Страница:
облегчением выпускал изо рта густое облако дыма. "Григорий Васильевич!" -
хотел крикнуть я, но что-то сдавило мне горло, и я не смог выговорить
слова. Мы с Ритой отошли в угол, успокоились, потом вручили Татьяне букет
цветов, показали дядю, которому надо отдать их. "От кого?" - удивился он,
поднял глаза и увидел меня. Потом долго тискал нас с Ритой и Таней в
объятиях, что-то расспрашивал, а я стоял молча и смотрел на него широко
раскрытыми глазами. Вокруг образовалась толпа, подошел Стукало и объяснил
коллегам, что здесь, в Ворошиловграде, хирург Бондарь встретил своего
бывшего пациента. Мы долго беседовали с Григорием Васильевичем, я признался
ему, что пишу и что написанное, может быть, увидит свет. Доктор был очень
рад за нас, восторгался Татьянкой, расспрашивал о житье-бытье, мы
уговаривали его пойти к нам в гости, но жесткий регламент симпозиума не
позволил ему сделать это. Я верю, что у нас еще будет возможность
встретиться с этим замечательным человеком"
- Есть ли в жизни прототип образа Егорыча?
- На такие вопросы легко и вместе с тем трудно отвечать. Литература -
это сложное искусство. Искусство, которое призвано отражать жизнь. Но это
отражение не может быть каким-то зеркальным или точным, как на фотографии.
Все то, о чем пишет писатель, должно пройти через все его органы чувств,
перегореть на сердце, затронуть весь жизнен" ный опыт. Иначе писатель
рискует очень многим. Он рискует остаться не понятым читателем. И если он
сам не взволнован тем образом или тем событием, о котором пишет, вряд ли
это ироизведение взволнует читателя. Я очень долго и трудно ра" ботал над
образом Егорыча. В жизни случилось так, что чело" век, с которого я
списывал основные черты Егорыча, тяжело больным остался в клинике, после
того как я выписался домой. Он умер два месяца спустя. По сюжету повести
мне очень нужно было, чтобы Сергей видел эту смерть, еще острее бы понял
цену жизни, чтобы потеря близкого человека встряхнула его, заставила
задуматься. В жизни оно так и случилось. Но времени на это потрачено
значительно больше. В книге я не мог затягивать действие и чуть погрешил
против истины. Заставил умереть своего друга на несколько месяцев раньше. Я
долго мучился от этого. Мне снились сны, и в них был Егорыч, он укоризненно
качал головой и говорил: "Эх ты! А еще другом считался. Я для тебя ничего
не жалел. А ты... Зачем убил меня раньше времени?" Я вскакивал с постели в
холодном поту, зубами рвал черновики, писал другую ситуацию, где Егорыч
остается жить, мы выписываемся из больницы, прощаемся с больными, едем
вместе в поезде. Но проходил день-другой, и я понимал, что эта ситуация
ложна по своей сути, затянута и никуда не годится. И опять Сергей крался
вдоль стены к палате Егорыча, и опять встречал его безжизненное тело, и
опять взрывался в отчаянном, полном тоски и боли крике. А ночью вновь
приходил Егорыч и укорял меня. Это длилось долго и, честно скажу, было
нелегко. Но, например, лицо Егорыча я списал с другого человека, тоже
лежавшего со мной в одной палате. Историю, которую Егорыч рассказывает
Сергею, я позаимствовал у третьего больного, тоже очень умного,
мужественного и доброго человека. Теперь сами судите, есть прототип или
нет.
- А записка с согласием на пересадку?..
- Записка была.
С читательской конференции мы вернулись домой в первом часу ночи. Таня
спала в своей кроватке, широко разбросав руки, и чему-то улыбалась во сне.
Скоро наступит и твой срок задавать мне вопросы. Сколько их будет у тебя,
твоих "почему"? Простых и сложных.
"Уважаемый тов. Титов!
В последнее время много шумят о вашей повести и судьбе. Ну а если
шумят, значит, кому-то это надо. Позвольте не поверить ни вам, ни
пропаганде. У меня нет ноги и левой кисти. Все прелести инвалидской жизни
испытал, меня агитировать не надо. Я сам могу. Хотел поступить в институт -
от ворот поворот! Калек на берем. Пошел устраиваться на работу, под то
место коленом получил. А пенсия-то с гулькин нос. Думаю иногда, лучше бы у
меня желудка не было, чем руки и ноги, есть бы не хотелось. О гуманизме,
людском участии, думаю, писать не надо. Всего этого не было, нет и не
будет. Одна мразь и беспросветное скотство.
Вся жизнь идет в дремучей Лжи. Все настолько погряз чя в ней, что уже
не замечают, зачем лгут. Лжем ближнему, лжем дальнему, лжем друг другу без
зазрения совести. Жить гадко. Всадил бы себе пулю в лоб, да трус, наверное.
Да и доставлять радость своей смертью ползучим гадам не хочу.
Олег, г. Керчь".
"Ваша повесть очень затронула меня, так как в ней показана почти вся
моя жизнь. Я тоже без обеих рук. Вам было тяжелей. Вы испытали жизнь
здорового человека. Мне несколько легче - я входил в жизнь уже без рук.
Тяжело, конечно. Я не жалуюсь, я хочу поделиться с вами своими думами, ведь
вы поймете меня лучше других.
В возрасте восемь лет (сейчас мне девятнадцать) я попал в комбайн и
стал инвалидом. Возможно, мне не ходить бы больше по земле, но людская
доброта спасла меня. А раз так, то надо жить и добиваться своей цели. Мне
очень помог Я. Е. Берлин. Может, вы знаете его? Он живет в Москве. У него
много друзей. Многие люди обязаны ему жизнью. Около десяти лет нас
связывает крепкая дружба. Только с его помощью я полюбил жизнь, понял ее
цену. Я уже несколько раз протезировался в Ленинграде, но на короткие
культи невозможно сделать рабочие протезы. Мне сделали сложную операцию -
удлинение. После этого я уже могу кое-что делать. В прошлом году мне в
протез вставили приспособление, которое очень помогает. Писать протезом еще
невозможно, но думаю, что я все-таки научусь. В прошлом году я окончил 11
классов (пишу, как и вы, зубами). Еще в школе писал заметки в газету, а
сейчас серьезно думаю над профессией газетчика. В Чите два вуза,
педагогический и медицинский. Я пошел в первый, проучился год и понял, что
учитель - это профессия не для меня. После окончания сессии переведусь в
Иркутск на факультет журналистики.
Сердечный привет вашей жене. Я восхищаюсь ее настоящим, любящим
сердцем.
Чита. Алексей Луканин".
Где ты сейчас, Алексей? Мы обменялись несколькими гисьмами. Ты делился
своими успехами. Я был очень рад им. Верю, место свое в жизни ты найдешь.
Откликнись, дорогой, я буду очень рад.
