Страница:
-- Предложите мне выбрать между отелем и местами, где мы находились в
Чикаго, и я назову целую кучу прекрасных мест, -- сказал Остолоп. -- Приятно
улечься, не беспокоясь, что снайпер засечет тебя, пока ты спишь, и отстрелит
твою голову, а ты даже не будешь знать, что этот ублюдок был там.
-- Аминь, -- энергично произнес Малдун. -- Сторона, которая...
Он посмотрел на капитана Шимански и решил не продолжать. Остолоп
задумался, что бы это означало. Ему хотелось отправиться к Фонтанному скверу
самому и осмотреться.
Шимански не заметил неловкого молчания Малдуна, Он по-прежнему смотрел
на запад.
-- Неважно, что ящеры делают и какие виды оружия используют, все равно
им будет непросто форсировать реку, -- заметил он. -- Мы хорошо
замаскировались и окопались. И как бы они ни били нас с воздуха, мы все
равно будем бить их танки. Если они захотят захватить это место, то должны
попытаться ударить по нам с флангов.
-- Да, сэр, -- снова сказал Малдун.
Начальство не считало, что ящеры в ближайшее время попытаются захватить
Элджин, в противном случае оно бы не отправило отряд на отдых и
восстановление сил. Конечно, начальство не всегда бывает право, но в данный
момент не свистят пули и не стреляют пушки. Почти мирная обстановка, а
потому люди нервничали.
-- Идемте, лейтенант, -- сказал Малдун. -- Я покажу, где этот отель,
и...
Он снова замолчал, он решил не продолжать. Какого черта он надеется
найти на Фонтанной площади? Магазин, набитый сигаретами "Лаки Страйк"?
Тайник, полный выпивки, которая не была бы дрянным виски или самогоном?
Для среднезападного заводского города Элджин мог быть довольно приятным
местом. Взорванные заводы не составляли отдельного района, как во многих
других городах. Вместо этого они были рассеяны среди красивых домов --
красивых до того, как война пришла сюда с огнем и мечом. Некоторые не
пострадавшие от бомбежки или пожара дома по-прежнему выглядели
привлекательно.
Фонтанный сквер тоже не очень пострадал, может быть, потому, что в
городе не было ни одного достаточно высокого здания, чтобы привлечь
бомбардировщики ящеров. Один бог знал, почему он так назывался, поскольку --
как сказал Малдун -- он не был сквером, тем более с фонтанами. По-настоящему
живыми выглядели только действующий салун, который приветствовал солдат
открытыми дверями, и пара настоящих военных полицейских за этими дверями
(чтобы отдых и восстановление сил проходили в не слишком буйной форме).
Что же Малдун имел в виду? Явно не салун; капитан Шимански никогда не
возражал против выпивки.
Затем Остолоп заметил очередь из парней, одетых в грязную
серо-оливковую одежду, растянувшихся вдоль узкой аллеи. Он видел -- черт
возьми, он и стоял в таких очередях во Франции.
-- Очередь в публичный дом, -- сказал он.
-- Наверное, вы правы, -- согласился Малдун, широко улыбнувшись. -- Это
не значит, что мне хочется добыть еще и травки, которой, помнится, я
баловался во Франции, но, черт возьми, это не значит, что я мертвый. Я
рассчитываю, что после того, как мы устроим ребят в отеле, может быть, вы и
я... -- Он заколебался. -- Может быть, у них есть специальный дом для
офицеров. У французов такие были.
-- Да, я знаю. Я помню, -- сказал Остолоп. -- Но сомневаюсь. Черт
возьми, я и не думал, что они организуют такой дом. В девятьсот
восемнадцатом священники прокляли бы их.
-- Времена изменились, лейтенант, -- сказал Малдун.
-- Да, и в разные стороны, -- согласился Дэниелс. -- Я сам думал об
этом не так давно.
Отряд капитана Шимански был не единственным из размещавшихся в отеле
"Джиффорд". Между кроватями на полу были разложены матрасы и кучи одеял,
чтобы вместить как можно больше людей. Что ж, прекрасно, если только ящеры
не попадут сюда прямой наводкой. Если это произойдет, "Джиффорд" превратится
в огромную гробницу.
Когда все организационные вопросы были решены, Остолоп и Малдун
выскользнули наружу и снова направились к Фонтанному скверу. Малдун искоса
посмотрел на Дэниелса.
-- Вас не беспокоит, что эти взбудораженные ребятишки будут смотреть на
вас, пока вы будете стоять в очереди вместе с ними, лейтенант? -- лукаво
спросил он. -- В конце концов, вы ведь теперь офицер.
-- Нет, черт возьми, -- ответил Остолоп. -- Они никак не смогут
определить, есть у меня шары или нет.
Малдун посмотрел на него, затем отвернулся. Он хотел было ткнуть
Остолопа в ребра локтем, но передумал -- даже в очереди в публичный дом
офицер остается офицером.
Очередь непрерывно двигалась. Остолоп прикинул, что проститутки,
сколько бы их ни было, должны пропускать солдат как можно скорее, чтобы
побольше заработать и хоть немножко отдыхать в перерывах между клиентами.
Он прикинул, есть ли внутри военная полиция. Ее не оказалось. Значит,
заведение не вполне официальное и полиция смотрит на него сквозь пальцы. Это
его не беспокоило. Поднявшись на первую ступеньку лестницы, которая вела к
девочкам, он заметил, что вниз никто не сходит.
Значит, есть другой выход. Он покивал. Было это заведение официальным
или нет, действовало оно эффективно.
Наверху сидела крепкая женщина с кассой -- и кольтом сорок пятого
калибра, вероятно, для защиты от попыток перераспределения платы за грех.
-- Пятьдесят долларов, -- сказала она Остолопу.
Он слышал, как она говорила это уже с десяток раз, с абсолютно
одинаковой интонацией: наверное, она могла поставить рекорд.
Он порылся в заднем кармане и отсчитал из пачки нужное количество
зеленых. Как у большинства парней, у него было много денег. Когда сидишь в
окопах на фронте, тратить особенно не на что.
Крупный светловолосый солдат, которому на вид не исполнилось и
семнадцати, вышел из двери в коридоре и уверенно направился к задней
лестнице.
-- Идите, -- сказала мадам Остолопу. -- Номер четыре, ясно? Там сейчас
Сьюзи.
"Во всяком случае, я теперь знаю, в чьей луже мне предстоит плюхаться",
-- подумал Остолоп, направляясь к двери. Парнишка не выглядел венерическим
больным, но что это доказывает? Немногое, и кто может знать, кто был до
него, или еще раньше, или позавчера?
На двери была тусклая табличка с цифрой 4. Дэниелс постучал. Внутри
послышался женский смех.
