Страница:
ущербу, чем военное преимущество, которое мы получим.
-- Я тоже изучал данные анализа, -- сказал Кирел.
У Атвара возникли подозрения: не собирается ли Кирел подготовить свое
тело к раскраске командующего флотом? Но он не сделал пока ничего такого, на
что Атвар мог бы обидеться, поэтому адмирал стал ждать, что тот скажет
дальше.
-- Они констатируют, что есть некоторые регионы, где ядерное оружие
можно было бы успешно использовать в качестве наступательного без причинения
ненужного ущерба планете.
Подозрения Атвара несколько уменьшились, и не в последнюю очередь из-за
того, что Кирел согласился с ним.
-- Если мы будем применять ядерное оружие по нашему собственному
разумению, а не в качестве ответной меры после выходок тосевитов, для
Больших Уродов мы станем менее предсказуемыми и более опасными. Это может
дать непропорционально больший политический эффект по сравнению с тем,
который дает наша военная мощь.
-- И снова, благородный адмирал, истинно, -- сказал Кирел. -- Дав
Большим Уродам понять, что мы тоже можем быть непредсказуемыми, мы добьемся,
как вы сказали, значительного прогресса.
-- Это важнейший вопрос, -- согласился Атвар. -- Мы не в состоянии
предвидеть действия Больших Уродов, даже располагая всей нашей электроникой,
в то время как они, очень ограниченные в подобных средствах, часто могут
предвидеть то, что мы намереваемся делать, с результатами, слишком часто
приводящими нас в замешательство.
Определив, что Кирел согласен с ним, Атвар вызвал вместо карты Флориды
другую.
-- Этот большой остров -- или, возможно, небольшой континент, последнее
слово за планетологами -- лежит к юго-востоку от основной континентальной
массы и имеет огромные пространства, идеально подходящие для расселения Расы
и мало освоенные Большими Уродами, причем большая часть поселений тосевитов
стянута к влажному восточному берегу. Именно с этих баз они постоянно
устраивают беспокоящие нас рейды. Все обычные усилия подавить эти рейды
оказались бесполезными. Это может оправдать ядерное вмешательство.
-- Хорошо сказано, благородный адмирал, -- ответил Кирел. -- Если мы
нанесем по этим местам ядерные удары, большая часть радиоактивных осадков
будет унесена в море, а гигантские моря Тосев-3, несомненно, смогут
приспособиться к осадкам с гораздо меньшим ущербом, чем земли.
-- Эта планета вообще имеет слишком много морей относительно площади
земель, -- согласился Атвар. -- Планетологи потратят столетия, чтобы
объяснить, что делает эту планету столь отличной от Родины и миров Работев и
Халесс.
-- Оставим им беспокойство по этому поводу, -- сказал Кирел. -- Наша
работа состоит в том, чтобы дать им возможность беспокоиться о таких
пустяках.
-- Вот это вы хорошо подметили, командир корабля, -- сказал Атвар.
Кирел несколько расслабился. В последнее время он принимал при общении
с адмиралом излишне нервную позу. Атвар подумал, что он нечасто удостаивал
похвалы своего ближайшего помощника. С его стороны это было ошибкой: если
они не будут вместе хорошо работать, то это помешает прогрессу в завоевании
-- и без того уже слишком многое мешало прогрессу завоевания. Атвар
прошипел, выдыхая воздух:
-- Если бы я представлял себе сложность задачи подавления сопротивления
в индустриальном мире без уничтожения его, я бы очень долго думал, принимать
командование или нет.
Кирел не дал немедленного ответа. Если позиции Атвара ослабнут,
командующим флотом, скорее всего, будет назначен он. Насколько ему хочется
этой должности? Атвар не мог дать уверенного ответа, и, возможно, это делало
его отношения с командиром флагманского корабля более натянутыми, чем
следовало бы. Кирел никогда не проявлял нелояльности, тем не менее...
Когда командир корабля заговорил, то стал уточнять тактическую ситуацию
и не стал комментировать последнее замечание Атвара.
-- Благородный адмирал, мы начнем подготовку к использованию ядерного
оружия против тех тосевитских поселений на острове, или континенте, или как
его там? -- Он наклонился, чтобы прочитать обозначения на карте, избегая
возможной ошибки. -- Я имею в виду Сидней и Мельбурн?
Атвар тоже наклонился вперед, чтобы лично проверить выбранные места.
-- Да, именно эти. Начните подготовку как можно скорее.
-- Благородный адмирал, будет исполнено.
Если уж говорить о тюрьмах, то в той, куда попали теперь Мойше
Русецкий, его жена и сын, было не так уж плохо. Она превосходила даже виллу,
на которой их прятало еврейское подполье в Палестине. Здесь, в некогда
прекрасном отеле, он и его семья имели достаточно пищи и наслаждались
электричеством, холодной и горячей водой. Если бы не решетки на окнах и
вооруженные ящеры перед входом, их жизнь можно было бы считать роскошной.
Окна притягивали Мойше, несмотря на решетки. Он в восхищении
вглядывался в Каир, протянувшийся вдоль Нила, и в пирамиды за городской
чертой.
-- Никогда не думал, что, подобно Иосифу, приду в Египет из Палестины,
-- сказал он.
-- А кто будет нашим Моисеем, который выведет нас отсюда? -- спросил
Рейвен.
Русецкий почувствовал гордость: мальчик еще так мал, но уже не только
изучает великую историю Торы, но и применяет знания в своей жизни. Ему
хотелось бы дать ответ получше, чем "я не знаю", но лгать Рейвену он тоже не
желал.
Ривка задала более конкретный вопрос:
-- Что они сделают с нами теперь?
-- Этого я тоже не знаю, -- ответил Мойше.
Он пожалел, что Ривка и Рейвен пошли вместе с ним, когда Золрааг
опознал его в иерусалимском тюремном лагере. Теперь жалеть поздно. В их
присутствии он становился более уязвимым. Еще в Варшаве ящеры грозили ему,
что заставят его делать то, что им хочется.
Если бы его семья отсутствовала, они оказались бы бессильны. Он был
готов скорее умереть, чем подчиниться ящерам. Но допустить страдания жены и
сына -- это нечто другое.
В замке повернулся ключ -- снаружи. Сердце Мойше заколотилось. В
промежутке времени между завтраком и обедом ящеры обычно не беспокоили его.
Дверь открылась.
Вошел Золрааг. Бывший правитель провинции Польша имел теперь более
богатую раскраску тела, чем в те времена, когда Мойше видел его в Палестине.
Хотя он и не вернулся к роскоши прежней раскраски, напоминавшей стиль
рококо, но уже шел к ней.
Он высунул язык в сторону Мойше, затем снова втянул его внутрь.
-- Вы пойдете со мной немедленно, -- сказал он на неплохом немецком,
при этом слово "немедленно" -- "зофорт" -- прозвучало длинным угрожающим
шипением.
