Страница:
ящеров. Однако Металлургической лаборатории пришлось сняться с места, даже
несмотря на то, что ящеров в Чикаго не пустили... Сейчас у Гроувса возникло
ощущение, что Ларсену на все наплевать. Генерала такое отношение к делу не
устраивало, поскольку то, чем они занимались, носило срочный характер.
Совещание с физиками продолжалось еще полчаса, они обсуждали не такие
животрепещущие, но не менее важные проблемы, вроде обеспечения Денвера,
точнее, денверского университета, электричеством, чтобы работы ни на минуту
не прекращались. До появления ящеров все в Соединенных Штатах считали
электричество делом самым обычным. Сейчас для огромных территорий оно
превратилось в неслыханную роскошь. Однако если Денвер лишится
электроснабжения, Металлургической лаборатории снова придется перебираться
на новое место, а Гроувс считал, что страна -- да и весь мир в придачу -- не
может позволить себе очередную задержку.
В отличие от ядерной физики, с электричеством, благодарение Богу, он
был близко знаком.
-- Электричество у вас будет, -- пообещал он, надеясь, что сумеет
сдержать слово.
Если ящеры заподозрят, чем здесь занимаются люди, они примут самые
решительные меры, чтобы им помешать. Следовательно, для обеспечения
лаборатории электричеством, необходимо не допустить, чтобы инопланетяне
пронюхали о том, что тут происходит.
Когда совещание закончилось, Гроувс догнал Ларсена и, не обращая
внимания на попытки физика отвертеться от неприятной беседы, сказал:
-- Нам нужно поговорить, доктор Ларсен.
-- Нет, не нужно, полковник -- прошу прощения, генерал Гроувс, --
презрительно бросил Ларсен. -- Армия и так уже испоганила мою жизнь. Мне
ваша помощь не требуется. -- Он повернулся к Гроувсу спиной и собрался уйти.
Однако Гроувс выбросил вперед сильную мускулистую руку и схватил его за
локоть. Ларсен так резко развернулся, словно собирался хорошенько врезать
обидчику. Драки с физиками не входили в перечень служебных обязанностей
Гроувса, но он считал, что если это необходимо для того, чтобы привести
кого-то в чувство... что ж, иногда мордобой помогает.
Скорее всего, Ларсен увидел в глазах генерала решимость, потому что
передумал вступать с ним в прямую конфронтацию
-- Послушайте, личная жизнь ученых нас не касается. Но когда она мешает
им как следует выполнять свою работу... понимаете, то, что вы делаете,
слишком важно, чтобы мы могли позволить себе игнорировать ваши проблемы.
Итак, что вас мучает, и почему вы во всем обвиняете армию?
-- Вы желаете знать? Вам действительно интересно? -- Ларсен не стал
ждать, когда Гроувс ему ответит. -- Да, черт подери, я вам скажу. Не я, так
кто-нибудь другой обязательно вас просветит. Мне удалось добраться до
Западной Индианы -- самостоятельно, понимаете? Там я встретился с генералом
Паттоном, который не пожелал позволить мне отправить жене письмо, чтобы она
знала, что я жив, и у меня все в порядке.
-- Меры безопасности... -- начал Гроувс.
-- Именно, меры безопасности. Так вот, я не смог ей написать, а к тому
времени, когда я добрался до Чикаго... ну, в общем, я опоздал,
Металлургическая лаборатория уже уехала. Мне снова не разрешили связаться с
Барбарой -- очередные меры безопасности. И она решила, что я погиб. А что
еще она могла подумать?
-- Господи! -- проговорил Гроувс. -- Мне очень жаль. Она, наверное,
пережила страшное потрясение, когда приехала в Денвер. Не сомневаюсь, вы
были счастливы снова оказаться вместе.
-- Точно! Несказанно счастливы! -- заявил Ларсен ледяным тоном. --
Барбара думала, будто я умер, и влюбилась в капрала, который стережет
военнопленных ящеров. В Вайоминге они поженились. Я к тому времени уже
приехал в Денвер, но полковник Хэксем, благослови его Господь, упорно не
позволял мне написать ей письмо. Снова речь шла о безопасности. А теперь она
ждет ребенка от своего нового мужа. Надеюсь, вы понимаете, генерал Гроувс,
почему я так люблю нашу родную армию? Можете мне хорошенько врезать, если
вам от этого полегчает.
Гроувс раскрыл от изумления рот. Потом захлопнул его. Он проехал через
Чагуотер сразу после того знаменательного бракосочетания в Вайоминге. Гроувс
видел, что с Ларсеном что-то происходит, но не знал, в чем дело. Не
удивительно, что у бедняги депрессия. Даже Махатма Ганди вряд ли сумел бы
остаться спокойным, уравновешенным и собранным, если бы на него такое
свалилось.
-- Может быть, она к вам еще вернется, -- сказал он, наконец, но
собственные слова показались ему какими-то ненатуральными.
-- Не похоже, -- презрительно рассмеявшись, ответил Ларсен. -- Она
продолжает спать с вонючкой Сэмом Иджером! Я точно знаю. Женщины! -- Ларсен
хлопнул себя по лбу. -- Без них жить невозможно, а они с тобой жить не
желают.
Гроувс не виделся со своей женой вот уже несколько месяцев и тоже не
посылал ей никаких писем или сообщений. Однако он совсем не боялся, что она
от него сбежит. Его беспокоило только одно -- все ли у нее в порядке.
Возможно, дело в том, что они старше и спокойнее, чем Ларсен и его бывшая
жена. Или брак у них надежнее. А может быть (такая мысль ему совсем не
понравилась), он просто не знает, о чем ему следует волноваться.
Гроувс быстро взял себя в руки и проговорил:
-- Доктор Ларсен, не позволяйте личным неприятностям влиять на вашу
работу. Вы не имеете права. От ваших исследований зависит судьба всей страны
и, возможно, всего человечества.
-- Я знаю, -- проговорил Ларсен. -- Но беспокоиться обо всем
человечестве трудно, когда один конкретный человек, который так много для
тебя значит, вытворяет такое.
Тут Гроувсу возразить было нечего, да он и не стал пытаться.
-- Вы не единственный пассажир нашей лодки, -- сказал он. -- Подобные
вещи постоянно случаются -- наверное, во время войны чаще, потому что
сегодня все перепуталось и нарушен привычный порядок вещей. Вам необходимо
собраться и продолжать жить и работать дальше.
-- Вы думаете, я не понимаю? -- спросил Ларсен. -- Я повторяю это себе
по сто раз в день. Но я же постоянно с ней сталкиваюсь, вижу с другим.
Невыносимо!