-- Входите, -- сказала женщина. -- Дверь ведь не заперта.
-- Сьюзи? -- спросил Остолоп, входя в комнату.
Женщина, прикрытая потертым атласным платком, сидела на краю кровати.
Ей было около тридцати, у нее были короткие каштановые волосы и густо
подведенные глаза, но некрашеные губы. Она выглядела усталой и невеселой, но
не слишком смущенной. Остолоп почувствовал облегчение: некоторые
проститутки, с которыми он встречался, так ненавидели мужчин, что он не мог
понять, зачем они ложатся с ними.
Она оценивающе посмотрела на клиента, пока тот разглядывал ее. Через
пару секунд она кивнула и попробовала улыбнуться.
-- Привет, пупсик, -- сказала она вполне дружелюбно. -- Знаешь, только
один из четверых или пятерых дает себе труд назвать меня по имени. Ты готов?
-- Она показала на таз и кусок мыла. -- Не стоит вначале помыть?
Это был вежливый приказ, но все-таки приказ. Остолоп не возражал. Сьюзи
не делала различий -- что он, что Адам. Пока он приводил себя в порядок, она
скинула с плеч платок. Под ним у нее не было ничего. Она не была красавицей,
но выглядела неплохо. Пока Остолоп вытирался и снимал остальную одежду, она
легла спиной на узкий матрас.
Стоны, которые она издавала, когда он совокуплялся с ней, звучали
фальшиво, а это означало, что подобные тонкости хороши, только если
исполнены профессионально. Она чертовски хорошо работала бедрами, но лишь
затем, естественно, чтобы заставить его поторопиться. Он бы и так быстро
кончил, даже если бы она лежала, как дохлая рыба, -- по причине долгого
воздержания.
Закончив, он скатился с нее, встал и снова отправился к тазу и мылу,
чтобы помыться. Попутно он помочился в горшок возле кровати.
"Промыть трубу", -- подумал он.
-- Не упускаешь шанса, пупсик? -- сказала Сьюзи. Это могло прозвучать
враждебно, но нет -- скорее, она одобряла его.
-- Не везде, однако, -- ответил он, потянувшись к нижнему белью.
Если бы он не упускал выпадающие шансы, то прежде всего не пришел бы
сюда, к ней. И платить сверх оговоренного он не собирался.
Сьюзи села. Ее груди с большими бледными сосками затряслись, когда она
потянулась к платку.
-- Эта Рита, там, снаружи, дешевая сука, она себе забирает большую
часть того, что вы заплатили, -- сказала она расчетливо-привычную фразу. --
Еще двадцать меня бы вполне устроило.
-- Эту песенку я уже слышал, -- сказал Остолоп, и проститутка
рассмеялась, нимало не смутившись.
Он все-таки дал ей десять баксов, хотя и в самом деле хорошо знал эту
песенку: она была почти хорошенькой и гораздо более дружелюбной, чем стоило
ждать от конвейера. Она улыбнулась и спрятала банкноту под матрац.
Остолоп уже взялся за ручку, когда снаружи начался жуткий крик. Орали
мужчины. Разобрать можно было только слово: "Нет!"
-- Что за чертовщина там происходит? -- спросил Остолоп: вопрос не был
риторическим, шум не напоминал драку.
Сквозь крики пробивался звук плача женщины, у которой разбилось сердце.
-- Боже мой! -- тихо ахнула Сьюзи.
Остолоп повернулся к ней. Она перекрестилась. Словно объясняя, она
продолжила:
-- Это Рита. Не думала, что Рита может заплакать, даже если у нее на
глазах перебить всю ее семью.
Раздались удары кулаков, но не в дверь, а в стену. Остолоп вышел в
коридор. Солдаты плакали не стыдясь, их слезы оставляли бороздки на грязи,
покрывающей лица. Возле кассы сидела Рита, опустив голову на руки.
-- Что за черт? -- повторил Остолоп.
Мадам подняла на него глаза. Ее лицо было опустошенным и старым.
-- Он умер, -- сказала она. -- Кто-то только что принес весть, что он
умер.
Таким голосом она могла бы говорить о своем отце. Но в таком случае
никто из солдат не обратил бы внимания. Все они забежали сюда быстро
перепихнуться, как Остолоп.
-- Так кто же умер? -- спросил он.
-- Президент, -- ответила Рита. Какой-то капрал добавил:
-- ФДР.
Остолопа словно ударили в живот. Мгновение он стоял с разинутым ртом,
как вытащенный из воды карась. Затем, охваченный беспомощностью и ужасом, он
зарыдал, как все остальные.
* * *
-- Иосиф Виссарионович, нет причин думать, что изменение политического
руководства в Соединенных Штатах обязательно вызовет изменения в
американской политике или в продолжении войны против ящеров, -- сказал
Вячеслав Молотов.
-- Непременно. -- Иосиф Сталин произнес это слово неприятным
насмешливым монотонным голосом. -- Какой причудливый способ сказать, что вы
не имеете ни малейшего представления о том, что случится в будущем в
Соединенных Штатах.
Молотов сделал пометку в блокноте, который держал на коленях. Он всегда
создавал для Сталина видимость заметок. На самом деле он выигрывал время
подумать. Беда в том, что генеральный секретарь был прав. Человек, который
должен был заменить Франклина Д. Рузвельта, Генри Уоллес, погиб при ядерном
ударе ящеров по Сиэтлу. В Комиссариате иностранных дел, однако, достаточно
хорошо знали Корделла Халла, нового президента Соединенных Штатов.
Нарком иностранных дел изложил то, что было известно:
-- Как государственный секретарь Халл постоянно поддерживал усилия
Рузвельта по оживлению угнетающей структуры американского монополистического
капитализма, по усилению торговых связей с Латинской Америкой и по
финансовой реформе. Он также поддерживал президента в противодействии
фашизму и в ведении войны сначала против гитлеровцев, а затем против ящеров.
Как я уже сказал, думаю, можно предположить, что он будет продолжать
проводить политику, начатую предшественником.
-- Если вы хотите, чтобы кто-нибудь продолжал проводить политику, то вы
нанимаете клерка, -- сказал Сталин с некоторой долей пренебрежения. -- Я
хочу знать, какую политику выберет Халл?
-- Только события покажут нам это, -- ответил Молотов, неохотно
признавая перед Сталиным свою неосведомленность, но опасаясь высказать
неверное предположение, которое генеральный секретарь запомнит. По привычке
он скрыл негодование, вызванное напоминанием Сталина о том, что сам он всего
лишь высокопоставленный клерк.
