Страница:
Центр Чукотского автономного округа - г. Анадырь.
Дата образования округа - 10 декабря 1930 г. Площадь территории 737,7 тыс. км2 (4,32% территории РФ). Численность населения - 83,1 тыс. чел. (1999 г.). Плотность населения - 0,1 чел./км2.
Коренное население составляет одну треть от общей численности жителей округа: чукчей насчитывается около 16,5-17 тыс. (по результатам переписи 1989 года их было 17,9 тыс. чел.), эскимосов - 2-2,5 тыс. (на 1989 г. - 3,2 тыс.), чуванцев - около 1,5 тыс. (в 1989 г. - примерно столько же), эвенов - до 700-800 человек, юкагиров - менее 500. На Чукотке в последние годы наблюдается резкое уменьшение численности населения. Это напрямую связано с непрекращающимся снижением объемов золотодобычи на полуострове.
Округ разделен на 8 районов; городов районного подчинения - 2, поселков городского типа - 18, сельсоветов - 45.
Ведущие отрасли промышленности: электроэнергетика, угольная, цветная (золотодобывающая), пищевая, рыбная. В сельском хозяйство развито оленеводство, звероводство и пушной промысел, парниковое овощеводство.
Сырьевые ресурсы округа: золото, вольфрам, олово, уголь, медь. Наиболее известные месторождения: олова - Валькумей, Пыркакай; угля Анадырское, Беринговское.
Замеченные опечатки исправлены.
Оригинальная метка подразделов внутри глав, обозначенная текстовым отступом, заменена на * * *.
Отображение вводной статьи "От автора" шрифтом меньшего размера как в оригинале.
В тексте имеются "б", "у" и "э". Это не буквы, а символы Word (Латиница 1). В *.txt такие символы не воспроизводятся, а в *.htm они отображаются корректно, только когда при конвертировании задают не кириллицу, а многоязыковую поддержку.
В книге есть множество названий и терминов, которые разъяснены в подстрочных примечаниях автора. Последние в электронной версии представлены прямо по тексту (в квадратных скобках) в конце соответствующих абзацев. Слова, к которым сделаны примечания, отмечены звездочкой.
Несколько примечаний (расшифровка аббревиатур из советской действительности) введены выполнившим OCR.
Книга издавалась, по-видимому, три раза:
Конец 1930-х гг. (по рекомендации М. Горького; в альманахе "Год XIX");
1954 г. (данная версия);
1967 г. (Семушкин Т. Чукотка: Повесть. М.: Худож. лит. 1967. - 391 с.).
В издании 1954 г. не указано, что этот объемный роман является "повестью".
К вопросу о засилье культа Сталина в советской литературе того периода. Данная версия книги издана всего через год после его смерти, когда разоблачение соответствуюшего культа еще не было начато. Написана же она и вовсе в 1938-1940 гг., во время самого махрового культа. Тем не менее, имя "Сталин" в этом огромном романе (во многом политического характера: все-таки одна из тем - советская власть на Чукотке) встречается всего 7 раз, причем в большинстве случаев речь идет о его портретах, висевших там-то и там-то в качестве антуража (типа: "портрет Сталина, а на полу шкура медведя"). Только три раза имеются какие-то слова, которые можно отнести лично к Сталину. Даже чукча-пионер, славящий на собрании новую жизнь в собственных стихах, ни разу не упомянул не только Сталина, но и Ленина.
Впрочем, есть слова величания Ленина, но никак не Сталина. Вот пример: "...они [чукчи] входят в мавзолей. Здесь лежит величайший из мыслителей человечества. Это человек, гению которого они обязаны тем, что стоят в строю равноправных советских народов". Стало быть, "величайший", а Сталин, стало быть, получается менее великим. Если верить нынешней пропаганде, то Семушкина за его "забывчивость" должны были в лучшем случае гнать в три шеи из писателей после его первого же романа ("Чукотка").
Могут сказать, что Т.З. Семушкин так обошел (относительно, конечно) Сталина на свой страх и риск. И все-таки ему в 1948 г. (год проверен) за роман "Алитет уходит в горы" была присуждена премия. В изданиях 1972 г. и более поздних указано "Государственная", но в версии романа за 1952 г. написано: Сталинская, 2 степени.
В электронную версию включены сведения об авторе (About_author.rtf), его фото (!Semushkin.jpg) и краткая информация о чукчах (Chukchi.rtf).
АННОТАЦИЯ
(Выполнившего OCR)
Приведены данные об освоении Чукотки и обучении чукотских детей в школе-интернате в конце 1920-х гг. Автор являлся директором школы-интерната и долго прожил среди чукчей, что делает события, описанные в романе, в значительной степени документальными, несмотря на явное сглаживание проблем. Представлено множество этнографических сведений о жизни и обычаях чукчей; имеется информация о построении Советской власти на Чукотке.
ВМЕСТО ЭПИГРАФОВ
1. "В комнату вошел человек маленького роста, одетый по-чукотски, но с лицом кавказца. Он поздоровался, сел на стул... и заговорил на ломаном русском языке с кавказским акцентом..."
2. "Хочется много работать, для того чтобы воспитывать этих новых, советских людей, будущих строителей социалистической тундры".
3. "- Куда идет шкуна, Ульвургын?
- Ликвидаторов развожу..."
4. "Ликвидаторы тоже сияли от радости и быстро точили ножи о булыжные камни... Ликвидаторы не рассчитывали на какую-нибудь долю... Они работали ради удовольствия. Ведь так давно они не занимались любимым делом!"
5. "Что ты рисуешь, Ульвургын?" - спрашиваю его. "Агитацию, говорит. - Камчамол, говорит, должен эту агитацию рисовать, а приходится мне!" Я взглянул на его плакат и вижу: нарисована голая женщина по-настоящему. Рядом подрисованы три пары трусов. Контуром обведены. Я сначала не понял, что это такое. Тогда Ульвургын перевернулся на бок и, тыча карандашом в рисунки, говорит: "Вот, Таграй, каждая женщина должна иметь три пары трусов. Одну пару носит, другую - в запасе, третью - в стирке".
Т.З. Семушкин. "Чукотка"
СОДЕРЖАНИЕ
От автора
КНИГА ПЕРВАЯ
НА ДАЛЕКИХ БЕРЕГАХ
Эскимосы
На культбазу
Первые впечатления
За работу!
Школьный сторож Лятуге
Под вой пурги
В стойбища за учениками
Первые ласточки
В приемной комиссии
Знакомство со школой
Ночь
На уроке
Маленькие лингвисты
Радостные свидания
Тоска по ярангам
Бегство
Каникулы
Домой, домой!
