– Вот оно как, значит, вышло! – задумчиво бормотал старый некромант. – Не ожидал, не ожидал…
   – А что, все так плохо? – обмерла я.
   – Наоборот! – Арбиус бурно всплеснул руками. – Наоборот! Ты смогла определить будущее и изрекла великолепное пророчество. Я его мысленно слышал, но напомни, пожалуйста, еще раз.
   Испытывая целый набор противоречивых эмоций, я тем не менее выразительно процитировала навечно врезавшиеся в память строки.
   – Великолепно! – довольно потер ладони архимаг. – Сверхвеликолепно!
   – Да-а-а, – капризно протянул Ланс. – А я вот ничего не понял…
   – На одних людях природа отдыхает, а на других – просто прикалывается, – ввернула вредная Гельда, которая, судя по всему, тоже ничего не поняла, но ни за что бы в этом не созналась.
   Арбиус многозначительно усмехнулся:
   – А вам и не требуется понимать произнесенные Ульрикой слова. Пророчество можно изменить, но выполнить его специально и обдуманно абсолютно невозможно. Теперь сопутствующие обстоятельства должны сами сложиться настолько подходящим и благоприятным образом, чтобы пророчество осуществилось.
   – Но ведь ты все равно не станешь сидеть сложа руки, – ехидно прокомментировал Эткин, засунувший голову в пещеру.
   Седые брови Арбиуса поползли вверх.
   – Эткин, – хором закричали Огвур и Ланс, – молчи, а то опять накаркаешь!
   – Ну вот. – Дракон положил массивную голову на лапу и печально вздохнул: – Спрашивается, кому ты нужен, если ты всегда и во всем прав?
   – Им сейчас точно не нужен! – признал некромант. – Они двинутся к Нису, а затем попробуют незаметно проникнуть в проклятый город Геферт. При проведении подобной секретной операции такой гигант, как ты, может стать досадной помехой. Но ты подождешь тех, кто придет следом за Ульрикой, и окажешь им помощь: ведь их миссия не менее важна и щепетильна…
   – Э-хе-хе, – не дожидаясь окончания фразы, повторно вздохнул Эткин, – мне запретили помогать девушке, а ведь именно она во всем и замешана! Но, чую, те, кто придет на водопад следом за нами, тоже руководствуются известной старинной фразой «шерше ля фам»… на свою глупую голову!
   Арбиус тонко улыбнулся, орк и полукровка растерянно переглянулись, Гельда расхохоталась, а я… я почему-то подумала: «Ну вот, кажется, теперь все начинается на самом деле!» И мне стало страшно.
 
   Генрих задумчиво прожевал подсохшую хлебную корочку. Рядом, с головой укрывшись кожаной дорожной курткой, крепко спал Марвин, которому совершенно не мешали ни яркий дневной свет, ни даже не умолкающий ни на минуту рокот водопада Тысячи радуг. Не отличавшийся особой физической силой некромант, из солидарности с бароном путешествующий пешком, а не левитирующий, конечно, умаялся, выдохся и натер на ногах огромные мозоли. Генрих заботливо покосился в сторону упоенно храпящего друга, выводящего носом звучные рулады, и в очередной раз пожалел неопытного путника. Но почему Марвин настоял именно на пешем походе, напрочь отказавшись брать коней, и ничего толком не объяснил? Лишь буркнул что-то невразумительное. Мол, сон у него был пророческий – вроде бы парят они под облаками, поддерживаемые чьей-то могучей когтистой рукой (лапой?), и ничего не боятся. «Как же, не боятся!» – Сильф иронично хмыкнул. Воин, утративший разумную долю страха, оберегающего жизнь, удерживающего от излишнего геройства и не дающего лезть на рожон в бою, почитай, первый кандидат в покойники. А перейти в категорию мертвяков, даже с учетом всех некромантических талантов друга-архимага, Генриху отчего-то не хотелось. Ведь усопшие не женятся…
   Впрочем, идти под венец с пока совершенно незнакомой ему княжной Лилуиллой Генриху тоже мечталось не очень-то. Ибо мечталось ему совершенно о другом. Вернее, о другой особе: вредной, самодеятельной и несговорчивой до безобразия. Но, как говорится, коли взялся за гуж – не говори, что не дюж! Поэтому Генрих обреченно вздыхал, вынимал из-за пазухи портрет прекрасной эльфийки и пытливо всматривался в нежное девичье лицо. «Упасите Пресветлые боги от неприятной неожиданности, – навязчиво вертелось в голове. – Ну как окажется эта красотка обычной заносчивой гордячкой, а еще чего хуже – просто банальной дурочкой…» Генрих жалобно вздыхал в сотый раз, в глубине души надеясь, что, узнав о его громких подвигах на ниве спасения благородных девиц, Ульрика тут же приревнует и, испугавшись слухов о сватовстве сильфа к высокородной княжне, со всех ног примчится в Силь, как робкая и смиренная кошечка. Но в противовес мечтам трезвый рассудок неумолимо подсказывал: как же, жди! Разве такая примчится? Да эта кошечка более горазда острые коготки показывать, чем любовно мурлыкать и тереться о мужскую руку! И де Грей распоследними словами клял свой несдержанный язык, необдуманно давший обещание жениться на Лилуилле. Ох, и путное ли это дело – жениться от горя да назло?..
