Страница:
которую Фьоре не смог бы ни при каких обстоятельствах. И тут Фьоре озарило.
-- Бейсбол! -- закричал он. -- Сукин сын, невозможно поверить! Ты играл
в бейсбол?
Конечно, ему не удалось сразу же подружиться с Фукуокой, но любимая
игра, по крайней мере, спасла его от пули или удара штыка, или еще
чего-нибудь похуже. Его продолжали допрашивать, но до пыток дело не дошло.
Когда, запинаясь, Бобби объяснил, что принимал участие в нападении на
сторожевую вышку в лагере, он получил повышение -- превратился из пленника в
бойца японского отряда.
-- Ты хочешь убивать?.. -- Один из японцев добавил слово на своем
языке. Увидев, что Фьоре не понимает, он добавил: -- Маленькие чешуйчатые
дьяволы?
-- Да! -- воскликнул Бобби.
Японцы не знали английского, но на сей раз, прекрасно его поняли.
И вот он шагает вместе с ними по дороге... где-то в Китае. Дикость
положения, в котором он оказался, понемногу сводила его с ума. Японцы
оставались врагами, они нанесли вероломный удар по США, когда напали на
Пирл-Харбор, захватили Филиппины, Сингапур, Бирму и множество маленьких
островов в Тихом океане, а он ел с ними рис из одной чашки. Очень похоже на
измену. Ему даже представлялось, как его будут судить на родине -- если,
конечно, он когда-нибудь вернется в Соединенные Штаты. Но японцы ненавидели
ящеров сильнее, чем американцев; к тому же, оказалось, что он сам хотел
воевать с инопланетянами гораздо больше, чем с японцами. И Фьоре остался.
Красные присоединились к японскому отряду через несколько дней. Они
легко договорились с японцами. Неожиданный союз удивил Фьоре: ведь они
стреляли друг в друга перед тем, как появились ящеры. Да и перемирие между
ними наступило далеко не сразу.
Отрядом красных командовал боевик одного с ним возраста по имени Най
Хо-Цин. Фьоре, в основном, общался с китайцами, делая исключение только для
игравшего в бейсбол Фукуоки -- у них нашлись общие слова. Когда Фьоре
спросил, почему они так легко договорились с бывшими врагами, Най посмотрел
на Бобби так, словно он полнейший болван, и ответил:
-- Враг моего врага мой друг.
Японцы относились к данной проблеме точно так же. Они искали бойцов и
знали, что красные готовы сражаться, остальное значения не имело. И если их
тревожило что-то еще, то виду они не подавали.
Шанхай находился в руках ящеров. Чем ближе подходил к нему отрад, тем
сильнее волновался Фьоре.
-- Что мы станем делать, если столкнемся с танком ящеров? -- спросил он
у Ная.
Китайский офицер пожал плечами, что привело Фьоре в ярость.
-- Побежим, -- спокойно сказал Най, -- а если не сможем -- будем
сражаться. И умрем, если другого выхода не будет. Захватив с собой как можно
больше врагов.
-- Огромное спасибо, -- пробормотал Фьоре по-английски.
Он не сомневался, что Най Хо-Цин сказал правду. Перед началом решающих
матчей Фьоре не раз видел в глазах своих товарищей по команде такое же
фанатичное выражение. Это не всегда приводило к победе, но свидетельствовало
о том, что команда будет сражаться до конца.
И у японцев он не раз замечал такие же взгляды. На своем ужасном
китайском Фукуока рассказывал ему истории о пилотах, направлявших свои
бомбардировщики прямо на космические корабли ящеров -- они умирали ради
того, чтобы причинить врагу максимальный урон. Фьоре содрогнулся.
Жертвоприношения хороши в церкви, но в реальной жизни... Он никак не мог
прийти к окончательному выводу -- они безумные храбрецы, или просто безумцы.
Отряд подошел к дорожному указателю с надписью: "ШАНХАЙ 50 км" и
разбился на небольшие группы, чтобы привлекать поменьше внимания.
Бобби Фьоре почти ничего не знал о Шанхае. Город его мало интересовал.
Он чувствовал себя, как человек недавно вышедший из тюрьмы. В сущности, так
оно и было. После года, проведенного в Каире, штат Иллинойс, а потом на
космическом корабле ящеров и в китайском лагере военнопленных, сама
возможность свободно перемещаться из одного места в другое доставляла ему
огромное удовольствие.
Он был кочевником в течение пятнадцати лет, ездил на поездах и
автобусах по всей территории Соединенных Штатов от одного маленького
стадиона в провинциальном городке к другому, с апреля по сентябрь. Ему
приходилось выступать зимой. Он не мог подолгу оставаться в одном и том же
месте.
Интересно, что сейчас делает Лю Хань? Бобби надеялся, что ящеры не
причинят ей никаких неприятностей из-за его побега с красным Ло. Он покачал
головой. Она очень милая... Интересно, как будет выглядеть их ребенок? Бобби
потер нос и усмехнулся. Он не сомневался, что малыш непременно унаследует
его нос.
Однако путь назад для него закрыт -- если, конечно, он не собирается
сунуть голову в петлю. Нет, он не из тех, кто возвращается. Фьоре всегда
заглядывал в будущее: ждал новых матчей, следующей поездки, очередной
девушки. Лю Хань подарила ему немало приятных минут, но она осталась в
прошлом. А прошлое, как сказал кто-то умный -- вздор.
Крестьяне, копошившиеся в своих огородах или на рисовых полях,
поднимали головы, когда мимо проходили вооруженные люди, а потом снова
принимались за работу. Они уже не раз видели разные отряды: китайцев,
японцев и ящеров. И если в них не стреляли, они продолжали заниматься своим
делом. В конечном счете, никто не сможет без них обойтись, ведь всем людям
-- и ящерам тоже -- нужно что-то есть.
Им навстречу что-то быстро двигалось. Ящеры! Бобби Фьоре сглотнул. Он
получил очередное напоминание о том, что он здесь не на прогулке -- очень
скоро ему предстоит сразиться с врагом. И -- кто знает? -- возможно,
заплатить по счетам.
Шедшие впереди японцы стали спрыгивать с дороги в поисках подходящего
укрытия. Эта мысль показалась Бобби очень удачной. Он вспомнил ручей,
пересекавший поле напротив лагеря военнопленных. Тогда ему удалось укрыться
от пулеметного огня ящеров. Фьоре спрятался за большим кустом, росшим на
обочине дороги. Через мгновение он пожалел, что не выбрал канаву, но было
уже слишком поздно.
Он изо всех сил пытался внушить японцам самую разумную в данный момент
мысль: не начинайте стрельбу. Нападение на ящеров будет чистейшим
самоубийством -- ружья против брони не оставят им никаких шансов. Сквозь
густую листву он не мог как следует разглядеть врага, но у маленького отряда
не было подходящего оружия для борьбы с танками или броневиками.
