Тартлдав Г. Великий перелом

-- Я понимаю, -- сказал Ягер. -- Чего бы ни хотели мои начальники... --
Он пожал плечами. -- Я уже сказал, что сделаю все, что в моих силах. По
крайней мере, я даю вам слово. А оно стоит дорого.
Он тяжело уставился на Анелевича, словно вызывая его на возражение.
Анелевич не принял вызова, и немец кивнул. Затем тяжело выдохнул и
продолжил:
-- В конце концов, войдем мы в Лодзь или обойдем ее, значения не имеет.
Если мы захватим территорию вокруг города, он все равно падет, раньше или
позже. И что произойдет потом?
Он был совершенно прав. При таком раскладе будет только хуже, а не
лучше. Анелевич отдал ему должное -- волнение его казалось искренним. А
Гюнтер Грилльпарцер, казалось, готов был расхохотаться. Впустите группу
солдат, таких как он, в Лодзь и увидите, что результаты не обманут ваших
ожиданий.
-- Что произойдет потом? -- Мордехай тоже вздохнул. -- Просто не
представляю.
* * *
Уссмак занял кабинет командира базы, ставший теперь "его" кабинетом, --
но до сих пор сохранял раскраску тела, положенную водителю танка. Он убил
Хисслефа, командовавшего гарнизоном на этой базе, в регионе СССР названном
"Сибирь". Уссмак подумывал, не означает ли "Сибирь" по-русски "сильный
мороз"? Большой разницы между ними он не видел.
Вместе с Хисслефом погибло много его ближайших подчиненных, их убили
остальные самцы, которых охватило бешенство после первого выстрела Уссмака.
Во многом выстрел и последовавший взрыв бешенства были вызваны имбирем. Если
бы у Хисслефа хватило ума разрешить самцам собраться в общем зале и там
громко пожаловаться друг другу на войну, на Тосев-3 и в особенности на эту
гнусную базу, то он, скорее всего, остался бы в живых. Но нет, он ворвался,
как буря, намереваясь разогнать их, не считаясь ни с чем, и вот... его труп,
окоченелый и промерзший -- вернее, в этой сибирской зиме _жутко_ окоченелый
и _жутко_ промерзший, -- лежит за стенами барака и дожидается более теплого
времени для кремации.
-- Хисслеф был законным командиром, а вот ведь что случилось с ним, --
проговорил Уссмак. -- Что же тогда будет со мной?
За ним не стоял авторитет тысячелетней императорской власти,
заставлявший самцов выполнять любые приказы почти инстинктивно. А значит,
либо он должен быть абсолютно прав, приказывая что-либо, либо ему придется
заставлять самцов на базе повиноваться ему из страха перед тем, что случится
с ними при неповиновении.
Он раскрыл рот и горько рассмеялся.
-- Я тоже мог бы стать Большим Уродом, правящим не-империей, -- сказал
он, обращаясь к стенам.
Они должны править, опираясь на страх, -- у них ведь нет традиций
законной власти. Теперь он испытывал симпатию к ним. Всем нутром он
чувствовал, как это трудно.
Уссмак открыл шкаф, в который был встроен рабочий стол Хисслефа, и
вытащил сосуд с порошком имбиря. Это был "его" порошок, слава Императору
(Императору, против офицеров которого он восстал, хотя и старался не думать
об этом). Он выдернул пластиковую пробку, высыпал немного порошка на ладонь
и, высунув длинный раздвоенный язык, принялся слизывать, пока весь порошок
не исчез.
Веселое настроение пришло сразу же, как это бывало всегда. Отведав
имбиря, Уссмак чувствовал себя сильным, быстрым, умным, непобедимым. Разумом
он понимал, что ощущения на самом деле были всего лишь иллюзией, исключая
разве только обострение чувств. Когда он вел свой танк в бой, он
воздерживался от имбиря до возвращения: ведь когда вы чувствуете, что вы
непобедимы, а на самом деле это не так, -- шансы быть убитым увеличиваются.
Он видел, как много раз это случалось с другими самцами, и старался
вспоминать об этом пореже.
