Тартлдав Г. Ответный удар

Пскове. Так мы и сделали.
Генерал Чилл покачал головой. Бэгнолл потел все сильнее. Никто не
потрудился предупредить их, что русские контролируют Псков лишь частично.
Очевидно, они не предполагали, что могут возникнуть проблемы с немецкими
военными. И ошиблись.
-- Если установка только одна, она будет направлена в Рейх, -- заявил
Чилл.
Как только Сергей Морозкин перевел слова немецкого генерала на русский,
Васильев схватил со стола автомат и направил его прямо в грудь Чиллу.
-- Нет, -- решительно сказал он.
Бэгнолл и без знания русского сообразил, что тут происходит.
Чилл ответил на немецком, который Васильев, видимо, понимал. Нацист
отличался незаурядным мужеством или сильно блефовал.
-- Если вы меня застрелите, Николай Иванович, командование примет
полковник Шиндлер -- а вам прекрасно известно, что в районе Пскова у нас
имеется значительное превосходство в силах.
Александр Герман даже не взглянул на пистолет, лежавший на столе. Он
заговорил сухим, педантичным голосом, прекрасно подходившим к его очкам.
Бэгноллу показалось, что это немецкий, только почему-то он понимал Германа
еще хуже, чем Курта Чилла. Потом он сообразил, что, по-видимому, партизан
перешел на идиш. Им следовало прихватить с собой Дэвида Гольдфарба.
Однако капитан Борк прекрасно его понял и перевел:
-- Герман говорит, что Вермахт сильнее в районе Пскова, чем советские
войска. Он также спрашивает, сильнее ли немцы, чем русские и ящеры вместе.
-- Блеф, -- только и ответил Чилл.
-- Нет, -- вновь вмешался Васильев.
Он положил свое оружие на стол и удовлетворенно улыбнулся Герману. Он
не сомневался, что немцы не смогут проигнорировать _такую_ угрозу.
Бэгнолл тоже не считал слова партизана блефом. До того, как прилетели
ящеры, Германия нажила себе множество врагов среди жителей покоренных ею
территорий. Евреи Польши -- один из лидеров, которых был кузеном Гольдфарба
-- выступили против нацистов на стороне ящеров. Если Чилл будет продолжать в
том же духе, вполне возможно, что русские последуют их примеру.
А с него станется. Угрюмо глядя на партизанских командиров, он заявил:
-- Почему-то я нисколько не удивлен. Благодаря вашему предательству,
ящеры могут одержать победу. Однако даю вам слово, ни один из вас не успеет
вступить с ними в союз. Мы заберем радар.
-- Нет, -- отрезал Александр Герман.
Затем он перешел на идиш, и Бэгнолл уже не поспевал за его быстрый
речью. Капитан Борк вновь перевел слова партизана на английский:
-- Он говорит, что устройство прислали рабочим и крестьянам Советского
Союза, чтобы помочь в борьбе с империалистическим агрессором, и если они
отдадут его, то предадут свою Родину.
"Если отбросить коммунистическую риторику", -- подумал Бэгнолл, --
"партизан абсолютно прав".
Впрочем, мнение английского бортинженера не слишком интересовало
генерала Чилла.
Бэгнолл не сомневался, что Чилл намерен занять крайне жесткую позицию.
Как, впрочем, и все остальные в башне старой крепости. Капитан Борк отошел
от экипажа "Ланкастера" в одну сторону, Сергей Морозкин в другую. Оба
засунули руки за отвороты курток, очевидно, каждый нащупывал рукоять
пистолета. Бэгнолл приготовился упасть на пол.
Однако вместо этого бортинженер прошипел Джерому Джонсу:
-- У тебя есть полное описание и инструкции для работы с радаром,
верно?
-- Конечно, -- прошептал Джонс. -- Если русские захотят наладить
промышленное производство, без них не обойтись. В том случае, конечно, если
кто-нибудь выйдет отсюда живым.
-- По-моему, шансов немного. Сколько у тебя экземпляров?
-- Инструкций и рисунков? Только один, -- ответил Джонс.