Ящеры приближались. Их машины двигались почти бесшумно. Бобби вытащил
пистолет -- жалкое оружие против моторизованного врага. Однако вместо того,
чтобы нажимать на крючок, он пробормотал несколько слов молитвы.
Кто-то выстрелил.
-- О, проклятье! -- пробормотал Бобби тем же тоном, которым только что
просил Господа Бога его защитить.
Теперь он видел, с кем столкнулся их отряд: бронированные грузовики для
перевозки пехоты. С пулеметами. Может быть, ящеры настолько глупы, что
позволили японцам заманить их в ловушку.
Фьоре полагал, что японцам вряд ли что-нибудь светило. Неужели они
рассчитывают взять ящеров практически голыми руками? Стрелять в упор в
бронированный грузовик не является признаком большого ума. Машины ящеров
остановились и начали поливать все вокруг пулеметным огнем. Длинная очередь
в одно мгновение снесла две трети куста, за которым прятался Бобби. Однако
он успел упасть на землю, и его не задело.
Фьоре положил перед собой оставшуюся гранату и пистолет, но не мог
заставить себя воспользоваться оружием. Это привело бы к тому, что ящеры
начали бы стрелять прямо в него -- а он не хотел умирать. Бобби не понимал,
как люди, вообще, могут стрелять друг в друга. Ведь так и убить недолго.
Впрочем, японских солдат это не слишком тревожило. Они продолжал палить
по машинам ящеров -- во всяком случае, те из них, кого не скосили пулеметные
очереди. Бобби не знал, понесли ли ящеры хоть какой-то урон, но не
сомневался, что он минимален.
Так и оказалось. Продолжая вести огонь из пулеметов, ящеры откинули
задние борта грузовиков, и на землю начали соскакивать солдаты, вооруженные
автоматами. Они не просто стреляли в японцев -- ящеры собирались стереть их
с лица земли.
-- О, проклятье, -- без особой уверенности в голосе снова пробормотал
Фьоре.
Если его поймают с пистолетом и гранатой, он труп. Бобби по-прежнему не
хотел умирать, это желание так и не посетило его -- даже на короткое
мгновение. Быстро засунув оружие под куст, он покатился вниз, и вскоре
плюхнулся в лужу на рисовом поле.
Здесь он скорчился, изо всех сил делая вид, что ковыряется в земле.
Вокруг, по колено в воде, стояли настоящие крестьяне. Двое или трое из них
уже никогда не встанут на ноги; многие убегали подальше от дороги, пытаясь
спастись от пуль ящеров.
Японцы не сдвинулись с места -- Фьоре, во всяком случае, не заметил,
чтобы кто-нибудь из них побежал. Они сражались до тех пор, пока не погибли
все. Превосходство ящеров было подавляющим, и они прикончили японцев, как
человек, наступивший на таракана.
Наконец, стрельба прекратилась. Фьоре отчаянно надеялся, что теперь
ящеры вернутся к своим грузовикам и уедут. Однако они продолжали медленно
продвигаться вперед, чтобы не оставить в живых ни одного врага.
Один из них ткнул пальцем в Бобби Фьоре.
-- Кто ты? -- спросил он на ломанном китайском. Ящер стоял всего в
нескольких футах от куста, под который Бобби засунул свое оружие. Он вдруг
понял, что спрятал пистолет и гранату недостаточно тщательно. -- Кто ты? --
повторил ящер.
-- Меня зовут Най Хо-Цин, -- ответил Фьоре, назвав имя китайского
офицера. -- Я простой крестьянин. Рис нравится? -- спросил он, показывая на
торчащие из воды ростки и надеясь, что ящер не обратит внимания на его
ужасный китайский.
Человека Фьоре обмануть не удалось бы -- акцент, темная щетина на
щеках, нос и глаза -- но ящеры не отличали одного Большего Урода от другого.
Ящер что-то прошипел на своем языке, а потом снова перешел на китайский.
-- Ты знаешь плохих стрелков?
-- Нет, -- с поклоном ответил Фьоре, чтобы ящер не видел его лица. --
Это восточные дьяволы, так мне кажется. А я добрый китаец.
Ящер зашипел снова, после чего направился расспрашивать других
крестьян. Бобби Фьоре стоял, не шевелясь, до тех пор, пока ящеры не
забрались в свои грузовики и не уехали.
-- Боже мой, -- сказал он, когда они скрылись из виду, -- я остался
жив!
Он быстро выбрался из лужи и достал спрятанное оружие. Без пистолета он
чувствовал себя голым -- хотя против брони проку от него было мало. Да и
граната придавала ему уверенности.
Не он один побросал оружие. Японцы отправились на встречу со своими
предками, но большинство красных китайцев, как и Бобби, прикинулись мирными
крестьянами. Теперь они бродили среди трупов японцев, подбирая винтовки,
пистолеты и автоматы.
Кроме того, они обыскали трупы японских солдат, но им почти ничего не
удалось найти. Подойдя к Фьоре, Най Хо-Цин скорчил кислую гримасу.
-- Чешуйчатые дьяволы хорошие солдаты, -- огорченно сказал он. -- Они
не оставляют оружие на поле боя. Очень жаль.
-- Да, жаль, -- эхом отозвался Фьоре.
Вода стекала с его штанов, и вскоре возле него образовалась небольшая
лужица. Когда он сделал несколько шагов, в ботинках противно захлюпало.
-- Ты правильно поступил, -- заявил Най. -- В отличие от дураков
империалистов. -- Он показал на трупы японцев. -- Ты понимаешь, что такое
партизанская война. Каждый партизан, чтобы не привлекать к себе внимания,
может в любой момент превратиться в простого крестьянина.
Фьоре понял только общий смысл того, что сказал Най.
-- Похож на крестьянина. Они не стали стрелять, -- сказал он.
-- Вот именно, -- нетерпеливо проговорил Най.
Бобби Фьоре рассеянно кашлянул в ответ, чтобы показать, что он понял.
Най уже отвернулся от него, собираясь уходить, его башмаки тоже громко
хлюпали, но тут он резко повернулся к Бобби.
-- Ты говоришь на языке чешуйчатых дьяволов? -- резко спросил он.
-- Немного. -- Бобби сложил ладони, чтобы показать, как мало он знает.
-- По-китайски больше.
"И если от такой новости моя мать не упадет в обморок, то я буду сильно
удивлен", -- подумал он. -- "Впрочем, у нее будет наполовину китайский внук,
даже если ей не суждено об этом узнать".
Однако Най Хо-Цина внуки мало интересовали.
-- Но ты немного говоришь? -- настаивал китаец. -- А понимаешь больше?
-- Да, пожалуй, -- ответил Фьоре по-английски, покраснел и торопливо
перешел на китайский.
Най кивнул. Он понял смысл слов Бобби.
-- Да, мы с удовольствием возьмем тебя в Шанхай. -- Он похлопал Бобби
по спине. -- Ты будешь нам очень полезен. У нас мало кто понимает язык
чешуйчатых дьяволов.
