Титов Владимир. Всем смертям назло...

- Мне некогда к этому как-нибудь относиться. Не отрицаю, приятно,
когда тебя хвалят. Гораздо приятней, чем когда ругают. Правда, от некоторых
неумеренных похвал становится стыдно. Я не скромничаю. Всему должна быть
разумная мера. Когда она не соблюдается, фальшь прет наружу, люди видят
это, и тогда стыдно смотреть им в глаза. Радостно и приятно на душе, когда
твой труд замечен, о тебе говорят, спорят, тебя знают, но ведь тебе, кроме
всего прочего, надо работать лучше и упорнее, чем до сих пор, иначе можно
сдать позиции, за которые хвалят, и скатиться вниз. А у широкой известности
и популярности, на мой взгляд, есть еще и обратная сторона, как у медали, -
постоянные помехи в работе. Есть помехи неизбежные, что ли, в пользу
другим, но есть и глупые, от никчемности, что ли, или от дурной привычки
покричать по любому поводу, помитииговать где надо и не надо. Жизнь соткана
из противоречий. Было бы идеально, если бы тебя хвалили, но не мешали
работать.
Ахмет Файзулаев (Казань). Как сильно была изменена повесть в процессе
ее редактирования в журнале "Юность"?
- Редколлегия журнала "Юность" очень бережно относится к автору и его
рукописи. Было несколько случаев, когда раздавался звонок из Москвы и меня
спрашивали по поводу изменения или простой перестановки
одиого-единственного слова. Рукопись попала на стол главного редактора
Бориса Николаевича Полевого. Не знаю, точно ли воспроизведу его слова, но
он будто бы сказал, что не надо ничего в ней править, оставим так, как она
написана, пусть с некоторыми художественными огрехами, но это будет
подлинный человеческий документ. Так и поступили. Мой рабочий редактор
Борис Балтер посоветовал мне убрать некоторые предложения, это было сделано
достаточно аргументированно, и я согласился. Повесть немного сокращена. Но
это уж от специфики журнальных публикаций.
Михаил Озерной (Харьков). Не думаете ли вы в последующих изданиях
исправить и дополнить повесть?
- Уже сейчас я вижу некоторые композиционные, стилистические,
языковые недоработки. Повесть еще не вышла отдельным изданием у нас в СССР.
Отдельной книжкой она вышла в Венгрии. Изменять в ней ничего не буду.
Восстановлю сокращения, сделанные в журнале, и вставлю уже дописанные две
главы.
Б. Надмид (Улан-Батор). У нас в Монголии ваша повесть была переведена
газетой "Хеделмер". Газета воспроизвела титульный лист повести с вашим
автографом монгольскому журналисту. Не могли бы вы рассказать историю
автографа?
- С удовольствием. Весной этого года московская газета "Труд"
проводила семинар своих корреспондентов. На этот семинар были приглашены
наши монгольские друзья. Меня попросили выступить перед участниками, вот
как вы сейчас. Коллегам отказывать неудобно, я согласился. Тем более что
"Труд" накануне опубликовал статью обо мне, которую написал мой земляк,
сотрудник газеты "Ворошиловградская правда:", присутствующий здесь Петр
Левитин. Разговор состоялся долгий, на мой взгляд, интересный, журналисты
любят задавать вопросы, а в конце встречи меня пригласили в кабинет
главного редактора и познакомили там с монгольским журналистом Юмсурэном.
Мы как-то сразу понравились друг другу, разговорились, а на другой день
встретились у меня в номере в гостинице "Минск". Он увлеченно рассказывал о
своей прекрасной Монголии, я - о любимом Донбассе, а на прощание подписал
ему журнал "Юность" со свсей повестью. Мой друг Юмсурэн перевел ее на
монгольский язык, опубликовал в газете "Хеделмер", сделав тем самым ее
достоянием монгольского читателя. Потом эта же газета организовала заочную
читательскую конференцию, которая, судя по многочисленным письмам, прошла
успешно. Если будете в Улан-Баторе и встретите Юмсурэна, передайте ему,
пожалуйста, мой привет, благодарность и искренние пожелания счастья.
Надмид. Редактор газеты "Унен", которая тоже много писала о вас,
просил передать вот этот значок, выпущенный по случаю сорокалетнего юбилея
газеты. Позвольте вручить его вам.
- Спасибо.
Целина Косьциньская (Польша). Я читала ваше произведение по-польски.