-- Кошмар. -- План, который Бэгнолл успел придумать, рушился. Однако он
тут же приободрился и громко сказал: -- Джентльмены, прошу вашего внимания!
Единственное, чего ему удалось добиться -- немцы и русские на некоторое
время приостановили подготовку к решительной схватке.
-- Мне кажется, я могу предложить выход из создавшегося положения, --
продолжал Бэгнолл.
Мрачные лица выжидательно повернулись в его сторону. Бэгнолл неожиданно
сообразил, что немцы и русские только и искали повода, чтобы наброситься
друг на друга.
-- Что ж, просветите нас, -- сказал, переходя на английский, Курт Чилл.
-- Сделаю все, что в моих силах, -- ответил Бэгнолл. -- Мы привезли
только один радар -- и тут ничего не изменишь. Если вы его заберете силой,
информация о ваших действиях попадет в Москву -- и в Лондон. Сотрудничеству
между Германией, ее прежними противниками и нынешними союзниками будет
нанесен серьезный удар. Ящеры выиграют от этого гораздо больше, чем
Люфтваффе от нового радара. Разве я ошибаюсь?
-- Вполне возможно, что и нет, -- не стал спорить Чилл. -- Однако мне
представляется, что и сейчас наше сотрудничество вызывает большие сомнения
-- раз вы намерены передать радар русским, а не нам.
Возразить генералу было нечего. Бэгноллу совсем не хотелось делиться
военными секретами с нацистами. Политические лидеры Британии, включая и
самого Черчилля, занимали аналогичную позицию. Однако никто из них не хотел,
чтобы Вермахт и Красная армия снова вцепились друг другу в глотки.
-- Ну, а как вам понравится такое предложение, -- продолжал
бортинженер. -- Радар и инструкции отправятся, как и предполагалось, в
Москву. Но прежде... -- он вздохнул, -- вы сможете сделать копии всех
чертежей и инструкций и отослать их в Берлин.
-- Копии? -- уточнил Чилл. -- Вы предлагаете нам переснять
документацию?
-- Если у вас есть необходимое оборудование, да. -- Бэгнолл
предполагал, что работу придется делать вручную; Псков показался ему
маленьким провинциальным городком, но кто знает, какая аппаратура имеется у
разведчиков 122-ой пехотной дивизии -- или других отрядов, расположенных
поблизости?
-- Не думаю, что начальство одобрит наши действия, но они и представить
себе не могли, что возникнет подобная ситуация, -- пробормотал Кен Эмбри. --
Однако я считаю, что ты придумал замечательное решение проблемы -- распилить
ребеночка пополам. Царь Соломон гордился бы тобой.
-- Надеюсь, -- усмехнулся Бэгнолл.
Сергей Морозкин, между тем, переводил предложение Бэгнолла партизанам.
Когда он закончил, Васильев повернулся к Александру Герману и с усмешкой
спросил:
-- _Ну_, Саша?
"Наверное, это идиш", -- подумал Бэгнолл -- он уже слышал это словечко
от Гольдфарба.
Александр Герман уставился на Чилла сквозь свои очки. После появления
Гольдфарба на авиационной базе, Бэгнолл стал гораздо лучше понимать, какие
зверства творили нацисты против евреев Восточной Европы. Интересно, что
скрывается за застывшей маской, которую Герман надел на свое лицо, какая
ненависть разъедает его мозг? Однако партизан не дал ей вырваться наружу.
Через несколько секунд он выдохнул лишь одно слово:
-- Да.
-- Тогда так и сделаем.
Если план Бэгнолла и вызывал у Чилла энтузиазм, то он очень удачно
скрывал свое ликование. Предложение англичанина позволяло ему получить
большую часть того, что он хотел, и сохранить шаткий мир на территории
Пскова.
Словно для того, чтобы подчеркнуть важность сотрудничества, послышался
рев самолетов ящеров. Когда начали падать бомбы, Бэгнолла охватил панический
ужас: удачное попадание в крепость, и все камни Крома обрушаться ему на
голову.
