чукчей.
   Когда я вышел на улицу, около яранги Рагтыыргына толпилась группа наших школьников. Они подбежали ко мне, молча взяли за руки и потянули к себе.
   Мы обошли яранги, в каждой беседовали на одну и ту же тему - об интернате - и бесконечно пили чай. С чукотской точки зрения, отказаться от чая - значит обидеть хозяина.
   Старик Тнаыргын расхаживал с костылем по стойбищу, заглядывал в каждую ярангу, где были ученики. Он ходил с довольным видом и думал о том, что он раньше всех людей этого стойбища увидел солнце. Он мудрый старик. Еще никогда не давал он плохого совета своему народу. Старик был горд тем, что "не промахнулся" в таком важном деле: отдать детей в школу.
   А дети, увидев яранги, позабыли о своей тоске. Теперь они с радостью рассказывали старику о забавной жизни в деревянной яранге, где им весело, где их не обижают, где о них заботятся.
   - Я давно так думал. Я знал, что вам будет там хорошо. Старик плохо не скажет, не научит плохому, - говорил Тнаыргын и шел в следующую ярангу, чтобы сказать то же самое.
   ОХОТА НА ТЮЛЕНЯ
   Три дня жили ученики в чукотских стойбищах. Вместе с ребятами мы ходили на охоту за тюленем, ловили на крючок в прорубях рыбу.
   Однажды мы с группой мальчиков ушли по торосистым льдам далеко в море, где была полынья. Полынья напоминала спокойное озеро. При лунном свете вода казалась черной и густой. Изредка на гладкую поверхность полыньи выныривали тюлени. Они показывали только свою небольшую черноватую голову и мигом исчезали.
   Дети-охотники отлично знали трусость и осторожность тюленей. Все "охотники" были одеты в маскировочные белые комлейки. Спрятавшись где-нибудь за льдиной, они зорко всматривались в темную гладь открытого моря.
   И учителя и ученики - все были вооружены четырнадцатизарядными "монтекристо". Школьники на охоте проявляли исключительную выдержку и спокойствие, а учителя, попав впервые в эту обстановку, оказались такими несдержанными охотниками, что дети удивлялись их поведению.
   Как только показывался тюлень, учителя открывали канонаду и, конечно, стреляли мимо цели. На воде требуется особый прицел, учителя этого еще не знали.
   Дети были поражены, как это учителя - взрослые люди, а тюленя не могут убить и не знают, когда можно в него стрелять!
   Учителя совсем утратили бы свой авторитет, если бы ученики не узнали, что на нашей земле нет тюленей и нам никогда не приходилось охотиться.
   - И белых медведей тоже нет? - любопытствовали они. - И моржей нет? А как же там живут люди?
   Морж, тюлень для чукчей - основа жизни. Это знает каждый маленький ребенок. Морские звери дают все: и одежду, и топливо, и освещение, и, самое, главное, питание.
   - Ка-ако-омэй! - удивился один мальчик. - Ну, тогда вам довольно стрелять. Только патроны тратите зря и зверя пугаете.
   Учителя вынуждены были принять разумный совет и, сложив оружие, спокойно стали наблюдать за охотниками в возрасте от восьми до двенадцати лет.
   Показался тюлень. Он плыл, положив свои редкие твердые усы на поверхность воды. Но ни один мальчик не пошевелился. Они как бы застыли на ледяном берегу с винчестерами в руках. Никто из них даже не вскинул винчестера. Огромную настороженность да превосходное знание обстановки проявляли эти маленькие охотники.
   Войдя в охотничий экстаз, даже Таня привскочила и громко закричала:
   - Тюлень! Тюлень! Стреляйте его!
   - Нельзя! - спокойно сказал мальчик. - Все равно его потом не достанешь.
   Несколько ближе показался еще тюлень. Моментально раздался выстрел.
   Из-за льдины поднялся Таграй и, довольно улыбнувшись, сказал Тане:
   - Смотри, вон убил.
   Шагах в пятнадцати от охотника, на воде, окрасившейся кровью, лежал тюлень.
   К Таграю подошли его товарищи и не спеша стали разматывать ремень.
