Титов Владимир. Всем смертям назло...

- Да ну тебя! А помнишь?
Мы все помнили. Даже и то, что очень хотелось забыть.
- Папа, - заговорщицки потянула меня в сторону Татьянка. - А мама
плакала, когда ты уходил.
- Это она от радости.
- А разве от радости плачут? - Плачут, дочка, плачут...
Спокойной, отрешенной от всего работы над новой повестью не
получалось. Поток писем увеличивался с каждым днем. Теперь Тимафеевна (Зоя
поступила в педагогический и училась уже на втором курсе) приносила по
десять, двадцать писем в день. Они входили в дом как добрвге друзья, и их
нельзя, невозможно было отложить в сторону, заставить подождать.
"Здравствуй, сынок!
Прости меня, старую одинокую женщину, за то, что врываюсь к тебе своим
письмом. Мне очень трудно сейчас. В Вольнице мой сын, мой Валерик. Два
месяца назад ему ампутировали правую ногу. Дикий, невероятный случай.
Баловались около проходящего трамвая, и его кто-то нечаянно, а может,
умышленно, толкнул под колеса. Казалось, самое страшное уже позади. Все
операции прошли успешно, Валерик стал поправляться. А две недели назад, как
раз в воскресенье, аахажу я к нему, а рядом с ним Игорь, дружок его, и на
тумбочке бутылка водки. Валера, говорю ему, зачем тебе это? Он посмотрел на
меня и как крикнет: а что мне еще осталось! И пошло с тек пор. Въшезут его
в коляске во двор, а около него все льяницы гужом. По-всякому говорила с
ним, извелась вся, ничего не хочет понимать. Напьется, а потом ллачет.
Погибнет ведь Валерик, единственная моя радость в жизни, и не оттого, чта
инвалидом стал, а от нее, проклятой, от водки, погибнет. Вижу и чую я все,
а совладать с ним не могу. Сынок, дорогой, я прошу тебя, на коленях умоляю,
помоги моему сыну. Ты прошел через этот огонь, помоги Валерику, напиши ему
письмо, вразуми его. Только ты сможешь спасти моего сына от пропасти. Я
умоляю тебя.
В. 3. Дюжева, г. Днепропетровск".

Рита. Может быть, съездить к нему в больницу?
- А Таню на кого оставим? Дорога в два конца рублей пятьдесят станет!
Где их взять? Сколько до пенсии осталось?.
Рита. Неделя.
- А денег?..
Рита. Рублей семнадцать.
- Подпишу ему повесть.
И я написал на книге:
"Дорогой Валера! Все, что ты здесь прочтешь, не досужий вымысел.
Соразмерь свою жизнь с жизнью Сергея Петрова, может быть, ты сделаешь для
себя кое-какие выводы. И вообше, сильный не тот, кто не боится трудностей,
сильный тот, мо найдет в себе мужество преодолеть их".