   Увлеченный собственными нерадостными мыслями, он поймал себя на том, что уже довольно долго и отчего-то излишне пристально присматривается к одному и тому же гигантскому валуну. Хотя, если разобраться, вроде бы ничего особенного в этой каменюке не выявлялось – валун как валун. Но уж очень хорошо вписывается он в ландшафт водопада. Мириады легчайших капелек воды, висящие в воздухе над перекатами и образующие сияющую радугу, оседают на этот валун точно так же, как и на все прочие. Это до барона с Марвином водяная пыль не долетает, потому что место стоянки выбрано на сухой ровной площадке да на значительном удалении от рокочущих порогов. А громадный серый камень так и окутывается тончайшей водяной завесой.
   Но тут Генрих приложил руку к бровям и прищурил карие глаза: вот что странно – на других камнях вода так и лежит прозрачными холодными каплями, а этот валун весь окружен едва заметным облачком непрерывно испаряющейся влаги. Подозрительно как-то. Получается, камень теплый?
   – Вот гоблины срамные! – радостно выдохнул барон. – Так это же и не камень вовсе! – Он понимающе хмыкнул и заорал что есть мочи: – Эткин, а Эткин, морда твоя наглая, ну хватит уже дрыхнуть-то!
   Серая, неприметная на первый взгляд каменюка угловатой формы неожиданно потянулась, развернулась, выставила мощную когтистую лапу и с протяжным надрывом зевнула здоровенной зубастой пастью:
   – Ах, никакого пиетета к моей мимикрии! А ежели я тебя за это съем, добрый молодец? – Дракон шаловливо сверкнул фиолетовым глазом: – Дабы не мешал спокойно водные процедуры принимать.
   – А если подавишься, чудище поганое? – молодецки напыжился барон, делая вид, будто вытаскивает из ножен Гиарду.
   – Пфе, – небрежно фыркнул Эткин. – С вами поживешь – так всякую гадость есть научишься!
   Генрих бурно расхохотался:
   – Ну, Эткин, ты, как я погляжу, все такой же неисправимый весельчак и балагур! Не пойдешь ли с нами выручать из беды эльфийскую княжну Лилуиллу?
   – Да уж… – Дракон неторопливо поскреб когтем там, где у него, по версии Генриха, должны были находиться уши или что-то подобное, выполняющее эту же функцию. – Опять все в баб упирается – просто обхохочешься. Прав Арбиус оказался: дело у вас щепетильное и важное! Видно, недаром мне эти заподлянские словечки всегда не нравились – феминизм, матриархат… А ты-то, Генрих, влюбился в нее, что ли?
   – Да навроде того, – ехидно поддакнул Марвин, высовывая голову из-под куртки. – Чего ты тут сам-то делаешь? Я в случайные встречи и совпадения с детства не верю.
   – Ишь ты, недоверчивый какой, – брюзжал Эткин, перебираясь поближе к некроманту и сильфу. – Мне верить надобно, ибо я честный и добрый аж до ужаса…
   – Ага, скромняга ты наш, – насмешливо подначил барон. – А я вот не забыл, как ты по доброте душевной славно под стенами Нарроны горгульями подхарчился!
   – Тьфу, и не вспоминай эту пакость! – Дракон даже сплюнул от отвращения. – Ничего гадостнее в жизни не пробовал. Да и то там тоже все честно было, комар носа не подточит. Я один, а их три десятка!
   – Ой, не верю я что-то в драконью честность! – весело округлил глаза Марвин. – Ты ведь даже у кентавра коня украдешь!