Гроувс подумал, что, по-видимому, следует отослать Иджера -- кажется,
Ларсен сказал, что его так зовут -- куда-нибудь в другое место. Сейчас
гораздо важнее, чтобы физик, а не переводчик ящеров чувствовал себя
счастливым и спокойно делал свою работу. Но уверенности в том, что Барбара
вернется к первому мужу, у него не было. Ведь она беременна.
Они с Иджером никогда в жизни не поженились бы, если бы не думали, что
Ларсен погиб. Они постарались сделать все как полагается, поступили
правильно -- с их точки зрения. И ошиблись, но в этом нет их вины. Ведь люди
не машины, а живые существа.
Гроувс жалел, что не может приказать Барбаре вернуться в постель Йенса
ради блага своей страны. Какое простое и отличное решение. Средневековому
барону такой приказ сошел бы с рук, женщина из двадцатого века плюнет ему в
лицо, как только он попытается открыть рот. Вот что такое свобода... хотя,
порой, она доставляет серьезные неудобства.
-- Профессор Ларсен, вы попали в очень неприятное положение, -- мрачно
заявил он.
-- Сказали бы что-нибудь новенькое.
Ларсен зашагал прочь, и Гроувс не стал его удерживать. Он стоял и
смотрел ему вслед, пока физик не скрылся за углом.
-- Нас ждут серьезные проблемы, -- покачав головой, пробормотал он и
отправился по своим делам.
* * *
Атвар обвел одним глазным бугорком левую часть собравшихся, другим --
правую. Сидевшие в конференц-зале капитаны кораблей не сводили с него глаз.
Он изо всех сил старался погасить их гнев. Почти два года -- один по
летоисчислению медленного Тосева-3 -- они сражаются за то, чтобы
присоединить этот жалкий мир к владениям Империи. Покидая Дом, они считали,
что завоевание планеты займет несколько дней -- очередное доказательство
того, как мало они знали.
-- Мои соратники, самцы, давайте подведем итоги и посмотрим, как
продвигается наша кампания, -- сказал он.
-- Будет исполнено, недосягаемый господин, -- хором ответили капитаны,
демонстрируя идеальное послушание, присущее представителям Расы.
Нет ничего важнее послушания и повиновения. Так учили Атвара с той
самой минуты, как он вылупился из яйца; и он свято верил в этот постулат до
того момента, пока они не попали на Тосев-3.
Атвар продолжал его уважать. Но совсем не так, как Дома. Планета под
названием Тосев-3 поколебала все его представления о том, какой должна быть
жизнь. Большие Уроды вообще не относились к послушанию, как к
основополагающему закону, которому должно следовать разумное существо. Они
даже прогнали и убили своего Императора: с точки зрения Атвара, жившего в
Империи, где правящая династия стояла у власти несколько сотен тысячелетий,
такое преступление являлось немыслимым святотатством.
-- Мы продолжаем успешно продвигаться вперед, -- сказал он. --
Контратаки к югу от тосевитского города под названием Чикаго, расположенного
на одном из меньших континентов, заставили неприятеля отступить и...
Страха, капитан "206-ого Императора Йовера", поднял руку. Атвар с
сожалением подумал, что не может его проигнорировать. На служебной лестнице
Страха занимал следующую ступеньку за Кирелом, командовавшим флагманским
кораблем. Более того (и Атвару это очень не нравилось), Страха возглавлял
весьма шумную и беспокойную фракцию самцов, которые получали удовольствие от
громких криков по поводу того, что война против Больших Уродов ведется
неправильно.
Заметив, что на него обратили внимание (хоть и неохотно), Страха
продолжал:
-- Со всем уважением к недосягаемому благородному адмиралу хочу
заметить, что в нашей кампании продолжают выявляться очевидные недостатки.
Надеюсь, я не слишком вас утомлю, если их перечислю?
-- Продолжайте, -- разрешил Атвар.
"Может быть", -- с надеждой подумал он, -- "Страха скажет что-нибудь
по-настоящему непростительное и предоставит в мое распоряжение повод,
который я так давно ищу, чтобы с ним, наконец, расквитаться..."
К сожалению, до сих пор он старался вести себя относительно прилично.
Страха выпрямился, чтобы собравшиеся смогли рассмотреть его изысканную
раскраску. Атвар знал, что Страха преследует собственные цели: если ему
удастся убедить достаточное количество самцов в том, что адмирал не
справляется со своими обязанностями и неправильно организовал военную
кампанию, он может рассчитывать занять его место. Так будет не по правилам,
но ведь все, что касается завоевания -- точнее, попытки завоевания --
Тосева-3 происходит не по правилам. Если Страха добьется успеха в том, что
не удалось Атвару, Император закроет свои глазные бугорки на нарушения.
-- Первое и самое главное, -- начал мятежный капитан, -- заключается в
том, что наши бронемашины постоянно гибнут от оружия Больших Уродов. По
сравнению с прошлым годом потери катастрофически выросли.
Тут Атвар (весьма неохотно) был вынужден с ним согласиться. Однако он
сознательно ответил Страха как можно резче:
-- Я не умею производить танки из воздуха. Большие Уроды, находящиеся у
нас в подчинении, не в состоянии делать такие машины, как нам нужно. Тем
временем те из них, что населяют территории, которыми мы не управляем,
постоянно усовершенствуют свое оружие и технику, а также начали выпускать
противотанковые ракеты. Вот почему в последнее время мы несем серьезные
потери.
-- Тосевиты, живущие на землях, не принадлежащих Расе, почему-то
способны на большее, чем те, что подчиняются нам, -- ядовитым тоном заметил
Страха.
Адмиралу флота стоило огромный усилий проигнорировать сарказм своего
подчиненного. Он ответил на его слова совершенно спокойно:
-- А что ж тут удивительного, капитан? Именно наиболее развитые в
технологическом отношении регионы этой кошмарной планеты способны оказывать
серьезное сопротивление и, следовательно, осуществлять нововведения.
Он произнес последнее слово с явным негодованием и даже отвращением. В
Империи нововведения были редкостью, и их воздействие на жизнь
представителей Расы жестко контролировалось. На Тосеве-3 они происходили
повсеместно и постоянно благодаря бесконечным войнам, которые вели между
собой крошечные империи. Атвар считал, что столь быстрые перемены вредят
будущему здоровью цивилизации, однако тосевитов совершенно не беспокоило,
что станется с их планетой через несколько сотен лет. Тем временем такая
головокружительная скорость преобразований делала их исключительно опасными
противниками.
-- Хорошо, пусть будет так, как вы говорите, благородный адмирал, --
ответил Страха. Атвар наградил его подозрительным взглядом -- что-то уж
слишком легко он сдался. И адмирал не ошибся, потому что Страха продолжал:
-- Однако некоторые наши потери объясняются не только успехами тосевитов в
области технологического развития. Я имею в виду все увеличивающееся
пристрастие самцов к тосевитскому зелью, которое называется имбирь.