-- Хорошо, -- с улыбкой ответил Фьоре, чтобы показать, как он доволен.
Он и в самом деле обрадовался -- красные могли хладнокровно пристрелить
его и оставить у дороги, чтобы он не доставлял им неприятностей в будущем.
Но раз иностранца можно использовать, они возьмут его с собой. Как и Ло, Най
Хо-Цин не стал спрашивать у Бобби, как он сам относится к перспективе
сотрудничества с коммунистами. Красные вообще редко задавали вопросы -- они
попросту брали то, в чем нуждались.
* * *
-- Благородный адмирал, вот отчет, который вас порадует, -- сказал
капитан корабля Кирел, вызывая на мониторе новый документ.
Атвар внимательно прочитал несколько строк, а потом перевел взгляд на
Кирела.
-- Крупный выброс радиоактивности у дойче? -- сказал Атвар. -- И я
должен обрадоваться? Неужели вы не понимаете, что Большие Уроды находятся
всего в нескольких шагах от создания ядерной бомбы!
-- Но они не знают, как сделать следующий шаг, -- ответил Кирел. --
Благородный адмирал, не желаете ли взглянуть на анализ.
Атвар последовал совету своего заместителя. Чем внимательнее он читал,
тем шире открывался его рот -- адмирал весело смеялся.
-- Идиоты, глупцы, придурки! Неужели они создали ядерный реактор без
соответствующей защиты?
-- Судя по утечке радиоактивности, именно так они и поступили, --
радостно ответил Кирел. -- Началась неуправляемая реакция, они заразили всю
близлежащую территорию -- к тому же, складывается впечатление, что погибли
их лучшие ученые.
-- Ну, если лучшие... -- удивленно прошипел Атвар. -- Они причинили
себе вреда почти столько же, сколько мы им, когда сбросили атомную бомбу на
Берлин.
-- Вы, несомненно, правы, благородный адмирал, -- сказал Кирел. -- Одно
из основных качеств тосевитов заключается в том, что они готовы хвататься за
любую технологию, которая кажется им доступной. Вместо того чтобы сначала
оценить возможные последствия, они бросаются вперед. Именно поэтому они так
быстро превратились из дикарей с копьями в...
-- В дикарей, вооруженных техникой, -- перебил его Атвар.
-- Совершенно верно, -- согласился Кирел. -- Однако на сей раз, они
свернут себе шею. Далеко не все эксперименты с новыми технологиями
заканчиваются успешно.
-- Наконец-то нам повезло! -- радостно заявил Атвар. -- С тех самых
пор, как мы прибыли на Тосев-3, нас преследовали неудачи: два корабля
погибли одновременно, мы потеряли пять танков в одном сражении, нас обманули
дипломаты Больших Уродов, наши союзники нас предали...
-- Самец из Польши, который нанес нам немалый урон, отказавшись от
нашей дружбы, снова попал к нам в когти, -- заметил Кирел.
-- Верно, я и забыл, -- задумчиво проговорил Атвар. -- Нам еще
предстоит решить, как мы его накажем: нужно найти возможность напомнить
тосевитам, которые к нам присоединились, кто их кормит. Здесь не следует
торопиться. Он никуда от нас не денется.
-- Вы правы, благородный адмирал, -- вновь согласился Кирел. -- Нам
также следует подумать об усилении давления на дойче, в свете их неудачи с
ядерным ректором. Вероятно, они сейчас деморализованы. Компьютерный анализ
показывает, что так должно быть.
-- Сейчас посмотрим, -- Атвар нажал на кнопку, и на экране появилась
северо-западная часть самого большого континента Тосева-3. -- Партизаны в
Италии тревожат нас не меньше, чем регулярные армии в других местах... и,
хотя местный король и его самцы постоянно твердят о верности Империи, они
помогают повстанцам. Наши атаки в восточной Франции снова отбиты -- вряд ли
стоит удивляться: половина экипажей танков предпочитает имбирь сражениям. Мы
до сих пор не завершили перегруппировку наших войск. Впрочем, на востоке
можно кое-что сделать.
-- Я позволил себе проанализировать наши резервы, а также войска,
которые могут выставить против нас дойче, -- сказал Кирел. -- Я считаю, что
у нас появилась надежда существенно продвинуться вперед. Более того, впервые
за всю кампанию мы можем заставить дойче прекратить сопротивление.
-- Замечательно, -- ответил Атвар. -- Если они капитулируют, то наша
война с Британией и СССР перейдет в новую фазу. Они представляют для нас
серьезную опасность. Их ракеты, реактивные самолеты и новые танки -- вот
переменные, которые я предпочел бы исключить из уравнения.
-- Они очень опасны, благородный адмирал, -- тихо проговорил Кирел. --
Мало того, что они убили своего императора, они сделали из убийства
настоящий конвейер. Если мы с ними покончим, на планете станет легче дышать.
Атвар вспомнил донесения и записи из лагеря смерти Треблинка, а также
из еще одного -- Аушвица, который Раса захватила вскоре после того, как он
начал работать. Раса никогда не осуществляла подобных проектов. Обитатели
Халесси и Работева тоже. Удивительный мир этот Тосев-3! До самого обрубка
хвоста Кирелу хотелось бы забыть о том, что он видел в тех чудовищных
лагерях.
-- Когда мы с ними покончим, тосевиты больше не смогут уничтожать друг
друга с такой звериной жестокостью. Мы научим их вести себя как полагается:
ведь они будут нашими подданными. В знак покорности Императору мы должны это
сделать.
Кирел вслед за Атваром опустил глаза.
-- Так и будет, благородный адмирал. Я рассчитываю, что остальные
Большие Уроды совершат такую же ошибку, что и дойче -- в результате их
ядерная программа будет уничтожена Мне бы совсем не хотелось, чтобы тосевиты
овладели ядерным оружием -- их жестокость не знает предела.
-- Тут я с тобой согласен, -- сказал Атвар.
Гейнрих Егер окинул человека, который его допрашивал, сердитым
взглядом.
-- Я уже много раз вам повторял, майор, что ничего не смыслю в ядерной
физике и находился в сотне километров от Хайгерлоха, когда случилось то, что
случилось. А раз так, я понятия не имею, чего вы от меня пытаетесь добиться.
Офицер гестапо ответил:
-- То, что произошло в Хайгерлохе, какая-то загадка, полковник Егер. Мы
разговариваем со всеми, кто имел отношение к проекту, с целью выяснить, что
там на самом деле случилось. Вы ведь не станете отрицать, что принимали
участие в работе над проектом. -- Он показал на награду на груди Егера.
