Семушкин Тихон. Чукотка

   - Давно они приехали?
   - Нет, столы только расставляют в один ряд.
   - Что же ты молчал до сих пор? Ну ладно, снег оставим до вечера.
   Не сказав больше ни слова, доктор поспешил вниз. Он торопливо слез по лестнице, на ходу сбросил халат, схватил кожанку и вбежал к себе в комнату.
   С шахматами подмышкой доктор чуть не бежал в школу. Войдя в зал, он увидел Андрея Андреевича и, страшно рассерженный, обрушился на него:
   - Что же это за безобразие, Андрей Андрей?
   - Вы, доктор, в сердцах-то даже по-чукотски стали звать меня, засмеялся Андрей Андреевич.
   - Да как же! Моя идея этот одновременный сеанс - и вдруг не сказать мне!
   - Доктор, мы хотели...
   - Что там - хотели, хотели! - перебил он. - Извините, но это просто свинство.
   - Модест Леонидович, вот смотрите, вам стол приготовлен. Сейчас хотели посылать за вами.
   - А! В таком случае прошу прощенья!
   Классные ученические столики стояли в ряд во всю длину зала. Участники игры садились на свои места. Здесь были пограничники, учителя, ученики и даже один малыш из второго класса, который со всей серьезностью расставлял фигуры на своей доске.
   Кругом, затаив дыхание, стояли зрители.
   Таграй глядел на шахматистов и заметно волновался. Правда, каждого из них в отдельности он обыгрывал, но теперь все вместе они представлялись ему большой силой.
   Доктор сел за крайний столик. Он расставил фигуры, встал с поднятой рукой и сказал:
   - Внимание, товарищи! Я должен сделать маленькое разъяснение. Дело в том, что это очень сложная игра. Это высший класс игры. Здесь требуется абсолютное соблюдение правил. Ни разговоров, ни вздохов - тут ничего не должно быть. Что касается зрителей, то они должны набрать в рот воды и молчать, как скалы.
   Такое серьезное вступление доктора всех парализовало. Все так насторожились, будто ждали, что сейчас произойдет нечто самое удивительное. А Таграй стал волноваться еще больше. Казалось, он не находил себе места. Он то сидел в сторонке, то вставал и проходил мимо столов своих многочисленных противников.
   К нему подошла Татьяна Николаевна и шепнула:
   - Ты не волнуйся, Таграй. Не будешь волноваться - обязательно выиграешь.
   - Итак, товарищи, чтобы я не слышал в зале ни одного слова. Начинай, Таграй, с меня, - и доктор сделал ход е-2 - е-4.
   Таграй ответил и пошел по длинному ряду, быстро отвечая на первые ходы противников. Но вот он остановился против красноармейца и задумался. Ход был необычный. Подумав, Таграй передвинул фигуру.
   - Прошу извинения! - встал доктор. - Очень важное упущение. - И, обратившись к Таграю, он сказал вразумительно: - Ты, Таграй, можешь не спешить. Думай сколько тебе угодно.
   - Хорошо, - спокойно ответил тот и сделал ход на докторской доске.
   В зале стояла полная тишина, только слышались легкие постукивания фигур да шаги Таграя. Игра шла у него хорошо, и он успокоился. Вскоре он подошел к самому малолетнему партнеру, сделал ход и сказал:
   - Мат!
   Игроки оглянулись и увидели побежденного малыша. Он откинулся всем корпусом назад. Словно от испуга, у него открылся рот, а рука закинулась на затылок. Выйдя из оцепенения, мальчик вскочил и побежал из зала. Стоявшие здесь ученики зажали себе рты и ринулись за малышом в сени, чтобы вволю там насмеяться.
   Игра продолжалась. Таграй остановился против доски Андрея Андреевича, наклонился над ней, подумал и, улыбнувшись, сказал:
   - Вот здесь у меня был конь.
   - Вот он, Таграй, у меня в руке, - сказал Андрей Андреевич. - Я хотел проверить: помнишь ты или нет?
   - Я должен был им делать мат. Вот так, - сказал Таграй.
   Андрей Андреевич молча пожал руку Таграю.
   Таграй пошел дальше.
   - Доктор, вы еще не сделали хода? - спросил он.