   Но, услышав про кентавров, Эткин враз посерьезнел:
   – А вот это ты, магикус, в самую точку попал. Рандеву у меня здесь с вами назначено – с подачи твоего папеньки, и идти нам теперь всем вместе в те края предстоит, где эти самые кентавры обитают!
   – Папенька, говоришь? – просветлел лицом некромант, – Ну, он-то точно плохого не посоветует!
   – А ты поумнел, сынок! – прозвучал спокойный голос, и из расщелины вышел сам магистр Арбиус. – Приветствую тебя! И тебя, повелитель сильфов! – Он отвесил вежливый поклон, адресованный Генриху.
   – Отец! – взволнованно пролепетал Марвин, вскакивая со своей импровизированной лежанки.
   Старый архимаг ласково обнял возмужавшего сына, любуясь его красивым лицом и хрустальным обручем на голове:
   – Боги наконец-то вняли моим молитвам и отдали тебе то, чего ты и был достоин изначально по знатности рода и уму. Значит, не зря я скрепя сердце изгнал тебя из Гильдии! Ты прошел все испытания, не сдался, научился бороться и стал настоящим бойцом!
   – Батюшка! – Марвин ребячливо уткнулся в седую бороду старика, стыдливо пряча покрасневшие глаза с навернувшимися на них слезами радости. – Теперь я способен правильно оценить и твою мудрость, и принесенную тобой жертву, вызванную одной только любовью!
   – Как мелодраматично, – притворно всхлипнул Эткин. – Возвращение блудного сына! Я сейчас расплачусь от умиления!
   – Нет, ты не магическое существо. – Генрих возмущенно хлопнул дракона по лапе. – Ты просто какой-то психологический реликт. Все и всех оборжать умудряешься!
   – Ах так? – Дракон сердито прищурил глаза, пряча ухмылку. – Обзываешься, значит. Тогда вы на мне никуда не полетите…
   – Лететь? – хором воскликнули сильф и некромант. – Куда лететь?
   – О, дети мои, – наставительно поднял палец Арби-ус, – вы еще многого не знаете!
   В сумке Генриха нашлась фляжка с неплохим вином. Магистр вынес из пещеры корзинку со свежим хлебом и румяными яблоками. Усадив друзей вокруг камня, накрытого дерюжным лоскутом, он устроил импровизированный совет, внимательно выслушав рассказ сына и, в свою очередь, поведав им о пророчестве Ульрики. Де Грей взволновался: любимая недавно останавливалась на этом самом месте и ушла к Нису, опять бесшабашно сунув голову в самое пекло разгоравшейся войны.
   – Вы принесли недостающие кусочки информации, – довольно погладил магистр бороду. – Картинка стала целостной. Мне пока не совсем ясно, что должно произойти вблизи города кентавров, но, по-видимому, все это также связано со строками пророчества. И скорее всего благородная княжна Лилуилла и стала той эльфийской девой, которая предназначается для проведения чудовищного свадебного обряда, призванного полностью высвободить спящую мощь Ледяного бога. Теперь все зависит от того, успеете ли вы вовремя спасти княжну и сможет ли Ульрика хоть как-то противостоять силе бога. Она уже отправилась к Нису, а вам требуется поспешить в Геферт и попробовать немедленно отыскать плененную эльфийку.
   – Но Ульрика, – взволнованно начал влюбленный барон, – она не справится одна!
   Арбиус упрямо помотал седой головой:
   – В этой точке пути ваши дороги расходятся. Надолго ли – известно лишь богам! Вам суждено встретиться еще, но не здесь и не сейчас. Каждый из вас должен исполнить свою миссию, и в этом залог успеха общего великого дела!
   Сильф недовольно сжал зубы, но смиренно кивнул, соглашаясь с доводами старика.
   Арбиус прощально помахал рукой вслед взмывшему в небо дракону, на спине которого удобно восседали Генрих и Марвин.
   – Лети, лети, – чуть слышно шепнул старик. – Она самовольно изменила пророчество Великих и выбрала не тебя. К добру ли? Но тем не менее у Ниса тебе делать нечего, ибо туда придет он – ее белокурый демон!
