заострять внимание на этом. Сталин некоторое время задумчиво посасывал
трубку, затем сказал:
-- Даже если они наделают бомб для себя, что в этом хорошего? Свой
остров они уже спасли и без бомб. Свою империю они не спасут и с бомбами,
потому что не могут доставить их в Африку или в Индию Значит, эти территории
останутся в руках ящеров
-- Это неоспоримо, -- отметил Молотов.
Недооценивать способности Сталина -- значит подвергать себя опасности.
Он всегда был грубым, он мог быть наивным, глуповатым, близоруким. Но когда
он бывал прав, как это частенько случалось, его правота получалась такой
захватывающей, что это возмещало все остальное.
-- Если германские фашисты вынудят ящеров оставить территорию, которую
оккупировали до вторжения инопланетян, будет интересно посмотреть, сколько
стран пожелает вернуться под власть нацистов.
-- Значительная часть оккупированной фашистами земли была нашей, --
сказал Молотов. -- Ящеры оказали нам услугу, изгнав их.
"Ручные" правительства, подчиняющиеся нацистам, существовали на севере
и вблизи румынской границы. Нацистские банды, на ступеньку более
организованные, чем партизаны, по-прежнему хозяйничали на большинстве
территорий, раньше контролировавшихся нацистами. Но эти проблемы были
решаемыми в отличие от смертельной опасности, исходившей вначале от
нацистов, а теперь -- от ящеров.
Сталин был согласен с Молотовым:
-- Лично меня не трогает, что ящеры остаются в Польше. В мирной
обстановке лучше иметь на нашей западной границе их, чем фашистов: если их
принудить к заключению мира, они, скорее всего, согласятся.
Однажды он уже недооценил Гитлера: повторения ему не хотелось. Молотов
с готовностью кивнул. Здесь он был согласен со своим хозяином.
-- Нацисты со своими ракетами, с их газом, парализующим дыхание, с их
бомбами из взрывчатого металла были бы очень неприятными соседями.
-- Да.
Сталин выпустил дым. Его глаза сузились. Он смотрел скорее сквозь
Молотова, чем на него. Это был не тот взгляд, которым он мысленно изгонял
ставшего неугодным фаворита. Он просто напряженно думал. Через некоторое
время он сказал:
-- Давайте будем гибкими, Вячеслав Михайлович. Давайте вместо
требования покинуть нашу территорию до начала переговоров предложим
перемирие на время проведения переговоров. Может быть, это сработает, может
быть, и нет. Если мы не будем подвергаться налетам и обстрелам, наша
промышленность и коллективные хозяйства получат возможность начать
восстановление.
-- Внесем это предложение сепаратно или попробуем продолжить создание
народного фронта людей против инопланетян-империалистов? -- спросил Молотов.
-- Вы можете проконсультироваться с американцами и немцами перед
отправкой предложения ящерам, -- сказал Сталин с видом человека,
оказывающего большую милость. -- По этому вопросу можете также
проконсультироваться с британцами, с японцами, с китайцами -- малыми
державами, -- добавил он, жестом руки выражая пренебрежение. -- Если они
захотят сделать ящерам такое же предложение одновременно, это будет
правильно и хорошо: мы двинемся вперед вместе. Если не захотят... мы все
равно двинемся вперед.
-- Как скажете, товарищ генеральный секретарь.
Молотов не был уверен, что это самый разумный курс, но, представив себе
выражение лица фон Риббентропа, когда он получит депешу, разъясняющую новую
советскую политику, -- а еще лучше выражение его лица, когда он будет
сообщать эту новость Гитлеру, -- решил, что новый курс того стоит.
-- Я сразу же начну готовить телеграмму.
* * *
Генрих Ягер был неплохим наездником. Но сегодня он не испытывал
никакого удовольствия от поездки верхом. Если требуется забираться на
лошадь, чтобы объехать штабы корпусов, это доказывает только одно: для
катания на автомобиле топлива не нашлось. У вермахта едва хватало топлива
для танков, а для посещения штабов имелись только две возможности -- ехать
на гнедой кобыле или на своих двоих.