   Модест Леонидович оторвался от доски, снял очки, поднял голову, глядя в упор на Таграя, и сказал ему строго:
   - Я имею право думать, Таграй. И прошу вас, - он назвал его впервые на вы, - меня не торопить. Эта игра на размышлении основана.
   - Хорошо, хорошо! Я подожду.
   Доктор углубился в размышления и вскоре сделал ход.
   Подойдя к Николаю Павловичу, Таграй передвинул фигуру и объявил противнику мат.
   - Благодарю вас, Таграй, - сказал тот, поднимаясь со своего места.
   Вскоре вся середина была побита. Остались фланги.
   На одном конце сидел доктор, на другом - красноармеец-пограничник.
   - Простите, - сказал доктор, - может быть, нам пересесть поближе друг к другу, чтобы Таграю не ходить.
   - Ничего, я буду ходить.
   Игра продолжалась долго и упорно.
   Наконец послышался радостный крик красноармейца:
   - Мат, Таграй!
   Доктор вскочил и быстро направился к доске красноармейца.
   Его остановил Андрей Андреевич:
   - Э, доктор, не нарушайте порядка! - и преградил ему путь рукой.
   - Да я только взглянуть.
   - После посмотрите.
   - Ну хорошо. Я прошу оставить партию на доске.
   Таграй убедился в своем поражении и направился к доктору. Он думал долго, и игра затягивалась. Таграй пододвинул скамейку, сел.
   Доктор чаще, чем это было нужно, снимал очки, протирал их и снова погружался в размышления. Пальцем в воздухе он словно описывал ходы и был в прекрасном настроении. Игра шла с явным преимуществом на стороне доктора. Спустя немного времени Таграй встал, хлопнул ладонью по столу и громко сказал:
   - Сдаюсь, доктор!
   - Во! Я сегодня в форме! - довольно заключил Модест Леонидович.
   Все окружили их, поднялся невероятный шум. Доктор вытирал лицо платком и улыбался. Победа над Таграем доставила ему истинное наслаждение. Потом они рассмотрели партию красноармейца и все вышли на улицу. Был ясный, тихий, хороший вечер.
   Доктор взял Таграя под руку и повел его к себе.
   - Это была очень интересная партия, - сказал он. - Я доволен игрой. Зайдем ко мне, выпьем по стаканчику кофе, я тебе покажу одну задачку. Кстати Марии Федоровне подтвердишь, что я выиграл у тебя. А то, знаешь, наши русские жены, они никогда не верят своим мужьям! - и доктор расхохотался.
   Они шли к больнице, доктор бережно поддерживал Таграя под руку, говорил, заглядывая ему в лицо, и казалось, что более приятельских отношений, чем с этим чукотским юношей, у него никогда не бывало ни с кем.
   Культбазовцы весь вечер находились под впечатлением шахматной игры.
   - Нет, черт возьми, какая досада, что доктор вылез! - с такими словами вошел Андрей Андреевич к директору школы.
   - Единственно, чем это хорошо: с особым подъемом теперь будет лечить людей.
   Андрей Андреевич присел на стул и закурил.
   - Ты знаешь, зачем я к тебе зашел?
   - Трудно угадать твои мысли, - ответил директор.
   - Я придумал... очень интересную вещь.
   - Какую?
   - Давай, я научу Таграя управлять самолетом. Он это с легкостью освоит.
   - Летчика хочешь из него сделать?
   - Да.
   - Нет, Андрей Андреевич, это не пойдет. Ему школу надо окончить. А потом, мы совершенно не имеем никакого права рисковать первыми ростками национальной интеллигенции.
   - То есть как это рисковать?
   - А вдруг он угробится на самолете?
   - На этот счет у меня есть мудрая народная поговорка. Своим бойцам я иногда говорю ее: вдруг и чирей не сядет! Не поговорка, а прямо диалектика. А потом, известно ли тебе, что процент гибели людей на железных дорогах больше, чем в авиации? По-твоему, его и на поезд нельзя посадить: а вдруг авария?
   - Учиться же ему, Андрей Андреевич, надо. Школу нужно окончить.