Сталин сделал паузу, чтобы разжечь трубку. Пару минут он дымил в
молчании. Вонь от махорки, дешевого грубого русского табака, наполнила
небольшую комнату в подвале Кремля. Даже глава Советского Союза в эти дни не
мог позволить себе ничего лучшего. Как и все остальные, Сталин и Молотов
перешли на борщ и щи -- суп из свеклы и суп из капусты. Они наполняли
желудок и давали по крайней мере иллюзию сытости. Если вам везет и вы можете
добавлять в них мясо так же часто, как руководители Советского Союза,
иллюзия становится реальностью.
-- Вы думаете, смерть Рузвельта повлияет на согласие американцев помочь
нам с проектом бомбы из взрывчатого металла? -- спросил Сталин.
Молотов снова принялся записывать. Сегодня Сталина интересовали
исключительно опасные вопросы. Они имели большую важность, и Молотов не мог
ни увильнуть от ответа, ни избежать ошибки.
Наконец он сказал:
-- Товарищ генеральный секретарь, мне дали понять, что американцы
согласились выделить одного из своих физиков для нашего проекта. Однако
из-за участившихся нападений ящеров на корабли он прибудет по суше, через
Канаду, Аляску и Сибирь. Я не думаю, что он уже на советской территории,
иначе знал бы об этом.
Трубка Сталина подала еще несколько дымовых сигналов. Молотов желал бы
прочесть их. Берия утверждал, что может сказать, что думает Сталин, по его
смеху, но Берия много чего говорил -- и не все обязательно соответствовало
истине. Хотя это заявление шефа НКВД было весьма рискованным.
В надежде улучшить настроение Сталина Молотов добавил:
-- Захват базы ящеров вблизи Томска облегчит нашу задачу в переправке
физика,, как только он прибудет на нашу землю.
-- Если он только прибудет на нашу землю, -- сказал Сталин. -- Если он
еще в Северной Америке, то он может быть отозван назад новым режимом. -- Еще
один клуб дыма поднялся из трубки. -- Цари были дураками, идиотами,
глупцами, что отдали Аляску.
С этой проблемой Молотов ничего не мог поделать. И вообще он чувствовал
себя как человек, обезвреживающий бомбу.
Он осторожно сказал:
-- Помогать нам победить ящеров -- это входит в круг ближайших
интересов Америки, а когда, Иосиф Виссарионович, капиталисты думали о
интересах дальнего прицела? Он выбрал правильное направление. Сталин
улыбнулся. Он мог, когда хотел, выглядеть удивительно благожелательным.
Сейчас как раз был такой момент.
-- Сказано истинным марксистом-ленинцем, Вячеслав Михайлович. Мы
добьемся победы над ящерами, а затем и победы над американцами.
-- Этого требует диалектика, -- согласился Молотов.
Он постарался, чтобы в его ответе не прозвучало облегчения, -- как не
позволял себе показывать гнев или страх. Сталин наклонился вперед с
выражением внимания на лице.
-- Вячеслав Михайлович, вы читали протоколы допросов мятежных ящеров,
которые сдали нам базу? Вы верите им? Могут эти существа быть такими
политически наивными или это своего рода маскировка, чтобы обмануть нас?
-- Я, конечно, видел протоколы, товарищ генеральный секретарь. --
Молотов снова почувствовал облегчение: наконец-то он сможет высказать свое
мнение без немедленного риска получить выговор. -- Мое убеждение: их
наивность подлинная, а не изображаемая. Наши следователи и другие эксперты
узнали, что их история в течение тысячелетий была однообразной. У них не
было возможности овладеть дипломатическим искусством, которое даже самые
глупые и бесполезные человеческие правительства, например квазифашистская
клика, прежде управлявшая Польшей, считают само собой разумеющимся.
-- Маршал Жуков и генерал Конев тоже выражают эту точку зрения, --
сказал Сталин. -- А вот я ей не очень верю.
Сталин повсюду видел заговоры, независимо от того, были они или нет:
1937 год показал это. Единственный заговор, который он просмотрел, был
заговор Гитлера в июне 1941 года.
Молотов знал, что выступать против мнения своего шефа слишком
рискованно. Однажды он это сделал и в результате едва уцелел. На этот раз,
однако, ставки были поменьше, и он постарался смягчить свои слова:
-- Возможно, вы правы, Иосиф Виссарионович. Но если бы ящеры были
политически более подготовленными, чем это они показывали до настоящего
времени, разве они не продемонстрировали бы это лучшей дипломатической
деятельностью, чем та, которую они ведут со дня империалистического
нападения на наш мир?
Сталин погладил усы.
-- Это вполне возможно, -- задумчиво сказал он. -- С такой точки зрения
я еще не рассматривал вопрос. Если так, то для нас еще более важно
продолжать сопротивление и поддерживать нашу собственную правительственную
структуру.
-- Что вы имеете в виду, товарищ генеральный секретарь? -- Молотов не
уловил главной мысли.
Глаза Сталина блеснули.
-- Если мы до сих пор не проиграли войну, товарищ комиссар иностранных
дел, не думаете ли вы, что мы можем выиграть мир?
Молотов задумался. Не напрасно Сталин удерживал власть в Советском
Союзе в своих руках уже более двух десятилетий. Да, у него были недостатки.
Да, он делал ошибки. Да, только сумасшедший осмеливался указывать ему на
них. Но большую часть времени он владел таинственным даром отыскивать точку
равновесия сил, позволяющую определить, какая сторона сильнее -- или может
стать такой.
-- Вероятно, все так и будет, как вы сказали, -- ответил Молотов.
* * *
Атвар не испытывал такого возбуждения с тех пор, как в последний раз
вдыхал феромоны самки во время сезона спаривания. Возможно, те, кто пробует
имбирь, испытывают нечто подобное. Если так, то он почти готов простить их
за употребление разрушительного снадобья.
Он повернул один глаз к Кирелу, оторвавшись от сообщений и докладов,
постоянно всплывающих на экране компьютера.
-- Наконец! -- воскликнул он. -- Может быть, мне следовало спуститься
на поверхность этой планеты, чтобы изменить нашу судьбу. Смерть
американского не-императора Рузвельта определенно подвинет наши силы к
победе в северном регионе малой континентальной массы.
-- Благородный адмирал, все может быть, как вы сказани, -- ответил
Кирел.
-- Может быть? Только _может быть_? -- воскликнул Атвар негодующе.
Воздух этой местности, называемой Египет, оставлял неприятный привкус
во рту, но он был достаточно теплым и сухим для самца Расы в отличие от
воздуха большей части этого жалкого мира.
-- Конечно, так будет. Так должно быть. Большие Уроды настолько
политически наивны, что события не могут не складываться так, как мы хотим.
-- Мы здесь так часто разочаровывались в наших надеждах, благородный
адмирал, что я воздерживаюсь от радости до тех пор, пока желаемые события не
происходят в действительности, -- сказал Кирел.
