Эти слова, содержащие непреложную истину, острым жалом вонзились в сердце утратившего власть короля. Аберон на мгновение задохнулся от переполнявшего его возмущения, а когда вновь обрел дар речи, оскорбленно взвыл, потрясая пожелтевшими кулаками:
   – Кто ты такой, что посмел открыто поносить мой благородный клан и возводить на нас напраслину?
   Губы Ланса искривились в презрительной усмешке:
   – Я всего-навсего нежеланный сын своего отца, отрекшегося от меня и погубившего мою невинную мать. Я приехал на Поющий Остров для того, чтобы взглянуть в его бесчестные глаза, а в качестве улики предъявить вот это. – Он выхватил из сумки скомканный плащ и бросил его к ногам короля. – Возможно, этот выродок известен и вам: ведь только самые родовитые дворяне по праву высокого рождения носят багряный шелк…
   Аберон с кряхтением нагнулся и кое-как подцепил ткань непослушным пальцем.
   – Выродок, – потрясенно бормотал он, – ты сказал «выродок»… – Затянутые бельмами глаза подслеповато всматривались в черты молодого красавца, стоящего перед ним. Юноши, чья ослепительная внешность пронзительно, как две капли воды, напомнила Холодному лица его сестры Альзиры и младшего брата Лионеля. – Откуда это у тебя, чужеземец? – Он невольно поднес к губам струящееся полотнище, еще хранившее пряный запах луговых трав.
   Злодейка память услужливо воскрешала давно позабытые картины его безвозвратно утерянной молодости: стог сена, крупные капли теплого летнего дождя и доверчивые поцелуи юной девушки с пушистыми каштановыми косами… И непромокаемый багрянец королевского плаща, скрывший их страстные объятия, плаща, который он подарил ей на прощание…
   – Я помню. – Губы старика дрожали. – Ее звали Маргота…
   Ланс сдавленно вскрикнул, побледнел и отшатнулся:
   – Она была моей матерью! А вы… значит, вы…
   Король хрипло расхохотался, а затем бросил плащ себе под ноги и принялся остервенело топтать, пытаясь разорвать неподатливую ткань:
   – Так, значит, наивная дурочка понесла! У меня есть сын! Сын короля всего Поющего Острова – незаконнорожденный, полукровка, ублюдок, отщепенец… Надеюсь, эта девка Маргота умерла в мучениях, как паршивая собака? Даже это будет слишком милосердным наказанием за тот позор, которым она покрыла меня – великого короля и мага!
   Изумрудные глаза Лансанариэля налились кровью, праведное возмущение вскипело в любящем сердце.
   – Не смей незаслуженно порочить мою благородную мать, ты, выродок! – звонко выкрикнул он. – Я думал, что ты раскаивался и оплакивал ее гибель, но ошибся: твоя душа темнее ночи! С этого мгновения я отрекаюсь от тебя и народа эльфов, я отомщу за гибель матери…
   Но Холодный продолжал хохотать глумливо и самозабвенно:
   – Так вот какой нежданный дар, зачатый в беззаконии, напророчила мне Сумасшедшая принцесса устами своей безумной матери! А я-то почти повелся на обман и опрометчиво испугался наркотических бредней глупой бабы! Да что можешь сделать мне ты, тупой, бессильный сосунок?
   – Клянусь Аолой, я убью тебя! – Ланс намеревался прыгнуть на отца, но в последний момент благоразумно сдержался и сделал всего один крохотный шажок.
   Некромант протянул руку, отрывисто выкрикнул несколько слов, и с его морщинистой ладони сорвалось черное облако угольно-искрящейся пыли, устремившееся по направлению к отверженному сыну.
   Стоящий поодаль Огвур, не желавший мешать приватному разговору, предупреждающе закричал и выхватил из-за пояса нож, но он явно ничем не успевал помочь обреченному полуэльфу…
   Наблюдавший за драматичной сценой Гнус тихонько помянул всех демонов Тьмы и незаметно заполз за куст сирени…

ГЛАВА 8

   Мои ноги будто бы окаменели и приросли к земле, а выпученные глаза почти вылезли из орбит. Неприятно, конечно, осознавать, что со стороны выглядишь дура дурой, но такое… Короче, именно в этот самый момент нервы мои все-таки не выдержали, я отчаянно завизжала и попыталась картинно грохнуться в обморок. Не получилось: я просто навалилась спиной на шершавую стену Ранмира и плавно сползла вниз, прикусила себе язык и наконец-то замолчала. Тихонько сидела в пыли и тупо пялилась на колыхавшегося передо мной призрака.