   - От школы я не намерен его отрывать. Я предлагаю без отрыва от производства. Накануне выходного дня буду за ним присылать нарту. Приедет он ко мне с ночевкой, а за пять минут до начала занятий будет доставлен в школу - как из пушки, при любых обстоятельствах.
   Трудно было найти какой-нибудь веский довод против, и директор согласился.
   В окно они увидели Таграя, проходящего по улице с Леной. Она что-то оживленно рассказывала ему.
   - Таграй! - крикнул директор в форточку. - Зайди!
   Таграй вбежал в комнату.
   - Эх, Таграй, Таграй, что же ты доктору-то проиграл? - встретил его Андрей Андреевич.
   Таграй засмеялся.
   - Мне Мария Федоровна сказала, что если я почаще ему буду проигрывать, он готов мне купить в подарок целую упряжку собак.
   - Подумаешь, какое дело - собаки! Десять километров в час! Пусть он купит тебе самолет. Так и быть, для такой цели я ему продам один старенький, - шутя заметил Андрей Андреевич.
   - Таграй, - сказал директор, - Андрей Андреевич придумал для тебя новое занятие.
   - Какое занятие?
   - Хочет научить тебя управлять самолетом.
   - Меня? А разве можно? - спросил Таграй с сияющим лицом.
   - Если хочешь, могу научить, - сказал Андрей Андреевич.
   - Очень хочу. Пожалуйста, научи! Только правду ли ты говоришь, Андрей Андрей?
   - Правду, Таграй. Сейчас только о тебе говорили.
   - О-о! Я очень хочу летать. Я всегда смотрю на самолет и всегда думаю об этом. Один раз во сне даже видел, как я летал над тундрой.
   - Значит, договорились? Руку, Таграй!.. - И Андрей Андреевич, звонко ударив по его руке, энергично затряс ее. - По выходным дням будем учиться. Только условие, Таграй: не болтать. Учиться будем по секрету, чтобы никто и не знал, что ты учишься. Может быть, не научишься еще. Смеяться будут.
   - Есть, товарищ Горин! - радостно согласился Таграй.
   - А теперь пойдем к доктору, поговорим насчет здоровья.
   Доктор встретил их с распростертыми объятиями. Сегодня он вообще готов был обнять весь мир. Такой незначительный факт, как победа в шахматной игре, здесь, на далеком Севере, вырастал в грандиозное событие.
   - В гости зашли, доктор. Да немного и о деле договорить, - сказал Андрей Андреевич, присаживаясь к столу.
   - Пожалуйста, пожалуйста! - кричал доктор.
   - Думаю Таграя научить управлять самолетом.
   - Чем, чем? - насторожился доктор.
   - Самолетом. Вот пришли узнать: может ли он летать по состоянию здоровья или нет?
   Доктор порывисто встал со стула, заходил по комнате и резко сказал:
   - Нет, не может!
   Таграй испуганно посмотрел на доктора, перевел вопрошающие глаза на Андрея Андреевича и опять на доктора.
   - Почему, доктор? - удивился Андрей Андреевич.
   - Я сказал: не может - и все! - уже сердито заявил доктор.
   - Доктор, вы же мне говорили, что я здоров? - спросил Таграй.
   - Для чего здоров, а для чего и нездоров. А вообще ты иди, немного погуляй. Иди, иди, Таграй. Нам одним нужно поговорить.
   Недовольно оглядываясь, Таграй вышел.
   - В чем дело, Модест Леонидович? Что он, действительно нездоров? Надо бы посмотреть, а вы выпроводили его.
   - Незачем мне смотреть! Они у меня и так все как на ладони. Вот листы диспансеризации учеников.
   - Ну, и что, он болен? Сердце не годится?
   - Нет, не болен. Но ты, Андрей Андреевич, не дело задумал!
   - Вот это замечательно, доктор! Давно бы на "ты" нужно перейти.
   - Прошу прощенья. Это - сгоряча.
   - Пожалуйста, пожалуйста! Мы с вами ведь давнишние приятели. Можно сказать, пионеры на Севере.
   - Я смотрю, Андрей Андреевич, нечего вам делать на своей заставе. Вот вы и выдумываете всякую чертовню. Летчика ему захотелось сделать! Чтобы он напоролся где-нибудь на торос?