-- Будет исполнено, -- ответил Мойше на языке Расы.
Он обнял Ривку, поцеловал в лоб Рейвена, не зная, увидит ли он их
снова. Золрааг позволил, но издавал при этом тихие нетерпеливые звуки,
похожие на те, какие слышатся от начинающего закипать горшка.
Когда Мойше подошел к нему, ящер постучал в дверь -- дверная ручка была
снята. Золрааг использовал ранее не использовавшуюся последовательность
ударов -- вероятно, для того, чтобы семья Русецких не смогла запомнить ее,
постучаться, выйти и причинить неприятности. Не в первый раз Мойше пожалел,
что он и его семья не были в действительности такими опасными, как думали
ящеры.
В коридоре четверо самцов направили на него автоматическое оружие.
Золрааг жестом приказал им отойти к лестнице. Два охранника-ящера
последовали за ними, причем на таком расстоянии, чтобы он не смог, резко
повернувшись, выхватить их оружие -- как будто он был "meshuggeh" [Безумцем.
-- Прим. пер.], чтобы пойти на такую попытку.
Золрааг приказал ему влезть в механическое боевое транспортное
средство. Охранники тоже забрались внутрь. Один захлопнул заднюю дверь. Звон
от удара металла о металл был страшен, как приговор.
Золрааг бросил единственное слово в микрофон в передней части отделения
для бойцов:
-- Вперед!
Боевая машина с грохотом двинулась по улицам. Через бойницу в стенке
машины Мойше мог видеть немногое. Это было одно из наименее приятных
путешествий в его жизни. Сиденье, на котором он неловко старался устроиться,
было рассчитано на самца Расы, а не на землянина: он не помещался в нем,
колени упирались в подбородок. Вдобавок внутри было жарко, жарче, чем
снаружи. Ящеры наслаждались жарой. Русецкий задумался, выдержит ли он, пока
они добираются до того места, куда едут.
Он успел взглянуть на рыночную площадь, перед которой все те, которые
он видел в Палестине, казались пятачками. Через броню машины он слышал крики
глумления и ругань по адресу ящеров -- по крайней мере, он так думал, хотя и
не знал ни слова по-арабски. Но чем еще могли быть эти гортанные жгущие
слова? В любом случае Золрааг игнорировал крики.
Через несколько минут машина остановилась. Один из охранников открыл
дверцу сзади.
-- Jude heraus! [Еврею выйти! -- Прим. пер.] -- сказал Золрааг, отчего
на затылке у Мойше волосы встали дыбом.
Его привели в другой отель. Ящеры укрепили его, как линию Мажино. Когда
Мойше осмотрелся, то заметил большое количество режущей проволоки, чужаков с
автоматическим оружием и такое количество танков и боевых машин, что их
хватило бы остановить и "африканский корпус" Роммеля, и англичан, воевавших
против него... Но в эти дни нацистам и англичанам было не до Северной
Африки.
Рассматривать подробности времени не было.
Золрааг сказал:
-- Идите.
Охранники навели на него оружие, и он подчинился. В холле были
вентиляторы на потолке. Они не работали. Свет горел, и Мойше решил, что
вентиляторы не работают потому, что ящеры этого не хотят.
Лифт, однако, работал. Более того, он поднимался более плавно и
бесшумно, чем любой, которым пользовался Мойше в прошлом. Он не понял, был
лифт таким с самого начала или же ящеры усовершенствовали его после того,
как завоевали Каир. Подумать только, какая ерунда его занимает!
Когда двери лифта открылись, он обнаружил, что находится на шестом,
последнем этаже здания.
-- Выходите, -- сказал Золрааг, и Мойше снова подчинился.
Золрааг повел его по коридору к многокомнатному номеру, по сравнению с
которым помещения, в которых содержалась семья Русецких, казались тюрьмой.
Ящер со странной раскраской тела -- правая сторона была довольно скромной, в
то время как левая раскрашена настолько замысловато, что Мойше ничего
подобного прежде не видел, -- заговорил с Золраагом, стоя у двери, затем
нырнул внутрь комнаты.
Через мгновение он вернулся.
-- Введите Большого Урода, -- сказал он.
-- Будет исполнено, адъютант главнокомандующего флотом, -- ответил
Золрааг.
Они говорили на своем языке, но Мойше смог понять их.
-- Главнокомандующий флотом? -- сказал он, гордясь тем, что, несмотря
на удивление, не забыл добавить вопросительное покашливание.
Но ящеры все равно игнорировали его вопрос. Он даже не мог себе
представить, что главнокомандующий флотом находится на поверхности земли.
Раскраска тела Атвара была такой же, как на левой стороне тела Пшинга,
но покрывала все тело. В остальном для Русецкого он выглядел как обычный
ящер. Мойше мог отличать одного чужака от другого только после того, как
общался с ним некоторое время.
Золрааг торжественно объявил:
-- Благородный адмирал, я представляю вам тосевита Мойше Русецкого,
который наконец возвращен в заключение к нам.
-- Я приветствую вас, благородный господин, -- сказал Мойше так
вежливо, как только мог: нелогично оскорблять главного ящера.
Но все равно он не избежал ошибки.
-- Я приветствую вас, благородный адмирал, -- резко сказал Золрааг.
Мойше повторил фразу, на этот раз с должным почтением.
-- Так лучше, -- сказал ему Золрааг.
Атвар тем временем изучал его с головы до ног, двигая глазами
независимо один от другого, что было свойственно ящерам и действовало на
людей угнетающе. Главнокомандующий заговорил на своем языке, причем слишком
быстро, чтобы Мойше мог понять. Золрааг перевел его слова на немецкий.
-- Благородный адмирал желает знать, поражены ли вы ошеломляющей мощью
Расы.
Вместо слова "Раса" он использовал немецкое слово "фольк", то есть
"народ". У Мойше снова встопорщились волосы на шее -- это слово использовали
и нацисты. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и дать
ответ.
-- Скажите главнокомандующему, что я не поражен. Если бы Раса обладала
ошеломляющей мощью, эта война давно закончилась бы.
Он подумал, что такой ответ рассердит Атвара. Он надеялся, что этого не
произойдет. Он должен быть осторожен в своих высказываниях, не столько ради
себя, сколько ради Ривки и Рейвена. К его облегчению, рот Атвара открылся.
Смотреть на мелкие острые зубки и длинный раздвоенный язык ящера было
неприятно, но это означало, что его слова скорее позабавили
главнокомандующего, чем расстроили.
-- Истинно, -- сказал Атвар слово, которое Русецкий знал. Он кивнул,
чтобы показать, что понял. Атвар продолжил на своем языке, и Золрааг снова
перевел:
-- Благородный адмирал узнал от меня и от других, что вы противились
восстанию евреев, выступивших на нашей стороне, когда мы занимали Палестину.
Почему вы так поступили, ведь вы нас поддерживали в борьбе против немцев в
Польше?