Сквозь удаляющийся вой реактивных двигателей, и разрывы бомб доносилась
бешеная стрельба из винтовок, автоматов и пулеметов. Защитники Пскова,
нацисты и коммунисты, делали все, чтобы сбить самолеты ящеров.
Как обычно, их усилий оказалось недостаточно. Бэгнолл с надеждой ждал
оглушительного взрыва, знаменующего падение вражеского самолета, но его так
и не последовало. Как, впрочем, и новой сирены, предупреждающей о второй
атаки неприятеля.
-- А мы думали, что тысячемильный перелет позволит нам избавиться от
бомбардировок, -- пожаловался Альф Уайт.
-- Война называлась Мировой еще до того, как появились ящеры, --
ответил Эмбри.
Николай Васильев что-то сказал Морозкину. Вместо того чтобы перевести
слова командира, тот вышел из комнаты и вскоре вернулся с подносом,
уставленным бутылками и стаканами.
-- Давайте выпьем за... как вы говорите?.. договор, -- предложил
Морозкин.
Он разливал водку по стаканам, когда в комнату вбежал какой-то человек
и что-то крикнул по-русски.
-- Я понял далеко не все, -- сказал Джером Джонс, -- но мне совсем не
нравится то, что я услышал.
Морозкин повернулся к экипажу "Ланкастера".
-- У меня плохие новости. Эти -- как вы говорите? -- ящеры, разбомбили
ваш самолет. Он в развалинах... так вы говорите?
-- Да, мы говорим примерно так, -- с тоской ответил Эмбри.
-- Ничего, товарищи, -- по-русски утешил их Морозкин. Он даже не стал
переводить свои слова, видимо, полагая, что они не имеют эквивалентов на
других языках.
-- Что он сказал? -- спросил Бэгнолл у Джерома Джонса.
-- "Тут ничем не поможешь, друзья" -- что-то в таком роде, -- ответил
Джонс. -- Или "Тут ничего не поделаешь" -- может быть, так будет точнее.
Бэгнолла в настоящий момент мало интересовали вопросы адекватности
перевода.
-- Мы застряли в проклятой дыре под названием Псков, и с этим, черт
побери, ничего нельзя поделать? -- выпалил он, переходя на крик.
-- _Ничего_, -- по-русски ответил Джонс. и
* * *
Научный центр представлял собой великолепное трехэтажное здание из
красного кирпича в северо-западном углу университетского городка Денвера.
Здесь находились химический и физический факультеты -- прекрасное место для
чикагской Металлургической лаборатории. Йенсу Ларсену ужасно тут
понравилось.
Оставалась одна проблема: он не имел ни малейшего понятия о том, когда
появится остальной персонал лаборатории.
-- Все нарядились, а идти некуда, -- пробормотал он себе под нос, шагая
по коридору третьего этажа.
Из выходящего на север окна в конце коридора он видел реку Платт, змеей
уходящую через город на юго-восток, а за ней -- здание законодательного
собрания штата и другие высотные строения в центре. Денвер оказался
неожиданно красивым местечком, кое-где еще не сошел снег, а воздух был
удивительно чистым. Однако Йенса все это не радовало.
Все шло просто превосходно. Он сел в поезд и спокойно добрался до места
своего назначения, словно вернулись те замечательные, канувшие в прошлое дни
до вторжения ящеров. Его не бомбили, не подвергали обстрелу, ему досталось
прекрасное место в пульмановском вагоне -- с такими удобствами он не спал
уже много месяцев. В поезде работало электричество и отопление; о войне
напоминала только штора затемнения с надписью "ИСПОЛЬЗУЙ МЕНЯ. ЭТО ТВОЯ
ЖИЗНЬ".
Когда поезд остановился на Юнион-Стейшн, Ларсена встретил майор и отвез
в Лоури-Филд к востоку от города, где его поселили в комнате для холостых
офицеров. Он чуть не отказался -- ведь он женат. Однако Барбары рядом не
было, и ему пришлось согласиться.
-- Глупо, -- сказал он вслух.