   – Внучка! – смущенно укорил меня вежливый голос. – Не к лицу наследнице великих королей так пугаться, да еще вдобавок голосить, как последняя простолюдинка!
   – Ага, – вяло оправдывалась я, стараясь хотя бы из приличия не стучать зубами, – вы-то сами себя видели? Нет? Вот так-то…
   – А что со мной не так? – всерьез забеспокоился призрак, взволнованно теребя подол окутывавшей его рваной хламиды.
   – Да нет, все нормально! – Однако мой голос звучал слишком неправдиво, и мне не поверили.
   Я со вздохом сожаления достала из кармана Зеркало истинного облика и подала его смущенному призраку. Существо раскрыло туманную кисть, жадно схватило артефакт и с трепетом всмотрелось в волшебное стекло. Глухо застонало от разочарования и чуть не выронило старинный раритет из разом ослабевших пальцев. Губы призрака горестно искривились. И было от чего. Призрак по ошибке смотрел на тыльную сторону зеркала, являвшуюся простой пластиной полированного металла, отражавшего одну лишь голую правду.
   Само Зеркало явило нам благородный лик мужчины в расцвете лет, высокое чело которого венчал тяжелый венец с сапфировыми розами. Тонкие брови, прямая линия носа, правильно очерченные губы и точеные скулы – все в этом аристократическом лице носило отпечаток утонченной эльфийской красоты, живо воскресившей в моей памяти облик прекрасного дядюшки Лионеля. Действительность же была ужасной. Изъеденный червями череп на тощем костяке, покрытом лохмотьями полусгнившей, бурно разлагающейся плоти. Несчастный призрак казался страшнее самой Смерти, производя неизгладимое впечатление вечного, непрекращающегося страдания. Сердце мое преисполнилось жалости. Я дружелюбно протянула руку и сочувственно пожала гнилую ладонь мертвеца. Призрак тяжело вздохнул и опустился на землю рядом со мной:
   – Можешь не верить, дорогая девочка, но я твой родной дед – король Шеарран!
   Я поняла, что призрак не лжет. К тому же я сама видела отражение королевской короны, появившееся в зеркале.
   – Мне не привыкать к внешнему уродству, уважаемый дедушка! Да к тому же я давно уже поняла, что душевные качества человека не всегда соответствуют его телесной оболочке.
   Король одобрительно улыбнулся:
   – Знания, приобретенные несоизмеримой ценой собственных проб и ошибок, всегда являются самыми жизненными и правильными. По-видимому, тебе слишком хорошо известно, что не все то золото, что блестит!
   Я поморщилась:
   – Сталь куда надежнее и полезнее различных никчемных вычурных побрякушек! Из стали куются клинки героев и их сердца…
   – Знаю я одного такого храбреца! – вполголоса пробормотал призрак, искоса поглядывая на меня. – Совсем недавно наш мир осветила яркая вспышка. Это его душа канула в небытие…
   Я вздрогнула и требовательно вцепилась в смрадные лохмотья мертвого короля:
   – Ты говоришь об Асторе, принце демонов? Можно ли спасти его душу?
   Призрак неопределенно пожал костлявыми плечами:
   – Там, – поднял он к небу бельма, заменяющие ему глаза, – на вершине Ранмира, высится Храм древнего божества, прародителя всего сущего во вселенной. Не многим разрешено посещать сие тайное святилище. Лишь тот, кто несет в себе частицу первозданной Пустоты, способен перешагнуть порог Храма. Тот, кто обрел знание! Храм охраняют загадочные Привратники. Возможно, они ведают, можно ли вернуть обратно на землю то, что погрузилось в Ничто.
   Мне невольно вспомнился Колодец пустоты и танцующие в нем тени.
   – Твори, люби, живи! – как молитву, шепнула я, навечно впитавшая в себя завет бестелесных теней.
   Король кашлянул:
   – Вижу, ты постигла тайны, мне неподвластные. Есть в тебе что-то такое, дитя Старшей крови, что возрождает во мне мечту о спасении. Помоги же нам, девочка!
   – Но чем я могу вам помочь? – удивилась я.
   Призрак застонал так, что гнилые ребра, составлявшие его торс, заходили ходуном, из провалов в груди посыпались белесые черви…
   – Многие их тех, кто похоронен на этом кладбище, не нашли упокоения в могилах и не обрели пути в Обитель затерянных душ. Меня погубил собственный сын-некромант Аберон Холодный, узурпировавший трон и ввергнувший страну в пучину ужаса, отдавший ее на растерзание демоническим ордам Тьмы. Он издевался над твоей матерью – принцессой Альзирой, убил младшего брата, Лионеля, и отверг своего незаконнорожденного отпрыска Лансанариэля.
   Я нахмурилась:
   – Так вот в чем заключалась тайна рождения Ланса! Но почему Аберон властен над вашими душами?
   – Он могучий некромант, овладевший потаенными заклинаниями смерти. Он проклял меня и разрушил начало Звездного моста, уводящего на небо мертвые души, обрек нас на вечное блуждание по пустынным склонам Ранмира!
   – Значит, если я не восстановлю утерянных пролетов моста, вы никогда не обретете покоя? – уточнила я.
   Король согласно кивнул:
   – Думаю, что подобное под силу лишь детям Старшей крови! Попытайся, девочка!
   Я поднялась на ноги, пристально всматриваясь в мерцающий воздух. Смеркалось. Легкая паутинка мглы начинала едва различимо сгущаться вокруг траурных надгробий, зыбкой пеленой серебря каменные кручи и чуть заметно обволакивая странные полупрозрачные нити, тянущиеся с уступа. Я потрясенно захлопала ресницами. Нет, мне не померещилось. Теперь я вполне отчетливо различала легкий мостик, больше напоминающий канатную дорогу, начинавшийся на могильной площадке и уходящий куда-то вверх, за грань доступного мне обзора. Мост образовывали тонкие, светящиеся, как будто бы хрустальные нити, переплетенные в ажурную сеть – хрупкое подобие ступеней и перил. Вся невесомая конструкция натягивалась и напевно вибрировала в такт почти неслышимой музыке. Мост жил и дышал. Но увы, в небесной симфонии явно проскальзывали фальшивые, черные ноты нарушавшего его заклятия, а первые ступени отсутствовали, провалом отделяя мост от поверхности Ранмира. Я прислушалась, пытаясь уловить ритм жизненного биения Звездного моста. Путь Чести по-прежнему вел мое сердце. Меня переполняли тысячи противоречивых чувств: гнев и негодование на коронованного злодея, горечь утраты любимого мужчины, вера в справедливое возмездие и надежда на праведную месть. И я запела, подстраиваясь под пульс звезд:
 
Клинки отзвенели.
Напившись досыта…
Да как вы посмели
Решить, что убита
Крылатая птица,
Победная весть,
Героев царица —
Бессмертная Честь!
 
 
Колчаны слежались,
Они опустели…
Вы храбро сражались,
И мы не посмели
Сказать, что на муки
Проснулись в крови
Прощальные звуки
Последней Любви.
 
 
Слова отлетели,
Сердца замолчали…
Да как вы посмели
Поддаться печали?
Забыть, что на свете
По-прежнему есть —
За павших в ответе —
Священная Месть!
 
   Слова и звуки крепли, обрастая не хрусталем, а сталью. Фразы слагались в новые нити, выстраивавшиеся в прочные ступени, нараставшие на мост. Мост удлинялся и упрочнялся, звеня и вибрируя уже не жалобно, а победно и ликующе. И вот начало Звездного моста все же достигло моих ног, прочно соединив небесный купол с земной твердью.
   Король Шеарран восхищенно вскрикнул и склонился передо мной в низком благодарном поклоне. Сотни полупрозрачных неприкаянных душ отделились от мраморных надгробий и, сияя, словно очистившиеся от праха могил звезды, окружили меня трепещущим хороводом. Я с радостью узнала среди них и замученного жаждой короля, и юную деву, и многих других, с кем я поделилась кровью, хлебом и состраданием.
   Это было непередаваемо прекрасное зрелище. Души усопших, танцующие, будто светлячки, плотно облепили Звездный мост и начали подниматься в небо – туда, где – их ждало новое рождение и новая жизнь. Прощаясь со мной нежным теплом и ласковой песней, они обещали, что никогда не забудут моей помощи и станут повсюду искать малейший намек на след того, кто стал так дорог моему сердцу, – след принца Астора.