Впрочем, теперь...
-- Теперь я буду пробовать все, что смогу, потому что не хочу думать о
том, что произойдет потом, -- сказал он.
Если командующий флотом захочет разбомбить базу с воздуха, Уссмак и его
товарищи по мятежу не смогут защититься, потому что не располагают
противовоздушными снарядами. Он не сможет сдаться законной власти, потому
что перешел грань, когда убил Хисслефа, -- как и его последователи,
совершившие множество убийств.
Но и держаться неопределенно долго он тоже не в силах. На базе вскоре
придут к концу запасы продовольствия и водородного топлива -- для обогрева.
Пополнения запасов не предвидится. Он не думал об этом, направляя личное
оружие на Хисслефа. Он думал только о том, чтобы тот заткнулся.
-- Это все из-за имбиря, -- раздраженно сказал он, хотя голова гудела,
когда он произносил слова вслух, -- я от него становлюсь таким же
близоруким, как Большие Уроды.
Он боялся передать базу и все, что на ней было, Большим Уродам из СССР.
Он не знал, что произойдет, если дело дойдет до сдачи. Русские давали
множество обещаний, но что они выполнят, когда он попадет им в когти?
Слишком много натворил он в боях с Большими Уродами, чтобы доверять им.
Конечно, если он не сдаст базу русским, они вполне в состоянии отнять
ее сами. Холод мешает им гораздо меньше, чем Расе. Страх перед нападением
Советов и до мятежа преследовал всех днем и ночью. Сейчас положение стало
еще хуже.
-- Никто не хочет делать тяжелую работу, -- проговорил Уссмак.
Выходить на жестокий мороз, чтобы убедиться, что русские не подобрались
к баракам, готовясь к обстрелу из минометов, никому не хотелось, но если
самцы не будут выполнять это задание, они обречены. Многие не задумывались
над этим. Сюда их привел Хисслеф, но он обладал законной властью. У Уссмака
ее не было, и он хорошо чувствовал это.
Он включил радио, стоявшее на столе, и принялся нажимать кнопки поиска
станций. Некоторые передачи принадлежали Расе; другие, тонувшие в шуме
помех, доносили нераспознаваемые слова Больших Уродов. Вообще-то ему не
хотелось слушать ни тех ни других, он чувствовал себя страшно далеким от
всех.
Затем, к своему удивлению, он поймал передачу, которая как будто была
тосевитской, но ведущий не просто говорил на его родном языке -- он явно был
самцом Расы! Ни один из тосевитов не мог избежать акцента, раздражающего или
просто забавного. А этот самец, судя по тому, как он говорил, занимал
довольно высокое положение.
-- ...снова говорю вам, что войну ведут идиоты с причудливой раскраской
тела. Они не предусмотрели ни одной трудности, с которой встретится Раса при
попытке завоевать Тосев-3, а когда они узнали об этих трудностях, что они
предприняли? Да ничего, во имя Императора! Нет, только не Атвар и его клика
облизывателей клоак. Они лишь утверждали, что Большие Уроды -- просто
дикари, вооруженные мечами, какими мы их считали, отправляясь в путь из
Дома. Сколько добрых, смелых и послушных самцов погибло из-за их упрямства?
Подумайте об этом те, кто еще жив.
-- Истинная правда! -- воскликнул Уссмак.
Кто бы ни был этот самец, он понимал, как обстоит дело. И он имел
представление о картине войны в целом. Уссмак слышал передачи с участием
пленных самцов и раньше. Большинство из них лишь патетически повторяли
фразы, написанные тосевитами. Получалась слабая неубедительная пропаганда. А
этот самец выступал так, будто он сам подготовил свой материал, и радовался
каждому оскорблению, которое он адресовал командующему флотом. Уссмак
пожалел, что пропустил начало передачи, он мог бы узнать имя и ранг
выступавшего. Тот продолжал говорить:
-- Повсюду на Тосев-3 самцы все чаще проникаются мыслью, что
продолжение этого бесполезного кровавого конфликта -- страшная ошибка.