Дорога в лесу разветвлялась. Ягер направил кобылу на юг, по правому
ответвлению. Оно вело не напрямик к расположению полка. Езда верхом давала,
в частности, то преимущество, что в отличие от "фольксвагена" лошади
водитель не требовался. Ягеру не хотелось, чтобы кто-нибудь знал, что он
повернул направо. В противном случае вскоре ему предстояла бы интимная
дискуссия с СС, СД, с гестапо, с абвером или другой службой безопасности или
разведкой, которая наложила бы на него лапу (не говоря уже о различных
тупых, острых, нагретых и проводящих электричество инструментах).
-- Зачем я делаю это? -- сказал он в тишине леса, нарушаемой лишь
далеким гулом артиллерийской стрельбы. Кобыла в ответ фыркнула.
Он чувствовал себя так, словно фыркнул и сам. Ответ был известен:
во-первых, долг по отношению к Анелевичу лично, во-вторых, Анелевич и его
еврейские борцы честно соблюли условия сделки, которую заключили с ним, и
уже за это не заслуживали испепеления, а в-третьих, он каждый раз внутренне
съеживался, вспоминая о том, что рейх делал с евреями в Восточной Европе до
прихода ящеров -- и продолжает делать на территориях, которые контролирует.
Он живо представлял себе пленников-евреев и гомосексуалистов, которые
работали на атомном котле под замком Шлосс Гогентюбинген, пока не умирали --
на что редко требовалось много времени.
Было ли это достаточным основанием, чтобы нарушить воинскую присягу?
Глава СС и лично фюрер дали задание Скорцени нанести атомный удар по Лодзи.
Кто такой полковник Ягер, чтобы утверждать, что они ошибались.
-- Человек, -- сказал он, отвечая на вопрос, не заданный вслух. -- Если
я не могу жить в ладу с самим собой, что хорошего в чем-то другом?
Временами ему хотелось отключить разум, сделаться бесчувственным ко
всем проявлениям войны. Он знал множество офицеров, которые знали об ужасах,
творимых рейхом на востоке, и не только отказывались думать о них, но
временами даже отрицали свое знание. Затем был Скорцени, который тоже знал о
них, но не осуждал. Ягера не устраивало ни то ни другое. Он не был ни
прячущим голову в песок страусом, ни фарисеем.
И поэтому он ехал теперь с автоматом на коленях, опасаясь патрулей
ящеров, германских патрулей, польских разбойников, еврейских разбойников...
и вообще всех. Чем меньше людей он встретит, тем лучше.
Выехав из леса на открытое пространство, он вздрогнул. Теперь его можно
было увидеть с расстояния в километры, а не за несколько метров. Конечно, в
эти времена немало людей разъезжает верхом, и многие из них в форме и с
оружием. И они не обязательно солдаты. Польша стала такой же, каким кино
показывало американский Дикий Запад. Нет, еще хуже -- у ковбоев не было
пулеметов и танков.
Его глаза обшаривали пространство. Никого. Двинулся вперед. До фермы
было недалеко. Он оставит послание, пустит кобылу рысью и вернется в полк
всего на час позже по сравнению с расчетным временем. Поскольку любые
способы передвижения в эти времена крайне ненадежны, никто над этим
опозданием не задумается.
-- Вот сюда мы и едем, -- тихо сказал он, узнав ухоженную рощу из
яблонь. Кароль передаст сообщение Тадеушу, Тадеуш сможет передать сообщение
Анелевичу, и все станет на свои места.
Впереди было тихо. Слишком тихо? У Ягера на затылке волосы встали
дыбом. Ни кур во дворе, ни блеяния овец, ни хрюканья свиней. Никого нет на
полях, нет и играющих маленьких детей возле дома. Как и большинство поляков,
Кароль растил целую кучу детей. Их всегда было видно -- или хотя бы слышно.
Но не сейчас.
Его лошадь фыркнула и шарахнулась в сторону, вокруг ее глаз
обозначились белки.