"Пишет вам убитая горем девушка Тамара Чумак. Я хочу задать вам
несколько вопросов, но сначала напишу о себе. Мне скоро исполнится двадцать
лет. Девять лет я прикована к постели. До 11 лет я ходила сама. Потом
болезнь прогрессировала, и я не стала ходить. Неоднократно лечилась в
больнице, почти год была в гипсе, потом мне изготовили аппараты, и начала
учиться ходить. Ходить я не научилась, по-видимому, не хватало силы воли (а
то, что передвигаюсь еле-еле по комнате с помощью аппаратов и костылей,
ходьбой не считаю). Помню, когда мне было лет двенадцать, один врач сказал:
"Наша медицина с каждым годом идет Есе вперед и вперед, и настанет тот час,
когда и твоя болезнь будет излечима". Сколько лет прошло, а врачи
по-прежнему утверждают, что болезнь моя неизлечима. Мне говорят: не
отчаивайся, борись с болезнью. Но как тут не будешь отчаиваться, если
болезнь прогрессирует. Иногда лежу и думаю: что ждет меня впереди? Как
жить? Бывают минуты, когда вообще жить не хочется. Ну какой от меня толк,
какая польза людям? Чем я могу быть полезна? Никакими талантами я не
одарена. Кругом бурлит жизнь, каждый человек к чему-то стремится, что-то
делает, в космос ведь полетели, а что же мне на этой земле? Как мне жить,
подскажите.
Ворошиловградская обл.".
"Дорогие Слава и Рита!
Надо же такому случиться, что твоя судьба, Слава, и моя очень похожи.
Трудно ответить, есть ли разница в наших судьбах. Но о себе позже. Первое
слово мне хочется сказать дорогой, необыкновенной Рите Петровне. То, что
сделала ты, - это настоящий подвиг, подвиг великой любви и преданности.
Слава, правильно ты сделал, что не пал духом. Нашел свое место в
жизни, работу, имеешь семью. А что еще нужно человеку? Что же делать, если
так случилось. Надо крепиться. Я знаю, что самая интересная жизнь -
трудная. Я лично не представляю, что такое легко, и, наверное, не буду
представлять. При одной мысли, что я жива, - я счастлива.
Очень давно, на заре своей юности, в шестнадцать лет, я осталась без
обеих ног выше колен и правой руки выше локтя. Это тоже страшно. Но тебе
было 25, а мне 16. У тебя был опыт жизни за плечами, а у меня ровно
шестнадцать лет, и болыпе ничего.
Полтора года больницы, и почти никто не верил, что я останусь жить.
Через каждые пять минут в первые дни звонили и спрашивали: жива ли? Но мне
очень хотелось жить. И я выжила. Пришлось начинать все сначала. Читать,
писать, ходить, говорить. Ничего не умела делать. Жизнь заставила -
научилась всему. Поступила в Усманский финансово-экономический техникум,
хотя мне и не разрешали. Инвалид первой группы... Но я настаивала и
доказала, что смогу учиться, смогу работать. Слово сдержала. Техникум
закончила с "отличием" и теперь работаю уже шесть лет в своем родном
колхозе бухгалтером механизации. На третьем курсе вышла замуж за
однокурсника. Родила дочь, Иринку. Потом свекровь заявила: моему сыну не
нужна такая жена! Муж сказал мне: езжай домой, а я приеду после, я женился
не для того, чтобы расходиться. Но не приехал. Струсил.
Живем вдвоем с дочкой. Она каждый день в садик, я на работу. Вечером
вместе. Дома я все делаю сама, без посторонней помощи. Стираю, готовлю,
шью, вышиваю, глажу. На работе от других не отстаю. Все привыкли и даже не
замечают, что я инвалид. Это очень радует меня.
Живем мы с Иринкой в большой красивой станице, где много зелени,
садов. Асфальтированные дороги, тротуары, большой Дворец культуры, школа,
детский садик на 140 мест, столовая, дома добротные, кирпичные. Колхоз наш
богатый. Но в этом году мы пострадали. Обрушилась на нас пыльная буря и
выдула все посевы пшеницы. Пришлось пересевать. Грустно нам от этого.
Меня никогда не покидает желание жить. Жить много, работать,
радоваться солнцу, зелени, хлебам. Жизнь сложная и порой трудная штука, но
ведь на то она и жизнь. Я приветствую вас, дорогие мои люди! Живите,
здравствуйте, жизнь прекрасна!
Нина Куварзина, Иринка. Краснодарский край".
"Извините меня, но мне так нужен ваш совет. Жизнь калит человека,
отбрасывает слабовольных, непригодных, неприспособленных. Это я чувствую по
себе. И кто из меня получится, не знаю. Может быть, мелочное, даже жалкое
существо, грубое и нервное? Прошлой осенью я по обыкновению поехала к себе
на родину, в станицу, к маме. Она живет со своими двумя сестрами и работает
учительницей в сельской школе. Я не могу быть одна, люблю людей, общество
интересных товарищей. Познакомилась с Резо. Он много рассказывал мне о
Тбилиси, о Грузии, пел грузинские песни. Мама с первого же раза запретила
мне встречаться с Резо. "Почему?" - спрашивала я. "Ты уедешь, а обо мне что
люди будут говорить! - отвечала она. - А вдруг он женат?" - "Но у меня с
ним чисто товарищеские отношения". Мама отказывалась понимать меня. Мне 29
лет, окончила институт, работаю инженером на заводе, неудачно вышла замуж,
не поняли друг друга и разошлись, Мне хочется начать новую жизнь, честную,
открытую, счастливую. Почему родная мать не хочет понять этого? Из станицы
я уехала, ни с кем не простившись. Тетя написала мне по этому поводу
бранное письмо и приказывала немедленно извиниться перед мамой. Что вы
посоветуете предпринять в этой ситуации? Правильно ли я поступила или нет?
Л. Шкарутова, г. Бахчисарай".
"Дорогой Владислав Титов!
Не знаю, правильно ли я поступаю, что пишу вам, но иначе я не могу.
Спасибо вам, дорогой Владислав (извините, не знаю вашего отчества) за то,
что благодаря вашей книге я поборола в себе меланхолию, грустное отношение
к окружающему миру. Мне восемнадцать лет. Учусь в десятом классе. Судьба у
меня нелегкая. В три годнка случилось несчастье, и с тех пор больницы,
больницы... Правую руку удалось спасти, а левую... Мальчишки смеются:
"Смотрите, у нее одна рука короче другой! Она не может поднять руку для
пионерского салюта!" А как бесило меня, когда в глазах людей видела
жалость. Жить не хотелось. У меня не было друзей. Одна изо дня в день.
Наверное, это самое страшное. Мне трудно вспоминать те дни, трудно потому,
что все, что было, ушло в прошлое. Я начинаю другую жизнь. Это вы помогли
мне в этом. Что мой недуг по сравнению с вашим? Мне стыдно. Вам в сто,
двести раз было труднее, и вы выстояли. Теперь я ничего не боюсь, я знаю,
что найду свое место в жизни и не буду обузой своей милой мамочке. Верю,
что не пропаду. Спасибо вам за эту веру.