Многие бросили оружие и сдались тосевитам той империи или не-империи,
которую они пытались отвоевать. Большинство тосевитских империй и не-империй
хорошо относятся к пленникам. Я, Страха, командир корабля "Двести Шестой
Император Йоуэр", могу лично подтвердить это. Взбалмошный дурак Атвар
собирался уничтожить меня за то, что я осмелился противостоять его
бессмысленной политике, но я сбежал в Соединенные Штаты и ни на мгновение не
пожалел об этом.
Страха! Уссмак повернул оба глаза к радиоприемнику. Страха был третьим
по рангу самцом во флоте вторжения. Уссмак знал, что он перебежал к Большим
Уродам, но не знал точно, по какой причине, -- поймать предыдущие передачи
командира ему не удавалось. Он вцепился когтями в лист бумаги, раздирая ее
на полосы. Страха говорил правду и вместо награды за это, как следовало бы,
-- пострадал.
Тем временем беглый командир продолжил:
-- Сдача тосевитам -- не единственный ваш выбор. Я слышал сообщение о
бравых самцах из Сибири, которые, устав от бесконечных приказов и не желая
выполнять невозможное, восстали -- ради свободы -- против своих, введенных в
заблуждение, командиров. Теперь они управляют своей базой независимо от
дурацких планов, которые составляются самцами, комфортно устроившимися
высоко над Тосев-3 и считающими себя мудрыми. Вы, кто слышит мой голос,
игнорируйте приказы, бессмыслицу которых вы можете видеть даже одним глазом,
причем закрытым перепонкой. Убеждайте ваших офицеров. Если это не поможет,
подражайте смельчакам из Сибири и добывайте себе свободу. Я, Страха,
закончил.
Голос командира сменили помехи. Уссмак почувствовал себя даже более
сильным и живым, чем после имбиря. Он понимал, что наслаждения, которое он
испытывал от интоксикации, в действительности не существует. А вот то, что
сказал Страха, было реальным, каждое слово. С самцами на этой планете
обходились подло, ими жертвовали без должной цели -- и без всякой цели
вообще, как мог бы подтвердить Уссмак.
Страха сказал также кое-что крайне важное. Когда он разговаривал с
самцами, находящимися на орбите, то он угрожал, что сдаст базу местным
Большим Уродам, если Раса не примет его требований или атакует мятежников.
Он колебался, не решаясь предпринять нечто большее, чем угрозы, поскольку не
знал, как Советы будут относиться к самцам, которых захватят. Но Страха
развеял его сомнения. Уссмак не очень разбирался в тосевитской географии, но
знал, что Соединенные Штаты и СССР -- это две из самых больших и сильных
не-империй на Тосев-3.
Если Соединенные Штаты хорошо обращаются с захваченными самцами,
несомненно, что и СССР должен делать то же самое. Уссмак удовлетворенно
присвистнул.
-- Теперь у нас есть новое оружие против вас, -- проговорил он и
повернул оба глаза в сторону звездных кораблей, все еще находящихся на
орбите вокруг Тосев-3.
Рот его раскрылся. Немного же знают эти самцы на орбите о Больших
Уродах.
* * *
Сэм Игер посмотрел на ракетный двигатель, с огромным трудом собранный
из частей, которые были изготовлены на заводах в маленьких городках по всему
Арканзасу и южной части штата Миссури. Двигатель выглядел "грубо" -- это
самое вежливое выражение, которое могло прийти в голову. Сэм вздохнул.
-- Однажды увидев, что способны сделать ящеры, вы понимаете: все, что
делают люди, -- просто мелочь в сравнении с этим. Не обижайтесь, сэр, --
поспешно добавил он.
-- Вовсе нет, -- ответил Роберт Годдард. -- Признавая факт, я
соглашаюсь с вами. Мы делаем все, что можем.
Его серое усталое лицо говорило, что он делает даже больше -- он
работал, не щадя себя. Игер беспокоился о нем.