Егер надел аляповато уродливую медаль, когда его вызвали в
Берктесгаден, чтобы напомнить типам, вроде этой длинноносой ищейки, что
награду вручил ему сам фюрер -- из рук в руки. А тот, кто решит, что он
предал интересы Германии, пусть лучше держит свои идиотские подозрения при
себе. Теперь же Егер отчаянно жалел, что не оставил медаль там, где ей и
полагалось находиться -- в футляре
-- Я принесу Рейху гораздо больше пользы, если меня пошлют в мой полк,
-- сказал он. -- Профессор Гейзенберг со мной совершенно согласен и
поддержал мое прошение о переводе из Хайгерлоха за несколько месяцев до
несчастного случая.
-- Профессор Гейзенберг мертв, -- ровным голосом сообщил гестаповец.
Егер поморщился, ему никто не сказал, что физик погиб. Увидев его реакцию,
человек, сидевший напротив, кивнул. -- Теперь вы, кажется, начинаете
понимать размеры... проблемы?
-- Возможно, -- ответил Егер.
Если его догадка верна, офицер гестапо собирался сказать что-нибудь
вроде "катастрофы", но в последнюю минуту заменил слово на более нейтральное
-- "проблема". Ну, тут он прав. Если Гейзенберг мертв, претворение проекта в
жизнь находится под угрозой.
-- Вы все понимаете, но почему-то не хотите нам помочь? -- спросил
гестаповец.
Мимолетное сочувствие, которое Егер испытал к нему, растаяло, словно
ударный батальон, раздавленный русскими танками в середине зимы.
-- Вы понимаете по-немецки? -- спросил он. -- Я ничего не знаю. Разве я
могу сообщить вам то, что мне неизвестно?
Офицер тайной полиции отнесся к его вспышке совершенно спокойно
"Интересно, кого он обычно допрашивает?" -- подумал Егер. -- "Сколько
раз ему приходилось слышать отчаянные мольбы о справедливости -- правдивые и
лживые?"
Иногда невиновность хуже вины. Если ты совершил преступление, тебе, по
крайней мере, есть, в чем признаться, чтобы положить конец своим мучениям. А
вот если перед законом и совестью ты чист, тебя никогда не оставят в покое.
Поскольку Егер был полковником Вермахта, участвовал в войне и получил
не одну боевую награду, специалисты из гестапо не применяли к нему особых
мер воздействия, к которым непременно прибегли бы, если бы им пришлось
допрашивать русского офицера или еврея. Егер примерно знал, что представляют
собой "особые меры воздействия", и радовался тому, что ему не довелось
познакомиться с ними поближе.
-- Ну, хорошо, полковник Егер, -- вздохнув, заявил майор гестапо; может
быть, он сожалел, что лишен возможности привести более веские доводы,
которые заставили бы несговорчивого полковника сотрудничать с тайной
полицией. Или решил, что оказался не на высоте и не справился с заданием
командования. -- Можете идти. Однако вам еще не позволено вернуться в полк.
У нас могут возникнуть новые вопросы, когда мы продвинемся в нашем
расследовании.
-- Большое спасибо, -- сказал Егер и встал.
Он не мог отказать себе в таком удовольствии, хотя и сомневался, что
гестаповец в состоянии уловить иронию в его голосе. Майор производил
впечатление человека, который с удовольствием орудует дубинкой. Представить
его со шпагой в руке просто невозможно
"Дубинка для русских", -- подумал Егер.
В прихожей перед кабинетом -- словно гестаповец был зубным врачом, а не
головорезом -- сидел профессор Курт Дибнер и листал журнал "Сигнал", такой
старый, что в нем не упоминалось об инопланетянах, речь шла лишь об обычных
врагах Германии. Профессор кивнул Егеру.
-- Что, вас тоже тут полощут, полковник?
-- И не говорите. -- Егер с интересом взглянул на Дибнера. -- Вот уж не
ожидал, что вы... -- Он замолчал не в силах придумать, как бы потактичнее
закончить фразу.
-- Остался в живых? -- Видимо, профессора вопросы такта не особенно
занимали. -- Счастливая случайность, которая иногда заставляет человека
задуматься. Гейзенберг решил вывести показатели за критическую отметку как
раз в тот момент, когда я отправился навестить сестру. Если честно, я
подозреваю, что везение тут не при чем, просто ему не хотелось делиться со
мной славой.
Егер не сомневался, что Дибнер прав. Гейзенберг держался с ним
демонстративно высокомерно, хотя по мнению полковника (следует заметить,
исключительно непрофессиональному в данном вопросе) Дибнер добился не менее
значительных результатов, чем все остальные ученые, а иных и опередил
-- Ящеры, по-видимому, знают, что нужно делать, чтобы избежать
неприятностей во время производства взрывного металла, -- сказал Егер.
Дибнер провел рукой по редеющим, зачесанным назад волосам.
-- К тому же, они занимаются исследованиями в данной области
значительно дольше нас, полковник. Спешка -- вот в чем заключалась наша
ошибка. Вам известно, что означает высказывание "festina lente"?
-- Торопись не спеша -- В гимназии Егер, как и все, изучал латынь.
-- Вот именно. В общем, очень даже неплохой совет, но на данном этапе
войны мы не можем ему следовать. Нам необходимы эти бомбы, чтобы победить
ящеров. Мы рассчитывали, что если реакция выйдет из-под контроля, мы бросим
кусок кадмия в тяжелую воду, и сможем снова управлять атомным котлом. Наши
надежды не оправдались. Кроме того, если я не ошибаюсь, на инженерных
чертежах нет пробки, которая открывала бы путь тяжелой воде из котла.
Следовательно, остановить реакцию таким способом не представляется
возможным. Нам не повезло.
-- В особенности, тем, кто в тот момент находился рядом с котлом, --
заметил Егер. -- Если вам известны причины катастрофы, доктор Дибнер, и вы
все рассказали представителям властей, почему же они продолжают вести свои
бесконечные допросы и не оставят, наконец, нас всех в покое?
-- Во-первых, полагаю, затем, чтобы подтвердить мои слова... кроме
того, мне известны не все факты, приведшие к катастрофе, меня же не было в
городе. Ну и, конечно же, они хотят найти человека, которого можно обвинить
в случившемся.
С точки зрения Егера это звучало разумно. В конце концов, он как раз и
старался избежать того, чтобы стать козлом отпущения. Вермахт славился тем,
что умел ловко возлагать ответственность за общие неудачи на отдельных
людей. Ему в голову пришла другая поговорка: "У победы много отцов,
поражение всегда сирота". Впрочем, сейчас это тоже не совсем верно,
поскольку представители властей пытаются найти родителей и для неудачи.
Результат не всегда получался справедливым, но Егер подозревал, что правда в
данном случае мало кого волнует.
На пороге кабинета появился майор гестапо, скорее всего, для того,
чтобы выяснить, почему не заходит Дибнер. Увидев, что двое подозреваемых
беседуют в приемной, он нахмурился. Егер смутился, но в следующую секунду
разозлился на офицера тайной полиции, который пытался его запугать.