-- По двум причинам, -- ответил Мойше. -- Во-первых, я теперь знаю, что
вы собираетесь править всем человечеством вечно, и я этого поддерживать не
могу. Во-вторых, немцы в Польше уничтожали евреев, как вы знаете. Англичане
в Палестине этого не делали. Некоторые евреи, которые поддерживали вас
здесь, убежали из Германии или из Польши. Вы кажетесь мне более опасными,
чем англичане.
Золрааг превратил его слова в шипучие, щелкающие и скрипящие звуки
языка ящеров. Атвар снова заговорил, на этот раз медленнее и обращаясь
непосредственно к Мойше:
-- Те, другие самцы, которые сбежали, думают не так, как вы. Почему?
Мойше призвал на помощь все свои познания в языке Расы.
-- Другие самцы смотрят вперед недалеко. Я смотрю вдаль. В долгосрочном
плане ящеры хуже, англичане лучше.
Чтобы показать, насколько он уверен в этом, он закончил усиливающим
покашливанием.
-- Это хорошо, что вы думаете с дальним прицелом. Немногие Большие
Уроды поступают так, -- сказал Атвар. -- Может быть, так и должно быть и, с
точки зрения Большого Урода, который не желает подчиниться правлению Расы,
вы и правы. -- Он сделал паузу, повернув оба глаза к Русецкому. -- Но это
вам все равно не поможет.
Ящеры заменили всю сделанную людьми мебель своей, отчего комната, в
которой стоял сейчас Русецкий, казалась больше, чем была в действительности.
Чистый стеклянный экран одного устройства вдруг засветился, и на нем
появилось лицо ящера. Из машины также послышался его голос. "Телефон с
киноприспособлением", -- подумал Мойше.
По тому, как дернулся адъютант Атвара, выслушав сообщение, можно было
подумать, что он сунул язык в электрическую розетку.
Он повернул один глаз к Атвару и сказал:
-- Благородный адмирал!
-- Не теперь, Пшинг, -- ответил Атвар с совершенно человеческим
нетерпением.
Но адъютант Пшинг продолжал настаивать. Атвар прошипел что-то, чего
Русецкий не понял, и повернулся к экрану. И тут же лицо ящера на экране
сменилось огромным грибоподобным облаком, поднимающимся высоко в небо. Мойше
в ужасе охнул. Он видел такое облако на пути в Палестину -- оно поднималось
над тем, что было Римом.
Его восклицание напомнило Атвару, что пленник все еще здесь.
Главнокомандующий повернул один глаз в сторону Золраага и взорвался:
-- Выведите его отсюда!
-- Будет исполнено, благородный адмирал, -- сказал Золрааг. -- Теперь
идите. У благородного адмирала есть дела, более важные, чем какой-то
незначительный Большой Урод.
Мойше вышел. Он молчал, пока боевая машина, которая привезла его в
штаб-квартиру Атвара, не тронулась в обратный путь к отелю. Затем он
спросил:
-- Где взорвалась эта атомная бомба?
Золрааг издал шипение, прозвучавшее, как шум неисправного самовара.
-- Значит, вы узнали? Это место -- часть провинции Египет. У него два
названия, по вашему нелепому обычаю. Оно называется Эль-Искандрия и
Александрия Вы знаете какое-то из этих названий?
-- Кто-то бомбил Александрию? -- воскликнул Мойше. -- Vay iz mir! Кто?
Как? Вы, Раса, ведь держите под контролем всю страну, не так ли?
-- Я считал, что так, -- ответил Золрааг. -- Но очевидно, что нет. Кто?
Мы не знаем. Англичане, которые мстят нам за то, что мы сделали в Австралии?
Мы не верили -- не верим, что у них есть оружие такого вида. Они не могли
занять его у американцев?
Вопрос прозвучал очень серьезно. Мойше поспешил ответить:
-- Не представляю себе, благородный господин.
-- Не представляете? -- спросил Золрааг. -- Вы ведь вели радиопередачи
для англичан. Мы должны расследовать это.
По спине Мойше прошел холодок. Ящер продолжил:
-- Может быть, это немцы, которые воюют с нами, где только могут? Мы не
знаем -- но когда узнаем, кто из Больших Уродов сделал это, они заплатят
большую цену.
Золрааг сказал и еще что-то, но тут Мойше сообразил:
-- Австралия, благородный господин? Что произошло в Австралии?
-- Мы разрушили там два города, чтобы обеспечить наши завоевательные
действия, -- ответил с холодным безразличием бывший правитель провинции
Польша, затем вернулся к прежнему вопросу. -- Каким образом? Мы не знаем. Мы
не засекли ни самолетов, ни ракет, ни судов, движущихся по воде. Мы не
верим, что бомбу можно было тайно доставить по земле, -- мы обнаружили бы ее
при досмотре грузов.
-- Ни по воде, ни по воздуху, ни по суше? -- сказал Мойше. -- Остается
немногое. Может быть, кто-то прорыл туннель под Александрией?
Золрааг возмутился:
-- У вас, тосевитов, нет технологии, чтобы выполнить такое! -- Тут ему
показалось, что Русецкий шутит, хотя и намеком. -- Ничего в этом забавного
нет, рабби Мойше, -- сказал он и добавил усиливающее покашливание.
Никто не обращался к Мойше "рабби" после того, как он покинул Варшаву.
Тогда он думал, что ящеры явились в ответ на его молитвы, чтобы заставить
нацистов прекратить уничтожение евреев в гетто. Люди питали надежду на это.
Теперь он увидел, что ящеры, хотя и не питают особой ненависти к
евреям, более опасны для всего остального мира, чем нацисты. Два
австралийских города были разрушены без видимых причин. И, несмотря на
знойный воздух в машине, он задрожал.
* * *
Генрих Ягер заглянул в моторный отсек "пантеры".
-- Опять прокладка топливного насоса? -- проворчал он. -- Боже
милостивый, когда же они научатся их делать как следует?
Гюнтер Грилльпарцер показал номер партии, нанесенный белой краской на
черной резиновой прокладке.
-- Вот эта старая, сэр, -- сказал он, -- сделана, вероятно, в первые
два месяца после того, как началось их производство.
Это не слишком утешило Ягера.
-- Нам чертовски повезло, что мотор не вспыхнул, когда она порвалась.
Того, кто прислал ее нам, надо бы отхлестать.
-- Ага, дать тупому ублюдку лапши и поставить на его место кого-то
другого, -- сказал Грилльпарцер, используя эсэсовский сленг для обозначения
пули в затылок.
Возможно, он перенял выражение у Отто Скорцени. Возможно, это не было
шуткой. Ягер знал, как обстоят дела на германских заводах. Когда столько
немцев находилось на фронте, для работы на производстве использовались
евреи, русские, французы и другие рабочие-рабы, достойные только одного
наказания за малейшую ошибку.
-- На замену идет новая? -- спросил Ягер.