Он обошел вокруг двигателя. Рядом с деталями двигателя челнока ящеров,
на котором Страха спустился, чтобы сдаться в плен, он покажется детской
игрушкой. Сэм снял форменную фуражку, провел рукой по светлым волосам.
-- Вы думаете, это полетит, сэр?
-- Единственный способ проверить -- запустить и посмотреть, что
получится, -- сказал Годдард. -- Если нам повезет, мы сможем провести
испытания на земле до того, как обернем его листовым металлом и прикрепим
сверху взрывчатку. Проблема в том, что испытания ракетного двигателя --
совсем не то, что вы могли бы назвать не бросающимся в глаза, и вскоре ящеры
не заставят себя ждать.
-- Это уменьшенная копия двигателя челнока ящеров, -- сказал Игер. --
Весстил думает, что эго дает неплохую гарантию успеха.
-- Весстил знает о летающих ракетах больше, чем кто-либо из людей, --
сказал Годдард с усталой улыбкой. -- Достаточно было видеть, как он летел со
Страхой с его звездного корабля, когда тот дезертировал. Но Весстил не
особенно разбирается в инженерном деле, по крайней мере типа "отрежь и
попробуй". Все меняется, когда вы изменяете масштаб в большую или меньшую
сторону, и вам приходится испытывать новую модель, чтобы увидеть, какая
чертовщина у вас получилась. -- Он лукаво хмыкнул. -- А у нас ведь ни в коем
случае не простое уменьшение масштаба, сержант: мы должны были приспособить
конструкцию к тому, что нам нужно и что мы умеем.
-- Совершенно верно, сэр. -- Сэм почувствовал, его уши покраснели от
возбуждения. У него была очень тонкая кожа, и он боялся, что Годдард заметит
румянец. -- Черт меня побери, если я хотя бы подумаю, чтобы спорить с вами.
Годдард имел больше опыта в обращении с ракетами, чем кто-либо, кто не
был ящером или немцем, причем к немцам он уже приближался. Игер продолжил:
-- Если бы я не читал до войны дешевые журнальчики, я бы теперь не
работал с вами.
-- Вы извлекли пользу из того, что читали, -- отвечал Годдард. -- Если
бы вы этого не сделали, вы для меня были бы бесполезны.
-- Если бы вы провели столько времени, гоняя мяч, как я, сэр, вы бы
знали: когда ты видишь хоть малейший шанс, ты хватаешь его обеими руками,
потому что его можно и упустить.
Игер снова поскреб шевелюру. Он провел всю свою взрослую жизнь -- до
прихода ящеров, -- гоняя мяч в какой-то низшей лиге. Сломанная десять лет
назад лодыжка подкосила его шансы перейти в высшую лигу, хотя он и продолжал
играть. Бесконечные переезды в автобусах и поездах от одного небольшого или
среднего города до другого... Он коротал время с "Эстаундинг" и другими
журналами научной фантастики, которые покупал в киосках. Товарищи по команде
смеялись над ним из-за того, что он читал об инопланетных чудовищах с
глазами насекомых. А теперь...
Теперь Роберт Годдард сказал:
-- Я рад, что он выпал вам, сержант. Думаю, с другим переводчиком я не
получил бы от Весстила столько информации. Дело не только в том, что вы
знаете его язык, вы еще по-настоящему чувствуете, что он старается изложить.
-- Благодарю, -- сказал Сэм, вырастая в собственных глазах. -- Как
только я получил шанс работать с ящерами, помимо стрельбы по ним, я понял,
что это именно то, чего я и хотел. Они -- очаровательны, вы ведь понимаете,
что я имею в виду.
Годдард покачал головой.
-- То, что они знают, опыт, которым они обладают, -- вот это
очаровательно. Но они сами... -- Он смущенно рассмеялся. -- Хорошо, что
Весстила нет здесь. Он был бы оскорблен, если бы узнал, что у меня от его
вида просто мороз по коже.
-- Наверное, нет, сэр, -- ответил Игер. -- У ящеров-то по большей части
таких проблем нет. -- Он сделал паузу. -- Гм-м, если подумать, его может
оскорбить другое -- как если бы куклуксклановец обнаружил, что некоторые
негры свысока смотрят на белых.
