немного, решил, что они правы, и принялся разводить молочный скот. Теперь
Нью-Сэлем славится своими коровами.
-- Значит, сегодня мы хорошо поедим.
При мысли о молоке, сыре и -- кто знает, может быть, местные жители
забьют ради гостей теленка -- больших бифштексах, рот Иджера наполнился
слюной. Ведь из-за войны сена и зерна не хватает, чтобы прокормить все
поголовье.
В город въезжали остальные фургоны, часть из них с пассажирами, но в
большинстве находилось оборудование из Чикагского университета. Далеко не
все фургоны останутся в городе на ночь; обоз растянулся на несколько миль, а
кое-кто выбрал другие дороги, чтобы не привлекать внимания ящеров и
сократить возможные потери в случае нападения с воздуха.
Энрико Ферми помог своей жене Лауре выбраться из фургона и помахал
Иджеру рукой. Сэм улыбнулся ему в ответ. Он гордился тем, что оказался среди
знаменитых ученых и играл роль переводчика на допросах пленных ящеров. Всего
лишь несколько месяцев назад он встречал настоящих ученых лишь на страницах
"Эстаундинга".
Настоящие ученые оказались очень умными, однако, в остальном, не очень
походили на литературных героев. Во-первых, многие из самых лучших -- Ферми,
Лео Силард, Эдвард Теллер, Юджин Вигнер -- оказались скучными иностранцами,
произносившими английские слова с забавным акцентом. Ферми разговаривал, как
отец Бобби Фьоре (Иджер часто размышлял о том, что произошло с его старым
соседом по комнате и товарищем по "Декатур коммодоре") Во-вторых, почти все
они, иностранцы и американцы, вели себя, как обычные люди, а не персонажи из
книг: были не прочь пропустить стаканчик (а многие и не один), любили
рассказывать истории и даже ругались со своими женами. Иджеру они нравились
гораздо больше, чем ученые из "Эстаундинга".
Их и в самом деле угостили бифштексами, зажаренными прямо на костре и
съеденными под открытым небом -- в Нью-Сэлеме не было ни газа, ни
электричества. Иджер разрезал свою порцию на очень маленькие кусочки -- хотя
ему еще не исполнилось тридцати шести лет, он носил вставные челюсти. В 1918
году Сэм едва не умер во время эпидемии гриппа -- тогда и потерял почти все
зубы, сохранились лишь зубы мудрости, которые доставляли столько
неприятностей всем остальным. Они выросли через семь или восемь лет после
эпидемии.
Ульхасс и Ристин держали мясо в руках и ели, отрывая зубами большие
куски. Ящеры вообще почти не разжевывали пищу -- отгрызали кусок и чуть ли
не сразу же его проглатывали. Местные жители разглядывали пленных с едва
скрываемым любопытством -- им еще ни разу не приходилось видеть инопланетян.
Впрочем, во время каждой остановки -- от Миннесоты до Северной Дакоты --
вокруг них собирались зеваки, чтобы поглазеть на столь диковинное зрелище.
-- И куда вы намерены поместить на ночь этих мерзких тварей? -- спросил
у Иджера один из мужчин. -- Черт возьми, нам бы не хотелось, чтобы они
разгуливали по городу.
-- Они не твари, а люди -- не похожие на нас, необычные, но люди, --
возразил Иджер. С вежливостью, характерной для жителей маленьких городков,
мужчина не стал с ним спорить, но явно не поверил. Сэм пожал плечами: ему
приходилось вести подобные разговоры множество раз. -- У вас тюрьма здесь
есть?
Мужчина просунул большой палец за ремень своего хлопчатобумажного
комбинезона.
-- Ага, есть, -- ответил он. Иджер с трудом сдержал улыбку -- он слышал
"ага" вместо "да" во время каждого привала в Северной Дакоте. Усмехнувшись,
мужчина продолжал: -- Периодически мы сажаем туда пьяного индейца или
пьяного скандинава. Черт возьми, я и сам на одну восьмую сиу, хотя меня
зовут Торкил Ольсон.