   - Модест Леонидович, этот вопрос решен. Поглядите, пожалуйста, в листок Таграя.
   - Мне смотреть нечего. Я наизусть их всех знаю. Вот он, листок! Сердце - в норме, нервы - в порядке, а для вашего брата больше ничего и не требуется. А его глазами можно отсюда рассматривать Америку.
   - Вот и отлично! Я только, доктор, буду просить вас никому не говорить, что Таграй учится летать.
   - Это почему же? Что за секрет?
   - Он будет приезжать ко мне под видом обучающего моих бойцов чукотскому языку.
   - Тайну мы умеем держать не хуже вас. Но только я ни черта не понимаю во всей этой истории, - развел руками доктор.
   Андрей Андреевич засмеялся.
   - Модест Леонидович, здесь ничего особенного нет. Дело в том, что если заранее все будут знать, что Таграй учится летать, - это одно дело. И совсем иное, когда он стоит, предположим, около самолета, кругом народ, он влезает в кабину... вспорхнет и полетит один.
   Доктор, видимо, представил себе этот момент и улыбнулся, а Андрей Андреевич продолжал:
   - Ведь это же целая революция! Какой удар по шаманству! Ведь эти гады до сих пор распространяют болтовню, что в летчиках злые духи сидят.
   - Доля правды и резона во всем этом деле есть, - сказал доктор. - Ну ладно. Летать он, конечно, может. Только, Андрей Андреевич, пожалуйста, выкрутасы воздушные не устраивайте. Разные там фокусы-мокусы, петли ваши... - и доктор смешно изобразил все это руками в воздухе.
   Таграй стоял у больничного крыльца и с нетерпением дожидался Андрея Андреевича.
   У ПОГРАНИЧНИКОВ
   Человек в дубленом русском полушубке с бараньим воротником сидел в школьном зале. В одной руке он держал шапку-ушанку, в другой - большие рукавицы из оленьих лапок. Время от времени он покручивал рукавицами в воздухе.
   Мимо него прошла школьная сторожиха чукчанка. Она посмотрела на него и молча с усмешкой показала колокольчик.
   Не торопясь, вразвалку, как утка, она шла по длинному коридору и звонила около каждой двери, долго размахивая колокольчиком.
   Позвонив в свое удовольствие, сторожиха с той же усмешкой прошла мимо красноармейца обратно.
   В старших классах окончился последний урок. С шумом выбежали ученики и, увидев пограничника, окружили его. Каждый спешил поздороваться.
   - Мне Таграя нужно, - сказал пограничник.
   - Он придет. Он в классе, с учителем разговаривает.
   - Таграй, Таграй!
   - Таграй, Чельгы Арма* приехал. На многоголосый крик вышел Таграй вместе с Николаем Павловичем.
   [Чельгы Арма - Красная Армия.]
   - Товарищ Таграй, я приехал за вами по распоряжению начальника. Нарта стоит около школы, - сказал красноармеец.
   - Подождите, подождите! Ему же пообедать нужно, - вмешался учитель.
   - Начальник сказал, что пообедать можно у нас в погранпункте. Мы успеем приехать к обеду.
   Таграй вопросительно посмотрел на учителя и, не встретив возражения с его стороны, сказал:
   - Хорошо. Я быстро оденусь. До свидания, Николай Павлович. На весь выходной уезжаю.
   Он сорвался с места и побежал.
   Красноармеец поднял собак и, приготовив упряжку, сел с остолом в руках на нарту.
   Кругом него стояли ученики.
   - Слушаются тебя собаки? - спросил кто-то из учеников.
   - Еще как! И остолом тормозить не нужно. Только слово скажу - и сразу останавливаются.
   - А давно ты научился управлять ими?
   - У нас, в Орловской области, с малолетства ездят на них, - шутя заметил он.
   - Там у вас, должно быть, другие собаки?
   - Такие же, на четырех ногах.
   - Кони на четырех ногах у них, - подал голос ученик, стоявший сзади.
   Подбежал Таграй. Он взглянул на упряжку и весело сказал:
   - Давай, я буду управлять собаками.
   - Не полагается, товарищ Таграй, - ответил пограничник. И, желая смягчить свои слова, добавил: - Садитесь, садитесь.