-- Разумный консерватизм -- благо для Расы, -- сказал Атвар.
Консерватизм Кирела был полезен: если бы Кирел был диким радикалом
наподобие Страхи, Атвар сегодня уже не был бы командующим флотом вторжения.
Он продолжил:
-- Рассмотрим очевидное, командир корабля: Соединенные Штаты -- это
ведь не-империя, так ведь?
-- Безусловно нет, -- согласился Кирел: это было бесспорно.
-- He-империя по определению не может иметь стабильного политического
устройства, которое есть у нас, так ведь?
-- Похоже, что это следует из первого, -- ответил Кирел с
настороженностью в голосе.
-- Вот именно! -- удовлетворенно сказал Атвар. -- И эти Соединенные
Штаты подпали под власть не-императора, называемого Рузвельт. Частично
благодаря ему американские тосевиты оказывали постоянное сопротивление нашим
силам. Истинно?
-- Истинно, -- согласился Кирел.
-- И то, что следует из этой истины, действует так же неизбежно, как
геометрическое доказательство, -- сказал Атвар. -- Теперь Рузвельт мертв.
Может ли его преемник занять освободившееся место так же органично, как один
Император наследует другому? Может власть его преемника быть признана быстро
и плавно как законная? Как это возможно без предопределенного порядка
наследования? Мой ответ -- это невозможно, и американским тосевитам
предстоит пережить серьезные беспорядки прежде, чем этот Халл, Большой Урод,
который объявлен правителем, сможет пользоваться властью, если такое вообще
произойдет. То же самое утверждают наши политические аналитики, которые
изучают общество тосевитов с начала нашей кампании.
-- Вывод кажется обоснованным, -- сказал Кирел, -- но здравый смысл не
всегда является решающим фактором в тосевитских делах. Например, насколько я
помню, американские Большие Уроды принадлежат к тем сообществам, которые
пытаются решать свои дела путем подсчета особей, которые высказываются "за"
и "против" по различным проблемам, представляющим для них интерес?
Атвару пришлось снова заглянуть в сообщения, чтобы убедиться, насколько
прав командир корабля. Проверив, он сказан:
-- Да, все именно так. И что же?
-- В некоторых из этих не-империй используется подсчет особей для
утверждения законности руководителей точно так, как у нас используется
императорское наследование, -- ответил Кирел. -- Это может привести к
минимальному уровню беспорядков, которые возникнут в Соединенных Штатах в
результате смерти Рузвельта.
-- А, я вас понял, -- сказал Атвар. -- Однако здесь все иначе:
вице-регент Рузвельта, самец по имени Уоллес, также выбранный посредством
фарса с подсчетом особей, скончался раньше -- он умер, когда мы бомбили
Сиэтл. Для этого Халла подсчет особей в пределах не-империи не проводился.
Его вполне могут счесть незаконным узурпатором. Вероятно, в различных
регионах не-империи появятся и другие возможные правители Америки, оспаривая
его притязания.
-- Если дойдет до этого, будет, несомненно, превосходно, -- сказал
Кирел. -- Я отмечаю, что такая ситуация соответствует тому, что мы знаем о
тосевитской истории и об особенностях их поведения. Но поскольку мы слишком
часто разочаровывались в отношении поведения Больших Уродов, то об оптимизме
пока говорить рано.
-- Я понимаю и соглашаюсь, -- сказал Атвар. -- Впрочем, в данном
случае, как вы заметили, докучливая склонность Больших Уродов работает на
нас, а не против нас, как в большинстве случаев. Мое мнение: мы можем
ожидать установления контроля над значительной частью не-империи Соединенных
Штатов, которая отпадет от их особенеподсчитанного лидера, и мы даже сможем
использовать мятежи, которые возникнут там, в наших целях. Сотрудничество с
Большими Уродами раздражает меня, но потенциальный выигрыш в этом случае
перевешивает.
-- Принимая во внимание выгоду, которую Большие Уроды получили от
Страхи, использовать их лидеров против них самих было бы отличной местью, я
думаю, -- сказал Кирел.
Атвару хотелось, чтобы Кирел не упоминал о Страхе: каждый раз когда он
думал о командире корабля, ускользнувшем от справедливого наказания путем
побега к американским тосевитам, адмирал чувствовал, как у него начинала
чесаться кожа под чешуей, где он не мог почесать ее. Впрочем, он должен был
согласиться, что сравнение удачно.
-- Наконец, -- сказал он, -- мы определим пределы тосе-витской
гибкости. Наверняка никакое скопление Больших Уродов, не обладающее
стабильностью имперской формы правления, не может перейти от одного
правителя к другому в разгар военных действий. Да и мы были бы подавлены во
время кризиса, когда умирает Император и менее опытный самец занимает трон.
-- Он опустил глаза, затем спросил: -- Истинно?
-- Истинно так, -- сказал Кирел.
* * *
Лесли Гровс вскочил на ноги и заставил свое грузное тело вытянуться в
струнку.
-- Мистер президент! -- сказал он. -- Это великая честь -- встретиться
с вами, сэр.
-- Садитесь, генерал, -- сказал Корделл Халл.
Сам он сел напротив Гровса. Уже сам вид президента Соединенных Штатов,
входящего в его кабинет, потряс Гровса до глубины души. Потрясения добавил и
акцент Халла: слегка шепелявая теннессийская певучая речь вместо
патрицианских интонаций ФДР. Новый глава исполнительной власти был, впрочем,
сходен с предшественником в одном: он выглядел бесконечно усталым. После
того как Гровс сел, Халл продолжил:
-- Я не ожидал, что стану президентом, даже после того, как был убит
вице-президент Уоллес, хотя и знал, что следующий в президентской очереди --
я. Я всегда хотел одного: делать свою работу самым наилучшим образом, вот и
все.
-- Да, сэр, -- согласился Гровс.
Если бы он играл с Халлом в покер, он мог бы сказать, что новый
президент передергивает. Он был государственным секретарем, когда Рузвельт
стал президентом, и был сильной правой рукой Рузвельта с начала
сопротивления человеческим врагам Соединенных Штатов, а затем --
завоевателям-чужакам.
-- Тогда все в порядке, -- сказал Халл. -- Перейдем к военным
проблемам.
Для Гровса это прозвучало не слишком по-президентски. В его глазах Халл
смотрелся скорее пожилым адвокатом из маленького городишка, нежели
президентом: седой, с лысиной на макушке, с клочьями волос, зачесанными так,
чтобы прикрыть ее, широколицый, одетый в мешковатый темно-синий костюм,
который он явно носил немало лет. Но независимо от того, выглядел он как
президент или нет, он выполнял свою работу. Это означало, что для Гровса он
-- босс, а солдат всегда делает то, что велит командир.