Скажите, если бы подобное случилось с вашей женой, как бы вы поступили?
- Так, как подсказало бы сердце. В таких случаях нельзя врать, нельзя
снисходить до жалости. Только истинная любовь может вынести все. Никаким
другим чувством ее нельзя и невозможно подменить.
Лия Слепченко (Винница). Кто из современных писателей вам нравится?
- В этой области у меня получилась любовь с первого взгляда, раз и
навсегда - Михаил Александрович Шолохов.
- Вы знакомы с ним?
- Лично? Нет.
Владимир Ляликов (Львов). Как могло случиться, что вагонетка сошла с
рельсов, повредила кабель и ни одна из электрических защит не сработала?
Что это? Халатность электрослужбы? Недосмотр или?..
- Что "или"?..
- Ну, несчастный случай...
- А если падает самолет с тремя дублированными системами управления?
Если у него не выпустилось шасси, тоже с тройной системой подстраховки?
Если у автомобиля на полном ходу отскакивает колесо? Это что касаемо
техники. Ну а если перейти к человеку, то эти "почему" возрастут в
квадрате. Почему, например, меня не убило током в шесть тысяч вольт? Ведь
есть же случаи, когда люди умирают от аппендицита. Почему? Любая отрасль
человеческой деятельности, любое производство редко сейчас обходится без
сложнейшей техники, без целого комплекса тесного и постоянного
взаимодействия человека и машины или целого ряда сетей и механизмов. И
повреждение механизмов, выход из строя отдельных узлов и деталей, к
сожалению, процесс неизбежный. Там, где нарушение нормального
функционирования техники несет за собой опасность для человеческой жизни,
делаются двойные, тройные системы дублирования. Но не все представляется
возможным сдублировать, не все опасные ситуации предусмотреть и исключить
их. И сама человеческая жизнь - это в известной мере постоянный,
каждодневный риск. По конкретному же вопросу лично я как специалист думаю,
что от громаднейшего токового удара в автоматической защите какая-то цепь
вышла из строя. И в самый неподходящий момент.
Константин Лебедь (Киев). Какова ваша почта?
- В среднем сто двадцать писем в день. Мне уже трудно представить
свою жизнь без писем. Хотя, сами понимаете, перечитать их все - дело
довольно сложное. Ответить на все - просто невозможно, а не ответить на
некоторые тоже нельзя. Письма очень разные и по тону, и по содержанию, и по
стилю, и по убеждениям, как разные лица людей, их судьбы и биографии. Есть
письма, написанные мелким, убористым почерком на тетради в пятьдесят
листов, где изложена целая судьба, есть короткие, в три слоза, как крик о
помощи. Если взять письма и опубликовать все подряд, в порядке их
поступления или написания, то, уверяю вас, получилась бы оиень интересная
книга из десятков тысяч человеческих судеб, людских радостей и
разочарований, взлетов и падений, получилось бы в какой-то степени лицо и
характер нашего времени. Ведь письма читателей к писателю никто не
принуждает писать, они выливаются сами, как потребность поделиться,
исповедаться и т. п. И дело тут, конечно, не в моей персоне. Такие письма
могут быть адресованы вам, вам - каждому, кто внушит доверие или пробудит
потребность поделиться.
(Седой коренастый человек за третьим столиком справа набил табаком
трубку и чиркнул зажигалкой).
Габор Фехер (Венгрия). В своем р о "ладе вы писали о плохом советском
протезировании. Как улучшилось дело сейчас?
(Рыжий за передним столиком гмыкнул и с усмешкой посмотрел на меня;
мол, поглядим, как ты выкрутишься. Несколько голов повернулись в сторону
венгерского коррес-жондшта. Седой вытянул изо рта трубку.)