Развернувшись, он молча направился к двери, где столкнулся с крупным высоким
-- Бейсбол! -- закричал он. -- Сукин сын, невозможно поверить! Ты играл
в бейсбол?
Конечно, ему не удалось сразу же подружиться с Фукуокой, но любимая
игра, по крайней мере, спасла его от пули или удара штыка, или еще
чего-нибудь похуже. Его продолжали допрашивать, но до пыток дело не дошло.
Когда, запинаясь, Бобби объяснил, что принимал участие в нападении на
сторожевую вышку в лагере, он получил повышение -- превратился из пленника в
бойца японского отряда.
-- Ты хочешь убивать?.. -- Один из японцев добавил слово на своем
языке. Увидев, что Фьоре не понимает, он добавил: -- Маленькие чешуйчатые
дьяволы?
-- Да! -- воскликнул Бобби.
Японцы не знали английского, но на сей раз, прекрасно его поняли.
И вот он шагает вместе с ними по дороге... где-то в Китае. Дикость
положения, в котором он оказался, понемногу сводила его с ума. Японцы
оставались врагами, они нанесли вероломный удар по США, когда напали на
Пирл-Харбор, захватили Филиппины, Сингапур, Бирму и множество маленьких
островов в Тихом океане, а он ел с ними рис из одной чашки. Очень похоже на
измену. Ему даже представлялось, как его будут судить на родине -- если,
конечно, он когда-нибудь вернется в Соединенные Штаты. Но японцы ненавидели
ящеров сильнее, чем американцев; к тому же, оказалось, что он сам хотел
воевать с инопланетянами гораздо больше, чем с японцами. И Фьоре остался.
Красные присоединились к японскому отряду через несколько дней. Они
легко договорились с японцами. Неожиданный союз удивил Фьоре: ведь они
стреляли друг в друга перед тем, как появились ящеры. Да и перемирие между
ними наступило далеко не сразу.
Отрядом красных командовал боевик одного с ним возраста по имени Най
Хо-Цин. Фьоре, в основном, общался с китайцами, делая исключение только для
игравшего в бейсбол Фукуоки -- у них нашлись общие слова. Когда Фьоре
спросил, почему они так легко договорились с бывшими врагами, Най посмотрел
на Бобби так, словно он полнейший болван, и ответил:
-- Враг моего врага мой друг.
Японцы относились к данной проблеме точно так же. Они искали бойцов и
знали, что красные готовы сражаться, остальное значения не имело. И если их
тревожило что-то еще, то виду они не подавали.
Шанхай находился в руках ящеров. Чем ближе подходил к нему отрад, тем
сильнее волновался Фьоре.
-- Что мы станем делать, если столкнемся с танком ящеров? -- спросил он
у Ная.
Китайский офицер пожал плечами, что привело Фьоре в ярость.
-- Побежим, -- спокойно сказал Най, -- а если не сможем -- будем
сражаться. И умрем, если другого выхода не будет. Захватив с собой как можно
больше врагов.
-- Огромное спасибо, -- пробормотал Фьоре по-английски.
Он не сомневался, что Най Хо-Цин сказал правду. Перед началом решающих
матчей Фьоре не раз видел в глазах своих товарищей по команде такое же
фанатичное выражение. Это не всегда приводило к победе, но свидетельствовало
о том, что команда будет сражаться до конца.
И у японцев он не раз замечал такие же взгляды. На своем ужасном
китайском Фукуока рассказывал ему истории о пилотах, направлявших свои
бомбардировщики прямо на космические корабли ящеров -- они умирали ради
того, чтобы причинить врагу максимальный урон. Фьоре содрогнулся.
Жертвоприношения хороши в церкви, но в реальной жизни... Он никак не мог
прийти к окончательному выводу -- они безумные храбрецы, или просто безумцы.
Отряд подошел к дорожному указателю с надписью: "ШАНХАЙ 50 км" и
разбился на небольшие группы, чтобы привлекать поменьше внимания.
Бобби Фьоре почти ничего не знал о Шанхае. Город его мало интересовал.
Он чувствовал себя, как человек недавно вышедший из тюрьмы. В сущности, так
оно и было. После года, проведенного в Каире, штат Иллинойс, а потом на
космическом корабле ящеров и в китайском лагере военнопленных, сама
возможность свободно перемещаться из одного места в другое доставляла ему
огромное удовольствие.
Он был кочевником в течение пятнадцати лет, ездил на поездах и
автобусах по всей территории Соединенных Штатов от одного маленького
стадиона в провинциальном городке к другому, с апреля по сентябрь. Ему
приходилось выступать зимой. Он не мог подолгу оставаться в одном и том же
месте.
Интересно, что сейчас делает Лю Хань? Бобби надеялся, что ящеры не
причинят ей никаких неприятностей из-за его побега с красным Ло. Он покачал
головой. Она очень милая... Интересно, как будет выглядеть их ребенок? Бобби
потер нос и усмехнулся. Он не сомневался, что малыш непременно унаследует
его нос.
Однако путь назад для него закрыт -- если, конечно, он не собирается
сунуть голову в петлю. Нет, он не из тех, кто возвращается. Фьоре всегда
заглядывал в будущее: ждал новых матчей, следующей поездки, очередной
девушки. Лю Хань подарила ему немало приятных минут, но она осталась в
прошлом. А прошлое, как сказал кто-то умный -- вздор.
Крестьяне, копошившиеся в своих огородах или на рисовых полях,
поднимали головы, когда мимо проходили вооруженные люди, а потом снова
принимались за работу. Они уже не раз видели разные отряды: китайцев,
японцев и ящеров. И если в них не стреляли, они продолжали заниматься своим
делом. В конечном счете, никто не сможет без них обойтись, ведь всем людям
-- и ящерам тоже -- нужно что-то есть.
Им навстречу что-то быстро двигалось. Ящеры! Бобби Фьоре сглотнул. Он
получил очередное напоминание о том, что он здесь не на прогулке -- очень
скоро ему предстоит сразиться с врагом. И -- кто знает? -- возможно,
заплатить по счетам.
Шедшие впереди японцы стали спрыгивать с дороги в поисках подходящего
укрытия. Эта мысль показалась Бобби очень удачной. Он вспомнил ручей,
пересекавший поле напротив лагеря военнопленных. Тогда ему удалось укрыться
от пулеметного огня ящеров. Фьоре спрятался за большим кустом, росшим на
обочине дороги. Через мгновение он пожалел, что не выбрал канаву, но было
уже слишком поздно.
Он изо всех сил пытался внушить японцам самую разумную в данный момент
мысль: не начинайте стрельбу. Нападение на ящеров будет чистейшим
самоубийством -- ружья против брони не оставят им никаких шансов. Сквозь
густую листву он не мог как следует разглядеть врага, но у маленького отряда
не было подходящего оружия для борьбы с танками или броневиками.