-- Согласен, очень серьезная проблема, капитан, -- сказал Атвар.
Тут он был бессилен. Анализы некоторых боевых действий, в особенности
-- танковых сражений во Франции, говорили сами за себя. Если бы все шло по
плану, сейчас Раса уже вошла бы в Дойчланд. Но танковые подразделения
понесли такие серьезные потери, что их можно сравнить только с наступлением
на Чикаго, когда самцов остановили зимние холода.
-- Вне всякого сомнения, вы не станете винить меня за то, что наши
самцы подвергаются воздействию неизвестного нам до сих пор тосевитского
растения, -- заметил Атвар. -- Мы боремся с пристрастием к наркотику и
делаем все возможное, чтобы оно не оказывало пагубного влияния на военную
кампанию Расы. Если у вас имеются какие-либо конкретные предложения, которые
могут оказаться нам полезными, я с удовольствием вас выслушаю.
Он надеялся, что Страха, наконец, замолчит, однако складывалось
впечатление, что мятежник успокоится не скоро. Капитан сменил тему:
-- Благородный адмирал, что нам удалось узнать о попытках Больших
Уродов произвести собственное ядерное оружие? -- спросил он.
Минуту назад Страха выступал от имени своей фракции, теперь он привлек
внимание всех собравшихся капитанов. Если тосевитам удастся заполучить
ядерное оружие, речь пойдет не о захвате планеты, а о выживании. И что ждет
приближающийся колонизационный флот, если самцы Расы и тосевиты вступят друг
с другом в войну, которая в результате приведет к тому, что планета станет
непригодной для жизни?
С трудом сдерживая ненависть к Страха, Атвар ответил:
-- Большим Уродам удалось украсть у нас необходимое для атомной бомбы
вещество, однако, ничто не указывает на то, что они в состоянии произвести
собственное ядерное оружие.
Адмирал предполагал, что вопрос будет задан, если не Страха, то
кем-нибудь другим. Он прикоснулся к кнопке на подиуме, и глазным бугоркам
собравшихся предстало голографическое изображение одного из энергетических
заводов Расы. Увидев овальный купол над реактором, он неожиданно смертельно
затосковал по Дому. С трудом справившись со своими чувствами, Атвар сказал:
-- Мы не заметили ни одного сооружения, подобного этому. А как еще
смогут Большие Уроды использовать радиоактивные вещества?
Его слова заметно успокоили большинство капитанов. Даже Страха заявил:
-- Итак, в ближайшие несколько лет тосевиты не смогут применить против
нас ядерное оружие. Хорошие новости.
Не похвала, конечно, но и не едкая критика. Атвар остался доволен.
Верный, правильный во всем Кирел поднял руку, и Атвар с радостью
предоставил ему слово.
-- Прошу меня простить, благородный адмирал, но Большие Уроды
специалисты по камуфляжу. Кроме того, кое-какие из их примитивных строений
совсем не похожи на наши, выполняющие те же функции. Мы и в самом деле можем
наверняка сказать, что они не занимаются исследованиями и производством
атомного оружия прямо у нас под носом? А вдруг оно появится так же
неожиданно, как и другие их новшества?
Атвару на это сказать было нечего, он лишь отрицательно покачал
головой. Совещание закончилось совсем не так, как ему хотелось.
Теэрц с нетерпением ждал, когда ему принесут обед. Во-первых, в
последнее время ниппонцы стали лучше его кормить, в миске с рисом, который
так и остался главным блюдом рациона, все чаще попадались кусочки мяса. А
во-вторых, они начали добавлять в еду специи, и она больше не была такой
однообразной и безвкусной. Когда он ел, приятные ощущения щекотали язык.
Специи отличались от тех, что пользовались популярностью в Доме, но они
придавали пище удивительное своеобразие.
И, в-третьих, теперь еда вызывала в нем такой подъем, что Теэрц
мгновенно забывал о депрессии, в которую погрузился с того самого момента,
как его истребитель совершил вынужденную посадку неподалеку от Харбина.
Некоторое время после приема пищи он чувствовал себя сильным, исключительно
умным, у него исправлялось настроение. Приятные ощущения проходили всегда
раньше, чем Теэрцу хотелось бы, но он радовался и этим коротким мгновениям.
Ниппонцы тоже заметили перемены в его настроении и теперь вызывали его
на допросы сразу после еды. Теэрц не возражал. В такие минуты его вообще
мало что волновало, и он легко отвечал на все вопросы, которые ему задавали.
Теэрц услышал дребезжание и скрип -- по коридору катила тележка с
обедом. В радостном предвкушении он вскочил на ноги и встал у самых прутьев
решетки, дожидаясь, когда она подъедет.
Охранник открыл дверь, другой следил за Теэрцем, наставив на него
винтовку с ножом на конце. Тосевит, что раздавал пищу, протянул пленному
миску с рисом.
-- Спасибо, недосягаемый господин, -- низко кланяясь, сказал Теэрц
по-ниппонски.
Охранник снова закрыл дверь на ключ, и тележка укатила прочь.
Нужда заставила Теэрца научиться обращаться с маленькими палочками,
которыми ниппонцы пользовались вместо столовых приборов. Теэрц поднес ко рту
кусок рыбы, попробовал его языком. Вкус не такой, как в последнее время. Но
вполне прилично.
"Другие приправы", -- подумал он и проглотил еду.
Миска опустела почти мгновенно. Несмотря на то, что ниппонцы кормили
его теперь лучше, чем прежде, набрать лишний вес ему не грозило. Пробежав
языком по жесткой внешней поверхности рта, чтобы ее очистить, он стал ждать,
когда придет чудесное ощущение счастья, которое всегда возникало после
обеда.
На сей раз ничего не произошло. Раньше вслед за восторгом и радостным
возбуждением, возникавшими после еды, наступала реакция, и у него портилось
настроение. Теперь же, когда Теэрц не испытал никакого подъема, его охватило
отчаяние. Ему казалось, что его предали, а железные прутья камеры наступают,
сжимают, не дают дышать. Он начал метаться от стены к стене, колотя толстым
обрубком хвоста по полу.
Теэрц не представлял себе, насколько сильно зависит от ежедневной
порции эйфории, пока его не лишили ее. Он оскалился, демонстрируя (кому?)
свои острые короткие зубы. Если бы сейчас появился майор Окамото, Теэрц, не
задумываясь, отгрыз бы ему... да что угодно! И пришел бы в восторг от
содеянного!