 
   В королевском саду Ширулшэна цвели розы. Уже второй раз в этом нелегком, но богатом на сюрпризы году. Спасибо искусным чародеям из Высшей магической ложи, сумевшим сотворить что-то такое с климатом Поющего Острова, что позволяло его жителям снимать по два урожая за год. Аберон Холодный, сидящий в полотняном шезлонге на внутренней дворцовой террасе, завистливо поморщился. Вот умели же колдовать старики! И магов тех давно уже нет, и само здание ложи обстоятельно заняла основанная им Гильдия некромантов, а розы цветут по-прежнему. Альбинос брезгливо рассматривал округлую клумбу, сплошь покрытую нежными, едва распустившимися бутонами всевозможных цветов: розового, белого, чайного и конечно же геральдического – синего. На тончайших шелковистых лепестках серебрились крохотные капельки росы. Спустя час после восхода солнца розы, умытые естественной природной влагой, пахли особенно ароматно, испуская сладчайшее, ни с чем не сравнимое благоухание. Но король не любил цветов. Особенно сейчас…
   Аберон чуть испуганно перевел взгляд на угловую, самую крайнюю башню дворца. Беломраморные стены скрывали ту, чей горящий бессловесным обвинением взор доставлял королю то самое неосознанное чувство душевного дискомфорта, в котором он не торопился признаться даже верному Гнусу. После магического ритуала янт, сопровождавшегося произнесением туманного пророчества, здоровье Альзиры ухудшилось значительно. Поэтому брат поторопился снова запереть ее в отдаленной комнате, не желая более когда-либо встречаться с той, чей облик так живо напоминал о страшных и малопонятных словах. Если бы короля спросили, что именно так сильно напугало его в мешанине бессмысленных на первый взгляд, экзальтированно выпаленных четверостиший, то он, наверное, и сам бы затруднился ответить точно и однозначно. Но что-то среди услышанных слов остро зацепило его разум, терзая на подсознательном уровне и наполняя уверенным предчувствием скорой и неумолимой беды. Холодный даже подозревал, с какой стороны придет эта нежданная беда. Ринецея, силой гнева и ненависти Сумасшедшей принцессы отправленная обратно в Обитель затерянных душ, так больше и не возникала. Ее могущественный брат Астор тоже не давал о себе знать уже слишком давно. Но Аберон продолжал следить за перемещениями своих врагов и союзников посредством хрустального шара, вполне достоверно зная об их достаточно явных планах и намерениях.
   Принц демонов торопился к городу Нису. Ульрика в сопровождении двух верных друзей и одной ревнивой ведьмы тоже двигалась по направлению к столице страны кентавров, уже завоеванной не знающими пощады и сострадания ледяными ярлами. И наконец, сильфский повелитель и молодой некромант после разговора с архимагом Арбиусом оседлали благоволившего к ним дракона и вылетели примерно в ту же сторону.
   Король озабоченно хмурил брови, пытаясь разрешить столь сложный ребус. Вполне очевидно, незримые нити вели все разрозненные группы к одной и той же точке, которой и предназначалось стать решающей для всех последующих событий. Но почему именно Нис? Этого Аберон не знал. Но, не желая уклониться от непосредственного участия в действиях, способных оказать влияние и на его будущую судьбу, он решил лично отправиться в край кентавров и присоединиться к армии Астора, намереваясь тщательно скрывать от принца правду о вреде, нанесенном здоровью принцессы Альзиры – матери Сумасшедшей принцессы.
   Итак, главные участники предстоящего сражения уже определились. И черное сердце короля судорожно замирало от мысли, что кто-то неведомый, возможно, и само провидение, как магнитом притягивает друг к другу основных героев этой непонятной и зловещей игры, медленно, но целенаправленно собирая их на передовой линии чудовищного противостояния сил добра и зла. Решающие события близились…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

   Вам доводилось когда-нибудь встречать людей, способных жить без целей, принципов, идеалов и убеждений? Лично мне нет. Все мы преследуем какие-то свои цели, в разной степени достижимые или нет, осуществление которых и составляет то, что мы обычно ощущаем как смысл и течение жизни. Некоторые наиболее фанатичные особы прямо так откровенно и говорят: «А я вот живу ради этого или вот этого». И зачастую эта самая мифическая цель и становится для нас дороже всего на свете – дороже золота, дружбы, верности, любви и даже самого факта физического существования.
   И только одного мы попрать не в силах – принципов, по которым живем. Принципы – это малопонятная штука, и про нее мне достоверно известно лишь одно: априори проще и безболезненнее умереть за них, чем жить в соответствии с ними. Вот так-то! Именно эти принципы и идеалы и мешали нам сейчас включить инстинкт самосохранения и отказаться от достижения поставленной цели: Эткину требовалось непременно выяснить, что стало с остальными драконами, Лансу – раскрыть тайну своего происхождения, Огвуру – найти храм Розы, Гельде – добиться расположения любимого мужчины, Арбиусу – спасти мир от власти Ледяного бога. И неважно, какой ценой, пусть даже она измеряется болью, кровью и унижениями. С одним весомым условием – ценой, не противоречащей нашим принципам.