Грилльпарцер посмотрел на номер партии.
-- Да, сэр, -- ответил он. -- Мы прилепим ее сюда, и неприятностей не,
будет -- до следующего раза.
На этой оптимистической ноте он схватил отвертку и набросился на
топливный насос.
Вдали со скрежетом пронеслась стая ракет, в сторону позиций ящеров.
Ягер поморщился от жуткого шума. Ему довелось быть слушателем сталинского
органного концерта: Красная Армия обрабатывала вермахт "Катюшами", еще до
нашествия ящеров. Когда требуется спешно растерзать участок земли, лучший
способ для этого -- ракеты.
Отто Скорцени они вовсе не беспокоили.
-- Кому-то достанется ад, -- весело сказал он. Затем, понизив голос
так, чтобы его слышал только Ягер, он продолжил: -- Почти такой, как мы
устроили в Александрии!
-- А-а, значит, это были мы, так ведь? -- сказал Ягер так же тихо, -- а
по радио взрыв приписали не рейху.
-- Чертово радио и не собирается объявлять, что это сделал рейх, --
ответил эсэсовец. -- Если мы возьмем это на себя, какой-то наш город
исчезнет с карты. Кельн, а может быть, Франкфурт или Вена. Они в любом
случае могут исчезнуть, но мы не собираемся хвастаться и провоцировать
ящеров, если можем помалкивать и таинственно улыбаться. Ты меня понимаешь?
Возможно, он хотел изобразить при этом таинственную улыбку, но она
получилась пошлой.
Ягер спросил:
-- Ты знаешь, как мы это сделали? Для меня это тайна.
-- Вообще-то я знаю, но говорить не полагается, -- сказал Скорцени.
Ягер поднял с земли ветку и замахнулся. Скорцени хмыкнул.
-- Дерьмо, я никогда не соблюдал правила. Ты знаешь, что такую бомбу
невозможно приспособить к самолету или ракете, так ведь?
-- О, да, -- согласился Ягер. -- Помнится, я был втянут в этот проект
глубже, чем мне хотелось бы. Ты -- безумный ублюдок, и это была и твоя
ошибка тоже. Если бы я не участвовал в том рейде, когда ты стянул взрывчатый
металл у ящеров...
-- То стал бы куклой в руках Советов и, вероятно, сейчас был бы уже
мертв, -- прервал его Скорцени. -- Если бы тебя не сцапали ящеры, то это
сделали бы большевики. Но на этот раз мы все сделали по-другому. Мы не стали
устанавливать ее на грузовом судне, как сделали, когда рванули Рим. Трудно
одурачить ящеров дважды одним и тем же способом.
Ягер шагал, раздумывая. Он поскреб подбородок. Надо бы побриться. У
него имелась острая бритва, но скрести ею лицо без мыла было настоящей
пыткой. Наконец он сказал:
-- Мы не могли доставить ее по суше. Остается... даже не могу себе
представить.
-- Вот и ящеры тоже! -- Скорцени злобно улыбнулся. -- Они рвали бы на
себе волосы, если бы имели их. Но я знаю кое-что, чего они не знают. -- Эти
слова он почти пропел, как мальчишка, насмехающийся над своими сверстниками
во дворе школы. Он ткнул пальцем в грудь Ягеру. -- Я знаю кое-что, чего и ты
не знаешь.
-- Все в порядке, -- сказал Ягер. -- Если не скажешь, дам тебе сапогом
в зад. Как же мы сожгли Александрийскую библиотеку?
Намек на классику прошел для Скорцени незамеченным, но на главный
вопрос он ответил:
-- Я знаю, что у нас есть новый тип подводной лодки, вот что я знаю.
Будь я проклят, если знаю как, но она может проплыть в погруженном состоянии
каждый сантиметр из целых четырехсот пятидесяти километров.
-- Боже правый! -- воскликнул Ягер с неподдельным изумлением. -- Если
бы не нашествие ящеров, мы вымели бы всю Атлантику с такими лодками. -- Он
снова почесал подбородок, мысленно представив себе карту восточной части
Средиземного моря. -- Ее, должно быть, привели отсюда -- с Крита?
На лице Скорцени мелькнула забавная смесь уважения и разочарования.
-- А ты ведь неглупый парень, а? Да, от Крита до Александрии можно
проплыть под водой -- если знаешь, что назад не вернешься.
-- M-м, вот как... -- Ягеру потребовалось подумать еще. -- Всей команде
нельзя сказать -- могла взбунтоваться. Но можно найти человека, на которого
можно положиться. И тогда он нажмет кнопку, или щелкнет выключателем, или
сделает что-то еще, что требуется для взрыва.
И он снял свою черную форменную фуражку в знак уважения к смелости
этого человека.
-- Должно быть, все сделали как надо, -- согласился Скорцени. -- Одна
только тонкость -- он так и не узнал, что его погубило.
Ягер вспомнил об огненном шаре, который он видел к востоку от Бреслау,
том самом, который остановил наступление ящеров на город. Он попытался
представить себя в середине этого огненного шара.
-- Ты прав, -- сказал он. -- Это все равно, что швырнуть человека
внутрь Солнца.
-- Наверняка так и было, -- сказал эсэсовец.
Он шел рядом с Ягером, бессмысленно насвистывая сквозь зубы. Через
несколько шагов он спросил -- самым будничным тоном:
-- Как там твой еврейский приятель из Лодзи, сообщает что-нибудь?
Радуются они тому, что получили от меня?
-- Ни слова от них я не слышал, -- правдиво ответил Ягер. -- Я не
удивлюсь, если после товара, который ты попробовал им сбыть, они вообще
перестанут доверять немцам. -- Он подумал, что выбрал для газовой бомбы
прекрасный эвфемизм. Надо будет использовать его и в будущем. -- Они до сих
пор не позволяют ящерам использовать Лодзь в качестве опорного пункта против
нас, несмотря ни на что.
-- Как сентиментально, -- сказал Скорцени с тонкой сардонической
усмешкой. Он ткнул Ягера в спину так, что тот едва не ударился головой в
ствол березы. -- Но очень скоро это потеряет всякое значение.
-- Потеряет? -- По спине Ягера побежали мурашки. Значит, Скорцени
что-то слышал. -- Они собираются приказать нам захватить город? Не уверен,
что мы сможем сделать это. Даже если удастся, в уличных боях наша техника
станет мишенью.
Скорцени расхохотался, он хохотал громко и долго. С березы донесся
негодующий крик белки.
-- Нет, они не собираются совать ваш стержень в колбасную машину, Ягер,
-- сказал он. -- Как я это понимаю. Если мы смогли преподнести подарок
ящерам в Александрии, сможем осчастливить и евреев в Лодзи.
Ягер был лютеранином. Он пожалел, что не католик. Ему очень хотелось
перекреститься. Ошибиться в том, на что намекал Скорцени, было невозможно.