Прошло совсем немного времени, и мечтам Теэрца суждено было сбыться --
появился майор Окамото. Ниппонец остановился у камеры, и все мысли о мести
улетучились из головы пленного ящера, уступив место страху. Впрочем, так
происходило всегда, когда он видел Больших Уродов.
-- Добрый день, -- поздоровался Окамото на языке Расы, на котором
научился изъясняться довольно прилично, намного лучше, чем Теэрц на
ниппонском. -- Как ты себя сегодня чувствуешь?
-- Я чувствую себя не так хорошо, как хотел бы, недосягаемый господин,
-- ответил Теэрц; представители Расы понимали такие вопросы буквально.
Окамото скривилось -- теперь Теэрц знал, что так Большие Уроды
демонстрируют удовольствие или удивление. Теэрц забеспокоился. Когда Окамото
бывал доволен, это всегда означало, что Теэрца ждут неприятности. Но тосевит
мирно проговорил:
-- Возможно, я знаю, в чем причина твоего плохого самочувствия. И,
может быть, у меня найдется лекарство.
-- Правда? -- с опаской спросил Теэрц по-ниппонски. Лекарства Больших
Уродов вызывали у него серьезные сомнения -- лучше уж болеть, чем принимать
их.
-- Чистая правда, -- ответил Окамото, тоже по-ниппонски и достал из
кармана маленький пакетик из вощеной бумаги.
Затем он высыпал немного коричневого порошка на ладонь и сквозь прутья
решетки протянул ее Теэрцу.
-- Вот, попробуй.
Теэрц сначала понюхал порошок, у которого оказался резкий, ярко
выраженный аромат, показавшийся ему знакомым, хотя он никак не мог понять,
откуда его знает. Теэрц подумал, что тосевиты могут убить его в любой
момент, стоит им только пожелать. Зачем устраивать представление и задавать
ему сложные загадки, если они хотят видеть его мертвым? Он высунул язык и
слизал порошок с ладони Большого Урода.
И сразу понял, что это специя, которую не положили в последнюю миску с
едой. Довольно быстро Теэрц сообразил, что до сих пор ниппонцы давали ему
свое зелье маленькими дозами. Ему стало не просто хорошо; он чувствовал себя
так, словно неожиданно выяснил, что является родственником Императора, а
тот, оказывается, значительно ниже его по происхождению. Править Расой --
какая мелочь! Ему по силам взять под контроль все планеты в галактике!
Однако охватившее Теэрца ощущение собственной значимости не помешало
ему заметить, как снова скривилось лицо майора Окамото.
-- Тебе нравится, да? -- спросил Большой Урод на языке Расы, только
последнее слово он произнес по-ниппонски.
-- Да, -- ответил Теэрц так, будто находился где-то далеко от своей
тюремной клетки.
Ему ужасно хотелось, чтобы Окамото убрался куда-нибудь подальше и не
мешал ему наслаждаться восхитительными моментами бытия.
Впрочем, тот и не думал ему мешать. Он прислонился к решетке пустой
камеры, расположенной напротив, и стал ждать. Теэрц игнорировал существо, не
достойное не только его внимания, но и презрения. Однако восхитительное
чувство, дарованное чудесным порошком, длилось не долго. А когда оно
прошло...
Когда оно прошло, Теэрц погрузился в такие глубины отчаяния, которые не
могли сравниться даже с высотами, открывшимися ему несколько минут назад.
Все миры, что казались ему такими достижимыми и готовыми покориться,
погребли его под собой и раздавили. Теперь он не обращал на Окамото
внимания, потому что Большой Урод никак не был связан с невыносимой болью,
обрушившейся на него. Причинить ему более ужасные страдания, чем те, что
испытывали его тело и дух, ниппонец все равно не мог. Теэрц скорчился в углу
своей камеры, мечтая только об одном -- поскорее умереть.
Но тут до него донесся голос Окамото:
-- Что, теперь не так хорошо? Еще хочешь? -- Большой Урод протянул
широкую мясистую ладонь, в самом центре которой лежала маленькая горстка
порошка.
Не успев сообразить, что делает, Теэрц вскочил на ноги и бросился к
решетке, между прутьями которой Большой Урод просунул руку. Но прежде чем
его язык коснулся драгоценного зелья, Окамото быстро сделал шаг назад, и
Теэрц чудом не врезался мордой в холодные железные прутья. Забыв об
осторожности и не заботясь о собственной безопасности, он принялся ругать
Окамото, выплевывая в него все слова, какие только знал.
Тосевит откинул голову назад и издал несколько громких лающих звуков,
заменявших Большим Уродам смех.
-- Значит, ты хочешь еще имбиря, я правильно понял? Так я и думал. Нам
удалось узнать, что самцы вашей Расы... как бы получше сказать... очень
любят это растение.
Имбирь. Теперь Теэрц знал имя таинственного порошка. И еще сильнее
захотел получить ту дозу, что лежала на ладони Окамото. Он снова погрузился
в пучины депрессии и вместо того, чтобы зашипеть на тосевита, жалобно
попросил:
-- Умоляю, дайте мне имбиря. Как вы можете отказывать, зная, насколько
сильно я в нем нуждаюсь? Окамото снова рассмеялся.
-- Тот, кто позволяет захватить себя в плен, не достоин, чтобы ему
что-то давали. -- К военнопленным ниппонцы относились с невероятным
презрением. -- Впрочем, может быть -- имей в виду, это только может быть! --
тебе удастся заработать для себя имбирь. Ты меня понял?
Теэрц слишком хорошо понял, в какую страшную ловушку он угодил. Каждый
раз в его еду подмешивали немного имбиря, он привык к тосевитскому зелью, и
тогда ниппонцы решили показать ему, как сильно он нуждается в очередной
дозе. Они рассчитывали, что таким образом сумеют подчинить его своей воле.
Теэрцу пришлось признать, что они не ошиблись в своих предположениях.
Презирая и ненавидя себя за жалобные нотки, появившиеся в голосе, Теэрц
спросил:
-- Что я должен делать, недосягаемый господин?
-- Более точные ответы на вопросы, которые мы тебе задаем касательно
взрывных металлов, могут доставить нам удовольствие, -- ответил Окамото.
Теэрц знал, что Окамото лжет. Что бы он ни делал, ниппонцы никогда не
станут относиться к нему лучше, ведь он позволил им захватить себя в плен. А
вдруг они решат, что он не представляет для них никакой ценности? Теэрц уже
заметил, что отношение Больших Уродов к нему меняется в зависимости от того,
каких результатов они хотят добиться, допрашивая его. Если они будут
довольны, он может получить имбирь. Эта мысль металась у него в мозгу, точно
эхо духового оркестра.
Но несмотря ни на что, он ответил:
-- Я уже ответил -- честно и подробно -- на все ваши вопросы.