- Речь шла не о плохом протезиршалии вообще. Имелась в виду сложность
вопроса в техническом,, биологическом, эстетическом и во многих-многих
других аспектах. В Московском научно-исследовательском институте
протезирования и проте-вастроелия делают неплохие протезы кисти на
биоэлектронном управлении, Я видел эти протезы, будучи в институте. Кстати,
за время двухмесячного пребывания там мне удалось позиакомитмя со многими
инвалидами из различных стран кирз. Они очень хорошо отзываются о советских
протезах и аппаратах. У меня остались самые теплые воспоминания о наших
ежедневных встречах, беседах с вашим аемляком Ласло. Изумительной доброты,
терпения, выдержки парень, У Ласло "е было обеих ног выше коден. В институт
он явился на колясочке, видели, наверное, такая низ.едькая площадка на
четырех колесиках... Ушел Ласло да протезах, в полный рост, как на своих
ногах, с палочкой в руке. Конешо, немало трудов арщдлось приложить, немало
боли перетерпеть, но такова наша жизнь, без боя ничего не дается, не
получается тарелочки с голубой каемочкой. Так вот, протезирование
инвалидов - сложная проблема, и она превращается в неразрешимую при очень
высоких ампутациях конечностей, когда, как говорится, протез не за что
зацепить. К последней категории отношусь и я. Ваш брат журналист иногда
оказывает очень плохую услугу и протезистам и инвалидам, когда, не
проникнув в суть дела, публикует сенсационные статьи, вроде "Живая рука",
"Вернулась радость труда" и т. д. Подобных статей у меня собралось великое
множество. Наш народ - великодушный народ, и каждый старается хоть чем-то
помочь человеку, попавшему в беду. Вот и шлют мне со всех концов вырезки
статей о протезах рук. Почти все эти статьи и сообщения отличаются одним
качеством - выдачей желаемого за действительностъ. Кроме неприятностей
протезистам, кроме горя инвалидам, такие статьи ничего не дают. Да, ученые
действительно создали протез кисти руки, управляемый биотоками мозга.
Кисти, заметьте, а не плеча, предплечья, руки. А это очень разные проблемы.
Но такому журналисту до этого нет дела! Рука, и баста! А коль рука, значит,
радость, счастье и т. д. известными штампами. И вот инвалид прочтет такую
статью о живой руке, которая, как утверждается, даже намного лучше живой, и
как утопающий за соломинку... Добывает деньги, изыскивает возможность, едет
в Москву, Иркутск, на край света, добивается приема к специалистам, его
принимают - и как обухом по голове: вам это не подходит, у вас не та
ампутация.
Протезисты работают йе в лучших условиях. Космических кораблей они не
создают, не их профиль. Им часто не хватает средств, помещений,
лабораторий. Об этом много писалось, но боз и ныне там.
Геннадий Корниенко (Донецк). Какое влияние оказал на вашу судьбу роман
Николая Островского "Как закалялась сталь"? Конкретно, где, 8 какой
критический момент вы вспомнили о Павке Корчагине?
(За средним столитюм переглянулись. Рыжий отодвинул от себя блокнот.)
- Должен разочаровать вас. Никогда, ни в какой ситуации, ни при одной
операции я не вспомнил Павку Корчагина и его биографию. В операционных не
до того было. В других критических ситуациях тоже.
(Рыжий убрал руку и внимательно посмотрел на меня; "Это чего же несет
парень? Как это не вспомнил?" Над трубкой поплыло густое облако дыма.)
Все это, очевидно, сложней и глубже. Очень трудно в
чело-веческой..психике, даже в своей, все разложить по нумерованным
полочкам. Вот там-то вспомнил Корчагина - стал мужественнее и победил, вот
тут Матросова - и выстоял, вот здесь декабристов - и стал смелее, потом
молодогвардейцев - решительней, потом революционеров - и стал убежденней и
настойчивее. Ни одно из этих качеств, даже малая толика его, не приходит в
один миг, по принципу - вспомнил, пришло. Все это впитывается в нашу плоть
и кровь с годами. И если по-настоящему впиталось, то не лежит на
поверхности, а сидит где-то глубже и проявляется тоже не демонстративно, а
исподволь, но решительно и сильно. Ведь фраза "безвыходных положений не
бывает" не пришла сама собой, не явилась от умозрительных упражнений. Она
выведена опытом, и если ты веришь в нее, то видишь за ней жизнь
многочисленных людей, в тебе сидят наиболее яркие примеры, и не просто
сидят, а стали твоим убеждением, твоим кредо, что ли. Я
расфилософствовался, и может показаться, что поучаю. Простите, ради бога!
Меня спросили, и я отвечаю то, что думаю.
(Подозрительное лицо весело заулыбалось, и руки демонстративно высоко
поднялись над столиком и трижды похлопали медленно и бесшумно.)
Подорожный (Харьков). Расскажите о своих зарубежных поездках.
- За границей я не был.
Александр Ушаков (Запорожье). Поддерживаете ли вы связь с прежним
местом работы и товарищами по работе?
- Я работал в Донецкой области, сейчас живу в Ворошиловграде.