   Нарта побежала мимо больницы.
   - Тагам, тагам! До свидания, доктор! - крикнул Таграй и помахал рукой.
   Доктор стоял на крыльце и тоже махал. Он смотрел вслед убегавшей нарте и думал:
   "Вот черт! Увез все же парня. Летчика готовить! Да из такого пария я бы лучше доктора сделал!"
   Домб пограничников расположились у самого берега моря. Виднелись мачты радиостанции и красный флаг, развевающийся по ветру.
   Часовой с винтовкой в руках пропустил нарту и вновь зашагал по скрипучему снегу.
   Упряжка подбежала к небольшому домику Андрея Андреевича Горина, стоявшему в стороне, и остановилась.
   - Здорово, Таграй! - встретил его Андрей Андреевич. - Приехал?
   - Приехал, товарищ начальник! - сказал Таграй, по-военному отдавая честь.
   Небольшой кабинет Андрея Андреевича был прост. Здесь стоял письменный стол, несколько стульев. Над столом висел портрет Сталина; пол закрывала огромная шкура белого медведя "собственного производства", как говорил о ней Андрей Андреевич; на одной из стен висела карта Чукотского округа. Карта настолько большая, что на ней были все населенные пункты, все бухточки, заливчики, самые незначительные речушки и ручьи.
   Таграй засмотрелся на карту.
   - Вот она какая, Чукотка! - воскликнул он. - У нас в школе карты, на которых вся Чукотка со спичечную коробку.
   - Понравилась?
   - Да. А что означают, Андрей Андрей, эти линии - зеленые, красные, черные?
   - Это мои маршруты, Таграй, по которым я летал. Сам для интереса вычертил. Вроде самолетная дорога. Вот смотри - прямая дорога в Чаун, на реку Амгуэму, а это - дорога в хребты.
   - Андрей Андрей, ты же всю Чукотку облетал!
   - Конечно. На собаках попробуй столько объехать. Научишься летать - и ты везде побываешь.
   - Только, Андрей Андрей, я, наверно, не научусь, - с сомнением сказал Таграй.
   - Я тебе дам "не научусь"! Попробуй, не научись!
   Таграй довольно засмеялся.
   Андрей Андреевич взял телефонную трубку.
   - Как у вас там с обедом? Давно готово? Ну хорошо.
   - Никогда не говорил я по телефону. Можно и голос узнать? - спросил Таграй.
   - Конечно. Вижу я по твоим глазам, что охота тебе поговорить по телефону.
   - Правильно, Андрей Андрей. Ведь интересно!
   - Ну ладно. Вон видишь тот дом - столовую? Там же и красный уголок. Беги, оттуда поговоришь со мной. Я вызову тебя.
   Таграй убежал.
   Андрей Андреевич подошел к телефону:
   - Дежурный, сейчас придет к вам Таграй. Дайте ему трубку поговорить со мной. Да нет! Просто для интереса: ему хочется поговорить со мной по телефону.
   Андрей Андреевич стоял около телефона и, приложив трубку к уху, тихо смеялся.
   - Я слушаю! Таграй? Здравствуй, здравствуй, Таграй. Узнал, говоришь? Близко? Все равно рядом? Вот видишь, как удобно... Что, что? Вот чудак, зачем же мы будем еще разговаривать по телефону, когда я сейчас приду и поговорим без телефона? Нет, нет, Таграй. Мы и так запоздали с обедом. Дисциплину нарушать нельзя. До свидания, до свидания.
   За большим обеденным столом сидели бойцы. Красноармеец-повар подавал обед.
   - У вас - как в школе-интернате, - сказал Таграй.
   - Да, да. И занятия идут у нас каждый день. Садись рядом со мной, предложил Андрей Андреевич.
   Таграй сел, с любопытством присматриваясь ко всему.
   - Товарищ Таграй, как же это вы проиграли партию нашему Смирнову? спросил один из бойцов.
   - Нельзя Красную Армию обыгрывать! - смеясь, ответил Таграй.
   - А начальника зачем обыграли?
   - Начальника - это по дружбе, - вмешался Андрей Андреевич.