Надя У.. Калинин".
"Я не смогла написать вам сразу, как только прочитала повесть, хотя и
очень хотела. Я не знаю, что мне делать. Окончив восемь классов, приехала в
г. Уфу продолжить учебу. Отец мой умер, мама неизлечимо больна. Я
остановилась у тети. У нее трехкомнатная квартира на троих. Сначала все
было хорошо. Потом я стала замечать, как тетя с дядей ругаются между собой,
со мной не разговаривают. Их маленькая дочка стала дразнить меня
"бездомной". Мне очень трудно жить, я никому до сих пор не рассказывала об
этом, даже маме. Не хотелось расстраивать ее. Как вести себя в таком
случае? Что мне делать? Уйти от них или примириться с такой жизнью? Если
уйти, то куда? Мне очень трудно. Посоветуйте что-нибудь.
Надя А.. г. Уфа".
Письма... Они как люди. Одни входят в дом тихо, незаметно, скромно,
другие врываются с шумом, болью, вопросами. А ведь маленьких вопросов и
проблем не бывает. Все относительно. И слезы, которые бегут от обиды, от
неустроенности жизни, от полученной двойки, одинаково солоны и горьки.
"Дорогие супруги Титовы!
Я не могу выразить то, что чувствовала, когда прочитала повесть.
Проглотила ее, не разжевывая, а когда опомнилась, был уже конец и
послесловие Бориса Полевого как удар грома, как комок, перехвативший горло
поперек. Я преклоняюсь перед вами. Мне 26 лет, имею сына и второго мужа.
Порой кажется, что прожила уже полжизни. И ведь обидно, что люди по
недомыслию или другим причинам отравляют жизнь себе и близким. Первый раз я
вышла замуж в двадцать лет. Все было в радужном цвете, и казалось, что весь
мир так же счастлив. А потом, потом все изменилось. Он стал приходить домой
пьяным, посыпались угрозы, оскорбления, унижения. Всеми силами пыталась
уговорить его, образумить, не тут-то было. А тут ребенок родился. Сын.
Вадька. Муж пил и стал избивать меня. Я ушла. Потеряла всякую веру в
любовь, чистоту отношений и прочее. И когда повстречала на своем пути
другого человека, относилась к нему с крайним недоверием. Этим причинила
много страданий и себе и ему. Он моложе меня. А мне нужен был не только
муж, но и отец для ребенка. Решила, что не имею на этого человека права и
не буду встречаться. Я не видела его несколько дней, а когда встретилась,
поняла, что люблю, и не просто люблю, а жить без него не могу. Скоро я
стала его женой. И опять казалось - весь мир счастлив. Но горе ютилось
рядом. Мы не ужились с его матерью и ушли на квартиру. Будто бы вновь все
наладилось. Но в нашей семье что-то уже изменилось. А скоро повторилось
прошлое. Муж стал приходить пьяным, и опять оскорбления, унижения. Я не
узнавала его. Ласковый, обходительный, трезвый человек превращался в зверя.
У меня уже нет сил бороться с этим. Все повторяется. Что мне делать?
Посоветуйте, как спасти человека, семью?
Туе. АССР, г. Кызыл, Галина Г.".
"Здравствуй, дорогой Владислав!
С чувством глубокого уважения шлю тебе чистосердечный привет от себя,
березовых рощ и перелесков, голубых озер и седого Днепра, от героической
земли смоленской. Извини за беспокойство, но я давно собирался тебе
написать и все не решался. Надеялся, что смогу обменяться личными
автографами на книжках, но... И вот, услышав по радио твой голос и кусочек
из новой работы, рискнул написать коллеге по перу.
Случилось так, что, когда я поставил последнюю точку на черновике
первой рукописи, смоленское издательство закрыли. Естественно, моя рукопись
"Соловьи Приднепровья" объемом пятнадцать печатных листов вернулась назад.
Это повесть о жизни деревни шестидесятых годов. Нашим смоленским отделением
Союза писателей она была одобрена, но в Москве нашли причины отказать в
публикации. Но, как говорится, я не опустил руки и продолжал работать над
второй повестью о красных следопытах и людях, которые погибли, защищая наш
край в 1941 году. И эта рукопись одобрена нашим СП, но ее мне тоже вернули
из издательства. Обе рукописи лежат на столе, так же как и сам я лежу вот
уже четырнадцать лет из тридцати четырех.
Не пугайся, друг! Я не буду жаловаться на свою планиду. Ты хорошо
знаешь, чего стоит один день такой жизни, к тому же без надежд на будущее,
живя на 27 рублей пенсии. Семь из них за квартиру плачу, пять на курево,
остальные на лекарства и жизнь. Но все это мелочи. Главное же, это не зря
прожить. Ведь я для чего-то рождался на свет! Неужели эти четырнадцать лет
я переживал адовы муки для того, чтобы теперь умереть?
Помнишь, твой Серега бежал к железнодорожному полотну? Уверен, что ты
прочитал Амлинского "Жизнь Эрнста Шаталова". Эрнст подбирался к окну.
Испытал это и я, но пистолет дал осечку. На второй заход не хватило сил. А
скорее всего струсил. После такой щекотки в черепке, видимо, включаются
какие-то новые клетки, которые заставляют искать выход, чтобы не
существовать, а жить. Если можно, разреши, я пришлю тебе свои рукописи. Я
уверен, что ты не покривишь душой и скажешь то, чего они заслуживают. Твой
суд будет самым справедливым в этом мире. Пойми меня правильно. Жить без
надежды и цели в моем положении бесполезно Все время лежу, иногда, когда
чуть-чуть терпимо, сижу. Тогда из окна видны кусок неба и ломоть улицы.
Г. Ярцево, Анатолий Ш.".
"Я не нахожу слов, чтобы передать вам чувство искренней благодарности
и восхищения. Обещаю, что буду стараться делать все, чтобы найти свое место
в жизни и быть полезной людям.
Мне двадцать лет, ровно столько, сколько было вашей Тане. Уже пять лет
я прикована к постели. Прикована навсегда, навек. Место в жизни... Нет
надобности объяснять вам, что это значит для меня. Своей повестью и жизнью
вы вселили надежду.
Альбина К., Ивановская обл.".
Нет, эти письма не пришли одно за другим, в одной пачке. Я нарочно
подобрал их и расставил в таком порядке. Это из почты одной недели - 683
письма. Я не привожу здесь ответов, которые дал на все эти письма. И не
потому, что ответы эти носят очень личный характер. Нет. Я приглашаю вас
подумать над этими человеческими документами. Может быть, они откроют вам
доселе неизвестную жизнь. И еще:
"В возрасте четырнадцати лет я заболел и после длительного пребывания
в больнице на всю жизнь остался инвалидом. Передвигаюсь только с костылями.