Расстояние небольшое, но для общения составляет определенную сложность...
Первый год обменивались письмами. Я был в курсе всех событий, происходящих
на шахте. Постепенно круг интересов сужался, друзья переходили на другие
места работы, уходили в армию, женились, письма редели, адреса забывались,
и в настоящее время связь оборвалась.
- А у вас нет желания вот теперь, когда вы уже, если можно так
сказать, в новом качестве, съездить на шахту?
- Нет.
Иван Безуглый (Симферополь). Над чем вы сейчас работаете?
- Планов очень много, и для их реализации нужно время и спокойная
рабочая обстановка. Время, как шагреневая кожа, его для работы остается все
меньше и меньше. И если говорить честно, то больше всего сейчас хочется,
чтобы обо мне забыли, не беспокоили, не отрывали от письменного стола и
дали вволю поработать. Но увы! От писем, например, не скроешься...
Совершенно не умею рассказывать о том, над чем работаю, тем более что сам
еще не знаю, во что все выльется. То ли в роман, то ли в повесть, а может,
в рассказ. Персонаж-то сегодня пошел какой?.. Строптивый. Ему говоришь то,
а он свое гнет, ему это, а он: не хочу! Бьешься, чтобы чистенький,
хорошенький, симпатичный вышел, а он назло - бах! И по-своему! И левака
дает, и другие фортели выбрасывает. Представишь эдак его на своем
внутреннем экране и спрашиваешь: ну зачем тебе это? А он: хочу так! Ты меня
перевоспитай. Сейчас это модно! Поди сладь с ним, с современным героем!
Стараюсь написать повесть о селе, о трудных послевоенных годах, о
сложных судьбах, о верности, о любви, об эстафете людских поколений. Да, об
эстафете. Ведь когда сыну становится трудно, он приходит к отцу. Неважно
как, лично ли или представит его в памяти. Приходит потому, что отец
сильнее, опытнее, у него большая жизнь за спиной, он преодолел больше
невзгод. Человек идет к своей изначальностн, к земле своей, где рос, и у
нее берет те силы, которых недостает ему. Исподволь является сила. Здесь
жили мои деды и прадеды, эту землю они лелеяли и защищали, поливали кровью
и потом и нам завещали стоять на ней гордыми и сильными. Без Родины человек
ничто, без нее он слаб. Человек может недопонимать историю своих дедов, но
знать ее он обязан. Сын всегда обязан знать все о своем отце, только тогда
не прервется эстафета человеческого добра и мужества. В этом смысле мое
поколение - счастливое поколение. Жизнь наших дедов и отцов - яркий пример
беззаветного служения земле, народу, Родине. Мы даже в минуты отчаяния не
имеем права на слабость и малодушие, если мы хотим быть достойными
продолжателями их дел. Вот об этом мне хочется сказать в своей новой
работе. Судить о том, что из этого выйдет, еще рановато, да и не мне.
(Человек с неприятным лицом еле заметно улыбнулся и опустил голову.
Трубка не дымилась и лежала на столе рядом с шариковой ручкой. У меня
взмокла рубашка и липла к спине, лоб и шея были мокрыми, а журналисты,
кажется, только входили во вкус.)
Сергей Греков (Ростов-на-Дону). Занимались ли вы литературным трудом
до написания повести?
- Как и большинство юношей в свои шестнадцать - восемнадцать лет,
писал стихи. Правда, мой Пегас дальние школьной стенгазеты меня не умчал.
Первая публикация сестоялась. Это было где-то году в пятьдесят втором, в
дебринской районной тззете, которая тогда называлась "Ленинский путь".
Статья состояла из пяти строчек и сообщала об интересно прешедших
спортввных соревнованиях. Не зняю.чтрвчел ли ее кто, но я ходил по школе
Львом Толстим. В армии опубликокауга несколько коротких заметок в
окружной -газете "Советский воин". Серьезно начал писать после несчастного
случая.
Аркадий Ищук (г. Жданов). Какая у вас литературная подготовка?
- Ректор Литературного института имени Горького в Москве Серегин по
моей убедительной просьбе выслал мне программы "института по всем
отделениям: прозы, поэзии, критики, драматургии. Все они были более чем
добросовестно проштудированы, в течение шестидесятого - шестьдесят пятего
годов. Я привлек все первоисточники, написал все контрольные, правда,
проверять их было некому. И вообще в те годы у меня завязалась очень
интересная перепиека с замечательным человеком, исключительным педагогом
Иваном Николаевичем Серегиным - ректором Литературното института, и его
письма оказали на меня большее влияние. Если бы я знал, что этот вопрос
возникнет, я бы обязательно захьатил с собвй хотя -бы одно его письмо.