-- Спокойно, -- сказал Ягер, и лошадь успокоилась.
Но что-то пугало ее. Она шла вперед, но ноздри ее раздувались при
каждом выдохе.
Ягер тоже принюхался. Вначале он не заметил ничего необычного. Затем
почуял то, что беспокоило кобылу. Чувствовался слабый запах разложения,
словно домашняя хозяйка достала кусок говядины, слишком долго пролежавший в
холодильнике.
Он понимал, что ему следует повернуть лошадь и ускакать при первом же
запахе опасности. Но запах указывал и на то, что опасности здесь уже нет.
Она была -- и ушла, возможно, пару дней назад. Ягер подвел все сильнее
сопротивляющуюся кобылу к дому и привязал к столбу. Затем перевел
предохранитель "шмайссера" в положение автоматического огня.
В полуоткрытую входную дверь с жужжанием влетали и вылетали мухи. Ягер
пинком распахнул ее. От неожиданного шума кобыла вздрогнула и попыталась
убежать. Ягер вошел в дом.
Первые два тела лежали в кухне. Одна из дочерей Кароля, лет семи, была
застрелена в затылок -- как на казни. Здесь же лежала его жена, голая, на
спине. Между глазами у нее было пулевое отверстие. Кто-то ее изнасиловал, а
может быть, и неоднократно, прежде чем убить.
Закусив губу, Ягер вышел в гостиную. Здесь свою смерть нашли несколько
детей. Посетители надругались над одной из девочек, маленькой,
светловолосой, лет двенадцати: Ягер помнил, что она постоянно улыбалась,
точно так же, как мать. Черный хлеб, который он съел на завтрак, попытался
вырваться наружу. Сжав челюсти, он не справился с рвотным позывом.
Двери в спальню Кароля были широко распахнуты, как раздвинутые ноги ее
жены и дочери. Ягер вошел. На кровати лежал Кароль. Он был убит, но не
аккуратно и безразлично -- его убийцы потратили на свою работу немало
времени и труда. А Кароль перенес боль, очень много боли, прежде чем ему
позволили умереть.
Ягер отвернулся, ослабевший и напуганный. Теперь он знал, кто посетил
этот дом. Свой, так сказать, шедевр они подписали: на животе Кароля они
выжгли раскаленной кочергой эсэсовские руны. Следующий интересный вопрос:
что они успели выспросить до того, как отрезали ему язык? Он не знал имени
Ягера -- полковник-танкист называл себя Иоахимом, -- но если он описал
внешность Ягера, на то, чтобы вычислить, о ком идет речь, СС много времени
не потребуется.
Бессмысленно насвистывая, Ягер вышел из дома, отвязал кобылу и поехал
прочь. Куда ему теперь ехать? Может, лучше всего сбежать ради спасения
жизни? Если он сможет добраться до Лодзи, то Анелевич и евреи защитят его.
Как это ни иронично, но тем не менее, вероятно, было бы правильно.
В конце концов, вместо того чтобы ехать на юг, он повернул на север, в
расположение полка. Кароль и его семья мертвы уже несколько дней. Если бы СС
узнало о нем, его уже схватили бы. И черт с ними, с евреями, он должен
продолжать войну с ящерами.
Когда он прибыл на место, Гюнтер Грилльпарцер, оторвавшись от игры в
скат, спросил:
-- У вас что-то зеленое вокруг подбородка, сэр. С вами все в порядке?
-- Должно быть, я выпил плохой воды, -- ответил Ягер. -- Я соскакивал с
этого жалкого животного, -- он похлопал по шее лошади, -- и садился в кустах
каждые пять минут, и это в течение всего пути от штаба корпуса.
Это объясняло не только его бледность, но более позднее возвращение.
-- Галопирующее дерьмо не очень-то забавно, командир, -- сочувственно
сказал наводчик. Затем он расхохотался и показал на кобылу Ягера. --
Галопирующее дерьмо! Согласны, командир? Я пошутил, даже не заметив этого.
