— Да. Я гурман. Удивлены? Я вам обещал, что вы попробуете нечто исключительное, я это выполню. Через два-три дня продукт как раз созреет… Я надеюсь, — задумчиво заметил Лотаров и разъяснил:
   — У кошек не так, как у людей. У них процесс калообразования проходит немного по-другому, а мы с вами сможем предаться греху чревоугодия только после полного опорожнения у кошки прямой кишки. Иногда, сами понимаете, с этим бывают некоторые проблемы…
   Резко затормозив, Пенелопа перегнулась через колени Лотарова и открыла возле него дверцу. Молча.
   Посидев некоторое время и не дождавшись ни слова, Лотаров кашлянул и поинтересовался, не значит ли все это, что он должен теперь добираться до Балашихи своим ходом?
   Рассмотрев застывший профиль Пенелопы, следователь взял с заднего сиденья пластмассовый короб для кошки, а клетку с чердака дома корейца попросил довезти до Управления и оставить в его кабинете. Выбрался, сопя, из автомобиля, наклонился и еще раз всмотрелся в стиснувшую зубы Пенелопу. Она резко рванула с места, потом — резко — затормозила и вышвырнула в окно голубиную клетку.
   Клетка катилась по подмерзшей земле к Лотарову, стуча распахнувшейся дверцей, дул сильный ветер, кошачий короб заносило этим ветром за спину, у следователя сразу же замерзли уши, а он стоял, смотрел вслед машине Пенелопы и загадочно улыбался.
   Игорь Анатольевич Мазарин в этот вечер долго уговаривал брата-близнеца не искать девчонку, а по-тихому завалиться в подпольное казино. Брат в совершенно невменяемом от волнения состоянии на уговоры не поддавался и так нервничал, что выпалил из пистолета в машине и превратил стекло передней дверцы джипа в полную заморозку — пуленепробиваемое, оно покрылось сеткой трещинок.
   Резко затормозив, Игорь Анатольевич Мазарин стал выяснять, что это такое случилось с Григорием Анатольевичем, при этом он не удержался от излишней жестикуляции и некоторых нецензурных выражений. Григорий Анатольевич сразу же признал, что подвергал выстрелом жизнь своего брата смертельной опасности, но полностью вины своей не осознал и стал доказывать, что он перепутал зажигалку в виде пистолета (из левого кармана пиджака) с настоящим боевым оружием (из правого кармана пиджака) исключительно из-за непреодолимого желания видеть немедленно предмет своей страсти.
   После перестрелки в поселке Сюсюки, изготовления Цемента (Игорь Анатольевич предпочитал это делать сам, строго следуя инструкции на мешке с надписью “Смесь, универсальная, быстросхватывающаяся” — такой мешок всегда имелся у него в багажнике) и поспешного утопления корейца с зацементированными в баке ногами братьям пришлось срочно уехать. И если впавшую в полную истерику сестрицу они, хотя и с некоторыми трудностями, но затолкали-таки в машину, то девчонку найти не удалось. Игорь Анатольевич лично обошел весь дом, уговаривая себя не свернуть ей шею, если обнаружит. А Григорий Анатольевич как впал тогда от бесполезных поисков и криков в нервное состояние, так и не выходил из него, пока не “прикурил” в джипе из “вальтера”.
   — Ты когда-нибудь хотел женщину до полной обморочки? — спросил Игоря Анатольевича брат.
   — Во-первых, — начал объяснять Игорь Анатольевич, уговаривая себя не злиться и говорить медленно, чтобы брат успевал повторить каждое его слово про себя, шевеля губами. — Во-первых, она не женщина и ее нельзя просто так затащить в машину и оттрахать. На Мазариных еще статьи за изнасилование малолеток не висело и висеть не будет!
   — Не собираюсь я ее трахать! — пожал плечами Григорий Анатольевич. — Я хочу ее посадить на колени и спрятать вот так, под пальто, чтобы никто ее больше никогда не трогал.