несмотря на то, что ящеров в Чикаго не пустили... Сейчас у Гроувса возникло
ощущение, что Ларсену на все наплевать. Генерала такое отношение к делу не
устраивало, поскольку то, чем они занимались, носило срочный характер.
Совещание с физиками продолжалось еще полчаса, они обсуждали не такие
животрепещущие, но не менее важные проблемы, вроде обеспечения Денвера,
точнее, денверского университета, электричеством, чтобы работы ни на минуту
не прекращались. До появления ящеров все в Соединенных Штатах считали
электричество делом самым обычным. Сейчас для огромных территорий оно
превратилось в неслыханную роскошь. Однако если Денвер лишится
электроснабжения, Металлургической лаборатории снова придется перебираться
на новое место, а Гроувс считал, что страна -- да и весь мир в придачу -- не
может позволить себе очередную задержку.
В отличие от ядерной физики, с электричеством, благодарение Богу, он
был близко знаком.
-- Электричество у вас будет, -- пообещал он, надеясь, что сумеет
сдержать слово.
Если ящеры заподозрят, чем здесь занимаются люди, они примут самые
решительные меры, чтобы им помешать. Следовательно, для обеспечения
лаборатории электричеством, необходимо не допустить, чтобы инопланетяне
пронюхали о том, что тут происходит.
Когда совещание закончилось, Гроувс догнал Ларсена и, не обращая
внимания на попытки физика отвертеться от неприятной беседы, сказал:
-- Нам нужно поговорить, доктор Ларсен.
-- Нет, не нужно, полковник -- прошу прощения, генерал Гроувс, --
презрительно бросил Ларсен. -- Армия и так уже испоганила мою жизнь. Мне
ваша помощь не требуется. -- Он повернулся к Гроувсу спиной и собрался уйти.
Однако Гроувс выбросил вперед сильную мускулистую руку и схватил его за
локоть. Ларсен так резко развернулся, словно собирался хорошенько врезать
обидчику. Драки с физиками не входили в перечень служебных обязанностей
Гроувса, но он считал, что если это необходимо для того, чтобы привести
кого-то в чувство... что ж, иногда мордобой помогает.
Скорее всего, Ларсен увидел в глазах генерала решимость, потому что
передумал вступать с ним в прямую конфронтацию
-- Послушайте, личная жизнь ученых нас не касается. Но когда она мешает
им как следует выполнять свою работу... понимаете, то, что вы делаете,
слишком важно, чтобы мы могли позволить себе игнорировать ваши проблемы.
Итак, что вас мучает, и почему вы во всем обвиняете армию?
-- Вы желаете знать? Вам действительно интересно? -- Ларсен не стал
ждать, когда Гроувс ему ответит. -- Да, черт подери, я вам скажу. Не я, так
кто-нибудь другой обязательно вас просветит. Мне удалось добраться до
Западной Индианы -- самостоятельно, понимаете? Там я встретился с генералом
Паттоном, который не пожелал позволить мне отправить жене письмо, чтобы она
знала, что я жив, и у меня все в порядке.
-- Меры безопасности... -- начал Гроувс.
-- Именно, меры безопасности. Так вот, я не смог ей написать, а к тому
времени, когда я добрался до Чикаго... ну, в общем, я опоздал,
Металлургическая лаборатория уже уехала. Мне снова не разрешили связаться с
Барбарой -- очередные меры безопасности. И она решила, что я погиб. А что
еще она могла подумать?
-- Господи! -- проговорил Гроувс. -- Мне очень жаль. Она, наверное,
пережила страшное потрясение, когда приехала в Денвер. Не сомневаюсь, вы
были счастливы снова оказаться вместе.
-- Точно! Несказанно счастливы! -- заявил Ларсен ледяным тоном. --
Барбара думала, будто я умер, и влюбилась в капрала, который стережет
военнопленных ящеров. В Вайоминге они поженились. Я к тому времени уже
приехал в Денвер, но полковник Хэксем, благослови его Господь, упорно не
позволял мне написать ей письмо. Снова речь шла о безопасности. А теперь она
ждет ребенка от своего нового мужа. Надеюсь, вы понимаете, генерал Гроувс,
почему я так люблю нашу родную армию? Можете мне хорошенько врезать, если
вам от этого полегчает.
Гроувс раскрыл от изумления рот. Потом захлопнул его. Он проехал через
Чагуотер сразу после того знаменательного бракосочетания в Вайоминге. Гроувс
видел, что с Ларсеном что-то происходит, но не знал, в чем дело. Не
удивительно, что у бедняги депрессия. Даже Махатма Ганди вряд ли сумел бы
остаться спокойным, уравновешенным и собранным, если бы на него такое
свалилось.
-- Может быть, она к вам еще вернется, -- сказал он, наконец, но
собственные слова показались ему какими-то ненатуральными.
-- Не похоже, -- презрительно рассмеявшись, ответил Ларсен. -- Она
продолжает спать с вонючкой Сэмом Иджером! Я точно знаю. Женщины! -- Ларсен
хлопнул себя по лбу. -- Без них жить невозможно, а они с тобой жить не
желают.
Гроувс не виделся со своей женой вот уже несколько месяцев и тоже не
посылал ей никаких писем или сообщений. Однако он совсем не боялся, что она
от него сбежит. Его беспокоило только одно -- все ли у нее в порядке.
Возможно, дело в том, что они старше и спокойнее, чем Ларсен и его бывшая
жена. Или брак у них надежнее. А может быть (такая мысль ему совсем не
понравилась), он просто не знает, о чем ему следует волноваться.
Гроувс быстро взял себя в руки и проговорил:
-- Доктор Ларсен, не позволяйте личным неприятностям влиять на вашу
работу. Вы не имеете права. От ваших исследований зависит судьба всей страны
и, возможно, всего человечества.
-- Я знаю, -- проговорил Ларсен. -- Но беспокоиться обо всем
человечестве трудно, когда один конкретный человек, который так много для
тебя значит, вытворяет такое.
Тут Гроувсу возразить было нечего, да он и не стал пытаться.
-- Вы не единственный пассажир нашей лодки, -- сказал он. -- Подобные
вещи постоянно случаются -- наверное, во время войны чаще, потому что
сегодня все перепуталось и нарушен привычный порядок вещей. Вам необходимо
собраться и продолжать жить и работать дальше.
-- Вы думаете, я не понимаю? -- спросил Ларсен. -- Я повторяю это себе
по сто раз в день. Но я же постоянно с ней сталкиваюсь, вижу с другим.
Невыносимо!