"Дорогой Владислав!
Прочла вашу повесть. Поздравляю вас. Я научный ряботннк-филолог,
преподаватель вуза. Много лет занимаюсь литературой. Вы можете мне
поверить. Есть у вас литературные способности. И путь, избранный вами,
нелегкий, тернистый путь, все-таки верен. У вас будет много читателей. Мои
студенты читают вас и на экзамене по советской литературе говорят о вашей
повести. Вам надо учиться. Вы сильный и гордый человек. Вам можно
позавидовать. Подайте документы в Литературный институт. Вы меньше чем
кто-либо нуждаетесь в снисхождении. Я бы не писала об этом. Но у меня есть
кое-какие права. У меня нет зрения, нет совсем, с детства, с двух лет. Мне
и легче и тяжелее, чем вам. Легче потому, что я ничего не помню, не знаю ни
света, ни цвета, тяжелее потому, что мне трудно ходить. Я не могу уйти одна
в лес, на речку, не могу заглянуть в глаза маленькому сыну, не могу найти
упавшую из рук книгу, хотя руки у меня есть. Но самое страшное то, что я не
могу читать. Я вот университет и аспирантуру закончила и диссертацию
защитила и все с помощью посторонних людей. Кто-то помогал, а кто-то
отвергал. Было и тяжело, и обидно Но что делать? Надо жить! Я ненавижу
страдания и смерть. И в число самоубийц никогда не попаду. Доберусь
все-таки как-нибудь до леса, а цветы можно различать по запаху. Мой
маленький сын играет на пианино, а я так люблю музыку.
Приезжайте ко мне с семьей летом, если вам захочется и если у вас
будет время. В нашем городе много солнца
Извините, я плохо пишу. Видимо, расшатались нервы. Я ведь не могу
перечитать и исправить то, что пишу. Пишущей машинкой я владею сама. Вот
видите, все не так уж и мрачно. Мир цветет, несмотря на боль и потери. И
Маяковского я не люблю как раз за его последний шаг. Неудобно для
революционного поэта и просто для мужчины.
Еще раз желаю счастья. Хорошо, что вы оба все-таки живете на земле.
С искренним уважением Л. М. Процанова, г. Тирасполь".
Письмо было в одной пачке, рядом с письмом Балериной мамы. Еще раз
перечитав оба, я задумался. А что же все-таки такое человеческое мужество?
Продукт общественного воспитания, черта характера или мировоззрение
человека? Я думал об этом и когда читал следующее необычное письмо.

"Уважаемый гражданин Титов!
Мы, осужденные 5-го отряда, прочитав вашу повесть, были глубоко
тронуты патриотизмом ее содержания. Общественность нашего отряда с большим
удовлетворением встретила включение в программу читательских конференций
обсуждение вашей повести.
Ваша повесть вызвала у нас чувство жгучего стыда за наши преступления
перед Родиной и советским народом. Мы еще с большей ясностью осознали, что,
совершив преступления, сами втоптали себя в грязь, потеряли право иосить
гордое имя советских людей "товарищ". И теперь проводим свою молодость и
жизнь за колючей проволокой. Горько сознавать, что мы свернули с дороги, по
которой идет весь советский народ, совершили преступления, причинили людям
горе, нанесли материальный ущерб государству. И теперь, когда весь
советский народ трудится с огромным энтузиазмом, мы стремимся своим трудом
и безупречным поведением внести свой посильный вклад во всеобщее дело
торжества идей социализма и коммунизма. Мы хотим вернуться в дружную семью
советских тружеников обновленными людьми, достойными гражданами страны
Великого Октября.
Заверяем вас и в вашем лице весь советский народ, что к по" ворному и
грязному прошлому возврата не будет, что честный труд и полезность нашей
Отчизне станут отныне для нас путеводной звездой в жизни.
По поручению общего собрания осужденных: член совета воспитателей О.
Ромашковская, председатель совета Жовтяк, культорг Борщ, старший культорг
колонии М. Шпак".

Мой отец Андрей Антонович Титов вернулся с фронта в конце лета 1945
года. Мама птицей спорхнула с лавки, и не успел я еще понять, что же
произошло, как она со стоном повисла на шее у крепкого, широкоплечего
сержанта с дюжиной блестящих медалей на груди.
- Андрюшенька, родной мой!
Мы, все четверо, заревели в один голос я вцепились в материну юбку.
Губы отца были тугие, соленые, борода и щеки колкими, от выгоревшей
гимнастерки густо пахло табаком и потом. Война для нашей семьи кончилась.
А в тяжелом, голодном 1947 году я впервые видел, как плакал отец.
Солдат Великой Отечественной, трижды раненный, не раз смотревший смерти в
глаза, плакал не оттого, что было жалко тех семисот рублей, которые вор
вытащил у него из кармана, и даже не оттого, что его четверо опухших от
голода детей опять останутся без крохи хлеба, а от какой-то жгучей,
непонятной обиды. И он никак не мог понять, как это так можно - залезть в
чужой карман и украсть
- Андрюша, хватит. Андрюша, перестань, дети видят, - уговаривала его
мама.
А он только вздрагивал всем телом, мотал головой и срывающимся голосом
выкрикивал:
- Ну как же так! Как же так!..
"Фашист - это понятно, - думал я. - На то он и фашист. Они не люди, их
всех на войне постреляли. Ну, а как же это свой, русский? Кто же он?"