Ящеры приближались. Их машины двигались почти бесшумно. Бобби вытащил
пистолет -- жалкое оружие против моторизованного врага. Однако вместо того,
чтобы нажимать на крючок, он пробормотал несколько слов молитвы.
Кто-то выстрелил.
-- О, проклятье! -- пробормотал Бобби тем же тоном, которым только что
просил Господа Бога его защитить.
Теперь он видел, с кем столкнулся их отряд: бронированные грузовики для
перевозки пехоты. С пулеметами. Может быть, ящеры настолько глупы, что
позволили японцам заманить их в ловушку.
Фьоре полагал, что японцам вряд ли что-нибудь светило. Неужели они
рассчитывают взять ящеров практически голыми руками? Стрелять в упор в
бронированный грузовик не является признаком большого ума. Машины ящеров
остановились и начали поливать все вокруг пулеметным огнем. Длинная очередь
в одно мгновение снесла две трети куста, за которым прятался Бобби. Однако
он успел упасть на землю, и его не задело.
Фьоре положил перед собой оставшуюся гранату и пистолет, но не мог
заставить себя воспользоваться оружием. Это привело бы к тому, что ящеры
начали бы стрелять прямо в него -- а он не хотел умирать. Бобби не понимал,
как люди, вообще, могут стрелять друг в друга. Ведь так и убить недолго.
Впрочем, японских солдат это не слишком тревожило. Они продолжал палить
по машинам ящеров -- во всяком случае, те из них, кого не скосили пулеметные
очереди. Бобби не знал, понесли ли ящеры хоть какой-то урон, но не
сомневался, что он минимален.
Так и оказалось. Продолжая вести огонь из пулеметов, ящеры откинули
задние борта грузовиков, и на землю начали соскакивать солдаты, вооруженные
автоматами. Они не просто стреляли в японцев -- ящеры собирались стереть их
с лица земли.
-- О, проклятье, -- без особой уверенности в голосе снова пробормотал
Фьоре.
Если его поймают с пистолетом и гранатой, он труп. Бобби по-прежнему не
хотел умирать, это желание так и не посетило его -- даже на короткое
мгновение. Быстро засунув оружие под куст, он покатился вниз, и вскоре
плюхнулся в лужу на рисовом поле.
Здесь он скорчился, изо всех сил делая вид, что ковыряется в земле.
Вокруг, по колено в воде, стояли настоящие крестьяне. Двое или трое из них
уже никогда не встанут на ноги; многие убегали подальше от дороги, пытаясь
спастись от пуль ящеров.
Японцы не сдвинулись с места -- Фьоре, во всяком случае, не заметил,
чтобы кто-нибудь из них побежал. Они сражались до тех пор, пока не погибли
все. Превосходство ящеров было подавляющим, и они прикончили японцев, как
человек, наступивший на таракана.
Наконец, стрельба прекратилась. Фьоре отчаянно надеялся, что теперь
ящеры вернутся к своим грузовикам и уедут. Однако они продолжали медленно
продвигаться вперед, чтобы не оставить в живых ни одного врага.
Один из них ткнул пальцем в Бобби Фьоре.
-- Кто ты? -- спросил он на ломанном китайском. Ящер стоял всего в
нескольких футах от куста, под который Бобби засунул свое оружие. Он вдруг
понял, что спрятал пистолет и гранату недостаточно тщательно. -- Кто ты? --
повторил ящер.
-- Меня зовут Най Хо-Цин, -- ответил Фьоре, назвав имя китайского
офицера. -- Я простой крестьянин. Рис нравится? -- спросил он, показывая на
торчащие из воды ростки и надеясь, что ящер не обратит внимания на его
ужасный китайский.
Человека Фьоре обмануть не удалось бы -- акцент, темная щетина на
щеках, нос и глаза -- но ящеры не отличали одного Большего Урода от другого.
Ящер что-то прошипел на своем языке, а потом снова перешел на китайский.
-- Ты знаешь плохих стрелков?
-- Нет, -- с поклоном ответил Фьоре, чтобы ящер не видел его лица. --
Это восточные дьяволы, так мне кажется. А я добрый китаец.
Ящер зашипел снова, после чего направился расспрашивать других
крестьян. Бобби Фьоре стоял, не шевелясь, до тех пор, пока ящеры не
забрались в свои грузовики и не уехали.
-- Боже мой, -- сказал он, когда они скрылись из виду, -- я остался
жив!
Он быстро выбрался из лужи и достал спрятанное оружие. Без пистолета он
чувствовал себя голым -- хотя против брони проку от него было мало. Да и
граната придавала ему уверенности.
Не он один побросал оружие. Японцы отправились на встречу со своими
предками, но большинство красных китайцев, как и Бобби, прикинулись мирными
крестьянами. Теперь они бродили среди трупов японцев, подбирая винтовки,
пистолеты и автоматы.
Кроме того, они обыскали трупы японских солдат, но им почти ничего не
удалось найти. Подойдя к Фьоре, Най Хо-Цин скорчил кислую гримасу.
-- Чешуйчатые дьяволы хорошие солдаты, -- огорченно сказал он. -- Они
не оставляют оружие на поле боя. Очень жаль.
-- Да, жаль, -- эхом отозвался Фьоре.
Вода стекала с его штанов, и вскоре возле него образовалась небольшая
лужица. Когда он сделал несколько шагов, в ботинках противно захлюпало.
-- Ты правильно поступил, -- заявил Най. -- В отличие от дураков
империалистов. -- Он показал на трупы японцев. -- Ты понимаешь, что такое
партизанская война. Каждый партизан, чтобы не привлекать к себе внимания,
может в любой момент превратиться в простого крестьянина.
Фьоре понял только общий смысл того, что сказал Най.
-- Похож на крестьянина. Они не стали стрелять, -- сказал он.
-- Вот именно, -- нетерпеливо проговорил Най.
Бобби Фьоре рассеянно кашлянул в ответ, чтобы показать, что он понял.
Най уже отвернулся от него, собираясь уходить, его башмаки тоже громко
хлюпали, но тут он резко повернулся к Бобби.
-- Ты говоришь на языке чешуйчатых дьяволов? -- резко спросил он.
-- Немного. -- Бобби сложил ладони, чтобы показать, как мало он знает.
-- По-китайски больше.
"И если от такой новости моя мать не упадет в обморок, то я буду сильно
удивлен", -- подумал он. -- "Впрочем, у нее будет наполовину китайский внук,
даже если ей не суждено об этом узнать".
Однако Най Хо-Цина внуки мало интересовали.
-- Но ты немного говоришь? -- настаивал китаец. -- А понимаешь больше?
-- Да, пожалуй, -- ответил Фьоре по-английски, покраснел и торопливо
перешел на китайский.
Най кивнул. Он понял смысл слов Бобби.
-- Да, мы с удовольствием возьмем тебя в Шанхай. -- Он похлопал Бобби
по спине. -- Ты будешь нам очень полезен. У нас мало кто понимает язык
чешуйчатых дьяволов.