-- Жизнь временами именно так и выглядит, -- сказал Ягер.
Грилльпарцер почесал голову. Ягер уводил лошадь. Он проехал на ней
долгий путь: надо бы обиходить ее. Грилльпарцер пожал плечами и вернулся к
карточной игре.
* * *
Нье Хо-Т'инг и Хсиа Шу-Тао прошли контроль маленьких чешуйчатых
дьяволов и были пропущены в главную часть палатки на острове в сердце
Запрещенного Города.
-- Хорошо, что вы взяли меня с собой, -- сказал он, -- вместо...
Он не договорил.
"Вместо вашей женщины, которую я попытался изнасиловать", -- мысленно
закончил предложение Нье, хотя, наверное, не совсем так, как сказал бы его
помощник. Вслух он ответил:
-- У Лю Мэй болезнь, какие бывают у маленьких детей. Лю Хань попросила
у центрального комитета освобождения от этой обязанности, чтобы ухаживать за
девочкой. Разрешение на указанное освобождение было дано...
Хсиа Шу-Тао кивнул.
-- Женщины должны ухаживать за своим отродьем. Это -- одна из вещей, в
чем они хороши. Они...
Он снова оборвал фразу. И снова у Нье Хо-Т'инга не было трудностей с
возможным продолжением. "Они также хороши, чтобы лежать на них, что и
приводит к появлению отродья". Но Хсиа, хотя и мог так думать, промолчал.
Его образование, хотя и очень медленно, все же продвигалось.
-- У Лю Хань есть интересные проекты, которые осуществляются, -- сказал
Нье.
Хсиа Шу-Тао снова кивнул, но не стал расспрашивать. В отсутствие женщин
Хсиа проявлял недюжинный ум. Он не стал бы намекать на место, где находится
чешуйчатый дьявол Томалсс, в присутствии других маленьких чешуйчатых
дьяволов.
Нье думал, что к этому времени он уже будет передавать маленьким
дьяволам небольшие кусочки Томалсса, по одному за раз. Но так не получилось.
Захват маленького дьявола, который украл ребенка Лю Хань, прошел, как и было
запланировано -- даже лучше, чем планировалось, -- но женщина до сих пор не
осуществила жестокой мести, которую намечали они с Нье. Он удивлялся,
почему. Не похоже, чтобы она стала христианкой или сотворила еще какую-то
подобную глупость.
В палатке единственными предметами мебели, изготовленной людьми, были
два стула. Нье и Хсиа сели. Через мгновение вошли маленький чешуйчатый
дьявол по имени Ппевел и его переводчик, уселись за рабочим столом. Ппевел
разразился потоком шипений и щелчков, скрипов и покашливаний. Переводчик
превратил все это в довольно сносный китайский язык:
-- Помощник администратора восточного региона главной континентальной
массы отмечает, что один из вас выглядит иначе, чем на предыдущих
заседаниях. Кто отсутствует -- Нье Хо-Т'инг или Лю Хань?
-- Отсутствует Лю Хань, -- ответил Нье.
У маленьких дьяволов были такие же трудности в узнавании людей, как у
людей с дьяволами.
Ппевел заговорил снова:
-- Мы подозреваем связь между нею и исчезновением исследователя
Томалсса.
-- Ваш и мой народы находятся в состоянии войны, -- ответил Нье
Хо-Т'инг. -- Мы соблюдали перемирие, на которое пошли в обмен на ребенка Лю
Хань. Больше от нас ничего требоваться не должно. Подозревайте все, что
хотите.
-- Вы нахальны, -- сказал Ппевел.
Это высказывание империалистического эксплуататора -- маленького
чешуйчатого дьявола -- едва не вызвало у Нье Хо-Т'инга громкий смех. Он
этого не сделал -- он находился здесь по делу. Он сказал:
-- Мы узнали, что вы, чешуйчатые дьяволы, серьезно рассматриваете
перспективу прекращения огня без ограничения времени для обсуждения вашего
ухода с территории миролюбивого Советского Союза и других государств.
-- Эти требования находятся в процессе обсуждения, -- ответил Ппевел
через переводчика. -- Но к вам они не имеют никакого отношения. Из Китая мы
не уйдем ни при каких обстоятельствах.
Нье посмотрел на него с унынием. Сам Мао Цзэдун приказал ему добиться
включения в переговоры Китая -- а точнее, Народно-освободительной армии. Для
него стал потрясением отказ маленьких чешуйчатых дьяволов еще до того, как
он высказал предложение. Это напомнило Нье надписи, которые европейские
иностранные дьяволы помещали в своих колониальных парках: "Собаки и китайцы
не допускаются".
-- Вы пожалеете об этом решении, -- сказал он, когда к нему вернулся
дар речи. -- То, что мы делали до сих пор, было только булавочными уколами
по сравнению с тем, что мы можем сделать.
-- То, что вы можете сделать, действительно булавочный укол по
сравнению разрушениями, которые создает бомба из взрывчатого металла, --
ответил Ппевел. -- У вас ее нет. Мы достаточно сильны, чтобы удерживать эту
землю, что бы вы ни делали. Мы будем ее удерживать.
-- Если так, мы превратим вашу жизнь в настоящий ад, -- с горячностью
ответил Хсиа Шу-Тао -- Вы будете выходить на улицу -- кто-то может
выстрелить в вас. Вы садитесь в автомобиль, грузовик или танк -- вы можете
наехать на мину. Вы едете из одного города в другой -- кто-то может ударить
по дороге из миномета. Вы доставляете продовольствие в город -- вам придется
проверять, не отравлено ли оно.
Нье не хотелось, чтобы его помощник высказывал маленьким дьяволам
пустые угрозы. Лю Хань здесь знали лучше: она была, как однажды понял Нье к
своему замешательству, мастером упрашивать -- до того момента, пока она не
подготовится, чтобы обрушиться на цель всеми силами. Но с обуревавшими Хсиа
чувствами Нье был согласен.
На Ппевела это не подействовало.
-- А чем это отличается от того, что вы делаете сейчас? -- спросил он.
-- Мы удерживаем центры сосредоточения населения, мы удерживаем дороги между
ними. Используя их, мы можем удерживать и сельскую местность.
-- Попробуйте, -- сказал ему Нье Хо-Т'инг. Этот рецепт применяли японцы
при оккупации северо-восточного Китая. Его нельзя использовать при нехватке
личного состава. -- Вы можете обнаружить, что цена, которую вы должны
заплатить, выше, чем вы можете себе позволить.
-- Мы терпеливы, -- ответил Плевел. -- В конце концов мы измотаем вас.
Вы, Большие Уроды, слишком торопливы для длительных кампаний.
Нье Хо-Т'инг привык считать торопливыми европейцев и японцев,
безнадежно не способными иметь дело с Китаем. Он не считал себя тупым
бесчувственным варваром. Направив на Ппевела палец, он отчеканил:
-- Вы потеряете здесь, в Китае, бойцов больше, чем от бомбы из
взрывчатого металла. Для вас лучше обсуждать мирный уход ваших сил теперь,
чем видеть их уничтоженными по частям.
-- Угрозы говорить легко, -- сказал Ппевел. -- Осуществить их труднее.
-- Завоевания иногда тоже легко получаются, -- ответил Нье. -- Но
удержать завоеванное труднее. Если вы останетесь здесь, вам придется иметь
дело не только с Народно-освободительной армией, вы это знаете. Гоминьдан и
восточные дьяволы -- японцы -- будут сражаться бок о бок с нами. Если для
войны потребуется поколение или больше, мы примем это как необходимость.
Он был уверен, что говорит правду о гоминьдане. Чан Кайши предал
китайскую революцию, но он был обычным коварным политиком. Даже после
японского завоевания он сохранил большую часть сил для борьбы с
Народно-освободительной армией, подобно тому как Мао сохранил свои силы для
борьбы с ним. Оба видели необходимость в продолжительной войне для
достижения своих целей.
Что собираются предпринять японцы, вычислить было труднее. Но,
несомненно, они ненавидят чешуйчатых дьяволов и будут биться с ними жестоко,
пусть даже и без особой политической проницательности.
Ппевел сказал:
-- Как я уже сказал раньше, мы собираемся удерживать эту страну. Ваши
угрозы мы игнорируем. Ваши булавочные уколы мы игнорируем. Мы признаем
только настоящую силу. Вы слишком отсталы, чтобы сделать бомбу из
взрывчатого металла. Нам нет нужды бояться вас или того, что вы можете
сделать.
-- Может быть, мы не сможем сделать ее, -- прошипел Хсиа Шу-Тао, -- но
у нас есть союзники. Одна из таких бомб может уже появиться в китайском
городе.
На этот раз Нье мысленно одобрительно похлопал Хсиа по плечу. Это было
именно то, что следовало сказать. Нье знал -- хотя и не думал, что это
известно Хсиа, -- о послании Мао Сталину с просьбой передать ему первую же
бомбу, которая не понадобится самому Советскому Союзу для защиты в ближайшее
время.
Переводчик перевел. Ппевел подпрыгнул на своем стуле, словно сел на
что-то острое.
-- Вы лжете, -- сказал он.
Тем не менее переводчик говорил неуверенно. И Нье подумал, что и голос
Ппевела звучал не слишком твердо. Он пожалел, что с ним нет Лю Хань: она бы
лучше распознала тон маленького дьявола.
-- Разве мы лжем, когда говорим, что у нас есть союзники? -- ответил
Нье. -- Вы знаете, что это так. Соединенные Штаты были союзниками гоминьдана
и Народно-освободительной армии против японцев еще до того, как вы,
чешуйчатые дьяволы, пришли сюда. Советский Союз стал союзником
Народно-освободительной армии в борьбе против гоминьдана. И США, и Советский
Союз располагают бомбами из взрывчатого металла.
Он подумал, что шансы Китая получить одну из таких бомб невелики. Но он
не должен сообщать это Ппевелу. Чем скорее маленький дьявол поверит, что это
возможно, тем больше Народно-освободительная армия сможет выторговать.
И он убедил Ппевела. Это он видел. Высокопоставленный чешуйчатый дьявол
и его переводчик несколько минут говорили между собой. Наконец Ппевел
обратился к людям:
-- Я по-прежнему не верю вашим словам, но я доведу их до внимания моих
вышестоящих начальников. Они передадут вам свое решение о включении вас,
китайцев, в эти переговоры.
-- Для их собственной и для вашей пользы лучше, если они не будут
тянуть, -- еще раз по-крупному сблефовал Нье.
-- Они решат сами, а не когда нужно вам, -- ответил Ппевел.
Нье мысленно пожат плечами: не каждый блеф срабатывает. Он понял, что
они применят тактику затягивания. Маленькие дьяволы будут обсуждать и
обсуждать -- и затем скажут "нет". Ппевел продолжил:
-- На этом переговоры между нами на этот раз закончены. Вы свободны,
ожидайте решения моих вышестоящих.
-- Мы вам не слуги, чтобы уходить по вашему капризу, -- рассерженно
сказал Хсиа Шу-Тао.
Но переводчик не стал затрудняться переводом этой фразы: вместе с
Плевелом он удалился в заднюю часть огромной оранжевой палатки. В отсек,
который Нье считал залом переговоров, вошел вооруженный маленький дьявол --
чтобы убедиться, что китайцы не станут задерживаться.
До возвращения из Запрещенною Города в хриплую суматоху остальной части
Пекина, Нье молчал и был задумчив: частично из-за того, что ему требовалось
обмозговать высокомерные заявления Ппевела, а частично из опасения, что
маленькие чешуйчатые дьяволы подслушают, если он будет говорить с Хсиа
поблизости от их крепости.
Наконец он сказал:
-- Боюсь, что нам придется организовывать народный фронт с гоминьданом
и, может быть, даже с японцами, если
мы решим убедить маленьких дьяволов, что оставаться в Китае для них
означает больше неприятностей, чем выгод. Хсиа выглядел разочарованным.
-- У нас был народный фронт с гоминьданом против японцев. Это был
только шум да речи. На войне он значил немного и не удержал
контрреволюционеров от выступлений против нас.
-- И нас против них, -- сказал Нье, вспомнив некоторые собственные
подвиги. -- Возможно, этот народный фронт будет таким же, как прежний. Но
может быть, и нет. Позволительна ли роскошь борьбы друг с другом, когда
одновременно мы ведем войну с маленькими чешуйчатыми дьяволами? Сомневаюсь.
-- Сможем мы убедить гоминдановскую клику и японцев бороться с общим
врагом вместо того, чтобы биться друг с другом и с нами? -- парировал Хсиа.
-- В этом я тоже сомневаюсь.
-- И я тоже, -- с беспокойством сказал Нье. -- Но если не сможем, то
проиграем эту войну. Кто придет нам на помощь? Советский Союз? Они разделяют
нашу идеологию, но слишком увязли в борьбе, сначала с немцами, а теперь с
чешуйчатыми дьяволами. Что бы мы ни говорили Ппевелу, я не думаю, что в
ближайшее время Народно-освободительная армия получит от Советского Союза
бомбу из взрывчатого металла.
-- В этом вы правы, -- сказал Хсиа, плюнув в канаву. -- Сталин соблюдал
договор, который заключил с Гитлером, до тех пор, пока Гитлер не напал на
него. Если он заключит договор с маленькими чешуйчатыми дьяволами, то тоже
станет соблюдать его. Это значит, что нам придется вести длительную войну в
одиночку,
-- Тогда нам тем более нужен народный фронт -- настоящий народный
фронт, -- сказал Нье Хо-Т'инг.
Хсиа Шу-Тао снова плюнул, но в конце концов кивнул.


    Глава 15



-- Бронебойный! -- рявкнул Ягер.
Башня "пантеры" разворачивалась -- хотя и не так быстро, как хотелось
бы Ягеру, -- нацеливая орудие танка на бронетранспортер ящеров. Корпус
"пантеры" скрывал холм перед ней, а башню хорошо маскировал кустарник: ящеры
не могли видеть, что здесь прячется танк.
-- Бронебойный! -- как эхо повторил Гюнтер Грилльпарцер, прижимаясь
лицом к прицелу длинной семидесятимиллиметровой пушки "пантеры".
Карл Мехлер вложил снаряд с отбрасываемым башмаком.
-- Врежь ему, Гюнтер, -- сказал заряжающий.
Ягеру, высунувшемуся по плечи из люка башни, грохот показался таким
сильным, будто наступил конец света. Генрих мигнул, когда из ствола вырвался
яркий язык пламени метровой длины. Внутри башни латунная гильза со звоном
ударилась в пол машины.
-- Попал! -- возбужденно закричал Грилльпарцер. -- Горит!
"Это хорошо, когда они горят", -- подумал Ягер.
Снаряды с отбрасываемым башмаком могут пробивать броню боковых стенок
корпуса танка ящеров. Если бы они не справлялись с более легкой броней
транспортеров пехоты, их не стоило бы применять.
-- Назад, -- сказал он Иоганнесу Друккеру через интерком.
Водитель включил заднюю передачу заранее. Теперь он повел машину назад
по склону холма на следующую подготовленную огневую позицию.
Другие танки его полка также били вдаль по объектам ящеров. Пехотинцы
прятались между деревьев и в развалинах зданий, ожидая удобного момента,
чтобы ударить ручными ракетами по технике врага. Пехотинцы ящеров делали то
же самое с германскими танками в начале своего нашествия. Было приятно
ответить врагу таким же оружием.
Над головой в сторону ящеров проносились с шумом товарного поезда
артиллерийские снаряды. За считанные дни вермахт отодвинул линию фронта на