"Здравствуй, дорогой Слава!
Только что закончила со своим классом коллективное чтение твоей
повести и сейчас вместе с учениками пишу письмо. Я хочу, рассказать тебе о
том впечатлении, которое произвела на меня и ня ребят твоя повесть.
После того как л закончила читать, в классе стояла необыкновенная
тишина. (А мой 8-й "Б" далеко не ангелы!) Они сидели затаив дыхание, а
потом разом наперебой стали высказывать свои ннения.
Нина Жиганова. Спасибо за такую книгу. После того как я ее прочла, мне
хочется оглянуться назад и задать себе вопрос: правильно ли я поступаю? А
смогла бы я быть такой, как Таня, Сергей? Я должна быть такой. Разве могут
по-другому поступать наши советские юноши и девушки!
Пет л Дуга нов. Мне запомнился Еторыч. Это чудесный человек. С таким
другом не пропадешь. Спасибо ему за то, что в трудную минуту он ободрял
Сергея, не давал падать духом.
Лида Буданцева. К повести можно поставить эпиграф: "Я люблю тебя,
жизнь!" Сергей Петров - это еще один Островский. Он очень близок нам и
понятен. Повесть учит нас любить жизнь, никогда не унывать, все время
стремиться вперед, искать лучшее, ие останавливаться на достигнутом, до
конца бороться с любыми трудностями. Несмотря на неаеловеческие муки и
страдания Сережи и Тани, в каждой строке звучит победная музыка жизни.
А вот что говорит Саша Федоров; "После прочтения книги у меня было
очень много воиких желаний. Каких, я даже не мог как следует разобраться.
Единственное, что я почувствовал ясно, - буду врачом и именно таким, как
Григорий Васильевич Кузнецов. Я бы день и ночь колдовал у постели
больного".
А мне лично хочется сказать много теплых слов в адрес Тани. Я надеюсь,
что когда-нибудь увижу ее. Таня, милая, дорогая, какая же ты молодец!
Дорогой Слава! Я забыла представиться тебе. Галина Дмитр-иевна
ЛеТЗедеико. Ты -знаешь меня под фамилией Ярикова. Работала я библиотекарем
в Добринской библиотеке и очень королю пошло тебя.
Очень лросим прислать нам свои фотографии. Мы оформляем альбом, а у
нас ничего нет. И еще просим приехать к нам в гости, встретиться с моими
мальчишками и девчонками",
Родина... Дурманящим запахом донника пахнуло от строк обратного
адреса, степным разнотравьем плеснуло в глаза, и не поднять головы от
письма, и сердце застучало где-то у самого хдрла. Вот она, как живая, стоит
перед глазами Галина Дмитриевна: и деревянное здание районной библиотеки, и
двухэтажная школа, м шум и гам класса, и голоса друзей,, л лгдомное синее
небо над бескрайними полями хле-бов...
- Ну что ты, дурачок... - говорит Рита и треплет за чуб. - Летом
поедем в Добринку, прогони ты свою ностальгию. Ну хочешь, завтра соберемся
и поедем?
- Надо работать. Видишь, катода завал писем. На каждое хочется
ответить. А время с каждым днем как шагреневая кожа. И новая повесть стоит
на месте. Черт!.. Думал, что после первой пойдет все как по маслу, а оно
наоборот. Будто и писать никогда не писал.