Рультынкеу в яранге
Охота на тюленя
Старуха Панай
Возвращение на культбазу
Панай приступает к работе
На лыжах за учениками
Стрижка
В бане
Классные занятия
Из дневника дежурного воспитателя
Игры и танцы
Председательствует Панай
Скрипка
Зимний день
Охота на зайцев
Встреча гостей
С кино по ярангам
Необычайное открытие
Победа Таграя
Плоды просвещения
Тяжелое наследство
Шаман в шкурах и "шаман" в белом халате
Смерть Рультуге-первого
Реет в воздухе самолет
Что за диво!
Как шаман обманул чукотский народ
Весна
"Аттав ярагты"
"Осиротевшие"
КНИГА ВТОРАЯ
СПУСТЯ ШЕСТЬ ЛЕТ
Встреча
Таграй
Охота на моржей
Возвращение домой
Опять на культбазе
Пришел "Ангарстрой"
Железнорогий олень
31 августа
О чем мечтали ученики и колхозник Гаймелькот
Необычный новичок
Чудесный почтальон
Андрей Андрей
Американские гости
Поездка с Ульвургыном
Таня-кай проходит мимо смерти
На празднике
За песцами
Шахматный дебют
У пограничников
Шаман-чайник
Доброволец Ктуге
Неравная борьба
Первый полет
И умереть человек хочет по-новому
Выпускной экзамен
До свидания, Чукотка!
В Москве.
ОТ АВТОРА
Впервые на Чукотку я попал в 1924 году. С тех пор на протяжении более четверти века я поддерживаю связь с этим краем. За это время на Чукотской земле, среди чукотского народа, я прожил восемь лет. Последний раз мне пришлось посетить Чукотку в 1951 году. Трудно было узнать этот край - такие там произошли изменения. За двадцать лет, прошедшие с тех пор, как мы открывали там первую школу-интернат, Чукотка приняла совершенно другой облик.
Там, где среди камней, запорошенных снегом, с трудом пробиралась собачья упряжка, - стройными рядами, образуя улицы, стояли двухэтажные дома, освещенные электричеством; там, где мы на своих спинах (тогда практиковались на Севере авралы всего экипажа и пассажиров) таскали мешки с углем, разгружая бункер парохода, стояли механизированные причалы с электрифицированными кранами и транспортерами; если раньше мы приплывали сюда на грузовых пароходах и примерно в течение месяца пути жили на нарах трюмов и твиндэков, то теперь за восемь дней нас доставил сюда рейсовый великолепный пассажирский экспресс со всеми удобствами.
И когда в тумане наш пароход пришвартовался к причалу, нас встретил автомобиль, разбивая туман светом фар. Здесь уже были гостиница, ресторан, почта, банк и другие советские учреждения.
Мои попутчики, прибывшие сюда впервые, ехали на машине в гостиницу и относились к этому как к должному. Между тем меня все это поражало и радовало. Я восторгался и домами, причалами, и автомашинами, бегающими по Чукотской земле, и гостиницей.
Это особенно радовало потому, что я видел Чукотку в развитии, мог сравнить ее нынешнее с прошлым. Радовало то, что советские люди смогли утеплить холодную чукотскую землю, сделать ее такой же удобной, как земли умеренного климата.
Я привык за свои прежние зимовки, как раньше мы называли жизнь и работу здесь, мириться с несколько замедленным темпом жизни. Край, именовавшийся проезжими корреспондентами "собачьим царством" (единственным средством связи были собаки), теперь исчез. Здесь летали самолеты, как по нормально действующей воздушной магистрали. Если раньше нам на зимовку привозили комплекты центральных газет один раз в год, то теперь газеты из Москвы поступали сюда на пятый день, а иногда и на третий. Оторванность от Большой Земли исчезла, и люди, населяющие Чукотку, стали жить в едином темпе со всем многонациональным советским народом. На Чукотке издавалось уже около двадцати газет.
В хорошем номере гостиницы, где было тепло, светло и уютно, я сел в удобное кресло и невольно предался воспоминаниям.
1926 год. Я брожу по Чукотской земле в качестве руководителя статистико-экономической экспедиции. За зиму этого года, на собаках, на оленях, я проехал более двенадцати тысяч километров. Часто в пути заставала пурга. Собак нашей упряжки не видно. Нарта движется в пурге как будто сама, подгоняемая ветром. Мы едем молча, и только плечом я ощущаю спину своего каюра*. Настроение неважное. Хочется поскорей доехать до жилья, попасть в тепло. По рассказам каюра, в этом месте скалистый отвесный берег высотой метров четыреста.
[Каюр - погонщик собак (здесь и далее в квадратных скобках, если не указано другое, - примечания автора).]
Все чаще и чаще каюр останавливает упряжку и, бросив нас, то есть меня и собак, уходит проверить "дорогу". Он выбрасывает тормоз на длинной веревке вперед и идет за ним. Если веревка не вырывается из рук, каюр идет дальше и вновь забрасывает тормоз. А когда веревка вырывается - ясно, что в нескольких шагах обрыв.
На вершине скал иногда наметается снежный карниз, и горе путнику, если его собаки по неопытности своего хозяина попадают сюда: снег обрушивается, и нарта с седоками летит вниз. Часто в таких случаях снежная лавина хоронит и людей и собак. В таких местах лучше останавливаться до окончания пурги на ночевку.
- Пожалуй, ночевать надо! - кричит каюр. Он кричит громко, чтобы перекричать пургу.
И среди безграничного простора тундры мы останавливаемся на ночлег. На первых порах тебя охватывает жуть. В самом деле: какая тут ночевка, в этой белой и безжизненной пустыне? И все же под свист и вой бушующей пурги мы с трудом устанавливаем палатку. Мое положение сходно с положением щенка, которого выбрасывают на середину глубокой реки, чтобы он научился плавать. Вот и я барахтаюсь в этом бушующем снежном океане. Ветер, а вернее шквал, вырывает из рук полотнище палатки, и мы, как утопающие, хватаемся за концы ее, торопливо втыкаем в твердый снег колышки, укрепляем веревками. Наконец палатка готова. С какой радостью мы забираемся в этот полотняный домик! Мы чувствуем себя самыми счастливыми, так как укрылись и от ветра и от снега. На полу у нас оленьи шкуры, меховые спальные мешки. Появляется сундучок с продовольствием, горит стеариновая свеча, весело шумит примус. В углу лежит мочевой пузырь моржа, в котором мы возим керосин. Этот "бидон" не разобьется на ухабах, не даст течи.
Вскоре появляется горячая пища, чай, и мы с каюром поистине блаженствуем.
А пурга бушует, палатка хлещет полотнищами, как барабан.
С нами вожак и часть собак. Они лежат у входа и, сверкая глазами, слизывают и скусывают зубами с лап снег и наледь. Другие собаки - за палаткой, их давно уже занесла пурга.