-- То есть мы не имеем права думать, что ящеры -- пресмыкающиеся, вы
это имеете в виду?
-- Верно. -- Сэм кивнул. -- Но змеи и тому подобное никогда не
беспокоили меня, даже когда я был ребенком. Что до ящеров, то каждый раз,
когда я встречаюсь с кем-то из них, я получаю возможность узнать что-то
новое: новое не просто для меня, я имею в виду, но нечто такое, чего ни один
человек не знал раньше. Это нечто особенное. В определенном смысле это
удивительнее, чем Джонатан. -- Теперь он рассмеялся таким же нервным смехом,
как только что Годдард. -- Только не говорите Барбаре, что я такое сказал.
-- Даю слово, -- торжественно сказал ученый. -- Но я понимаю, что вы
имеете в виду. Ваш сын -- открытие для вас, но он не первый ребенок, который
когда-либо существовал. Открыть что-нибудь по-настоящему впервые -- это
такое же притягивающее волнующее ощущение, как... как имбирь, скажем!
-- Поскольку ящеры нас сейчас не слышат -- я соглашусь с вами, сэр, --
ответил Игер. -- Они и впрямь без ума от этой ерунды, так ведь? --
Поколебавшись, он заговорил снова. -- Сэр, я чрезвычайно рад, что вы решили
перенести работы обратно в Хот-Спрингс. Это позволило мне находиться с
семьей, помогать Барбаре в том и этом Я имею в виду, что мы женаты еще
меньше года, и тем не менее...
-- Я рад, что все так хорошо сложилось для вас, сержант, -- сказал
Годдард, -- но не по этой причине я перебрался сюда из Коуча...
-- О, я знаю, что это не так, сэр, -- поспешно сказал Сэм.
Как будто не слыша, Годдард продолжил:
-- Хот-Спрингс -- это довольно большой город, но со слабо развитым
машиностроением. Мы находимся недалеко от Литтл-Рока, где оно развито лучше.
Все ящеры содержатся в главном госпитале армии и флота, откуда мы можем
забирать их для консультаций. Это оказалось гораздо удобнее, чем перевозить
ящеров поодиночке в южную часть Миссури.
-- Как я сказал, это очень полезно мне, -- сказал Игер. -- И мы
привезли огромную, кучу деталей от челнока ящеров, так что мы сможем изучить
их лучше.
-- Меня это беспокоило, -- сказал Годдард. -- Ящеры точно знали место,
где приземлились Весстил со Страхой. Нам повезло, что мы спрятали и
разобрали челнок так быстро, потому что они изо всех сил старались
уничтожить его. Они вполне могли высадить десант, чтобы убедиться в своем
успехе. И только дьявол смог бы их остановить.
-- Они больше не суются куда попало, как они делали, когда только
приземлились, -- сказал Сэм. -- Я полагаю, это из-за того, что мы несколько
раз давали им отпор, когда они чересчур наглели.
-- И это верно -- или, боюсь, на данный момент мы проиграли войну. --
Годдард поднялся и потянулся. Судя по гримасе, он скорее испытывал при этом
страдание, чем удовольствие. -- А другой причиной переезда в Хот-Спрингс
являются источники. Я сейчас пойду к себе в комнату, чтобы погрузиться в
горячую ванну. Я так привык обходиться без комфорта, что почти забыл, как
это чудесно.
-- Да, сэр, -- с энтузиазмом согласился Игер.
Комната на четвертом этаже в главном госпитале армии и флота, которую
он делил с Барбарой -- а теперь и с Джонатаном, -- не имела ванны: помыться
можно было только внизу, в конце холла. Сэма это не беспокоило. Годдард был
весьма важной персоной, а сам он -- просто служащим по призыву, приносившим
пользу по мере сил. С другой стороны, водоснабжение и канализация на ферме в
Небраске, где он вырос, состояли из колодца и халабуды с двумя дырками
позади дома. И никакой проточной холодной, а тем более горячей воды.