Ларсен сразу погряз в сетях однообразной военной рутины. Он уже
сталкивался с ней в Индиане, когда находился под началом генерала Джорджа
Паттона. По части способностей и военного таланта, местные командиры в
подметки генералу не годились, а вот в том, что касалось гибкости, мало чем
от него отличались.
-- Сожалею, доктор Ларсен, но _это_ запрещено, -- говорил "куриный
полковник" [На полковничьих погонах изображены орлы, которых в шутку
называют курами] по имени Хэксем.
Под _этим_ он имел в виду выход в город на поиски остальных работников
Металлургической лаборатории.
-- Почему? -- восклицал Йенс, бегая по кабинету полковника, словно
только что посаженный в клетку волк. -- Без остальных, без оборудования, от
меня здесь нет никакого толку.
-- Доктор Ларсен, вы физик-ядерщик, работающий над секретным проектом,
-- отвечал полковник Хэксем. Его голос неизменно оставался негромким и
спокойным, отчего Ларсен злился еще больше. -- Мы не можем позволить вам
болтаться по городу. Если с вашими коллегами произойдет несчастье, кто лучше
вас сумеет продолжить работу над проектом?
Ларсен с колоссальным трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться
ему в лицо. Восстановить труды нескольких нобелевских лауреатов -- в
одиночку? Для этого нужно быть суперменом. Однако в словах полковника
содержалась и доля правды -- он действительно являлся частью проекта -- и
смог бы продолжить работу над ним.
-- Все идет хорошо, -- заверил его Хэксем. -- Нам совершенно точно
известно, что ваши коллеги двигаются в направлении Денвера. Мы рады, что вам
удалось добраться сюда раньше. Значит, мы успеем все подготовить, и они
сразу же приступят к работе.
Йенс Ларсен был ученым, а не администратором. Вопросами организации
всегда занимались другие. Теперь они свалились на его плечи. Он вернулся в
свой кабинет, написал несколько писем, заполнил какие-то бланки, три или
четыре раза попытался позвонить, но только однажды ему сопутствовал успех.
Ящеры почти не бомбили Денвер -- особенно, если сравнивать с Чикаго; Денвер
вообще функционировал как обычный современный город. Когда Йенс нажал на
кнопку настольной лампы, она зажглась.
Он поработал еще немного, решил, что на сегодня достаточно, и спустился
вниз. Там его ждал велосипед. А также хмурый, редко улыбающийся человек в
хаки с винтовкой за спиной. Тоже с велосипедом.
-- Добрый вечер, Оскар, -- сказал Йенс.
-- Здравствуйте, доктор Ларсен, -- телохранитель вежливо кивнул.
На самом деле его звали не Оскар, однако, он на это имя отзывался.
Йенсу почему-то казалось, что оно его забавляет... впрочем, лицо
телохранителя всегда оставалось бесстрастным. Оскар получил приказ охранять
Ларсена в Девере... и не разрешать ученому покидать пределы города. К
несчастью, он отлично знал свое дело.
Ларсен поехал на север, а затем повернул направо в сторону Лоури-Филд.
Оскар пристал к нему, как репейник. Ларсен находился в приличной форме. А
его телохранитель мог спокойно претендовать на место в олимпийской сборной.
Всю обратную дорогу до офицерских казарм Ларсен пел "Я лишь птичка в
золоченой клетке". Оскар с удовольствием к нему присоединился.
Однако на следующее утро, вместо того, чтобы отправиться на велосипеде
в денверский университет, Ларсен (а вслед за ним и Оскар) зашел в кабинет
полковника Хэксема. Полковник не слишком обрадовался, увидев физика.
-- Почему вы не на работе, доктор Ларсен? -- спросил он тоном, который,
наверное, превращал капитанов в "Джелло" [Фирменное название концентрата
желе].
Однако Йенс был человеком гражданским, и, вдобавок, ему осточертела
военная дисциплина.
-- Сэр, чем больше я думаю об условиях, в которых здесь живу, тем более
невыносимыми они мне представляются, -- заявил он. -- Я объявляю забастовку.