   И, как ни смешно, все эти тесно переплетенные и взаимосвязанные цели замыкались на одном конкретном человеке – на мне! А я сама – какую цель преследовала я? Конечно, я всегда слишком близко к сердцу принимала интересы и чаяния всех своих друзей. Но я сама… Искала ли я внимания белокурого незнакомца? Возможно. Хотя мне упорно доказывали, что встреча с ним способна принести лишь беды и разочарования, причем не мне одной. Я планировала противостоять Ледяному богу, но несомненно и в первую очередь с целью спасения жизни своих друзей, да и всего мира в целом. Даже с учетом той шикарной оплаты, которую предложили мне мои любящие тетушки. Хотела ли я освободить мать и найти отца? Безусловно, но делала это в первую очередь ради них самих. Получалось, что добровольно избранный путь служения Чести учил меня жертвовать собственной выгодой ради интересов других людей, не замыкаясь на первоочередных личных потребностях. И все равно где-то на самом дне бунтующего сознания, не затухая, упорно брезжила крохотная искра надежды: может быть, совершив и исполнив все требуемое, я тоже получу заслуженное право на реализацию маленькой доли своего выстраданного, нелегкого счастья? Только вот каким ему суждено стать – этому счастью? Счастью, не идущему вразрез с моими принципами защитника добра, с моим пониманием справедливости, не приносящим боли ни друзьям, ни врагам?.. Нереальному, горькому, краденому счастью. Возможно ли подобное, осуществимо ли подобное? Кто знает…
 
   Убаюканный ритмичным свистом, издаваемым драконьими крыльями, Генрих поначалу усиленно клевал носом, а потом и совсем заснул по-настоящему, когда резкий вираж, заложенный Эткином, чуть не сверз его с небес на землю.
   – Ты что, с ума сошел – демонстрируешь нам тут фигуры высшего пилотажа?! – возмутился Марвин, украдкой зевая в кулак и протирая закисшие глаза. – Ладно я – не разобьюсь в любом случае, но барон-то летать не умеет.
   – И зря! – насмешливо фыркнул рискованней летун. – Недаром Ланс всегда говорит: рожденный ползать – уйди со взлетной полосы!
   – Дурак твой полукровка! – обиженно буркнул некромант, но дракон и не торопился оспаривать это вполне справедливое замечание. – К твоему самонадеянному сведению, именно рожденные ползать создали магию и левитацию, чем, несомненно, утерли нос всем крылатым вместе взятым и…
   – Вот я и говорю: магия – зло! – не дожидаясь конца фразы, весомо изрек Эткин. – Как увидишь подобное – так сразу зла и не хватает.
   – И вовсе не зло, – возмутился Марвин. Потом недоуменно переспросил: – Подобное? А это ты вообще о чем?
   – О чем, о чем… – Дракон заложил еще один крутой вираж над тем же самым местом, что и минуту назад. – Да вот об этом. Вы вниз-то гляньте, спорщики!
   Друзья глянули…
   По всем внешним признакам когда-то это был замок. Стоял на зеленом, удобно расположенном красивом холме еще не более чем пару дней назад. Но сейчас от некогда высоких и стройных башен остались лишь изуродованные руины, растрескавшийся от огня фундамент пошел трещинами, обнажая недра дотла выгоревшего подвала. Крепостная стена частично развалилась и осыпалась, прекрасный сад превратился в жалкие обугленные коряги. По заваленному мусором двору ползало несколько усеянных пеплом и сажей фигур, копаясь в грудах жалкого хлама, видимо, питая надежду найти хоть что-нибудь уцелевшее. Пепелище продолжало дымиться.
   – М-да, – крякнул Марвин. – Сразу видно, что здесь не обошлось без магии. Подобный урон…
   – А какой замок угробила, дрянь! – печально вздохнул дракон, летая по кругу над недавним пожарищем. – Ульрика не раз горделиво рассказывала, какие у них в замке статуи и гобелены, а второй такой библиотеки во всем королевстве не сыскать…
   Генрих почувствовал, как у него перехватило горло. Он закашлялся:
   – Так это что, замок Брен там, внизу?