Некоторые люди смотрят на меня как на заморского зверька, а старушки ахают
и крестятся. Временами рождается такое чувство, что ушел бы от людей,
закрылся бы где-нибудь и никогда не встречался с ними. Ну а как без людей?
Мне двадцать лет, начальную школу я закончил в своей деревне, и дальше надо
было идти учиться в соседний поселок за сорок километров. В общежитие меня
не приняли, в школу тоже не принимали. Мол, инвалидам не место в нормальной
школе. Но после продолжительной тяжбы в роно и облоно в школу меня приняли.
Жить пришлось на частной квартире, за километр от школы. С большими
трудностями, но я закончил десять классов. Многое передумал в эти годы. Где
же он, гуманизм, о котором у нас кричат на всех перекрестках? Или к таким,
как я, он не подходит?
Поступил учиться в техникум, но заболел и закончить не смог.
Выздоровев, решил устроиться на работу, но это оказалось не так просто.
Везде я слышал: "Не можем, не имеем права брать инвалидов". "Иди в дом
инвалидов, там тебе найдут дело". И все время приводили в пример Корчагина,
Мересьева.
Поймите меня, я не хочу в дом инвалидов! Я хочу работать, иметь свою
семью, жить свободным человеком. Только после восьми месяцев мытарств,
когда газета "Новгородский комсомолец" опубликовала статью "Барьер
равнодушия", мне предложили работу на полставки в библиотеке. Ничего не
поделаешь, выбора нет, а жить-то нужно. Целый год дружил с девушкой, а она
вышла замуж за другого. У меня нет друзей, не успел ими обзавестись, нее
время по больницам, да и большинство людей таких, как я, обходят стороной.
Как мне жить, посоветуйте, пожалуйста.
Володя Д.. Новгородская обл.".
"Товарищ Титов!
Спасибо вам! Я хочу это сказать так, как бы сказал это вам Егорыч или
кто другой из вашего произведения. В вашей повести я нашла то, что сама
пережила и переживаю, ту физическую и моральную боль, которые так хорошо
известны вам. У меня не все так хорошо получается, как хотелось бы. По
сравнению с вашим мое несчастье небольшое, но всю жизнь пришлось
перестраивать. Девочкой одиннадцати лет я пережила трагедию. Три года не
поднималась с постели, была закована в гипс. Все эти и последующие годы
продолжала учиться в школе, училась хорошо, неизменно избиралась комсоргом
класса. По окончании десяти классов решила поступить в Благовещенский
медицинский институт, потому что с медициной была знакома уже десять лет, и
не как-нибудь, а на своей шкуре практику познавала. Но в приемной комиссии
"полюбовались" моей ногой и сказали, что принять меня не могут. Это меня
очень морально надломило. Но на следующий год поступила в университет на
биологический факультет, думаю, что хоть как-то буду связана с медициной.
Вышла замуж. Родила на свой страх и риск. Мальчишке моему уже пять лет. Вот
так и живу. Еще раз спасибо за повесть. Верю, она многим поможет обрести
себя.
Варя Е.. г. Якутск".
"В пятом классе меня посадили за одну парту с мальчишкой. Мы оба были
отличники, быстро нашли общий язык, после уроков шли вместе домой, вместе
готовили уроки, читали книги. Он увлекался марками, я открытками с
артистами. На зимних каникулах мы ездили в Одессу, Севастополь, в Москву и
еще больше сдружились. Мы ведь уже взрослые, сейчас учимся в восьмом
классе. О нашей дружбе узнали одноклассники и стали подсмеиваться над нами.
С тех пор его словно подменили. Он перестал со мной здороваться, не
замечает меня. Что случялосъ с ним? Я вижу, что теряю верного друга, но
поделать ничего не могу. Мне сейчас так тяжело. Ответьте мне, что же мне
делать? Не считайте меня глупой девчонкой, ведь эго так серьезно, особенно
в нашем возрасте.
Оля С, г. Саратов".
"Здравствуйте, Владислав Андреевич!
Это опять пишу вам я, Галя Б. Во-первых, хочу поблагодарить вас за
ваше письмо. Получив его, я была очень рада и осталась довольна ответами.
Особенно запало в памяти: зри в корень! Внешнее часто обманчиво. Не хотела
отнимать у вас время, но снова пишу. Вы писали, что людям нужно верить, что
без этой веры можно зачахнуть. Я сама знаю, что людям нужно веоить, иначе и
тебе никто не поверит. Вот какая история: дружила я с парнем, он говорил
мне разные слова, я не верила, он злился, убеждая, спрашивал, почему не
верю. Когда-то давно у меня была неудачная любовь. Тогда мне тоже
говорились такие же слова. И все оказалось ложью. Ложь поджидала меня и на
этот раз. Он уехал и даже не ответил ни на одно из моих писем. Мы живем с
девушками в общежитии и часто спорим по этим вопросам, и всегда каждый
остается при своем мнении. Тот, кто не обжегся в жизни, - верит, тот, кто
обжегся, - не верит. Трудно нам разобраться в этом. Посоветуйте,
пожалуйста.
Павлодарская обл.. Чидерты".
"Чтобы вам было яснее, кто я, напишу сразу. Я Большакова Анна А.
Работала кладовщиком в ЖКО, имею двух сыновей, есть муж, сейчас второй год
на пенсии, получаю 36 рублей.
Не думайте, что я вас жалею. Нет. Я даже немного рассердилась, когда
дочитывала повесть. Это что значит - бежать под поезд! Это что за слабость
такая!
Недавно мне сделали трудную операцию на желудке. Врачи скрывают от
меня, но разве можно так обмануть, чтобы совсем ничего не знать. Жить мне
осталось мало. Часто говорят, что безвыходных положений нет, оказывается,
есть... Никто никогда не видел, чтобы я плакала, и не увидит, наверное. Я
завидую вам, я радуюсь вашему мужеству. Человек должен быть всегда
человеком. Детей я воспитывала правильно, у них не будет повода сказать,
когда меня не станет, что я была плохой матерью. Правда, они еще малы, и,
может, обидятся, что рано ушла от них, но это уж не моя вина. Старший мой
сын, Павлуша, учится в седьмом классе, иынче вступил в комсомол, комсорг
класса. И Саша хороший мальчик. Вы и ваша повесть нужны им, моим мальчикам.
Спасибо вам за нее.
Г. Еманжелинск".
"Вместе с героями вашей повести я страдал, боролся, побеждал. Я вновь
пережил то, что мне пришлось пережить за четыре года болезни. И всегда,
когда не было сил уже бороться, к тебь на выручку приходят люди. Чужие
люди, которых не замечал, но которые были рядом с тобой. Жить второй раз не
каждому дано, когда чувствуешь даже вкус воздуха и как-то по-особенному
ощущаешь тепло солнечных лучей и видишь молодую зелень в утренней росе. Мы
знаем с тобой это.