-- Что? -- Хэксем жевал зубочистку, может быть, из-за отсутствия
сигарет. Она, словно живая, подпрыгнула у него во рту -- так он изумился,
услышав слова физика. -- Вы не имеете права!
-- Очень даже имею! И не прекращу забастовку до тех пор, пока вы не
разрешите мне связаться с женой.
-- Безопасность... -- начал Хэксем. Зубочистка заходила вверх и вниз.
-- Засуньте свою безопасность сами знаете, в какое место! -- Йенс
мечтал произнести эти слова -- выкрикнуть их! -- уже несколько месяцев. --
Вы не разрешили мне отправиться на поиски сотрудников Металлургической
лаборатории. Ладно, я понимаю ваши мотивы, хотя мне представляется, что тут
вы несколько переборщили. Однако вы ведь сами мне недавно сказали, что
знаете, где находится обоз, который везет оборудование и сотрудников
Металлургической лаборатории, верно?
-- А что если и так? -- прогрохотал полковник. Он все еще пытался
запугать Ларсена, но тот больше не желал бояться.
-- А вот что: если вы не позволите мне послать письмо -- самое обычное
написанное от руки -- Барбаре, вы не дождетесь от меня _никакой_ работы. Я
все сказал!
-- Слишком рискованно, -- возразил Хэксем. -- Предположим, наш курьер
попадет в руки врага...
-- Ну даже если и попадет, -- перебил его Йенс. -- Видит Бог, я не
собираюсь писать про уран. Просто я хочу сообщить ей, что жив, люблю ее и
скучаю. И больше ничего. Я даже не собираюсь подписывать письмо своей
фамилией.
-- Нет, -- сказал Хэксем.
-- Нет, -- повторил Ларсен.
Они продолжали сверлить друг друга взглядами. Зубочистка дрогнула.
Оскар проводил Ларсена до казармы. Там Йенс улегся на койку и
приготовился ждать ровно столько, сколько потребуется.
* * *
Толстый человек в черном стетсоне сделал паузу во время церемонии,
чтобы сплюнуть коричневую табачную струю в полированную латунную
плевательницу, стоявшую возле его ног (на длинных, подкрученных вверх усах
не осталось ни капли), и затем бросил взгляд на ящеров, забившихся в угол
его заполненного людьми кабинета. Он пожал плечами и продолжал:
-- Властью данной мне, мировому судье Чагуотера, штат Вайоминг, я
объявляю вас мужем и женой. Поцелуй ее, приятель.
Сэм Иджер повернул лицо Барбары Ларсен -- Барбары _Иджер_ -- к себе.
Поцелуй получился совсем не таким пристойным, как положено при заключении
брака. Барбара крепко прижалась к Сэму, который обнял ее.
Все радостно загомонили. Энрико Ферми, выступавший в роли шафера,
похлопал Сэма по спине. Его жена Лаура приподнялась на цыпочки, чтобы
поцеловать Сэма в щеку. Физик последовал примеру жены и тоже поцеловал
Барбару в щеку. Все завопили еще громче.
На мгновение Иджер встретился глазами с Ристином и Ульхассом.
Интересно, как они восприняли церемонию. Из того, что говорили ящеры, Сэм
понял, что инопланетяне не заключают длительных брачных союзов -- да, и
вообще, человеческие существа представляются им варварами.
"Ну, и черт с ними", -- подумал Иджер, -- "плевать на то, что они о нас
думают".
Тот факт, что Ферми согласился исполнять роль шафера на свадьбе,
значило для Сэма почти столько же, сколько то, что он женился на Барбаре.
После первого неудачного брака Сэм пару раз подумывал о том, чтобы повторить
эксперимент. Но никогда за долгие часы чтения научной фантастики в поездах и
автобусах во время бесконечных переездов из одного города в другой на
очередной бейсбольный матч, он не думал, что будет находиться в приятельских
отношениях с настоящими учеными. А уж представить себе, что шафером на его
свадьбе станет Нобелевский лауреат в области физики, он и вовсе не мог.