-- Подойдет, -- заявил Иджер, -- в особенности, если у вас найдется
лишнее одеяло -- ящеры очень плохо переносят холод. Вы сможете меня туда
отвести, я хочу осмотреть помещение?
Оставив Ристина и Ульхасса за решеткой, Иджер сообразил, что у него
освободился вечер. Обычно ему приходилось сохранять бдительность, потому что
ящеры ночевали в соседней комнате какого-нибудь частного дома, в котором они
останавливались. Сэм считал, что пленные не отважатся на побег: в чужом мире
ящерам грозила гибель от холода, к тому же их мог подстрелить любой
американец. Однако он не имел права рисковать.
Они с Барбарой решили провести ночь в доме Ольсона и его жены Луизы,
симпатичной краснощекой женщины лет пятидесяти.
-- Можете занять свободную спальню, -- предложила Луиза. -- В доме
стало пусто с тех пор, как наш сын Джордж и его жена перебрались в
Канзас-Сити, он поступил на работу на военный завод. -- Она помрачнела. --
Ящеры заняли Канзас-Сити. Надеюсь, у нашего мальчика все хорошо.
-- И я тоже, -- ответил Иджер.
Барбара стиснула пальцы Сэма. Ее муж Йенс, физик из Металлургической
лаборатории, так и не вернулся из командировки, которая привела его на
территорию, захваченную ящерами.
-- На постели найдете кучу одеял, а под ними грелку, -- провозгласил
Торкил Ольсон, показывая гостям свободную комнату. -- Утром мы накормим вас
завтраком. Спокойной ночи.
Они нашли несколько теплых шерстяных одеял и толстую пуховую шаль.
-- Мы даже сможем раздеться, -- радостно заявил Иджер. -- Мне
осточертело спать в одежде. Барбара искоса взглянула на него.
-- Ты хочешь сказать, сможем остаться раздетыми, -- заметила она,
задувая свечу, которую оставил им Ольсон на тумбочке возле кровати.
Комната погрузилась в темноту.
Через некоторое время Сэм снял презерватив и принялся ощупью искать под
кроватью ночной горшок.
-- Теперь им будет о чем поговорить, когда мы уедем, -- сказал он,
поспешно забираясь под одеяло: в спальне было страшно холодно
Барбара прижалась к нему не только для того, чтобы согреться. Он провел
ладонью по гладкой коже ее спины.
-- Я люблю тебя, -- тихо проговорил он.
-- Я тоже тебя люблю, -- голос Барбары дрогнул, и она придвинулась к
Сэму еще ближе. -- Не знаю, что бы я без тебя делала. Я была такая
потерянная. Я... -- Она спрятала лицо на груди Сэма, и он почувствовал, как
из глаз у нее брызнули горячие слезы. Через несколько секунд Барбара подняла
голошу, -- Я иногда тик но нему скучаю. Ничего не могу с собой поделить,
-- Я знаю. Просто ты так устроена, -- в голосе Иджера прозвучали
мудрость человека, всю жизнь выступавшего за команду ни пней лиги, без
малейших надежд на выход в высшую. -- Ты делаешь все, что возможно, с теми
картами, которые тебе сдали, даже если они совсем паршивые. Мне, к примеру,
ни разу не пришел туз.
Барбара покачала головой; ее волосы мягко скользнули по его груди.
-- Это нечестно по отношению к тебе, Сэм. Йенс мертв; он не мог
спастись. И если я собираюсь жить дальше -- если мы собираемся жить дальше
-- я должна смотреть вперед, а не назад. Ты прав, я постараюсь сделать все,
что в моих силах.
-- О большем нельзя и просить, -- согласился Иджер и продолжал,
тщательно подбирая слова: -- Мне кажется, милая, если бы ты так сильно не
любила Йенса, а он -- тебя, то я тоже не смог бы в тебя влюбиться. Но даже
если бы это произошло -- ведь ты такая красивая женщина, -- тут он ткнул ее
под ребра, зная, что она взвизгнет, -- ты бы не полюбила меня, потому что
просто не сумела бы.