   Наконец на площадке остались только я и король Шеарран. Величественный призрак мертвого владыки теперь ничуть не походил на прежний источенный проказой труп. Черное проклятие спало, мой предок обрел присущую ему красоту и мощь. Король уже поставил ногу на первую ступень моста, как вдруг обернулся и улыбнулся по-детски лукаво:
   – Каждая добрая душа, совершившая бескорыстный поступок, достойна награды. – Его сжатая ладонь протянулась и коснулась моей: – Вот твоя награда! Этот артефакт, который и предназначается тебе по праву Старшей крови, просит передать в твои руки сама королева Смерть! Прими же ее дар, Ходящая через порталы! Поверь, он добыт твоими верными друзьями ценой немалых испытаний. – Пальцы призрака разжались, выронив в мои сложенные чашечкой ладони что-то странное, что я первоначально приняла за звезду.
   Но это оказался перстень, массивный и широкий, выполненный из темного серебра и украшенный огромным камнем. Я надела украшение, пришедшееся точно по моему пальцу.
   – Его называют Пожиратель пространства, – уточнил Шеарран. – Когда-то он принадлежал храму Розы и является одним из сильнейших артефактов, позволяющих перемещаться по порталам. Прощай, девочка, да хранят тебя Истинные боги! – Король еще раз улыбнулся и исчез.
   Звездный мост ярко вспыхнул и растаял в воздухе. Я проводила его глазами и очутилась в полнейшем одиночестве.
 
   Я очарованно любовалась сияющим перстнем, ощутимо отягощавшим мою левую руку. Пристально всмотрелась в камень и заметила в его глубине туманное очертание огромной зубастой пасти, беспрестанно открывавшейся и захлопывавшейся. «Ничего себе!» – уважительно подумала я, немного побаиваясь неведомой магии. Но король совсем ничего не сказал о том, как работает эта удивительная штука, поэтому я решила немедленно приступить к рискованному эксперименту. Я крепко сжала в кулак руку, на которой красовался перстень, и мысленно пожелала переместиться к Храму на вершине Ранмира. У меня тут же закружилась голова, в уши ворвалось бряцание оружия, а мир вокруг резко пришел в движение, сливаясь в одну широкую, размазанную полосу света и пламени…
 
   Этот портал ничуть не напоминал заброшенный проход Тьмы, через который Астор привел нас к Ранмиру. Перед моим завороженным взором мелькали гладкие стены, увешанные таким оружием, что я лишь успевала обалдело таращиться по сторонам да восторженно прищелкивать языком: вот это клинки! Утащить бы хоть один! А что? Умудрился же мой нахальный супруг вынести свою Полумглу из какого-то храма на Радужном уровне… Воспоминание о погибшем возлюбленном резануло по сердцу острой сталью, и я беспомощно сморщилась, пытаясь удержать подступающие слезы. Кружилась голова, тошнило, перед глазами расплывались радужные круги, и в целом я чувствовала себя так плохо, что, когда меня неожиданно выбросило из светящегося туннеля, рухнула на колени и согнулась в приступе неудержимой рвоты. Впрочем, желудок старался напрасно, сумев извергнуть из своих оголодавших недр всего-навсего несколько жалких капель едкой желчи вкупе со слюной и продолжительными судорогами. Что-то не припомню, когда же я ела в последний раз, – кажется, это было еще в чертогах Смерти?
   Я вытерла губы замызганным рукавом рубашки, совсем недавно называвшейся новой, и кое-как поднялась на ноги, пошатываясь и отдуваясь. «Совсем ты, похоже, Рыжая, до ручки дошла!» – пролетела в мозгу обрывочная мысль, объективная и адекватная. Недавно полученная свежая одежда, вроде бы тогда пришедшаяся точно впору, не только успела превратиться в обноски, не способные приглянуться даже старьевщику, так в довершение ко всем неприятностям еще и стала невозможно велика. Я мельком ощупала свои ввалившиеся щеки, худую шею и выпирающие из ворота острые ключицы. Без сомнения, скоро я так в дистрофики попаду. Плюс это мое постоянное недомогание. Я на самом деле ощущала себя тяжелобольной, и для меня, элементарным насморкам-то никогда не подверженной, это стало неприятным и весьма обременительным фактом. Хотелось сейчас же забиться в какой-нибудь темный угол и хотя бы просто выспаться для начала. Но времени на отдых у меня не было, да и окружающая сумбурная обстановка мало способствовала малейшему проявлению излюбленной женской слабости: ах, не хочу больше изображать героя – у меня мигрень. Поэтому я постаралась как можно быстрее переключить некстати расслабившийся организм на жесткий военный термин «самодисциплина» и внимательно осмотрелась по сторонам.