Чикаго, и я назову целую кучу прекрасных мест, -- сказал Остолоп. -- Приятно
улечься, не беспокоясь, что снайпер засечет тебя, пока ты спишь, и отстрелит
твою голову, а ты даже не будешь знать, что этот ублюдок был там.
-- Аминь, -- энергично произнес Малдун. -- Сторона, которая...
Он посмотрел на капитана Шимански и решил не продолжать. Остолоп
задумался, что бы это означало. Ему хотелось отправиться к Фонтанному скверу
самому и осмотреться.
Шимански не заметил неловкого молчания Малдуна, Он по-прежнему смотрел
на запад.
-- Неважно, что ящеры делают и какие виды оружия используют, все равно
им будет непросто форсировать реку, -- заметил он. -- Мы хорошо
замаскировались и окопались. И как бы они ни били нас с воздуха, мы все
равно будем бить их танки. Если они захотят захватить это место, то должны
попытаться ударить по нам с флангов.
-- Да, сэр, -- снова сказал Малдун.
Начальство не считало, что ящеры в ближайшее время попытаются захватить
Элджин, в противном случае оно бы не отправило отряд на отдых и
восстановление сил. Конечно, начальство не всегда бывает право, но в данный
момент не свистят пули и не стреляют пушки. Почти мирная обстановка, а
потому люди нервничали.
-- Идемте, лейтенант, -- сказал Малдун. -- Я покажу, где этот отель,
и...
Он снова замолчал, он решил не продолжать. Какого черта он надеется
найти на Фонтанной площади? Магазин, набитый сигаретами "Лаки Страйк"?
Тайник, полный выпивки, которая не была бы дрянным виски или самогоном?
Для среднезападного заводского города Элджин мог быть довольно приятным
местом. Взорванные заводы не составляли отдельного района, как во многих
других городах. Вместо этого они были рассеяны среди красивых домов --
красивых до того, как война пришла сюда с огнем и мечом. Некоторые не
пострадавшие от бомбежки или пожара дома по-прежнему выглядели
привлекательно.
Фонтанный сквер тоже не очень пострадал, может быть, потому, что в
городе не было ни одного достаточно высокого здания, чтобы привлечь
бомбардировщики ящеров. Один бог знал, почему он так назывался, поскольку --
как сказал Малдун -- он не был сквером, тем более с фонтанами. По-настоящему
живыми выглядели только действующий салун, который приветствовал солдат
открытыми дверями, и пара настоящих военных полицейских за этими дверями
(чтобы отдых и восстановление сил проходили в не слишком буйной форме).
Что же Малдун имел в виду? Явно не салун; капитан Шимански никогда не
возражал против выпивки.
Затем Остолоп заметил очередь из парней, одетых в грязную
серо-оливковую одежду, растянувшихся вдоль узкой аллеи. Он видел -- черт
возьми, он и стоял в таких очередях во Франции.
-- Очередь в публичный дом, -- сказал он.
-- Наверное, вы правы, -- согласился Малдун, широко улыбнувшись. -- Это
не значит, что мне хочется добыть еще и травки, которой, помнится, я
баловался во Франции, но, черт возьми, это не значит, что я мертвый. Я
рассчитываю, что после того, как мы устроим ребят в отеле, может быть, вы и
я... -- Он заколебался. -- Может быть, у них есть специальный дом для
офицеров. У французов такие были.
-- Да, я знаю. Я помню, -- сказал Остолоп. -- Но сомневаюсь. Черт
возьми, я и не думал, что они организуют такой дом. В девятьсот
восемнадцатом священники прокляли бы их.
-- Времена изменились, лейтенант, -- сказал Малдун.
-- Да, и в разные стороны, -- согласился Дэниелс. -- Я сам думал об
этом не так давно.
Отряд капитана Шимански был не единственным из размещавшихся в отеле
"Джиффорд". Между кроватями на полу были разложены матрасы и кучи одеял,
чтобы вместить как можно больше людей. Что ж, прекрасно, если только ящеры
не попадут сюда прямой наводкой. Если это произойдет, "Джиффорд" превратится
в огромную гробницу.
Когда все организационные вопросы были решены, Остолоп и Малдун
выскользнули наружу и снова направились к Фонтанному скверу. Малдун искоса
посмотрел на Дэниелса.
-- Вас не беспокоит, что эти взбудораженные ребятишки будут смотреть на
вас, пока вы будете стоять в очереди вместе с ними, лейтенант? -- лукаво
спросил он. -- В конце концов, вы ведь теперь офицер.
-- Нет, черт возьми, -- ответил Остолоп. -- Они никак не смогут
определить, есть у меня шары или нет.
Малдун посмотрел на него, затем отвернулся. Он хотел было ткнуть
Остолопа в ребра локтем, но передумал -- даже в очереди в публичный дом
офицер остается офицером.
Очередь непрерывно двигалась. Остолоп прикинул, что проститутки,
сколько бы их ни было, должны пропускать солдат как можно скорее, чтобы
побольше заработать и хоть немножко отдыхать в перерывах между клиентами.
Он прикинул, есть ли внутри военная полиция. Ее не оказалось. Значит,
заведение не вполне официальное и полиция смотрит на него сквозь пальцы. Это
его не беспокоило. Поднявшись на первую ступеньку лестницы, которая вела к
девочкам, он заметил, что вниз никто не сходит.
Значит, есть другой выход. Он покивал. Было это заведение официальным
или нет, действовало оно эффективно.
Наверху сидела крепкая женщина с кассой -- и кольтом сорок пятого
калибра, вероятно, для защиты от попыток перераспределения платы за грех.
-- Пятьдесят долларов, -- сказала она Остолопу.
Он слышал, как она говорила это уже с десяток раз, с абсолютно
одинаковой интонацией: наверное, она могла поставить рекорд.
Он порылся в заднем кармане и отсчитал из пачки нужное количество
зеленых. Как у большинства парней, у него было много денег. Когда сидишь в
окопах на фронте, тратить особенно не на что.
Крупный светловолосый солдат, которому на вид не исполнилось и
семнадцати, вышел из двери в коридоре и уверенно направился к задней
лестнице.
-- Идите, -- сказала мадам Остолопу. -- Номер четыре, ясно? Там сейчас
Сьюзи.
"Во всяком случае, я теперь знаю, в чьей луже мне предстоит плюхаться",
-- подумал Остолоп, направляясь к двери. Парнишка не выглядел венерическим
больным, но что это доказывает? Немногое, и кто может знать, кто был до
него, или еще раньше, или позавчера?
На двери была тусклая табличка с цифрой 4. Дэниелс постучал. Внутри
послышался женский смех.
-- Входите, -- сказала женщина. -- Дверь ведь не заперта.