В его комнате было гораздо приятнее зимой, чем в летнее время, когда не
требовалось погружаться в местные источники, чтобы стать горячим и мокрым.
Направляясь по коридору к комнате No 429, он услышал, как шумит Джонатан. Он
вздохнул и ускорил шаг. Барбара совсем не знает покоя. И
ящеры-военнопленные, которые живут на этом этаже, тоже.
Он открыл дверь. Во взгляде Барбары мелькнуло облегчение, когда она
узнала входящего. Она протянула ему ребенка.
-- Подержи его, пожалуйста, -- сказала она. -- Что бы я ни делала, он
никак не хочет успокоиться.
-- Хорошо, дорогая, -- сказал он. -- Посмотрим, не мучает ли его
отрыжка.
Он взвалил Джонатана животиком на плечо и стал поколачивать его по
спинке. Он стучал, словно по барабану. Барбара, которая делала это более
нежно, нахмурилась, но отец добился успеха. Раз -- и Джонатан басовито
срыгнул порядочное количество полупереваренного молока. Затем он заморгал и
стал выглядеть более счастливым.
-- Молодцы! -- воскликнула Барбара. Она вытерла мундир Сэма пеленкой.
-- Вот так. Я стерла почти все, но, боюсь, от тебя некоторое время будет
пахнуть кислым молоком.
-- Это еще не конец света, -- сказал Игер. -- Можешь плюнуть и
растереть.
Запах кислого молока больше не беспокоил его. В комнате почти всегда
воняло грязными пеленками, даже когда они были убраны. Запах напоминал ему
коровник на родительской ферме, но Барбаре он об этом никогда не говорил. Он
держал маленького сына на вытянутых руках.
-- Ну вот, мальчик. Спрятал все там, где мамочка не смогла найти, так
ведь?
Барбара потянулась к ребенку.
-- Теперь я могу его взять, если хочешь.
-- Ладно уж, -- сказал Сэм. -- Я не буду его держать все время, но,
похоже, тебе требуется передышка.
-- Хорошо, что ты так считаешь.
Барбара опустилась на единственный в комнате стул. Она уже не была той
дерзкой девчонкой, какой Сэм знал ее: сейчас она выглядела изнуренной, как и
вообще в последнее время. Если вы не выматываетесь, имея ребенка, то с вами
что-то неладно -- или же у вас есть слуги, которые выматываются вместо вас.
Под зелеными глазами Барбары залегли круги; ее светлые волосы -- чуть
темнее, чем у Сэма, -- свисали скучными прядями, как будто они тоже устали.
Она тяжело вздохнула.
-- Чего бы я ни отдала за сигарету... а уж за чашку кофе...
-- О, боже, кофе, -- с тоской сказал Игер. -- Даже чашка худшего кофе,
который я когда-либо пил, из самой сальной посудины в самом вшивом маленьком
городке, в котором я только был -- а я прошел через такое их множество...
господи, как бы это было сейчас хорошо.
-- Если бы у нас был кофе по распределению, мы обязаны были бы
поделиться им с солдатами на фронте и с родителями, у которых есть дети
младше одного года. Вряд ли кто-нибудь нуждается в нем сильнее, -- сказала
Барбара.
Как ни была она измотана, она по-прежнему говорила четко и ясно, чем
всегда восхищался Сэм: до войны она окончила университет Беркли по
специальности средневековая английская литература. Тот английский, который
Сэм слышал на танцплощадках, нельзя было даже сравнивать с ее речью.
Джонатан стал извиваться, крутиться и наконец заплакал. Он начал
издавать различные звуки, демонстрирующие усиленную работу мысли. Сэм
опознал некоторые из них.
-- Он голоден, дорогая.
-- По расписанию еще не время его кормить, -- ответила Барбара. -- Но,
знаешь? Если спросить меня, то расписание надо выкинуть к черту. Я не могу
выдержать, слушая, как он кричит до момента, пока часы не скажут, что пришло
время кормления. Если он достаточно счастлив, когда сосет, чтобы побыть
некоторое время спокойным, меня это вполне устраивает. -- Она высвободила
правую руку из рукава темно-синего шерстяного платья и стянула его вниз,
чтобы высвободить грудь. -- Вот, давай его мне.