"Дорогие мои земляки! Дорогая Галина Джиггриевиа!
Огромное вавг спасибо за ваше письмо, за добрые, теплые слова, которые
вы нашла, для меня. Мало сказать - а рад, Я счастлив оттога, что моя
павесть и ее герои понравились вам. Туда, откуда более четырнадцати лет
назад ушел я, теперь пришел герой моей книжки Сережка Петров. По-моему, он
неплохой парень. Мне бы очень, хотелось, чтобы, вы. ваяли его себе в,
друзья. И если кому-нибудь из нас когда-нибудь на дальних и ближние
жизненых тропах станет трудно, позовите его, вспомните его, он покажет.
Когда повесть выйдет отдельной книжкой, я обязательна пришлю, ее вам, а
пока, примите журнал с моим автографом. Как поживает ваша старенькая школа?
Сад, наверните, уже оброс листвой и скоро зацветет. Как здоровье Клавдии
Алексеевны Чеботаревой? Зои Николаевны Париновой?
От всего сердца желаю вам отличных успехов в yчебе, веселых игр,
хорошего настроения, доброго здоровья и самого большого, самого настоящего
счастья, борьбы и побед".

"Дорогой Владислав Титов!
Мы живем в маленьком городке Игрень Днепропетроаекай области. Сейчас
нам по 15 - 16 лет. Это прекрасное и трудное время, это время, когда
особенно много думаешь о том, как жить, что значит правильно жить, что
значит быть настоящим чеяовежш. Все эти вопросы волнуют нас, и мы ищем на
них отвегн в жшзод, у друзей, в книгах.
Совсем недавно мы прочитали, вашу повесть "Всем смертям назло...". Ее
читали все ребята нашего 8-го "А" класса, и каждый из нас не только
высказывал свое отношение к героям произведения, но и написал отзыв об этой
повести. Вот о чем в осневикш написали ребята в своих сочинениях)
"Повесть заставила о многом, задуматься. Мы задаем сами себе вопросы;
"А смогли бы мы пережить все то, что пережили эти люди? Хватило бы у нас
столько, мужества? Как бы поступил каждый из нас, очутись он на месте
Сертея Петрова?" Не все адно-значно ответили на эти вопросы.
Всем без исключения понравились прекрасные образы Сергея в Тани. Их
воля, стойкость, мужество, верность достойны, подражания. Они навсегда
останутся в наших сердцах, потому что учат нас честности, стойкости,
настойчивости в достижении намеченной цели.
Мы обращаемся к вам с большой просьбой. Понимаем, что теперь у вас
очень много работы, много забот, что каждая ваша минута на учете, но все
равно очень просим вас ответить нам. Расскажите о своих мечтах,, дальнейших
творческих планах. Вы даже не представляете, как это нужно нам".

"Здравствуйте, Слава!
Я понимаю, что у вас много работы, много таких писем, но, может быть,
найдется время прочесть и мое. Достать журнал "Юность" очень трудно, еще
трудней было читать вашу повесть. На глаза наворачиваются слезы, но это
вовсе не слезы жалости, нет-нет, это слезы гордости за человека, за его
силу духа, за то, что есть на земле всепобеждающая сила любви.
Мои мальчишки и девчонки сидели как-то необычно тихо. И в спальне
перед отбоем стояла непривычная тишина. Только изредка: "Вот это любовь!";
"Здорово! Значит, есть такие люди в жизни!" - это наш скептик Саша,
Задумались мои сорванцы. И как знать, возможно, вы придете им на помощь в
трудную минуту их жизни (а впереди у них немало испытаний).
Закончила повесть и вот уже который день хожу под ее впечатлением.
Спасибо вам, Слава и Рита, за то, что вы есть. Узнаешь таких, как вы, и
стыдно становится за свои минутные слабости, малодушие, задумываешься над
своей жизнью, переосмысливаешь ее. Да, нет смысла жить, если на земле после
тебя не остается доброго следа. Так хочется быть нужной людям. Вы
счастливый человек, Слава. Вы нужны не только Рите, Танюшке. Ваша повесть и
будущие книги (а они будут, я уверена в этом) нужны людям. Ведь если вы
сумели помочь одному человеку стать человеком - это немало. Ваша повесть
заставила задуматься о жизни многих. Новых вам творческих удач, Слава)
Людмила Круглей, МССР, г. Бельцы".