Мировой судья -- табличка на дверях гласила, что его зовут Джошуа
Самнер -- открыл ящик украшавшего кабинет бюро с выдвижной крышкой и вытащил
два маленьких стаканчика, а также бутылку, наполовину заполненную темной
янтарной жидкостью
-- Совсем немного осталось. Гораздо меньше, чем бы хотелось, -- сказал
он, доверху наполняя каждый стаканчик. -- Однако этого хватит, чтобы жених
провозгласил тост, а невеста за него выпила.
Барбара с сомнением посмотрела на полный стаканчик.
-- Если я все выпью, то сразу же засну.
-- Сомневаюсь, -- возразил мировой судья, что вызвало новые крики
восторга собравшейся в его кабинете толпы, большую часть которой составляли
мужчины.
Барбара покраснела и смущенно покачала головой, но стаканчик все-таки
взяла.
Иджер поднял свой стакан, стараясь не расплескать ни капли. Он знал,
что скажет. Еще до того, как мировой судья объявил, что от него ждут тоста,
он кое-что придумал. Такое происходило с ним не часто; обычно остроумный
ответ приходил ему на ум слишком поздно.
Сэм поднял стаканчик и подождал, пока все успокоятся. Когда наступила
тишина, он заявил:
-- Жизнь продолжается, -- и залпом выпил виски.
Жидкость обожгла горло, а по животу разлилось приятное тепло.
-- О, отличный тост, Сэм, -- мягко сказала Барбара. -- Ты совершенно
прав. -- И поднесла виски к губам.
Сначала она собиралась сделать маленький глоток. Но потом тряхнула
головой и, следуя примеру Сэма, осушила стакан до дна. Глаза у нее тут же
наполнились слезами, она закашлялась и покраснела еще сильнее, чем когда
мировой судья заявил о том, что ночью она не уснет. Все засмеялись и
захлопали в ладоши.
-- Только не делайте этого каждый день, ладно? -- абсолютно серьезно
проговорил Джошуа Самнер.
На свадебной вечеринке, которую устроили в кабинете мирового судьи,
Ристин сказал:
-- Что сейчас произошло с тобой и Барбарой? Вы сделали, -- тут он
произнес несколько свистящих слов на своем языке, -- спарились на все время?
-- Контракт, так лучше сказать по-английски, -- поправил его Иджер. Он
сжал руку Барбары. -- Да, мы поступили именно так, хотя я уже слишком стар,
чтобы "все время" спариваться.
-- Не пугай их, -- сказала Барбара и, не удержавшись, фыркнула.
Они вышли на улицу. Чагуотер находился в пятидесяти милях к северу от
Шайена. Над западе высились покрытые снегом горы. Сам городок состоял всего
из нескольких домом, универмага и почты, в которой также находился офис
шерифа и кабинет мирового судьи. Самнер, кроме всего прочего, являлся
начальником почтового отделения и шерифом, но у него все равно оставалась
масса свободного времени.
К счастью для Иджера, в офисе шерифа имелась камера, достаточно
просторная, чтобы поместить в нее обоих пленных ящеров. Из чего следовало,
что они с Барбарой проведут свою первую брачную ночь без Ристина и Ульхасса
в соседней комнате. Конечно, у них не было ни малейших оснований
предполагать, что ящеры выберут именно эту ночь для побега, или ожидать, что
они поймут значение звуков, доносящихся из спальни молодоженов. Тем не
менее...
-- Тут дело в принципе, -- заявил Сэм, когда он и новая миссис Иджер в
сопровождении друзей из Металлургической лаборатории и обитателей Чагуотера
шагали к дому, где им предстояло провести первую брачную ночь.
Он говорил громче и откровеннее, чем обычно: когда выяснилось, что в
городке будет свадьба, оказалось, что у местных жителей припрятана целая
куча спиртного.
-- Ты прав, -- ответила Барбара с не меньшим пылом.
Щеки у нее горели, и виной тому был не только холодный ветер.