-- Как вы доставите ее в Лодзь? -- спросил он с неподдельным
-- Я тоже изучал данные анализа, -- сказал Кирел.
У Атвара возникли подозрения: не собирается ли Кирел подготовить свое
тело к раскраске командующего флотом? Но он не сделал пока ничего такого, на
что Атвар мог бы обидеться, поэтому адмирал стал ждать, что тот скажет
дальше.
-- Они констатируют, что есть некоторые регионы, где ядерное оружие
можно было бы успешно использовать в качестве наступательного без причинения
ненужного ущерба планете.
Подозрения Атвара несколько уменьшились, и не в последнюю очередь из-за
того, что Кирел согласился с ним.
-- Если мы будем применять ядерное оружие по нашему собственному
разумению, а не в качестве ответной меры после выходок тосевитов, для
Больших Уродов мы станем менее предсказуемыми и более опасными. Это может
дать непропорционально больший политический эффект по сравнению с тем,
который дает наша военная мощь.
-- И снова, благородный адмирал, истинно, -- сказал Кирел. -- Дав
Большим Уродам понять, что мы тоже можем быть непредсказуемыми, мы добьемся,
как вы сказали, значительного прогресса.
-- Это важнейший вопрос, -- согласился Атвар. -- Мы не в состоянии
предвидеть действия Больших Уродов, даже располагая всей нашей электроникой,
в то время как они, очень ограниченные в подобных средствах, часто могут
предвидеть то, что мы намереваемся делать, с результатами, слишком часто
приводящими нас в замешательство.
Определив, что Кирел согласен с ним, Атвар вызвал вместо карты Флориды
другую.
-- Этот большой остров -- или, возможно, небольшой континент, последнее
слово за планетологами -- лежит к юго-востоку от основной континентальной
массы и имеет огромные пространства, идеально подходящие для расселения Расы
и мало освоенные Большими Уродами, причем большая часть поселений тосевитов
стянута к влажному восточному берегу. Именно с этих баз они постоянно
устраивают беспокоящие нас рейды. Все обычные усилия подавить эти рейды
оказались бесполезными. Это может оправдать ядерное вмешательство.
-- Хорошо сказано, благородный адмирал, -- ответил Кирел. -- Если мы
нанесем по этим местам ядерные удары, большая часть радиоактивных осадков
будет унесена в море, а гигантские моря Тосев-3, несомненно, смогут
приспособиться к осадкам с гораздо меньшим ущербом, чем земли.
-- Эта планета вообще имеет слишком много морей относительно площади
земель, -- согласился Атвар. -- Планетологи потратят столетия, чтобы
объяснить, что делает эту планету столь отличной от Родины и миров Работев и
Халесс.
-- Оставим им беспокойство по этому поводу, -- сказал Кирел. -- Наша
работа состоит в том, чтобы дать им возможность беспокоиться о таких
пустяках.
-- Вот это вы хорошо подметили, командир корабля, -- сказал Атвар.
Кирел несколько расслабился. В последнее время он принимал при общении
с адмиралом излишне нервную позу. Атвар подумал, что он нечасто удостаивал
похвалы своего ближайшего помощника. С его стороны это было ошибкой: если
они не будут вместе хорошо работать, то это помешает прогрессу в завоевании
-- и без того уже слишком многое мешало прогрессу завоевания. Атвар
прошипел, выдыхая воздух:
-- Если бы я представлял себе сложность задачи подавления сопротивления
в индустриальном мире без уничтожения его, я бы очень долго думал, принимать
командование или нет.
Кирел не дал немедленного ответа. Если позиции Атвара ослабнут,
командующим флотом, скорее всего, будет назначен он. Насколько ему хочется
этой должности? Атвар не мог дать уверенного ответа, и, возможно, это делало
его отношения с командиром флагманского корабля более натянутыми, чем
следовало бы. Кирел никогда не проявлял нелояльности, тем не менее...
Когда командир корабля заговорил, то стал уточнять тактическую ситуацию
и не стал комментировать последнее замечание Атвара.
-- Благородный адмирал, мы начнем подготовку к использованию ядерного
оружия против тех тосевитских поселений на острове, или континенте, или как
его там? -- Он наклонился, чтобы прочитать обозначения на карте, избегая
возможной ошибки. -- Я имею в виду Сидней и Мельбурн?
Атвар тоже наклонился вперед, чтобы лично проверить выбранные места.
-- Да, именно эти. Начните подготовку как можно скорее.
-- Благородный адмирал, будет исполнено.
Если уж говорить о тюрьмах, то в той, куда попали теперь Мойше
Русецкий, его жена и сын, было не так уж плохо. Она превосходила даже виллу,
на которой их прятало еврейское подполье в Палестине. Здесь, в некогда
прекрасном отеле, он и его семья имели достаточно пищи и наслаждались
электричеством, холодной и горячей водой. Если бы не решетки на окнах и
вооруженные ящеры перед входом, их жизнь можно было бы считать роскошной.
Окна притягивали Мойше, несмотря на решетки. Он в восхищении
вглядывался в Каир, протянувшийся вдоль Нила, и в пирамиды за городской
чертой.
-- Никогда не думал, что, подобно Иосифу, приду в Египет из Палестины,
-- сказал он.
-- А кто будет нашим Моисеем, который выведет нас отсюда? -- спросил
Рейвен.
Русецкий почувствовал гордость: мальчик еще так мал, но уже не только
изучает великую историю Торы, но и применяет знания в своей жизни. Ему
хотелось бы дать ответ получше, чем "я не знаю", но лгать Рейвену он тоже не
желал.
Ривка задала более конкретный вопрос:
-- Что они сделают с нами теперь?
-- Этого я тоже не знаю, -- ответил Мойше.
Он пожалел, что Ривка и Рейвен пошли вместе с ним, когда Золрааг
опознал его в иерусалимском тюремном лагере. Теперь жалеть поздно. В их
присутствии он становился более уязвимым. Еще в Варшаве ящеры грозили ему,
что заставят его делать то, что им хочется.
Если бы его семья отсутствовала, они оказались бы бессильны. Он был
готов скорее умереть, чем подчиниться ящерам. Но допустить страдания жены и
сына -- это нечто другое.
В замке повернулся ключ -- снаружи. Сердце Мойше заколотилось. В
промежутке времени между завтраком и обедом ящеры обычно не беспокоили его.
Дверь открылась.
Вошел Золрааг. Бывший правитель провинции Польша имел теперь более
богатую раскраску тела, чем в те времена, когда Мойше видел его в Палестине.
Хотя он и не вернулся к роскоши прежней раскраски, напоминавшей стиль
рококо, но уже шел к ней.
Он высунул язык в сторону Мойше, затем снова втянул его внутрь.
-- Вы пойдете со мной немедленно, -- сказал он на неплохом немецком,
при этом слово "немедленно" -- "зофорт" -- прозвучало длинным угрожающим
шипением.
-- Будет исполнено, -- ответил Мойше на языке Расы.