-- Какой ты милый. И так разумно рассуждаешь. И всегда знаешь, что
сказать женщине.
Барбара больше не прижималась к нему, а уютно устраивалась рядом; Сэм
почувствовал, как ее тело расслабляется. Ее грудь коснулась его предплечья
над локтем.
"Интересно", -- подумал он, -- "не хочет ли она еще раз заняться
любовью"?
Но прежде чем он получил ответ на свой вопрос, Барбара широко зевнула и
сонно пробормотала:
-- Если я сейчас не засну, то завтра не смогу продрать глаза. -- В
темноте ее губы на мгновение коснулись губ Сэма. -- Спокойной ночи, Сэм. Я
люблю тебя. -- Барбара отодвинулась на свою половину постели.
-- Я тоже тебя люблю. Спокойной ночи. -- Сэм и сам не удержался от
зевка.
Даже если бы Барбара и захотела заняться с ним любовью, он не был
уверен в том, что ему удалось бы успешно провести второй раунд. Он ведь
больше не мальчик.
Сэм повернулся на левый бок. Его ягодицы коснулись Барбары. Оба
засмеялись и немного отодвинулись друг от друга. Сэм вынул вставные челюсти
и положил их на тумбочку. Не прошло и двух минут, как он уже тихонько
похрапывал.
* * *
Йенс Ларсен яростно проклинал армию Соединенных Штатов сначала на
английском, потом на ломаном норвежском, которому научился от своего
дедушки. Но даже в эти мгновения он понимал, что несправедлив: если бы
военные не захватили его, когда он пробирался через Индиану, то он, скорее
всего, погиб бы, пытаясь попасть в Чикаго в самый разгар осады.
И даже сейчас, после того, как генерал Паттон и генерал Брэдли сумели
отбить все атаки ящеров, ему не разрешили вылететь в Денвер, чтобы он мог
вернуться в Металлургическую лабораторию. И снова военные представили ему
весьма веские причины отказа -- в Соединенных Штатах гражданская авиация
прекратила свое существование. В небе доминировали ящеры.
-- Адский огонь, -- пробормотал он, цепляясь за поручни парохода "Дулут
Квин", -- проклятые солдафоны даже не пожелали сообщить мне, куда они
съехали. Пришлось отправиться в Чикаго, чтобы самому все узнать.
Ларсен с трудом сдерживал раздражение; ему казалось, будто служба
безопасности совершенно свихнулась. Ему запретили послать короткую записку
персоналу лаборатории и сообщить жене, что он остался в живых. И снова
кретины военные привели ему абсолютно железный довод: Металлургическая
лаборатория является последней надеждой Америки на производство атомной
бомбы, аналогичной той, что ящеры сбросили на Вашингтон. Без нее война с
инопланетянами будет проиграна. Поэтому никто не имеет права привлекать
внимание к Металлургической лаборатории, или входить в контакт с ее
работниками -- вдруг ящеры перехватят сообщение и сделают соответствующие
выводы.
Йенс Ларсен получил вполне осмысленные приказы и не мог их нарушить. Но
как же он ненавидел военных!
-- А теперь нельзя даже прогуляться по Дулуту, -- проворчал он.
Он смотрел на город, раскинувшийся на западном побережье озера
Верхнего, в том месте, где оно заметно сужалось. Ларсен отлично видел серые
гранитные утесы, над которыми теснились маленькие дома и более высокие
здания в центре, и вдруг ему показалось, что стоит протянуть руку, и он их
коснется. Иллюзия, конечно; широкая полоса серо-голубого льда отделяла
"Дулут Квин" от города, давшего кораблю имя.
Йенс повернулся к проходившему мимо матросу:
-- Сколько отсюда до берега?
Матрос остановился и задумался. Когда он заговорил, дыхание облаком
пара вырывалось у него изо рта.