Гроувс подумал, что, по-видимому, следует отослать Иджера -- кажется,
Ларсен сказал, что его так зовут -- куда-нибудь в другое место. Сейчас
гораздо важнее, чтобы физик, а не переводчик ящеров чувствовал себя
счастливым и спокойно делал свою работу. Но уверенности в том, что Барбара
вернется к первому мужу, у него не было. Ведь она беременна.
Они с Иджером никогда в жизни не поженились бы, если бы не думали, что
Ларсен погиб. Они постарались сделать все как полагается, поступили
правильно -- с их точки зрения. И ошиблись, но в этом нет их вины. Ведь люди
не машины, а живые существа.
Гроувс жалел, что не может приказать Барбаре вернуться в постель Йенса
ради блага своей страны. Какое простое и отличное решение. Средневековому
барону такой приказ сошел бы с рук, женщина из двадцатого века плюнет ему в
лицо, как только он попытается открыть рот. Вот что такое свобода... хотя,
порой, она доставляет серьезные неудобства.
-- Профессор Ларсен, вы попали в очень неприятное положение, -- мрачно
заявил он.
-- Сказали бы что-нибудь новенькое.
Ларсен зашагал прочь, и Гроувс не стал его удерживать. Он стоял и
смотрел ему вслед, пока физик не скрылся за углом.
-- Нас ждут серьезные проблемы, -- покачав головой, пробормотал он и
отправился по своим делам.
* * *
Атвар обвел одним глазным бугорком левую часть собравшихся, другим --
правую. Сидевшие в конференц-зале капитаны кораблей не сводили с него глаз.
Он изо всех сил старался погасить их гнев. Почти два года -- один по
летоисчислению медленного Тосева-3 -- они сражаются за то, чтобы
присоединить этот жалкий мир к владениям Империи. Покидая Дом, они считали,
что завоевание планеты займет несколько дней -- очередное доказательство
того, как мало они знали.
-- Мои соратники, самцы, давайте подведем итоги и посмотрим, как
продвигается наша кампания, -- сказал он.
-- Будет исполнено, недосягаемый господин, -- хором ответили капитаны,
демонстрируя идеальное послушание, присущее представителям Расы.
Нет ничего важнее послушания и повиновения. Так учили Атвара с той
самой минуты, как он вылупился из яйца; и он свято верил в этот постулат до
того момента, пока они не попали на Тосев-3.
Атвар продолжал его уважать. Но совсем не так, как Дома. Планета под
названием Тосев-3 поколебала все его представления о том, какой должна быть
жизнь. Большие Уроды вообще не относились к послушанию, как к
основополагающему закону, которому должно следовать разумное существо. Они
даже прогнали и убили своего Императора: с точки зрения Атвара, жившего в
Империи, где правящая династия стояла у власти несколько сотен тысячелетий,
такое преступление являлось немыслимым святотатством.
-- Мы продолжаем успешно продвигаться вперед, -- сказал он. --
Контратаки к югу от тосевитского города под названием Чикаго, расположенного
на одном из меньших континентов, заставили неприятеля отступить и...
Страха, капитан "206-ого Императора Йовера", поднял руку. Атвар с
сожалением подумал, что не может его проигнорировать. На служебной лестнице
Страха занимал следующую ступеньку за Кирелом, командовавшим флагманским
кораблем. Более того (и Атвару это очень не нравилось), Страха возглавлял
весьма шумную и беспокойную фракцию самцов, которые получали удовольствие от
громких криков по поводу того, что война против Больших Уродов ведется
неправильно.
Заметив, что на него обратили внимание (хоть и неохотно), Страха
продолжал:
-- Со всем уважением к недосягаемому благородному адмиралу хочу
заметить, что в нашей кампании продолжают выявляться очевидные недостатки.
Надеюсь, я не слишком вас утомлю, если их перечислю?
-- Продолжайте, -- разрешил Атвар.
"Может быть", -- с надеждой подумал он, -- "Страха скажет что-нибудь
по-настоящему непростительное и предоставит в мое распоряжение повод,
который я так давно ищу, чтобы с ним, наконец, расквитаться..."
К сожалению, до сих пор он старался вести себя относительно прилично.
Страха выпрямился, чтобы собравшиеся смогли рассмотреть его изысканную
раскраску. Атвар знал, что Страха преследует собственные цели: если ему
удастся убедить достаточное количество самцов в том, что адмирал не
справляется со своими обязанностями и неправильно организовал военную
кампанию, он может рассчитывать занять его место. Так будет не по правилам,
но ведь все, что касается завоевания -- точнее, попытки завоевания --
Тосева-3 происходит не по правилам. Если Страха добьется успеха в том, что
не удалось Атвару, Император закроет свои глазные бугорки на нарушения.
-- Первое и самое главное, -- начал мятежный капитан, -- заключается в
том, что наши бронемашины постоянно гибнут от оружия Больших Уродов. По
сравнению с прошлым годом потери катастрофически выросли.
Тут Атвар (весьма неохотно) был вынужден с ним согласиться. Однако он
сознательно ответил Страха как можно резче:
-- Я не умею производить танки из воздуха. Большие Уроды, находящиеся у
нас в подчинении, не в состоянии делать такие машины, как нам нужно. Тем
временем те из них, что населяют территории, которыми мы не управляем,
постоянно усовершенствуют свое оружие и технику, а также начали выпускать
противотанковые ракеты. Вот почему в последнее время мы несем серьезные
потери.
-- Тосевиты, живущие на землях, не принадлежащих Расе, почему-то
способны на большее, чем те, что подчиняются нам, -- ядовитым тоном заметил
Страха.
Адмиралу флота стоило огромный усилий проигнорировать сарказм своего
подчиненного. Он ответил на его слова совершенно спокойно:
-- А что ж тут удивительного, капитан? Именно наиболее развитые в
технологическом отношении регионы этой кошмарной планеты способны оказывать
серьезное сопротивление и, следовательно, осуществлять нововведения.
Он произнес последнее слово с явным негодованием и даже отвращением. В
Империи нововведения были редкостью, и их воздействие на жизнь
представителей Расы жестко контролировалось. На Тосеве-3 они происходили
повсеместно и постоянно благодаря бесконечным войнам, которые вели между
собой крошечные империи. Атвар считал, что столь быстрые перемены вредят
будущему здоровью цивилизации, однако тосевитов совершенно не беспокоило,
что станется с их планетой через несколько сотен лет. Тем временем такая
головокружительная скорость преобразований делала их исключительно опасными
противниками.
-- Хорошо, пусть будет так, как вы говорите, благородный адмирал, --
ответил Страха. Атвар наградил его подозрительным взглядом -- что-то уж
слишком легко он сдался. И адмирал не ошибся, потому что Страха продолжал:
-- Однако некоторые наши потери объясняются не только успехами тосевитов в
области технологического развития. Я имею в виду все увеличивающееся
пристрастие самцов к тосевитскому зелью, которое называется имбирь.