-- Хорошо, -- с улыбкой ответил Фьоре, чтобы показать, как он доволен.
Он и в самом деле обрадовался -- красные могли хладнокровно пристрелить
его и оставить у дороги, чтобы он не доставлял им неприятностей в будущем.
Но раз иностранца можно использовать, они возьмут его с собой. Как и Ло, Най
Хо-Цин не стал спрашивать у Бобби, как он сам относится к перспективе
сотрудничества с коммунистами. Красные вообще редко задавали вопросы -- они
попросту брали то, в чем нуждались.
* * *
-- Благородный адмирал, вот отчет, который вас порадует, -- сказал
капитан корабля Кирел, вызывая на мониторе новый документ.
Атвар внимательно прочитал несколько строк, а потом перевел взгляд на
Кирела.
-- Крупный выброс радиоактивности у дойче? -- сказал Атвар. -- И я
должен обрадоваться? Неужели вы не понимаете, что Большие Уроды находятся
всего в нескольких шагах от создания ядерной бомбы!
-- Но они не знают, как сделать следующий шаг, -- ответил Кирел. --
Благородный адмирал, не желаете ли взглянуть на анализ.
Атвар последовал совету своего заместителя. Чем внимательнее он читал,
тем шире открывался его рот -- адмирал весело смеялся.
-- Идиоты, глупцы, придурки! Неужели они создали ядерный реактор без
соответствующей защиты?
-- Судя по утечке радиоактивности, именно так они и поступили, --
радостно ответил Кирел. -- Началась неуправляемая реакция, они заразили всю
близлежащую территорию -- к тому же, складывается впечатление, что погибли
их лучшие ученые.
-- Ну, если лучшие... -- удивленно прошипел Атвар. -- Они причинили
себе вреда почти столько же, сколько мы им, когда сбросили атомную бомбу на
Берлин.
-- Вы, несомненно, правы, благородный адмирал, -- сказал Кирел. -- Одно
из основных качеств тосевитов заключается в том, что они готовы хвататься за
любую технологию, которая кажется им доступной. Вместо того чтобы сначала
оценить возможные последствия, они бросаются вперед. Именно поэтому они так
быстро превратились из дикарей с копьями в...
-- В дикарей, вооруженных техникой, -- перебил его Атвар.
-- Совершенно верно, -- согласился Кирел. -- Однако на сей раз, они
свернут себе шею. Далеко не все эксперименты с новыми технологиями
заканчиваются успешно.
-- Наконец-то нам повезло! -- радостно заявил Атвар. -- С тех самых
пор, как мы прибыли на Тосев-3, нас преследовали неудачи: два корабля
погибли одновременно, мы потеряли пять танков в одном сражении, нас обманули
дипломаты Больших Уродов, наши союзники нас предали...
-- Самец из Польши, который нанес нам немалый урон, отказавшись от
нашей дружбы, снова попал к нам в когти, -- заметил Кирел.
-- Верно, я и забыл, -- задумчиво проговорил Атвар. -- Нам еще
предстоит решить, как мы его накажем: нужно найти возможность напомнить
тосевитам, которые к нам присоединились, кто их кормит. Здесь не следует
торопиться. Он никуда от нас не денется.
-- Вы правы, благородный адмирал, -- вновь согласился Кирел. -- Нам
также следует подумать об усилении давления на дойче, в свете их неудачи с
ядерным ректором. Вероятно, они сейчас деморализованы. Компьютерный анализ
показывает, что так должно быть.
-- Сейчас посмотрим, -- Атвар нажал на кнопку, и на экране появилась
северо-западная часть самого большого континента Тосева-3. -- Партизаны в
Италии тревожат нас не меньше, чем регулярные армии в других местах... и,
хотя местный король и его самцы постоянно твердят о верности Империи, они
помогают повстанцам. Наши атаки в восточной Франции снова отбиты -- вряд ли
стоит удивляться: половина экипажей танков предпочитает имбирь сражениям. Мы
до сих пор не завершили перегруппировку наших войск. Впрочем, на востоке
можно кое-что сделать.
-- Я позволил себе проанализировать наши резервы, а также войска,
которые могут выставить против нас дойче, -- сказал Кирел. -- Я считаю, что
у нас появилась надежда существенно продвинуться вперед. Более того, впервые
за всю кампанию мы можем заставить дойче прекратить сопротивление.
-- Замечательно, -- ответил Атвар. -- Если они капитулируют, то наша
война с Британией и СССР перейдет в новую фазу. Они представляют для нас
серьезную опасность. Их ракеты, реактивные самолеты и новые танки -- вот
переменные, которые я предпочел бы исключить из уравнения.
-- Они очень опасны, благородный адмирал, -- тихо проговорил Кирел. --
Мало того, что они убили своего императора, они сделали из убийства
настоящий конвейер. Если мы с ними покончим, на планете станет легче дышать.
Атвар вспомнил донесения и записи из лагеря смерти Треблинка, а также
из еще одного -- Аушвица, который Раса захватила вскоре после того, как он
начал работать. Раса никогда не осуществляла подобных проектов. Обитатели
Халесси и Работева тоже. Удивительный мир этот Тосев-3! До самого обрубка
хвоста Кирелу хотелось бы забыть о том, что он видел в тех чудовищных
лагерях.
-- Когда мы с ними покончим, тосевиты больше не смогут уничтожать друг
друга с такой звериной жестокостью. Мы научим их вести себя как полагается:
ведь они будут нашими подданными. В знак покорности Императору мы должны это
сделать.
Кирел вслед за Атваром опустил глаза.
-- Так и будет, благородный адмирал. Я рассчитываю, что остальные
Большие Уроды совершат такую же ошибку, что и дойче -- в результате их
ядерная программа будет уничтожена Мне бы совсем не хотелось, чтобы тосевиты
овладели ядерным оружием -- их жестокость не знает предела.
-- Тут я с тобой согласен, -- сказал Атвар.
Гейнрих Егер окинул человека, который его допрашивал, сердитым
взглядом.
-- Я уже много раз вам повторял, майор, что ничего не смыслю в ядерной
физике и находился в сотне километров от Хайгерлоха, когда случилось то, что
случилось. А раз так, я понятия не имею, чего вы от меня пытаетесь добиться.
Офицер гестапо ответил:
-- То, что произошло в Хайгерлохе, какая-то загадка, полковник Егер. Мы
разговариваем со всеми, кто имел отношение к проекту, с целью выяснить, что
там на самом деле случилось. Вы ведь не станете отрицать, что принимали
участие в работе над проектом. -- Он показал на награду на груди Егера.