   Я находилась на плоской каменной площадке, размерами не превышающей нескольких десятков метров в диаметре. Со всех сторон меня окружали умопомрачительные обрывы, кажущиеся бездонными. Ни единая куртинка чахлой травы не украшала вершины горы Света, на ней расположился лишь скромный храм из неприглядного серого камня – маленький, напоминающий устремленную в небеса иглу, оканчивающуюся острым шпилем. Признать по справедливости, простота и размеры странного сооружения весьма слабо подходили к окутывающей его тайне и сложности ведущего на Ранмир пути. Я настороженно приблизилась ко входу, даже не имевшему крыльца и прикрытому грубыми деревянными створками. От святилища веяло многовековой древностью и вопиющей чужеродностью. К моему величайшему недоумению, в резных изображениях, покрывающих стены Храма, многократно повторялось суровое мужское лицо, уже виденное мной на кладке Колодца пустоты. Становилось понятным: ни один из известных мне богов нашего мира, никто из демонов и демиургов не имел ни малейшего отношения к простиравшемуся передо мной святилищу. Да и вряд ли сюда когда-нибудь ступала нога хоть одного живого существа. Я замерла на пороге, трепеща от предвкушения прикосновения к тому, что могло стать очередной загадкой или наоборот, ответом на все волновавшие меня вопросы.
   Дверной проем охраняли две фигуры высотой в три человеческих роста. Как я ни старалась, но так и не смогла постигнуть скрытого символизма каменных статуй, потому что примитивно очерченные силуэты полудетей-полувзрослых с угловато-недоразвитыми телами не имели лиц. Лишь два схематично намеченных овала на их месте. Вместо оружия на плече каждой фигуры висело по небольшому походному барабану, а руки замерли в жесте неоконченного музыкального удара, сжимая тонкие палочки. Я с огромным интересом рассматривала загадочные скульптуры, смутно грезя об упомянутых призраком Привратниках. Было в этих неподвижных истуканах что-то притягательное, одухотворенное… А вдруг они меня видят, несмотря на отсутствие глаз? Я на всякий случай вынула из ножен Нурилон и вежливо отсалютовала неподвижной охране. Привратники никак не отреагировали, видимо, желая презрительным затянувшимся молчанием довести до моего сведения, что им абсолютно нет дела до какой-то едва живой букашки, ползающей у их ног, да и вообще – им все по барабану. Я пожала плечами, смирившись еще с одним секретом, который мне тоже не суждено постигнуть, взялась за массивное дверное кольцо и потянула на себя тяжелую, неприятно заскрипевшую створку.
   Крохотный внешне, изнутри Храм оказался несоразмерно огромным и невероятно величественным. Я потрясение таращилась на уходящую вдаль анфиладу просторных помещений, пытаясь понять, как удалось втиснуть подобные поистине сверхмасштабные размахи в столь незначительное снаружи здание. Оптический обман? Вряд ли. Видимо, здесь присутствовала какая-то особенная, недоступная моему разумению древняя и мощная магия. Вереница смежных помещений, щедро изукрашенных фресками и барельефами, явно имевших ритуальное значение, простиралась настолько, что даже мое острое зрение оказалось неспособно оценить настоящие размеры святилища неведомого бога. Чувствуя, что совершенно запуталась и утратила ощущение реальности, я тем не менее целеустремленно перешагнула через порог. За моей спиной шумно захлопнулись деревянные створки. Над настороженным ухом издевательски прозвучало негромкое ехидное хихиканье. Вот именно это и задело меня больше всего. Любуйтесь мол, люди, перед вами глупая, но чрезмерно и даже во вред себе настырная девица, которая сумела-таки добраться до скрытого от всех Храма. А теперь пусть она в полной мере и по справедливости расплатится за свою самоуверенность. Мы же посмотрим, глумливо похихикаем…
   – Ах, так, значит? – грозно рявкнула я, стараясь не выказывать овладевшей мной растерянности. – Для вас это все просто шуточки? Ну мы еще посмотрим, кто кого! – С этими словами я извлекла из-за пояса две волшебные даги и, сжимая их в руках, бестрепетно шагнула вперед…
 