-- Около четырех или пяти миль. Меньше месяца назад можно было доплыть
по открытой воде. -- Он усмехнулся, услышав стон Ларсена. -- Иногда порт
открыт всю зиму. Впрочем, гораздо чаще вода замерзает в радиусе двадцати
миль. Так что это еще не худший вариант. -- И он зашагал по своим делам,
насвистывая веселый мотивчик.
Он неправильно понял причину, по которой застонал Ларсен. Холод его не
пугал, он вырос в Миннесоте и в детстве часто катался на замерзших озерах.
Его нисколько не удивляло, что такие огромные водные пространства, как озеро
Верхнее, покрываются зимой льдом. Но мысль, что всего месяц назад он мог бы
попасть в город, приводила в ярость. Вероятно, та самая вьюга, что позволила
Паттону провести удачное наступление против ящеров, и заморозила озеро.
В любой другой год "Дулут Квин" встал бы на зиму на прикол. Однако
ящеры уделяли самое пристальное внимание автомобильным и железнодорожным
перевозкам, так что отказываться от кораблей было неразумно.
"Возможно", -- подумал Ларсен, -- "на родной планете ящеров нет больших
водных пространств, поэтому они и не рассматривают корабли как серьезную
угрозу".
Если дело обстоит именно так, то инопланетяне совершают серьезную
ошибку. "Дулут Квин" доставлял снаряды, патроны, бензин, машинное масло,
оказывая поддержку сопротивлению в Миннесоте. Из Дулута пароход повезет
сталь для производства нового оружия и муку из Миннесоты для людей,
продолжающих борьбу с ящерами.
Множество лодок -- достаточно маленьких, чтобы протащить их по льду,
некоторые весельные -- теснились возле парохода. Палубные лебедки опускали
на них одни контейнеры и поднимали другие. Разгрузка сопровождалась громкими
криками матросов. На кромке льда вырос импровизированный порт: ящики и
коробки с корабля отправлялись в город на санях, которые тащили на себе
люди, лодки доставляли грузы на пароход.
Йенс сомневался, что подобная система по эффективности может хотя бы
частично заменить настоящий порт. Но настоящий порт забит льдом, а то, что
придумали местные жители, гораздо лучше, чем ничего. Единственная проблема
заключалась в том, что груз считался важнее пассажира -- вот почему Ларсен
не мог покинуть пароход.
Матрос, продолжая насвистывать, вернулся на палубу, и Ларсену вдруг
ужасно захотелось его задушить.
-- Когда вы, наконец, начнете переправлять на берег людей? -- спросил
он.
-- Ну, скорее всего, через пару дней, сэр, -- ответил матрос.
-- Через два дня! -- взорвался Ларсен.
Он с удовольствием нырнул бы в воды озера Верхнего и проплыл милю,
отделявшую пароход от кромки льда, но знал, что в этом случае его ждет
неизбежная смерть от переохлаждения.
-- Мы делаем все, что в наших силах, -- продолжал матрос. -- Просто все
пошло наперекосяк с тех пор, как появились ящеры. Люди, которые вас ждут,
все поймут.
Матрос сказал правду, но Ларсену не стало легче. Он считал, что раз
ящеры разбиты на подступах к Чикаго, и ему разрешили отправиться в путь,
весь мир снова окажется в его распоряжении. Однако выяснилось, что это
далеко не так.
-- Раз уж вы застряли на борту парохода, -- не унимался матрос, --
наслаждайтесь возможностью отдохнуть. Здесь прилично кормят -- да и где на
берегу вы найдете отопление, электричество и работающий водопровод?
-- Да, такова печальная правда, -- отозвался Йенс.
Вторжение ящеров нарушило налаженную жизнь Соединенных Штатов --
неожиданно выяснилось, что отдельные районы страны тесно взаимосвязаны,
зависят друг от друга и не готовы к автономному существованию. Теперь
приходилось жечь дрова, чтобы обогревать жилища, и полагаться на физическую
силу животных или людей для перевозки грузов с места на место. Казалось, что
прилет инопланетян отбросил Америку на целое столетие назад.