-- Сьюзи? -- спросил Остолоп, входя в комнату.
Женщина, прикрытая потертым атласным платком, сидела на краю кровати.
Ей было около тридцати, у нее были короткие каштановые волосы и густо
подведенные глаза, но некрашеные губы. Она выглядела усталой и невеселой, но
не слишком смущенной. Остолоп почувствовал облегчение: некоторые
проститутки, с которыми он встречался, так ненавидели мужчин, что он не мог
понять, зачем они ложатся с ними.
Она оценивающе посмотрела на клиента, пока тот разглядывал ее. Через
пару секунд она кивнула и попробовала улыбнуться.
-- Привет, пупсик, -- сказала она вполне дружелюбно. -- Знаешь, только
один из четверых или пятерых дает себе труд назвать меня по имени. Ты готов?
-- Она показала на таз и кусок мыла. -- Не стоит вначале помыть?
Это был вежливый приказ, но все-таки приказ. Остолоп не возражал. Сьюзи
не делала различий -- что он, что Адам. Пока он приводил себя в порядок, она
скинула с плеч платок. Под ним у нее не было ничего. Она не была красавицей,
но выглядела неплохо. Пока Остолоп вытирался и снимал остальную одежду, она
легла спиной на узкий матрас.
Стоны, которые она издавала, когда он совокуплялся с ней, звучали
фальшиво, а это означало, что подобные тонкости хороши, только если
исполнены профессионально. Она чертовски хорошо работала бедрами, но лишь
затем, естественно, чтобы заставить его поторопиться. Он бы и так быстро
кончил, даже если бы она лежала, как дохлая рыба, -- по причине долгого
воздержания.
Закончив, он скатился с нее, встал и снова отправился к тазу и мылу,
чтобы помыться. Попутно он помочился в горшок возле кровати.
"Промыть трубу", -- подумал он.
-- Не упускаешь шанса, пупсик? -- сказала Сьюзи. Это могло прозвучать
враждебно, но нет -- скорее, она одобряла его.
-- Не везде, однако, -- ответил он, потянувшись к нижнему белью.
Если бы он не упускал выпадающие шансы, то прежде всего не пришел бы
сюда, к ней. И платить сверх оговоренного он не собирался.
Сьюзи села. Ее груди с большими бледными сосками затряслись, когда она
потянулась к платку.
-- Эта Рита, там, снаружи, дешевая сука, она себе забирает большую
часть того, что вы заплатили, -- сказала она расчетливо-привычную фразу. --
Еще двадцать меня бы вполне устроило.
-- Эту песенку я уже слышал, -- сказал Остолоп, и проститутка
рассмеялась, нимало не смутившись.
Он все-таки дал ей десять баксов, хотя и в самом деле хорошо знал эту
песенку: она была почти хорошенькой и гораздо более дружелюбной, чем стоило
ждать от конвейера. Она улыбнулась и спрятала банкноту под матрац.
Остолоп уже взялся за ручку, когда снаружи начался жуткий крик. Орали
мужчины. Разобрать можно было только слово: "Нет!"
-- Что за чертовщина там происходит? -- спросил Остолоп: вопрос не был
риторическим, шум не напоминал драку.
Сквозь крики пробивался звук плача женщины, у которой разбилось сердце.
-- Боже мой! -- тихо ахнула Сьюзи.
Остолоп повернулся к ней. Она перекрестилась. Словно объясняя, она
продолжила:
-- Это Рита. Не думала, что Рита может заплакать, даже если у нее на
глазах перебить всю ее семью.
Раздались удары кулаков, но не в дверь, а в стену. Остолоп вышел в
коридор. Солдаты плакали не стыдясь, их слезы оставляли бороздки на грязи,
покрывающей лица. Возле кассы сидела Рита, опустив голову на руки.
-- Что за черт? -- повторил Остолоп.
Мадам подняла на него глаза. Ее лицо было опустошенным и старым.
-- Он умер, -- сказала она. -- Кто-то только что принес весть, что он
умер.
Таким голосом она могла бы говорить о своем отце. Но в таком случае
никто из солдат не обратил бы внимания. Все они забежали сюда быстро
перепихнуться, как Остолоп.
-- Так кто же умер? -- спросил он.
-- Президент, -- ответила Рита. Какой-то капрал добавил:
-- ФДР.
Остолопа словно ударили в живот. Мгновение он стоял с разинутым ртом,
как вытащенный из воды карась. Затем, охваченный беспомощностью и ужасом, он
зарыдал, как все остальные.
* * *
-- Иосиф Виссарионович, нет причин думать, что изменение политического
руководства в Соединенных Штатах обязательно вызовет изменения в
американской политике или в продолжении войны против ящеров, -- сказал
Вячеслав Молотов.
-- Непременно. -- Иосиф Сталин произнес это слово неприятным
насмешливым монотонным голосом. -- Какой причудливый способ сказать, что вы
не имеете ни малейшего представления о том, что случится в будущем в
Соединенных Штатах.
Молотов сделал пометку в блокноте, который держал на коленях. Он всегда
создавал для Сталина видимость заметок. На самом деле он выигрывал время
подумать. Беда в том, что генеральный секретарь был прав. Человек, который
должен был заменить Франклина Д. Рузвельта, Генри Уоллес, погиб при ядерном
ударе ящеров по Сиэтлу. В Комиссариате иностранных дел, однако, достаточно
хорошо знали Корделла Халла, нового президента Соединенных Штатов.
Нарком иностранных дел изложил то, что было известно:
-- Как государственный секретарь Халл постоянно поддерживал усилия
Рузвельта по оживлению угнетающей структуры американского монополистического
капитализма, по усилению торговых связей с Латинской Америкой и по
финансовой реформе. Он также поддерживал президента в противодействии
фашизму и в ведении войны сначала против гитлеровцев, а затем против ящеров.
Как я уже сказал, думаю, можно предположить, что он будет продолжать
проводить политику, начатую предшественником.
-- Если вы хотите, чтобы кто-нибудь продолжал проводить политику, то вы
нанимаете клерка, -- сказал Сталин с некоторой долей пренебрежения. -- Я
хочу знать, какую политику выберет Халл?
-- Только события покажут нам это, -- ответил Молотов, неохотно
признавая перед Сталиным свою неосведомленность, но опасаясь высказать
неверное предположение, которое генеральный секретарь запомнит. По привычке
он скрыл негодование, вызванное напоминанием Сталина о том, что сам он всего
лишь высокопоставленный клерк.