Нередко пурга дует несколько дней подряд. Но время у нас не пропадает. Каюр учит меня чукотскому языку, я его - русскому. Он рассказывает мне о быте и нравах своего народа, я ему - о России. В общем, нам хорошо. Здесь даже можно вести дневник.
Но... сидя в удобном кресле, я думаю: а все же в чукотской гостинице лучше ночевать, чем в белой пустыне.
Завтра на самолете я окажусь в течение нескольких часов в другом конце Чукотки, за тысячу километров отсюда, и не нужно будет мерзнуть полмесяца, покрывая то же расстояние на собаках. Да и местные жители давно предпочитают самолет.
Здесь, на аэродроме, я встретил вылезшего из самолета моего старого приятеля чукчу Гивэв, который прилетел в банк. Гивэв - председатель колхоза, завтра он летит в окружной центр Анадырь на слет колхозников-зверобоев и оленеводов.
Из окна гостиницы я вижу всю бухту. Справа большой склон горы, еще покрытый снегом. Светлосиний серебристый перелив снега играет на солнце. Многочисленные гудки пароходов, ледоколов оглашают полярный воздух. Эти мощные корабли поддерживают навигацию почти круглый год. Я вспомнил свое первое путешествие на Чукотку, когда сюда приходил только один пароход в год!
И здесь, на этих далеких берегах, идет социалистическое строительство, и здесь, на этой холодной земле, советская власть строит ранее вымиравшему народу культурную и зажиточную жизнь.
Я вспоминаю своего приятеля Ульвургына. Он помогал нам организовать первую школу-интернат, с ним мы много ездили по Чукотской земле.
Огромная страна эта Чукотка! Мыс Дежнева - самая северо-восточная оконечность Азиатского материка. Гранитная скала. Отсюда мы с Ульвургыном в ясный, солнечный весенний день рассматривали горы Аляски.
Здесь узкий Берингов пролив отделяет Чукотку от Аляски, открытой, так же как и мыс Дежнева, русскими землепроходцами, храбрыми мореходами, которые в поисках новых земель еще в те времена доходили до Калифорнийских гор.
В самой узкой части пролива находятся в непосредственной близости друг от друга два скалистых острова: Большой Диомид, принадлежащий СССР, и американский - Малый Диомид.
Мне вспоминается, как Ульвургын, стоя на скале, показывал рукой на эти острова и говорил:
- Когда замерзнет море между островами, можно за полчаса доехать на собаках с нашего острова до американского Диомида.
Здесь как бы соприкасаются две огромные страны - СССР и США, два света - Старый и Новый, два мира - новый и старый, две системы - социализм и капитализм, простой казак Семен Дежнев и именитый принц Уэльский, чьим именем, совсем не по заслугам, назван открытый русскими мореплавателями мыс на Аляске.
Мои воспоминания о прошлом Чукотки неожиданно были прерваны стуком в дверь. В комнату вошла группа молодых чукчей в пиджачных костюмах и старик в оленьей кухлянке.
Лицо старика показалось мне знакомым, но припомнить его я не смог. Старик заметил это и сказал:
- Я сосед Ульвургына. Помнишь, моя яранга стояла рядом с его. Тмой меня зовут. Мой сын учился еще у тебя.
- Как же, помню, помню! - нарочито приподнято, как старому знакомому, сказал я.
- Только погиб мой парень на охоте. Провалился под лед, простудился сильно и умер. А вот они живут... Вместе с моим парнем учились.
Эти бывшие ученики нашей школы теперь работали в порту: Алихан, наш маленький лингвист, был наборщиком в местной газете; Локе - старшина портового катера; один - бухгалтер банка, другой - гидролог местной полярной станции. Все они стали уже возмужавшими людьми, у каждого своя семья. Жили они в портовых квартирах.
Они сидели полукругом, курили папиросы и рассказывали о других своих одноклассниках, которые работали учителями, председателями колхозов, в торговых организациях.
- А Таграй где? - спросил я.
- Таграй погиб, - сказал Алихан. - Был летчиком штурмовой авиации. Погиб в боях за родину, возвращаясь с боевого задания на горящем самолете. Сам я этот материал набирал - статья была у нас в газете. Набираю, а слезы у меня так и льются. Жалко! Хороший парень был. Я ведь с ним летал два раза.
- Только Таграй погиб?
- Нет, еще художник Вуквов из Уэлена. Он погиб на посту командира-артиллериста. Способный художник. Его работы были в Париже на выставке.
Как раньше мы не могли найти на Чукотке грамотного человека, так теперь, по рассказам моих гостей, на всем побережье не было ни одного неграмотного подростка. В округе работало много средних школ, педагогическое училище. Юноши и девушки, получив среднее образование, уезжают в высшие учебные заведения Петропавловска-на-Камчатке, Николаевска-на-Амуре, Владивостока, краевого центра Хабаровска, Москвы. Около трехсот студентов-северников учится в настоящее время в Ленинградском университете имени Жданова и в педагогическом институте имени Герцена. Растут кадры квалифицированных специалистов - детей чукотского народа.
Уже и теперь более половины всего педагогического персонала в чукотских школах - коренные жители Чукотки.
Для народов Севера долго существовало специализированное учебное заведение - Ленинградский институт народов Севера.
Сейчас положение с народным образованием в крае настолько изменилось, что нет никакой необходимости в специальных институтах.
Окончившие вузы уже работают на местах. Так, чукча Николай Никитин ответственный редактор окружной газеты, Николай Гиутегин, окончивший в прошлом году институт имени Герцена, работает в окружном центре Анадырь заместителем редактора газеты "Советская Чукотка" и ответственным редактором "Блокнота агитатора". Многого достигли и другие.
Студент Ленинградского университета Рытхэу*, уроженец селения Уэлен с мыса Дежнева, является первым чукотским писателем. Он сотрудничает в периодической печати, выпустил книжку в библиотеке "Огонек" и книгу "Люди нашего берега" в издательстве "Молодая гвардия".
[В оригинале книги "Рыхтеу". (Прим. выполнившего OCR.)]
Рост этого юноши прошел на моих глазах. Давно еще, в одну из первых моих поездок на Чукотку, я как-то проходил в полярную лунную ночь по чукотскому поселку. Луна светила ярко, стоял полный штиль. Я шел и прислушивался к отдаленному дыханию моря. Здесь же, поблизости, все было сковано льдом. Мое внимание вдруг привлек мальчик, бегавший вокруг яранги. Он был совершенно голый и поэтому бегал довольно быстро. Мальчик сделал несколько кругов и юркнул в ярангу. Меня это заинтересовало, и я пошел вслед за ним. Он сидел на оленьих шкурах и весело растирал свои ноги.