Посели Йенс доберется до Денвера, он сможет вернуться к рабою над
проектом, который представлялся ему настоящим прыжком в будущее, которое
наступит посреди бесцеремонно вернувшегося прошлого. А куда исчезло
настоящее?
"Настоящего", -- подумал Йенс, имевший слабость к игре слов, -- "больше
нет".
Он спустился вниз, чтобы согреться и напомнить себе, что настоящее,
все-таки, существует. Камбуз "Дулут Квин" мог похвастаться не только
электрическим освещением, но и большим кофейником с горячим кофе (роскошь,
которая становилась практически недоступной по мере того, как истощались
запасы) и радио. Йенс вспомнил, как его родители откладывали деньги, чтобы в
конце двадцатых годов купить приемник. Тогда казалось, будто они пригласили
в свою гостиную весь мир. Сейчас в большинстве мест люди такой возможности
лишились.
Однако "Дулут Квин" ни от кого не зависел, поскольку на корабле хватало
топлива для производства собственной электроэнергии. Здесь каждый мог
насладиться знакомым пощелкиванием помех, когда Хэнк Верной вращал рукоять
настройки, и красный индикатор перемещался по шкале. Неожиданно зазвучала
музыка. Корабельный инженер повернулся к Ларсену, который наливал себе чашку
кофе.
-- Сестры Эндрюс вас устроят?
-- Вполне, но я бы с удовольствием послушал новости. -- Йенс налил себе
сливок.
На "Дулут Квин" не хватало сахара, но сливок имелось сколько угодно.
-- Давайте посмотрим, что у меня получится. Жаль, что у нас нет
коротких волн. -- Верной вновь начал вращать рукоять настройки, только
теперь медленнее, периодически останавливаясь, чтобы прослушать даже самые
слабые станции. После третьей или четвертой попытки он удовлетворенно
крякнул.
-- Вот то, что вы хотели. -- И увеличил громкость. Ларсен наклонился к
приемнику, сквозь шум помех пробивался знакомый низкий голос диктора:
-- ...три дня продолжаются волнения в Италии, люди вышли на улицы в
знак протеста против сотрудничества правительства с ящерами. Папа Пий XII
выступил по радио, призывая всех сохранять спокойствие, но его слова не
возымели действия, сообщают нам из Лондона. Итальянцы требуют возвращения
Бенито Муссолини, которого удалось спасти из тюрьмы, куда его посадили
ящеры, и переправить в Германию...
Хэнк Верной ошеломленно покачал головой.
-- Поразительно, не правда ли? Еще год назад мы считали Муссолини едва
ли не главным нашим врагом, потому что он дружил с Гитлером. Теперь он
герой, ведь фрицы вызволили его из лап ящеров. Да и Гитлер больше не плохой
парень, поскольку немцы продолжают отчаянно сражаться с ящерами. Но я не
думаю, что стоит тебе начать воевать с инопланетянами, как ты сразу же
становишься хорошим человеком. Возьмем, к примеру, Джо Сталина, ярого врага
нацистов. Я никогда не соглашусь с тем, что это правильная постановка
вопроса. А что думаете вы?
-- Вероятно, вы правы, -- ответил Ларсен.
Он был согласен почти со всеми утверждениями инженера, но ему не
нравилось, что гнусавый голос Вернона заглушает слова Эдварда Р. Марроу,
которого Ларсен пытался слушать.
Однако Верной продолжал говорить, поэтому Йенсу удавалось уловить
новости лишь отрывочно уменьшение пайков в Англии, сражения где-то между
Смоленском и Москвой, военные действия в Сибири, ящеры наступают на
Владивосток, кампания пассивного сопротивления в Индии.
-- Они выступают против англичан, или против ящеров? -- спросил он.
-- Какое это имеет значение, ведь Индия чертовски далеко от нас, --
ответил инженер.
С глобальной точки зрения инженер был прав, но Ларсену, пытавшемуся
понять, что происходит в мире, хотелось знать побольше.