Твоя повесть написана кровью сердца. Не может так писать тот, кто не
пережил всего этого сам. Как мне хочется некоторых равнодушных, бездушных
заставить прочувствовать ее так, чтобы поняли вкус жизии, здоровья,
хотел крикнуть я, но что-то сдавило мне горло, и я не смог выговорить
слова. Мы с Ритой отошли в угол, успокоились, потом вручили Татьяне букет
цветов, показали дядю, которому надо отдать их. "От кого?" - удивился он,
поднял глаза и увидел меня. Потом долго тискал нас с Ритой и Таней в
объятиях, что-то расспрашивал, а я стоял молча и смотрел на него широко
раскрытыми глазами. Вокруг образовалась толпа, подошел Стукало и объяснил
коллегам, что здесь, в Ворошиловграде, хирург Бондарь встретил своего
бывшего пациента. Мы долго беседовали с Григорием Васильевичем, я признался
ему, что пишу и что написанное, может быть, увидит свет. Доктор был очень
рад за нас, восторгался Татьянкой, расспрашивал о житье-бытье, мы
уговаривали его пойти к нам в гости, но жесткий регламент симпозиума не
позволил ему сделать это. Я верю, что у нас еще будет возможность
встретиться с этим замечательным человеком"
- Есть ли в жизни прототип образа Егорыча?
- На такие вопросы легко и вместе с тем трудно отвечать. Литература -
это сложное искусство. Искусство, которое призвано отражать жизнь. Но это
отражение не может быть каким-то зеркальным или точным, как на фотографии.
Все то, о чем пишет писатель, должно пройти через все его органы чувств,
перегореть на сердце, затронуть весь жизнен" ный опыт. Иначе писатель
рискует очень многим. Он рискует остаться не понятым читателем. И если он
сам не взволнован тем образом или тем событием, о котором пишет, вряд ли
это ироизведение взволнует читателя. Я очень долго и трудно ра" ботал над
образом Егорыча. В жизни случилось так, что чело" век, с которого я
списывал основные черты Егорыча, тяжело больным остался в клинике, после
того как я выписался домой. Он умер два месяца спустя. По сюжету повести
мне очень нужно было, чтобы Сергей видел эту смерть, еще острее бы понял
цену жизни, чтобы потеря близкого человека встряхнула его, заставила
задуматься. В жизни оно так и случилось. Но времени на это потрачено
значительно больше. В книге я не мог затягивать действие и чуть погрешил
против истины. Заставил умереть своего друга на несколько месяцев раньше. Я
долго мучился от этого. Мне снились сны, и в них был Егорыч, он укоризненно
качал головой и говорил: "Эх ты! А еще другом считался. Я для тебя ничего
не жалел. А ты... Зачем убил меня раньше времени?" Я вскакивал с постели в
холодном поту, зубами рвал черновики, писал другую ситуацию, где Егорыч
остается жить, мы выписываемся из больницы, прощаемся с больными, едем
вместе в поезде. Но проходил день-другой, и я понимал, что эта ситуация
ложна по своей сути, затянута и никуда не годится. И опять Сергей крался
вдоль стены к палате Егорыча, и опять встречал его безжизненное тело, и
опять взрывался в отчаянном, полном тоски и боли крике. А ночью вновь
приходил Егорыч и укорял меня. Это длилось долго и, честно скажу, было
нелегко. Но, например, лицо Егорыча я списал с другого человека, тоже
лежавшего со мной в одной палате. Историю, которую Егорыч рассказывает
Сергею, я позаимствовал у третьего больного, тоже очень умного,
мужественного и доброго человека. Теперь сами судите, есть прототип или
нет.
- А записка с согласием на пересадку?..
- Записка была.
С читательской конференции мы вернулись домой в первом часу ночи. Таня
спала в своей кроватке, широко разбросав руки, и чему-то улыбалась во сне.
Скоро наступит и твой срок задавать мне вопросы. Сколько их будет у тебя,
твоих "почему"? Простых и сложных.
"Уважаемый тов. Титов!
В последнее время много шумят о вашей повести и судьбе. Ну а если
шумят, значит, кому-то это надо. Позвольте не поверить ни вам, ни
пропаганде. У меня нет ноги и левой кисти. Все прелести инвалидской жизни
испытал, меня агитировать не надо. Я сам могу. Хотел поступить в институт -
от ворот поворот! Калек на берем. Пошел устраиваться на работу, под то
место коленом получил. А пенсия-то с гулькин нос. Думаю иногда, лучше бы у
меня желудка не было, чем руки и ноги, есть бы не хотелось. О гуманизме,
людском участии, думаю, писать не надо. Всего этого не было, нет и не
будет. Одна мразь и беспросветное скотство.
Вся жизнь идет в дремучей Лжи. Все настолько погряз чя в ней, что уже
не замечают, зачем лгут. Лжем ближнему, лжем дальнему, лжем друг другу без
зазрения совести. Жить гадко. Всадил бы себе пулю в лоб, да трус, наверное.
Да и доставлять радость своей смертью ползучим гадам не хочу.
Олег, г. Керчь".
"Ваша повесть очень затронула меня, так как в ней показана почти вся
моя жизнь. Я тоже без обеих рук. Вам было тяжелей. Вы испытали жизнь
здорового человека. Мне несколько легче - я входил в жизнь уже без рук.
Тяжело, конечно. Я не жалуюсь, я хочу поделиться с вами своими думами, ведь
вы поймете меня лучше других.
В возрасте восемь лет (сейчас мне девятнадцать) я попал в комбайн и
стал инвалидом. Возможно, мне не ходить бы больше по земле, но людская
доброта спасла меня. А раз так, то надо жить и добиваться своей цели. Мне
очень помог Я. Е. Берлин. Может, вы знаете его? Он живет в Москве. У него
много друзей. Многие люди обязаны ему жизнью. Около десяти лет нас
связывает крепкая дружба. Только с его помощью я полюбил жизнь, понял ее
цену. Я уже несколько раз протезировался в Ленинграде, но на короткие
культи невозможно сделать рабочие протезы. Мне сделали сложную операцию -
удлинение. После этого я уже могу кое-что делать. В прошлом году мне в
протез вставили приспособление, которое очень помогает. Писать протезом еще
невозможно, но думаю, что я все-таки научусь. В прошлом году я окончил 11
классов (пишу, как и вы, зубами). Еще в школе писал заметки в газету, а
сейчас серьезно думаю над профессией газетчика. В Чите два вуза,
педагогический и медицинский. Я пошел в первый, проучился год и понял, что
учитель - это профессия не для меня. После окончания сессии переведусь в
Иркутск на факультет журналистики.
Сердечный привет вашей жене. Я восхищаюсь ее настоящим, любящим
сердцем.
Чита. Алексей Луканин".
Где ты сейчас, Алексей? Мы обменялись несколькими гисьмами. Ты делился
своими успехами. Я был очень рад им. Верю, место свое в жизни ты найдешь.
Откликнись, дорогой, я буду очень рад.
"Пишет вам убитая горем девушка Тамара Чумак. Я хочу задать вам
несколько вопросов, но сначала напишу о себе. Мне скоро исполнится двадцать
лет. Девять лет я прикована к постели. До 11 лет я ходила сама. Потом
болезнь прогрессировала, и я не стала ходить. Неоднократно лечилась в
больнице, почти год была в гипсе, потом мне изготовили аппараты, и начала
учиться ходить. Ходить я не научилась, по-видимому, не хватало силы воли (а
то, что передвигаюсь еле-еле по комнате с помощью аппаратов и костылей,
ходьбой не считаю). Помню, когда мне было лет двенадцать, один врач сказал:
"Наша медицина с каждым годом идет Есе вперед и вперед, и настанет тот час,
когда и твоя болезнь будет излечима". Сколько лет прошло, а врачи
по-прежнему утверждают, что болезнь моя неизлечима. Мне говорят: не
отчаивайся, борись с болезнью. Но как тут не будешь отчаиваться, если
болезнь прогрессирует. Иногда лежу и думаю: что ждет меня впереди? Как
жить? Бывают минуты, когда вообще жить не хочется. Ну какой от меня толк,
какая польза людям? Чем я могу быть полезна? Никакими талантами я не
одарена. Кругом бурлит жизнь, каждый человек к чему-то стремится, что-то
делает, в космос ведь полетели, а что же мне на этой земле? Как мне жить,
подскажите.
Ворошиловградская обл.".
"Дорогие Слава и Рита!
Надо же такому случиться, что твоя судьба, Слава, и моя очень похожи.
Трудно ответить, есть ли разница в наших судьбах. Но о себе позже. Первое
слово мне хочется сказать дорогой, необыкновенной Рите Петровне. То, что
сделала ты, - это настоящий подвиг, подвиг великой любви и преданности.
Слава, правильно ты сделал, что не пал духом. Нашел свое место в
жизни, работу, имеешь семью. А что еще нужно человеку? Что же делать, если
так случилось. Надо крепиться. Я знаю, что самая интересная жизнь -
трудная. Я лично не представляю, что такое легко, и, наверное, не буду
представлять. При одной мысли, что я жива, - я счастлива.
Очень давно, на заре своей юности, в шестнадцать лет, я осталась без
обеих ног выше колен и правой руки выше локтя. Это тоже страшно. Но тебе
было 25, а мне 16. У тебя был опыт жизни за плечами, а у меня ровно
шестнадцать лет, и болыпе ничего.
Полтора года больницы, и почти никто не верил, что я останусь жить.
Через каждые пять минут в первые дни звонили и спрашивали: жива ли? Но мне
очень хотелось жить. И я выжила. Пришлось начинать все сначала. Читать,
писать, ходить, говорить. Ничего не умела делать. Жизнь заставила -
научилась всему. Поступила в Усманский финансово-экономический техникум,
хотя мне и не разрешали. Инвалид первой группы... Но я настаивала и
доказала, что смогу учиться, смогу работать. Слово сдержала. Техникум
закончила с "отличием" и теперь работаю уже шесть лет в своем родном
колхозе бухгалтером механизации. На третьем курсе вышла замуж за
однокурсника. Родила дочь, Иринку. Потом свекровь заявила: моему сыну не
нужна такая жена! Муж сказал мне: езжай домой, а я приеду после, я женился
не для того, чтобы расходиться. Но не приехал. Струсил.
Живем вдвоем с дочкой. Она каждый день в садик, я на работу. Вечером
вместе. Дома я все делаю сама, без посторонней помощи. Стираю, готовлю,
шью, вышиваю, глажу. На работе от других не отстаю. Все привыкли и даже не
замечают, что я инвалид. Это очень радует меня.
Живем мы с Иринкой в большой красивой станице, где много зелени,
садов. Асфальтированные дороги, тротуары, большой Дворец культуры, школа,
детский садик на 140 мест, столовая, дома добротные, кирпичные. Колхоз наш
богатый. Но в этом году мы пострадали. Обрушилась на нас пыльная буря и
выдула все посевы пшеницы. Пришлось пересевать. Грустно нам от этого.
Меня никогда не покидает желание жить. Жить много, работать,
радоваться солнцу, зелени, хлебам. Жизнь сложная и порой трудная штука, но
ведь на то она и жизнь. Я приветствую вас, дорогие мои люди! Живите,
здравствуйте, жизнь прекрасна!
Нина Куварзина, Иринка. Краснодарский край".
"Извините меня, но мне так нужен ваш совет. Жизнь калит человека,
отбрасывает слабовольных, непригодных, неприспособленных. Это я чувствую по
себе. И кто из меня получится, не знаю. Может быть, мелочное, даже жалкое
существо, грубое и нервное? Прошлой осенью я по обыкновению поехала к себе
на родину, в станицу, к маме. Она живет со своими двумя сестрами и работает
учительницей в сельской школе. Я не могу быть одна, люблю людей, общество
интересных товарищей. Познакомилась с Резо. Он много рассказывал мне о
Тбилиси, о Грузии, пел грузинские песни. Мама с первого же раза запретила
мне встречаться с Резо. "Почему?" - спрашивала я. "Ты уедешь, а обо мне что
люди будут говорить! - отвечала она. - А вдруг он женат?" - "Но у меня с
ним чисто товарищеские отношения". Мама отказывалась понимать меня. Мне 29
лет, окончила институт, работаю инженером на заводе, неудачно вышла замуж,
не поняли друг друга и разошлись, Мне хочется начать новую жизнь, честную,
открытую, счастливую. Почему родная мать не хочет понять этого? Из станицы
я уехала, ни с кем не простившись. Тетя написала мне по этому поводу
бранное письмо и приказывала немедленно извиниться перед мамой. Что вы
посоветуете предпринять в этой ситуации? Правильно ли я поступила или нет?
Л. Шкарутова, г. Бахчисарай".
"Дорогой Владислав Титов!
Не знаю, правильно ли я поступаю, что пишу вам, но иначе я не могу.
Спасибо вам, дорогой Владислав (извините, не знаю вашего отчества) за то,
что благодаря вашей книге я поборола в себе меланхолию, грустное отношение
к окружающему миру. Мне восемнадцать лет. Учусь в десятом классе. Судьба у
меня нелегкая. В три годнка случилось несчастье, и с тех пор больницы,
больницы... Правую руку удалось спасти, а левую... Мальчишки смеются:
"Смотрите, у нее одна рука короче другой! Она не может поднять руку для
пионерского салюта!" А как бесило меня, когда в глазах людей видела
жалость. Жить не хотелось. У меня не было друзей. Одна изо дня в день.
Наверное, это самое страшное. Мне трудно вспоминать те дни, трудно потому,
что все, что было, ушло в прошлое. Я начинаю другую жизнь. Это вы помогли
мне в этом. Что мой недуг по сравнению с вашим? Мне стыдно. Вам в сто,
двести раз было труднее, и вы выстояли. Теперь я ничего не боюсь, я знаю,
что найду свое место в жизни и не буду обузой своей милой мамочке. Верю,
что не пропаду. Спасибо вам за эту веру.
Надя У.. Калинин".
"Я не смогла написать вам сразу, как только прочитала повесть, хотя и
очень хотела. Я не знаю, что мне делать. Окончив восемь классов, приехала в
г. Уфу продолжить учебу. Отец мой умер, мама неизлечимо больна. Я
остановилась у тети. У нее трехкомнатная квартира на троих. Сначала все
было хорошо. Потом я стала замечать, как тетя с дядей ругаются между собой,
со мной не разговаривают. Их маленькая дочка стала дразнить меня
"бездомной". Мне очень трудно жить, я никому до сих пор не рассказывала об
этом, даже маме. Не хотелось расстраивать ее. Как вести себя в таком
случае? Что мне делать? Уйти от них или примириться с такой жизнью? Если
уйти, то куда? Мне очень трудно. Посоветуйте что-нибудь.
Надя А.. г. Уфа".
Письма... Они как люди. Одни входят в дом тихо, незаметно, скромно,
другие врываются с шумом, болью, вопросами. А ведь маленьких вопросов и
проблем не бывает. Все относительно. И слезы, которые бегут от обиды, от
неустроенности жизни, от полученной двойки, одинаково солоны и горьки.
"Дорогие супруги Титовы!
Я не могу выразить то, что чувствовала, когда прочитала повесть.
Проглотила ее, не разжевывая, а когда опомнилась, был уже конец и
послесловие Бориса Полевого как удар грома, как комок, перехвативший горло
поперек. Я преклоняюсь перед вами. Мне 26 лет, имею сына и второго мужа.
Порой кажется, что прожила уже полжизни. И ведь обидно, что люди по
недомыслию или другим причинам отравляют жизнь себе и близким. Первый раз я
вышла замуж в двадцать лет. Все было в радужном цвете, и казалось, что весь
мир так же счастлив. А потом, потом все изменилось. Он стал приходить домой
пьяным, посыпались угрозы, оскорбления, унижения. Всеми силами пыталась
уговорить его, образумить, не тут-то было. А тут ребенок родился. Сын.
Вадька. Муж пил и стал избивать меня. Я ушла. Потеряла всякую веру в
любовь, чистоту отношений и прочее. И когда повстречала на своем пути
другого человека, относилась к нему с крайним недоверием. Этим причинила
много страданий и себе и ему. Он моложе меня. А мне нужен был не только
муж, но и отец для ребенка. Решила, что не имею на этого человека права и
не буду встречаться. Я не видела его несколько дней, а когда встретилась,
поняла, что люблю, и не просто люблю, а жить без него не могу. Скоро я
стала его женой. И опять казалось - весь мир счастлив. Но горе ютилось
рядом. Мы не ужились с его матерью и ушли на квартиру. Будто бы вновь все
наладилось. Но в нашей семье что-то уже изменилось. А скоро повторилось
прошлое. Муж стал приходить пьяным, и опять оскорбления, унижения. Я не
узнавала его. Ласковый, обходительный, трезвый человек превращался в зверя.
У меня уже нет сил бороться с этим. Все повторяется. Что мне делать?
Посоветуйте, как спасти человека, семью?
Туе. АССР, г. Кызыл, Галина Г.".
"Здравствуй, дорогой Владислав!
С чувством глубокого уважения шлю тебе чистосердечный привет от себя,
березовых рощ и перелесков, голубых озер и седого Днепра, от героической
земли смоленской. Извини за беспокойство, но я давно собирался тебе
написать и все не решался. Надеялся, что смогу обменяться личными
автографами на книжках, но... И вот, услышав по радио твой голос и кусочек
из новой работы, рискнул написать коллеге по перу.
Случилось так, что, когда я поставил последнюю точку на черновике
первой рукописи, смоленское издательство закрыли. Естественно, моя рукопись
"Соловьи Приднепровья" объемом пятнадцать печатных листов вернулась назад.
Это повесть о жизни деревни шестидесятых годов. Нашим смоленским отделением
Союза писателей она была одобрена, но в Москве нашли причины отказать в
публикации. Но, как говорится, я не опустил руки и продолжал работать над
второй повестью о красных следопытах и людях, которые погибли, защищая наш
край в 1941 году. И эта рукопись одобрена нашим СП, но ее мне тоже вернули
из издательства. Обе рукописи лежат на столе, так же как и сам я лежу вот
уже четырнадцать лет из тридцати четырех.
Не пугайся, друг! Я не буду жаловаться на свою планиду. Ты хорошо
знаешь, чего стоит один день такой жизни, к тому же без надежд на будущее,
живя на 27 рублей пенсии. Семь из них за квартиру плачу, пять на курево,
остальные на лекарства и жизнь. Но все это мелочи. Главное же, это не зря
прожить. Ведь я для чего-то рождался на свет! Неужели эти четырнадцать лет
я переживал адовы муки для того, чтобы теперь умереть?
Помнишь, твой Серега бежал к железнодорожному полотну? Уверен, что ты
прочитал Амлинского "Жизнь Эрнста Шаталова". Эрнст подбирался к окну.
Испытал это и я, но пистолет дал осечку. На второй заход не хватило сил. А
скорее всего струсил. После такой щекотки в черепке, видимо, включаются
какие-то новые клетки, которые заставляют искать выход, чтобы не
существовать, а жить. Если можно, разреши, я пришлю тебе свои рукописи. Я
уверен, что ты не покривишь душой и скажешь то, чего они заслуживают. Твой
суд будет самым справедливым в этом мире. Пойми меня правильно. Жить без
надежды и цели в моем положении бесполезно Все время лежу, иногда, когда
чуть-чуть терпимо, сижу. Тогда из окна видны кусок неба и ломоть улицы.
Г. Ярцево, Анатолий Ш.".
"Я не нахожу слов, чтобы передать вам чувство искренней благодарности
и восхищения. Обещаю, что буду стараться делать все, чтобы найти свое место
в жизни и быть полезной людям.
Мне двадцать лет, ровно столько, сколько было вашей Тане. Уже пять лет
я прикована к постели. Прикована навсегда, навек. Место в жизни... Нет
надобности объяснять вам, что это значит для меня. Своей повестью и жизнью
вы вселили надежду.
Альбина К., Ивановская обл.".
Нет, эти письма не пришли одно за другим, в одной пачке. Я нарочно
подобрал их и расставил в таком порядке. Это из почты одной недели - 683
письма. Я не привожу здесь ответов, которые дал на все эти письма. И не
потому, что ответы эти носят очень личный характер. Нет. Я приглашаю вас
подумать над этими человеческими документами. Может быть, они откроют вам
доселе неизвестную жизнь. И еще:
"В возрасте четырнадцати лет я заболел и после длительного пребывания
в больнице на всю жизнь остался инвалидом. Передвигаюсь только с костылями.
Некоторые люди смотрят на меня как на заморского зверька, а старушки ахают
и крестятся. Временами рождается такое чувство, что ушел бы от людей,
закрылся бы где-нибудь и никогда не встречался с ними. Ну а как без людей?
Мне двадцать лет, начальную школу я закончил в своей деревне, и дальше надо
было идти учиться в соседний поселок за сорок километров. В общежитие меня
не приняли, в школу тоже не принимали. Мол, инвалидам не место в нормальной
школе. Но после продолжительной тяжбы в роно и облоно в школу меня приняли.
Жить пришлось на частной квартире, за километр от школы. С большими
трудностями, но я закончил десять классов. Многое передумал в эти годы. Где
же он, гуманизм, о котором у нас кричат на всех перекрестках? Или к таким,
как я, он не подходит?
Поступил учиться в техникум, но заболел и закончить не смог.
Выздоровев, решил устроиться на работу, но это оказалось не так просто.
Везде я слышал: "Не можем, не имеем права брать инвалидов". "Иди в дом
инвалидов, там тебе найдут дело". И все время приводили в пример Корчагина,
Мересьева.
Поймите меня, я не хочу в дом инвалидов! Я хочу работать, иметь свою
семью, жить свободным человеком. Только после восьми месяцев мытарств,
когда газета "Новгородский комсомолец" опубликовала статью "Барьер
равнодушия", мне предложили работу на полставки в библиотеке. Ничего не
поделаешь, выбора нет, а жить-то нужно. Целый год дружил с девушкой, а она
вышла замуж за другого. У меня нет друзей, не успел ими обзавестись, нее
время по больницам, да и большинство людей таких, как я, обходят стороной.
Как мне жить, посоветуйте, пожалуйста.
Володя Д.. Новгородская обл.".
"Товарищ Титов!
Спасибо вам! Я хочу это сказать так, как бы сказал это вам Егорыч или
кто другой из вашего произведения. В вашей повести я нашла то, что сама
пережила и переживаю, ту физическую и моральную боль, которые так хорошо
известны вам. У меня не все так хорошо получается, как хотелось бы. По
сравнению с вашим мое несчастье небольшое, но всю жизнь пришлось
перестраивать. Девочкой одиннадцати лет я пережила трагедию. Три года не
поднималась с постели, была закована в гипс. Все эти и последующие годы
продолжала учиться в школе, училась хорошо, неизменно избиралась комсоргом
класса. По окончании десяти классов решила поступить в Благовещенский
медицинский институт, потому что с медициной была знакома уже десять лет, и
не как-нибудь, а на своей шкуре практику познавала. Но в приемной комиссии
"полюбовались" моей ногой и сказали, что принять меня не могут. Это меня
очень морально надломило. Но на следующий год поступила в университет на
биологический факультет, думаю, что хоть как-то буду связана с медициной.
Вышла замуж. Родила на свой страх и риск. Мальчишке моему уже пять лет. Вот
так и живу. Еще раз спасибо за повесть. Верю, она многим поможет обрести
себя.
Варя Е.. г. Якутск".
"В пятом классе меня посадили за одну парту с мальчишкой. Мы оба были
отличники, быстро нашли общий язык, после уроков шли вместе домой, вместе
готовили уроки, читали книги. Он увлекался марками, я открытками с
артистами. На зимних каникулах мы ездили в Одессу, Севастополь, в Москву и
еще больше сдружились. Мы ведь уже взрослые, сейчас учимся в восьмом
классе. О нашей дружбе узнали одноклассники и стали подсмеиваться над нами.
С тех пор его словно подменили. Он перестал со мной здороваться, не
замечает меня. Что случялосъ с ним? Я вижу, что теряю верного друга, но
поделать ничего не могу. Мне сейчас так тяжело. Ответьте мне, что же мне
делать? Не считайте меня глупой девчонкой, ведь эго так серьезно, особенно
в нашем возрасте.
Оля С, г. Саратов".
"Здравствуйте, Владислав Андреевич!
Это опять пишу вам я, Галя Б. Во-первых, хочу поблагодарить вас за
ваше письмо. Получив его, я была очень рада и осталась довольна ответами.
Особенно запало в памяти: зри в корень! Внешнее часто обманчиво. Не хотела
отнимать у вас время, но снова пишу. Вы писали, что людям нужно верить, что
без этой веры можно зачахнуть. Я сама знаю, что людям нужно веоить, иначе и
тебе никто не поверит. Вот какая история: дружила я с парнем, он говорил
мне разные слова, я не верила, он злился, убеждая, спрашивал, почему не
верю. Когда-то давно у меня была неудачная любовь. Тогда мне тоже
говорились такие же слова. И все оказалось ложью. Ложь поджидала меня и на
этот раз. Он уехал и даже не ответил ни на одно из моих писем. Мы живем с
девушками в общежитии и часто спорим по этим вопросам, и всегда каждый
остается при своем мнении. Тот, кто не обжегся в жизни, - верит, тот, кто
обжегся, - не верит. Трудно нам разобраться в этом. Посоветуйте,
пожалуйста.
Павлодарская обл.. Чидерты".
"Чтобы вам было яснее, кто я, напишу сразу. Я Большакова Анна А.
Работала кладовщиком в ЖКО, имею двух сыновей, есть муж, сейчас второй год
на пенсии, получаю 36 рублей.
Не думайте, что я вас жалею. Нет. Я даже немного рассердилась, когда
дочитывала повесть. Это что значит - бежать под поезд! Это что за слабость
такая!
Недавно мне сделали трудную операцию на желудке. Врачи скрывают от
меня, но разве можно так обмануть, чтобы совсем ничего не знать. Жить мне
осталось мало. Часто говорят, что безвыходных положений нет, оказывается,
есть... Никто никогда не видел, чтобы я плакала, и не увидит, наверное. Я
завидую вам, я радуюсь вашему мужеству. Человек должен быть всегда
человеком. Детей я воспитывала правильно, у них не будет повода сказать,
когда меня не станет, что я была плохой матерью. Правда, они еще малы, и,
может, обидятся, что рано ушла от них, но это уж не моя вина. Старший мой
сын, Павлуша, учится в седьмом классе, иынче вступил в комсомол, комсорг
класса. И Саша хороший мальчик. Вы и ваша повесть нужны им, моим мальчикам.
Спасибо вам за нее.
Г. Еманжелинск".
"Вместе с героями вашей повести я страдал, боролся, побеждал. Я вновь
пережил то, что мне пришлось пережить за четыре года болезни. И всегда,
когда не было сил уже бороться, к тебь на выручку приходят люди. Чужие
люди, которых не замечал, но которые были рядом с тобой. Жить второй раз не
каждому дано, когда чувствуешь даже вкус воздуха и как-то по-особенному
ощущаешь тепло солнечных лучей и видишь молодую зелень в утренней росе. Мы
знаем с тобой это.
Твоя повесть написана кровью сердца. Не может так писать тот, кто не
пережил всего этого сам. Как мне хочется некоторых равнодушных, бездушных
заставить прочувствовать ее так, чтобы поняли вкус жизии, здоровья,