Что есть человеческая доброта? Рита перекладывает пачку писем, одно за
другим, я смотрю, как мелькают адреса, и ловлю себя на мысли, что, по сути,
все они результат взволнованной доброты. Ни одного из них могло бы и не
быть. Любое из них или все они могли бы и не дойти до меня. На всех письмах
очень неточный адрес, чтобы дойти до адресата: "г. Ворошиловград, Титову".
Или: "УССР, автору повести "Всем смертям назло...". Письма лежат у меня на
столе. Они возникли и нашли меня по законам человеческой доброты, и не
просто человеческой, а советской. Спасибо вам, ворошилов-градские почтовые
работники за то, что в многотысячном городе вы не дали заблудиться ни
одному письму.

"Владислав Андреевич, здравствуйте!
Пишут вам ученики 7-го "В" класса школы Э 4 г. Светлогорска. Наш
пионерский отряд носит имя Н. Островского. Нас сорок человек. Ребята все
хорошие, старательные. Но у нас есть недостаток: нет дружбы между
мальчиками и девочками.
Недавно мы прочли вашу повесть. Она нам очень понравилась. Мы искренне
полюбили Сережу, Таню, Егорыча".
"Вы только что прочитали письмо моих воспитанников. Мы живем недалеко
от вас. Вы на Украине - мы в Белоруссии. А после того как всем классом мы
прочитали вашу повесть, вы стали еще ближе нам. Большое и нужное дело
сделали вы, опубликовав свою повесть. С какии участием и вниманием слушали
ее мои ученики!
С каким удовольствием писали они сочинение по повести! Если бы я могла
передать вам, сколько добрых, ласковых слов было сказано в адрес Сергея,
Тани, Егорыча, Кузнецова. Нам, педагогам, очень нужны такие произведения.
Они помогают воспитывать ребят не на отвлеченных понятиях мужества,
доброты, а на конкретном жизненном материале. Учить их прекрасному и
возвышенному.
Ребята мои умные, честные дети, но очень подвижные и энергичные.
Работать с ними трудно, но и интересно. Их постоянно надо чем-то увлекать,
давать новые и новые задания. Организовали школьный музей Н. Островского.
Хороший получился музей. Подружились с ветеранами войны, и эта дружба очень
помогает мне в работе. Теперь, прочитав вашу повесть, решили во что бы то
на стало завязать дружбу с вами.
Мы понимаем, что вам нелегко, вам многие пишут, но, пожалуйста,
ответьте нам. Это очень важно, это очень нужно. Ребята должны поверить, что
у нас много замечательных людей, что 0!ш не выдуманы писателями, не из
книжки, а есть в жизни, живут рядом с нами, что каждый из ребят обязан и
должен стать настоящим гражданином великой Родины.
Ваш новый друг Боровик Н. М. и ее 40 ребят".

"Дорогой наш писатель!
Нас, десятиклассников средней школы Э 10 г. Чимкента, что в Южном
Казахстане, потрясла ваша повесть, опубликованная в первом номере журнала
"Юность". Такого еще не было: написать повесть зажатым в зубах карандашом!
Это может сделать только человек необыкновенной силы воли, необыкновенной
выдержки. Нас пленил образ светлейшей женщины на земле, Тани Петровой.
Повесть настолько нас взволновала, встревожила, что мы не могли молчать.
Она заставила нас думать. Как жить, если в жизни не все удается? Чем
наполнить свою жизнь нам, выпускникам? Что делать, если после окончания
школы не поступишь в институт? Во всех случаях вешать нос нельзя! Это
теперь мы твердо знаем. В жизни нет безвыходных положений! В ближайшие дни
мы проведем диспут по вашей повести. Напишите нам несколько строк. Мы хотим
знать вашу биографию. Ведь в печати о вас еще ничего не написано.
С комсомольским приветом
десятиклассники. Всего 90 человек".