   – Был, – расстроенно подтвердил дракон, – был совсем недавно! А все она, дрянь, виновата.
   Марвин и барон понимающе переглянулись. Очевидно, ненависть Ринецеи дошла до предела, если она осмелилась поднять руку на родных и близких Сумасшедшей принцессы.
   – Хотел бы я знать, – неразборчиво процедил Генрих себе под нос, – чем наша неугомонная принцесса на сей раз досадила проклятой демонице?
   – Да, похоже, допекла она ее капитально, – убежденно добавил Эткин. – Не уважаю я нечестных боев! Зачем вовлекать в сведение личных счетов всю родню до третьего колена?
   – Ох, – слезно всплеснул руками Марвин, – и как мы могли забыть, что в замке оставались уважаемые приемные родители Ульрики, ее названые сестры и братья и даже графиня Луиза де Ризо, урожденная де Брен? А ведь сам Раймон хвастался направо и налево, рассказывая, будто уехал на войну, оставив молодую жену на сносях!
   – Спускаемся. – Эткин так резко ухнул вниз, что друзья чуть не попадали на землю, судорожно цепляясь за скользкую чешую. – Нужно проверить: вдруг кто-то из них сумел уцелеть и сейчас нуждается в нашей помощи?
 
   Уже битый час Генрих и некромант бродили по слою жирного пепла, щедро устилавшего двор некогда богатого графского замка. Несколько не заслуживающих внимания обломков, видимо, служивших частью изысканного украшения одного из залов, – вот и все, что составило их скромную добычу. Эткин попробовал расспросить кого-нибудь из выживших погорельцев, но те, и так выглядевшие совершенно очумевшими, с воплями шарахались в сторону при первых же репликах говорящего чудовища. Между тем начинало смеркаться. Закутанные в оборванные тряпки фигуры неожиданно начали проявлять непонятное беспокойство, вскоре переросшее в дружное и проворное отступление в направлении ближайшего лесочка. Дракон проводил беглецов растерянным взором:
   – Чего это они? Неужели считают, будто безопаснее ночевать с волками, чем на этом месте?
   Марвин пожал плечами. Генрих, тоже совершенно ничего не понимающий, уже намеревался искренне поддержать жест друга, как вдруг одна из досок, прикрывающих спуск в подвал, скрипуче приподнялась, и из-под нее появились еще две персоны, столь же грязные и обтрепанные, как и все прочие выжившие обитатели замка. Первым из укрытия неловко вылез толстый хромой мужчина, кривой на правый глаз. Он с натугой согнулся и протянул в провал перепачканную свежей землей ладонь, собираясь помочь выбраться наружу пожилой полной женщине, но некромант с торжествующим криком схватил старика за шиворот:
   – Ага, попался!
   Одноглазый перепуганно взвизгнул и зайцем забился в сильных молодых руках. Генрих склонился к сырой вонючей дыре и почтительно извлек из ее глубины круглолицую симпатичную толстушку:
   – Не бойтесь, мадам! Мы не причиним вам вреда. Простите моего несдержанного друга: его переполняют эмоции.
   Увидев перед собой людей, неприкрыто проявляющих сочувствие, толстушка залилась слезами облегчения и повисла на шее у барона, ошеломив его сбивчивой, торопливой речью:
   – Похоже, Пресветлые боги вняли нашим молитвам и послали нам двух отважных рыцарей, способных справиться с одержимой госпожой!
   Де Грей осторожно разнял вцепившиеся в него женские руки, подвел незнакомку к большому камню, усадил и только после этого спросил спокойным ласковым голосом:
   – Досточтимая сударыня, прошу вас, успокойтесь, соберитесь с силами и внятно поведайте нам обо всем произошедшем в замке.
   Женщина согласно кивнула, открыла рот, но вместо подробного рассказа опять жалобно заскулила и залилась горючими слезами. Жалостливый Эткин, глядя на столь необъятное горе, и сам созвучно захлюпал носом. Но на помощь несостоявшейся рассказчице вовремя пришел одноглазый толстяк:
   – Уж не знаю, знакомы ли ваши милости с хозяевами нашего замка, но поскольку выглядите вы как люди благородные и родовитые, то смею вас заверить: в замке Брен проживали дворяне, не уступающие вам ни богатством, ни знатностью.
   – Я имел честь многократно слышать о воинских заслугах графа и красоте госпожи графини Антуанетты, – учтиво поклонился барон.
   Старик польщенно затряс жалкими остатками седых волос: