Страница:
снарядов.
-- А обычных бронебойных вы не привезли, на случай, если эти окажутся
не такими прекрасными, какими их считают ребята на полигонах?
-- Ох, нет, герр полковник, -- ответил Иоахим. -- Что подвезли на
поезде, то мы и доставили.
Ропот в толпе танкистов не был похож на мятежный, но и радости в нем
тоже не прозвучало.
-- Ладно, у нас осталось по несколько снарядов прежнего образца. Мы
хоть знаем, на что они годятся и с чем не справляются. Скажите мне только
одну вещь, прямо сейчас, вы, двое! Может новый снаряд пробить лобовую броню
танка ящеров?
Оба подвозчика печально покачали головами.
-- Этого я и боялся, -- ответил Ягер. -- Дело обстоит так: каждая
машина ящеров, которую нам удается подбить, обходится нам примерно в шесть
-- десять танков. Было бы еще хуже, если бы наши экипажи не превосходили
ящеров в умении. Но мы потеряли так много ветеранов, что это наше
преимущество постепенно уходит. Это положение могло бы изменить орудие,
которое позволило бы нам встречаться с ними лицом к лицу.
-- Круче всего изменили бы положение бомбы, которые они сбросили на
Бреслау и Рим, -- вклинился в разговор Гюнтер Грилльпарцер. -- И я знаю, где
ее надо взорвать.
-- Где же? -- спросил Ягер с любопытством. До сих пор его наводчик не
проявлял интереса к стратегии.
-- Лодзь! -- быстро ответил Грилльпарцер. -- Прямо в центр города.
Взорвет всех ящеров и всех собравшихся там жидов, вот так вот!
На руках у него были перчатки, поэтому, вместо того чтобы щелкнуть
пальцами, он просто плюнул в снег.
-- Не возражал бы избавиться от ящеров, -- согласился Ягер. -- А
евреи... -- Он пожал плечами. -- Анелевич сказал, что он не позволит ящерам
провести контрнаступление из города, и он добился этого. За это он
заслуживает доверия, если уж интересно мое мнение.
-- Да, герр полковник.
Круглое мясистое лицо наводчика стало печальным. Впрочем, на лице
Грилльпарцера большую часть времени сохранялось печальное выражение. Он
знал, что с командиром полка лучше не спорить, но думать о евреях с теплотой
и добротой был не способен.
Ягер посмотрел на остальных танкистов. Никто не возразил ему, не
высказался против, но никто и не сказал доброго слова о евреях в лодзинском
гетто. Это обеспокоило Ягера. Он не испытывал симпатии к евреям, но его
охватил ужас, когда он узнал, что немецкие войска делали с ними в
захваченных рейхом областях. Он не хотел знать об этом, но, столкнувшись с
подобными фактами, не стал делать вид, что слеп. Большинство германских
офицеров, к его стыду, никаких угрызений совести не испытывали.
Правда, именно сейчас ему не было нужды думать об этом.
-- Разделим, что нам привезли, -- сказал он своим людям. -- Если
получим дохлую свинью, будете есть свиные котлеты.
-- Это барахло способно всех нас превратить в дохлых свиней, --
проворчал Карл Мехлер, тяжело дыша.
Тем не менее он получил свою долю новых снарядов и уложил их в зарядные
ящики "пантеры".
-- Они ненормальные какие-то, -- проговорил он, вылезая из танка. --
Выглядят странно. Раньше ничего такого у нас не было.
-- Разведка сообщает, что одна из причин, которая приводит ящеров в
бешенство, состоит в том, что мы продолжаем получать новые изобретения, --
сказал Ягер. -- Сами ящеры не изменяются -- или изменяются незначительно. Вы
хотите быть такими, как они?
-- Конечно, нет, сэр, но я не хочу изменений к худшему, -- сказал
Мехлер. -- Эти штуки выглядят, как сосиски, торчащие из булки, будто
какой-то инженер решил пошутить над нами.
-- Внешний вид ни при чем, -- ответил Ягер. -- Если эти новые снаряды
не будут действовать так, как ожидается, то чьи-то головы полетят с плеч.
Правда, испытывать их придется нам.
-- Если эти новые снаряды не будут действовать, как ожидается, то
покатятся наши головы, -- сказал Карл Мехлер. -- Может быть, потом покатятся
и еще чьи-то, но мы этого уже не увидим.
Мехлер был прав, и Ягер мог только бросить ему укоризненный взгляд.
Пожав плечами, заряжающий забрался в башню. Через мгновение за ним
последовал Грилльпарцер. Ягер тоже забрался в танк и откинул люк башни,
чтобы стоя наблюдать за окрестностями. Водитель Иоганнес Дрюккер и второй
наводчик Бернхард Штейнфелъдт заняли свои места в передней части боевого
отделения "пантеры".
Заработал мощный бензиновый двигатель Майбаха. Из выхлопной трубы
повалил вонючий дым. Все собравшиеся на поляне "пантеры", "тигры" и Pz-IV
ожили. Ягер подумал: словно множество динозавров вздохнули в холодное зимнее
утро.
Дрюккер поерзал "пантерой" вперед и назад, включая по очереди первую
передачу и задний ход, чтобы разломать лед, который намерз за ночь между
катками в параллельных рядах. Проблема со льдом была единственным
недостатком подвески, которая обеспечивала плавный ход даже на неровной
местности. Временами даже этот прием с ерзаньем не мог освободить катки.
Тогда приходилось разводить костер и расплавлять лед, только после этого
можно было сдвинуться с места. Вражеская атака в такие моменты была
смертельно опасной [Про ходовую часть "пантеры" мы уже писали. Созданная на
грани технических возможностей того времени, она обеспечивала этому
переутяжеленному танку превосходную подвижность, но ценой очень низкой
надежности. Достаточно сказать, что "пантера" проходила без ремонта в
среднем 80 км. Ломалось все. -- Прим. ред.].
Но сегодня немцы были охотниками, а не дичью -- по крайней мере, в
данное время. Танки выползли с поляны. Их сопровождали несколько самоходных
установок и пара колесно-гусеничных транспортеров с пехотинцами. Некоторые
пехотинцы были вооружены ручными противотанковыми ракетами -- еще одна идея,
позаимствованная у ящеров. Ягер подумал, не следует ли обратить на них
внимание своего экипажа, но потом решил не беспокоить ребят. Они и так
прекрасно делали свое дело.
Против поляков, против французов, против русских танки вермахта всегда
шли впереди пехоты, пробивая огромные дыры в обороне противника. Поступи так
в поединке с ящером -- и твоя голова наверняка покатится под гусеницы.
Единственная тактика, которая время от времени позволяла оттеснить их, --
комбинированные операции с применением разных родов оружия. Но даже в этом
случае земляне нуждались в большом численном преимуществе.
Следов противника пока не наблюдалось. Ягер вспоминал, сколько раз ему
повезло. Слава богу, он сумел подбить танк ящеров из
пятидесятимиллиметрового орудия Pz-III еще тогда, когда ящеры только
спустились на Землю, и если это не удача, значит, удачи на свете не
существует. С тех пор прошло почти два года, он все еще жив и все еще не
изувечен. Немногим так повезло в жизни.
По мере продвижения вперед лес редел. Ягер обратился по радио ко всем
машинам:
-- Остановимся на опушке леса, чтобы осмотреться.
Вырвись сразу на открытый простор -- и получишь бойню.
Пехотинцы в зимних белых маскхалатах соскочили со своих транспортеров и
как призраки двинулись по покрытому снегом полю. У двоих за спинами были
пусковые ракетные установки, также окрашенные в белый цвет, остальные были
вооружены автоматами МП-40. Ягер слышал, что Гуго Шмайссер не участвовал в
разработке этого оружия, но тем не менее автомат этот назывался "шмайссер".
Из-за амбара застрочил пулемет, взбивая фонтанчики снега. Солдаты
вермахта на открытой местности залегли. Танки выпустили по амбару два
разрывных снаряда, чтобы выгнать ящеров. Не прошло и десяти секунд, как один
из этих танков загорелся, пламя и дым вырывались из люков, плясали над
башней.
У Ягера пересохло во рту.
-- Танк ящеров! -- закричал он в микрофон рации.
Все и так уже все поняли, но он должен был сказать это.
-- Бронебойный, -- приказал Гюнтер Грилльпарцер Карлу Мехлеру. -- Дай
мне новый снаряд -- посмотрим, на что они способны.
-- Если они вообще на что-нибудь способны, -- мрачно сказал Мехлер, но
вложил снаряд с алюминиевой рубашкой в ствол длинной семидесятимиллиметровой
пушки "пантеры".
Грилльпарцер со звоном закрыл затвор.
-- Дальность? -- спросил Ягер.
-- Далеко, -- ответил наводчик. -- Больше пятнадцати сотен метров.
Ягер хмыкнул. Впереди он не видел подходящих мест для укрытия танков,
но это не означало, что их нет вообще. Даже если танк противника один, то
ударить по нему с флангов скорее всего означало, что машины Ягера будут
подбиты одна за другой. Башни у танков ящеров имели силовой привод, предмет
зависти Ягера.
С другой стороны, прятаться бессмысленно. Даже если он натолкнулся на
последнюю машину из арьергарда ящеров, она может вызвать на его голову огонь
артиллерии или даже атаку вертолета, а то и двух. Вертолеты ящеров с их
ракетами были сильнейшим противотанковым орудием, а с пехотой разделывались,
как с семечками.
Амбар загорелся -- единственный результат попадания разрывных снарядов,
выпущенных немцами. Это дало им передышку: дым скроет танки от глаз ящеров,
по крайней мере пока они меняют позицию. Нет, из всех возможных вариантов
зайти во фланг танку ящеров -- в конце концов лучше, чем оставаться на
месте.
Он взял правее амбара и приказал "тигру" повернуть налево, а Pz-IV,
идущему справа, велел двигаться прямо. И обратился к водителю своей машины:
-- Давай, Ганс! Пора отрабатывать наше жалование. Вперед!
-- Яволь!
Иоганнес Дрюккер вывел машину на открытое пространство. Pz-IV выстрелил
в танк ящеров. Его орудие было немногим хуже, чем пушка "пантеры", но на
дальних дистанциях все же серьезно уступало ей.
Снаряд свалил дерево позади Pz-IV. Когда ящеры промахивались, причиной
обычно было их плохое зрение. Вражеский танк выехал на открытую местность.
"Тигр" выстрелил в него. Попадание было точным, но танк ящеров продолжал
двигаться. Просто нечестно, до чего же крепкими они были!
Заговорила их пушка. С "тигра" слетела башня, и снаряды внутри нее
взорвались, когда она ударилась о землю в пяти или шести метрах от подбитого
танка. Шасси запылало. Экипаж из пяти человек, видимо, погиб на месте.
Пехотинец выпустил противотанковую ракету в машину ящеров. Он попал точно в
переднюю часть машины, но броня у ящеров -- Ягер слышал, это была не просто
сталь -- выдержала удар кумулятивной боеголовки. Пулемет стал нащупывать
дерзкого пехотинца.
-- Дальность? -- снова спросил Ягер.
-- Меньше пяти сотен метров, -- ответил Гюнтер Грилльпарцер.
-- Водитель, стоп, -- сказал Ягер. -- Огонь!
Из-за того, что он стоял, высовываясь из башни, вместо того чтобы
закрыться внутри, звук выстрела обрушился на него, словно конец света. Из
жерла орудия вырвался язык пламени.
Пламя и дым вырвались и из танка ящеров.
-- Есть! -- закричал экипаж Ягера.
Ягер услышал, как затвор защелкнулся за новым снарядом. Длинное
семидесятимиллиметровое орудие ударило снова -- еще одно попадание! На
машине ящеров открылись люки. Пулемет с "пантеры" бил короткими точными
очередями. Через несколько мгновений три ящера, выбравшиеся из машины,
лежали на земле, их, так похожая на человеческую, красная кровь заливала
снег. Вражеский танк продолжал гореть.
Гюнтер Грилльпарцер сказал очень серьезно:
-- Герр полковник, это хорошие боеприпасы. Они принесут нам много
пользы.
-- Даже если они выглядят так странно? -- поддразнил его Ягер.
-- А и пусть.
* * *
Западный ветер нес желтую пыль из Гоби. Тонкий слой пыли лежал на всем,
вы чувствовали ее вкус, облизнув пару раз свои губы. Нье Хо-Т'инг привык к
этому. Привычка, рожденная жизнью в Пекине и вблизи него.
Майор Мори тер глаза. Пыль беспокоила его. На приличном китайском он
спросил Нье:
-- Итак, чего же вы теперь от меня хотите? Еще таймеров? Я слышал, что
вы хорошо использовали последнюю партию.
-- Нет. На этот раз -- нет, -- ответил Нье.
Его первой мыслью было, что японский майор -- дурак, если думает, что
против ящеров можно применить один и тот же трюк дважды. Но восточный дьявол
не мог быть дураком хотя бы потому, что сохранял свои войска длительное
время, против него сражались и ящеры, и Народно-освободительная армия, и
войска, лояльные гоминдановской реакционной клике, и китайские крестьяне.
Так что же? Губы Нье раздвинулись в улыбке, которая изобразила скупое
удивление. Наиболее вероятным объяснением был расчет майора Мори на то, что
китайские партизаны повторят трюк еще раз -- и в результате будут
раздавлены. Мори это выгодно.
-- Хорошо, а что же в таком случае? -- спросил Мори.
Хотя под его командованием вряд ли было больше людей, чем в
партизанском отряде, он проявлял обычное японское высокомерие. Глядя на
него, можно было подумать, что под властью японцев находятся вся
северо-восточная часть Китая и береговые анклавы -- и при желании они
продолжат наступление, даже если не смогут удержать завоеванное.
-- Сейчас были бы полезны артиллерийские снаряды, -- сказал Нье
задумчиво.
-- Может быть, но от нас вы их не получите, -- сказал Мори. -- У нас
еще осталось несколько семидесятимиллиметровых орудий, хотя я не скажу вам,
где они.
Нье Хо-Т'инг знал, где японцы прячут эти орудия. Он даже собирался их
захватить, но потом решил, что от этого хлопот будет больше, чем пользы,
поскольку японцы, скорее всего, направят их против ящеров, а не против его
людей.
Он сказал:
-- Солдаты могут заменить кули и перетаскивать семидесятимиллиметровые
орудия из одного места в другое. Как вы сказали, их легко прятать. Но у
японской армии была и более крупная артиллерия. Чешуйчатые дьяволы
уничтожили эти большие орудия, а иначе вам все равно пришлось бы бросить их.
Но у вас должны были остаться какие-то боеприпасы к ним. Так ведь?
Прежде чем ответить, Мори изучал его некоторое время. Восточному
дьяволу еще не исполнилось и сорока, может быть, он был на пару лет старше
Нье. Кожа чуть темнее, черты лица несколько резче, чем у китайца. Это
беспокоило Нье не больше, чем врожденная уверенность Мори в своем
превосходстве. "Варвар", -- с презрением подумал Нье, уверенный, что Китай
-- единственный оплот культуры и цивилизации. Но даже и варвар может быть
полезен.
-- А если и так? -- спросил Мори. -- Вы хотите получить эти снаряды.
Что вы нам дадите за них?
"Капиталист, -- подумал Нье. -- Империалист. Если ты думаешь только о
прибыли, то не заслуживаешь даже этого". Вслух он, однако, сказал:
-- Я могу сообщить вам имена двух людей, которых вы считаете надежными,
но на самом деле это гоминдановские шпионы.
Мори улыбнулся: улыбка была не из приятных.
-- На днях гоминьдан предложил мне продать имена трех коммунистов.
-- Это меня не удивляет, -- сказал Нье. -- Мы знали, что имена японских
сторонников стали известны гоминьдану.
-- Мерзкая война, -- сказал Мори.
В данный момент эти двое слишком хорошо понимали друг друга. Затем Мори
спросил:
-- И когда вы заключите сделку с маленькими дьяволами, кого вы
продадите им?
-- Гоминьдан, конечно, -- ответил Нье Хо-Т'инг. -- Когда война с вами и
чешуйчатыми дьяволами кончится, реакционеры и контрреволюционеры останутся.
Нам придется бороться с ними и дальше. Они думают, что это они будут
бороться с нами, но историческая диалектика показывает, что они ошибаются.
-- Это вы ошибаетесь, если думаете, что японцы не смогут навязать Китаю
правительство по своему желанию -- если, конечно, исключить из общей картины
маленьких чешуйчатых дьяволов, -- сказал майор Мори. -- Сколько бы наши и
наши войска ни встречались в бою, вы всегда будете занимать второе место.
-- А что станет с ценой на рис? -- спросил Нье с неподдельным
замешательством. -- Постепенно вы устанете от побед дорогой ценой и от
потерь в областях, которые вы считаете подчиненными, и тогда вы уберетесь
прочь из Китая. Единственная причина, по которой вы сейчас побеждаете, в
том, что вы стали использовать машины иностранных дьяволов (под ними Нье
разумел европейцев) -- раньше нас. Когда у нас будут свои собственные
фабрики...
Мори откинул голову и расхохотался -- умышленная попытка оскорбить.
"Давай-давай, -- подумал Нье. -- Смейся. В один прекрасный день
революция пересечет море и высадится на ваши острова". В Японии много
сельского пролетариата, эксплуатируемых рабочих, которые не могут предложить
на рынке ничего, кроме своего труда, они так же безлики и взаимозаменяемы
для крупных капиталистов, как винтики и шестеренки. Они -- сухой фитиль,
горючее для пламени классовой войны. Но -- не сейчас. В первую очередь надо
разбить ящеров.
-- Мы договорились о цене за один такой снаряд? -- спросил Нье.
-- Пока нет, -- ответил японец. -- Информация полезна, да, но нам также
требуется продовольствие. Посылайте нам рис, лапшу, сою, свинину или кур. За
это мы вам дадим столько стопятидесятимиллиметровых снарядов, сколько вы
можете взять, для чего бы вы их ни предназначали.
Они начали торговаться о том, какое количество продовольствия должен
отдать Нье за снаряды, и о том, где и как организовать доставку. Как и
прежде, Нье чувствовал презрение. Во время Большого Похода он постоянно
заключал мелкие сделки с кадровыми офицерами и главарями бандитов, примерно
такие же, что и в этот раз. Уцелевшие остатки некогда мощной императорской
японской армии в Китае опустились до статуса бандитов; японцы не могли
теперь позволить себе больше, чем грабеж в сельских местностях. И все равно
они не могли обойтись без того, чтобы им не пришлось менять боеприпасы на
продовольствие.
Нье решил, что не будет рассказывать Лю Хань подробности переговоров с
японцем. Ее ненависть к ним была личной, как и к маленьким дьяволам. Нье
тоже ненавидел японцев и чешуйчатых дьяволов, но с такой идеологической
чистотой, какой его женщина не могла и надеяться когда-либо достичь. Но она
обладала воображением и придумывала такие способы нанесения урона врагам
Народно-освободительной армии и коммунистической партии, о которых он
никогда и не думал. Успех, в особенности у тех, кто не формирует серьезную
политику, может быть достижим и в отсутствии идеологической чистоты --
конечно, временно.
Майора Мори нельзя было отнести к искусным торговцам, с какими
встречался Нье. Из каждых трех китайцев двое могли бы выторговать больше
продовольствия, чем этот Мори. Нье мысленно пожал плечами. Что ж, недаром
Мори варвар и восточный дьявол. Из японцев получаются хорошие солдаты, а все
прочее -- не ахти.
Насколько он знал, то же относилось и к маленьким чешуйчатым дьяволам.
Они могли завоевывать, но, похоже, не представляли, как держать под
контролем мятежную страну. Они даже не использовали убийства и террор, что
для японцев было само собой разумеющимся. Максимум -- они вербовали
коллаборационистов, но этого было недостаточно.
-- Превосходно! -- воскликнул майор Мори, когда торги закончились. Он
шлепнул себя по животу. -- Какое-то время хорошо поедим.
Мундир болтался на нем, как мешок. Когда-то японец, возможно, был
довольно упитанным человеком. Теперь нет.
-- А вскоре приготовим для маленьких дьяволов подарочек, -- ответил
Нье.
А если его идея со снарядами принесет успех, он постарается свалить
ответственность на гоминьдан. Лю Хань не одобрит этого: захочет, чтобы гнев
чешуйчатых дьяволов испытали японцы. Но, как и сказал Нье, в долгосрочной
перспективе гоминьдан более опасен.
И пока маленькие чешуйчатые дьяволы не заподозрят в нападении
Народно-освободительную армию, переговоры с ними будут идти
беспрепятственно. В последнее время эти переговоры приобрели особое
значение, их требуется продолжать. Результат может быть куда более
существенным, чем возвращение ребенка Лю Хань. Нье надеялся на это.
Он вздохнул. Если бы у него был выбор, то Народно-освободительная армия
выгнала бы из Китая и японцев, и чешуйчатых дьяволов. Но выбора не было. Ты
должен делать то, что обязан. И только потом, если тебе повезет, ты получишь
шанс сделать то, чего хочешь.
Он поклонился майору Мори. Майор ответил ему тем же.
-- Мерзкая война, -- снова сказал Нье.
Мори кивнул.
"Но рабочие и крестьяне победят в ней, и в Китае, и во всем мире", --
подумал Нье.
Он посмотрел на японского офицера. Может быть, и Мори владели мысли о
победах. Что же, в таком случае он ошибается. Диалектика Нье доказывает это
совершенно однозначно.
* * *
Мордехай Анелевич ступил на тротуар перед зданием на Лутомирской улице.
-- Я могу иметь дело с врагами, -- сказал он. -- Я справлюсь и с
нацистами, и с ящерами, но эти... Мои друзья! -- Он закатил глаза в
театральном отчаянии. -- Vay iz mir!
Берта Флейшман рассмеялась. Она была на год или два старше Мордехая и
внешне настолько бесцветна, что еврейское Сопротивление Лодзи часто
использовало женщину для сбора информации: ее никто не замечал. Но вот
смехом своим, искренним и сердечным, она выделялась.
-- Сейчас дела у нас идут неплохо. Ящеры не смогли пройти через Лодзь,
чтобы напасть на нацистов. -- Она сделала паузу. -- Конечно, не каждый
согласится, что это хорошо.
-- Знаю. -- Анелевич поморщился. -- Я и сам не считаю, что это хорошо.
Это даже хуже, чем встрять между нацистами и русскими. Кто бы ни победил, мы
все равно проиграем.
-- Немцы выполнили свое обещание не захватывать Лодзь, пока мы будем
удерживать ящеров от активных действий, -- сказала Берта. -- Последнее время
они нас не бомбили.
-- За это нужно благодарить Бога, -- сказал Анелевич.
До войны он не был религиозным человеком. Для нацистов это значения не
имело, они бросили его в варшавское гетто вместе со всеми. То, что он видел
там, убедило его, что без Бога он жить не может. Слова, вызывавшие иронию в
тридцать восьмом году, теперь звучали искренне.
-- В данное время мы полезны им. -- Углы рта Берты Флейшман опустились.
-- Главное не меняется. Раньше мы работали на их заводах, выпуская для них
все что угодно, а они убивали нас.
-- Знаю. -- Мордехай топнул о мостовую. -- Думаю, они испытали свой
ядовитый газ на евреях, прежде чем применили его против ящеров.
Ему не хотелось думать об этом. Если бы он позволил себе лишние
размышления, то задумался бы, почему помогает в борьбе против ящеров
Гитлеру, Гиммлеру и собственным палачам. Но, встречаясь с Бунимом и другими
ящерами, занимавшими в Лодзи ответственные посты, он не мог помогать им бить
немцев -- ибо тем самым наносил вред всему человечеству.
-- Это нечестно, -- сказала Берта. -- С тех пор, как существует мир,
кто-нибудь предсказывал это?
-- Мы -- избранный народ, -- ответил Анелевич, пожав плечами. -- Но мы
избраны не для этого.
-- Кстати сказать, разве не ожидается проезд грузовой колонны ящеров
через город примерно через полчаса? -- спросила Берта. Поскольку именно она
добыла эту информацию, вопрос был риторическим. Она улыбнулась. -- Может
быть, пойдем и посмотрим кое-что забавное?
Предполагалось, что колонна направится на север по Францисканской
улице: ящеры, пытавшиеся отрезать базу от передовых германских частей,
наступающих со всех сторон, нуждались в подкреплении. Ящерам не везло.
Любопытно, что они будут делать, когда поймут, почему им так не везет?
Впрочем, лучше бы любопытство осталось праздным.
Евреи и поляки стекались к перекрестку Инфланцкой и Францисканской
улиц, они стояли на тротуаре, болтали, торговались и занимались какими-то
делами, как и в любой другой день. Эта сцена, словно пришедшая из довоенного
времени, имела лишь одно отличие от прошлого: многие мужчины -- и некоторые
женщины -- за спиной или в руках носили винтовки. Обман в эти дни вел к
быстрому и строгому наказанию.
Минут за пятнадцать до проезда колонны полицейские -- евреи и поляки --
попытались очистить улицу. Анелевич смотрел на них, в особенности на евреев,
с нескрываемым отвращением. Евреи-полицейские -- их правильнее было бы
назвать бандитами -- были преданы Мордехаю Хаиму Румковскому, который стал
старостой евреев еще во времена, когда лодзинское гетто было в руках
нацистов, и продолжал управлять ими при ящерах. Евреи-предатели, как и
прежде, носили длинные пальто, кепи с блестящими козырьками и красно-белые с
черным повязки на рукавах, выданные еще немцами. Они раздувались от сознания
собственной значимости, но все остальные презирали их.
Полицейские не очень-то преуспели в очистке улиц. Из оружия у них были
только дубинки, оставшиеся с тех времен, когда в Лодзи хозяйничали нацисты.
Разгонять ими людей с винтовками было непросто. Анелевич знал, что еврейская
полиция просила у ящеров оружие. Но все, что существовало до прихода ящеров,
было для них неприкосновенно, словно Тора: ничего не менять, ни во что не
вмешиваться. Полиции пришлось обходиться без огнестрельного оружия.
Старый еврей, управлявший телегой, груженной столами, поставленными
друг на друга по четыре и пять штук, попытался пересечь Францисканскую улицу
по Инфланцкой, в то время как поляк, водитель грузовика, ехал по
Францисканской с грузом пустых молочных бидонов. Поляк попытался снизить
скорость, но, похоже, у него были не в порядке тормоза. Грузовик врезался в
телегу старого еврея.
Грохот, который поднялся после столкновения, был громче, чем шум самого
столкновения. Задний борт грузовика был не очень хорошо закрыт, и молочные
бидоны посыпались на мостовую и раскатились в стороны. Как мог видеть
Мордехай, столы на телеге тоже не были закреплены и повалились на землю.
Некоторые поломались.
Могло показаться чудом, но возница телеги не пострадал. Удивительно
проворно для старика он соскочил со своего сиденья и побежал к грузовику,
выкрикивая ругательства на идиш.
-- А обычных бронебойных вы не привезли, на случай, если эти окажутся
не такими прекрасными, какими их считают ребята на полигонах?
-- Ох, нет, герр полковник, -- ответил Иоахим. -- Что подвезли на
поезде, то мы и доставили.
Ропот в толпе танкистов не был похож на мятежный, но и радости в нем
тоже не прозвучало.
-- Ладно, у нас осталось по несколько снарядов прежнего образца. Мы
хоть знаем, на что они годятся и с чем не справляются. Скажите мне только
одну вещь, прямо сейчас, вы, двое! Может новый снаряд пробить лобовую броню
танка ящеров?
Оба подвозчика печально покачали головами.
-- Этого я и боялся, -- ответил Ягер. -- Дело обстоит так: каждая
машина ящеров, которую нам удается подбить, обходится нам примерно в шесть
-- десять танков. Было бы еще хуже, если бы наши экипажи не превосходили
ящеров в умении. Но мы потеряли так много ветеранов, что это наше
преимущество постепенно уходит. Это положение могло бы изменить орудие,
которое позволило бы нам встречаться с ними лицом к лицу.
-- Круче всего изменили бы положение бомбы, которые они сбросили на
Бреслау и Рим, -- вклинился в разговор Гюнтер Грилльпарцер. -- И я знаю, где
ее надо взорвать.
-- Где же? -- спросил Ягер с любопытством. До сих пор его наводчик не
проявлял интереса к стратегии.
-- Лодзь! -- быстро ответил Грилльпарцер. -- Прямо в центр города.
Взорвет всех ящеров и всех собравшихся там жидов, вот так вот!
На руках у него были перчатки, поэтому, вместо того чтобы щелкнуть
пальцами, он просто плюнул в снег.
-- Не возражал бы избавиться от ящеров, -- согласился Ягер. -- А
евреи... -- Он пожал плечами. -- Анелевич сказал, что он не позволит ящерам
провести контрнаступление из города, и он добился этого. За это он
заслуживает доверия, если уж интересно мое мнение.
-- Да, герр полковник.
Круглое мясистое лицо наводчика стало печальным. Впрочем, на лице
Грилльпарцера большую часть времени сохранялось печальное выражение. Он
знал, что с командиром полка лучше не спорить, но думать о евреях с теплотой
и добротой был не способен.
Ягер посмотрел на остальных танкистов. Никто не возразил ему, не
высказался против, но никто и не сказал доброго слова о евреях в лодзинском
гетто. Это обеспокоило Ягера. Он не испытывал симпатии к евреям, но его
охватил ужас, когда он узнал, что немецкие войска делали с ними в
захваченных рейхом областях. Он не хотел знать об этом, но, столкнувшись с
подобными фактами, не стал делать вид, что слеп. Большинство германских
офицеров, к его стыду, никаких угрызений совести не испытывали.
Правда, именно сейчас ему не было нужды думать об этом.
-- Разделим, что нам привезли, -- сказал он своим людям. -- Если
получим дохлую свинью, будете есть свиные котлеты.
-- Это барахло способно всех нас превратить в дохлых свиней, --
проворчал Карл Мехлер, тяжело дыша.
Тем не менее он получил свою долю новых снарядов и уложил их в зарядные
ящики "пантеры".
-- Они ненормальные какие-то, -- проговорил он, вылезая из танка. --
Выглядят странно. Раньше ничего такого у нас не было.
-- Разведка сообщает, что одна из причин, которая приводит ящеров в
бешенство, состоит в том, что мы продолжаем получать новые изобретения, --
сказал Ягер. -- Сами ящеры не изменяются -- или изменяются незначительно. Вы
хотите быть такими, как они?
-- Конечно, нет, сэр, но я не хочу изменений к худшему, -- сказал
Мехлер. -- Эти штуки выглядят, как сосиски, торчащие из булки, будто
какой-то инженер решил пошутить над нами.
-- Внешний вид ни при чем, -- ответил Ягер. -- Если эти новые снаряды
не будут действовать так, как ожидается, то чьи-то головы полетят с плеч.
Правда, испытывать их придется нам.
-- Если эти новые снаряды не будут действовать, как ожидается, то
покатятся наши головы, -- сказал Карл Мехлер. -- Может быть, потом покатятся
и еще чьи-то, но мы этого уже не увидим.
Мехлер был прав, и Ягер мог только бросить ему укоризненный взгляд.
Пожав плечами, заряжающий забрался в башню. Через мгновение за ним
последовал Грилльпарцер. Ягер тоже забрался в танк и откинул люк башни,
чтобы стоя наблюдать за окрестностями. Водитель Иоганнес Дрюккер и второй
наводчик Бернхард Штейнфелъдт заняли свои места в передней части боевого
отделения "пантеры".
Заработал мощный бензиновый двигатель Майбаха. Из выхлопной трубы
повалил вонючий дым. Все собравшиеся на поляне "пантеры", "тигры" и Pz-IV
ожили. Ягер подумал: словно множество динозавров вздохнули в холодное зимнее
утро.
Дрюккер поерзал "пантерой" вперед и назад, включая по очереди первую
передачу и задний ход, чтобы разломать лед, который намерз за ночь между
катками в параллельных рядах. Проблема со льдом была единственным
недостатком подвески, которая обеспечивала плавный ход даже на неровной
местности. Временами даже этот прием с ерзаньем не мог освободить катки.
Тогда приходилось разводить костер и расплавлять лед, только после этого
можно было сдвинуться с места. Вражеская атака в такие моменты была
смертельно опасной [Про ходовую часть "пантеры" мы уже писали. Созданная на
грани технических возможностей того времени, она обеспечивала этому
переутяжеленному танку превосходную подвижность, но ценой очень низкой
надежности. Достаточно сказать, что "пантера" проходила без ремонта в
среднем 80 км. Ломалось все. -- Прим. ред.].
Но сегодня немцы были охотниками, а не дичью -- по крайней мере, в
данное время. Танки выползли с поляны. Их сопровождали несколько самоходных
установок и пара колесно-гусеничных транспортеров с пехотинцами. Некоторые
пехотинцы были вооружены ручными противотанковыми ракетами -- еще одна идея,
позаимствованная у ящеров. Ягер подумал, не следует ли обратить на них
внимание своего экипажа, но потом решил не беспокоить ребят. Они и так
прекрасно делали свое дело.
Против поляков, против французов, против русских танки вермахта всегда
шли впереди пехоты, пробивая огромные дыры в обороне противника. Поступи так
в поединке с ящером -- и твоя голова наверняка покатится под гусеницы.
Единственная тактика, которая время от времени позволяла оттеснить их, --
комбинированные операции с применением разных родов оружия. Но даже в этом
случае земляне нуждались в большом численном преимуществе.
Следов противника пока не наблюдалось. Ягер вспоминал, сколько раз ему
повезло. Слава богу, он сумел подбить танк ящеров из
пятидесятимиллиметрового орудия Pz-III еще тогда, когда ящеры только
спустились на Землю, и если это не удача, значит, удачи на свете не
существует. С тех пор прошло почти два года, он все еще жив и все еще не
изувечен. Немногим так повезло в жизни.
По мере продвижения вперед лес редел. Ягер обратился по радио ко всем
машинам:
-- Остановимся на опушке леса, чтобы осмотреться.
Вырвись сразу на открытый простор -- и получишь бойню.
Пехотинцы в зимних белых маскхалатах соскочили со своих транспортеров и
как призраки двинулись по покрытому снегом полю. У двоих за спинами были
пусковые ракетные установки, также окрашенные в белый цвет, остальные были
вооружены автоматами МП-40. Ягер слышал, что Гуго Шмайссер не участвовал в
разработке этого оружия, но тем не менее автомат этот назывался "шмайссер".
Из-за амбара застрочил пулемет, взбивая фонтанчики снега. Солдаты
вермахта на открытой местности залегли. Танки выпустили по амбару два
разрывных снаряда, чтобы выгнать ящеров. Не прошло и десяти секунд, как один
из этих танков загорелся, пламя и дым вырывались из люков, плясали над
башней.
У Ягера пересохло во рту.
-- Танк ящеров! -- закричал он в микрофон рации.
Все и так уже все поняли, но он должен был сказать это.
-- Бронебойный, -- приказал Гюнтер Грилльпарцер Карлу Мехлеру. -- Дай
мне новый снаряд -- посмотрим, на что они способны.
-- Если они вообще на что-нибудь способны, -- мрачно сказал Мехлер, но
вложил снаряд с алюминиевой рубашкой в ствол длинной семидесятимиллиметровой
пушки "пантеры".
Грилльпарцер со звоном закрыл затвор.
-- Дальность? -- спросил Ягер.
-- Далеко, -- ответил наводчик. -- Больше пятнадцати сотен метров.
Ягер хмыкнул. Впереди он не видел подходящих мест для укрытия танков,
но это не означало, что их нет вообще. Даже если танк противника один, то
ударить по нему с флангов скорее всего означало, что машины Ягера будут
подбиты одна за другой. Башни у танков ящеров имели силовой привод, предмет
зависти Ягера.
С другой стороны, прятаться бессмысленно. Даже если он натолкнулся на
последнюю машину из арьергарда ящеров, она может вызвать на его голову огонь
артиллерии или даже атаку вертолета, а то и двух. Вертолеты ящеров с их
ракетами были сильнейшим противотанковым орудием, а с пехотой разделывались,
как с семечками.
Амбар загорелся -- единственный результат попадания разрывных снарядов,
выпущенных немцами. Это дало им передышку: дым скроет танки от глаз ящеров,
по крайней мере пока они меняют позицию. Нет, из всех возможных вариантов
зайти во фланг танку ящеров -- в конце концов лучше, чем оставаться на
месте.
Он взял правее амбара и приказал "тигру" повернуть налево, а Pz-IV,
идущему справа, велел двигаться прямо. И обратился к водителю своей машины:
-- Давай, Ганс! Пора отрабатывать наше жалование. Вперед!
-- Яволь!
Иоганнес Дрюккер вывел машину на открытое пространство. Pz-IV выстрелил
в танк ящеров. Его орудие было немногим хуже, чем пушка "пантеры", но на
дальних дистанциях все же серьезно уступало ей.
Снаряд свалил дерево позади Pz-IV. Когда ящеры промахивались, причиной
обычно было их плохое зрение. Вражеский танк выехал на открытую местность.
"Тигр" выстрелил в него. Попадание было точным, но танк ящеров продолжал
двигаться. Просто нечестно, до чего же крепкими они были!
Заговорила их пушка. С "тигра" слетела башня, и снаряды внутри нее
взорвались, когда она ударилась о землю в пяти или шести метрах от подбитого
танка. Шасси запылало. Экипаж из пяти человек, видимо, погиб на месте.
Пехотинец выпустил противотанковую ракету в машину ящеров. Он попал точно в
переднюю часть машины, но броня у ящеров -- Ягер слышал, это была не просто
сталь -- выдержала удар кумулятивной боеголовки. Пулемет стал нащупывать
дерзкого пехотинца.
-- Дальность? -- снова спросил Ягер.
-- Меньше пяти сотен метров, -- ответил Гюнтер Грилльпарцер.
-- Водитель, стоп, -- сказал Ягер. -- Огонь!
Из-за того, что он стоял, высовываясь из башни, вместо того чтобы
закрыться внутри, звук выстрела обрушился на него, словно конец света. Из
жерла орудия вырвался язык пламени.
Пламя и дым вырвались и из танка ящеров.
-- Есть! -- закричал экипаж Ягера.
Ягер услышал, как затвор защелкнулся за новым снарядом. Длинное
семидесятимиллиметровое орудие ударило снова -- еще одно попадание! На
машине ящеров открылись люки. Пулемет с "пантеры" бил короткими точными
очередями. Через несколько мгновений три ящера, выбравшиеся из машины,
лежали на земле, их, так похожая на человеческую, красная кровь заливала
снег. Вражеский танк продолжал гореть.
Гюнтер Грилльпарцер сказал очень серьезно:
-- Герр полковник, это хорошие боеприпасы. Они принесут нам много
пользы.
-- Даже если они выглядят так странно? -- поддразнил его Ягер.
-- А и пусть.
* * *
Западный ветер нес желтую пыль из Гоби. Тонкий слой пыли лежал на всем,
вы чувствовали ее вкус, облизнув пару раз свои губы. Нье Хо-Т'инг привык к
этому. Привычка, рожденная жизнью в Пекине и вблизи него.
Майор Мори тер глаза. Пыль беспокоила его. На приличном китайском он
спросил Нье:
-- Итак, чего же вы теперь от меня хотите? Еще таймеров? Я слышал, что
вы хорошо использовали последнюю партию.
-- Нет. На этот раз -- нет, -- ответил Нье.
Его первой мыслью было, что японский майор -- дурак, если думает, что
против ящеров можно применить один и тот же трюк дважды. Но восточный дьявол
не мог быть дураком хотя бы потому, что сохранял свои войска длительное
время, против него сражались и ящеры, и Народно-освободительная армия, и
войска, лояльные гоминдановской реакционной клике, и китайские крестьяне.
Так что же? Губы Нье раздвинулись в улыбке, которая изобразила скупое
удивление. Наиболее вероятным объяснением был расчет майора Мори на то, что
китайские партизаны повторят трюк еще раз -- и в результате будут
раздавлены. Мори это выгодно.
-- Хорошо, а что же в таком случае? -- спросил Мори.
Хотя под его командованием вряд ли было больше людей, чем в
партизанском отряде, он проявлял обычное японское высокомерие. Глядя на
него, можно было подумать, что под властью японцев находятся вся
северо-восточная часть Китая и береговые анклавы -- и при желании они
продолжат наступление, даже если не смогут удержать завоеванное.
-- Сейчас были бы полезны артиллерийские снаряды, -- сказал Нье
задумчиво.
-- Может быть, но от нас вы их не получите, -- сказал Мори. -- У нас
еще осталось несколько семидесятимиллиметровых орудий, хотя я не скажу вам,
где они.
Нье Хо-Т'инг знал, где японцы прячут эти орудия. Он даже собирался их
захватить, но потом решил, что от этого хлопот будет больше, чем пользы,
поскольку японцы, скорее всего, направят их против ящеров, а не против его
людей.
Он сказал:
-- Солдаты могут заменить кули и перетаскивать семидесятимиллиметровые
орудия из одного места в другое. Как вы сказали, их легко прятать. Но у
японской армии была и более крупная артиллерия. Чешуйчатые дьяволы
уничтожили эти большие орудия, а иначе вам все равно пришлось бы бросить их.
Но у вас должны были остаться какие-то боеприпасы к ним. Так ведь?
Прежде чем ответить, Мори изучал его некоторое время. Восточному
дьяволу еще не исполнилось и сорока, может быть, он был на пару лет старше
Нье. Кожа чуть темнее, черты лица несколько резче, чем у китайца. Это
беспокоило Нье не больше, чем врожденная уверенность Мори в своем
превосходстве. "Варвар", -- с презрением подумал Нье, уверенный, что Китай
-- единственный оплот культуры и цивилизации. Но даже и варвар может быть
полезен.
-- А если и так? -- спросил Мори. -- Вы хотите получить эти снаряды.
Что вы нам дадите за них?
"Капиталист, -- подумал Нье. -- Империалист. Если ты думаешь только о
прибыли, то не заслуживаешь даже этого". Вслух он, однако, сказал:
-- Я могу сообщить вам имена двух людей, которых вы считаете надежными,
но на самом деле это гоминдановские шпионы.
Мори улыбнулся: улыбка была не из приятных.
-- На днях гоминьдан предложил мне продать имена трех коммунистов.
-- Это меня не удивляет, -- сказал Нье. -- Мы знали, что имена японских
сторонников стали известны гоминьдану.
-- Мерзкая война, -- сказал Мори.
В данный момент эти двое слишком хорошо понимали друг друга. Затем Мори
спросил:
-- И когда вы заключите сделку с маленькими дьяволами, кого вы
продадите им?
-- Гоминьдан, конечно, -- ответил Нье Хо-Т'инг. -- Когда война с вами и
чешуйчатыми дьяволами кончится, реакционеры и контрреволюционеры останутся.
Нам придется бороться с ними и дальше. Они думают, что это они будут
бороться с нами, но историческая диалектика показывает, что они ошибаются.
-- Это вы ошибаетесь, если думаете, что японцы не смогут навязать Китаю
правительство по своему желанию -- если, конечно, исключить из общей картины
маленьких чешуйчатых дьяволов, -- сказал майор Мори. -- Сколько бы наши и
наши войска ни встречались в бою, вы всегда будете занимать второе место.
-- А что станет с ценой на рис? -- спросил Нье с неподдельным
замешательством. -- Постепенно вы устанете от побед дорогой ценой и от
потерь в областях, которые вы считаете подчиненными, и тогда вы уберетесь
прочь из Китая. Единственная причина, по которой вы сейчас побеждаете, в
том, что вы стали использовать машины иностранных дьяволов (под ними Нье
разумел европейцев) -- раньше нас. Когда у нас будут свои собственные
фабрики...
Мори откинул голову и расхохотался -- умышленная попытка оскорбить.
"Давай-давай, -- подумал Нье. -- Смейся. В один прекрасный день
революция пересечет море и высадится на ваши острова". В Японии много
сельского пролетариата, эксплуатируемых рабочих, которые не могут предложить
на рынке ничего, кроме своего труда, они так же безлики и взаимозаменяемы
для крупных капиталистов, как винтики и шестеренки. Они -- сухой фитиль,
горючее для пламени классовой войны. Но -- не сейчас. В первую очередь надо
разбить ящеров.
-- Мы договорились о цене за один такой снаряд? -- спросил Нье.
-- Пока нет, -- ответил японец. -- Информация полезна, да, но нам также
требуется продовольствие. Посылайте нам рис, лапшу, сою, свинину или кур. За
это мы вам дадим столько стопятидесятимиллиметровых снарядов, сколько вы
можете взять, для чего бы вы их ни предназначали.
Они начали торговаться о том, какое количество продовольствия должен
отдать Нье за снаряды, и о том, где и как организовать доставку. Как и
прежде, Нье чувствовал презрение. Во время Большого Похода он постоянно
заключал мелкие сделки с кадровыми офицерами и главарями бандитов, примерно
такие же, что и в этот раз. Уцелевшие остатки некогда мощной императорской
японской армии в Китае опустились до статуса бандитов; японцы не могли
теперь позволить себе больше, чем грабеж в сельских местностях. И все равно
они не могли обойтись без того, чтобы им не пришлось менять боеприпасы на
продовольствие.
Нье решил, что не будет рассказывать Лю Хань подробности переговоров с
японцем. Ее ненависть к ним была личной, как и к маленьким дьяволам. Нье
тоже ненавидел японцев и чешуйчатых дьяволов, но с такой идеологической
чистотой, какой его женщина не могла и надеяться когда-либо достичь. Но она
обладала воображением и придумывала такие способы нанесения урона врагам
Народно-освободительной армии и коммунистической партии, о которых он
никогда и не думал. Успех, в особенности у тех, кто не формирует серьезную
политику, может быть достижим и в отсутствии идеологической чистоты --
конечно, временно.
Майора Мори нельзя было отнести к искусным торговцам, с какими
встречался Нье. Из каждых трех китайцев двое могли бы выторговать больше
продовольствия, чем этот Мори. Нье мысленно пожал плечами. Что ж, недаром
Мори варвар и восточный дьявол. Из японцев получаются хорошие солдаты, а все
прочее -- не ахти.
Насколько он знал, то же относилось и к маленьким чешуйчатым дьяволам.
Они могли завоевывать, но, похоже, не представляли, как держать под
контролем мятежную страну. Они даже не использовали убийства и террор, что
для японцев было само собой разумеющимся. Максимум -- они вербовали
коллаборационистов, но этого было недостаточно.
-- Превосходно! -- воскликнул майор Мори, когда торги закончились. Он
шлепнул себя по животу. -- Какое-то время хорошо поедим.
Мундир болтался на нем, как мешок. Когда-то японец, возможно, был
довольно упитанным человеком. Теперь нет.
-- А вскоре приготовим для маленьких дьяволов подарочек, -- ответил
Нье.