Он обнял Ривку, поцеловал в лоб Рейвена, не зная, увидит ли он их
снова. Золрааг позволил, но издавал при этом тихие нетерпеливые звуки,
похожие на те, какие слышатся от начинающего закипать горшка.
Когда Мойше подошел к нему, ящер постучал в дверь -- дверная ручка была
снята. Золрааг использовал ранее не использовавшуюся последовательность
ударов -- вероятно, для того, чтобы семья Русецких не смогла запомнить ее,
постучаться, выйти и причинить неприятности. Не в первый раз Мойше пожалел,
что он и его семья не были в действительности такими опасными, как думали
ящеры.
В коридоре четверо самцов направили на него автоматическое оружие.
Золрааг жестом приказал им отойти к лестнице. Два охранника-ящера
последовали за ними, причем на таком расстоянии, чтобы он не смог, резко
повернувшись, выхватить их оружие -- как будто он был "meshuggeh" [Безумцем.
-- Прим. пер.], чтобы пойти на такую попытку.
Золрааг приказал ему влезть в механическое боевое транспортное
средство. Охранники тоже забрались внутрь. Один захлопнул заднюю дверь. Звон
от удара металла о металл был страшен, как приговор.
Золрааг бросил единственное слово в микрофон в передней части отделения
для бойцов:
-- Вперед!
Боевая машина с грохотом двинулась по улицам. Через бойницу в стенке
машины Мойше мог видеть немногое. Это было одно из наименее приятных
путешествий в его жизни. Сиденье, на котором он неловко старался устроиться,
было рассчитано на самца Расы, а не на землянина: он не помещался в нем,
колени упирались в подбородок. Вдобавок внутри было жарко, жарче, чем
снаружи. Ящеры наслаждались жарой. Русецкий задумался, выдержит ли он, пока
они добираются до того места, куда едут.
Он успел взглянуть на рыночную площадь, перед которой все те, которые
он видел в Палестине, казались пятачками. Через броню машины он слышал крики
глумления и ругань по адресу ящеров -- по крайней мере, он так думал, хотя и
не знал ни слова по-арабски. Но чем еще могли быть эти гортанные жгущие
слова? В любом случае Золрааг игнорировал крики.
Через несколько минут машина остановилась. Один из охранников открыл
дверцу сзади.
-- Jude heraus! [Еврею выйти! -- Прим. пер.] -- сказал Золрааг, отчего
на затылке у Мойше волосы встали дыбом.
Его привели в другой отель. Ящеры укрепили его, как линию Мажино. Когда
Мойше осмотрелся, то заметил большое количество режущей проволоки, чужаков с
автоматическим оружием и такое количество танков и боевых машин, что их
хватило бы остановить и "африканский корпус" Роммеля, и англичан, воевавших
против него... Но в эти дни нацистам и англичанам было не до Северной
Африки.
Рассматривать подробности времени не было.
Золрааг сказал:
-- Идите.
Охранники навели на него оружие, и он подчинился. В холле были
вентиляторы на потолке. Они не работали. Свет горел, и Мойше решил, что
вентиляторы не работают потому, что ящеры этого не хотят.
Лифт, однако, работал. Более того, он поднимался более плавно и
бесшумно, чем любой, которым пользовался Мойше в прошлом. Он не понял, был
лифт таким с самого начала или же ящеры усовершенствовали его после того,
как завоевали Каир. Подумать только, какая ерунда его занимает!
Когда двери лифта открылись, он обнаружил, что находится на шестом,
последнем этаже здания.
-- Выходите, -- сказал Золрааг, и Мойше снова подчинился.
Золрааг повел его по коридору к многокомнатному номеру, по сравнению с
которым помещения, в которых содержалась семья Русецких, казались тюрьмой.
Ящер со странной раскраской тела -- правая сторона была довольно скромной, в
то время как левая раскрашена настолько замысловато, что Мойше ничего
подобного прежде не видел, -- заговорил с Золраагом, стоя у двери, затем
нырнул внутрь комнаты.
Через мгновение он вернулся.
-- Введите Большого Урода, -- сказал он.
-- Будет исполнено, адъютант главнокомандующего флотом, -- ответил
Золрааг.
Они говорили на своем языке, но Мойше смог понять их.
-- Главнокомандующий флотом? -- сказал он, гордясь тем, что, несмотря
на удивление, не забыл добавить вопросительное покашливание.
Но ящеры все равно игнорировали его вопрос. Он даже не мог себе
представить, что главнокомандующий флотом находится на поверхности земли.
Раскраска тела Атвара была такой же, как на левой стороне тела Пшинга,
но покрывала все тело. В остальном для Русецкого он выглядел как обычный
ящер. Мойше мог отличать одного чужака от другого только после того, как
общался с ним некоторое время.
Золрааг торжественно объявил:
-- Благородный адмирал, я представляю вам тосевита Мойше Русецкого,
который наконец возвращен в заключение к нам.
-- Я приветствую вас, благородный господин, -- сказал Мойше так
вежливо, как только мог: нелогично оскорблять главного ящера.
Но все равно он не избежал ошибки.
-- Я приветствую вас, благородный адмирал, -- резко сказал Золрааг.
Мойше повторил фразу, на этот раз с должным почтением.
-- Так лучше, -- сказал ему Золрааг.
Атвар тем временем изучал его с головы до ног, двигая глазами
независимо один от другого, что было свойственно ящерам и действовало на
людей угнетающе. Главнокомандующий заговорил на своем языке, причем слишком
быстро, чтобы Мойше мог понять. Золрааг перевел его слова на немецкий.
-- Благородный адмирал желает знать, поражены ли вы ошеломляющей мощью
Расы.
Вместо слова "Раса" он использовал немецкое слово "фольк", то есть
"народ". У Мойше снова встопорщились волосы на шее -- это слово использовали
и нацисты. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и дать
ответ.
-- Скажите главнокомандующему, что я не поражен. Если бы Раса обладала
ошеломляющей мощью, эта война давно закончилась бы.
Он подумал, что такой ответ рассердит Атвара. Он надеялся, что этого не
произойдет. Он должен быть осторожен в своих высказываниях, не столько ради
себя, сколько ради Ривки и Рейвена. К его облегчению, рот Атвара открылся.
Смотреть на мелкие острые зубки и длинный раздвоенный язык ящера было
неприятно, но это означало, что его слова скорее позабавили
главнокомандующего, чем расстроили.
-- Истинно, -- сказал Атвар слово, которое Русецкий знал. Он кивнул,
чтобы показать, что понял. Атвар продолжил на своем языке, и Золрааг снова
перевел:
-- Благородный адмирал узнал от меня и от других, что вы противились
восстанию евреев, выступивших на нашей стороне, когда мы занимали Палестину.
Почему вы так поступили, ведь вы нас поддерживали в борьбе против немцев в
Польше?