-- Согласен, очень серьезная проблема, капитан, -- сказал Атвар.
Тут он был бессилен. Анализы некоторых боевых действий, в особенности
-- танковых сражений во Франции, говорили сами за себя. Если бы все шло по
плану, сейчас Раса уже вошла бы в Дойчланд. Но танковые подразделения
понесли такие серьезные потери, что их можно сравнить только с наступлением
на Чикаго, когда самцов остановили зимние холода.
-- Вне всякого сомнения, вы не станете винить меня за то, что наши
самцы подвергаются воздействию неизвестного нам до сих пор тосевитского
растения, -- заметил Атвар. -- Мы боремся с пристрастием к наркотику и
делаем все возможное, чтобы оно не оказывало пагубного влияния на военную
кампанию Расы. Если у вас имеются какие-либо конкретные предложения, которые
могут оказаться нам полезными, я с удовольствием вас выслушаю.
Он надеялся, что Страха, наконец, замолчит, однако складывалось
впечатление, что мятежник успокоится не скоро. Капитан сменил тему:
-- Благородный адмирал, что нам удалось узнать о попытках Больших
Уродов произвести собственное ядерное оружие? -- спросил он.
Минуту назад Страха выступал от имени своей фракции, теперь он привлек
внимание всех собравшихся капитанов. Если тосевитам удастся заполучить
ядерное оружие, речь пойдет не о захвате планеты, а о выживании. И что ждет
приближающийся колонизационный флот, если самцы Расы и тосевиты вступят друг
с другом в войну, которая в результате приведет к тому, что планета станет
непригодной для жизни?
С трудом сдерживая ненависть к Страха, Атвар ответил:
-- Большим Уродам удалось украсть у нас необходимое для атомной бомбы
вещество, однако, ничто не указывает на то, что они в состоянии произвести
собственное ядерное оружие.
Адмирал предполагал, что вопрос будет задан, если не Страха, то
кем-нибудь другим. Он прикоснулся к кнопке на подиуме, и глазным бугоркам
собравшихся предстало голографическое изображение одного из энергетических
заводов Расы. Увидев овальный купол над реактором, он неожиданно смертельно
затосковал по Дому. С трудом справившись со своими чувствами, Атвар сказал:
-- Мы не заметили ни одного сооружения, подобного этому. А как еще
смогут Большие Уроды использовать радиоактивные вещества?
Его слова заметно успокоили большинство капитанов. Даже Страха заявил:
-- Итак, в ближайшие несколько лет тосевиты не смогут применить против
нас ядерное оружие. Хорошие новости.
Не похвала, конечно, но и не едкая критика. Атвар остался доволен.
Верный, правильный во всем Кирел поднял руку, и Атвар с радостью
предоставил ему слово.
-- Прошу меня простить, благородный адмирал, но Большие Уроды
специалисты по камуфляжу. Кроме того, кое-какие из их примитивных строений
совсем не похожи на наши, выполняющие те же функции. Мы и в самом деле можем
наверняка сказать, что они не занимаются исследованиями и производством
атомного оружия прямо у нас под носом? А вдруг оно появится так же
неожиданно, как и другие их новшества?
Атвару на это сказать было нечего, он лишь отрицательно покачал
головой. Совещание закончилось совсем не так, как ему хотелось.
Теэрц с нетерпением ждал, когда ему принесут обед. Во-первых, в
последнее время ниппонцы стали лучше его кормить, в миске с рисом, который
так и остался главным блюдом рациона, все чаще попадались кусочки мяса. А
во-вторых, они начали добавлять в еду специи, и она больше не была такой
однообразной и безвкусной. Когда он ел, приятные ощущения щекотали язык.
Специи отличались от тех, что пользовались популярностью в Доме, но они
придавали пище удивительное своеобразие.
И, в-третьих, теперь еда вызывала в нем такой подъем, что Теэрц
мгновенно забывал о депрессии, в которую погрузился с того самого момента,
как его истребитель совершил вынужденную посадку неподалеку от Харбина.
Некоторое время после приема пищи он чувствовал себя сильным, исключительно
умным, у него исправлялось настроение. Приятные ощущения проходили всегда
раньше, чем Теэрцу хотелось бы, но он радовался и этим коротким мгновениям.
Ниппонцы тоже заметили перемены в его настроении и теперь вызывали его
на допросы сразу после еды. Теэрц не возражал. В такие минуты его вообще
мало что волновало, и он легко отвечал на все вопросы, которые ему задавали.
Теэрц услышал дребезжание и скрип -- по коридору катила тележка с
обедом. В радостном предвкушении он вскочил на ноги и встал у самых прутьев
решетки, дожидаясь, когда она подъедет.
Охранник открыл дверь, другой следил за Теэрцем, наставив на него
винтовку с ножом на конце. Тосевит, что раздавал пищу, протянул пленному
миску с рисом.
-- Спасибо, недосягаемый господин, -- низко кланяясь, сказал Теэрц
по-ниппонски.
Охранник снова закрыл дверь на ключ, и тележка укатила прочь.
Нужда заставила Теэрца научиться обращаться с маленькими палочками,
которыми ниппонцы пользовались вместо столовых приборов. Теэрц поднес ко рту
кусок рыбы, попробовал его языком. Вкус не такой, как в последнее время. Но
вполне прилично.
"Другие приправы", -- подумал он и проглотил еду.
Миска опустела почти мгновенно. Несмотря на то, что ниппонцы кормили
его теперь лучше, чем прежде, набрать лишний вес ему не грозило. Пробежав
языком по жесткой внешней поверхности рта, чтобы ее очистить, он стал ждать,
когда придет чудесное ощущение счастья, которое всегда возникало после
обеда.
На сей раз ничего не произошло. Раньше вслед за восторгом и радостным
возбуждением, возникавшими после еды, наступала реакция, и у него портилось
настроение. Теперь же, когда Теэрц не испытал никакого подъема, его охватило
отчаяние. Ему казалось, что его предали, а железные прутья камеры наступают,
сжимают, не дают дышать. Он начал метаться от стены к стене, колотя толстым
обрубком хвоста по полу.
Теэрц не представлял себе, насколько сильно зависит от ежедневной
порции эйфории, пока его не лишили ее. Он оскалился, демонстрируя (кому?)
свои острые короткие зубы. Если бы сейчас появился майор Окамото, Теэрц, не
задумываясь, отгрыз бы ему... да что угодно! И пришел бы в восторг от
содеянного!