Вам, читатель, я предлагаю эти письма.

"Москва, Тверской бульвар, 25. Литеращрмый институт имени Горького. 1
сентября 1962 года.
Уважаемый товарищ Титов!
С большим интересом прочитал ваше письмо, хотя и с гбояыиим опозданием
из-за моей занятости в августе месяце приемными экзаменами и конкурсом.
Желающих постулить в институт тысячи, а вакантных мест лишь несколько
десятков, и у каждого поступающего своя судьба, отмахнуться нельзя. Просьбу
вашу о высылке вам программ мы удовлетворим, но хочется ваc предупредить,
что вы набрали себе трудньй и сложный путь жизни, который может л не
привести нас к желаемому результату. Вас, вероятно, вдохновляет подвиг
Николая Островского. Но знайте, что, несмотря на огромный талант, которого
он в себе и сам не подозревал, Островский испытал много горечи в своей
судьбе, даже после опубликования романа "Как закалялась сталь".
Литературная работа достоянного заработка не дает, а читатели не щадят
литератора, не хотят знать, как, в каких условиях работает артор, и всегда
замечают почему-то больше недостатки, чем достоинства работы. Даже если
недостатки совсем незначительны. Критики и самые придирчивые читатели
способны отбить желание писать. При этом приговаривают, что критику надо
любить. Но писатель нуждается не только в критике, но и в поощрении. Вы
напечатали несколько рецензий.. Вас еще не заметили, но уверен, у вас уже
есть свои недоброжелатели. А что будет, когда вас заметят и у вас появятся
завистники? Вот на все это надо много душевных сил. Хватит ли у вас их?
Кроме того, я не знаю, хватит ли; у вас- таланта, литературных
способностей. Может и так случиться, что- объективных, да-нных, которых
только, трудом и волей не заменишь, у вас нет. Герой Чехова в рассказе
"Добрые люди" систематически печатал статьи-рецензии, но был бесталанен и,
хотя считал себя писателем, вынужден был зарабатывать себе на хлеб в
управлении железной дороги. Если таланта нет, не поможет никакая
литературная, учеба. Институт, как правило, работает только с людьми,
которые прошли творческий конкурс, в талантливости которых можно быть
уверенным (и то не всегда эта. уверенность реализуется), так как иначе
можно развратить, вдохнуть ложные надежды, и вызвать необоснованное
самомнение. Стоит некоторым товарищам, прислать письмо на бланке института,
как они сразу начинают воображать себя писателями, потрясают этой бумажкой
и требуют каких-то привилегий для себя. Это отвратительно. И говорите об
этом вам, может быть, жестоко. Но я считал своим долгом все это прямо вам
сказать, чтобы вы узнали о некоторых подводных камнях, которые подстерегают
вашу ладью на том пути, который вы хотите себе избрать.
О посылке вам необходимых учебных материалов я уже распорядился. К вам
будет прикреплен критик В. К. Панкео; который будет давать вам творческие
советы. Но вы должны нам. прислать свои опубликованные и. неопубликованные
работы, чтобы, мы могли определить ваши творческие способности. И если
найдем, что вы взялись не за свое дело, так уж извините нас, прямо об этом
вам сообщим и работать с вами не будедем. Если в ваших работах творческая"
способность будет обнаружена, то всяческая помощь вам будет оказана.. Вот и
все. Мне лично помочь вам хочется, но суровые слова правды я не мог не
высказать вам.
С уважением ректор Литературного института И. Серегин"

Я затрудняюсь сказать о том, как бы сложилась теперь моя судьба, не
будь этого письма. Я обращался к этим строкам постоянно. Они поддерживали
меня в трудные месяцы мытарств по издатеяьбтвам, я обращаюсь к ним сейчас и
каждый раз дивлюсь прозорливости этого человека. Как вы правы во всем,
дорогой Иван Николаевич!
И еще письмо; датированное 25 декабре 1962 года:

"Дорогой товарищ Титов!