Я спросил, что бы это могло значить?
- Видишь ли, - сказал отец-охотник, - я проснулся и не знал: придется мне идти на охоту или нет. Если идти, то надо закусывать поплотней. А какая на улице погода, я не знаю. Вот он и бегал разглядывать обстановку. А то, что он голый, не страшно - пусть привыкает к холоду.
Молодой "метеоролог" интенсивно продолжал себя растирать и посмеивался, прислушиваясь к нашему разговору.
Потом я видел этого мальчика в начальной школе, затем в средней и, наконец, встретил его в Ленинграде. Он готовился получить диплом Ленинградского университета, он стал писателем.
На Чукотке выросли города, промышленные центры, рыбозаводы, промкомбинаты, костерезные мастерские. Многие жители, хотя далеко еще не все, перешли из яранг в домики с естественным освещением.
Исчезают обычаи удушения стариков, многоженства, исчезают суеверия и шаманизм.
В 1932 году был образован национальный Чукотский округ с пятью районами. Местное население политически и культурно выросло настолько, что самостоятельно руководит всей общественной, хозяйственной и культурной жизнью своих районов, своего округа. Окружным исполнительным комитетом Совета депутатов трудящихся руководит коренной житель Чукотки товарищ Отке. В свое время он получил образование в Ленинграде. Товарищ Отке дважды избирался депутатом в Верховный Совет СССР от Чукотского национального округа.
Под руководством Коммунистической партии и Советского правительства народы Чукотки идут по пути своего хозяйственного и культурного развития.
Выступая на сессии окружного совета в Анадыре, депутат-оленевод чукча Тальвавтын сказал, выразив мнение своего народа:
- Я прожил на свете много лет. Мне кажется так: над всей нашей прошлой жизнью как будто лежал большой пласт снега и льда, как лежит он сейчас над охотниками по ту сторону пролива, на Аляске. А вот нам, чукчам нашего берега, партия коммунистов помогла выбраться из-под холодного пласта наверх, на солнце. И теперь ни лед, ни снег не мешают нам глядеть далеко вперед. Мы живем совсем новой, интересной, осмысленной жизнью, а будет она, наверно, еще лучше и интересней. Такие мои стариковские думы. Это я знаю хорошо, потому что глаза у меня есть. Вот они.
Тихон Семушкин
Москва
Февраль 1954 г.
КНИГА ПЕРВАЯ
НА ДАЛЕКИХ БЕРЕГАХ
ЭСКИМОСЫ
В сентябре 1928 года пароход "Астрахань" вошел в глухую, ненаселенную бухту Пенкегней, в ста восьмидесяти километрах на юг от залива Лаврентия. Здесь, на пустынном берегу, высадились работники культбазы, чтобы переправиться к месту назначения.
Пароход разгружался с необычайной быстротой. Медлить было нельзя: следом шли льды, которые могли закрыть выход из бухты в Берингово море.
Во время разгрузки парохода послышалось далекое дребезжание мотора, и вскоре из-за мыса показался вельбот. На нем были эскимосы: мужчины и женщины, старики и дети - около тридцати человек. Большинство из них в меховых кухлянках, в тюленьих штанах и таких же торбазах*. Женщины - в меховых комбинезонах, поверх которых натянуты разноцветные ситцевые комлейки. Эти комлейки не только предохраняют мех от сырости и морских брызг, но служат своего рода украшением. Степень нарядности эскимосской женщины определялась, как нам сказал капитан, комлейкой и тем, много ли на ней разного цвета нашивок и оторочек.
[Торбаза - меховая или нерпичья обувь.]
Вельбот подошел к пароходу. Эскимосы тотчас же, не дожидаясь приглашения, стали взбираться по трапу на борт. Вскоре они столпились около кают-компании. Мы рассматривали их с не меньшим любопытством, чем они нас. Капитан приветливо с ними поздоровался. Он плавал в этих местах не впервые и был хорошо знаком с эскимосами.
- Как вы узнали, что здесь остановился пароход? - спросил капитан.
Из толпы выступил эскимос средних лет и с видом отличного знатока русских обычаев протянул капитану руку. Это был Матлю, председатель районного исполнительного комитета.
- Мы вчера видел: пароход пошел на север. Мы думал, пароход пойдет туда не может. Лед много есть.
Мы чутко прислушиваемся к разговору. Нам интересно: не был ли Матлю на культбазе?
- Мы приехал сюда, - продолжал Матлю, - может, русский капитан хочет эскимосов для помощи. Вот смотри, крепкие люди есть.
Капитан поблагодарил.
Пароходы - не частые гости в этих краях, и в жизни эскимосов появление судна - событие. Однако эскимосы очень хорошо ориентируются в курсе кораблей и, сидя на берегу, безошибочно догадываются о намерениях далекого капитана.
- Я очень удивляй, пароход пошел на север. Лед много есть, словоохотливо объяснял Матлю. - Пароход "Ставрополь" повез нашим эскимосам на остров Врангеля товары, но тоже лед много есть. Пароход вернулся и оставил все на кульбач.
- Матлю, а ты можешь доставить нас на культбазу? - спросили мы.
- Нет, теперь нельзя. Кульбач далеко. Скоро-скоро и здесь будет большой лед.
Чтобы не сорвать работу на полгода, мы решили теперь же отправиться на культбазу пешком. Матлю согласился проводить нас до ближайшего чукотского стойбища.
Составилась небольшая сухопутная экспедиция. С нами пошла и учительница Таня Вдовина, окончившая в этом году Московский опытно-показательный педагогический техникум.
В этот суровый и далекий край она попала совсем неожиданно. Когда Таня оканчивала техникум, пришла директива о посылке на Чукотку наиболее способного педагога. Хотя Таня и мечтала продолжать образование в педагогическом вузе, но, будучи дисциплинированной комсомолкой, без возражений согласилась поехать на Чукотку.
В тот момент, когда мы собирались покинуть пароход, с мостика спустился капитан и сказал нам:
- Побойтесь бога! Куда вы тащите ее, - ведь она же еще девочка! Вон зоотехник - мужчина, и то не решается идти по этому пустынному берегу. Оставайтесь на пароходе. Будьте благоразумны. А на будущий год мы выйдем из Владивостока пораньше, и я доставлю вас к самому парадному подъезду.
- Нет, нет, товарищ капитан, вы за меня не беспокойтесь. Я, знаете ли, не из трусливых, - вмешалась Таня.
- Молодец, Таня! Не пропадем, - сказал Владимир Евгеньев, второй учитель, тоже только что окончивший педагогический техникум в Ленинграде.
Не побоялся трудностей пути и пожилой председатель Чукотского рика Пономарев.