-- ...тем, кто считает, что у ящеров отсутствует чувство юмора, --
продолжал Марроу, -- советуем обратить внимание на следующее сообщение:
неподалеку от Лос-Анджелеса наши Военно-воздушные силы построили фальшивый
аэропорт с фальшивыми самолетами. Говорят, что два летательных аппарата
инопланетян атаковали аэродром -- они сбросили фальшивые бомбы. Вы слушаете
Эдварда Марроу, где-то в Соединенных Штатах.
-- Вы заметили, что теперь по радио никто не сообщает, откуда конкретно
ведется передача? -- спросил Верной. -- От ФДР до последнего репортера это
звучит так: "где-то в Соединенных Штатах" Словно если кто-нибудь узнает, где
ты находишься, ты мгновенно перестанешь быть важной персоной -- потому что
если ты действительно большая шишка, ящеры попытаются тебя схватить. Я прав,
или нет?
-- Скорее всего, правы, -- снова согласился Йенс. -- У вас случайно нет
сигареты?
Теперь, когда кофе стал большой редкостью, одна чашка производила на
него действие трех или четырех, выпитых в старое доброе время. С табаком
сложилась очень похожая ситуация.
-- Черт возьми, к сожалению, нет, -- ответил Верной. -- Сам я курил
сигары, но теперь не отказался бы и от сигареты. Раньше я работал на реках
Виргинии, Северная Каролина, и мы часто проходили мимо табачных ферм, не
обращая на них ни малейшего внимания. Но когда больше не можешь ничего
оттуда привозить...
-- Да, -- кивнул Ларсен.
К сожалению, это относилось не только к табаку. Вот почему, чтобы
парализовать жизнь в Соединенных Штатах, ящерам совсем не требовалось
покорять всю страну. Вот почему "Дулут Квин" застрял у кромки льда и
разгрузка производилась практически вручную: любые средства хороши, чтобы
заставить колеса крутиться дальше.
Ларсен, кусая ногти от нетерпения, провел на борту корабля три дня.
Когда же ему, наконец, разрешили занять место в одной из маленьких лодок,
которые разгружали "Дулут Квин", он пожалел, что не потерпел еще немного.
Ползти вниз по веревочной лестнице с рюкзаком и винтовкой оказалось
удовольствием не из приятных.
Один из матросов спустил на веревке его велосипед, который несколько
раз стукнулся о борт "Дулут Квин". Ларсен поймал его и развязал узел.
Веревка скользнула обратно на палубу.
Команда маленькой лодочки состояла из четырех человек. Они с сомнением
посмотрели на велосипед.
-- И далеко вы собираетесь ехать в одиночестве на этой штуке, мистер?
-- спросил один из них.
-- А что? -- Ларсен проехал на велосипеде почти через весь штат Огайо и
Индиану. Он находился в отличной физической форме и, хотя всегда выглядел
худым, был сильнее многих обладателей могучих бицепсов.
-- О, я вовсе не хотел сказать, что вы не сможете, поймите меня
правильно, -- продолжал матрос. -- Просто теперь вы в Миннесоте. -- Он
похлопал по своей одежде -- ботинки на меху, пальто, надетое на свитер и
куртку, и наушники поверх вязанной шерстяной шапочки. -- Вам следует
опасаться метелей -- вот что я имел в виду. Если вас где-нибудь застанет
снежная буря, ваше тело не найдут до весны, а весна приходит в Дулут поздно.
-- Я знаю, что такое Миннесота. Я здесь вырос, -- ответил Йенс.
-- Тем более, где ваш здравый смысл? -- не унимался матрос.
Ларсен собрался ответить какой-нибудь колкостью, но смолчал, потому что
вспомнил, как часто ему приходилось пропускать школу зимой, когда выпавший
снег не давал выйти из дома. Начальная школа находилась всего в двух милях
от фермы, где он вырос, а средняя -- менее чем в пяти. Если начнется вьюга,
а он окажется вдалеке от жилья, ему будет грозить серьезная опасность -- тут
сомневаться не приходилось.