Очень рад ответить вам, что нам здесь показалось, что у вас есть искра
таланта, и мы готовы вас всячески поддержать. Очень приятно было узнать,
что статья в журнале "В мире книг" написана вами. Не зная студенческого
коллектива и- тем более коллектива такого, специфического вузаг который
пыталась показать молодая писательница, вы правильно почувствовали какую-то
фальшь в ситуациях повести. И это чутье - великое дело. При" сылайте
нам ваши новые работы, будем их разбирать. Сейчас окончательно еще трудно
решить, насколько велики ваши способ-кости. Напишите еще несколько работ.
Но я предсказываю вам, что из вашей работы выйдет толк. Посылаю вам
рецензию критика В. Панкова и возвращаю вашу рукопись.
С искренним уважением ректор И. Серегин".

С этой веры далекого от меня, незнакомого мне человека началась моя
учеба в институте на дому и серьезная дума о писательском труде.
Но вернемся к пресс-конференции осенью 1967 года.
Николай Чернявский (Ужгород). Какими видами спорта увлекались?
- Второй разряд по футболу. Вратарь сборной команды района, потом
техникума, потом авиационного полка. Первый разряд по боксу, третий по
гимнастике, очень любил волейбол. Сейчас только шахматы.
Виталий Курганский (Львов). Почему повесть вы посвятил" своей жене?
Григорий Круглов (Днепропетровск). Вы говорили, что пишете о себе.
Есть ли в ваших планах произведения о шахтерах?
- Обязательно. Просто мне надо чуть отойти, освоиться, посмотреть со
стороны, глубже осмыслить этот труд - сложный, нужный, героический труд.
Когда это случится, не знаю. Но, наверное, тогда, когда уже будет
невозможно держать в себе тот материал и те наблюдения, которыми
располагаю. У меня еще все впереди. Пока я самый молодой член Союза
писателей СССР в нашей области.
Председательствующий. Здесь поступило несколько вопросов, так сказать,
в письменном виде... Подписи неразборчивы... Будем отвечать?
(Это он спрашивал почему-то у журналистов.)
- Анонимкам хода не давать! - громко выкрикнул кто-то.
(В зале рассмеялись. Председательствующий передал записки мне.)
- "Тов. Титов! В кругах, близких к литературным, ходят разгозоры, что
вы подставное лицо, повесть писали не вы".
Распускать сплетни никому не возбраняется. Это дело совести. За
границей поступают еще конкретнее. Один господин объявил, что меня вообще
не существует. Нет, и все тут! Так что наш местный провокатор, мягко
говоря, не оригинален.
Ну а если он человек, близкий к литературным кругам, то я бы
посоветовал ему найти такого простачка и добряка, который написал бы ему
что-либо подобное и подарил. Я бы era поздравил. Кстати, во втором номере
журнала "Юность" еегь мой рассказ. Интересно бы узнать, кто его за меня
настрочил?
(В зале переглядывались, искали анонимщика, начинали злиться и
негодовать.)
- Говорят, и в "Литературку" кто-то за вас тиснул рассказ! - весело
крикнул кто-то из задних рядов, и в зале рассмеялись.
- "Сапун-гора" называется. Одна у меня незадача. Во? задумал вторую
повесть написать, а кому поручить это дело, пока не решил. Теперь, правда,
легче. Я член Союза писателей, друзей много, авось кто-нибудь найдется.
Конечно, я дальнейшем будет трудней, потому что планов у меня хогь
отбавляй, на достигнутом останавливаться не думаю, вошел в аппетит, как
говорят, там, глядишь, и роман кто-нибудь за меня под моим именем
отгрохает!
(В зале смеялись. Но не все.)
В другой записке спрашивали, правда ли то, что я предлагал свою
рукопись зарубежным издательствам, но наша разведка помешала этому и
самолично передала журналу "Юность". В третьей интересовались о том, что
будто бы я развожусь с женой и женюсь на известной московской поэтессе.
Было смешно и горько. Неужели и вправду нашлись люди, которые позавидовали
моей судьбе и теперешнему успеху?
- Скажите, что вы в жизни больше всего любите? - это поднялась
маленькая белокурая девушка, с робкой реденькой челкой на лбу и наивными
детскими глазами.
- Знаете... вот когда встанешь рано утром, подойдешь к раскрытому
окну... город в дымке и розовое небо на востоке. Через минуту встанет
солнце, заискрится в листьях роса... Или в поле... Вы когда-нибудь ходили
босиком по теплым, мягким зеленям? И знаете, когда подумаешь о том, что
вполне могла бы уже в пояс зарасти могила бурьяном, тоже.