   Богатый зал пропал. Меня немедленно закружил завывающий на разные голоса песчаный ураган. Затылок опалило жгучее южное солнце, горло пересохло от жажды, мышцы словно истончились и превратились в хрупкий пергамент, грозивший рассыпаться прахом. Дикая усталость сковала мои члены. Но самым страшным было то, что я неожиданно перестала осознавать себя самой собой – Сумасшедшей принцессой. Я стала изнеженным полуэльфом, красавцем Лансанариэлем. Это не я, а именно он брел сейчас по пустыне далекой неведомой страны, но каким-то странным образом мой разум слился с его телом, полноценно переживая все выпавшие на его долю страдания и мучения. И меня до самой глубины души потрясла несгибаемая сила воли прекрасного полукровки, которого я до этих пор считала совершенно неспособным на подобные подвиги. Лансом двигала идея, затмившая и усталость, и страх. И более того, им двигала уверенность в том, что, проходя через воистину немыслимые испытания, он тем самым помогает мне. Меня переполняли благодарность и теплое дружеское участие. Выставив вперед волшебные клинки и рассекая ими ветер, до крови закусив губы, я упрямо шла вперед, стараясь непоколебимо принять на себя значительную часть гнева пустынной стихии, дабы по возможности облегчить тяжелую участь преданного друга. Изнемогающая от жары, обливающаяся соленым потом, я весело смеялась в лицо беспощадной судьбе – видя, что и у Ланса все получается. И когда мне начало казаться, что я уже не смогу сделать больше ни одного шага, картина изменилась разительно…
   Я осознала себя Генрихом, вступившим в поединок с могущественным демоном, вселившимся в мертвую оболочку мой названной сестры Луизы. Бой оказался изматывающим, стоившим мне и сил и нервов, но я как умела помогала отважному сильфу одержать безрадостную победу и горько оплакала печальную долю несчастной Луизы.
   А затем я стала могучим Огвуром, вышедшим на битву с чернокожим воином из земли Канагер, призом за которую оказался подаренный мне артефакт, носивший название Пожиратель пространства. И я искренне удивилась, осознав, как, оказывается, неразрывно связаны между собой различные события, параллельно происходящие каждое в своем времени и месте – со мной и с моими верными друзьями.
   Моя выносливость и мой запас прочности давно уже иссякли, исчерпавшись до дна, но я продолжала идти из зала в зал, последовательно становясь вершащим странную волшбу Марвином – превращающимся в муху, драконом Эткином – пролетающим сквозь полыхающие смертоносной черной магией столбы энергетической защитной решетки над Краем Тьмы, и даже самим Астором – отчаянно расправляющим черные крылья над ареной Геферта. Но самым страшным испытанием стало соединение с разумом погибающего в пропасти любимого, посылавшего мне последнее «люблю и прощай». Я также увидела отца, высаживающегося на берег Поющего Острова и спешащего на долгожданную встречу с моей матерью. Я совместилась с разумом преисполненного горем Ланса, лицом к лицу столкнувшегося со своим зловещим отцом и этим поступком наконец-то раскрывшего ужасающую тайну своего появления на свет… Я узнала все, я поняла, что значит участвовать в великом замысле провидения, значительно исправленном моими походами в Лабиринт судьбы и неразрывно соединившим наши судьбы ради чего-то конечного, от чего зависело будущее всего мира. Я не понимала главного: чем в итоге должна завершиться непрерывная цепь событий – и, к сожалению, не увидела еще одного незримого участника происходящих событий, чье аккордное присутствие я тем не менее ощущала всем своим существом. А ведь ему и предназначалось стать тем, кого Астор назвал «тот, кто придет после меня». Но я безрезультатно задавалась вопросом, кто же он такой на самом деле, теряясь в догадках и неопределенных предчувствиях.
 
   Все закончилось как-то совершенно неожиданно. Мокрая от испарины, окровавленная, обожженная и замерзшая, густо припорошенная песком и снегом, я чуть ли не на четвереньках вползла в следующий зал, ожидая неминуемого продолжения изматывающего аттракциона. Но в этом зале не обнаружилось ничего. Почти ничего.
   Я увидела голые белые стены без каких-либо рисунков или фресок. Однотонный пол из светлого известняка, полнейшее отсутствие окон, но зато огромный просвет в потолке, через который в помещение вливался скупой свет ночных звезд. Упоительная прохлада и до звона в ушах пронзительная тишина, нарушаемая лишь хрипом моего запаленного дыхания. Спокойствие и умиротворение. А в самом центре комнаты – два больших мягких кресла, кем-то предусмотрительно поставленные друг напротив друга. И – ни души…