Сталин сделал паузу, чтобы разжечь трубку. Пару минут он дымил в
молчании. Вонь от махорки, дешевого грубого русского табака, наполнила
небольшую комнату в подвале Кремля. Даже глава Советского Союза в эти дни не
мог позволить себе ничего лучшего. Как и все остальные, Сталин и Молотов
перешли на борщ и щи -- суп из свеклы и суп из капусты. Они наполняли
желудок и давали по крайней мере иллюзию сытости. Если вам везет и вы можете
добавлять в них мясо так же часто, как руководители Советского Союза,
иллюзия становится реальностью.
-- Вы думаете, смерть Рузвельта повлияет на согласие американцев помочь
нам с проектом бомбы из взрывчатого металла? -- спросил Сталин.
Молотов снова принялся записывать. Сегодня Сталина интересовали
исключительно опасные вопросы. Они имели большую важность, и Молотов не мог
ни увильнуть от ответа, ни избежать ошибки.
Наконец он сказал:
-- Товарищ генеральный секретарь, мне дали понять, что американцы
согласились выделить одного из своих физиков для нашего проекта. Однако
из-за участившихся нападений ящеров на корабли он прибудет по суше, через
Канаду, Аляску и Сибирь. Я не думаю, что он уже на советской территории,
иначе знал бы об этом.
Трубка Сталина подала еще несколько дымовых сигналов. Молотов желал бы
прочесть их. Берия утверждал, что может сказать, что думает Сталин, по его
смеху, но Берия много чего говорил -- и не все обязательно соответствовало
истине. Хотя это заявление шефа НКВД было весьма рискованным.
В надежде улучшить настроение Сталина Молотов добавил:
-- Захват базы ящеров вблизи Томска облегчит нашу задачу в переправке
физика,, как только он прибудет на нашу землю.
-- Если он только прибудет на нашу землю, -- сказал Сталин. -- Если он
еще в Северной Америке, то он может быть отозван назад новым режимом. -- Еще
один клуб дыма поднялся из трубки. -- Цари были дураками, идиотами,
глупцами, что отдали Аляску.
С этой проблемой Молотов ничего не мог поделать. И вообще он чувствовал
себя как человек, обезвреживающий бомбу.
Он осторожно сказал:
-- Помогать нам победить ящеров -- это входит в круг ближайших
интересов Америки, а когда, Иосиф Виссарионович, капиталисты думали о
интересах дальнего прицела? Он выбрал правильное направление. Сталин
улыбнулся. Он мог, когда хотел, выглядеть удивительно благожелательным.
Сейчас как раз был такой момент.
-- Сказано истинным марксистом-ленинцем, Вячеслав Михайлович. Мы
добьемся победы над ящерами, а затем и победы над американцами.
-- Этого требует диалектика, -- согласился Молотов.
Он постарался, чтобы в его ответе не прозвучало облегчения, -- как не
позволял себе показывать гнев или страх. Сталин наклонился вперед с
выражением внимания на лице.
-- Вячеслав Михайлович, вы читали протоколы допросов мятежных ящеров,
которые сдали нам базу? Вы верите им? Могут эти существа быть такими
политически наивными или это своего рода маскировка, чтобы обмануть нас?
-- Я, конечно, видел протоколы, товарищ генеральный секретарь. --
Молотов снова почувствовал облегчение: наконец-то он сможет высказать свое
мнение без немедленного риска получить выговор. -- Мое убеждение: их
наивность подлинная, а не изображаемая. Наши следователи и другие эксперты
узнали, что их история в течение тысячелетий была однообразной. У них не
было возможности овладеть дипломатическим искусством, которое даже самые
глупые и бесполезные человеческие правительства, например квазифашистская
клика, прежде управлявшая Польшей, считают само собой разумеющимся.
-- Маршал Жуков и генерал Конев тоже выражают эту точку зрения, --
сказал Сталин. -- А вот я ей не очень верю.
Сталин повсюду видел заговоры, независимо от того, были они или нет:
1937 год показал это. Единственный заговор, который он просмотрел, был
заговор Гитлера в июне 1941 года.
Молотов знал, что выступать против мнения своего шефа слишком
рискованно. Однажды он это сделал и в результате едва уцелел. На этот раз,
однако, ставки были поменьше, и он постарался смягчить свои слова:
-- Возможно, вы правы, Иосиф Виссарионович. Но если бы ящеры были
политически более подготовленными, чем это они показывали до настоящего
времени, разве они не продемонстрировали бы это лучшей дипломатической
деятельностью, чем та, которую они ведут со дня империалистического
нападения на наш мир?
Сталин погладил усы.
-- Это вполне возможно, -- задумчиво сказал он. -- С такой точки зрения
я еще не рассматривал вопрос. Если так, то для нас еще более важно
продолжать сопротивление и поддерживать нашу собственную правительственную
структуру.
-- Что вы имеете в виду, товарищ генеральный секретарь? -- Молотов не
уловил главной мысли.
Глаза Сталина блеснули.
-- Если мы до сих пор не проиграли войну, товарищ комиссар иностранных
дел, не думаете ли вы, что мы можем выиграть мир?
Молотов задумался. Не напрасно Сталин удерживал власть в Советском
Союзе в своих руках уже более двух десятилетий. Да, у него были недостатки.
Да, он делал ошибки. Да, только сумасшедший осмеливался указывать ему на
них. Но большую часть времени он владел таинственным даром отыскивать точку
равновесия сил, позволяющую определить, какая сторона сильнее -- или может
стать такой.
-- Вероятно, все так и будет, как вы сказали, -- ответил Молотов.
* * *
Атвар не испытывал такого возбуждения с тех пор, как в последний раз
вдыхал феромоны самки во время сезона спаривания. Возможно, те, кто пробует
имбирь, испытывают нечто подобное. Если так, то он почти готов простить их
за употребление разрушительного снадобья.
Он повернул один глаз к Кирелу, оторвавшись от сообщений и докладов,
постоянно всплывающих на экране компьютера.
-- Наконец! -- воскликнул он. -- Может быть, мне следовало спуститься
на поверхность этой планеты, чтобы изменить нашу судьбу. Смерть
американского не-императора Рузвельта определенно подвинет наши силы к
победе в северном регионе малой континентальной массы.
-- Благородный адмирал, все может быть, как вы сказани, -- ответил
Кирел.
-- Может быть? Только _может быть_? -- воскликнул Атвар негодующе.
Воздух этой местности, называемой Египет, оставлял неприятный привкус
во рту, но он был достаточно теплым и сухим для самца Расы в отличие от
воздуха большей части этого жалкого мира.
-- Конечно, так будет. Так должно быть. Большие Уроды настолько
политически наивны, что события не могут не складываться так, как мы хотим.
-- Мы здесь так часто разочаровывались в наших надеждах, благородный
адмирал, что я воздерживаюсь от радости до тех пор, пока желаемые события не
происходят в действительности, -- сказал Кирел.