Егер надел аляповато уродливую медаль, когда его вызвали в
Берктесгаден, чтобы напомнить типам, вроде этой длинноносой ищейки, что
награду вручил ему сам фюрер -- из рук в руки. А тот, кто решит, что он
предал интересы Германии, пусть лучше держит свои идиотские подозрения при
себе. Теперь же Егер отчаянно жалел, что не оставил медаль там, где ей и
полагалось находиться -- в футляре
-- Я принесу Рейху гораздо больше пользы, если меня пошлют в мой полк,
-- сказал он. -- Профессор Гейзенберг со мной совершенно согласен и
поддержал мое прошение о переводе из Хайгерлоха за несколько месяцев до
несчастного случая.
-- Профессор Гейзенберг мертв, -- ровным голосом сообщил гестаповец.
Егер поморщился, ему никто не сказал, что физик погиб. Увидев его реакцию,
человек, сидевший напротив, кивнул. -- Теперь вы, кажется, начинаете
понимать размеры... проблемы?
-- Возможно, -- ответил Егер.
Если его догадка верна, офицер гестапо собирался сказать что-нибудь
вроде "катастрофы", но в последнюю минуту заменил слово на более нейтральное
-- "проблема". Ну, тут он прав. Если Гейзенберг мертв, претворение проекта в
жизнь находится под угрозой.
-- Вы все понимаете, но почему-то не хотите нам помочь? -- спросил
гестаповец.
Мимолетное сочувствие, которое Егер испытал к нему, растаяло, словно
ударный батальон, раздавленный русскими танками в середине зимы.
-- Вы понимаете по-немецки? -- спросил он. -- Я ничего не знаю. Разве я
могу сообщить вам то, что мне неизвестно?
Офицер тайной полиции отнесся к его вспышке совершенно спокойно
"Интересно, кого он обычно допрашивает?" -- подумал Егер. -- "Сколько
раз ему приходилось слышать отчаянные мольбы о справедливости -- правдивые и
лживые?"
Иногда невиновность хуже вины. Если ты совершил преступление, тебе, по
крайней мере, есть, в чем признаться, чтобы положить конец своим мучениям. А
вот если перед законом и совестью ты чист, тебя никогда не оставят в покое.
Поскольку Егер был полковником Вермахта, участвовал в войне и получил
не одну боевую награду, специалисты из гестапо не применяли к нему особых
мер воздействия, к которым непременно прибегли бы, если бы им пришлось
допрашивать русского офицера или еврея. Егер примерно знал, что представляют
собой "особые меры воздействия", и радовался тому, что ему не довелось
познакомиться с ними поближе.
-- Ну, хорошо, полковник Егер, -- вздохнув, заявил майор гестапо; может
быть, он сожалел, что лишен возможности привести более веские доводы,
которые заставили бы несговорчивого полковника сотрудничать с тайной
полицией. Или решил, что оказался не на высоте и не справился с заданием
командования. -- Можете идти. Однако вам еще не позволено вернуться в полк.
У нас могут возникнуть новые вопросы, когда мы продвинемся в нашем
расследовании.
-- Большое спасибо, -- сказал Егер и встал.
Он не мог отказать себе в таком удовольствии, хотя и сомневался, что
гестаповец в состоянии уловить иронию в его голосе. Майор производил
впечатление человека, который с удовольствием орудует дубинкой. Представить
его со шпагой в руке просто невозможно
"Дубинка для русских", -- подумал Егер.
В прихожей перед кабинетом -- словно гестаповец был зубным врачом, а не
головорезом -- сидел профессор Курт Дибнер и листал журнал "Сигнал", такой
старый, что в нем не упоминалось об инопланетянах, речь шла лишь об обычных
врагах Германии. Профессор кивнул Егеру.
-- Что, вас тоже тут полощут, полковник?
-- И не говорите. -- Егер с интересом взглянул на Дибнера. -- Вот уж не
ожидал, что вы... -- Он замолчал не в силах придумать, как бы потактичнее
закончить фразу.
-- Остался в живых? -- Видимо, профессора вопросы такта не особенно
занимали. -- Счастливая случайность, которая иногда заставляет человека
задуматься. Гейзенберг решил вывести показатели за критическую отметку как
раз в тот момент, когда я отправился навестить сестру. Если честно, я
подозреваю, что везение тут не при чем, просто ему не хотелось делиться со
мной славой.
Егер не сомневался, что Дибнер прав. Гейзенберг держался с ним
демонстративно высокомерно, хотя по мнению полковника (следует заметить,
исключительно непрофессиональному в данном вопросе) Дибнер добился не менее
значительных результатов, чем все остальные ученые, а иных и опередил
-- Ящеры, по-видимому, знают, что нужно делать, чтобы избежать
неприятностей во время производства взрывного металла, -- сказал Егер.
Дибнер провел рукой по редеющим, зачесанным назад волосам.
-- К тому же, они занимаются исследованиями в данной области
значительно дольше нас, полковник. Спешка -- вот в чем заключалась наша
ошибка. Вам известно, что означает высказывание "festina lente"?
-- Торопись не спеша -- В гимназии Егер, как и все, изучал латынь.
-- Вот именно. В общем, очень даже неплохой совет, но на данном этапе
войны мы не можем ему следовать. Нам необходимы эти бомбы, чтобы победить
ящеров. Мы рассчитывали, что если реакция выйдет из-под контроля, мы бросим
кусок кадмия в тяжелую воду, и сможем снова управлять атомным котлом. Наши
надежды не оправдались. Кроме того, если я не ошибаюсь, на инженерных
чертежах нет пробки, которая открывала бы путь тяжелой воде из котла.
Следовательно, остановить реакцию таким способом не представляется
возможным. Нам не повезло.
-- В особенности, тем, кто в тот момент находился рядом с котлом, --
заметил Егер. -- Если вам известны причины катастрофы, доктор Дибнер, и вы
все рассказали представителям властей, почему же они продолжают вести свои
бесконечные допросы и не оставят, наконец, нас всех в покое?
-- Во-первых, полагаю, затем, чтобы подтвердить мои слова... кроме
того, мне известны не все факты, приведшие к катастрофе, меня же не было в
городе. Ну и, конечно же, они хотят найти человека, которого можно обвинить
в случившемся.
С точки зрения Егера это звучало разумно. В конце концов, он как раз и
старался избежать того, чтобы стать козлом отпущения. Вермахт славился тем,
что умел ловко возлагать ответственность за общие неудачи на отдельных
людей. Ему в голову пришла другая поговорка: "У победы много отцов,
поражение всегда сирота". Впрочем, сейчас это тоже не совсем верно,
поскольку представители властей пытаются найти родителей и для неудачи.
Результат не всегда получался справедливым, но Егер подозревал, что правда в
данном случае мало кого волнует.
На пороге кабинета появился майор гестапо, скорее всего, для того,
чтобы выяснить, почему не заходит Дибнер. Увидев, что двое подозреваемых
беседуют в приемной, он нахмурился. Егер смутился, но в следующую секунду
разозлился на офицера тайной полиции, который пытался его запугать.
Развернувшись, он молча направился к двери, где столкнулся с крупным высоким