   Пообедав, Горин вместе с Таграем пошли в красный уголок. Судя по тому, что здесь стояла классная доска, здесь проводились занятия с бойцами.
   Андрей Андреевич сел за стол и стал раскладывать какие-то чертежи и перелистывать книгу.
   - Ну, Таграй, стенгазету после почитаешь. Иди сюда. Мы сейчас побеседуем.
   И он рассказал Таграю, как они будут заниматься теорией, как потом перейдут к занятиям на практике.
   - Что такое самолет? - начал Андрей Андреевич. - Взять, например, всякий живой организм. Что в нем самое главное? Сердце. А у самолета что самое главное? Самое главное...
   - Мотор, - подсказал Таграй.
   - Ну, правильно. Моторы бывают разные, как разные бывают и яранги. Есть рульмоторы, моторы на шкунах, авиационные моторы. Есть большие, есть маленькие. Одни сделаны прочно, другие - менее прочно, а в общем они все как-то по-одинаковому сделаны, что-то имеют общее между собой.
   - Принцип один и тот же, - вставил Таграй.
   Андрей Андреевич усмехнулся и сказал:
   - Ты меня, Таграй, извини. Я все забываю, что ты имеешь семь классов образования. Я и начинаю поэтому так издалека. Ведь я сам такого образования не имею. Раньше нас не баловали образованием. Примерно в твоем возрасте я больше учился волам хвосты крутить.
   - Как крутить?
   - Ну, пастухом был. А с тобой мы быстро пройдем. Вот день прибавится, посветлей будет - и за штурвал сядем.
   Таграй недоверчиво поглядывал на Андрея Андреевича и думал: "Неужели я научусь летать?"
   Они долго говорили об авиационных моторах. И Горин видел, что основу мотора Таграй знает.
   - Мотор шкуны я на "отлично" изучил, Андрей Андрей. Сам мотористов летом готовил и приучал к чистоте в работе с машиной.
   Андрей Андреевич перешел к несущим плоскостям - крыльям. В разговоре появились слова: ажурные ребра - нервюры, продольные балки - лонжероны, хвостовое оперение и так далее, и так далее.
   - Андрей Андрей, а эту книжку ты мне не дашь домой?
   - Учебник этот? Пожалуй, возьми.
   - Я скажу товарищам, что взял почитать про самолет.
   - Становись! - послышалась команда с улицы.
   Таграй подбежал к окну. Человек двадцать бойцов на лыжах становились в ряд.
   - Что такое? Куда они отправляются?
   - Лыжная вылазка сегодня. Тренировочный пробег.
   - Вот бы и мне с ними побежать!
   - Нет, Таграй. Алек - жена моя - очень просила привести тебя. Пойдем ко мне, кстати, посмотришь и моих карапузов. Ох, и орлы! - похвалился Андрей Андреевич. - Хочешь - по-чукотски, хочешь - по-русски разговаривают!
   * * *
   В квартире Горина вместо ковров лежали пушистые оленьи шкуры. Жена его играла с детьми. На полу валялось множество игрушек. Старший сын стоял около матери и, как видно, собирался затеять какую-то игру.
   - Какомэй, Таграй! - вскочила Алек. - Здравствуй! - добавила она по-русски.
   - Видишь, какое огромное семейство, - не без гордости проговорил отец.
   Он тут же схватил на руки смеющегося черноглазого сына и спросил:
   - Играете?
   - Мотор заводил, - сказала жена, глядя на мужа и сына.
   - А, мотор! Ну-ка, заведи еще, а мы посмотрим.
   Он опустил сына на пол, мать села с ним рядом, и мальчик, несколько смущенный, поглядывал на Таграя. Затем, посмотрев на отца, мальчик протянул руки к голове матери, воображая, что это диск рульмотора. Он сделал руками резкое движение, будто шнуром заводил рульмотор.
   - Че-че-че! - зачихала Алек, как "чихает" мотор при запуске.
   Мальчик немедленно взялся за нос матери. Но "мотор" остановился. Мальчик снова заводил и быстро хватался за нос матери до тех пор, пока "мотор-мамаша" не стала чечекать минуты три подряд.
   - Вот видишь, Таграй! Теперь мотор пошел, - сказал Горин.