-- Разумный консерватизм -- благо для Расы, -- сказал Атвар.
Консерватизм Кирела был полезен: если бы Кирел был диким радикалом
наподобие Страхи, Атвар сегодня уже не был бы командующим флотом вторжения.
Он продолжил:
-- Рассмотрим очевидное, командир корабля: Соединенные Штаты -- это
ведь не-империя, так ведь?
-- Безусловно нет, -- согласился Кирел: это было бесспорно.
-- He-империя по определению не может иметь стабильного политического
устройства, которое есть у нас, так ведь?
-- Похоже, что это следует из первого, -- ответил Кирел с
настороженностью в голосе.
-- Вот именно! -- удовлетворенно сказал Атвар. -- И эти Соединенные
Штаты подпали под власть не-императора, называемого Рузвельт. Частично
благодаря ему американские тосевиты оказывали постоянное сопротивление нашим
силам. Истинно?
-- Истинно, -- согласился Кирел.
-- И то, что следует из этой истины, действует так же неизбежно, как
геометрическое доказательство, -- сказал Атвар. -- Теперь Рузвельт мертв.
Может ли его преемник занять освободившееся место так же органично, как один
Император наследует другому? Может власть его преемника быть признана быстро
и плавно как законная? Как это возможно без предопределенного порядка
наследования? Мой ответ -- это невозможно, и американским тосевитам
предстоит пережить серьезные беспорядки прежде, чем этот Халл, Большой Урод,
который объявлен правителем, сможет пользоваться властью, если такое вообще
произойдет. То же самое утверждают наши политические аналитики, которые
изучают общество тосевитов с начала нашей кампании.
-- Вывод кажется обоснованным, -- сказал Кирел, -- но здравый смысл не
всегда является решающим фактором в тосевитских делах. Например, насколько я
помню, американские Большие Уроды принадлежат к тем сообществам, которые
пытаются решать свои дела путем подсчета особей, которые высказываются "за"
и "против" по различным проблемам, представляющим для них интерес?
Атвару пришлось снова заглянуть в сообщения, чтобы убедиться, насколько
прав командир корабля. Проверив, он сказан:
-- Да, все именно так. И что же?
-- В некоторых из этих не-империй используется подсчет особей для
утверждения законности руководителей точно так, как у нас используется
императорское наследование, -- ответил Кирел. -- Это может привести к
минимальному уровню беспорядков, которые возникнут в Соединенных Штатах в
результате смерти Рузвельта.
-- А, я вас понял, -- сказал Атвар. -- Однако здесь все иначе:
вице-регент Рузвельта, самец по имени Уоллес, также выбранный посредством
фарса с подсчетом особей, скончался раньше -- он умер, когда мы бомбили
Сиэтл. Для этого Халла подсчет особей в пределах не-империи не проводился.
Его вполне могут счесть незаконным узурпатором. Вероятно, в различных
регионах не-империи появятся и другие возможные правители Америки, оспаривая
его притязания.
-- Если дойдет до этого, будет, несомненно, превосходно, -- сказал
Кирел. -- Я отмечаю, что такая ситуация соответствует тому, что мы знаем о
тосевитской истории и об особенностях их поведения. Но поскольку мы слишком
часто разочаровывались в отношении поведения Больших Уродов, то об оптимизме
пока говорить рано.
-- Я понимаю и соглашаюсь, -- сказал Атвар. -- Впрочем, в данном
случае, как вы заметили, докучливая склонность Больших Уродов работает на
нас, а не против нас, как в большинстве случаев. Мое мнение: мы можем
ожидать установления контроля над значительной частью не-империи Соединенных
Штатов, которая отпадет от их особенеподсчитанного лидера, и мы даже сможем
использовать мятежи, которые возникнут там, в наших целях. Сотрудничество с
Большими Уродами раздражает меня, но потенциальный выигрыш в этом случае
перевешивает.
-- Принимая во внимание выгоду, которую Большие Уроды получили от
Страхи, использовать их лидеров против них самих было бы отличной местью, я
думаю, -- сказал Кирел.
Атвару хотелось, чтобы Кирел не упоминал о Страхе: каждый раз когда он
думал о командире корабля, ускользнувшем от справедливого наказания путем
побега к американским тосевитам, адмирал чувствовал, как у него начинала
чесаться кожа под чешуей, где он не мог почесать ее. Впрочем, он должен был
согласиться, что сравнение удачно.
-- Наконец, -- сказал он, -- мы определим пределы тосе-витской
гибкости. Наверняка никакое скопление Больших Уродов, не обладающее
стабильностью имперской формы правления, не может перейти от одного
правителя к другому в разгар военных действий. Да и мы были бы подавлены во
время кризиса, когда умирает Император и менее опытный самец занимает трон.
-- Он опустил глаза, затем спросил: -- Истинно?
-- Истинно так, -- сказал Кирел.
* * *
Лесли Гровс вскочил на ноги и заставил свое грузное тело вытянуться в
струнку.
-- Мистер президент! -- сказал он. -- Это великая честь -- встретиться
с вами, сэр.
-- Садитесь, генерал, -- сказал Корделл Халл.
Сам он сел напротив Гровса. Уже сам вид президента Соединенных Штатов,
входящего в его кабинет, потряс Гровса до глубины души. Потрясения добавил и
акцент Халла: слегка шепелявая теннессийская певучая речь вместо
патрицианских интонаций ФДР. Новый глава исполнительной власти был, впрочем,
сходен с предшественником в одном: он выглядел бесконечно усталым. После
того как Гровс сел, Халл продолжил:
-- Я не ожидал, что стану президентом, даже после того, как был убит
вице-президент Уоллес, хотя и знал, что следующий в президентской очереди --
я. Я всегда хотел одного: делать свою работу самым наилучшим образом, вот и
все.
-- Да, сэр, -- согласился Гровс.
Если бы он играл с Халлом в покер, он мог бы сказать, что новый
президент передергивает. Он был государственным секретарем, когда Рузвельт
стал президентом, и был сильной правой рукой Рузвельта с начала
сопротивления человеческим врагам Соединенных Штатов, а затем --
завоевателям-чужакам.
-- Тогда все в порядке, -- сказал Халл. -- Перейдем к военным
проблемам.
Для Гровса это прозвучало не слишком по-президентски. В его глазах Халл
смотрелся скорее пожилым адвокатом из маленького городишка, нежели
президентом: седой, с лысиной на макушке, с клочьями волос, зачесанными так,
чтобы прикрыть ее, широколицый, одетый в мешковатый темно-синий костюм,
который он явно носил немало лет. Но независимо от того, выглядел он как
президент или нет, он выполнял свою работу. Это означало, что для Гровса он
-- босс, а солдат всегда делает то, что велит командир.