-- По двум причинам, -- ответил Мойше. -- Во-первых, я теперь знаю, что
вы собираетесь править всем человечеством вечно, и я этого поддерживать не
могу. Во-вторых, немцы в Польше уничтожали евреев, как вы знаете. Англичане
в Палестине этого не делали. Некоторые евреи, которые поддерживали вас
здесь, убежали из Германии или из Польши. Вы кажетесь мне более опасными,
чем англичане.
Золрааг превратил его слова в шипучие, щелкающие и скрипящие звуки
языка ящеров. Атвар снова заговорил, на этот раз медленнее и обращаясь
непосредственно к Мойше:
-- Те, другие самцы, которые сбежали, думают не так, как вы. Почему?
Мойше призвал на помощь все свои познания в языке Расы.
-- Другие самцы смотрят вперед недалеко. Я смотрю вдаль. В долгосрочном
плане ящеры хуже, англичане лучше.
Чтобы показать, насколько он уверен в этом, он закончил усиливающим
покашливанием.
-- Это хорошо, что вы думаете с дальним прицелом. Немногие Большие
Уроды поступают так, -- сказал Атвар. -- Может быть, так и должно быть и, с
точки зрения Большого Урода, который не желает подчиниться правлению Расы,
вы и правы. -- Он сделал паузу, повернув оба глаза к Русецкому. -- Но это
вам все равно не поможет.
Ящеры заменили всю сделанную людьми мебель своей, отчего комната, в
которой стоял сейчас Русецкий, казалась больше, чем была в действительности.
Чистый стеклянный экран одного устройства вдруг засветился, и на нем
появилось лицо ящера. Из машины также послышался его голос. "Телефон с
киноприспособлением", -- подумал Мойше.
По тому, как дернулся адъютант Атвара, выслушав сообщение, можно было
подумать, что он сунул язык в электрическую розетку.
Он повернул один глаз к Атвару и сказал:
-- Благородный адмирал!
-- Не теперь, Пшинг, -- ответил Атвар с совершенно человеческим
нетерпением.
Но адъютант Пшинг продолжал настаивать. Атвар прошипел что-то, чего
Русецкий не понял, и повернулся к экрану. И тут же лицо ящера на экране
сменилось огромным грибоподобным облаком, поднимающимся высоко в небо. Мойше
в ужасе охнул. Он видел такое облако на пути в Палестину -- оно поднималось
над тем, что было Римом.
Его восклицание напомнило Атвару, что пленник все еще здесь.
Главнокомандующий повернул один глаз в сторону Золраага и взорвался:
-- Выведите его отсюда!
-- Будет исполнено, благородный адмирал, -- сказал Золрааг. -- Теперь
идите. У благородного адмирала есть дела, более важные, чем какой-то
незначительный Большой Урод.
Мойше вышел. Он молчал, пока боевая машина, которая привезла его в
штаб-квартиру Атвара, не тронулась в обратный путь к отелю. Затем он
спросил:
-- Где взорвалась эта атомная бомба?
Золрааг издал шипение, прозвучавшее, как шум неисправного самовара.
-- Значит, вы узнали? Это место -- часть провинции Египет. У него два
названия, по вашему нелепому обычаю. Оно называется Эль-Искандрия и
Александрия Вы знаете какое-то из этих названий?
-- Кто-то бомбил Александрию? -- воскликнул Мойше. -- Vay iz mir! Кто?
Как? Вы, Раса, ведь держите под контролем всю страну, не так ли?
-- Я считал, что так, -- ответил Золрааг. -- Но очевидно, что нет. Кто?
Мы не знаем. Англичане, которые мстят нам за то, что мы сделали в Австралии?
Мы не верили -- не верим, что у них есть оружие такого вида. Они не могли
занять его у американцев?
Вопрос прозвучал очень серьезно. Мойше поспешил ответить:
-- Не представляю себе, благородный господин.
-- Не представляете? -- спросил Золрааг. -- Вы ведь вели радиопередачи
для англичан. Мы должны расследовать это.
По спине Мойше прошел холодок. Ящер продолжил:
-- Может быть, это немцы, которые воюют с нами, где только могут? Мы не
знаем -- но когда узнаем, кто из Больших Уродов сделал это, они заплатят
большую цену.
Золрааг сказал и еще что-то, но тут Мойше сообразил:
-- Австралия, благородный господин? Что произошло в Австралии?
-- Мы разрушили там два города, чтобы обеспечить наши завоевательные
действия, -- ответил с холодным безразличием бывший правитель провинции
Польша, затем вернулся к прежнему вопросу. -- Каким образом? Мы не знаем. Мы
не засекли ни самолетов, ни ракет, ни судов, движущихся по воде. Мы не
верим, что бомбу можно было тайно доставить по земле, -- мы обнаружили бы ее
при досмотре грузов.
-- Ни по воде, ни по воздуху, ни по суше? -- сказал Мойше. -- Остается
немногое. Может быть, кто-то прорыл туннель под Александрией?
Золрааг возмутился:
-- У вас, тосевитов, нет технологии, чтобы выполнить такое! -- Тут ему
показалось, что Русецкий шутит, хотя и намеком. -- Ничего в этом забавного
нет, рабби Мойше, -- сказал он и добавил усиливающее покашливание.
Никто не обращался к Мойше "рабби" после того, как он покинул Варшаву.
Тогда он думал, что ящеры явились в ответ на его молитвы, чтобы заставить
нацистов прекратить уничтожение евреев в гетто. Люди питали надежду на это.
Теперь он увидел, что ящеры, хотя и не питают особой ненависти к
евреям, более опасны для всего остального мира, чем нацисты. Два
австралийских города были разрушены без видимых причин. И, несмотря на
знойный воздух в машине, он задрожал.
* * *
Генрих Ягер заглянул в моторный отсек "пантеры".
-- Опять прокладка топливного насоса? -- проворчал он. -- Боже
милостивый, когда же они научатся их делать как следует?
Гюнтер Грилльпарцер показал номер партии, нанесенный белой краской на
черной резиновой прокладке.
-- Вот эта старая, сэр, -- сказал он, -- сделана, вероятно, в первые
два месяца после того, как началось их производство.
Это не слишком утешило Ягера.
-- Нам чертовски повезло, что мотор не вспыхнул, когда она порвалась.
Того, кто прислал ее нам, надо бы отхлестать.
-- Ага, дать тупому ублюдку лапши и поставить на его место кого-то
другого, -- сказал Грилльпарцер, используя эсэсовский сленг для обозначения
пули в затылок.
Возможно, он перенял выражение у Отто Скорцени. Возможно, это не было
шуткой. Ягер знал, как обстоят дела на германских заводах. Когда столько
немцев находилось на фронте, для работы на производстве использовались
евреи, русские, французы и другие рабочие-рабы, достойные только одного
наказания за малейшую ошибку.
-- На замену идет новая? -- спросил Ягер.
Грилльпарцер посмотрел на номер партии.