-- Кто-то же должен двигать дело вперед -- иначе и вы не стали бы
выходить из дома в самый разгар зимы Вы ведь справляетесь.
-- Мы путешествуем группами, -- серьезно ответил матрос. -- Нужно
дождаться, пока наберется побольше народа, который едет в нужном
направлении, вот и все. А вам куда нужно, мистер?
-- В конечном счете, мне необходимо добраться до Денвера, -- ответил
Йенс. -- Но сейчас, полагаю, меня устроит любое место западнее Дулута.
В кармане крутки у него лежало письмо от генерала Паттона, в котором
содержался приказ для всего цивилизованного мира оказывать содействие Йенсу
Ларсену. Именно оно помогло ему получить каюту на борту "Дулут Квин"...
однако пароход курсировал только между Чикаго и Дулутом. Никакое письмо
никакого генерала не могло по мановению волшебной палочки создать для него
конвой. Но тут у Йенса возникла идея:
-- А какие-нибудь поезда еще ходят?
-- Да, мы стараемся. Но это все равно что русская рулетка. Может,
удастся проскочить -- а может, ящеры разбомбят поезд. Честно говоря, я бы на
вашем месте держался подальше от железных дорог. Ящеры уделяют им самое
пристальное внимание -- в отличие от кораблей.
-- Возможно, я все-таки рискну, -- сказал Ларсен.
Если поезда ходят в нужном направлении, он доберется до Денвера через
пару дней, а не через пару недель, или месяцев. Если нет -- придумает
что-нибудь другое.
Лодка остановилась у кромки льда, и Ларсен перешел по джутовым мешкам
на предательски скользкую поверхность. Команда лодки передала ему вещи,
пожелала удачи и направилась обратно к "Дулут Квин".
А он зашагал в сторону запряженных собаками саней, на которых рядом с
ящиками еще оставалось свободное место.
-- Подвезете? -- спросил он, и возница кивнул.
Устраиваясь за спиной возницы, Йенс почувствовал себя персонажем Джека
Лондона. Пока они добирались до берега, он обдумал ситуацию и решил, что раз
уж живет в двадцатом веке, то должен пользоваться его достижениями. Даже
если ящеры разбомбят поезд посреди дороги к Денверу, это все равно лучше,
чем проделать весь путь на велосипеде. Оказавшись в Дулуте, он сразу
отправился на поиски железнодорожной станции.
* * *
Транспортный самолет остановился, и Уссмак посмотрел в окно на
тосевитский ландшафт. Он отличался от бесконечных равнин СССР, где раньше
служил водитель танка, но лучше от этого вид не стал -- так, во всяком
случае, считал Уссмак. Слишком темная и влажная зелень растений под резкими,
белыми лучами солнца.
Да и, вообще, звезда Тосев недостаточно обогревает свою третью планету.
Уссмак замерз сразу, как только вышел из самолета на бетонную посадочную
дорожку. Ну, здесь хотя бы с неба на голову не падает замершая вода. Уже
неплохо!
-- Замена экипажей танков! -- прокричал самец.
Уссмак и несколько его товарищей, только что вышедших из самолета,
направились прямо к нему. Самец записал их имена и личные номера, после чего
жестом предложил сесть в бронетранспортер.
-- Где мы находимся? -- спросил Уссмак, когда заработал двигатель -- С
кем нам предстоит сражаться?
Имена, которые Большие Уроды давали местностям на Тосеве-3, не имели
для него почти никакого значения и потому правильнее было спросить, кто их
противник..
-- Это место называется Франция, -- ответил стрелок по имени Форссис.
-- Я служил здесь сразу после того, как сел наш корабль, а также перед тем,
как командующий решил, что тут наведен порядок, и перевел мой отряд в СССР.
Все самцы разразились ироническим хохотом. В самом начале кампании
захват планеты казался делом пустяковым. Уссмак вспомнил, как его танк с
легкостью уничтожал советские машины, словно их броня была сделана из
картона.
Но даже и тогда ему следовало сообразить, что победа дается только в