Она громко взвизгнула, когда Сэм подхватил ее на руки, чтобы перенести
через порог спальни, а потом еще раз, когда увидела, что на стуле перед
постелью стоит ведерко с торчащей из него бутылкой. Ведерко оказалось самым
обычным, каких полно в любом скобяном магазине, но бутылка...
-- Шампанское! -- воскликнула Барбара. Два винных бокала -- не для
шампанского, но очень похожих -- стояли рядом с ведерком.
-- Какие они милые, -- сказал Иджер.
Сэм осторожно вытащил бутылку из снега, снял серебристую фольгу,
освободил от проволоки пробку, слегка потянул ее -- и она с оглушительным
хлопком вылетела к потолку. Однако он уже держал бокал наготове, так что ни
капли драгоценной жидкости не пропало зря. Затем он изящно наполнил оба
бокала и протянул один из них Барбаре. Она посмотрела на него.
-- Не знаю, стоит ли мне пить, -- сказала она. -- Если я прикончу этот
бокал, то и в самом деле засну у тебя на плече. А так нельзя. Первая брачная
ночь должна быть особенной.
-- Каждая ночь с тобой особенная, -- заявил Сэм, и Барбара улыбнулась.
-- Шампанское следует выпить, раз уж мы его открыли, -- заявил он совершенно
серьезно. -- Сейчас, когда всего не хватает, оно не должно пропасть.
-- Ты прав, -- кивнула Барбара и сделала несколько глотков. Ее брови
удивленно поползли вверх. -- Хорошее шампанское! Интересно, как оно попало в
огромной город Чагуотер, штат Вайоминг.
-- Понятия не имею. -- Иджер отпил чуть-чуть из своего бокала.
Он совсем не разбирался в шампанском -- обычно пил пиво, изредка виски.
Пузырьки щекотали рот. Сэм присел на постель, рядом со стулом, на котором
стояло ведерко.
Барбара устроилась рядом с ним. Ее бокал был уже почти пуст. Она
провела ладонью по руке Сэма, потом по сержантским нашивкам.
-- Ты был в форме -- очень подходящий наряд для жениха. -- Она
поморщилась. -- Выходить замуж в льняной блузке и брюках из хлопчатобумажной
саржи... я и представить себе такого не могла.
Он обнял ее за талию, затем осушил свой бокал и вытащил бутылку из
ведерка со снегом. В ней осталось достаточно шампанского, чтобы вновь
наполнить бокалы доверху.
-- Не стоит беспокоиться из-за ерунды. Есть только один подходящий
наряд для невесты в первую брачную ночь. -- Он протянул руку и расстегнул
верхнюю пуговицу блузки.
-- Да, это самый подходящий наряд не только для невесты, но и для
жениха, -- ответила Барбара и попыталось расстегнуть одну из пуговиц на его
куртке. Когда у нее ничего не получилось, она рассмеялась. -- Видишь, мне не
следовало пить шампанское. Теперь я не могу переодеть тебя из военной формы
в форму жениха.
-- Сегодня мы никуда не торопимся, -- успокоил ее Сэм. -- Уж как-нибудь
справимся. -- Он сделал несколько глотков и с уважением посмотрел на бокал.
-- Шампанское действует на меня как-то особенно. А может быть, дело в
компании.
-- Ты мне _нравишься_! -- воскликнула Барбара. Почему-то -- возможно,
из-за шампанского -- ей показалось, что так звучит лучше, чем "я _люблю_
тебя".
-- Хочешь, я задую свечу, -- спросил Сэм немного позже.
Барбара задумалась.
-- Нет, пусть горит, если только ты не хочешь, чтобы этой ночью царил
настоящий мрак.
Он покачал головой.
-- Мне нравится на тебя смотреть, милая. -- Барбара не была
голливудской звездой: чересчур худая и угловатая, и, если уж быть честным до
конца, не слишком хорошенькая. Однако в намерения Сэма вовсе не входило быть
честным до конца. Для него она всегда выглядела замечательно.
Он провел ладонями по ее груди, а потом одна рука скользнула вниз, к