   Таграй захохотал, а Андрей Андреевич сел на пол и попросил:
   - А ну, заведи меня!
   Польщенный похвалой, мальчик тем же способом начал "заводить" отца. Андрей Андреевич долго играл с сыном-мотористом, жена любовалась ими с нескрываемой радостью. Таграй смотрел на свою соплеменницу Алек, одетую в очень хорошее платье, веселую, красивую.
   Андрей Андреевич встал.
   - Очень хороший обычай есть у чукчей, - сказал он. - Зайдет гость - и сразу его угощают чаем. А вот она у меня забыла этот обычай.
   - Амынь какомэй! - вскрикнула Алек и, взмахнув руками, бросилась в кухню.
   - Красивая у тебя жена, Андрей Андрей. И на чукчанку не похожа.
   - Ничего подобного. Очень похожа... Ты побудь здесь, Таграй. Я сам пойду приготовлю чай. Ведь ей хочется поговорить с тобой.
   Таграй подошел к столу, на котором лежали тетради и книги.
   - Это кто так пишет? - спросил он по-чукотски вошедшую Алек.
   - Я, - ответила она, обнажив в улыбке свои белые зубы. - Учусь я, Таграй. Андрей заставил учиться. Говорит, нельзя не учиться.
   - Правильно он говорит.
   - Русский язык почти весь выучила, - и она заговорила по-русски.
   - Он, оказывается, и учитель хороший? - удивился Таграй.
   После ужина был вечер самодеятельности. Играла гармошка. Красноармейцы пели, плясали, не думая о том, что они находятся среди снегов Арктики, за полтора десятка тысяч километров от своих родных нолей.
   Впрочем, пограничники вообще настолько привыкали к Северу и так успевали полюбить его, что, когда подходил срок демобилизации, многие оставались работать в различных северных хозяйственных организациях. Они как вольнонаемные работали здесь года два-три и уезжали домой. Но Север манил. И, побывав дома, многие снова возвращались.
   Красноармейский вечер закончился поздно ночью. Таграй не скоро уснул. Сколько новых впечатлений за один день! Он лежал в квартире Андрея Андреевича с открытыми глазами и прислушивался к завыванию пурги.
   Рано утром, в жесточайшую пургу, Таграй вместе с Андреем Андреевичем приехали в школу.
   Едва успел Таграй сбросить дорожную одежду, как сторожиха пошла звонить на первый урок.
   ШАМАН-ЧАЙНИК
   Однажды в хороший зимний день, освещенный холодной золотистой луной, на культбазу приехали Ульвургын и старик Тнаыргын. Оставив нарту у крыльца, они важно и не спеша вошли в мою комнату.
   Судя по внешнему виду, можно было заключить, что Ульвургын, как всегда, отлично настроен. Лицо же старика, более чем обычно сосредоточенное и задумчивое, вызывало беспокойство: не случилось ли чего?
   - Сидели, сидели у себя в ярангах и решили поехать к тебе чай пить, сказал Ульвургын.
   - Значит, не по делу, а просто в гости приехали? Очень хорошо. Раздевайтесь.
   Ульвургын молча здесь же, в комнате, снял кухлянку и понес ее в коридор.
   - И ты, Тнаыргын, раздевайся, - предложил я старику.
   На лице Тнаыргына появилась усмешка. С какой-то стариковской застенчивостью он сказал:
   - Я голый.
   - Как голый?
   - Голый. Без рубашки.
   - А-а! Рубашки нет? Ну ничего. Хочешь, Тнаыргын, я подарю тебе рубашку?
   Старик опять усмехнулся.
   - Рубашка есть, - сказал он. - Велел сшить. Только без пользы валяется она в сенках. Не ношу ее.
   - Почему же?
   - Тело чешется от нее. Без рубашки лучше. Вошь заводится в матерчатой рубашке, - смущаясь, сказал старик.
   - А как же вот Ульвургын в рубашке ходит? Ученики - тоже. Да и я ношу рубашку.
   - Коо, - уклончиво ответил он.
   - Когда была одна рубашка, - сказал Ульвургын, - и у меня чесалось тело. Завел три - перестало. Не все время ношу одну. Меняю. Стало хорошо.