"Дорогие друзья!
Хочется сказать вам всем - извините, пожалуйста, за задержку ответа.
Писем приходит много, и ответить на все вовремя дело непростое. Очень рад,
что моя повесть понравилась вам. Наверное, нет большего счастья, чем
счастье получать благодарные читательские письма. Появляется острое
ощущение нашего времени, времени беспокойного, ищущего, созидательного.
Гордо сознавать себя не бездеятельным наблюдателем его, а участником. Я
счастлив еще и потому, что герои, населяющие мою повесть, не оставили вас
равнодушными, пробудили желание, может, потребность, поспорить о их
назначении, коллективно обсудить их жизнь. Сейчас мне больше всего хочется,
чтобы у вас состоялась острая, заинтересоваияая дискуссия не только о
Сергее и Тане и других героях повести, но и серьезный разговор о себе, о
своем месте в жизни, о цели своей жизни. Вы только вступаете в жизнь,
учитесь преодолевать трудности. Сейчас у вас прекрасный, светлый период. Но
и от него зависит, какими вы выйдете в большую жизнь - мужественными
борцами или жалкими хлюпиками, трудолюбивыми, целеустремленными людьми или
безвольными, жалкими приспособленцами. Если у тебя сегодня не хватило
терпения выучить трудный урок, недостало настойчивости решить сложную
задачу, то завтра ты можешь струсить в опасной ситуации (потому что это
трудно), ты можешь пройти мимо человеческого страдания (потому что помочь -
это тоже трудно), а потому ты можешь предать (потому что что-то не сделать
легче, чем сделать). Человеческая жизнь складывается по крупицам, как море
из капелек. Не все приходит сразу, моментально, ни твердость характера, ни
настойчивость, ни целеустремленность, ни мужество. У Алек-Сандра Матросова
были считанные секунды перед броском в бессмертие. И у него были две
дороги: одна вперед, на амбразуру, другая назад, в окоп, в укрытие. Он
выбрал первую. Выбрал не за те считанные секунды, а всей своей сознательной
жизнью. А в те роковые мгновения он просто забыл о том, что есть эта,
другая дорога, полегче и побезопаснее, он и не подозревал о ее
существовании. Ее просто не было для него. У труса все вышло бы наоборот.
Инстинктивно, без раздумий. Потому что назад - это легче, проще.
Верю, вы вырастете настоящими советскими людьми. Гордыми, смелыми,
трудолюбивыми. Я от всего сердца желаю всем вам этого!"

"Здравствуйте, Владислав Андреевич!
Я прочла вату повесть. Мне очень понравился Сергей. Но я не могу
поставить рядом с ним Таню. Я это знаю по себе.
Я очень люблю одного человека - Федора Вампирова. Вы не можете его
знать. Но если я решила вам рассказать все, то знайте и наши имена. Он тоже
любит меня. Я надеялась, что он женится на мне. Мне казалось, что он
вот-вот предложит это. Я согласилась бы без лишних слов. Но он молчал и
молчал. Он боялся меня поцеловать. Мне нелегко об этом пнсять, но, я
надеюсь, вы все поймете. Мне пришлось первой заговорить о женитьбе. Он
отказался. Плакала, мучилась, не находила себе места, избегала встреч с
ним, а он этих встреч и не искал. Потом пришла его мама. Посидели мы,
помолчали, вдруг мама расплакалась и говорит мне, что Федя эти две недели
ходит сам не свой, осунулся, пожелтел весь. Вечерами сидит один, без света
и молчит. Мне пришлось обо всем рассказать матери. Она очень хороший
человек. И лучше бы я этого не делала. Мать расплакалась еще больше и
говорит мне, что, мол, Федя очень любит меня, но жениться на мне не может,
потому что
у него туберкулез легких и что жить ему осталось немного. Боже мой!
Что со мной было! Я не знала, что мне делать, плакать или радоваться. Я
долго-долго плакала. Вечером пошла встречать Федю на завод. Его глаза
загорелись, мы были счастливы в тот вечер. Потом я все рассказала ему и то,
что узнала от матери. Федор помрачнел и даже стал злым. "Между нами все
кончено! - сказал он. - Выходи замуж за другого. Я приказываю тебе сделать
это!" - "Ты подлец! - сказала я ему. - Я ненавижу тебя!" Хотела заплакать и
не смогла. Не помню, как пришла домой, легла в постель.
Я люблю его, жить не могу без него. Но разве я виновата, что он
болеет. Да разве в этом дело? Ведь вылечивают же туберкулез. Вылечивают!
Вылечат и его. Он будет долго жить. Нам хватит, А что у меня за жизнь без
него? % не могу без него.
Девчонки говорят, что это дурь у меня, что, мол, боюсь поступить
подло - забыть его и выйти за другого. Не могу я без Федора. Разве это не
понятно? В мире нет ни одного человека ближе, чем он, роднее, лучше. Без
него мне нет счастья. Тут уж не до геройства. Как ему это доказать? К кому
обратиться за южющыо? Зачем он так мучает меня и сам. мучается? Кому это
нужно?! Я все равно его жена и ничьей не буду. Ничьей! Лучше умру. Если бы
он убил меня - нет, я не в бреду, поверьте, - с радостью бы согласилась.
Извините за мою сумбурную писанину, у меня дрожат руки и путается в голове.
Вы один можете жонять меня и посоветовать, что делать, Умоляю вас, помогите
мне.
Т. К.. г. Ю.-Сахалинск".