   Внимательно всмотревшись в лицо брата, Игорь Анатольевич не стал перечислять, что он хотел сказать во-вторых и в-третьих (он, обычно, приводил для разъяснений три довода, а если на третий не хватало логики или доказательной базы, то говорил просто: “а в-третьих, я так хочу!” — или, по обстоятельствам: “…не хочу!”). Он просто достал бумажку с адресом корейца и отвез туда брата.
   Они вышли из машины вдвоем. Осмотрели девятиэтажку. Синхронно задержались глазами на темных окнах шестого этажа.
   — Там замки-то фиговые, если не закрыто изнутри на засов, я запросто их щелкну! — предложил свои услуги один из охранников с заднего сиденья.
   Игорь Анатольевич Мазарин положил ладонь на плечо брата и произнес напутственную речь:
   — Сорок минут тебе на все уговоры. Насилия не применяй. Если заартачится, погладь по головке и тихо уходи. Теперь слушай сюда. Я стану под балконом. Если чего понадобится — роз с полета, бирюльки, медвежонка из зоопарка или килограмм шоколаду — ты выйди на балкон и просигнализируй. Через десять минут все будет.
   — Брат!.. — задохнулся восторгом Григорий Анатольевич. — Ты, брат!..
   Знаешь, что ты — брат!
   Он вышел на балкон очень скоро. Бросил вниз горошину драже. Горошина звонко стукнула в черную крышу джипа.
   — Пусто! — развел он руками, когда Игорь Анатольевич вышел посмотреть.
   — Нет ее, что делать?
   Игорь Анатольевич осмотрелся и сначала скрестил руки над головой, что у братьев означало “не теряй присутствия духа, будь бдителен, все на мази”, а потом молча показал на дорожку от остановки к дому.
   Алиса шла, понурив голову, одной рукой прижимая к себе бутылку вина, в другой болтался торт.
   Девочка Алиса купила в ближайшем супермаркете дивный торт-суфле со взбитыми сливками, бутылку красного вина и шесть персиков. Войдя в квартиру, она сначала обошла ее, не включая света и затаив дыхание, потом заперла все замки и еще задвинула засов. Выгребла из шкафа вещи отчима, уложила их кучей на ковре в гостиной, и так получилось, что два парадных костюма оказались внизу, потом — несколько рубашек, поверх них — пара шелковых летних костюмов и ковбойка, на ковбойке распласталась легкая куртка из тончайшей желтой замши, на куртке — футболки, на них — опять Рубашки, потом — банный махровый халат, на халат скользнули ящерками шесть галстуков, а сверху все это присыпалось трусами и носками.
   Оглядев ворох вещей, девочка Алиса медленно разделась догола, обошла его, подтыкая кое-где босой ногой слишком высунувшиеся части одежды, раскинула руки и упала в мягкую кучу лицом вниз. Глубоко вздохнув, она впустила в себя запах отчима и некоторое время невесомо плыла в воспоминаниях, не подпуская близко к сердцу кадры его ладоней, губ и некоторых простых бытовых движений, в которых кореец впервые открылся Алисе как абсолютно гармоничное произведение природы простое и совершенное в своем изяществе, естественности движений и пропорциональности.
   Алиса открыла коробку, подсунула под влажный тяжелый торт ладонь и приподняла его вверх. Шлепнула все восемьсот пятьдесят граммов — как было написано на коробке — себе на живот, кое-что съела, облизывая пальцы, старательно размазала торт по телу и стала вываливаться в одежде отчима, зарываясь в нее. Потом наступила очередь персиков — они давились в руке легко, Алиса долго выбирала в магазине самые мягкие, оранжево-красная мякоть вылезала сквозь пальцы и капала на лицо, резкий горьковатый запах смешивался с приторным, ванильным. Царапая кожу, подкрался к щеке засахаренный цукат из торта, за что и был тут же подхвачен языком с вымазанного кремом галстука и съеден. Обсосав персиковую косточку, Алиса почувствовала на ее кончике острый шип, совершенно не ощущая боли, провела шипом по руке и удивилась, обнаружив выступившие алые капли. Тряхнула рукой, добавив крови к ванильно-персиковому разврату, а царапину промокнула кончиком подвернувшегося парадного галстука.
   Галстук был дорогой, Алиса сразу вспомнила его, именно на этом галстуке кореец обучал ее правильному завязыванию узла и знакомил с технологией пошива настоящих галстуков. Так… Подкладка… Подкладка должна быть обязательно чуть-чуть другого оттенка, но в тон, желательно шелковая, а в тканых галстуках она может быть из тонкого плотного хлопка. Шов с изнанки делается только вручную, а если потянуть вот за эту петельку, галстук вывернется, что помогает при его глажке и выравниванию… Очень интересно — запомнила все!
   Так, посмотрим… Рубашка. С рубашками все понятно — это должен быть только хлопок или натуральный щелк, обозначения известны, все швы — потайные или скрытые. Носки… Носки мужчина должен носить двойного состава, причем хлопка — не меньше шестидесяти процентов…Трусы! Все помню — трикотаж или шелк, так, что там осталось?.. Вытащив из-под себя льняной пиджак, Алиса тут же вспомнила, что в жару уважающий себя джентльмен носит поверх тонкой хлопковой рубашки только светлый лен, и когда выходит из автомобиля, гордо демонстрирует складки на спине — лен легко мнется, что и доказывает его, пиджака, дороговизну и шик. А вот и темно-синий английский официальный пиджак. Но, поскольку пиджаки такой стоимости сами англичане шьют только на заказ, отчим удовлетворялся итальянскими фирмами, так, посмотрим… Отлично. Фирма “Блевонти”, сейчас проверим, как на блевонти размазывается суфле!
   Для официальных приемов годятся только строгие английские пиджаки, они могут иметь всего три цвета — черный, синий и серый, по фактуре — тонкая шерсть, по бокам на пиджаке разрезы, чтобы удобно было руки в карманы брюк засовывать. Алиса помнит, как удивилась, что разрезь! — для засовывания джентльменами рук в карманы, а кореец сразу же с ней согласился: приличный немец такой пиджак не приемлет, засунутые в карманы руки считает издержкой воспитания, и в Германию поэтому в пиджаке с разрезами по бокам лучше на официальные приемы не приезжать. “А какие же у них пиджаки?” — “А у них с одним разрезом сзади, хотя и этот разрез был тоже предусмотрен англичанами! Чтобы в машине удобно размещалась толстая задница? Фу, Алиска, чтобы джентльмену удобно было на лошади сидеть!”
   Задумавшись, Алиса вдруг понимает, что запросто сможет одеть любого мужчину от носков до галстука, что утомительные беседы отчима о правильности подбора тонов и стилей не прошли даром, а тогда казалось — совсем не слушала, пела, читала, жевала, смеялась, но не слушала!
   Рассмотрев купленную только что бутылку вина Алиса с ужасом вспомнила — сразу, как щелкнуло, — какое вино следует заказывать к рыбе, какое к мясу, как отличить настоящее шампанское от газированного, как распознать по запаху испанские красные вина и французские — “нюхай, нюхай, дурочка, когда-нибудь поразишь воображение интеллигентного ловеласа”, а еще — чем правильно закусывать водку, как без неприятных ощущений опорожнить при срочной необходимости желудок, а еще — “если хочешь правильно оценить секс — не занимайся любовью без хорошей клизмы”, а еще — “чистые девочки, пока они еще девочки, должны дорожить своим природным запахом и не должны пользоваться дезодорантами, подошвы ног, и подмышки, и что там уже у тебя потеет? — растирается после горячего мытья кусочком лимона — тонкая полоска мякоти на шкурке, обязательно на шкурке! а еще!..”
   Открыв бутылку, Алиса становится на кучу одежды и обливает себя с макушки.
   “…запомни, настоящее вино оставляет на стенках бокала — если взболтать — женские ножки, да-да, не смейся, смотри, видишь эти продольные полоски, правда, похоже на ножки?..”
   Вино стекает по телу прохладными струйками, на животе образуются “ножки”…
   — Не заплачу! — кричит Алиса, прыгая по мокрой одежде, по раздавленному торту, выползающему белой мякотью между пальцами ног, по мятым персикам, мокро чавкающим. — Врешь! Не заплачу!
   В дверь позвонили.
   В глазке расплывается темное пространство лестничной клетки, а в глазу Алисы дрожит линза подступившей слезы — ничего не видно!
   — Кто?..
   — Конь в пальто! — раздраженно, даже сердито. И Алиса открыла дверь.
   В прихожую вошел совершенно незнакомый мужчина с торчащей изо рта зубочисткой. Он осмотрел голую Алису, не поверил, достал очки, надел их, огляделся в поисках еще какого-нибудь источника света, дернул за шнурок бра у зеркала и, задумчиво покачивая головой, осмотрел странно испачканную с ног до головы девочку.
   — Вы кто? — Алиса утерла ладонью вино на лице. — Вы — бандит, грабитель и насильник?
   — Я твой папа! А ты почему сразу дверь открываешь?
   — Папа?..
   — А ты что думала, тебя в капусте нашли? У всех девочек и мальчиков есть и мамы, и папы, это всем известно. Ну, и что тут у тебя происходит?
   Блевала?
   — Не-е-ет, — неуверенно качает головой Алиса. Плотный невысокий мужчина по-хозяйски осматривается и вперевалочку идет в гостиную. Куча одежды на полу, перемешанная с тортом, производит на него сильное впечатление — из открывшегося от удивления рта выпадает зубочистка.
   — Это ты сделала? — с недоверием спрашивает он, двумя пальцами приподняв с пола изрядно уделанную замшевую куртку.
   — Нет, что вы… Это мой любовник. Он сегодня пришел очень злой — проиграл в казино пятьдесят тысяч, я приготовила, как полагается, вино, фрукты, торт вот купила, — Алиса грустно показывает на валяющуюся коробку, — а он как рассердился, как стал кричать! Собрал все свои вещи в кучу и давай на них мочиться! Потом раздел меня, обмазал тортом и вывалял в одежде, а потом облил вином, а потом…
   — Содомо-гоморрский разврат, короче, — перебил ее мужчина и вдруг, не меняя выражения лица, с тусклым потухшим взглядом, проходя мимо, сильно ударил Алису по щеке. — Маловата ты еще заниматься развратом, — произнес он назидательно, пока Алиса заглатывала воздух. — Выпить чего осталось или все вылили?
   — В кухне, наверное…
   — Так неси! Да, и помойся по дороге, а то выглядишь, как заблеванная.
   Ну и воспитаньице! Ничего, ты у меня быстро придешь в норму. Десять минут тебе на приличный вид!
   Закрывшись в ванной, Алиса кое-как уговорила себя перестать дрожать и начать думать. Через три минуты накатила паника — ничего, ну ничего не приходило на ум! Через пять минут дверь затрещала, а еще через минуту замок был сломан и гость уже смотрел на присевшую в ванной Алису все тем же потухшим взглядом.
   — Десять минут, я сказал, а ты еще не одета! Вылезай, а то еще получишь!
   Наспех одевшись, Алиса осторожно вышла из ванной и обнаружила гостя у открытого холодильника.
   — Богато вы живете со своим Квазимодой.
   — С кем?
   — Ну, с этим развратником, который проиграл деньги и уделал тебя на куче белья в торте.
   — С Казановой, — машинально поправила Алиса и получила равнодушный комментарий.
   — Один хрен! А что, водки нету? — озаботился гость.
   — В гостиной в баре.
   — Ну, знаешь! Водку теплой держать?!
   — Там свой холодильник, специально для бутылок…
   — Ка-а-ка-ая ты у меня, дочура! — обрадовался мужчина, приподнял Алису за талию над полом и потряс. — Красиво живешь!
   Выставив на стол устраивающую его закуску, гость долго копался в бутылках в баре, одну — почти черного стекла с кофейным ликером — даже открыл и осторожно понюхал, но выбрал водку.
   — Твои халаты? — спросил он после второй рюмки у застывшей в дверях Алисы.
   В открытой дверце шкафа разноцветные кимоно корейца светились дорогой вышивкой по шелку.
   — Да… То есть нет. В общем, мои.
   — Твои тряпки, значит, хахаль не тронул. А все свои уделал в одночасье, да-а-а… И где он теперь?
   — Кто?..
   — Казинова твой, где он?
   — Он… Он повесился на балконе, — выдала Алиса, пожав плечами.
   — Что ты говоришь! — затрясся от хохота гость. — Надо же, как удачно. Я собрался было выяснять с ним отношения. Ничего себе квартирка, небось — его?
   — Нет. Это моя квартира.
   — Сильно мужик вляпался, сильно, если на малолетку такую квартирку списал. И что, он там голый?
   — Где?
   — На балконе висит голый или чего из одежды оставил на такой случай?!
   — Не знаю, — пожимает плечами Алиса.
   — Так иди посмотри, чухалка! Ну вся в мать! Тоже, бывало, скажешь ей принести чего, застынет, как замороженная, глаза выкатит — и ни с места, ну чистая чухалка!
   На плохо слушающихся ногах Алиса идет к балкону. Не открывает тяжелые гобеленовые шторы, а осторожно проскальзывает между ними. Балконная ручка заедает, а дверь, как ни странно — открыта. Алиса лихорадочно думает, что же делать дальше. По ее сценарию после слов о повесившемся любовнике гость должен был обязательно сунуться на балкон, а уж там она бы постаралась как-нибудь решить проблему неизвестно откуда взявшегося папочки. Справившись с дверью, Алиса выходит в холодный вечер, с удовольствием заглатывает ветер, облокачивается о перила и вдруг краем глаза замечает, что на балконе она не одна.
   Взволнованный и страшно довольный собой, в длинном кашемировом пальто, сверкая золотыми резцами на нее с обожанием смотрит… брат Риты Мазариной!
   Пока, застыв на холодном ветру, Алиса уговаривает себя что это ей только снится, брат подносит к губам указательный палец с тяжелым перстнем и предлагает полное взаимопонимание и любую помощь.
   — Что вы тут делаете? — шепчет Алиса. — Как вы сюда попали?
   — Я за тобой приехал, я ждал в квартире, а ты разделась, — шепчет Мазарин, присев, чтобы его не было заметно, если вдруг гостю захочется отодвинуть штору. — Я потом уже хотел выйти, когда ты вином облилась, а тут пришел мужик. Я тебя люблю, будешь моей женой?
   Алису затрясло.
   — Он меня убьет, он плохой человек, — с трудом выговаривает она слова.
   И вот, сидя, Мазарин распахивает полы своего пальто, и Алиса тоже приседает и подползает к нему, поворачивается спиной, и два черных крыла, теплые, с запахом незнакомого вспотевшего мужчины, укрывают ее.
   — Ты его знаешь?
   — Нет! — шепчет Алиса, чувствуя сквозь тонкую кофточку влажные, горячие ладони у себя на плечах. — Я думаю, он хочет избивать меня и грабить!
   — Будешь моей женой? Я решу все твои проблемы.
   — Я не могу пока, я еще несовершеннолетняя!
   — А потом? Потом — будешь? — Притянув к себе плечи девочки, брат Мазарин со сладострастным стоном осторожно… кусает ее под лопаткой.
   — Ты должен за мной ухаживать, покупать мороженое и водить в кино, — справившись с судорогой, пробежавшей по позвоночнику после укуса, шепчет Алиса.
   — Я тебе сразу могу подарить холодильный комбинат и кинотеатр, только пообещай!
   — Да нет же! Так не интересно. Мне нужно эскимо, по субботам в зоопарке и колесо обозрения! — Иди. Будет тебе и зоопарк, и колесо. Иди, а то он выйдет сюда, а тебя здесь не должно быть, когда он выйдет.
   В комнате, заправив за собой шторы, еще дрожа, Алиса смотрит на жующего гостя.
   — А вы… Вы уверены, что я ваша дочь? — осторожно интересуется она.
   — Главное, что в этом была уверена твоя мать, Лизка. Она сразу сказала, как только забеременела. Твой, говорит, ребенок, и все! А я ж не дурак, я сразу сказал, чтобы доказала! А она го-о-ордая была, фу-ты, ну-ты! Мы с ней со второго класса за одной партой сидели. А когда тебе было года два, она как раз закончила вечернюю школу, и я, как честный джинтель… как честный мужик, предложил ей пожениться. Ну, что ты! Куда сунулся со своим свиным рылом!
   Отшила, короче, я ей и надавал как следует. Сестрица ее, помню, все уговаривала подать на меня в суд, все-таки, сама понимаешь, — отбитая почка — это тебе не хухры-мухры, да Лизка не стала судиться. А почему-у-у?.. — спросил гость у потерявшей дыхание Алисы. — А потому, что любила меня, чухалка! Ну? Что уставилась? Висит?
   — А?..
   — Висит твой хахаль на балконе?
   — Висит, — кивнула Алиса, — он висит там, все в порядке, не беспокойтесь…
   — А чего мне беспокоиться? — хохотнул гость. — Это ты теперь беспокойся и очень даже умоляй меня признать тебя законной дочерью. Теперь это запросто — анализ какой-то там кислоты из организма и все дела. И что? Голый висит?
   — Не-е-ет… В пальто.
   — Вот же придурок, ты подумай, столько хороших вещей изгадил, а пальто оставил, значит, для повешенья. Конечно, холодно сейчас без пальто вешаться, а?
   А скажи-ка мне, дочура, кто есть этот любовник?
   — Он… Он друг моего отчима. Был… То есть отчим был, а друг есть. То есть друг тоже уже был, потому что повесился, — пошатнувшись, Алиса опускается в кресло.
   После этих слов гость напрягся и, хотя бутылку не оставил, нервно обошел комнату и осторожно заглянул за занавески.
   — А как выглядит этот твой любовник? — спросил он почему-то шепотом, бледнея лицом.
   — Ну, как они выглядят, когда повесятся? — бормочет Алиса, стиснув руки, чтобы не дрожали. — Лицо становится расслабленное, отекшее, с синевой…
   — А особые приметы есть? — мужчина вдруг подбежал к Алисе и дохнул в лицо спиртными парами.
   — А-а-а?.. — отшатнулась Алиса.
   — Я спрашиваю, есть особые приметы у этого твоего хахаля?
   — Ну, какие приметы? Приметы… — задрожала, отшатнувшись, Алиса. — Какие бывают при этом приметы? Язык вываливается, у некоторых происходит расслабление кишечника…
   — Ты мне дурочку не корчи! — мужчина вдруг схватил Алису за волосы на затылке и нагнул ее голову вниз. — Я тебя о приметах спрашиваю, а не о признаках удушения! Что у него на лице?!
   — На лице? — стонет Алиса, ничего не понимая.
   — Есть у него что на лице?
   — Есть! Нос есть, глаза, родинка… есть!
   — Ну вот, вспоминаешь понемногу! — “папаша родной” еще ниже пригибает голову Алисы, ей приходится стать на колени. — А может, это и не родинка, а родимое пятно?
   — Может быть, отпустите волосы!
   — А как ты его ласково называла, а?
   — Пустите, больно!
   — Больно ей… — отпускает гость волосы.
   Алиса на коленках отползает в угол и прячется за креслом.
   — Для родного папочки вы слишком бессердечны!
   — Что, отчим понежнее был? — грязно усмехается гость. — Как любовничка называла, чухалка?
   — Я его называла козленочком! — отчаялась что-либо понять Алиса. — Мышонком, барсучком, петушком!
   Тут она замечает, что гость ее не слушает. Он застыл лицом после первых слов. Покачиваясь, прикладывается к бутылке, копается у себя в кармане на джинсах, вынимает какой-то гладкий продолговатый предмет, и вдруг с тихим щелчком из его ладони выскакивает широкое лезвие финки.
   — Козленочком, значит! — шепчет он, покачиваясь. — Ну, козла-то я из петли выну. По старой дружбе! — подмигивает он Алисе и идет к балконной двери.
   Игорь Анатольевич Мазарин, отследив по часам сорок минут, вышел из машины и задрал голову вверх. С темного неба сыпал легкий снежок, снежинки в вышине были не видны, а попадая в свет чужих окон, вдруг проявлялись и бросались к лицу, как застигнутая врасплох колючая мошкара. Игорь Анатольевич походил туда-сюда, сел в машину, поговорил о погоде с телохранителями, опять вышел и решил как-то напомнить брату на шестом этаже, что тот запаздывает. Он решил посигналить. Наклонившись, нажал на клаксон. Сразу же в окне первого этажа проявился возмущенный житель в майке. Житель грозил кулаком и широко разевал рот в крике, Игорь Анатольевич давил на клаксон, сыпал легкий снежок, житель первого этажа в майке так завелся, что бросился откупоривать свое окно, Игорь Анатольевич сигналил, сигналил, сигналил… Сначала ему почудился словно шелест какой-то вверху, а потом джип содрогнулся, потому что на него свалилось тело.
   Игорь Анатольевич успел в последний момент отпрыгнуть. Первым сориентировался телохранитель, который обычно сидит сзади водителя. Из окна высунулась ладонь и обхватила покачивающуюся, неестественно вывернутую руку свалившегося сверху мужчины.
   В другой руке упавший крепко зажал бутылку. Он дернулся несколько раз и затих.
   — Пульса нет, — доложил телохранитель выжидавшему в отдалении Мазарину.
   — Откуда упало? — поинтересовался хозяин, осматривая балконы.
   — Точно не заметил, но, по-моему, так, на всякий случай, нужно срочно забирать вашего брата и сматываться. Посигналить?
   — Нет! — крикнул Мазарин и с опаской посмотрел вверх. — Сигналить больше не будем.
   В окне первого этажа мужчина в майке прилип к стеклу и раздумал ссориться.
   Из подъезда вышел Григорий Анатольевич Мазарин. Он подошел к джипу, стащил за ногу упавшего, сел в машину и чистым, просветленным взглядом посмотрел на брата. Поскольку брат молчал, как отключенный, Григорий Анатольевич коротко объяснил:
   — Это ее отец. Пришел вдруг как-то не вовремя, не успели хорошо поговорить.
   — Гоша, — проникновенно обратился к брату Игорь Анатольевич, — ты что, решил проблему, не посоветовавшись со мной?
   — Некогда было советоваться. Девочка попросила меня помочь, я помог.
   Теперь она согласится выйти замуж. А ты смешной…
   — Я смешной?!.
   — Да. Цветы, шоколад, медвежонок! Хорош бы я был с букетом и коробками на балконе! Полным идиотом бы я был!
   — Почему?
   — Да потому что руки были бы заняты, не смог бы сделать ей приятное!
   Братья посмотрели на лежащее на земле тело. Из подъезда потянулись любопытные.
   — Если сейчас не отвалим, запишут как свидетелей, — процедил сквозь зубы телохранитель.
* * *
   “…Добрый день. Вы позвонили в прачечную Пенелопы. Прошу вас после сигнала оставить свой телефон. Вам обязательно перезвонят…”
   — Пенелопа, возьми трубку! Возьми, это Алиса, у меня проблемы, а я не знаю, звонить в милицию или не звонить!
   — Алло, я прачка, а не адвокат. Что случилось?
   — Я пришла домой, а в дверь позвонили. Я открыла, а мужчина совершенно незнакомый. Он вошел, сказал, что я его дочь, и ударил меня по лицу.
   — Та-а-ак. Достойный конец такого волнительного дня. Который час?
   — Половина первого. Подожди, это еще не все. Он вытащил из шкафа вещи корейца, свалил их в койнате в кучу и изгадил!