-- Да, сэр, -- ответил он. -- Мы прилепим ее сюда, и неприятностей не,
будет -- до следующего раза.
На этой оптимистической ноте он схватил отвертку и набросился на
топливный насос.
Вдали со скрежетом пронеслась стая ракет, в сторону позиций ящеров.
Ягер поморщился от жуткого шума. Ему довелось быть слушателем сталинского
органного концерта: Красная Армия обрабатывала вермахт "Катюшами", еще до
нашествия ящеров. Когда требуется спешно растерзать участок земли, лучший
способ для этого -- ракеты.
Отто Скорцени они вовсе не беспокоили.
-- Кому-то достанется ад, -- весело сказал он. Затем, понизив голос
так, чтобы его слышал только Ягер, он продолжил: -- Почти такой, как мы
устроили в Александрии!
-- А-а, значит, это были мы, так ведь? -- сказал Ягер так же тихо, -- а
по радио взрыв приписали не рейху.
-- Чертово радио и не собирается объявлять, что это сделал рейх, --
ответил эсэсовец. -- Если мы возьмем это на себя, какой-то наш город
исчезнет с карты. Кельн, а может быть, Франкфурт или Вена. Они в любом
случае могут исчезнуть, но мы не собираемся хвастаться и провоцировать
ящеров, если можем помалкивать и таинственно улыбаться. Ты меня понимаешь?
Возможно, он хотел изобразить при этом таинственную улыбку, но она
получилась пошлой.
Ягер спросил:
-- Ты знаешь, как мы это сделали? Для меня это тайна.
-- Вообще-то я знаю, но говорить не полагается, -- сказал Скорцени.
Ягер поднял с земли ветку и замахнулся. Скорцени хмыкнул.
-- Дерьмо, я никогда не соблюдал правила. Ты знаешь, что такую бомбу
невозможно приспособить к самолету или ракете, так ведь?
-- О, да, -- согласился Ягер. -- Помнится, я был втянут в этот проект
глубже, чем мне хотелось бы. Ты -- безумный ублюдок, и это была и твоя
ошибка тоже. Если бы я не участвовал в том рейде, когда ты стянул взрывчатый
металл у ящеров...
-- То стал бы куклой в руках Советов и, вероятно, сейчас был бы уже
мертв, -- прервал его Скорцени. -- Если бы тебя не сцапали ящеры, то это
сделали бы большевики. Но на этот раз мы все сделали по-другому. Мы не стали
устанавливать ее на грузовом судне, как сделали, когда рванули Рим. Трудно
одурачить ящеров дважды одним и тем же способом.
Ягер шагал, раздумывая. Он поскреб подбородок. Надо бы побриться. У
него имелась острая бритва, но скрести ею лицо без мыла было настоящей
пыткой. Наконец он сказал:
-- Мы не могли доставить ее по суше. Остается... даже не могу себе
представить.
-- Вот и ящеры тоже! -- Скорцени злобно улыбнулся. -- Они рвали бы на
себе волосы, если бы имели их. Но я знаю кое-что, чего они не знают. -- Эти
слова он почти пропел, как мальчишка, насмехающийся над своими сверстниками
во дворе школы. Он ткнул пальцем в грудь Ягеру. -- Я знаю кое-что, чего и ты
не знаешь.
-- Все в порядке, -- сказал Ягер. -- Если не скажешь, дам тебе сапогом
в зад. Как же мы сожгли Александрийскую библиотеку?
Намек на классику прошел для Скорцени незамеченным, но на главный
вопрос он ответил:
-- Я знаю, что у нас есть новый тип подводной лодки, вот что я знаю.
Будь я проклят, если знаю как, но она может проплыть в погруженном состоянии
каждый сантиметр из целых четырехсот пятидесяти километров.
-- Боже правый! -- воскликнул Ягер с неподдельным изумлением. -- Если
бы не нашествие ящеров, мы вымели бы всю Атлантику с такими лодками. -- Он
снова почесал подбородок, мысленно представив себе карту восточной части
Средиземного моря. -- Ее, должно быть, привели отсюда -- с Крита?
На лице Скорцени мелькнула забавная смесь уважения и разочарования.
-- А ты ведь неглупый парень, а? Да, от Крита до Александрии можно
проплыть под водой -- если знаешь, что назад не вернешься.
-- M-м, вот как... -- Ягеру потребовалось подумать еще. -- Всей команде
нельзя сказать -- могла взбунтоваться. Но можно найти человека, на которого
можно положиться. И тогда он нажмет кнопку, или щелкнет выключателем, или
сделает что-то еще, что требуется для взрыва.
И он снял свою черную форменную фуражку в знак уважения к смелости
этого человека.
-- Должно быть, все сделали как надо, -- согласился Скорцени. -- Одна
только тонкость -- он так и не узнал, что его погубило.
Ягер вспомнил об огненном шаре, который он видел к востоку от Бреслау,
том самом, который остановил наступление ящеров на город. Он попытался
представить себя в середине этого огненного шара.
-- Ты прав, -- сказал он. -- Это все равно, что швырнуть человека
внутрь Солнца.
-- Наверняка так и было, -- сказал эсэсовец.
Он шел рядом с Ягером, бессмысленно насвистывая сквозь зубы. Через
несколько шагов он спросил -- самым будничным тоном:
-- Как там твой еврейский приятель из Лодзи, сообщает что-нибудь?
Радуются они тому, что получили от меня?
-- Ни слова от них я не слышал, -- правдиво ответил Ягер. -- Я не
удивлюсь, если после товара, который ты попробовал им сбыть, они вообще
перестанут доверять немцам. -- Он подумал, что выбрал для газовой бомбы
прекрасный эвфемизм. Надо будет использовать его и в будущем. -- Они до сих
пор не позволяют ящерам использовать Лодзь в качестве опорного пункта против
нас, несмотря ни на что.
-- Как сентиментально, -- сказал Скорцени с тонкой сардонической
усмешкой. Он ткнул Ягера в спину так, что тот едва не ударился головой в
ствол березы. -- Но очень скоро это потеряет всякое значение.
-- Потеряет? -- По спине Ягера побежали мурашки. Значит, Скорцени
что-то слышал. -- Они собираются приказать нам захватить город? Не уверен,
что мы сможем сделать это. Даже если удастся, в уличных боях наша техника
станет мишенью.
Скорцени расхохотался, он хохотал громко и долго. С березы донесся
негодующий крик белки.
-- Нет, они не собираются совать ваш стержень в колбасную машину, Ягер,
-- сказал он. -- Как я это понимаю. Если мы смогли преподнести подарок
ящерам в Александрии, сможем осчастливить и евреев в Лодзи.
Ягер был лютеранином. Он пожалел, что не католик. Ему очень хотелось
перекреститься. Ошибиться в том, на что намекал Скорцени, было невозможно.
-- Как вы доставите ее в Лодзь? -- спросил он с неподдельным