А если его идея со снарядами принесет успех, он постарается свалить
ответственность на гоминьдан. Лю Хань не одобрит этого: захочет, чтобы гнев
чешуйчатых дьяволов испытали японцы. Но, как и сказал Нье, в долгосрочной
перспективе гоминьдан более опасен.
И пока маленькие чешуйчатые дьяволы не заподозрят в нападении
Народно-освободительную армию, переговоры с ними будут идти
беспрепятственно. В последнее время эти переговоры приобрели особое
значение, их требуется продолжать. Результат может быть куда более
существенным, чем возвращение ребенка Лю Хань. Нье надеялся на это.
Он вздохнул. Если бы у него был выбор, то Народно-освободительная армия
выгнала бы из Китая и японцев, и чешуйчатых дьяволов. Но выбора не было. Ты
должен делать то, что обязан. И только потом, если тебе повезет, ты получишь
шанс сделать то, чего хочешь.
Он поклонился майору Мори. Майор ответил ему тем же.
-- Мерзкая война, -- снова сказал Нье.
Мори кивнул.
"Но рабочие и крестьяне победят в ней, и в Китае, и во всем мире", --
подумал Нье.
Он посмотрел на японского офицера. Может быть, и Мори владели мысли о
победах. Что же, в таком случае он ошибается. Диалектика Нье доказывает это
совершенно однозначно.
* * *
Мордехай Анелевич ступил на тротуар перед зданием на Лутомирской улице.
-- Я могу иметь дело с врагами, -- сказал он. -- Я справлюсь и с
нацистами, и с ящерами, но эти... Мои друзья! -- Он закатил глаза в
театральном отчаянии. -- Vay iz mir!
Берта Флейшман рассмеялась. Она была на год или два старше Мордехая и
внешне настолько бесцветна, что еврейское Сопротивление Лодзи часто
использовало женщину для сбора информации: ее никто не замечал. Но вот
смехом своим, искренним и сердечным, она выделялась.
-- Сейчас дела у нас идут неплохо. Ящеры не смогли пройти через Лодзь,
чтобы напасть на нацистов. -- Она сделала паузу. -- Конечно, не каждый
согласится, что это хорошо.
-- Знаю. -- Анелевич поморщился. -- Я и сам не считаю, что это хорошо.
Это даже хуже, чем встрять между нацистами и русскими. Кто бы ни победил, мы
все равно проиграем.
-- Немцы выполнили свое обещание не захватывать Лодзь, пока мы будем
удерживать ящеров от активных действий, -- сказала Берта. -- Последнее время
они нас не бомбили.
-- За это нужно благодарить Бога, -- сказал Анелевич.
До войны он не был религиозным человеком. Для нацистов это значения не
имело, они бросили его в варшавское гетто вместе со всеми. То, что он видел
там, убедило его, что без Бога он жить не может. Слова, вызывавшие иронию в
тридцать восьмом году, теперь звучали искренне.
-- В данное время мы полезны им. -- Углы рта Берты Флейшман опустились.
-- Главное не меняется. Раньше мы работали на их заводах, выпуская для них
все что угодно, а они убивали нас.
-- Знаю. -- Мордехай топнул о мостовую. -- Думаю, они испытали свой
ядовитый газ на евреях, прежде чем применили его против ящеров.
Ему не хотелось думать об этом. Если бы он позволил себе лишние
размышления, то задумался бы, почему помогает в борьбе против ящеров
Гитлеру, Гиммлеру и собственным палачам. Но, встречаясь с Бунимом и другими
ящерами, занимавшими в Лодзи ответственные посты, он не мог помогать им бить
немцев -- ибо тем самым наносил вред всему человечеству.
-- Это нечестно, -- сказала Берта. -- С тех пор, как существует мир,
кто-нибудь предсказывал это?
-- Мы -- избранный народ, -- ответил Анелевич, пожав плечами. -- Но мы
избраны не для этого.
-- Кстати сказать, разве не ожидается проезд грузовой колонны ящеров
через город примерно через полчаса? -- спросила Берта. Поскольку именно она
добыла эту информацию, вопрос был риторическим. Она улыбнулась. -- Может
быть, пойдем и посмотрим кое-что забавное?
Предполагалось, что колонна направится на север по Францисканской
улице: ящеры, пытавшиеся отрезать базу от передовых германских частей,
наступающих со всех сторон, нуждались в подкреплении. Ящерам не везло.
Любопытно, что они будут делать, когда поймут, почему им так не везет?
Впрочем, лучше бы любопытство осталось праздным.
Евреи и поляки стекались к перекрестку Инфланцкой и Францисканской
улиц, они стояли на тротуаре, болтали, торговались и занимались какими-то
делами, как и в любой другой день. Эта сцена, словно пришедшая из довоенного
времени, имела лишь одно отличие от прошлого: многие мужчины -- и некоторые
женщины -- за спиной или в руках носили винтовки. Обман в эти дни вел к
быстрому и строгому наказанию.
Минут за пятнадцать до проезда колонны полицейские -- евреи и поляки --
попытались очистить улицу. Анелевич смотрел на них, в особенности на евреев,
с нескрываемым отвращением. Евреи-полицейские -- их правильнее было бы
назвать бандитами -- были преданы Мордехаю Хаиму Румковскому, который стал
старостой евреев еще во времена, когда лодзинское гетто было в руках
нацистов, и продолжал управлять ими при ящерах. Евреи-предатели, как и
прежде, носили длинные пальто, кепи с блестящими козырьками и красно-белые с
черным повязки на рукавах, выданные еще немцами. Они раздувались от сознания
собственной значимости, но все остальные презирали их.
Полицейские не очень-то преуспели в очистке улиц. Из оружия у них были
только дубинки, оставшиеся с тех времен, когда в Лодзи хозяйничали нацисты.
Разгонять ими людей с винтовками было непросто. Анелевич знал, что еврейская
полиция просила у ящеров оружие. Но все, что существовало до прихода ящеров,
было для них неприкосновенно, словно Тора: ничего не менять, ни во что не
вмешиваться. Полиции пришлось обходиться без огнестрельного оружия.
Старый еврей, управлявший телегой, груженной столами, поставленными
друг на друга по четыре и пять штук, попытался пересечь Францисканскую улицу
по Инфланцкой, в то время как поляк, водитель грузовика, ехал по
Францисканской с грузом пустых молочных бидонов. Поляк попытался снизить
скорость, но, похоже, у него были не в порядке тормоза. Грузовик врезался в
телегу старого еврея.
Грохот, который поднялся после столкновения, был громче, чем шум самого
столкновения. Задний борт грузовика был не очень хорошо закрыт, и молочные
бидоны посыпались на мостовую и раскатились в стороны. Как мог видеть
Мордехай, столы на телеге тоже не были закреплены и повалились на землю.
Некоторые поломались.
Могло показаться чудом, но возница телеги не пострадал. Удивительно
проворно для старика он соскочил со своего сиденья и побежал к грузовику,
выкрикивая ругательства на идиш.