Тимофеевна выворачивает полную сумку писем на стол и лукаво смотрит на
меня:
- На все отвечать будешь?
- Желательно.
- На одних конвертах разориться можно. Как штука, так пятак. А
писем-то прорва прорвой, в два раза не уложишься. Так тебе и пензии твоей
шахтерской не хватит...
- Хватит. Времени бы только хватило. А коли люди сами, добровольно
пишут, значит, не зря. Это очень хорошо, Тимофеевна, когда у людей такие
отзывчивые сердца. Разве в пятаке дело!
- И то правда, - подперла пальцем щеку, пригорюнилась Тимофеевна и,
чего уж я совсем от нее не ожидал, громко всхлипнула.
- Женька мой третий месяц не пишет. Другим ношу письма, а себе...
Я смотрю на нее и не верю своим ушам. Тихий, ласковый, какой-то
мягкий, по-девчоночьи симпатичный Женька, полтора года назад ушедший в
армию, не пишет матери писем! Что случилось? Ну, курносый, уши тебе
нарвать, и того мало!
- Ну что вы, Тимофеевна... - успокаивает Рита. - Все хорошо у Жени.
Если, не дай бог, что случится, тут же сообщат. Войны сейчас нет... Парень
молодой, служба трудная... Может, и некогда.
- Конечно, - вставляю я. - Возможно, на ученья услали. Рита, помнишь,
как от меня из армии два месяца писем не было?
- Я уже собралась другого жениха себе подыскать,-смоется Рита.
- А нас на север кинули. Снег на пять метров, и ночь сплошная. Солнце
над горизонтом краешком покажется на минутку и опять скроется. Я ей каждый
день письма строчил, а отослать... куда ж отошлешь? Самолеты не летают,
пароходы не ходят. Чувствую, и мама волнуется, и Рита ждет, а сделать
ничего не могу. Может, и у Жени подобная ситуация случилась.
Тимофеевна понемногу успокаивается и вновь лукаво улыбается. Лукавость
эта идет у нее не от характера, просто глаза такие, ну и весь покрой лица
улыбчивый и будто лукавый. А характер у нее добрый, ласковый.
- Об чем же тебе, Андреич, люди пишут?
- Да о разном, Тимофеевна. Хвалят меня. Молодец, мол, я. А какой я
молодец? Сел вот другую книжку писать, а у меня ничего не получается. Прямо
хоть плачь.
- Получится, Андреич, - сразу бросается утешать Тимофеевна. - Да тебя
теперь все знают, как же так не получится? Получится, Андреич, получится.
Ты смелей только. Ты пропиши все, как в жизни есть, всю правду. Самая
интересная книжка получится. Хочешь, я тебе про свою жизнь расскажу? Или
про Трофима своего... С самого первого дня войны на фронте был, семь наград
имеет, Паулюса в плен брал. Да тебе на сто книжек хватит! Только сиди и
строчи...
- Спасибо, Тимофеевна. Вот прочитайте письмо. Ума не приложу, что