Дата образования округа - 10 декабря 1930 г. Площадь территории 737,7 тыс. км2 (4,32% территории РФ). Численность населения - 83,1 тыс. чел. (1999 г.). Плотность населения - 0,1 чел./км2.
Коренное население составляет одну треть от общей численности жителей округа: чукчей насчитывается около 16,5-17 тыс. (по результатам переписи 1989 года их было 17,9 тыс. чел.), эскимосов - 2-2,5 тыс. (на 1989 г. - 3,2 тыс.), чуванцев - около 1,5 тыс. (в 1989 г. - примерно столько же), эвенов - до 700-800 человек, юкагиров - менее 500. На Чукотке в последние годы наблюдается резкое уменьшение численности населения. Это напрямую связано с непрекращающимся снижением объемов золотодобычи на полуострове.
Округ разделен на 8 районов; городов районного подчинения - 2, поселков городского типа - 18, сельсоветов - 45.
Ведущие отрасли промышленности: электроэнергетика, угольная, цветная (золотодобывающая), пищевая, рыбная. В сельском хозяйство развито оленеводство, звероводство и пушной промысел, парниковое овощеводство.
Сырьевые ресурсы округа: золото, вольфрам, олово, уголь, медь. Наиболее известные месторождения: олова - Валькумей, Пыркакай; угля Анадырское, Беринговское.
Замеченные опечатки исправлены.
Оригинальная метка подразделов внутри глав, обозначенная текстовым отступом, заменена на * * *.
Отображение вводной статьи "От автора" шрифтом меньшего размера как в оригинале.
В тексте имеются "б", "у" и "э". Это не буквы, а символы Word (Латиница 1). В *.txt такие символы не воспроизводятся, а в *.htm они отображаются корректно, только когда при конвертировании задают не кириллицу, а многоязыковую поддержку.
В книге есть множество названий и терминов, которые разъяснены в подстрочных примечаниях автора. Последние в электронной версии представлены прямо по тексту (в квадратных скобках) в конце соответствующих абзацев. Слова, к которым сделаны примечания, отмечены звездочкой.
Несколько примечаний (расшифровка аббревиатур из советской действительности) введены выполнившим OCR.
Книга издавалась, по-видимому, три раза:
Конец 1930-х гг. (по рекомендации М. Горького; в альманахе "Год XIX");
1954 г. (данная версия);
1967 г. (Семушкин Т. Чукотка: Повесть. М.: Худож. лит. 1967. - 391 с.).
В издании 1954 г. не указано, что этот объемный роман является "повестью".
К вопросу о засилье культа Сталина в советской литературе того периода. Данная версия книги издана всего через год после его смерти, когда разоблачение соответствуюшего культа еще не было начато. Написана же она и вовсе в 1938-1940 гг., во время самого махрового культа. Тем не менее, имя "Сталин" в этом огромном романе (во многом политического характера: все-таки одна из тем - советская власть на Чукотке) встречается всего 7 раз, причем в большинстве случаев речь идет о его портретах, висевших там-то и там-то в качестве антуража (типа: "портрет Сталина, а на полу шкура медведя"). Только три раза имеются какие-то слова, которые можно отнести лично к Сталину. Даже чукча-пионер, славящий на собрании новую жизнь в собственных стихах, ни разу не упомянул не только Сталина, но и Ленина.
Впрочем, есть слова величания Ленина, но никак не Сталина. Вот пример: "...они [чукчи] входят в мавзолей. Здесь лежит величайший из мыслителей человечества. Это человек, гению которого они обязаны тем, что стоят в строю равноправных советских народов". Стало быть, "величайший", а Сталин, стало быть, получается менее великим. Если верить нынешней пропаганде, то Семушкина за его "забывчивость" должны были в лучшем случае гнать в три шеи из писателей после его первого же романа ("Чукотка").
Могут сказать, что Т.З. Семушкин так обошел (относительно, конечно) Сталина на свой страх и риск. И все-таки ему в 1948 г. (год проверен) за роман "Алитет уходит в горы" была присуждена премия. В изданиях 1972 г. и более поздних указано "Государственная", но в версии романа за 1952 г. написано: Сталинская, 2 степени.
В электронную версию включены сведения об авторе (About_author.rtf), его фото (!Semushkin.jpg) и краткая информация о чукчах (Chukchi.rtf).
АННОТАЦИЯ
(Выполнившего OCR)
Приведены данные об освоении Чукотки и обучении чукотских детей в школе-интернате в конце 1920-х гг. Автор являлся директором школы-интерната и долго прожил среди чукчей, что делает события, описанные в романе, в значительной степени документальными, несмотря на явное сглаживание проблем. Представлено множество этнографических сведений о жизни и обычаях чукчей; имеется информация о построении Советской власти на Чукотке.
ВМЕСТО ЭПИГРАФОВ
1. "В комнату вошел человек маленького роста, одетый по-чукотски, но с лицом кавказца. Он поздоровался, сел на стул... и заговорил на ломаном русском языке с кавказским акцентом..."
2. "Хочется много работать, для того чтобы воспитывать этих новых, советских людей, будущих строителей социалистической тундры".
3. "- Куда идет шкуна, Ульвургын?
- Ликвидаторов развожу..."
4. "Ликвидаторы тоже сияли от радости и быстро точили ножи о булыжные камни... Ликвидаторы не рассчитывали на какую-нибудь долю... Они работали ради удовольствия. Ведь так давно они не занимались любимым делом!"
5. "Что ты рисуешь, Ульвургын?" - спрашиваю его. "Агитацию, говорит. - Камчамол, говорит, должен эту агитацию рисовать, а приходится мне!" Я взглянул на его плакат и вижу: нарисована голая женщина по-настоящему. Рядом подрисованы три пары трусов. Контуром обведены. Я сначала не понял, что это такое. Тогда Ульвургын перевернулся на бок и, тыча карандашом в рисунки, говорит: "Вот, Таграй, каждая женщина должна иметь три пары трусов. Одну пару носит, другую - в запасе, третью - в стирке".
Т.З. Семушкин. "Чукотка"
СОДЕРЖАНИЕ
От автора
КНИГА ПЕРВАЯ
НА ДАЛЕКИХ БЕРЕГАХ
Эскимосы
На культбазу
Первые впечатления
За работу!
Школьный сторож Лятуге
Под вой пурги
В стойбища за учениками
Первые ласточки
В приемной комиссии
Знакомство со школой
Ночь
На уроке
Маленькие лингвисты
Радостные свидания
Тоска по ярангам
Бегство
Каникулы
Домой, домой!
Рультынкеу в яранге
Охота на тюленя
Старуха Панай
Возвращение на культбазу
Панай приступает к работе
На лыжах за учениками
Стрижка
В бане
Классные занятия
Из дневника дежурного воспитателя
Игры и танцы
Председательствует Панай
Скрипка
Зимний день
Охота на зайцев
Встреча гостей
С кино по ярангам
Необычайное открытие
Победа Таграя
Плоды просвещения
Тяжелое наследство
Шаман в шкурах и "шаман" в белом халате
Смерть Рультуге-первого
Реет в воздухе самолет
Что за диво!
Как шаман обманул чукотский народ
Весна
"Аттав ярагты"
"Осиротевшие"
КНИГА ВТОРАЯ
СПУСТЯ ШЕСТЬ ЛЕТ
Встреча
Таграй
Охота на моржей
Возвращение домой
Опять на культбазе
Пришел "Ангарстрой"
Железнорогий олень
31 августа
О чем мечтали ученики и колхозник Гаймелькот
Необычный новичок
Чудесный почтальон
Андрей Андрей
Американские гости
Поездка с Ульвургыном
Таня-кай проходит мимо смерти
На празднике
За песцами
Шахматный дебют
У пограничников
Шаман-чайник
Доброволец Ктуге
Неравная борьба
Первый полет
И умереть человек хочет по-новому
Выпускной экзамен
До свидания, Чукотка!
В Москве.
ОТ АВТОРА
Впервые на Чукотку я попал в 1924 году. С тех пор на протяжении более четверти века я поддерживаю связь с этим краем. За это время на Чукотской земле, среди чукотского народа, я прожил восемь лет. Последний раз мне пришлось посетить Чукотку в 1951 году. Трудно было узнать этот край - такие там произошли изменения. За двадцать лет, прошедшие с тех пор, как мы открывали там первую школу-интернат, Чукотка приняла совершенно другой облик.
Там, где среди камней, запорошенных снегом, с трудом пробиралась собачья упряжка, - стройными рядами, образуя улицы, стояли двухэтажные дома, освещенные электричеством; там, где мы на своих спинах (тогда практиковались на Севере авралы всего экипажа и пассажиров) таскали мешки с углем, разгружая бункер парохода, стояли механизированные причалы с электрифицированными кранами и транспортерами; если раньше мы приплывали сюда на грузовых пароходах и примерно в течение месяца пути жили на нарах трюмов и твиндэков, то теперь за восемь дней нас доставил сюда рейсовый великолепный пассажирский экспресс со всеми удобствами.
И когда в тумане наш пароход пришвартовался к причалу, нас встретил автомобиль, разбивая туман светом фар. Здесь уже были гостиница, ресторан, почта, банк и другие советские учреждения.
Мои попутчики, прибывшие сюда впервые, ехали на машине в гостиницу и относились к этому как к должному. Между тем меня все это поражало и радовало. Я восторгался и домами, причалами, и автомашинами, бегающими по Чукотской земле, и гостиницей.
Это особенно радовало потому, что я видел Чукотку в развитии, мог сравнить ее нынешнее с прошлым. Радовало то, что советские люди смогли утеплить холодную чукотскую землю, сделать ее такой же удобной, как земли умеренного климата.
Я привык за свои прежние зимовки, как раньше мы называли жизнь и работу здесь, мириться с несколько замедленным темпом жизни. Край, именовавшийся проезжими корреспондентами "собачьим царством" (единственным средством связи были собаки), теперь исчез. Здесь летали самолеты, как по нормально действующей воздушной магистрали. Если раньше нам на зимовку привозили комплекты центральных газет один раз в год, то теперь газеты из Москвы поступали сюда на пятый день, а иногда и на третий. Оторванность от Большой Земли исчезла, и люди, населяющие Чукотку, стали жить в едином темпе со всем многонациональным советским народом. На Чукотке издавалось уже около двадцати газет.
В хорошем номере гостиницы, где было тепло, светло и уютно, я сел в удобное кресло и невольно предался воспоминаниям.
1926 год. Я брожу по Чукотской земле в качестве руководителя статистико-экономической экспедиции. За зиму этого года, на собаках, на оленях, я проехал более двенадцати тысяч километров. Часто в пути заставала пурга. Собак нашей упряжки не видно. Нарта движется в пурге как будто сама, подгоняемая ветром. Мы едем молча, и только плечом я ощущаю спину своего каюра*. Настроение неважное. Хочется поскорей доехать до жилья, попасть в тепло. По рассказам каюра, в этом месте скалистый отвесный берег высотой метров четыреста.
[Каюр - погонщик собак (здесь и далее в квадратных скобках, если не указано другое, - примечания автора).]
Все чаще и чаще каюр останавливает упряжку и, бросив нас, то есть меня и собак, уходит проверить "дорогу". Он выбрасывает тормоз на длинной веревке вперед и идет за ним. Если веревка не вырывается из рук, каюр идет дальше и вновь забрасывает тормоз. А когда веревка вырывается - ясно, что в нескольких шагах обрыв.
На вершине скал иногда наметается снежный карниз, и горе путнику, если его собаки по неопытности своего хозяина попадают сюда: снег обрушивается, и нарта с седоками летит вниз. Часто в таких случаях снежная лавина хоронит и людей и собак. В таких местах лучше останавливаться до окончания пурги на ночевку.
- Пожалуй, ночевать надо! - кричит каюр. Он кричит громко, чтобы перекричать пургу.
И среди безграничного простора тундры мы останавливаемся на ночлег. На первых порах тебя охватывает жуть. В самом деле: какая тут ночевка, в этой белой и безжизненной пустыне? И все же под свист и вой бушующей пурги мы с трудом устанавливаем палатку. Мое положение сходно с положением щенка, которого выбрасывают на середину глубокой реки, чтобы он научился плавать. Вот и я барахтаюсь в этом бушующем снежном океане. Ветер, а вернее шквал, вырывает из рук полотнище палатки, и мы, как утопающие, хватаемся за концы ее, торопливо втыкаем в твердый снег колышки, укрепляем веревками. Наконец палатка готова. С какой радостью мы забираемся в этот полотняный домик! Мы чувствуем себя самыми счастливыми, так как укрылись и от ветра и от снега. На полу у нас оленьи шкуры, меховые спальные мешки. Появляется сундучок с продовольствием, горит стеариновая свеча, весело шумит примус. В углу лежит мочевой пузырь моржа, в котором мы возим керосин. Этот "бидон" не разобьется на ухабах, не даст течи.
Вскоре появляется горячая пища, чай, и мы с каюром поистине блаженствуем.
А пурга бушует, палатка хлещет полотнищами, как барабан.
С нами вожак и часть собак. Они лежат у входа и, сверкая глазами, слизывают и скусывают зубами с лап снег и наледь. Другие собаки - за палаткой, их давно уже занесла пурга.
Нередко пурга дует несколько дней подряд. Но время у нас не пропадает. Каюр учит меня чукотскому языку, я его - русскому. Он рассказывает мне о быте и нравах своего народа, я ему - о России. В общем, нам хорошо. Здесь даже можно вести дневник.
Но... сидя в удобном кресле, я думаю: а все же в чукотской гостинице лучше ночевать, чем в белой пустыне.
Завтра на самолете я окажусь в течение нескольких часов в другом конце Чукотки, за тысячу километров отсюда, и не нужно будет мерзнуть полмесяца, покрывая то же расстояние на собаках. Да и местные жители давно предпочитают самолет.
Здесь, на аэродроме, я встретил вылезшего из самолета моего старого приятеля чукчу Гивэв, который прилетел в банк. Гивэв - председатель колхоза, завтра он летит в окружной центр Анадырь на слет колхозников-зверобоев и оленеводов.
Из окна гостиницы я вижу всю бухту. Справа большой склон горы, еще покрытый снегом. Светлосиний серебристый перелив снега играет на солнце. Многочисленные гудки пароходов, ледоколов оглашают полярный воздух. Эти мощные корабли поддерживают навигацию почти круглый год. Я вспомнил свое первое путешествие на Чукотку, когда сюда приходил только один пароход в год!
И здесь, на этих далеких берегах, идет социалистическое строительство, и здесь, на этой холодной земле, советская власть строит ранее вымиравшему народу культурную и зажиточную жизнь.
Я вспоминаю своего приятеля Ульвургына. Он помогал нам организовать первую школу-интернат, с ним мы много ездили по Чукотской земле.
Огромная страна эта Чукотка! Мыс Дежнева - самая северо-восточная оконечность Азиатского материка. Гранитная скала. Отсюда мы с Ульвургыном в ясный, солнечный весенний день рассматривали горы Аляски.
Здесь узкий Берингов пролив отделяет Чукотку от Аляски, открытой, так же как и мыс Дежнева, русскими землепроходцами, храбрыми мореходами, которые в поисках новых земель еще в те времена доходили до Калифорнийских гор.
В самой узкой части пролива находятся в непосредственной близости друг от друга два скалистых острова: Большой Диомид, принадлежащий СССР, и американский - Малый Диомид.
Мне вспоминается, как Ульвургын, стоя на скале, показывал рукой на эти острова и говорил:
- Когда замерзнет море между островами, можно за полчаса доехать на собаках с нашего острова до американского Диомида.
Здесь как бы соприкасаются две огромные страны - СССР и США, два света - Старый и Новый, два мира - новый и старый, две системы - социализм и капитализм, простой казак Семен Дежнев и именитый принц Уэльский, чьим именем, совсем не по заслугам, назван открытый русскими мореплавателями мыс на Аляске.
Мои воспоминания о прошлом Чукотки неожиданно были прерваны стуком в дверь. В комнату вошла группа молодых чукчей в пиджачных костюмах и старик в оленьей кухлянке.
Лицо старика показалось мне знакомым, но припомнить его я не смог. Старик заметил это и сказал:
- Я сосед Ульвургына. Помнишь, моя яранга стояла рядом с его. Тмой меня зовут. Мой сын учился еще у тебя.
- Как же, помню, помню! - нарочито приподнято, как старому знакомому, сказал я.
- Только погиб мой парень на охоте. Провалился под лед, простудился сильно и умер. А вот они живут... Вместе с моим парнем учились.
Эти бывшие ученики нашей школы теперь работали в порту: Алихан, наш маленький лингвист, был наборщиком в местной газете; Локе - старшина портового катера; один - бухгалтер банка, другой - гидролог местной полярной станции. Все они стали уже возмужавшими людьми, у каждого своя семья. Жили они в портовых квартирах.
Они сидели полукругом, курили папиросы и рассказывали о других своих одноклассниках, которые работали учителями, председателями колхозов, в торговых организациях.
- А Таграй где? - спросил я.
- Таграй погиб, - сказал Алихан. - Был летчиком штурмовой авиации. Погиб в боях за родину, возвращаясь с боевого задания на горящем самолете. Сам я этот материал набирал - статья была у нас в газете. Набираю, а слезы у меня так и льются. Жалко! Хороший парень был. Я ведь с ним летал два раза.
- Только Таграй погиб?
- Нет, еще художник Вуквов из Уэлена. Он погиб на посту командира-артиллериста. Способный художник. Его работы были в Париже на выставке.
Как раньше мы не могли найти на Чукотке грамотного человека, так теперь, по рассказам моих гостей, на всем побережье не было ни одного неграмотного подростка. В округе работало много средних школ, педагогическое училище. Юноши и девушки, получив среднее образование, уезжают в высшие учебные заведения Петропавловска-на-Камчатке, Николаевска-на-Амуре, Владивостока, краевого центра Хабаровска, Москвы. Около трехсот студентов-северников учится в настоящее время в Ленинградском университете имени Жданова и в педагогическом институте имени Герцена. Растут кадры квалифицированных специалистов - детей чукотского народа.
Уже и теперь более половины всего педагогического персонала в чукотских школах - коренные жители Чукотки.
Для народов Севера долго существовало специализированное учебное заведение - Ленинградский институт народов Севера.
Сейчас положение с народным образованием в крае настолько изменилось, что нет никакой необходимости в специальных институтах.
Окончившие вузы уже работают на местах. Так, чукча Николай Никитин ответственный редактор окружной газеты, Николай Гиутегин, окончивший в прошлом году институт имени Герцена, работает в окружном центре Анадырь заместителем редактора газеты "Советская Чукотка" и ответственным редактором "Блокнота агитатора". Многого достигли и другие.
Студент Ленинградского университета Рытхэу*, уроженец селения Уэлен с мыса Дежнева, является первым чукотским писателем. Он сотрудничает в периодической печати, выпустил книжку в библиотеке "Огонек" и книгу "Люди нашего берега" в издательстве "Молодая гвардия".
[В оригинале книги "Рыхтеу". (Прим. выполнившего OCR.)]
Рост этого юноши прошел на моих глазах. Давно еще, в одну из первых моих поездок на Чукотку, я как-то проходил в полярную лунную ночь по чукотскому поселку. Луна светила ярко, стоял полный штиль. Я шел и прислушивался к отдаленному дыханию моря. Здесь же, поблизости, все было сковано льдом. Мое внимание вдруг привлек мальчик, бегавший вокруг яранги. Он был совершенно голый и поэтому бегал довольно быстро. Мальчик сделал несколько кругов и юркнул в ярангу. Меня это заинтересовало, и я пошел вслед за ним. Он сидел на оленьих шкурах и весело растирал свои ноги.
Я спросил, что бы это могло значить?
- Видишь ли, - сказал отец-охотник, - я проснулся и не знал: придется мне идти на охоту или нет. Если идти, то надо закусывать поплотней. А какая на улице погода, я не знаю. Вот он и бегал разглядывать обстановку. А то, что он голый, не страшно - пусть привыкает к холоду.
Молодой "метеоролог" интенсивно продолжал себя растирать и посмеивался, прислушиваясь к нашему разговору.
Потом я видел этого мальчика в начальной школе, затем в средней и, наконец, встретил его в Ленинграде. Он готовился получить диплом Ленинградского университета, он стал писателем.
На Чукотке выросли города, промышленные центры, рыбозаводы, промкомбинаты, костерезные мастерские. Многие жители, хотя далеко еще не все, перешли из яранг в домики с естественным освещением.
Исчезают обычаи удушения стариков, многоженства, исчезают суеверия и шаманизм.
В 1932 году был образован национальный Чукотский округ с пятью районами. Местное население политически и культурно выросло настолько, что самостоятельно руководит всей общественной, хозяйственной и культурной жизнью своих районов, своего округа. Окружным исполнительным комитетом Совета депутатов трудящихся руководит коренной житель Чукотки товарищ Отке. В свое время он получил образование в Ленинграде. Товарищ Отке дважды избирался депутатом в Верховный Совет СССР от Чукотского национального округа.
Под руководством Коммунистической партии и Советского правительства народы Чукотки идут по пути своего хозяйственного и культурного развития.
Выступая на сессии окружного совета в Анадыре, депутат-оленевод чукча Тальвавтын сказал, выразив мнение своего народа:
- Я прожил на свете много лет. Мне кажется так: над всей нашей прошлой жизнью как будто лежал большой пласт снега и льда, как лежит он сейчас над охотниками по ту сторону пролива, на Аляске. А вот нам, чукчам нашего берега, партия коммунистов помогла выбраться из-под холодного пласта наверх, на солнце. И теперь ни лед, ни снег не мешают нам глядеть далеко вперед. Мы живем совсем новой, интересной, осмысленной жизнью, а будет она, наверно, еще лучше и интересней. Такие мои стариковские думы. Это я знаю хорошо, потому что глаза у меня есть. Вот они.
Тихон Семушкин
Москва
Февраль 1954 г.
КНИГА ПЕРВАЯ
НА ДАЛЕКИХ БЕРЕГАХ
ЭСКИМОСЫ
В сентябре 1928 года пароход "Астрахань" вошел в глухую, ненаселенную бухту Пенкегней, в ста восьмидесяти километрах на юг от залива Лаврентия. Здесь, на пустынном берегу, высадились работники культбазы, чтобы переправиться к месту назначения.
Пароход разгружался с необычайной быстротой. Медлить было нельзя: следом шли льды, которые могли закрыть выход из бухты в Берингово море.
Во время разгрузки парохода послышалось далекое дребезжание мотора, и вскоре из-за мыса показался вельбот. На нем были эскимосы: мужчины и женщины, старики и дети - около тридцати человек. Большинство из них в меховых кухлянках, в тюленьих штанах и таких же торбазах*. Женщины - в меховых комбинезонах, поверх которых натянуты разноцветные ситцевые комлейки. Эти комлейки не только предохраняют мех от сырости и морских брызг, но служат своего рода украшением. Степень нарядности эскимосской женщины определялась, как нам сказал капитан, комлейкой и тем, много ли на ней разного цвета нашивок и оторочек.
[Торбаза - меховая или нерпичья обувь.]
Вельбот подошел к пароходу. Эскимосы тотчас же, не дожидаясь приглашения, стали взбираться по трапу на борт. Вскоре они столпились около кают-компании. Мы рассматривали их с не меньшим любопытством, чем они нас. Капитан приветливо с ними поздоровался. Он плавал в этих местах не впервые и был хорошо знаком с эскимосами.
- Как вы узнали, что здесь остановился пароход? - спросил капитан.
Из толпы выступил эскимос средних лет и с видом отличного знатока русских обычаев протянул капитану руку. Это был Матлю, председатель районного исполнительного комитета.
- Мы вчера видел: пароход пошел на север. Мы думал, пароход пойдет туда не может. Лед много есть.
Мы чутко прислушиваемся к разговору. Нам интересно: не был ли Матлю на культбазе?
- Мы приехал сюда, - продолжал Матлю, - может, русский капитан хочет эскимосов для помощи. Вот смотри, крепкие люди есть.
Капитан поблагодарил.
Пароходы - не частые гости в этих краях, и в жизни эскимосов появление судна - событие. Однако эскимосы очень хорошо ориентируются в курсе кораблей и, сидя на берегу, безошибочно догадываются о намерениях далекого капитана.
- Я очень удивляй, пароход пошел на север. Лед много есть, словоохотливо объяснял Матлю. - Пароход "Ставрополь" повез нашим эскимосам на остров Врангеля товары, но тоже лед много есть. Пароход вернулся и оставил все на кульбач.
- Матлю, а ты можешь доставить нас на культбазу? - спросили мы.
- Нет, теперь нельзя. Кульбач далеко. Скоро-скоро и здесь будет большой лед.
Чтобы не сорвать работу на полгода, мы решили теперь же отправиться на культбазу пешком. Матлю согласился проводить нас до ближайшего чукотского стойбища.
Составилась небольшая сухопутная экспедиция. С нами пошла и учительница Таня Вдовина, окончившая в этом году Московский опытно-показательный педагогический техникум.
В этот суровый и далекий край она попала совсем неожиданно. Когда Таня оканчивала техникум, пришла директива о посылке на Чукотку наиболее способного педагога. Хотя Таня и мечтала продолжать образование в педагогическом вузе, но, будучи дисциплинированной комсомолкой, без возражений согласилась поехать на Чукотку.
В тот момент, когда мы собирались покинуть пароход, с мостика спустился капитан и сказал нам:
- Побойтесь бога! Куда вы тащите ее, - ведь она же еще девочка! Вон зоотехник - мужчина, и то не решается идти по этому пустынному берегу. Оставайтесь на пароходе. Будьте благоразумны. А на будущий год мы выйдем из Владивостока пораньше, и я доставлю вас к самому парадному подъезду.
- Нет, нет, товарищ капитан, вы за меня не беспокойтесь. Я, знаете ли, не из трусливых, - вмешалась Таня.
- Молодец, Таня! Не пропадем, - сказал Владимир Евгеньев, второй учитель, тоже только что окончивший педагогический техникум в Ленинграде.
Не побоялся трудностей пути и пожилой председатель Чукотского рика Пономарев.