Игер передал ребенка: маленький ротик впился в ее сосок. Джонатан сосал
жадно. Игер слышал, как он глотает молоко. В эти дни использовать бутылочки
нельзя -- нет специальных смесей, нет простых способов содержать вещи в
чистоте, как это требуется. Но даже кормление грудью -- не слишком сложная
вещь, если к нему привыкнуть.
-- Я думаю, он будет спать, -- сказала Барбара.
Даже голос диктора на радио, рассказывавшего о победном налете
бомбардировщиков Джимми Дулитла на Токио, не звучал так возбужденно. Она
продолжила:
-- Кажется, он захочет пососать и другую грудь. Помоги мне стянуть
рукав, Сэм. Я не могу сама, пока держу его.
-- Конечно.
Он поспешил к ней, спустил рукав и помог ей вытянуть руку. Дальше она
справилась сама. Платье спустилось до талии. Через пару минут она переложила
Джонатана к левой груди.
-- Хорошо бы, чтобы он заснул поскорее, -- сказала Барбара. -- Я
замерзла.
-- Судя по его виду, он уже собирается, -- ответил Сэм.
Он накинул сложенное пополам полотенце на левое плечо жены, не столько
для того, чтобы согреть ее, а чтобы она не запачкалась, когда ребенок
срыгнет.
Она подняла бровь.
-- "Судя по его виду, он уже собирается", -- словно эхо, повторила она.
Он понимал, на что она намекает. Он не мог бы построить такую фразу,
когда они встретились впервые; для этого пришлось бы сначала как следует
выучиться в школе, а уж потом перейти на игру в мяч.
-- Все дело в компании, которая меня окружает, -- ответил он с улыбкой,
затем заговорил более серьезно. -- Мне вообще нравится учиться у окружающих
-- и у ящеров тоже, если получается. Разве надо удивляться, что я научился
чему-то у тебя?
-- О, в своем роде это удивительно, -- сказала Барбара. -- Многим
людям, похоже, ненавистна сама мысль -- учиться чему-нибудь новому. Я рада,
что ты не такой, иначе жизнь была бы тоскливой. -- Она посмотрела на
Джонатана. -- Да, он уснул. Хорошо.
Вскоре ее сосок выскользнул из ротика ребенка. Она подержала его еще
немного, затем осторожно подняла на плечо и похлопала по спинке. Он
отрыгнул, не просыпаясь и не сплевывая. Она вновь опустила его на руку и
подождала несколько минут, затем поднялась и переложила его в деревянную
колыбельку, которая занимала большую часть их крохотной комнаты. Джонатан
вздохнул. Она постояла возле него, опасаясь, что малыш проснется. А затем
его дыхание стало ровным. Она выпрямилась и потянулась за платьем.
Прежде чем она успела его надеть, Сэм оказался у нее за спиной и сжал
груди руками. Она повернула голову и улыбнулась ему через плечо, но это не
была приглашающая улыбка, хотя пару недель назад они снова начали заниматься
любовью.
-- Ты не считаешь, что мне лучше просто немножко полежать? -- спросила
она. -- Сама я именно так и считаю. Это не означает, что я не люблю тебя,
Сэм, просто я так устала, что света белого не вижу.
-- Конечно, я понимаю, -- сказал он и отпустил ее.
Теплое мягкое ощущение ее тела осталось запечатленным на его ладонях.
Он лягнул пол, покрытый линолеумом.
Барбара быстро натянула платье, затем обернулась и положила руки ему на
плечи.
-- Спасибо, -- сказала она. -- Я знаю, что тебе это нелегко.
-- Надо просто привыкнуть, только и всего, -- сказал он. -- Женитьба в
разгар войны не очень располагает к комфорту, и потом ты сразу
забеременела... -- Лучшее, о чем они могли вспомнить, случилось в их брачную
ночь. Он хмыкнул. -- Конечно, если бы не война, мы никогда не встретились