   У каждого в руках был круг тонкого, как бечева, ремня, на конце которого привязана небольшая грушеобразная чурочка с острыми, согнутыми, как когти, гвоздями.
   Таграй взмахнул рукой - и деревянная чурка, прожужжав в воздухе, упала на воду, не долетев до тюленя. Перебирая руками ремень, он вытащил ее обратно.
   Вторым ловким броском Таграй закинул чурку дальше тюленя. Осторожно направляя ремешок, Таграй подвел чурку с гвоздями к тюленю. Рывком он вонзил гвозди в зверя и стал подтягивать его к себе.
   Охота оказалась удачной. Вскоре наши школьники убили еще трех тюленей. Было уже поздно, и мы решили вернуться в стойбище.
   Лунные блики ложились на причудливые торосы. Перепрыгивая с одной льдины на другую, счастливые охотники, наши вчерашние пугливые школьники, чувствовали себя здесь, среди широкого ледяного простора, хозяевами: на моржовом ремне они волоком тащили в ярангу тюленей - пищу себе и другим.
   - Стой, стой! Что это такое? - кричит Володя.
   Во льду было круглое отверстие, диаметром меньше полуметра. Видно, что кто-то его специально сделал.
   Подошел мальчик и объяснил:
   - Тюлень сделал. Разве ты не знаешь? Это уж все знают, спроси любого.
   И мальчик, удивленный скудными познаниями своего учителя, обстоятельно рассказал о жизни тюленя.
   - Он все равно как человек дышит. - Мальчик делает несколько глубоких вдохов и добавляет: - Вот так!
   Из беседы с детьми учителя узнают многое о жизни тюленя.
   Когда лед под натиском ветра и морских течений плотно смыкается, трудно тогда тюленям. В море они могут задохнуться, потому что дышат легкими.
   Где-нибудь около трещины тюлени продувают лед. Если отдушину нужно продуть в толстом льду, они собираются группой - пять-шесть тюленей - и, плотно прижавшись друг к другу, словно сосут лед.
   - А откуда вы знаете, как они продувают лед?
   - Осенью лед прозрачный - видно. Много работают тюлени!
   Тюлень вылезает на лед через отдушину, ложится близко около нее подышать и отдохнуть. Нередко он спит около своей отдушины, но спит очень чутко. Малейшая опасность - и полусонный тюлень быстро, мелькнув ластами, уходит в море.
   - Охотятся и у таких отдушин, - рассказывает мальчик. - Человек крадется ползком, на животе. Только бить тюленя надо наповал, иначе уйдет, даже сильно раненный. А вот умка очень хитрый! Он тоже хороший охотник на тюленя. Лучше, чем человек.
   Заметив издали лежащего на льду тюленя, белый медведь, или, как чукчи зовут его, умка, не торопясь, начинает заходить с подветренной стороны. Он знает, что нельзя идти по ветру: тюлень быстро почует его своим тонким обонянием.
   Умка - белый медведь ползет на животе, медленно приближаясь к тюленю, лишь изредка чуть-чуть приподнимает голову, следя за своей жертвой. Иногда он долго лежит неподвижно, будто он не медведь, а глыба льда. В это время он и смотрит прищуренными глазами. Изредка тюлень поднимает голову и осматривается по сторонам. Но память у него плохая. Он не запоминает очертаний льдин вокруг себя. Неподвижного медведя он принимает за снежный или ледяной бугор.
   Этим-то и пользуется хитрый умка. Когда момент настал, умка одним прыжком бросается вперед и садится на отдушину. Тюлень погиб, уйти ему некуда. Тогда он начинает уползать от медведя.
   Умка не спешит: все равно тюлень никуда не уйдет. Умка долго сидит на отдушине, затем, как бы нехотя, медленно идет за уползающим тюленем. Настигнув свою жертву, медведь прежде всего сжимает мягкий череп тюленя, а потом уже когтями распарывает ему живот.
   Бывает, что белый медведь охотится и за маленьким моржом. Одной лапой он держит моржа за шею, а другой, взявшись за клыки - бивни, сворачивает ему голову.