Прошло совсем немного времени, и мечтам Теэрца суждено было сбыться --
появился майор Окамото. Ниппонец остановился у камеры, и все мысли о мести
улетучились из головы пленного ящера, уступив место страху. Впрочем, так
происходило всегда, когда он видел Больших Уродов.
-- Добрый день, -- поздоровался Окамото на языке Расы, на котором
научился изъясняться довольно прилично, намного лучше, чем Теэрц на
ниппонском. -- Как ты себя сегодня чувствуешь?
-- Я чувствую себя не так хорошо, как хотел бы, недосягаемый господин,
-- ответил Теэрц; представители Расы понимали такие вопросы буквально.
Окамото скривилось -- теперь Теэрц знал, что так Большие Уроды
демонстрируют удовольствие или удивление. Теэрц забеспокоился. Когда Окамото
бывал доволен, это всегда означало, что Теэрца ждут неприятности. Но тосевит
мирно проговорил:
-- Возможно, я знаю, в чем причина твоего плохого самочувствия. И,
может быть, у меня найдется лекарство.
-- Правда? -- с опаской спросил Теэрц по-ниппонски. Лекарства Больших
Уродов вызывали у него серьезные сомнения -- лучше уж болеть, чем принимать
их.
-- Чистая правда, -- ответил Окамото, тоже по-ниппонски и достал из
кармана маленький пакетик из вощеной бумаги.
Затем он высыпал немного коричневого порошка на ладонь и сквозь прутья
решетки протянул ее Теэрцу.
-- Вот, попробуй.
Теэрц сначала понюхал порошок, у которого оказался резкий, ярко
выраженный аромат, показавшийся ему знакомым, хотя он никак не мог понять,
откуда его знает. Теэрц подумал, что тосевиты могут убить его в любой
момент, стоит им только пожелать. Зачем устраивать представление и задавать
ему сложные загадки, если они хотят видеть его мертвым? Он высунул язык и
слизал порошок с ладони Большого Урода.
И сразу понял, что это специя, которую не положили в последнюю миску с
едой. Довольно быстро Теэрц сообразил, что до сих пор ниппонцы давали ему
свое зелье маленькими дозами. Ему стало не просто хорошо; он чувствовал себя
так, словно неожиданно выяснил, что является родственником Императора, а
тот, оказывается, значительно ниже его по происхождению. Править Расой --
какая мелочь! Ему по силам взять под контроль все планеты в галактике!
Однако охватившее Теэрца ощущение собственной значимости не помешало
ему заметить, как снова скривилось лицо майора Окамото.
-- Тебе нравится, да? -- спросил Большой Урод на языке Расы, только
последнее слово он произнес по-ниппонски.
-- Да, -- ответил Теэрц так, будто находился где-то далеко от своей
тюремной клетки.
Ему ужасно хотелось, чтобы Окамото убрался куда-нибудь подальше и не
мешал ему наслаждаться восхитительными моментами бытия.
Впрочем, тот и не думал ему мешать. Он прислонился к решетке пустой
камеры, расположенной напротив, и стал ждать. Теэрц игнорировал существо, не
достойное не только его внимания, но и презрения. Однако восхитительное
чувство, дарованное чудесным порошком, длилось не долго. А когда оно
прошло...
Когда оно прошло, Теэрц погрузился в такие глубины отчаяния, которые не
могли сравниться даже с высотами, открывшимися ему несколько минут назад.
Все миры, что казались ему такими достижимыми и готовыми покориться,
погребли его под собой и раздавили. Теперь он не обращал на Окамото
внимания, потому что Большой Урод никак не был связан с невыносимой болью,
обрушившейся на него. Причинить ему более ужасные страдания, чем те, что
испытывали его тело и дух, ниппонец все равно не мог. Теэрц скорчился в углу
своей камеры, мечтая только об одном -- поскорее умереть.
Но тут до него донесся голос Окамото:
-- Что, теперь не так хорошо? Еще хочешь? -- Большой Урод протянул
широкую мясистую ладонь, в самом центре которой лежала маленькая горстка
порошка.
Не успев сообразить, что делает, Теэрц вскочил на ноги и бросился к
решетке, между прутьями которой Большой Урод просунул руку. Но прежде чем
его язык коснулся драгоценного зелья, Окамото быстро сделал шаг назад, и
Теэрц чудом не врезался мордой в холодные железные прутья. Забыв об
осторожности и не заботясь о собственной безопасности, он принялся ругать
Окамото, выплевывая в него все слова, какие только знал.
Тосевит откинул голову назад и издал несколько громких лающих звуков,
заменявших Большим Уродам смех.
-- Значит, ты хочешь еще имбиря, я правильно понял? Так я и думал. Нам
удалось узнать, что самцы вашей Расы... как бы получше сказать... очень
любят это растение.
Имбирь. Теперь Теэрц знал имя таинственного порошка. И еще сильнее
захотел получить ту дозу, что лежала на ладони Окамото. Он снова погрузился
в пучины депрессии и вместо того, чтобы зашипеть на тосевита, жалобно
попросил:
-- Умоляю, дайте мне имбиря. Как вы можете отказывать, зная, насколько
сильно я в нем нуждаюсь? Окамото снова рассмеялся.
-- Тот, кто позволяет захватить себя в плен, не достоин, чтобы ему
что-то давали. -- К военнопленным ниппонцы относились с невероятным
презрением. -- Впрочем, может быть -- имей в виду, это только может быть! --
тебе удастся заработать для себя имбирь. Ты меня понял?
Теэрц слишком хорошо понял, в какую страшную ловушку он угодил. Каждый
раз в его еду подмешивали немного имбиря, он привык к тосевитскому зелью, и
тогда ниппонцы решили показать ему, как сильно он нуждается в очередной
дозе. Они рассчитывали, что таким образом сумеют подчинить его своей воле.
Теэрцу пришлось признать, что они не ошиблись в своих предположениях.
Презирая и ненавидя себя за жалобные нотки, появившиеся в голосе, Теэрц
спросил:
-- Что я должен делать, недосягаемый господин?
-- Более точные ответы на вопросы, которые мы тебе задаем касательно
взрывных металлов, могут доставить нам удовольствие, -- ответил Окамото.
Теэрц знал, что Окамото лжет. Что бы он ни делал, ниппонцы никогда не
станут относиться к нему лучше, ведь он позволил им захватить себя в плен. А
вдруг они решат, что он не представляет для них никакой ценности? Теэрц уже
заметил, что отношение Больших Уродов к нему меняется в зависимости от того,
каких результатов они хотят добиться, допрашивая его. Если они будут
довольны, он может получить имбирь. Эта мысль металась у него в мозгу, точно
эхо духового оркестра.
Но несмотря ни на что, он ответил:
-- Я уже ответил -- честно и подробно -- на все ваши вопросы.